Текст книги "Городская Ромашка (СИ)"

Автор книги: Ольга Кай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

"Это, и правда, очень хороший сон" – подумала Ромашка.

Позже, когда она попытается вспомнить события этого дня, связной и понятной картины все равно не получится – лишь образы: местами четкие, местами размытые. Странный взгляд светло-серых глаз и почему-то отливающие серебром волосы, осторожное движение руки – как будто Мирослав не сразу решился к ней прикоснуться… Невероятно приятное ощущение крепких рук, удаляющееся окно палаты, непрекращающиеся выстрелы где-то совсем недалеко. А потом руки отпустили ее, и она полетела… Дальше Ромашка не помнила вообще ничего: ни как ее поймали древнейшим способом на растянутую над тротуаром плотную ткань, ни как вслед за ней прыгнул с четвертого этажа Мирослав, предварительно обрубив трос, соединявший окно больницы с окном пустой квартиры дома напротив. Как, прекратив перестрелку, от главных ворот больницы побежала вглубь дворов отвлекающая группа.

Она долго не открывала глаз. Что-то происходило в ее телом, но что именно – ей было неинтересно даже наблюдать. Она не принимала еду и едва соглашалась глотать жидкость, которую ей насильно вливали в горло. Мучения продолжались. В глубине души Ромашка поняла, что чудесное спасение было лишь сном, а раз так – то стоит ли ей возвращаться? Стоит ли открывать глаза и возвращаться в действительность, которая оказалась хуже самого страшного кошмара? Ей было тепло и спокойно, особенно, когда ей не докучали какими-то непонятными процедурами. Но чаще всего Ромашка не реагировала, хотя, если ей что-то особенно не нравилось, могла тихо стонать.

Кто-то постоянно досаждал ей нелепыми попытками разбудить. Ее били по щекам, но Ромашка почти не чувствовала боли – только легкое раздражение. Ей мешали. А ей хотелось только одного – снова спать и видеть море, в котором она теперь почему-то тонула, но и это было приятно. Однако неизвестный мучитель каждый раз выдергивал ее из умиротворяющего сновидения, и Ромашка начинала обиженно хныкать, а иногда пыталась драться. Ее слабые попытки почти не встречали сопротивления. Над нею шумели и кричали, ее звали по имени, а Ромашка жалела о том, что ей не дают спокойно отдохнуть.

Но однажды руки, выхватившие ее из пучины, показались знакомыми. Ромашка не стала отбиваться и затихла, наслаждаясь уже почти забытым ощущением спокойствия, заботы и нежности. Теперь руки обнимали ее, а Ромашка все пыталась вспомнить… вспомнить, у кого же могли быть такие руки. А потом вспомнила и тихо позвала:

– Мирослав!

Удивленно-радостный голос отозвался сразу:

– Да, Ромашка, я здесь!

Девушка узнала этот голос.

– Мирослав, – прошептала она, – я предала тебя. Я им все рассказала. Я не хотела, честное слово, не хотела, но ничего не смогла сделать!

– Все хорошо, Ромашка, – ответил голос. – Ты ни в чем не виновата. Не бойся. Меня предупредили. Мы в безопасности. Здесь нас не найдут.

– Нет! – Ромашке казалось, что она кричит, но на самом деле ее протестующий возглас был не громче вздоха. – Нет, ты не понимаешь! О твоем подземном убежище знает полиция. Они скоро будут здесь!

– Не бойся, Ромашка. Посмотри, мы совсем в другом месте. Здесь нас не найдут. Ну, посмотри же!

Ромашка растерялась, а потом разозлилась: опять, опять он ее не слушает! Опять возражает, наверное, не верит…

– Ромашка, открой глаза! Посмотри на меня, Ромашка! Посмотри вокруг и убедишься сама! Ромашка! Глаза открой!

Он кричал и тряс ее за плечи. Ромашка рассержено оттолкнула его от себя и открыла глаза. Большое помещение, освещенное лишь прикрытым тряпкой светильником, действительно совершенно не походило на подземное убежище Мирослава.

– А где мы? – удивилась Ромашка, и перевела взгляд на человека, чьи руки все еще придерживали ее плечи. И снова отчего-то удивилась.

