Текст книги "История одной деревни"
Автор книги: Ольга Лапина
Соавторы: Альфред Кох
Жанры:
Публицистика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Кроме огня большое значение в обрядности дня Иоанна Крестителя играли и травы. Причем в каждой земле была своя «иванова» трава. И девушки в эту ночь гадали на суженого при помощи трав. Они плели венок и клали его под подушку, чтобы им приснился суженый. Или молча прикрепляли две травинки к потолку или возле печки и наблюдали за тем, склонятся ли они друг к другу. Если это происходило, то можно было надеяться на сердечную привязанность суженого. По поверью, травы, сорванные в Иванов день и освященные в церкви, защищали их владельцев от болезней, а их дома от бури и пожара. По преданию, счастье приносил также волшебный корень, который выкапывали в эту ночь. Верили, что цветы папоротника помогают найти золотую жилу, а его семена в эту ночь делали человека невидимым. Известную роль в этом празднике играла и вода, было принято умываться росой, чтобы уберечься от болезней и стать красивой. Большое значение придавали и ритуальному купанию, но церковь этот языческий обычай запрещала. В народе считалось, что купание в Иванов день приносит счастье и является целебным. Но, с другой стороны, купание было и опасным, так как полагали, что именно в этот день реки требуют жертв. Для того чтобы умилостивить водную стихию, в разных землях бросали в реки или краюху хлеба, или черного петуха, или детские платья. Считалось, что как середина зимы, так и середина лета – время духов, а поэтому нужно было обороняться от ведьм. Полагали, что в Иванов день лошади могли говорить, вода превращалась в вино, утонувшие колокола звонили, души усопших посещали своих родственников.
В некоторых районах обычаи, связанные с днем Иоанна, были приурочены к дню Петера и Пауля (29 июня). Вечером накануне этого дня в Швабии зажигали костры, вечером готовили целебные снадобья. Шварцвальдская поговорка свидетельствует о запрете работы в этот день: «Сегодня Петр и Павел, и кто шьет – того ударит молния».
Большой женский праздник отмечался 15 августа – Вознесение Божьей Матери. В связи с тем, что в этот день происходило освящение трав, то он уже в Средневековье получил название Букет женского дня. Освященные травы хранили в доме, в хлеве. С этого дня и до дня Рождества Богородицы (8 сентября) начинался период времени, называемый в народе женским тридцатидневьем. Это время считалось наиболее благоприятным. Кроме того, по народным представлениям, в день Вознесения Божьей Матери плоды приобретали свой вкус.
В почете был и день святого Бартоломея (24 августа). В Меммингене еще в XX веке в среду перед этим днем все горожане имели право ловить рыбу в протекавшей через город речушке. Берега реки заполняли зрители, мужчины и мальчики соревновались в рыбной ловле под непрерывное «ура». Поймавший самую крупную форель объявлялся королем рыбаков. Также считалось, что в день святого Бартоломея наступает осень, и пастухи меняли свою льняную одежду на более теплую.
Популярен в народе был и Михайлов день, который праздновали 29 сентября. В этот день должны быть закончены уборка, посев озимых, сбор винограда и плодов, брали расчет работники, расплачивались за аренду.
В некоторых местах Швабии и других на Михайлов день вплоть до конца XIX века жгли костры, как это было обычно на Масленицу, Пасху. В Мусдорфе (Швабия) мясники жгли костры и танцевали вокруг них. Время уборки (даже рабочие дни) считалось праздничным. Нарядно одевались жнецы и косцы, особенно девушки. Лучше, обильнее была и еда во время уборки. Уже срезание первых колосьев и вязание снопа проводили с особыми церемониями (срезались крестообразно, с особыми изречениями, с волшебными травами). Но большее значение придавалось срезанию последних колосьев, вывозу последнего снопа.
Широко были распространены обычаи с петухом. В графстве Берг, например, в заключение уборки ржи петуху отрубали голову, укрепляли ее на палке, обвитой лентами, колосьями и цветами, и на последней телеге въезжали с ней в село, где петуха варили и ели. В Бадене петуха убивали обычно в сарае, и этот ритуал сопровождался танцами. На сеновале сидели музыканты, посередине устанавливался шест, на котором сидел петух, вокруг шеста танцевали. Лучшая танцевальная пара выигрывала петуха, потом его вместе съедали.
