Текст книги "Модель событий"

Автор книги: Ольга Лукас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Брат просил. Вспомнить старые деньки, – неуверенно брякнул он.

– А чего он сам не приехал? Я бы ему рассказал какие-нибудь интересные истории об этих передачах.

– Брат на работе, это я сумел сбежать. А что за истории? Я с удовольствием их послушаю.

– А вам это интересно или вы из вежливости? – с подозрением спросил коллекционер.

– Да нет, какая там вежливость. Действительно любопытно стало, брат так интересно рассказывал.

– Правильно, вы же молодой совсем. Ничего не видели. И меня, наверное, не узнали.

Шурик в ужасе уставился на своего собеседника: ну точно, это был он самый. Александр Орехов, носитель желания, мальчик, говорящий басом, вундеркинд с бессмысленными способностями. И то верно – кто ещё будет хранить у себя дома оцифрованные видеопередачи с такой стариной?

– Я... молодо выгляжу, – пробормотал Шурик. – Но наверное, да, конечно. А меня тоже Александром зовут.

– Я вообще предпочитаю, чтобы меня называли Аликом, – предупредил вундеркинд.

– А я – чтобы меня Шуриком. Пойдёмте где-нибудь сядем?

– А вы угостите? У меня денег при себе нет. А все окрестные едальни меня знают как облупленного, в долг не кормят, хоть я и знаменитость. А знаменитость, если честно, сегодня даже не завтракала.

– Вот здорово – я тоже!

«Постарайтесь по возможности не тратить деньги на представительские расходы. Если носитель требует, чтобы вы встречались с ним в театре или в ресторане, делайте всё возможное, чтобы для вас это было бесплатно!» – любил повторять Константин Петрович. Сейчас выходило так, что Шурик нарушает этот завет дважды: не только сам наворачивает пирожные с горячим шоколадом, но ещё и Вундеркинда кормит блинами со сметаной.

Оказалось, что Алик Орехов вечно сидит без денег и питается только милостью своих родителей. Эх, родители! И угораздило же их тогда услышать, как он передразнивает пьяницу соседа. Сначала – районный смотр самодеятельности, где его заметил дядька из телевизора, потом – всесоюзная слава, потом – забвение.

– Очень, знаете ли, хочется быть нормальным человеком и заниматься нормальным делом, – вздохнул Алик.

– Вы, кстати, не знаете, зачем я всё это вам рассказываю?

– Потому что мне интересно. И я внимательно слушаю.

– Вы не журналист часом? Я тут распинаюсь, а у вас, может, диктофон за пазухой.

– Да нет у меня никакого диктофона. Обыскивать будете или поверите на слово?

– Если нет диктофона, это ещё хуже. Потом открываешь газету и читаешь о себе полную чушь: то, что человек запомнил, переврал, приукрасил. А мне потом с родителями разбираться.

– А почему вы до сих пор зависите от родителей?

– Вот это уж вам совсем ни к чему знать.

– Почему же? Хотите, я взамен расскажу что-нибудь про себя?

– А кому интересно что-нибудь про вас? Вы что же, звезда? Знаменитость? Тайный агент на задании?

– Как знать, – загадочно закатил глаза Шурик.

– Бросьте, обычный вы парень, студент, бездельник, я насквозь вас вижу. Может быть, журналистикой балуетесь? Вам что заказали? «Шокирующие подробности из личной жизни» или «Мутант на свободе»?

Другой бы на месте Шурика давно обиделся. Шурик же поставил себя на место собеседника: его, видимо, действительно достают журналисты, причём не самые профессиональные. Ну какому профессионалу, если смотреть правде в глаза, нужен этот подбитый пилот?

– Что, достают папарацци? – понимающе спросил Шурик.

– Угу, – шмыгнул носом Алик. – Звонят, когда меня нет дома, и мучают моих родителей. Они ведь и вправду думают, что я всё ещё звезда. Прихорашиваются, достают все архивы, готовятся к встрече с корреспондентом. А он хочет какую-нибудь жареную сенсацию выхватить. А старики потом смотрят телевизор и страдают.

– Ужасно! – искренне возмутился Шурик.