– Мирослав?

Он нерешительно улыбнулся, а потом вдруг резко притянул Ромашку к себе:

– Ну, наконец-то!

Глава 10

– Где мы?

Ромашка задала этот вопрос не только из любопытства. Только что она обнаружила, что лежит совсем раздетая, укрытая простыней и одеялом, и это обстоятельство ее неимоверно смущало. Она ведь точно знала, кто ее раздевал, освобождая от пропитанной чужой кровью больничной рубашки, и теперь старалась хоть как-то отвлечься разговором от досадных и глупых мыслей, лезущих в голову.

– Думаю, на этот вопрос тебе лучше всего ответит другой человек, – Мирослав лукаво прищурил глаза. – Это – не тайна. Это сюрприз, надеюсь, приятный.

Девушка озадаченно нахмурилась, пытаясь сообразить, кто же мог их с Мирославом приютить, но на ум как-то никто не приходил. А помещение было или казалось незнакомым: большое, наверное, как вся ее квартира, темное, с голыми стенами. Сама Ромашка лежала на низенькой кушетке, рядом с которой стоял почти такой же низенький столик. Окон она не увидела, но это как раз не удивляло коренную горожанку, потому как у нее самой в гостиной окон не было, только в спальне.

Тем временем Мирослав взял со стола тарелку, с некоторым сомнением глядя на ее содержимое.

– Оно немного остыло, но тебе все равно лучше поесть.

Что-то в лице Мирослава подтолкнуло любопытство Ромашки, и она заглянула в тарелку – всего лишь жиденький супчик с меленькими кусочками овощей. Внезапно девушка поняла, что голодна, очень голодна, и поэтому безропотно приняла тарелку из рук Мирослава. В ее собственных руках еще ощущалась болезненная слабость, но позволять кормить себя с ложечки Ромашка не собиралась.

Суп, действительно, немного остыл, но Ромашка, которая уже почти неделю ничего не ела, нашла его очень даже вкусным. Правда, пару раз в больнице ее пытались кормить, но не слишком усердно, да и Ромашка тогда есть не хотела. Ничего не хотела вообще.

Тарелка быстро опустела. Девушка с сожалением вздохнула, а когда Мирослав забрал у нее посуду, спросила:

– Скажи, а как ты меня нашел? И вообще, как узнал про полицию и… и все остальное тоже?

Мирослав снова чуть нахмурился, и девушке отчего-то показалось, что отвечать ему не хочется. Но он все-таки ответил.

– Помнишь, Ромашка, я рассказывал тебе про людей, которые подкоп делали? Так вот, мне удалось на них выйти, но они мне не поверили и, кажется, как и ты, в начале приняли за сумасшедшего. Они подобрались к стене под землей, заложили взрывчатку и взорвали. В итоге тоннель их был затоплен, а прорваться вперед они не смогли – жидкость, которой заполнен ров, прожигает кожу даже сквозь одежду. Они-то думали, что в худшем случае будут иметь дело лишь с ядовитыми испарениями и даже запаслись самодельными противогазами, не слишком качественными, на мой взгляд… – Мирослав ненадолго умолк, но Ромашка не стала прерывать молчания. Потом он продолжил рассказ. – Мне удалось узнать и время, и место, но все-таки я опоздал и мало чем смог им помочь. Двух человек полиция взяла в плен и допросила, именно после этого меня объявили в розыск, а те из ребят, кто остался жив, уже верили мне и согласны были сотрудничать. После того… после того, как погибла твоя подруга, Артур – он у них вроде руководителя – решил, что за тобой надо понаблюдать. Я не знал об этом, пока мне вдруг не сообщили, что тебя забрала полиция прямо из дома. Также меня предупредили, что тебе обязательно вколют сыворотку правды и узнают все, что знаешь ты.

Мирослав снова умолк и задумался. Потом усмехнулся невесело.

– Артур – очень недоверчивый человек. Наверное, оно и к лучшему – здесь иначе нельзя. Он мне поначалу все-таки не полностью доверял, но это, уже в прошлом… А потом мы узнали, что тебя перевезли в больницу. Подготовились, вычислили окно твоей палаты, отвлекли выстрелами охрану и персонал. Вот, пожалуй, и все.

