Текст книги "Горький ветер свободы"
Автор книги: Ольга Куно
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Только теперь я поняла, что мы встретили не один отряд, а два: об этом говорили различия в форме, которые можно было, приглядевшись, заметить.
– Именно так, – подтвердил капитан. – Мы направлялись на поиски бандитов, которых давно пора уничтожить, и выехали из города практически одновременно с Карталь-беем и его людьми. А поскольку выяснилось, что наши цели отчасти совпадают, мы решили продолжить путь вместе.
– Отчего же эта банда не была уничтожена до сих пор? – мрачно спросил Ренцо.
Его суровость легко было понять: не очень-то приятно оказаться привязанным к дереву, мучиться от жажды и смотреть, как забивают камнями твоих спутников, точно зная, что на рассвете то же самое сделают и с тобой.
– Не так-то это легко, – нехотя признался капитан. – Они отлично знают все здешние колодцы и постоянно кочуют с места на место. Прочесывать пустыню – дело непростое. Но я надеюсь, что на сей раз мы с ними разделаемся.
– Я не вижу с вами Илкер-бея. – Лицо Карталя приняло озабоченное выражение. – Значит ли это, что с ним что-то случилось?
– Увы, – подтвердил Данте. – Илкер-бея и его слуг убили беглые рабы. И его собственные рабы принимали в этом участие.
– Вот же мрази! – процедил капитан. – Никакой благодарности к своему хозяину!
Мрази – согласна. Благодарность? А, собственно говоря, было ли за что ее испытывать? Впрочем, свои мысли я оставила при себе. И правильно сделала, поскольку моей персоной и без того заинтересовались.
– А эта рабыня? – сурово спросил капитан, определив мой статус по клейму на руке. – Тоже имеет к ним отношение?
– Нет, – отрезал Данте. – Это моя рабыня, и только благодаря ей мы с моим другом остались живы.
Что ж, во всяком случае, он счел нужным за меня заступиться. Приятно, когда кто-то помнит добро.
Капитан скользнул по мне еще одним взглядом, на сей раз скорее заинтересованным, чем суровым, и снова переключил свое внимание на Данте.
– Расскажите, когда вы с ними повстречались и, если возможно, где. Помогут любые ориентиры.
Данте ответил на все вопросы капитана, Ренцо периодически дополнял. Я подумала, что теперь для солдат действительно не составит большой сложности разыскать рабов. Хотя, если те сообразят, чем чреват для них наш побег, и вовремя покинут лагерь… Все может быть. Признаться, в этой игре я не желала победы ни той, ни другой стороне. У рабов, несомненно, были все причины для того, чтобы так сильно ненавидеть господ. Но если бы они сами превратились в рабовладельцев. Что-то подсказывало: они оказались бы не менее жестокими хозяевами. Так что, пожалуй, я даже не хотела знать, каким будет итог этой погони.
Когда расспросы закончились, капитан вежливо попрощался с Данте, Ренцо и Карталем, после чего повел своих людей вперед, вглубь пустыни. Мы же в сопровождении нового посланника Селим-паши и его отряда направились в Эльварду и через два часа уже были на месте.
Ночевать в городе Данте вроде бы не собирался, но на постоялый двор тем не менее заехали, чтобы передохнуть, пообедать и сменить джамалей на лошадей. Наше путешествие по пустыне подошло к концу.
Ренцо о чем-то договаривался с хозяином постоялого двора, мы же с Данте и Карталем стали медленно подниматься по лестнице на второй этаж. Мужчины шли впереди, я отставала на пару ступенек. В какой-то момент Карталь обернулся и посмотрел на меня с нескрываемым интересом.
– Так ты говоришь, эта девочка спасла из плена тебя и твоего друга, дон Эльванди? – осведомился он. – Как такое возможно?
– Они сочли ее своей, поэтому не тронули. – Данте говорил медленно и с явной неохотой. Он вообще не был любителем поболтать, в отличие как от Илкера, так и, похоже, от Карталя. – Она дождалась, когда все уснут, и помогла нам сбежать.
Лаконично и без лишних подробностей.
Карталь снова оглянулся. Я опустила глаза. Мне не слишком понравился его взгляд.