Родители Алика Орехова всю жизнь работали на скучных работах, рано вышли на пенсию, и популярность сынули была для них единственной отрадой. Каждое утро его будили не иначе как: «Просыпайся, наша знаменитость!», за обедом и ужином спрашивали о дальнейших творческих планах – хотя какие там планы-то? Ну, выпустил сборник рассказов. Никто его не заметил бы, если бы не фамилия на обложке. Ну, диск записал с одной андеграундной певицей: в трёх песнях на подпевках засветился, позволил поставить свою фамилию на обложку и тем самым помог певице пробиться куда-то, куда ей очень хотелось. Фотовыставку устроил – опять-таки совместную с кем-то. Везде его приглашали как приложение к отзвуку былой славы: как же, «Александр Орехов – ну конечно, мы где-то слышали эту фамилию».

– А работу найти вы не пробовали? – поинтересовался Шурик.

– Кто – я? – горько усмехнулся Вундеркинд. – А что я умею?

– Вам виднее. Но я бы на вашем месте устроился хоть грузчиком.

– Пробовал. Я не очень сильный, чтобы таскать на себе большие грузы, не очень наглый, чтобы убедить начальство в том, что на самом деле таскаю их. Денег на съём комнаты наскрести не удаётся никак, а родители как узнают, что я на работу устроился, так начинают твердить: «Ты губишь свой талант! Не разменивайся по мелочам!»

– Может, правда не стоит губить талант?

– Какой талант, дружище? Единственный мой талант – это умение говорить басом. Этим талантом обладает каждый второй представитель нашего пола. И каждая первая бородатая женщина.

– А вы часто встречали бородатых женщин?

– Знавал одну. Мы с такой дамочкой вели какое-то ужасное шоу за пару месяцев до того, как у меня сломался голос. Но дело не в этом. А в том, что я нормальный человек.

– Давайте сделаем так: я найду вам квартиру, где можно будет жить почти даром, вы спрячетесь от родителей и начнёте работать.

– Не могу я. Я бы давно убежал и скрылся, в деревню бы подался, но родители этого не переживут. Я же не изверг, верно? А если они будут знать, где я живу, то найдут способ забрать меня обратно.

– А они? Они разве не изверги?

– Это уже другой вопрос, – вздохнул Вундеркинд. – Спасибо большое за то, что угостили меня завтраком. Так в какой газете читать репортаж?

– Вы всё ещё думаете, что я – журналист?

– Не знаю, не знаю, – повторил Алик. – Журналисты обычно мыслят и изъясняются заголовками. Но вы ведь не просто так со мной сидите и внимательно слушаете, подперев кулаком щёку.

Шурик тут же выпрямился и спрятал руки под стол.

– Да сидите, как вам удобно, не в этом дело, – грустно усмехнулся Алик Орехов, – просто я вижу, что вы сейчас общаетесь не со мной, обычным, живым человеком, а с мальчиком, который говорил басом. Чем я могу быть полезен?

– Спасибо за диски. Я посмотрю и сразу верну вам.

– Вы же сказали, что они нужны брату?

– Ну, мы вместе с братом, в смысле, посмотрим.

– Вы не торопитесь, смотрите, сколько хотите. А когда надоест – можете выбросить на помойку.

– Я верну вам диски в целости и сохранности, – твёрдо сказал Шурик, – а вы можете выбросить их самостоятельно. И сказать родителям, что это сделал какой-то проходимец. В смысле, незнакомец.

– Что вы! Сам я не смогу. Я уже сейчас нервничаю и хочу отобрать их у вас со скандалом. Так что уходите поскорее, хорошо?

Шурик мельком взглянул на счёт, мысленно показал Константину Петровичу фигу, расплатился и ушёл. Уже в метро он вспомнил, что не взял у Алика номер его телефона.

Хотел было бежать назад, но понял, что на карточке не осталось поездок, а у него в кошельке – денег, достал из кармана «семейный архив Ореховых» и тут только заметил, что к каждому диску Алик предусмотрительно приклеил бирку со своим домашним телефоном, электронным адресом и номером ICQ.

