Текст книги "Игры кавалеров"
Автор книги: Ольга Лебедева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)
11. ЗДЕСЬ ОБОЛЕНСКИЙ МЕЧТАЕТ СТАТЬ ГЕРОЕМ РОМАНА, ПОСКОЛЬКУ В СОБСТВЕННОЙ СЕМЬЕ ЕМУ ВРЯД ЛИ СУЖДЕНО ВЕРХОВОДИТЬ!
– Ну-ну, не балуй! – нежданно послышался совсем рядом резкий окрик. Причем кричала женщина – требовательно и возмущенно.
От неожиданности Орлов обернулся.
Из лесной чащи с гиканьем и свистом вывалила толпа мужиков. Все были вооружены – косами, вилами, а у иных в руках были даже охотничьи ружья. Впереди этого странного воинства, подобрав юбки и полы длинной лисьей шубы, решительно шагала, поминутно проваливаясь в сугробы, пожилая дама весьма колоритной наружности. Более всего она походила на кочан капусты, столь великое множество одеяний было на ней. Наверное, даже пистолетная пуля оказалась бы бессильной пробить все эти шубы, салопы, кофты и юбки, украшавшие эту удивительную женщину.
– Воло-о-одя! – трубным иерихонским гласом заревела эта уездная амазонка. – Воло-о-одька, чертов сын! Где ж ты есть, а?
– Систер… – восхищенно прошептал Оболенский, без Сил опускаясь на снег. – Ну, бой-баба! Нет слов…
Орлов несколько раз лихорадочно оглянулся, точно затравленный волк, и, наконец, решился. Оттолкнув от себя Татьяну, так что та полетела наземь со всех ног, он кинулся наутек. В три прыжка добрался до коня, вскочил в седло и погнал своего верного Орлика в снеговую метельную заверть.
Оболенский вскинул пистолет и выпалил вослед Орлову. Из «лепажа» вылетела дымная струйка, но пуля не причинила вреда беглецу, притом что Владимир, как мы уже знаем, был отменным стрелком.
– Порох отсырел! Ну, что ты будешь делать… – разочарованно воскликнул геттингенец.
На скаку граф обернулся и что-то яростно прокричал. Однако порыв ледяного ветра тут же налетел на него, он задохнулся и, отчаянно замахав руками, схватил ускользнувшие на мгновение поводья. В следующую минуту граф уже умчался в поле, за которым темнели сквозь снежную пелену тумана спасительные для него рощи Потоцких дубрав.
Тюленевские мужики тем временем обратили в бегство оставшихся кавалеров ордена Гименея. Незадачливые кавалеры под натиском превосходящих – и весьма грубого свойства! – сил противника уже нахлестывали лошадей, отчаянно увязавших в снегу, который во множество намело за ночь в лощинах и буераках здешних лесов. Впереди же всех бесславно скакал Орлов.
– Ну, слава те Господи, живы! – пробасила тюленевская помещица, с шумом переводя дух. – Эх, Володька, отчаянная твоя голова, почто родную тетку не слушаешь? Приехал бы перво-наперво ко мне, чайку бы откушали, обмозговали все твои заботы. А это вы кого воюете-то?
– Питерских, – кратко пояснил Оболенский, влюбленными глазами глядя на свою отважную тетку.
– А-а-а… – протянула та, абсолютно удовлетворившись столь странным ответом. Точно речь шла о мужиках из соседней деревни, пришедших в ее имение озорничать и пьянствовать на престольный праздник!
Более того, сельская воительница неожиданно сунула пальцы в рот и так оглушительно засвистала вослед беглецам, что у Владимира страшно засвербело в голове, а Ольга с немедля заткнули уши, изящно – мизинчиками.
Тем временем Оленин словно стряхнул с себя страшное оцепенение последних драматических минут схватки. Вызволив из сугроба барахтавшуюся там Татьяну и передав ее на попечение Марьи Степановны, он стремглав кинулся к Оболенскому.
– А где Орлов? Где этот мерзавец? – запальчиво выкрикнул Оленин, озираясь вокруг, все еще не остыв от горячки сражения.
– Где еще положено быть мерзавцам? – усмехнулся Владимир. – Разумеется, в бегах. Конных, прошу заметить!