На самом деле это было далеко не все, но, правда, зачем Ромашке было знать подробности осторожной слежки, дежурств у выходов из отделения? Когда один из ребят прибежал и сообщил, что в машину психиатрической лечебницы погрузили чье-то тело, укрытое простыней, некоторые, в том числе и сам наблюдатель, решили, что на носилках был труп. За машиной проследили. К счастью, автомобиль направлялся туда, где его ждала другая группа – предвидя передачу нежелательного свидетеля сотрудникам психбольницы, возле ворот окружающей больницу стены дежурили также круглые сутки – на всякий случай.

Заговорщики еще не были уверены, что переправленный в лечебницу человек – действительно Ромашка. Долгие поиски информатора привели Мирослава и его новых товарищей к старенькой уборщице. Женщина тут же потребовала деньги, правда не такую уж большую сумму, которую, к счастью, удалось достать без промедления. Уборщица рассказала, что в последние пару дней поступило четыре новых пациента, но двоих из них она видела – это мужчины, а двое других содержатся в отдельных палатах, куда имеет доступ только спецперсонал. Заговорщикам также удалось вызнать точное месторасположение двух палат с новыми пациентами в здании, вычислить окна. То, что снаружи стекла окон психиатрической лечебницы оказались зеркальными, не стало помехой. Маленький глазок-липучка, запущенный из дома напротив, сел на стекло возле самой рамы, и, как только связь наладилась, на изображении, передаваемом одним из глазков, Мирослав узнал Ромашку.

К тому времени Ромашка находилась в больнице уже пятый день.

А уже на седьмой, после тщательной подготовки, ребята организовали отвлекающий маневр и развязали перестрелку у ворот больницы. Охранники не ожидали нападения, но среагировали оперативно: принялись отстреливаться и вызвали подмогу. В такой ситуации Мирославу необходимо было действовать очень быстро, чтобы те, кто помогал ему освобождать Ромашку, смогли уйти до прихода полиции.

За несколько секунд до того, как Мирослав выбежал по узким ступенькам на крышу, он успел услышать негодующее восклицание Алека, наблюдавшего за монитором:

– …(очень нехорошее слово)! Этот…(очень и очень нехорошее слово)… полез на девчонку!

Выстрелы раздались как раз в тот момент, когда Мирослав присел возле бортика и прицелился. В следующий миг железный крюк полетел на крышу больницы, и между двумя зданиями натянулась прочная веревка. Здание психиатрической лечебницы было немного ниже окружающих домов, и металлический карабин быстро заскользил по веревке, перенося человека через улицу и больничный двор. Потом этот самый человек, за которым напряженно наблюдали с только что покинутой им крыши, спустился ниже и на несколько секунд завис перед окном, перебивая пиротехническим резаком прутья решетки.

Но Ромашка не спрашивала подробностей, и Мирослав ничего не добавил к своему рассказу. Он наблюдал, как девушка осторожно потерла запястья, на которых еще розовели следы от ремней. Ладони у Ромашки были узкие, и, чтобы девушка не смогла освободиться, ремни на ее руках затягивали очень туго, так что ткань врезалась в кожу при малейшем движении. Вскоре раздражение на коже должно было пройти, но пока запястья сильно чесались.

– Ромашка, скажи, у тебя ничего не болит?

– Вроде нет, – неуверенно ответила Ромашка. Голос ее был тихий, еле слышный. – Голова только. А что?

– Просто такое впечатление, что тебя не только морили голодом, но и… – он вздохнул. – У тебя синяки на теле.

Сначала Ромашка смутилась, представив, каким непривлекательным сейчас было ее тело, ко всему прочему покрытое еще и синяками, которые, скорее всего, уже пожелтели и смотрелись особенно противно. А ей почему-то очень хотелось, чтобы чужак-Мирослав все же находил ее привлекательной. Глупое, конечно, желание. "Уж не влюбилась ли ты?" – мысленно спросила себя Ромашка, и смущение отступило перед скептическим взглядом на вещи, присущим коренной жительнице города.

– У меня и правда ничего не болит, – попыталась успокоить она Мирослава, который искренне за нее волновался. – И голодом меня никто не морил. Я сама есть не хотела.