Елена Васильевна, совсем как Джордж, тоже приходила в кафе задолго до открытия. Во-первых, ей нравилось потом попрекать этим фактом всех прочих работников: «Я тут с раннего утра корячусь, и ничего, а ты чего расселся (задумался, разговорился, зазевался и т. д.)?» Во-вторых, ей было скучно одной в огромной пустой квартире, но в этом она никому и никогда бы не призналась. Здесь, во владениях Хозяина Места, всегда происходило что-нибудь любопытное. Вот, например, сегодня приехал неизвестно откуда старый друг Георгия Александровича, нацепил дурацкий спортивный костюм и расхаживает по залам.

Дмитрий Олегович не смог внятно ответить на вопрос «чего это он тут шляется?», он его, кажется, даже не услышал. Перед тем как вернуться в большой прекрасный мир, он бродил по этому небольшому, но тоже прекрасному кафе: ведь так приятно, когда ни возле туалета, ни у входа, ни даже в служебных помещениях тебя не поджидает невидимая стена, о которую пару раз ударишься с разбегу – и вообще уже не захочешь в ту сторону ходить. Елена Васильевна восприняла его променад почти как личное оскорбление и вскоре уже шагала рядом, задавая вопросы. Дмитрий отвечал на автомате – вот уж по чему он, оказывается, совсем не соскучился, так это по человеческому общению. Редкие беседы с Эрикссоном были куда содержательнее и ценнее, чем все вместе взятые разговоры, которые выпадают за день обычному городскому жителю.

– Елена Васильевна, не приставайте к нему, пожалуйста, он очень устал, – умоляющим тоном попросил Джордж, когда эти двое проходили мимо него.

– Всё прекрасно, – кивнул Дмитрий Олегович.

– Вот, Жора, и сам ты – человек приличный, и друзья у тебя как на подбор, – восхищённо произнесла Елена Васильевна с такими интонациями, будто она сама в своё время так хорошо воспитала и Джорджа, и его друзей. – И возразить тебе нечего, – продолжала она, не дождавшись ответа. – Всё же моя Машка – дурища, каких мало. Где бы ей найти себе такого парня, как твой друг Дима. Так нет же, связалась с этим прохиндеем очкастым, у которого вместо сердца – плазменный калькулятор!

– А что за дочка? Как зовут, сколько лет? – лениво поинтересовался Дмитрий Олегович. Не то чтобы он соскучился по людям. Но девушки – это ведь совсем особенные люди, ну если повезёт встретить такую, которая почти всегда молчит...

– Машенька. Машенька Белогорская, уже совершеннолетняя! – тут же приготовилась расхваливать товар Елена Васильевна. – Хорошая такая девочка, только немножко дура...

– Отставить, – ударил себя по рукам Дмитрий Олегович и даже отшатнулся. – Ваша хорошая девочка мне прекрасно известна. Она мне даже отказала как-то раз.

– Дура, я же о чём и говорю! – удовлетворённо констатировала мать и оставила потенциального жениха в покое.

Постепенно зал наполнялся посетителями: кто-то пришел позавтракать, кто-то поужинать после весёлых ночных приключений, одноместные столики возле стен заняли серьёзные молодые люди с ноутбуками, возле барной стойки уселись школьницы, решившие прогулять первый урок. Джордж взглянул на них и решительно заявил, что вот сейчас они с другом поднимутся наверх и кое о чём поговорят, а потом он вернётся и сменит бармена за стойкой. И если к этому времени девочки всё ещё будут тут, то придётся сходить за их классным руководителем.

– Забыл себя в их возрасте? – напомнил Дмитрий Олегович. – Ну кто бы помешал нам прогуливать уроки тогда, когда мы этого хотели? Вспомни, что случилось с Селёдкой, когда она...

– Мы вели себя плохо! – твёрдо произнёс Джордж. – Я это понял уже давно.

– Неужто даже покаялся на развалинах любимой школы? – ядовито поинтересовался Дмитрий Олегович, шагая вверх по лестнице.

– А что, школу разве разрушили? – испуганно спросил Джордж.

– Тебе виднее. Мне-то наплевать. Просто я решил, что ты встречаешься с нашими бывшими одноклассниками...

– А ведь это идея, – задумчиво сказал Джордж. – Может, сходим в гости к нашим старым учителям?