Тебе надо как-нибудь ее поощрить, – заметил арканзиец. – Такая преданность – редкость. Рабы как животные. – Он понизил голос, но я все равно услышала. – Их нужно правильно дрессировать. Поощрять нужное нам поведение, наказывать за ненужное. В последнее время люди разучились правильно воспитывать рабов, и вот результат – в наших пустынях. – Он печально вздохнул.
Я стиснула зубы – так, как регулярно делала в начале пути. Нет, бей, или как тебя там, «воспитание» здесь совершенно ни при чем. То, что происходит в ваших пустынях, – плод вашего насквозь прогнившего общества, где к людям относятся, как к скоту.
– Ты можешь подарить ей какую-нибудь побрякушку вроде браслета, – продолжал советовать арканзиец. – Можно даже подороже, из тех, о каких рабыни даже не мечтают. Возможно, потратишь лишние деньги, зато, поверь, за это она будет готова целовать тебе ноги. И не только ноги, – добавил он с многозначительной ухмылкой, такой слащавой, что меня чуть не стошнило прямо на ступеньки. – Впрочем, можно обойтись и без трат, просто отблагодарить ее в постели. Кстати сказать, – его улыбка стала еще более сладкой, – если у тебя не будет времени или настроения, я мог бы посодействовать тебе в этом вопросе. Поверь, она останется довольна.
Я на секунду прикрыла глаза. Замерла, схватившись за перила, чтобы не споткнуться. Нет, я не собираюсь терпеть подобное отношение! Возможно, я проиграю, окажусь в нищете, погибну, но терпеть этого все равно не стану.
Конечно, изливать свой гнев в обращенных к Карталю словах не имело смысла, и я не стала этого делать.
– С твоего позволения, я сам разберусь, как мне отблагодарить рабыню, – ответил Данте тем ледяным тоном, каким умел говорить.
Но мне этого было недостаточно. И прежде, чем мужчины направились в комнату, где слуги уже накрыли для них обед и куда мне вход был заказан, я обратилась к Данте:
– Господин, вы позволите? Всего пару слов.
Данте кивнул.
– Отправляйся в трапезную, Карталь-бей, – сказал он арканзийцу. – Я догоню тебя.
После чего отвел меня в конец коридора. Карталь, и не подумав последовать совету Данте, остался на месте, старательно прислушиваясь. К счастью, мы находились от него на достаточно большом расстоянии, а подойти ближе он все же не решился.
– Ты обещал отпустить меня, как только я этого захочу, – без обиняков заявила я Данте. – Так вот, я хочу уйти сейчас. Поэтому к тому моменту, когда вы закончите трапезу, меня здесь уже не будет.
– Сандра, сейчас у меня нет возможности говорить, – ответил Данте, ненавязчиво повернув голову в сторону Карталя. – Подожди день или два.
– Мне не нужны разговоры, – отрезала я. – Я просто сообщаю тебе, что ухожу. Желаю удачи в твоих делах с арканзийцами. Это все.
Я попыталась было развернуться и уйти, но Данте крепко схватил меня за руку. Карталь следил за нами со все возрастающим интересом. Чуть не приплясывал на месте, но переместиться ближе позволить себе, как видно, все-таки не мог.
– Нет, не все, Сандра, – процедил Данте, от которого тоже не укрылся повышенный интерес арканзийца. – Я тебя не отпускаю. Сейчас ты пойдешь в ту комнату, где тебе положено находиться, и останешься там до тех пор, пока мы отсюда не уедем.
– Ты обещал, что отпустишь меня по первому моему слову, – стиснув зубы, напомнила я. – Выходит, ты лгал?
Полагаешь, в тех обстоятельствах у меня были другие варианты? Сандра, разговор окончен. Ты никуда не уходишь и едешь со мной в мой армон. Там мы поговорим. А сейчас я с тобой разговаривать не могу, – прошипел он. Сделал шаг в сторону Карталя, но снова обернулся. – Имей в виду: попытаешься самовольно уйти – я заявлю о побеге рабыни. В этом городе тебя найдут за пятнадцать минут.