Последний сноп делали особенно толстым, нередко придавали ему облик человека или животного, украшали. Последние колосья называли «горстью счастья». По поверью, в последних колосьях сохранялась большая сила, поэтому их или оставляли в поле, или хранили в комнате за распятием. На Рождество из зерен последнего снопа пекли хлеб, часть которого давали скоту. Зерно из этого снопа примешивали в посевной материал, чтобы придать ему силу. Непременным элементом обрядности был уборочный венок, корона или букет. Праздник сопровождался играми, танцами, обильным угощением.
В ряде местностей, например в Шварцвальде, срезать последние колосья должна была невеста, невинная девушка или по крайней мере самая молодая жница. В Мекленбурге на день урожая справлялись и свадьбы.
Впрочем, о немецкой свадьбе нужно сказать отдельно.
Немецкая свадьба
Из книги «Календарные праздники и обряды в странах зарубежной Европы»
«…Формы и мотивы брака на протяжении веков менялись, отношение к нему народа оставалось одинаковым вплоть до XIX века: безбрачие и бездетность в народе осуждались, забота о потомстве была одной из главных целей брака…»
Нельзя сегодня с точностью воспроизвести, какой могла быть свадьба в Джигинке в те годы. Но более чем вероятно, что характерные черты традиционной немецкой свадьбы в ней присутствовали как воспоминание о далекой родине. Не могли не присутствовать.
О немецких же свадьбах конца XVIII – начала XIX века существует немало интересных сведений. Например, известно, что брак у немцев заключался не столько на небесах, сколько на земле. То есть являлся браком по расчету.
Новобрачные
Словом, любовь любовью, но прежде должны были совпасть материальные интересы молодых. Если же эти интересы не совпадали, то при всей склонности юноши и девушки друг к другу им вряд ли суждено было быть вместе. Родители с той и другой стороны осторожно, но непреклонно, как правило, препятствовали их сближению.
Но если ту и другую сторону все устраивало в материальном плане, то можно было засылать сватов и составлять брачный договор.
Из книги «Календарные праздники и обряды в странах зарубежной Европы»
«…Хотя взаимная склонность и играла некоторую роль при заключении брака, главным фактором были материальные соображения. Браки были, как правило, не делом сердца, а сделкой. Для немецкого общества XIX века была характерна сословная эндогамия… Что касается крестьянства, то… романтическая любовь в этой среде подвергалась осмеянию, ее скрывали. Главным фактором здесь при женитьбе являлись материальные соображения. В то же время крестьянин обращал внимание и на здоровье, и на внешнюю стать избранницы, ибо ему нужна была работница…»
Брачный договор
Родственники от каждой стороны собирались в доме жениха. Сюда же приходили и официальные лица – волостной старшина, сельский староста, писарь, два доверенных человека от сельского общества и несколько свидетелей. Доверенные лица и свидетели оценивали приданое. Для присутствующих накрывался стол с обильным угощением, так как на составление контракта требовалось немало времени.
В ходе составления договора отец жениха перечислял имущество, которое он передавал сыну. Этот перечень тщательно заносился в специальную книгу. Потом подобная же процедура проводилась и в доме невесты. В итоге составленные документы получали обе семьи. В брачном договоре перечислялось все имущество жениха и невесты. Например, имущество жениха могло выглядеть так: «Один молитвенник – 2 руб., одна Библия – 1 руб., два мерина – 120 руб., две кобылы – 50 руб., два хомута с вожжами и уздечками – 30 руб., две шлеи – 4 руб., три коровы и телушка – 100 руб. …Два мешка – 2 руб. …Всего на 1540 руб. 25 коп.». Так же точно перечислялось и имущество невесты: «Молитвенник – 2 руб., Библия – 1 руб., две коровы – 60 руб., одна телушка – 20 руб., три старых овцы и две однолетних – 20 руб., два ситцевых платка – 60 коп., пять шерстяных платков – 5 руб., шесть матерчатых фартуков – 6 руб., кровать с постельными принадлежностями – 50 руб., один сундук – 10 руб., наличными деньгами – 50 руб., а всего на 300 руб. 10 коп.».
В договоре указывался и порядок наследования в случае смерти одного из новобрачных или в случае их бездетности. Родители подписывали первыми брачные документы, ниже шли подписи свидетелей и других присутствующих. Теперь, когда брачный договор был готов, можно было считать, что половина дела была сделана.
Так, во всяком случае, заключали немцы свадебные договоры на Кубани. И подобная же процедура заключения брачного договора была и в самой Германии.