– Если ты хочешь, чтобы они все поседели от ужаса, то давай сходим. Этот чудовищный Маркин вместе с этим сумасшедшим Соколовым возвращаются и наносят последний удар! Но я бы не рекомендовал. Из человеколюбивых соображений.

– Из человеколюбивых, надо же! – покачал головой Джордж, открывая дверь в свою квартиру. – Что это с тобой?

– Да сам не знаю. Такое ощущение, что я не в Питере. А где я тогда? – строго спросил «этот чудовищный Маркин», немедленно узурпируя права на просторные мягкие тапки.

– Ты – у меня в гостях!

Дмитрий Олегович огляделся по сторонам и первым делом отметил целую шеренгу пустых двухлитровых бутылок, выстроившихся вдоль стены. Он даже считать их не стал, просто хмыкнул многозначительно, но хозяин сделал вид, что не заметил его реакции, а может быть, и в самом деле не заметил.

В кухне гостя ожидала ещё более живописная картина: на столе стояла пятилитровая бутыль, до половины наполненная мутноватой жидкостью, достойная какого-нибудь Тараса Бульбы, но никак не утончённого питерского молодого человека.

Бутылки с напитком громоздились и под столом, а на подоконнике они стояли в два ряда.

– Тут проходили съёмки фильма «Особенности национального малого бизнеса»? Или ты запил? – поинтересовался Дмитрий, оглядев бутылочное воинство.

– Это я настойки делаю. Для бара.

– Ты же у нас был по кофе спец?

– И остался им. Но людям иногда и покрепче напитков хочется. Нашел в Интернете сайт, там всё подробно прописано. Кое-что Елена Васильевна посоветовала. Вечером устроим дегустацию.

– Начинается... – мрачно сказал Дмитрий Олегович.

Традиция, которую невозможно нарушить. Встречаясь со старым другом после любой, даже самой короткой разлуки, он поддаётся на провокацию и погружается в алкогольные пучины. Когда наступает утро, эти двое знают друг о друге всё, что приключилось за время, проведённое поврозь, словно не расставались.

– То ли ты действительно делаешь жизнь человека в этом городе сносной и даже приятной, то ли славный, добрый Эрикссон меня так хорошо умордохал, но на этот раз мне нравится наш город, – немного помолчав, сказал шемобор. – Не настолько, конечно, чтобы я захотел остаться здесь навсегда. Сколько же времени прошло с тех пор, как этот чёрт уволок меня в свою преисподнюю?

– Месяца три-четыре.

– А почему зима на улице? Когда я был здесь в прошлый раз, тоже была зима.

– Поздняя весна, так часто бывает в любимом тобою городе. Вспомни, как мы в апреле с горки катались вместо того, чтобы писать контрольную по алгебре.

– Всё равно мне здесь нравится. Но не надейся, что я полюблю Петербург только за то, что в этот раз меня так хорошо принимают.

– Я знаю, почему ты не любишь наш город, – улыбнулся Джордж и заглянул в холодильник. – Вы слишком похожи.

– Правда?

– Ты видишь в нём свои худшие качества. Те, от которых мечтаешь избавиться. И качества эти по масштабам соразмерны самому городу. Они смотрят на тебя с каждого фасада, из-под каждого моста, свешиваются со всех фонарей и плещутся во всех каналах. Ты хочешь забыть о своих недостатках, но куда там! Они везде, они окружают тебя и глумливо зазывают в свой хоровод.

– Красиво рассказываешь. А что за качества-то? Разве у меня есть хоть один недостаток?

– Вон зеркало стоит в прихожей. А вот окно – прямо перед тобой. Смотри куда хочешь, там всё увидишь, а мне лень перечислять.

– Не могу я на себя в зеркало смотреть. В твоём спортивном костюме я похож на...

– Тебя всегда отличала потрясающая способностью быть благодарным. Прогуляйся в комнату, поройся в шкафу, поищи что-нибудь для себя, а я пока приготовлю завтрак. На крайний случай у тебя всегда остаётся то симпатичное рубище, в котором ты вернулся на побывку.

Дмитрий Олегович – будто только и ждал этого предложения – и в самом деле отправился проводить ревизию Джорджева гардероба, но очень скоро вернулся обратно.

– Слушай, у тебя есть вообще нормальная, человеческая одежда? – поинтересовался он у хозяина. На нём снова было его «симпатичное рубище».