Вот теперь он, не оборачиваясь, зашагал к Карталю.
– Рабыня проявляет характер? – сразу же осведомился тот.
– Нужно было уладить кое-какие дела, – разочаровал его Данте, дав нашему разговору абстрактное и одновременно тривиальное объяснение.
Эти двое ушли, а я осталась в пустом коридоре. Медленно опустилась на пол, прислонилась спиной к стене. Тело вновь начала бить нервная дрожь. Лжец! Лучше бы он остался там, у «освободителей», и погиб, как Илкер!
Меня передернуло от этой мысли. Нет, наверное, все-таки не лучше. Пусть живет. А вот мне все-таки следовало сброситься с той башни. Если бы я получила такую возможность сейчас, я бы не испугалась.
Глава 6
Спустя полтора часа мы выехали с постоялого двора и направились в Галлиндию, до границы с которой, как выяснилось, от Эльварды было рукой подать. По обрывкам чужих разговоров я поняла, что Карталь как представитель Селим-паши взялся подписать нужный договор на территории Данте вместо погибшего Илкера. Отряд Карталя пересел на лошадей. Меня спросили, умею ли я ездить верхом, и, получив положительный ответ, выделили лошадь и мне. Карталь, Данте и Ренцо ехали в карете.
Поначалу мне хотелось переговорить с Ренцо. Что, если его точка зрения на исполнение обещаний отличалась от позиции Данте? Но, учитывая разные способы передвижения, равно как и постоянное присутствие внимательных к любым мелочам арканзийцев, возможности для этого не предоставлялось, и вскоре мне стало все равно.
Да, постепенно мною овладела апатия. Я с равнодушием отметила, как изменился пейзаж вскоре после того, как мы въехали на территорию Галлиндии. По-прежнему палящее солнце, по-прежнему юг, но здесь уже было значительно больше растительности. Пусть и не такие густые, как на севере, но все-таки леса. Заросли камышей и кустарников, за которыми угадывались змейки ручьев. Потом дикие места сменились возделанными полями, а те – оливковыми рощами.
Еще пара часов – и мы выехали к армону. Он тонул в зелени – тоже местной, южной. Я равнодушно отметила большое количество пальм. Причем двух разных видов: одни были сравнительно низкими и «пушистыми», стволы их почти полностью скрывались за широченными листьями; другие, наоборот, высокие и практически голые, лишь по несколько длинных листьев на самом верху. Сам армон был построен из какого-то незнакомого мне серого камня с розовыми прожилками. Кажется, три этажа плюс еще мансарда – по крайней мере, такое впечатление складывается, если судить по форме крыши и верхним окнам. По размерам – что-то вроде маленького дворца, в духе тех, в которых наши, северные, правители любят проводить редкие дни отдыха.
Мы въехали во двор; один из солдат, спешившись, взял мою лошадь под уздцы. Я тоже послушно спустилась на землю и, когда меня позвал Данте, равнодушно последовала за ним.
Вошли в армон. Прохладно. Потолки высокие. А сам зал не слишком большой. Впереди лестница. Широкая, но кверху сужается. Солдаты отстали: их собирались расположить в другом здании. Остались только Данте, Ренцо, Карталь и я, явно чужая на этом празднике жизни. А также подоспевшие к прибытию хозяина слуги. Карталя уже провожали вверх по лестнице, вероятно, в предоставляемые ему покои. Предварительно они с Данте договорились встретиться через полчаса для подписания договора. Видимо, с таким важным делом тянуть дольше необходимого не хотели.
Наконец, Данте повернулся ко мне.
– Сандра, нам надо переговорить… – начал было он, но тут к нему подскочил какой-то молодой человек, очень высокий, в очках и с кипой бумаг, которые он буквально прижимал к сердцу.
– Дон Данте, рад приветствовать вас на родине! – быстро заговорил он. – Прошу меня простить, но это очень срочно. Вы долго отсутствовали, и у нас накопились дела, в которых совершенно необходима ваша подпись. А главное, полковник Фернандес прибыл полчаса назад со срочным сообщением. Если с подписями еще можно подождать, то я боюсь, что полковник.