Из книги «Календарные праздники и обряды в странах зарубежной Европы»
«…Во время помолвки заключался брачный договор, который родители жениха и невесты подписывали и скрепляли рукобитием… После первых же слов о любви и верности в договоре говорилось следующее: жених приносит своей невесте свою долю надела со всеми принадлежностями, полем, скотом и хозяйственным инвентарем. Невеста обещает принести жениху в приданое 50 талеров, двух волов, двух овец с ягнятами, два мешка ржи, одну постель, три чехла и перину, одну большую и две маленькие простыни. Шесть полных и шесть половинных тиковых скатертей, двенадцать полотенец, одно парадное платье, один сундук, один ларь и одну прялку…»
После составления договора следовали приготовления к свадьбе.
Из книги «Календарные праздники и обряды в странах зарубежной Европы»
«В подготовке к свадебному торжеству принимали участие не только родственники, но и все приглашенные, особенно ближайшие соседи. Они приносили посуду, столы, скамьи, молоко, масло, сметану, яйца для приготовления свадебного угощения, украшали помещение. Все это свидетельствует о том, что свадьба рассматривалась в то время не только как личное дело самих брачующихся и их семей, но как дело общественное…»
Известно, что в разных землях Германии существовали свои традиции и обычаи, связанные со свадебными торжествами. Например, в Бадене невеста носила с собой корзину и в каждом доме получала так называемый «счастливый хлеб». Этот хлеб крошили в «утренний суп», который ели утром и в день свадьбы до венчания. В том же Бадене подруги невесты приносили в свадебный вечер «майю» (майское деревце), которую обвешивали детскими чепчиками, чулочками, рубашечками и платьицами. А в Баварии 1 мая последней вступившей в брак паре парни-друзья ставили «майское дерево». Оно сохранялось до тех пор, пока у новобрачных не появлялся ребенок, и только тогда парни тихо ночью его срезали. Если пара оставалась бездетной, то дерево продолжало стоять.
В Джигинке свадьбы старались справлять осенью, после сбора урожая. Свадебные украшения и наряды бережно потом хранились в семье. Ида Готлибовна Балько (Кроль) вспоминает, что в доме ее отца и матери на самом почетном месте можно было видеть заключенные в рамку свадебный букетик отца и фату матери. Фата была очень красивая. Венок состоял из двух рядов мелких гипсовых цветочков.
Cвадебная фотография Лилии Чриттер и Андрея Вайса
Это была типичная фата немецкой невесты. Подобная же фата украшала невест Джигинки и годы спустя. И даже в изгнании, в Восточном Казахстане, джигинские немки, которые выходили замуж, мастерили для себя фату, которая бы точь-в-точь повторяла фату их бабушек и прабабушек. Вот передо мной свадебная фотография, сделанная в 1950-е годы в Восточном Казахстане, куда немцы Джигинки были сосланы в 1941 году. На фотографии счастливые молодожены – Лилия Чриттер и Андрей Вайс. Голову невесты украшает та самая «немецкая» фата…
Немецкая свадьба продолжалась два-три дня, и предшествовало ей венчание.
Из книги «Календарные праздники и обряды в странах зарубежной Европы»
«…На пути новобрачных из церкви стреляли, якобы для того, чтобы отогнать от них злую силу…»
Эта традиция – стрелять из ружей во время выхода новобрачных из церкви – часто упоминается и джигинскими немцами.
Немецкое Рождество
Говоря о немецких праздниках, нельзя не уделить достаточного внимания и празднованию Рождества. Этот праздник отмечали в немецкой колонии с особой торжественностью. Накануне вечером звонили сначала в маленький, а затем в большой колокол и, наконец, в оба одновременно. Все жители шли в кирху, где стояла елка. Под елкой была изображена ясельная сцена с Христом (когда новорожденного Иисуса спрятали в яслях). После службы и песнопения расходились по домам и садились за праздничный стол. Обычными блюдами по такому случаю были жареное мясо, гусь, иногда пекли тонкий пирог и фигурное печенье в виде колец и птичек. В каждом доме стояла ветка, обклеенная разноцветной бумагой. Эти традиции сохранялись годами, передаваемые из поколения в поколение.
Мне посчастливилось увидеть празднование Рождества в Германии. Так уж получилось, что я открыла для себя Германию именно в дни рождественских праздников. Что и говорить, это было прекрасно. Сказочно, необыкновенно, волшебно. Такой Германия и живет теперь в моем сознании – среди солнца и тихо падающего на мощеные улицы снега, елок и елочной мишуры, запаха пряников и музыки.