– В каком смысле? – уточнил Джордж.

– Нормальная – это, в смысле, без вот этих вот твоих выкрутасов. Я перебрал весь шкаф.

– Так быстро?

– О’кей, почти весь. Всё барахло, которое более менее мне впору, выглядит как карнавальные костюмы. Везде какая-нибудь бздюшечка, заплатка, пуговица, а если нет этого, то цвет такой, что даже клоуны в цирке засмеют. Где ты только всё это покупаешь?

– Обыкновенная дизайнерская одежда. Вполне функциональная, – пожал плечами уязвлённый Джордж, – а если ты про жёлтые в клеточку брюки и зелёный пиджак – то да, это карнавальный костюм. Одна знакомая устраивала стиляга–пати, я приобрёл вещички по случаю в секонд-хенде.

– А обычный, нормальный костюм ты по случаю не приобрёл?

– Ты имеешь в виду офисный стиль а-ля менеджер среднего звена? Ты готов по доброй воле, без принуждения работодателя, облачиться в эту унылую униформу?

– Давай не будем о моём работодателе, – поморщился Дмитрий Олегович.

– Посмотри потом повнимательнее, наверняка найдёшь что-нибудь по вкусу, – примирительно сказал Джордж и выставил на стол чудо-запеканку, от одного вида которой Дмитрий Олегович на несколько мгновений забыл обо всём.

Джордж сначала с восхищением, потом с некоторым ужасом наблюдал за тем, как его старый друг, прежде не замеченный в обжорстве, уплетает один кусок за другим. На бледных свежевыбритых щеках этого новоявленного чревоугодника появилось некое подобие румянца, он даже воротник своей застиранной рубашки расстегнул – так согрелся. На шее у Димы Маркина Джордж приметил тонкую металлическую цепочку с зеленоватым камнем.

– К слову об украшениях, – произнёс он. – Что это на тебе? Неужели амулет? Надо полагать, ты стал суеверным и, может быть, даже втайне постишься и отбиваешь поклоны?

Дмитрий Олегович прошипел, что это подарок одной милой барышни, о которой он время от времени с нежностью вспоминает.

– Ты стал натурой романтической! Как это на тебя не похоже. Видимо, рабство сделало тебя другим человеком.

– Конечно, другим. Когда несколько месяцев не видишь ни одной, даже самой завалящей девицы, остаётся только глядеть на этот скромный сувенир и вспоминать о весёлых деньках, – резко ответил шемобор и наглухо застегнул ворот рубашки.

– Теперь ты снова можешь стать собой. Ты вернулся в огромный город. Тут масса соблазнов. Так что снимай этот кулон поскорее – он выглядит более чем дёшево.

Дмитрий Олегович был бы и рад снять с шеи этот камень, но сие было невозможно. Амулет повесил ему на шею сам Эрикссон. Поскольку Дмитрий Маркин числился подмастерьем шемобора второй ступени, то ему запрещалось причинять вред живым людям. Шемоборы, покинувшие этот мир, доверяют коллегам, поскольку не могут скрывать друг от друга свои мысли, но лучше подстраховаться. А то, не ровён час, захочет Эрикссон разделаться с кем-то из своих прижизненных врагов руками подмастерья. Амулет на шее проследит за тем, чтобы всё было спокойно. Дабы не усложнять наблюдающий механизм, подмастерье не может вредить даже заклятым врагам, мунгам. Впрочем, и мунги ему навредить не способны – до тех пор, пока он носит на шее цепочку с невзрачным зеленоватым камнем. Ну а если попробует её снять, скорее всего, прямо на месте получит повышение по службе.

Дмитрий Олегович, распробовавший вкус свободы, вовсе не собирался вновь – теперь уже навсегда – расставаться с простыми радостями жизни. Поэтому он мысленно выкинул любопытного Джорджа в окно и продолжал свою затянувшуюся трапезу.