Юноша, кажется, мог бы долго еще продолжать, но Данте его прервал.
– Понял, понял, – не без раздражения, но в то же время достаточно благодушно кивнул он.
Снова повернулся ко мне, в задумчивости прикусил губу, потом поманил к себе человека лет сорока из местных. По манере держать себя я определила в нем дворецкого и, как вскоре выяснилось, не ошиблась. Данте что-то коротко ему сказал – видимо, дал распоряжения на мой счет; во всяком случае, оба в какой-то момент посмотрели на меня. Меж тем молодой человек, прижимавший к груди бумаги, умудрился сложить руки в молитвенном жесте, после чего устремил тоскливый взгляд на висевшие справа от лестницы часы.
– Наш разговор состоится, но позднее, – сказал мне Данте и, дав Ренцо знак следовать за ним, поспешил наверх за уже взлетевшим по ступенькам юношей.
Ренцо доброжелательно мне подмигнул и тоже зашагал на второй этаж. Дворецкий молча показал направление. Я равнодушно проследовала в указанную сторону.
Мы вышли в коридор, добрались до другой лестницы и начали спускаться. По-прежнему пребывая в состоянии апатии, я не сразу сообразила, что происходит. Просто бездумно брела туда, куда указывал дворецкий. И только увидев дверь с решетчатым окошком, подозрительно напоминающую вход в тюремную камеру, заметила следующего за дворецким стражника. На каком этапе он к нам присоединился?!
Не успела я толком испугаться и оказать хоть какое-то сопротивление, как меня затолкнули в камеру и заперли дверь. Я осталась одна в маленькой полутемной комнате. Кое-какой свет все-таки проникал через высоко расположенное и тоже зарешеченное окошко. Видимо, оно выходило наружу над самой землей. На полу – один лишь тонкий матрас. И еще небольшое углубление, о назначении которого нетрудно догадаться. Больше ничего.
Я не стала плакать, нет. Вообще со времени похищения я не проронила ни слезинки. Вместо этого я расхохоталась. Громко и не сдерживаясь. Навзрыд. Потом, резко перестав смеяться, бросилась к двери и забарабанила в нее изо всех сил. Никакой реакции снаружи не последовало, но я ее и не ждала. Отступила от двери, а потом, вернувшись, изо всех сил толкнула ее плечом. Еще и еще.
Конечно, даже в тогдашнем своем состоянии я отлично понимала, что не сумею выбить дверь. А если бы даже сумела, толку от этого было бы немного. Но дело было не в этом. Люди думают, что бьющаяся в окно муха безмозгла и потому не понимает, что перед ней – стекло. Но что, если дело совершенно в другом? Что, если она прекрасно понимает, что наружу не выбраться, но просто не хочет продолжать жить в душной закрытой комнате? И предпочитает разбиться о стекло, лишь бы не оставаться запертой в этой ловушке?
Кажется, я разорвала рукав. Кажется, разбила руку в кровь. Один раз даже ударилась головой. Несильно: все-таки сработал инстинкт самосохранения. Боль немного помогла отключиться от эмоций. А потом они как-то разом схлынули.
К тому моменту, когда за дверью камеры зазвучали голоса, я лежала на матрасе спиной к выходу и смотрела в стену.
– Если не будешь отпирать быстрее, я оторву твои кривые руки! – Голос Данте звучал приглушенно из-за запертой еще двери.
Ключи зазвенели как-то очень нервно и продолжали позвякивать так еще достаточно долго. Наконец дверь распахнулась. В камеру вошли. Кто именно, я не видела, поскольку продолжала лежать без движения, глядя в одну, произвольно выбранную точку на стене. Уже потом я узнала, что вошедших было трое: Данте, дворецкий и давешний стражник. Именно он так долго боролся с ключами.
– Сандра! – позвал Данте.
Я не пошевелилась.
– Спит? – тихо спросил он, потом подошел ближе и легонько потряс меня за плечо.
– Сандра!
Я снова никак не отреагировала, но он увидел, что у меня открыты глаза. И не только это.
– Откуда у нее кровь на руке? – Данте распрямился и, судя по звуку его голоса, повернулся к своим спутникам. – В придачу ко всему ты еще и посмел ее ударить?