Поскольку мое знакомство с Германией началось с Дюссельдорфа, то именно здесь я ощутила в полной мере приближающееся Рождество. В специальных рождественских магазинчиках, лавках и киосках, которые пристраиваются на улицах городов в эти дни, чего только нет. Повсюду продаются сувениры, среди которых особой популярностью пользуются фигурки оленей, лосей, свиней, ангелочки разных видов и цветов. Их охотно раскупают. Пирожки, пончики, яблоки в сахаре, сочные куски мяса, дымящегося на морозном воздухе. На раскаленных сковородках аппетитно шкворчат колбаски. Но главное место среди всей праздничной снеди занимают пряники – рождественские пряники в виде елочек, оленей, Санта-Клаусов и прочих сказочных героев. От них исходит необыкновенный аромат корицы. И теперь я знаю, что у Рождества в Германии есть свой аромат – аромат корицы.
Здесь же, в Дюссельдорфе, я рассталась с тем предубеждением, что немцы – народ закрытый, флегматичный, скучноватый и не слишком склонный к веселью. Что они – вещь в себе, закрытый на хитрый ключ ящик с двойным дном, потайная комната и прочее. Не знаю, откуда именно и когда это мнение во мне зародилось, но в Дюссельдорфе я с ним распрощалась навсегда. Должна признаться, что чувствовала я себя в Германии очень комфортно. Немцы – мужчины и женщины – охотно помогали мне в любых ситуациях и всегда были доброжелательны, любезны. Терпеливы. Не помню, чтобы я видела хмурые, недовольные или уставшие от жизни лица. Видела лица разные – старые, молодые, прекрасные и не очень. Но не помню среди них унылых лиц. Бесконечные «привет, доброе утро, добрый вечер», сопровождаемые лучезарными улыбками.
Кажется, что за всю свою жизнь я не видела в людях такого единения, такой сопричастности, какие обнаружила в немцах в те рождественские дни в Германии. Каждый из них мог говорить о чем-то своем, смеяться над чем-то своим, делать что-то свое, но над всем этим «свое, свои, свой» всегда присутствовало величественное «наше». Рождество. И это «наше» не выпячивалось, не демонстрировалось через нарочитое веселье и разнузданную лихость. Это проявлялось в почти невесомых, незаметных знаках, тайнописи для посвященных, выражавшихся в словах приветствий, в улыбках, в бесчисленных пожеланиях «Счастливого Рождества!», в покупке сувениров, в легком смехе, возникающем то тут, то там. Именно в эти мгновения рождалась сказка, у которой тысячи и тысячи соавторов.
Кстати, о сказке. В эти же дни я открыла для себя, что немцы очень тяготеют к сказке. К эльфам, к госпожам Метелицам, королям Дроздобородам. Все эти сказочные герои очень уместны в немецких городах. Разноцветные, сказочные по виду и непохожие друг на друга дома, мощеные улицы, затейливые крыши с дымящимися трубами (у многих немцев в домах есть камины), изумительной красоты дворики с клумбами и фонтанами, таинственные парки – отличные декорации именно для сказок. А вороны, эти непременные герои немецких сказок? Их действительно здесь очень много.
Сказочных мотивов можно немало усмотреть и в том, как немцы украшают свои дома, витрины магазинов, в их искусстве, особом таланте и стремлении даже банальным вещам придавать загадочность и оригинальность.
К Рождеству в Германии готовятся загодя и очень тщательно. Все имеет значение – выбор подарков для родных, покупка продуктов к праздничному столу, нарядов, украшений. Вообще, Рождество в Германии – праздник семейный, закрытый для посторонних. Приглашаются только близкие и родные люди. Но мне удалось побывать на таком семейном празднике, хотя увидела я не просто типичное немецкое Рождество, а типичное немецкое Рождество по-джигински. Разумеется, был накрыт стол в лучших традициях джигинских немцев. То есть с кубанской щедростью. Недалеко от праздничного стола, как и положено, была установлена елочка. Елка живая, кстати. Вообще, немцы искусственные елки на Рождество не ставят. Исключительно живые. Под елкой сложена гора подарков. Рядом с елкой на столике занимал свое место подсвечник, в котором горели четыре свечи. Это особенный подсвечник – рождественский. Все четыре свечи горят только в Рождество. В первую неделю декабря зажигается одна свеча, во вторую – две, в третью – три. И наконец в Рождество зажигают все четыре свечи.
За столом царят шутки, веселье, смех, и русская речь очень естественно пересыпается немецкими словами.
Спиритический сеанс с товарищем Сталиным (Альфред Кох)
– Ну хорошо. Вот ваш план экономического рывка, индустриализации. Эту работу возглавляли конкретные люди. Скажем, Куйбышев…
– Куйбышева я не убивал!
– Орджоникидзе…
– Орджоникидзе я не убивал!
– Киров…
– Кирова я не убивал!