– Да ну? – удивился Мирослав, слушая ее едва различимый шепот.

– Да, правда. Просто они туда снотворное подмешивали, а я не хотела все время спать, вот и не ела…

Завершив эту достаточно длинную фразу, Ромашка поняла, что силы свои истратила окончательно. И в это время где-то невдалеке послышались шаги.

Ромашка очень проворно села и, придерживая на груди одеяло, уже собиралась вскочить на ноги, но Мирослав остановил ее.

– Кто? – еле выдавила она.

От резкого движения голова Ромашки закружилась, но девушка еще продолжала упираться.

– Это свои, не бойся.

Шаги приближались. Ромашка постаралась успокоиться, но не легла. Она сидела и напряженно всматривалась в темноту, в ту стену, где должна была быть дверь, потому что шаги раздавались именно в той стороне. Дверь открылась, не впустив света, и силуэт вошедшего человека буквально выплыл из темноты. Ромашка смотрела на низенького, пожилого человека, одетого в темные брюки, рубашку и старомодный клетчатый жилет, имеющий вид неновой, но любимой хозяином вещи. Человек остановился неподалеку, и на его покрытом морщинами лице появилась улыбка, добрая и искренняя.

– Пришла в себя… Ну, наконец-то! – незнакомец облегченно выдохнул, а Мирослав тем временем решил, наконец, сообщить Ромашке, кто перед ней:

– Анатолий Вергаров, директор музея.

Человек показался ей внушающим доверие, поэтому девушка расслабилась, и в тот же миг все вокруг закружилось, затанцевало. Испуг придал ей силы, но они быстро закончились, стоило только поверить, что опасности нет. Руки Мирослава плавно опустили девушку на подушки, и какое-то время Ромашка пыталась совладать с шумом в ушах и неприятным ощущением того, что супчик, который она недавно съела, вот-вот попросится обратно. «Этого еще не хватало!» – пронеслась в голове Ромашки отчаянная мысль, но, к счастью, вскоре ей стало лучше. Глаза девушка решилась открыть далеко не сразу – только тогда, когда стих зловещий шум в ушах. Вид у стоящего неподалеку директора музея был очень и очень виноватый.

– Здравствуйте, – с большим трудом произнесла девушка, давая, как ей казалось, понять, что с нею все в порядке. Но ее голос заставил пожилого директора испытать дополнительные муки совести за столь несвоевременное вторжение.

– Здравствуй, Ромашка, – тихо ответил он.

Девушка удивилась тому, что ее назвали по имени. Если бы голова не болела так сильно, Ромашка бы догадалась, что имя ее директору музея мог сказать и Мирослав, но сейчас она не очень хорошо соображала, что происходит. Поэтому девушка, прикрыв на минутку глаза, прозевала тот момент, когда Анатолий Вергаров с сожалением в голосе сказал, что лучше зайдет попозже, когда Ромашка будет лучше себя чувствовать. Так случилось, что когда девушка смогла поднять ресницы, в помещении кроме нее и Мирослава уже никого не было.

– Что?…

– Тише, тише, – попытался успокоить ее Мирослав. – Все хорошо, не волнуйся. Это друг. Ты слышишь?

Ромашка услышала. Она глубоко вздохнула раз, другой, и сама не заметила как снова заснула.

А в это время в городе наступило утро. Погодой утро не отличалось от многих других – серое, сырое, неприветливое, но именно сегодня люди, шедшие на работу по влажным от ночного дождика тротуарам, выглядели особенно уставшими и невыспавшимися – еще бы, целый вечер и всю ночь по городу носились полицейские машины, и от воя сирен зачастую не спасала даже звукоизоляция. Люди плохо спали еще и потому, что были не на шутку встревожены и напуганы, и решили в конце концов, что опасный преступник, фотографию которого показывают по телевизору в каждом выпуске новостей, совершил какое-нибудь особенно страшное злодеяние. Горожане с большой опаской покидали свои квартиры и шли по улицам, затравленно озираясь по сторонам, словно ожидали, что страшный убийца вот-вот выпрыгнет из проулка. Мало кто догадался сопоставить необычайную активность полиции с вчерашней перестрелкой возле здания психиатрической лечебницы – перестрелки в городе были делом вполне обычным. Правда, больницы редко подвергались нападениям, но редко – не значит никогда. А в средствах массовой информации о перестрелке упомянули вскользь – сообщение заняло несколько секунд, к тому же прозвучало в ряде других подобных сообщений – как уж тут обратить внимание?