Кажется, в его голосе звучала злость, но я не стала заострять на этом внимание. Какая разница? Я устала от спектаклей. Мне надоели слова. Они все равно ничего не стоят.
– Я к ней даже не притронулся! – воскликнул, оправдываясь, дворецкий.
– Значит, ты? – На сей раз ледяной тон предназначался стражнику.
– Да вы что! – От волнения тот даже забыл о правилах субординации. – Я ничего ей не сделал! Только дверь запер и сразу ушел!
– То есть хотите сказать, она сама себя покалечила? – рявкнул Данте. Но через пару секунд пробурчал себе под нос: – Хотя она, пожалуй, могла бы.
– Вот видите, – поспешил подхватить дворецкий.
– Ты лучше молчи! – гневно отрезал Данте. – Это в любом случае твоя вина! Какого дьявола ты привел ее сюда?
– Я же говорил, дон Эльванди, именно так я понял ваш приказ, – сбивчиво принялся объяснять, видимо, уже не в первый раз, дворецкий. – Вы сказали временно ее куда-нибудь определить. Я подумал, что раз знак дракона…
– Помолчи! – резко осадил его Данте. – Не зли меня еще сильнее. – Он снова повернулся ко мне и мягко позвал: – Сандра!
Я по-прежнему молчала и не шевелилась. Мне было все равно, хоть ногами бейте.
– Сандра, пойдем отсюда.
Я продолжила смотреть в стену. Это только кажется, что камень однообразный. На самом деле в нем есть разные прожилки, трещинки. Вот одна, похожая на молнию, бежит по стене снизу вверх…
– Ужин для заключенной! – радостно сообщил какой-то новый голос.
Он прозвучал настолько бодро и громко, что ударил по ушам. Я даже вздрогнула от неожиданности, впервые хоть как-то отреагировав на происходящее в камере.
– Для заключенной? – холодно повторил Данте.
Что-то в его тоне и взгляде заставило вошедшего мигом растерять всю бодрость.
– А… я зайду попозже, – осторожно предложил он и, видимо, попытался сразу же выскочить в коридор, поскольку дальше последовал окрик Данте:
– Стоять! – После чего он уже более ровным голосом добавил: – Принес ужин – ставь.
Второй стражник послушно опустил тарелку, наполненную чем-то невразумительным, на пол, совсем рядом с круглым углублением. Заметив это краем глаза со своего места, я с трудом подавила позыв снова расхохотаться. Можно же было сразу выкинуть содержимое тарелки в яму, зачем вообще пропускать его через желудочно-кишечный тракт несчастного заключенного?
– Вон! – коротко бросил Данте, едва тарелка оказалась на полу, и второй стражник поспешил исполнить приказ.
Уверена, оказавшись за пределами камеры, он вздохнул с облегчением.
– Сандра!
Данте хотел снова потрясти меня за плечо, даже поднес руку, но, видимо, увидел кровь на разорванном рукаве и передумал.
Что, накормить меня собираешься? Сам ешь эту гадость, если хочешь. А мне и так хорошо. Я не голодна, хотя, кажется, в последний раз ела давно. И пить тоже не хочу. Вообще ничего не хочу.
Зато похожая на молнию трещина по-прежнему притягивает взгляд.
– Так, Сандра, вставай!
Голос Данте зазвучал более настойчиво.
– Сандра, – продолжил он после недолгого молчания, – сейчас мы отправляемся в гостиную. Ты пойдешь сама или хочешь, чтобы я тебя туда отнес?
Хотя последние слова и прозвучали как угроза, они оказались настолько неожиданными и так плохо вписывались в контекст произошедшего, что я, поморгав, оторвалась от созерцания стены. Ладно, раз уж меня никак не хотят оставить в покое.
Я встала с матраса и с непроницаемым выражением лица медленно вышла из камеры.
Снаружи остановилась, но только потому, что запамятовала, куда идти дальше. Стражник вышел следом, за ним Данте. Дворецкий собирался покинуть камеру последним, но Данте неожиданно преградил ему дорогу.