Он кивнул в сторону белой целины снежных полей, туда, где в утреннем морозном тумане мелькал конный силуэт, медленно удаляясь в сторону тракта. Позади, немного поотстав от предводителя, нахлестывали коней остальные кавалеры ордена святого Гименея.
– Так надо за ним! Догнать разбойника!! – воскликнул Евгений, озираясь в поисках лошади.
– Бесполезно, – констатировал Владимир, смерив взглядом расстояние до удалявшегося графа. – По такому снегу нам его не догнать, уж поверь на слово.
– Ах, каналья… – выругался молодой человек и вскинул пистолет, яростно щелкая заевшим, по-видимому, курком.
– Не трудись, мой друг, он уже разряжен, – спокойно заметил Оболенский, указывая на бесполезный теперь длинноствольный «лепаж». – Да и будь там пуля и сухой порох – я бы не стал стрелять с такого расстояния ни в коем случае. Орлова уже определенно не достать, даже из швейцарского ружья.
– Что же делать? – растерянно пробормотал Оленин, все еще сжимая в руке холодную рукоять пистолета. – Ведь уйдет, непременно уйдет, подлец.
– Не уйдет, – сурово молвила Марья Степановна. – Я гонца послала к соседям, Шубиным да Яновским. Они аккурат за тем леском проживают. Должны мужиков послать сюда, мне на выручку. Глядишь, и изловят беглецов.
И она ткнула пальцем в сторону Потоцких дубрав.
– Откуда ж ты знала, милая систер, куда мерзавец направится? – восхищенно воззрился на нее племянник.
– Дак я и о мерзавце-то вашем не ведала, – пожала плечами старая барыня. – Только тут два пути всего и есть: либо по тракту, либо через рощи на выселки. Тракт сторожить нечего – лихой человек его завсегда сторонится. Остается Потоцкий лес, вот и вся недолга.
– Быть бы тебе тетушка министром – цены бы тебе не было, – изумленный уж в который раз смекалкой и житейским опытом Марьи Степановны, воскликнул Оболенский.
– А мне и так цены нет, – усмехнулась тетка. – Я и крепостных своих ни единого не продала и не продам. Разве ж слыханное это дело – живыми людишками торговать равно скотом? Мы же не арапы какие, прости господи. У меня еще совесть есть.
И она истово перекрестилась, после чего подмигнула.
– А теперь шагай за мною, молодежь. Нечего вам тут мерзнуть. Да и в вертепе этом, прости Господи, делать нечего таким благородным молодым людям. Едем ко мне, в Тюленево, там все и расскажете.
– Одного я не пойму, – вышагивая по лесным сугробам с самым беззаботным видом, разглагольствовал Владимир. Он вообще был неунывающим человеком, и драматические события на «дуэли», похоже, только взбодрили и растревожили его живой и быстрый ум.
– Куда это, интересно бы знать, смотрят нынешние романисты? Ведь взгляните на всю эту историю, героями которой мы невольно оказались? Это же истинный сюжет для авантюрной книжицы, да еще и с романтическими переживаниями, воздыханиями и прочей чепухой!
– Вот и пропиши обо всем этом, – предложила Ольга.
Татьяна шла, опираясь на руку Оленина, и лицо молодого человека было исполнено, наверное, наивысшего блаженства, когда-либо испытанного им в жизни.
– Увы, не имею к тому словесного дара, – пожал плечами Оболенский. – Вот пусть Оленин лучше напишет. Он умеет благородные мысли излагать похлеще моего. Одно слово, дипломат. Я-то больше по научной части…
– На кафедре небось? – язвительно подсказал ему товарищ.
– А хотя бы и там, – махнул рукою Владимир. – Да только и ты, братец, ленив. Чтоб книжки сочинять, надобно терпение иметь и усидчивость.
– Эх, вы, сочинители! – возмущенно выкрикнула Ольга. – Может быть. Вы нам с Таник прикажете романы писать? А, подруга, как ты поглядишь на сей презабавный фортель?
Татьяна лишь тихонечко вздохнула в ответ на ее слова.
– Есть у меня на примете один юноша, – улыбнулся Оленин. – Молод еще, разумеется, но уже теперь талант в нем поэтический имеется.
– Да ты сам читал ли его вирши?