Мирослав принес проснувшейся Ромашке еду, и на этот раз, к ее огромной радости, кроме супчика была еще миска с картофельным пюре. Когда же Ромашка поняла, что пюре сделано из настоящей картошки, а не разведено из порошка, ее радость перешла в едва ли не восторг – на такую роскошь у ее семьи последние несколько лет денег не было. Мирослав, правда, не разделял ее восхищения такой замечательной едой, а сказал, что настоящей картошки у них в городе быть не может, но Ромашка не придала значения этому замечанию: конечно, Мирослав – чужак, ему здесь ничего не нравится, и еда в том числе. Она не могла знать, как долго спорил Мирослав с директором музея, который, собственно, и снабдил их едой. В итоге старичку удалось убедить Мирослава в том, что если уж девушка всю жизнь питалась такой отравой, то и сейчас ей это не повредит. Да и нормальную еду все равно достать негде…

Потом девушка попросила одежду. Мирослав положил рядом с нею на кушетку большой пакет с чистым бельем и вполне приличной одеждой. Ромашка попросила Мирослава выйти, а сама, преодолевая все еще сковывающую ее движения слабость, переоделась и чисто по-женски пожалела, что здесь нет зеркала. Ромашке нечасто случалось покупать себе обновки, поэтому, примерив новую вещь, тут же захотелось оглядеть себя со всех сторон. Хотя Ромашка точно знала, что спортивные костюмы ей не идут – в них она кажется совсем уж толстой, тем не менее, голубовато-серого цвета брюки и курточка из легкой, но довольно прочной ткани ей понравились. По крайней мере, в этом было удобно.

К тому моменту девушка уже знала, что из помещения, где теперь они с Мирославом находились, ведет две двери: первая – та, через которую пришел директор музея, и в которую сейчас вышел Мирослав, и вторая – в небольшую ванную комнату. Там, над рукомойником, висело совсем маленькое зеркало, но Ромашка вдруг вспомнила о нем и, обув ноги в недорогие, но вполне симпатичные и на удивление подходящие ей по размеру кроссовки, отправилась туда.

Перед поблескивающим в неярком свете зеркалом девушка ненадолго замерла, изучая свое лицо, потом привстала на цыпочки, пытаясь хоть чуть-чуть рассмотреть себя в новой одежде. У нее ничего или почти ничего не получилось, но девушка, одергивая и поправляя накинутую поверх маечки спортивную куртку, подумала, что все-таки одета теперь куда практичнее, чем в тот день, когда ее забрала милиция.

Вскоре Мирослав вернулся, но не один. Анатолий Вергаров, все в той же теплой клетчатой жилетке, вошел вместе с ним, и Ромашка в который раз задалась вопросом – откуда же он ее знает? На этот вопрос девушка тут же получила ответ, весьма ее удививший.

– Ну как мне тебя не знать, если ты, Ромашка, моя самая частая посетительница! – воскликнул старичок. – Сейчас время такое, мало кто ходит в музей, а у меня на лица память очень хорошая. Я еще несколько лет назад заметил, что твое лицо мне знакомо. Я тогда ради интереса подошел к тебе и спросил, как мне найти такую-то выставку. Когда ты мне подробно объяснила дорогу, я сделал вывод, что ты уже была здесь и раньше.

– Разве я одна такая? – искренне удивилась Ромашка.

– Увы, – старичок грустно улыбнулся. – Тут хотя бы по одному разу сходили.

Это заставило Ромашку задуматься. В музей современного искусства водили на экскурсии школьников и студентов, а сюда… Сюда, кажется, нет. По крайней мере, Ромашка такого не помнила.

– Интересно, как же вам тогда удается работать, – пробормотала Ромашка.