– А ты посиди здесь и подумай, как впредь принимать поспешные решения, – заявил он. – Вон и ужин как раз принесли.
И захлопнул дверь.
Стражник вопросительно посмотрел на хозяина, видимо, предполагая, что это всего лишь такая шутка. Но тот лишь выжидательно изогнул бровь – мол, чего медлишь? – и стражник послушно запер камеру.
– Идем!
Это уже было сказано мне. Тон был вроде и мягче, но возражений не допускал. Равнодушно пожав плечами, я стала подниматься по лестнице вслед за Данте. Потом был коридор, потом вторая лестница – та самая, парадная, сужающаяся кверху. Данте несколько раз оглядывался, но ничего не говорил. Один раз коротко отдал какое-то распоряжение встретившейся по пути служанке. Я не вслушивалась.
Наконец мы вошли в комнату. Действительно гостиная, но какая-то маленькая. Наверное, гостей принимают обычно не здесь. Впрочем, это не удивительно. Сколько гостиных в армоне? Должно быть, с десяток, если не больше. Эта, видимо, являлась частью личных покоев. Мое предположение подтвердилось, стоило получше оглядеться по сторонам. Через открытую дверь в соседнюю комнату можно было увидеть край кровати. Не могу сказать, чтобы меня это взволновало. Я осматривалась с прежним равнодушием.
– Сандра! – позвал Данте.
Я подняла на него несколько дезориентированный взгляд.
– Сядь.
Он сам подвел меня к небольшому двухместному дивану с зеленой обивкой и усадил на мягкое сиденье. Пожалуй, наличие нормальной мебели где-то в глубине души радовало. Кресла, стулья, диваны. А не эти их дурацкие ковры, циновки и подушки.
Я прилежно сложила руки на коленях. Смотрела в сторону.
Данте опустился передо мной на корточки и поймал мой взгляд.
– Сандра, прости, – сказал он, взяв меня за руки. Аккуратно, за самые кончики пальцев. – Никто не собирался заключать тебя под арест. Это моя вина. Я велел дворецкому где-нибудь тебя разместить. Имел в виду одну из гостевых комнат, а он неверно истолковал мой приказ. Но злого умысла не было. Правда.
Я бесстрастно пожала плечами. Допустим. Вполне вероятно, что так. Какая, в сущности, разница?
– Покажи мне свою руку, – попросил, поднимаясь, Данте.
И уже начал ее осматривать, но я резким движением отстранилась. Вот прикасаться ко мне ни к чему. И вовсе не потому, что я боюсь физического насилия. Просто не хочу чужих прикосновений. Довольно в мою жизнь и в мое личное пространство вторгались все, кому не лень.
Данте нахмурился, но настаивать не стал.
– У тебя гусиная кожа, – вместо этого заметил он. – Ты замерзла.
И снова пожатие плечами. Замерзла? Не знаю, я вроде бы ничего не чувствую. Хотя это логично: в камере наверняка было холодно. Да, похоже, что замерзла: руки Данте кажутся горячими – значит, мои, наверное, ледяные.
А он зачем-то снял свой камзол и набросил мне на плечи. Ну вот, теперь я, кажется, работаю вешалкой.
– Я верю, что не было злого умысла, – отсутствующим голосом сказала я, предпочтя вернуться к предыдущей теме разговора. – Что теперь? Куда меня отправят? На кухню? Или, может быть, на конюшню?
Во мне снова стала просыпаться злость. Она пока еще не пробудилась окончательно, скорее так, медленно ворочалась, напоминая о себе. И где– то краем сознания я чувствовала, что это лучше, чем всепоглощающая апатия.
– Сандра. – Данте вздохнул. – Можно я сяду?
Он указал взглядом на место рядом со мной.
Я безразлично передернула плечами. Он же здесь хозяин, так с какой стати спрашивает?
Данте расценил мой жест как согласие и, наверное, был прав. Я и сама не понимала себя сейчас до конца. Он опустился на диван, развернулся ко мне лицом и снова заговорил.
– Сандра, – его голос прозвучал сейчас очень мягко, – как ты думаешь, почему я тебя купил? У тебя есть какие-нибудь предположения?