– Самому не довелось пока, но кой-какие друзья ознакомлены. Думаю, пройдет лет пять-десять, и быть ему надеждою российской словесности.
– Ну, коли так, расскажи ему нашу историю, – усмехнулся Владимир. – Да смотри, чтоб не приврал для форсу, а то знаю я их, сочинителей. И про графа, и про его кавалеров, да и дуэль не позабудь упомянуть – для занимательности сюжета.
– Про графа лучше не надо, – впервые робко подала голос доселе хранившая молчание Татьяна. – Лучше о любви, это ведь всем интересно.
Оленин посмотрел на нее с нежностью, и девушка, почувствовав его взгляд, даже не поднимая глаз, тут же зарделась как маков цвет.
– Думаю, все равно приврет, – заключил Оболенский.
– И слава Богу, – убежденно молвила Ольга. – Еще не хватало, чтобы вся эта история всплыла на страницах модного романчика. Ты что же, Володька, хочешь, чтобы весь свет обсуждал Татьянин роман с этим проходимцем?
Татьяна умоляюще посмотрела на подругу, безмолвно прося, конечно же, более не касаться этой темы уж никогда.
– Ладно, графа вычеркнем, – покладисто согласился Оболенский. После чего тут же провалился одной ногою в сугроб, скрывавший под собою предательскую ямку. – Но дуэль надобно оставить беспременно.
– И имена изменить, и фамилии беспременно, – безапелляционно потребовала Ольга. – Не хватало еще, чтобы…
– А похожие можно? – поскорее перебил свою упрямую и своенравную невесту Оболенский.
– Похожие, думаю, можно, – милостиво согласилась Ольга. – Вот ты, к примеру, можешь быть…
Она задумалась на мгновение.
– Заболенский, вот!
– Типун тебе на язык, егоза, – тут же отругала ее идущая впереди тетка, даром что была туга на ухо. Во всем, что касалось ее дражайшего племянничка, она была отменна – и зрением, и слухом, и сметкой, как мы уже имели случай убедиться. – Еще хворь какую накличешь на нашего Володеньку, с такою-то фамилией! Заболенский – это ж надо такое выдумать…
– Ну, тогда Оленский. Или просто – Ленский, – предложила взамен Ольга.
– Оленский – это лучше, – мягко сказала Татьяна. – А еще лучше – Оленькин. Верно, Владимир?
– Ну… разумеется, – пожал плечами Владимир, за что был удостоен фальшивой и приторной улыбочки Ольги. – Но пусть в романе будет больше про дам.
– А по мне, так лучше – про кавалеров, – потребовала Ланская. – Да вывести на свет божий все ваши мужские хитрости и змеиные уловки. Как вы дам вечно норовите обольстить, как распускаете хвосты перед ними. А на деле… на деле вся ваша любовь и высокие чувства – всего лишь игры. Игры кавалеров, вот! Точно кошки с мышками.
– А вы тоже хороши… – обиженно возразил Оболенский. – Уж коли написать о дамах всю правду, сударыня…
Так, весело пикируясь и перебрасываясь шуточками, они в скором времени вышли из лесу. Ветер тут задувал сильнее, и молодым людям пришлось поднять воротники, а барышням плотнее закутаться в шали. Впрочем, конец их злополучным мытарствам был уже близок.
У обочины дороги их ожидали сани с десятком самых рослых мужиков, вооруженных кто ружьем, кто пистолем, а один, самый здоровенный, сжимал в руках допотопную пищаль, хорошо, если еще только екатерининских времен. Громоздкая и изрядно проржавевшая, она, видимо, хранилась где-то в погребах Марьи Степановны бог знает сколько лет, и ее механизм давно уж пришел в негодность.
– Поедем, пожалуй, – велела тетушка. – После таких треволнений самое лучшее средство – калиновая наливка, самовар да жаркая печь. Там и расскажете доподлинно, что с вами приключилось, и откуда взялся сей мерзавец.
После чего, истово перекрестясь, она уселась в головной возок. Следом за нею в санях разместились и молодые люди, причем на сей раз ехать решили попарно: Оболенский с Ольгою, а оленин рядом с Татьяной. На последних санях уселся давешний мужик со своей горе-пищалью. Он с воинственным видом оглядывал округу и любовно поглаживал своего ржавого ветерана огнестрельных дел.