«Костя, мне кажется, что ты в состоянии справиться с этим делом сам», – мягко сказал Даниил Юрьевич, когда Цианид попытался поведать ему, как жестоко обошлась с лучшими мунгами этого города бессердечная Модель Событий. «Костя» – это нехороший сигнал. Когда шеф называет своего помощника по имени, тому надлежит согласиться со всеми доводами, проглотить возражения, отбросить сомнения и покинуть кабинет. Иначе всё равно придётся позорно отступать, но прежде – принять удвоенную дозу воспитательных колотушек. На этот раз Константин Петрович внял голосу разума, сказавшему буквально следующее: «Костя, отправь к ней ещё кого-нибудь, а когда он тоже вернётся ни с чем – пусть сам с шефом и объясняется». Почему-то голос разума сегодня тоже решил обратиться к своему обладателю по имени. Впрочем, это был какой-никакой, а прогресс: прежде он изъяснялся предельно грубо: «Слышь, ты, самый умный опять? Заткнись и проваливай!»

Галина и Марина Гусевы, на взгляд коммерческого директора, могли бы стать идеальными укротительницами бешеных Вероник. Возможно, они смогут развеселить её настолько, что в этом холодном и сыром городе наступит тропическая жара. И тогда все, кто уехал отсюда в поисках тепла, вернутся обратно. Константин Петрович уже мысленно танцевал сальсу с Машей Белогорской на набережной Адмирала Макарова. Маша была в струящемся шёлковом платье, он – в белых штанах, цветастой рубахе и какой-то широкополой шляпе, как вдруг всё закончилось. Не было вокруг ни солнцем залитой набережной, ни беспечно танцующей Маши, всё пропало в одно мгновение, стоило ему только войти в кабинет воинственных бабулек Гусевых, тот самый кабинет, который никто из сотрудников Тринадцатой редакции без крайней необходимости старался не посещать.

В самом центре помещения, лаконичного, как палатка спартанца, на трёхногом стуле сидел обмотанный проводами Виталик, а славные старушки мастерили неподалёку что-то вроде виселицы. Практически смастерили уже – оставалось только приладить к ней преступника.

– М!.. – промычал Виталик (ему, ко всему прочему, ещё и рот заткнули) и очень выразительно посмотрел на петлю, а затем на двух сестёр, при помощи портативной рулетки замеряющих высоту от пола до потолка.

– Что здесь происходит? – строго спросил Цианид, хотя голос разума шепнул ему: «Молча делай ноги!»

– Устраняем неполадку, – коротко ответила Галина, свернула рулетку и что-то записала на клочке бумаги.

– Слушай, а если пачку с книгами под ноги ему подсунуть. Как раз по размеру, а разницы никакой: пятнадцать сантиметров до пола или пятьдесят – подёр гается и затихнет как миленький, – произнесла Марина, видимо продолжая разговор, прерванный появлением коммерческого директора. – Давай отвязывай гада.

Не обращая внимания на Константина Петровича, сёстры Гусевы сноровисто размотали шнур, которым был связан несчастный Техник, вынули у него изо рта кляп, но так крепко стиснули беднягу в своих объятиях, что он молчал и лишь беспомощно вращал глазами. Только тут Константин Петрович понял, что именно с парнем не так. На нём не было очков, и выглядел он без них как-то совсем по-детски. Это и решило его судьбу: Константин Петрович ещё в школе защищал маленьких от произвола взрослых – была у него такая самопровозглашенная общественная миссия.

– Зачем ребёнка мучаете? А ну прекратите! – возвысил голос этот борец за справедливость.

– Слушай, начальник, шёл бы ты отсюда, а? – миролюбиво предложила Галина Гусева

«Вот! А я о чём!» – вторил ей голос разума.

– Отпустите, говорю, ценного сотрудника, или я буду вынужден...

– Ты же не знаешь, в чём дело. Я тебе скажу – так ты сам его первым прикончишь, – повернулась к Константину Петровичу Марина. – Он нам бухгалтерию вместо того, чтобы починить, доломал окончательно. И дела встали. Все дела, даже те, о которых мы вчера сговорились!

– Да у неё срок регистрации... – пискнул было в своё оправдание Виталик, но договорить ему не дали.

– Короче, мы терпим убытки, – продолжала Марина. – И знаешь, кто тому виной? Вот он...

– Отставить! – Константин Петрович был непоколебим. – Не забывайте, мы гуманная организация! Мы несём людям радость и освобождение и даже самым распоследним гадам должны предоставлять последнее слово! Не держите его за горло и поставьте, пожалуйста, на ноги. Вот так. А теперь говори, что ты там натворил.