Я в первый раз подняла на него глаза. Есть ли у меня предположения? О да! По меньшей мере три. Беда в том, что все они противоречат друг другу. Поэтому я высказала совершенно нейтральную версию:
– Тебе понадобилась рабыня?
Эти слова почему-то вызвали у него слабую улыбку.
– Нет, Сандра. У меня вообще нет рабов. Видишь ли, я ненавижу рабство. Напрасно ты так удивляешься, – заметил он, видя мой недоверчиво-вопросительный взгляд. – Во-первых, здесь не Арканзия. В Галлиндии многие отрицательно относятся к рабовладельческому строю. Здесь работорговля давно объявлена вне закона, хотя люди по-прежнему могут привозить рабов из-за границы. Но делают это все реже и реже. А во-вторых, – он немного помолчал, будто не очень хотел вдаваться в подробности, но затем все-таки продолжил, – моя кормилица была рабыней. И в молодости успела немало настрадаться по этой причине. До того, как попала в Галлиндию. Моя мать умерла рано, так что кормилица была очень близким мне человеком. Так что у меня есть свои личные причины быть противником рабства.
– Тогда почему ты меня купил?
– Разве это не очевидно? Потому что не хотел допустить, чтобы тот ублюдок, которому место по меньшей мере за решеткой, а скорее на виселице, тебя убил.
– Ты спасаешь так всех рабов? Выкупая их на деньги из собственного кармана?
Данте усмехнулся, уловив мой сарказм. Я все еще ему не верила, точнее сказать – не знала, верить или нет, и он это понимал.
– Нет, – признал он. – Я не такой альтруист. И вообще далеко не ангел, как ты верно заметила. Но не всех рабов пытаются убить прямо у меня на глазах. А кроме того, – он задумчиво сощурился, глядя в сторону, будто что-то вспоминал, – не скрою, мне понравилось то, как ты себя повела. Совершенно безрассудно и при этом решительно. Не согласная расстаться с человеческим достоинством. Тот пират был уверен, что ты целиком и полностью в его власти; ты же манипулировала им, заставив поступать именно так, как хотела того сама. Ты могла бы притвориться покорной, а потом использовать эту способность к манипуляции, чтобы возвыситься над другими рабами. В рабовладельческом обществе таким образом можно подняться очень высоко. Но ты не захотела идти таким путем, и это мне тоже понравилось.
Я смотрела на него, чувствуя себя сбитой с толку, и по-прежнему не знала, верить или нет.
Я совершенно случайно оказался на невольничьем рынке, – сказал Данте. – Просто через него лежал кратчайший путь к таверне. Я не собирался никого покупать. И в том, что я тебя выкупил, не было ровным счетом никакого меркантильного интереса.
В дверь постучали, словно специально для того, чтобы дать мне время собраться с мыслями. В комнату вошла служанка, принесшая на подносе кубок с каким-то напитком.
– Пунш, как вы и велели, дон Данте.
Она поднесла было напиток ему, но Данте кивнул в мою сторону. Служанка опустила поднос на маленький столик, совсем крохотный (поднос занял его целиком), затем с легкостью приподняла столик и поставила его напротив меня. Сделав реверанс, она удалилась.
– Пей, – посоветовал Данте. – Согреешься.
Я подняла на него затуманенный взгляд и впервые почувствовала, что мне действительно как-то зябко. Камзол несильно помогал, поскольку был всего лишь наброшен на плечи, а не застегнут на все пуговицы.
Я взяла кубок и сделала осторожный глоток. Напиток был, как и положено, горячим. Вино или даже несколько разных вин, какие-то пряности и фруктовый привкус. Организм действительно начал прогреваться. Я отпила еще.
Когда количество жидкости в кубке уменьшилось вдвое, я вернула его на столик и все-таки задала свой вопрос:
– Если все так, как ты говоришь, почему ты не мог мне этого объяснить раньше? Почему делаешь это только сейчас?
– Ну, первое время я полагал, что ты не знаешь языка, – напомнил Данте.
– То, что у тебя нет злых намерений, можно дать понять и другими способами. – Я отказывалась принимать вину на себя.