Молодые люди, единожды глянув на сего Анику-воина, разом прыснули со смеху.
– Ну, чистый Иван Грозный, – констатировал Оболенский.
– Бери выше, – возразил Оленин. – Сей муж никак не ниже Александра Македонского.
– Да какой там Македонсков! – откликнулась с головного возка туговатая на уши Марья Степановна. – Никакой и не Лександра он вовсе. Митрий это, Ушаков, мой кузнец. Здоровущий черт, подковы в руках гнет, между прочим, – с гордостью прибавила она.
– Что ж он: кузнец – а оружие заржавлено? – еле удерживаясь от смеха, с притворной строгостию молвил Владимир.
– И то верно, – позевывая от недосыпу, откликнулась тетка. – Надо будет велеть ему подремонтировать. А то не ровен час – вон какие нынче у нас страсти кипят! Батюшки святые угодники…
Так под ленивый разговор и шуточки молодые люди понемногу задремали. А сани бежали по заснеженной дороге все быстрее, конские гривы развевались на ветру, и лишь метель упорно норовила догнать уставших героев будущих сентиментальных романов. Ей удалось это, лишь когда впереди показалось Тюленево.
12. ИСТОРИЯ ЖЕНОУБИЙЦЫ
– Помню, я сразу усомнился во всей этой истории с чудесным спасением нашей Таник, когда впервые услышал от нее – при нашей столь неожиданной встрече в замке! – имя этого Орлова – так витиевато начал Владимир свой рассказ. – Я ведь, признаюсь, его и прежде слыхал, да все никак не мог вспомнить – в какой же именно связи?
К тому времени все уже воротились в Тюленево и успели воздать должное и ароматному жасминовому чаю – гордости старой помещицы, и пирогам да яблочным расстегаям, которые в имении пекли круглый год, благо яблочные запасы в кухонной кладовке сроду не иссякали. Лишь мужицкое войско задержалось, потому что не всем хватило саней. Навстречу им были высланы из имения телеги, а каждому из воинов обещаны были чарка водки и пятак серебром – за усердие. А молодых людей Марья Степановна усадила отдыхать да потчевать.
Отчество у Чижовой было как есть не дворянское, и тому досужие сплетники уже давно придумали простое объяснение, нередкое в ту пору в России. Будто бы происхождение ее было совершенно низкое: приглянулась красавица-селянка старому барину, дал он ей вольную, да и обженились они. А спустя три года старый барин помер. Но к тому времени бывшая крестьянка, а ныне новоиспеченная барыня крепко держала в руках все хозяйство покойного супруга и славилась на всю округу рачительностью и разумностью в делах. А под старость и дворянство выправили – тут уж петербургский дядя расстарался, подсунул в нужное время нужному вельможе должным образом составленные бумаги.
Так ли это было или лгали злые языки, Владимира это никогда особенно не интересовало. Он нежно любил свою тетушку, ласково звал «сестренкой» по-немецки, а та в племяннике просто души не чаяла.
Теперь молодые люди наслаждались покоем и теткиным хлебосольством, а сама Марья Степановна с умилением слушала племянничка, мало что понимая в нынешних светских хитростях.
– В бытность мою в университете приехал в Геттинген австрийский высокий чин, при их эрц-герцоге чиновник по особым поручениям. И на одном из приемов, в тесной компании поведал прелюбопытнейшую историю. Чиновник тот был чрезвычайно сведущ в финансовой части и потому ведал особо приватными делами, касаемыми благополучия всей Австрии. От него я впервые и услышал о сём кавалере Гименея.
Все началось с внезапной смерти тирольской баронессы фон Мекк, совсем недавно вышедшей замуж за молодого красивого француза, по слухам, чуть ли не маркиза, обедневшего в пору парижской революции. Спустя три месяца счастливого брака баронессу по возвращении из венской Оперы постиг внезапный сердечный удар, когда она принимала ванну. На теле покойной не было найдено ни единого следа насилия, баронесса попросту утонула. Молодой муж был безутешен и не мог от горя рассказать ничего вразумительного. А спустя две недели исчез.
Уже потом обнаружилось, что баронесса весь свой капитал переписала на маркиза. А тот и был таков, прихватив немалое наследство.