– Ничего я не творил, – буркнул Виталик, делая несколько маленьких шажков в сторону своего спасителя, – срок регистрации истёк, а я же не знал, я же думал, что кто-то за этим следит.

– Некому, кроме тебя, следить! – прошипела Галина и снова потянулась к горлу совершенно растрёпанного и потерянного Техника.

– Мне нужен отдых! – строптиво заявил тот, отступая от своих мучителей ещё на несколько шагов. – Я не железный, я способен ошибаться, и буду ошибаться ещё чаще, если загружать меня однообразной работой семь дней в неделю.

– А, вот и прекрасно! – потёр руки Константин Петрович. – Живенько отдайте его мне, я его как следует накажу, в смысле, дам парню заслуженный отдых. Я ведь пришел сюда как раз по поводу отдыха. Ты же не мыслишь отдыха без общения с девушками?

– Это сильное преувеличение, – буркнул Виталик и принялся ощупывать полки в поисках своих очков.

– О’кей, тебе с людьми общаться нравится? – искушал Цианид.

– Смотря с чем сравнивать, – угрюмо ответил Виталик, нацепил очки и искоса посмотрел на Марину с Галиной, которые в любой момент могли продолжить свои ужасные приготовления.

– С работой. Что бы ты предпочёл – поковыряться ещё полдня в компьютерах или с живыми людьми поболтать? – почти промурлыкал Константин Петрович.

– Допустим, с живыми людьми, если они меня мёртвым не собираются делать, а к чему ты клонишь?

– Ну, есть у меня на примете человек, с которым надо бы пообщаться. Вот пойди и пообщайся. Заодно отдохнёшь.

– Вообще-то мне нравится общаться далеко не со всеми людьми. Нет, если, конечно, надо – я с кем угодно общий язык найду, ты знаешь. Если мне рот не затыкать... – Виталик снова взглянул на сестёр Гусевых. – Только если вдруг люди оказываются неинтересными или неприятными – то для меня такое общение из отдыха превращается в работу, так и знай. А от работы я устал!

– Ну что ж! – лучезарно улыбнулся Константин Петрович. – Тогда твоё счастье – в твоих руках. Иди пообщайся с девушкой и постарайся, чтобы тебе это понравилось. Тогда заодно и отдохнёшь.

– А если мне это не понравится? – начал было торговаться Виталик.

– Тогда ты просто хорошо поработаешь ради общего дела!

– И это происходит в гуманной организации! – воздел глаза к небу Техник. Привычная нагловато-восторженная вальяжность вернулась к нему удивительно быстро.

– Нет, конечно, если хочешь, я могу уйти и оставить всё, как было, – задумчиво почесал переносицу Константин Петрович.

– Это очень разумно, – вступила в разговор Марина. – Уходи уже поскорее, а девку мы потом сами... пообщаем.

– Ладно, я согласен даже на любимую дочь Бабыяги. Где она, эта красуля, я уже лечу в её сладостные объятия! – с энтузиазмом воскликнул Виталик и, пока его не линчевали по-настоящему, проворно выбежал в коридор, даже не убедившись в том, что Цианид последовал за ним, а не остался заложником кровожадного торгового отдела.

Остановился Виталик только в приёмной – посмотрел по сторонам, увидел милую, добрую Наташу, уже через секунду протягивавшую ему чашку горячего ароматного кофе, аптечку первой помощи и шкатулку с рукоделием (одежду Техника надо было слегка подреставрировать), и плюхнулся на диван.

– Только что я спас жизнь вот этого лохматого бездельника, и он теперь мой должник, – потирая руки, заявил Цианид и плотно прикрыл за собой дверь в коридор.

– Неужели они не шутили, когда говорили, что хотят вырезать ему сердце? – в ужасе воскликнула Наташа.

– Шутили, – мрачно ответил Виталик. – На самом деле они просто решили меня удавить, хотя я объяснял им, что они сами должны следить за такими вещами, это их рабочий инструмент, они ещё пусть меня ножи свои точить приставят в таком случае! Ладно, вечный кредитор, запиши на мой счёт и этот долг тоже. Тебе же не привыкать.