Можно, – согласился Данте. – Но была еще одна проблема. Я ведь намекнул тебе на это в Бертане. Мы постоянно находились под присмотром арканзийцев. Ты достаточно наблюдательна и не могла этого не заметить. Сандра, я отправился за границу не просто так. На протяжении многих лет арканзийцы регулярно совершали налеты на наши земли. Я молчу об экономических убытках, но при этом гибли люди. Я долгое время вел переписку с Селим-пашой, пока наконец мы не достигли некой потенциальной договоренности. Дальше была необходима встреча, а затем заключение письменного соглашения.
Слушая, я машинально взяла кубок и постепенно допила пунш. Попутно сопоставляла рассказ Данте со своими собственными выводами, основанными на той обрывочной информации, которую мне удалось собрать в дороге. Теперь восполняла пробелы и исправляла неточности.
– Дело было настолько важным, что мне пришлось самолично отправиться в Арканзию, – продолжал Данте. – Ни с кем другим переговоры вести бы не стали. Брать с собой большой отряд я не счел целесообразным. Численный перевес в любом случае оказался бы на их стороне, при этом арканзийцы восприняли бы такой поступок как выражение угрозы и отреагировали бы соответственно. Поэтому я взял с собой только Ренцо: он знаком с местной культурой, а в случае надобности хорошо управляется с мечом. И в целом все прошло успешно. Но с этими людьми ни в чем нельзя быть уверенным окончательно, до тех пор пока на бумаге не поставлена самая последняя подпись. Видишь ли, Сандра, это юго-восток. Там очень многое отличается от того, к чему ты привыкла на севере. Да и от нашей галлиндийской ментальности тоже. Среди прочего на востоке ценят силу. Зачастую ценят выше, чем справедливость и тем более честность. Честность с их точки зрения вообще важна лишь между «своими». Обмануть чужого можно и зачастую даже почетно. Но я сейчас не о том. С позиции арканзийца, заключать договор можно только с сильным партнером. Это одно из главных условий. Если потенциальный партнер проявляет слабость, от него с легкостью избавляются. И дальше заключают соглашение с более сильным игроком, пришедшим на смену первому. Либо не заключают вовсе. Понимаешь, что это означает?
– Догадываюсь, – кивнула я. – Если бы ты проявил слабость, арканзийцы с легкостью избавились бы от тебя и разорвали договор, который так и не был заключен до конца.
– Совершенно верно, – одобрительно сказал Данте.
– Значит, ты ходил по лезвию ножа, – заметила я. Он хмыкнул: я явно не сообщила ему ничего нового. – Мало ли что взбрело бы в голову этим людям. И что они восприняли бы как слабость, учитывая разницу менталитетов.
– Справедливо, – подтвердил Данте. – Однако помогало то, что я неплохо знаю их менталитет. И одну вещь я знаю точно, – очень серьезно продолжил он. – Сострадание к рабу является в Арканзии признаком слабости.
Я опустила глаза, делая выводы. Данте внимательно на меня смотрел, следя за моей реакцией.
– Я не мог напрямую протранслировать тебе свои намерения, – проговорил он, увидев, что я уже сумела сложить два и два. – Если бы меня решили убрать – а такие решения принимаются на востоке очень легко, – то убили бы и тебя, и Ренцо. А на приграничные земли продолжились бы набеги, в ходе которых гибнут десятки людей. Лучше от этого не стало бы никому. Я знаю, что тебе пришлось нелегко, Сандра. Но, к сожалению, у меня были связаны руки. Ренцо мог позволить себе чуть больше как подчиненный, и он пользовался этой возможностью. Но и его свобода действий была существенно ограничена.
Я вспомнила намеки, которые Данте делал в свое время касательно Илкера. Вспомнила навязчивое присутствие Карталя. И то, насколько по-разному Данте вел себя со мной в присутствии арканзийцев и когда мы остались в Бертане один на один.
– И несмотря на это ты спасла нам с Ренцо жизнь, – добавил он, аккуратно взяв мою руку в свою. – Хотя на тот момент имела все основания считать нас своими врагами. Если ты думаешь, что я об этом забыл, ты сильно заблуждаешься.