Случай сам по себе, может, и не привлек бы внимание австрийской тайной полиции, если бы не аналогичный случай, на сей раз с женщиной низкого происхождения. В Зальцбурге, второй музыкальной столице державы, овеянной славой вдохновенного Амадеуса Моцарта, тамошнему архиепископу доложили, что утонула некая певичка из его придворной капеллы. Велено было провести дознание, и тут выяснилось, что с дамочкой беда приключилась в собственном доме, в бронзовой ванне, подаренной ей мужем, русским князем, влюбленным в нее без памяти. История была подобна венской, совпали даже мелкие детали, и опять – ни следа на теле покойной!
– Коли бы он их топил, барыни отбивалась бы, – безапелляционно молвила тетка. – Хоть какой синячок али кровоподтек на ножке непременно обнаружиться должен был.
– Непременно, – подтвердил Оленин.
Ольга же с Татьяною испуганно переглянулись, однако любопытство взяло верх – слушали далее уже с удвоенным интересом.
Так или иначе, дознание не дало результата, а «князь» в скором времени уехал. И лишь потом оказалось, что певичка была не прямою, зато единственной наследницей главы магистрата в Инсбруке. Когда вся немного улеглось, русский вдовец посетил сей альпийский курорт, предъявил права наследования – благо все бумаги были выправлены женою на него сразу после свадьбы, и был таков.
Тут уже запахло намеренным мошенничеством. Однако чиновник, рассказавший всю эту историю, потерял следы русского «француза». Тем более грянула война с Наполеоном, и в Европе вновь запахло порохом.
Скорее всего, напоследок предположил австриец, брачный аферист, ежели не сказать больше, скрылся у себя на родине, в России. А фамилия его была, кажется, Орлов.
Чиновник так живописно описал внешность преступника, что она буквально впечаталась в память Владимира. Чрезвычайно заинтригованный всей этой мрачной историей, хотя, понятно, более, из научного интереса, он решил проделать эксперимент, дабы дознаться, каким же образом муж топил своих богатых жен.
– Один из моих коллег по кафедре, урожденный геттингенец, вызвался быть подопытным кроликом. Мы поместили его в ванную, после чего всей компанией приятелей – целых пять человек, поочередно пытались утопить бедного Курта.
– Господи, страсти-то какие… – прошептала тетка, по-бабьи испуганно закрыв рукою рот.
– Однако ж немцы – чрезвычайно атлетическая нация, истые греки, – усмехнулся Владимир. – Никому так и не удалось погрузить нашего товарища под воду. В скором времени всем это наскучило, и они отправились в…
Тут Владимир покраснел, метнул быстрый взгляд на Ольгу и закончил нейтрально:
– Словом, на кафедру…
– У них в Геттингене это так называется, – лукаво ввернул Оленин, за что был немедленно удостоен показанного украдкою крепкого кулака товарища.
– И что же дальше? – с жаром затормошили его девушки.
– Когда мы остались одни, Курт, все еще оставаясь в воде, стал излагать свои теории насчет этих странных утоплений. И в самый разгар нашей беседы точно некое наитие снизошло на меня. Я быстро ухватил своего коллегу за щиколотки и что было сил дернул на себя.
– Ишь ты, хитрец! – подбоченилась тетка, ласково глядя на племянника. – И что вышло?
– Курт не успел выговорить и слова – в мгновение ока ушел под воду, – торжествующе объявил Оболенский.
Дружный крик одобрения разом вырвался у молодежи. Однако Владимир тут же нахмурился.
– Тут-то судьба едва не наказала меня за чрезмерную догадливость. Едва Курт ушел под воду, вода с силою хлынула ему в ноздри, и он в мгновение ока лишился чувств.
– Ужас! – всплеснула руками Татьяна.
– К счастью, в Геттингене я кроме всего прочего прослушал два курса медицины у лучших немецких профессоров, – не без гордости сообщил Владимир. – Спустя несколько минут – разумеется, ужаснейших минут во всей моей предыдущей судьбе! – мне удалось вернуть Курта к жизни путем специальных упражнений и буквально вдохнув в него жизнь.
От восторга обе девушки захлопали в ладоши.
– Так мы выяснили тайну австрийского утолителя. А вечером отметили с Куртом наш успешный опыт в… в…
– На кафедре? – подсказал ему Оленин.