– Музей давно уже работает в убыток, – развел руками директор. – В свое время я пытался приобщить к этому делу сына – не получилось. Зато теперь у моего сына свое дело, очень денежное, и он помогает мне, старику, чем может. Думает, наверное, что музей – это что-то вроде моего хобби. Хотя, в каком-то смысле так оно и есть.

Старичок грустно вздохнул.

– Я хотел показать людям красоту, надеялся, что искусство поможет многим из них встать на правильный путь… В мое время в музей еще ходили. А теперь… теперь никто этим не интересуется.

"А ведь и верно, – подумала Ромашка, – не интересуется. Даже Рысь… пришел в музей только для того, чтобы стать пособником грабителей".

– Так мы в хранилище музея? – спросила она. – В нижних этажах?

Старичок кивнул.

Директор недолго пробыл у них, потому что как раз настало время открытия музея, и надо было следить за порядком там, наверху. Ромашка еще очень долго думала над его словами – что-то в них было очень важное, но что?

Снова зачесалось левое запястье, и Ромашка потерла его пальцами. Мирослав не сразу остановил ее – задумался о чем-то своем.

– Ты знаешь, Ромашка… – услышав это, девушка невольно улыбнулась: сколько раз Мирослав начинал разговор с таких слов, и Ромашка даже знала, что за ними последует – очередное сообщение о чем-то, на взгляд чужака, удивительном и странном. – Ты знаешь, Ромашка, я все-таки плохо понимаю здешних людей. Нам говорили, что в подобном обществе человек пытается самоутвердиться за счет остальных, и доказывает свою силу тем, что обижает каждого, кого можно обидеть безнаказанно. Но ты не находишь, что это… как-то нелогично?

– Почему? – Ромашка вздохнула. Ей снова приходилось объяснять очевидные вещи: – Если кто-то демонстрирует свою силу, то его все боятся и уважают. Поэтому…

– Боятся и уважают – разные вещи! – перебил ее Мирослав. – Кстати, боятся потому что глупые. Если человек действительно знает, что он может, ему не нужно этого доказывать ни себе, ни кому-то.

– Почему не нужно? – удивилась Ромашка. – Если кого-то боятся, то его не трогают.

Мирослав нахмурился.

– Мне показалось, или ты действительно считаешь, что это правильно? – спросил он.

– Нет, не то, чтобы правильно, – неуверенно произнесла Ромашка. – Наверное, нет. Но так есть.

Брови Мирослава приподнялись, но вид у него был скорее не удивленный, а немного озадаченный.

– Знаешь, Алек мне говорил о специфической женской логике. Я, конечно, с ним не согласен, но…

Ромашка расхохоталась. Теперь Мирослав действительно удивился, возможно, он даже подумал, что у девушки нервный срыв. В принципе, он был и не далек от истины.

– Ну, знаешь, – проговорила, наконец, Ромашка, – если тебе кажется, что в моих рассуждениях отсутствует логика, то почему тогда ты продолжаешь задавать мне вопросы?

– Потому что твои ответы зачастую очень информативны.

Ромашке померещился лукавый огонек в светло-серых глазах чужака, и она обиделась.

– Это правда, Ромашка. Мне не может нравиться то, что ты говоришь, но все-таки это многое объясняет.

Устало откинувшись на подушки, Ромашка вздохнула. Ее вдруг осенило.

– Ты не человек, – сказала она. – Ты – робот.

Кажется, Мирослав удивился.

– Почему? – негромко спросил он.

– Потому что таких людей не бывает, – ответила Ромашка. Видя, что от нее ожидают более детального объяснения, добавила: – Ну вот скажи, стал бы нормальный человек, когда вокруг такое происходит, рассуждать о морали, вести себя так спокойно, рисковать своей жизнью, хотя можно спрятаться и отсидеться в подземном убежище до назначенного срока. Ты пытаешься нас понять, пытаешься разобраться во всем, что происходит, пытаешься даже помочь… И ты ведь все еще собираешься на этом вашем Совете защищать нас, хотя полиция всего города занята твоими поисками?

Мирослав нахмурился. Некоторое время он задумчиво смотрел перед собой, потом медленно произнес.

– Вот видишь, Ромашка, я же говорил, что твои ответы всегда очень информативны. Спасибо. Теперь я получил почти полное представление о том, кого у вас называют людьми.