– Все они были теми самыми людьми, которые выполняли эту задачу. Они исчезли в середине 1930-х…
– Однако перечисленные вами люди не были репрессированы! Просто у них кончился ресурс. Куйбышев умер в своей постели, по-моему, от гепатита или от сердца. Серго застрелился. Неприлично с вашей стороны ставить мне в вину самоубийство товарища. Для меня самого это была личная трагедия. Думаю, он не выдержал, глядя, как исчезают другие. Наверное, не захотел в этом участвовать. Оказался слаб.
Кирова я тоже не убивал. Убийца Николаев ревновал его к своей жене. Сергей был большой ходок…
– Я знаю подробности убийства Кирова, и я знаю, что охрана Кирова сменилась…
– Это все я уже сто раз слышал. Какая глупость – я убил Кирова. Ну зачем мне это было надо?
– Тем не менее эти люди были хорошими менеджерами?
– Серго – да.
– А Куйбышев? Киров?
– Куйбышев? Не знаю… Киров вообще не был менеджером – он был партийным руководителем…
– А зачем были уничтожены генералы? Ведь никакого заговора не было!
– А я считаю, что был заговор. Вот вы сейчас начнете искать в архивах доказательства этого заговора и не найдете. А у меня есть основания считать, что он был. И они в конечном итоге признались, что он был.
– Многие признавались, методы допросов были сами знаете какие…
– Слушайте, мы тоже при царе проходили разные методы допроса. Понимаете, в чем дело: люди не могут одновременно врать в одну калитку. Они, когда их бьют и пытают, они все врут, но врут по-разному. Они же не сговариваются! Значит, вы хотите сказать, что я еще и сценарий написал, каждому слова и так далее? Зачем? Открытого суда-то не было! Понимаете, эти процессы, которые я в 1937-м устраивал для «Нью-Йорк таймс», это была одна история. Что касается военных – там же никаких индивидуальных процессов не было! Они сами понимали, за что их казнят.
Заговор был. Я не скажу, что это был заговор со стороны агентов немцев или англичан, хотя и этого не исключаю. Но военные сами договорились. «Мы управляем войсками, сковырнем этого гада вместе с его энкавэдэшниками. Сами все поправим».
И потом, что вы так жалеете Тухачевского? Как стратег он был ноль, варшавский поход это показал. А с точки зрения его моральных кондиций – ну вспомните, как он тамбовское восстание подавлял. Детей 12-летних расстреливал, травил людей химическим оружием, сбрасывал с аэроплана бомбы на русские деревни… Это все было. Концлагеря, заложники, удушение голодом…
– Но тогда и к себе нужно применять эти ваши моральные кондиции, Иосиф Виссарионович. А то вы у нас такой строгий судия…
– А я к себе и применяю. И поэтому я нисколечко бы не удивился, если бы Тухачевский меня отправил в расход, приди он к власти.
– Я просто пытаюсь спорить с вами по поводу тезиса о том, что они были слабые руководители…
– Слушайте, они проиграли! Значит, они были слабее меня! Вот и все! Они проиграли. Они играли в эту игру. Победи они – они бы меня убили, и я бы считал, что это справедливо.
Или вы думаете, что Троцкий меня бы пожалел? Ха-ха! Или Тухачевский?
Когда же наступает время дарить подарки, то это вызывает новую волну веселой суматохи. Громко объявляется имя того, кому предназначен подарок, и он начинает совершать длинное путешествие вдоль стола к своему будущему обладателю.
А назавтра праздник продолжится, но уже в других местах, с другими людьми. В любом случае никто не останется в эти дни без внимания и без подарков.
…Уже в последний день рождественских праздников я встретила в отеле русского туриста, который приехал в Германию на Рождество. Он посетовал на то, что разочарован. Что, мол, приехал на праздники, а праздника-то и не ощутил – на улицах тихо, немноголюдно, скучно даже. Вероятно, он прав по-своему. Теперь я понимаю, что если ожидать от Рождества в Германии чего-то вроде бразильского карнавала, то непременно постигнет разочарование. Рождество в Германии – это не обжигающая текила, не брызги шампанского, не шипящее масло на раскаленной сковороде. Это скорее готовый вот-вот закипеть ароматный, густой кофе, с корицей и пряностями. Или горячий глинтвейн на морозе. И это так прекрасно. Кстати, в эти рождественские вечера можно было часто видеть, как немцы с удовольствием потягивают из глиняных кружек горячий глинтвейн, который продается прямо на улицах. Хотя здесь, в Германии, этот божественный напиток называют «глювайн»…