– Ты, я надеюсь, не забыл об условии своего счастливого освобождения? – мрачно поинтересовался Цианид, уже давно поставивший крест на деньгах, в разное время одолженных этому мерзавцу.

– Не забыл. Надо пригласить на романтический ужин дочку Бабы-яги и постараться самому не стать её романтическим ужином. Рассказывай, как выглядит повелительница моих ночных кошмаров?

– Довольно высокая, с тебя, наверное, ростом. Волосы светлые. Брови тёмные. И глаза... – Константин Петрович поёжился, вспоминая взгляд этих ледяных глаз.

– А, я понял, о ком ты. Можешь не рассказывать дальше, я видел, как Кастор её изображает, – быстро сориентировался Виталик. – Значит, обаяние врубаю на максимум!

Он уже был готов покинуть пыльные объятия старого дивана и даже почти рывком встал на ноги и сделал несколько решительных шагов в сторону вешалок с одеждой, но тут в приёмную очень некстати заглянули Денис и Шурик.

– О, вот и ты, как раз вовремя, – непонятно кому обрадовался Виталик, снова откинулся на спинку дивана и, привычно ударив пальцем о палец, установил защиту.

Константин Петрович взглянул на него с нескрываемым превосходством: кто бы мог подумать, что этот разгильдяй учил ставить защиту его, самого Цианида, признанного мастера своего дела?! Бедняга до сих пор не научился даже обходиться без этой детсадовской распальцовки, не говоря уже о том, чтобы освоить более сложные приёмы.

– Здравствуй, Виталик, мы сегодня, кажется, ещё не виделись, – проговорил Денис.

– О, и ты здесь. Ну, привет. А у меня вот к нему дело .

– Ко мне? – удивился Шурик и замер с кружкой наперевес.

– Да, да, к тебе, – кивнул Виталик. – Ты вчера у меня на столе оставил и датчик, и распечатку информации по Вундеркинду. Это тонкий и элегантный намёк на то, что я должен взяться за дело сам? Все отказались, а Виталик у нас безотказный, конечно! У меня ведь всё не как у людей – сорок восемь часов в сутках, и спать мне совсем не надо, это понятно!

– Ты знаешь, а я без всякой ориентировки нашёл этого Вундеркинда, – смущённо признался Шурик

– Вот и продолжай работать, – вмешался Константин Петрович. – А ты, Виталик, не рассиживайся – Вероника ждёт. Координаты я тебе выдал, так что путь свободен.

– Вероника? – переспросил Денис. – Та самая, от которой зависят судьбы всей планеты?

– Да не судьбы, а так, погода, то-сё, – успокоил его Виталик. – Поглядим, что тут можно сделать.

– Я бы не стал доверять такое ответственное дело Виталику, – тихо, но твёрдо сказал Денис.

– Опа! – Техник моментально повернулся в его сторону. – Я – слабое звено? Расскажи скорее, чем тебе я не хорош?

– Ты безответственный, – припечатал Денис.

– Эй, ты чего? – дёрнул его за рукав Шурик, но Денис только отмахнулся.

– Слушай, а может быть, ты сам хочешь попробовать охму... поработать с этим делом? Так я тебе с удовольствием уступлю, – предложил Техник.

– Нет, я не справлюсь, – помотал головой Денис.

– А как у тебя, кстати, с девушками? Ты начал уже с ними встречаться? – полюбопытствовал Виталик.

– Это к делу не относится.

– Ещё как относится. В твоём возрасте я уже...

– В моём возрасте – каком? В том, который указан в паспорте? Или в том, который знает только Даниил Юрьевич? Ты оперируешь недостоверной информацией, это отметает все возможности для дальнейшей дискуссии. А жить в одной квартире с девушкой я не готов. Ещё свежи воспоминания о тех временах, когда я просыпался с мыслью о том, какой сюрприз мне сегодня готовит сестрица Алиса и как я из этого выпутаюсь.

– Да зачем же сразу жить вместе? Для начала надо потренироваться... А потом, может быть, войдёшь во вкус и не захочешь останавливать выбор на одной какой-нибудь кандидатуре, – решил поделиться опытом Виталик.