– Именно! – ухватился за спасительное слово Оболенский. – После чего я благополучно забыл обо всей этой истории. И вдруг, воротившись в Россию, узнаю, что наша Таник влюблена. Да еще при таких романтических обстоятельствах! Разумеется, мне захотелось взглянуть на ее удивительного спасителя.
Он развел руками, Татьяна же смущенно потупила глаза.
Оленин осторожно нашел ее руку, взял ее пальцы в свои, нежно сжал, и девушка не отняла своей теплой ладошки.
– Ну а дальше вы знаете, – важно сказал Оболенский. – Услышав о странных разбойниках в масках, я сразу насторожился. Здесь все же Россия, а не Испания или Италия, где даже злодеи имеют привычку рядиться в карнавальные костюмы. А значит, у них был серьезный резон скрыть свои лица.
– Чтобы их после не признали, – поддакнул Оленин.
– Конечно, – поддержал друга Оболенский. – А потом увидел воочию этого Орлова. Разумеется, красив, мерзавец. Немудрено, что такому опытному, да еще и столь изобретательному обольстителю, не составит труда вскружить голову любой девушке.
Татьяна вновь покраснела, а Оленин ободряюще пожал ей руку.
– И тут я вспомнил рассказ австрийского чиновника, и в памяти тут же всплыло описание таинственного и ловкого утопителя. Ну, значит, думаю, вернулся граф в Россию и вновь взялся за свои темные дела. Воображаете, что я думал, глядя на Таник?! Ведь над нею нависла смертельная опасность!
Ответом ему было угнетенное молчание. Оленин почувствовал, как девушка рядом тихо дрожит, и набросил на ее плечи пуховую шаль под ободрительным взглядом Марьи Степановны.
– Но я уже два года не был в России, и необходимо было посоветоваться с умным и знающим человеком, – продолжил свое повествование Оболенский. – А кто и знает тут более всех новостей, как не…
– Твоя тетушка! – хором воскликнули молодые люди, после чего раздался дружный смех.
– Эх, молодежь! – едва не всплакнула расчувствовавшаяся старая барыня.
– Разумеется! Систер в подробностях отписала мне все, что знала об этом Орлове от своих соседей и петербургских родственников по линии покойного мужа. Там было много любопытного, но что сразу бросилось мне в глаза в письмеце Марьи Степановны – наш граф-то, оказывается, вдовец!
– Вдовец? – вспыхнула Татьяна.
– Именно, – подтвердил Владимир. – И я не удивлюсь, если обнаружится, что супруга этого мерзавца – царствие ей небесное! – встретила свою смерть в ванной. Так же, как и предыдущие жертвы Орлова.
– Ага, так вот в чем дело! Поэтому ты и отправил Прова в Тюленево?! – просияла Ольга. – И не сказал мне правды, бессовестный?
Владимир виновато улыбнулся и послал невесте воздушный поцелуй, благо та сидела по другую сторону стола, по правую руку от подруги.
– Скажет он, как же, – любуясь племянником, добродушно проворчала Марья Степановна. – Вечно себе на уме. Представишь ли, душа моя…
Она ухватила за руку Ольгу.
– Велел мне прислать с Провушкой ружей, да еще наказал, чтоб пуль к ним, да поболе. А откуда у меня, бедной и тихой старухи, ружья, спрашивается?
Молодые люди многозначительно переглянулись. По крайней мере у шести самых рослых мужиков в армии Чижовой в руках как раз имелись ружья!
– Разумеется, я не дала, – поджала губы Марья Степановна. – Зато выспросила у Прова все, что он знал, и начала снаряжать погоню – на выручку. Не иначе решила, Володька-то наш от германца возвернулся, да уж успел в России кому-то войну объявить. Не иначе самому Наполеону! Да ведь поздно – уж без него разбили хранцузского супостата!
Ответом ей вновь был веселый смех. К нему вскоре присоединилась и сама старая барыня.
А потом опять пили чай, и на сей раз Оленин с Татьяною опять сидели рядышком, близко-близко. И глядя на них, можно было уверенно сказать: кроме этих двоих молодых людей, в целом свете сейчас не существует никого и ничего.
Наверное, это и была истинная правда!
