Текст книги "Книга стихов(CИ)"
Автор книги: Ольга Денисова
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
Черный, синий, серебристый
светят фарами сквозь ночь.
Бросив тень на путь мой мглистый,
грязью окатить не прочь,
мчатся, теменью влекомы,
в беспробудной тишине.
Визгом жалобным, знакомым
надрывая сердце мне.
2006 г.
* * *
Облокотясь на поручни вагона,
со мною рядом ехал юный бог.
Сошедший с облака, а вовсе не с перрона,
где только что его толкнули в бок.
О чем он думал, глядя на плакаты,
сулящие богатство и уют?
Какие рисовал себе закаты,
какие страсти, что его убьют?
Была немыслимо стройна его осанка,
спокоен свет невозмутимых глаз.
Не вскрытая пока пивная банка
топорщилась в кармане напоказ.
Пиликал сотовый, попутчики зевали,
какой-то фарисей читал журнал...
Вы небожителя в нем, вижу, не узнали?
И он о том, что бог, пока не знал.
2006 г.
ХОРОШО БЫ В ВОТКИНСК СЪЕЗДИТЬ!
Обменяв осенний холод
на автобусный уют,
мы поедем в славный город,
где "щелкунчики" живут.
Где в усадьбе с мезонином
гений музыки скучал,
где по улицам пустынным
сторож палкою стучал.
Мы поедем не в музеи,
не историю учить!
Нам бы просто грусть развеять,
впечатленья получить.
Так что воткинские гиды
могут смело отдыхать.
Встретят нас свои бандиты –
есть кому по нам вздыхать.
Вот уж где мы оторвемся
от докучливых забот!
Захотим – до слез напьемся,
захотим – наоборот.
Будут звонкие бутылки
стол изысканный венчать,
будут бритые затылки
о делах своих молчать.
Хорошо бы в Воткинск съездить...
Только кофе с чаем пить.
Дружбой с урками не грезить.
Бюст Чайковского купить.
2006 г.
* * *
Просторы, родные просторы!
Здесь линия – друг, а не враг.
А где-то высокие горы,
и там всюду вечный зигзаг.
Там славят великого Будду,
там тоже есть холод и снег.
И там я когда-нибудь буду
буддийский носить оберег,
кормить недоверчивых яков,
детей смуглолицых ласкать.
От явных до смутных зигзагов
прямую дорогу искать.
2006 г.
* * *
Как много в этом человеке
смешалось жизней и веков!
Прохладные глаза и веки –
от наших северных снегов.
Запястья тонкие и губы
ему пожаловал Иран.
Движенья быстры, даже грубы –
бессмертен половецкий хан.
А руки – руки демиурга,
творца, создателя планет.
Его профессии хирурга
таинственней и горше нет.
Он любит скорость, любит ветер,
он любит музыку всерьез.
Уравновешен, чист и светел,
как опьяняющий наркоз.
И я боюсь его немного.
Откуда столько в нем щедрот?
Он говорит, что все – от Бога.
А если вдруг – наоборот?!
2006 г.
* * *
Есть катастрофа – я влюбилась.
Я умерла – воскресла вновь.
Какая бездна мне открылась,
когда затмила мир любовь!
А ты признаться мне не хочешь,
как побежденному врагу?
Или себя в святые прочишь?
А я признаюсь, я могу.
Могу сказать, что мир прекрасен
без наших принципов и слов.
Твой неответ мне так же ясен,
как ясен возраст без часов.
Как самолет, упавший с неба.
Как твой в усмешке сжатый рот.
Как дырки пористого хлеба.
Как автострады поворот.
Есть катастрофа...
2006 г.
* * *
Уйти, утешиться стихами,
забыться лучезарным сном.
За розовыми облаками
найти другую жизнь и дом.
Вернуться вновь без сожаленья
к своим разрушенным дворцам.
Поймать мелькнувшие мгновенья
и бросить под ноги глупцам.
Что делать с ними – я не знаю.
Какие почести воздать?
Украсить рифмой? Украшаю.
Или как было все – разъять?
Зачем они попались в сети?
Куда по воле волн неслись?
Мгновенья эти, грезы эти
зачем стихами назвались?
2006 г.
* * *
Мой маленький город,
хотя и по виду большой!
Заросший рекламой
и вывесками иностранными,
стремишься ты в небо
своей неуклюжей душой.
А хватит ли сил
с коммунально-дорожными ранами?
«Полей Елисейских», «Пассажей»
и прочей тоски
о жизни красивой
тебе не избыть, да и нечем.
Зажатый навечно,
навечно зажатый в тиски
бескрайних просторов
и крайне пространственной речи.
О чем ты мурлычешь себе
по своим проводам,
свернувшись дорожным кольцом
и пружиня рессорами?
Мой маленький город!
Тебя никому не отдам,
мигай – не мигай всем подряд
на углу светофорами.
2006 г.
* * *
У президентского дворца
цветут садовые фиалки.
На бархатные их сердца
косятся городские галки.
Живая изгородь растет
из ели той еще, колючей.
Ее ровняют каждый год –
как повелось, на всякий случай.
Гуляет праздный здесь народ.
И я бы праздновать хотела,
когда б не замкнутость ворот,
не зона ближнего обстрела.
2006 г.
* * *
Загорать бы с тобой
на египетских пляжах,
по Швейцарии горной
беспечно гулять.
Или, может быть, даже –
о, Боже мой! – даже
на вершине Тибета,
обнявшись, стоять.
А потом хорошо бы
вернуться обратно,
где знакомая речь,
и работа, и дом.
Где все так непонятно –
и все так понятно,
если нам не наскучит
и здесь быть вдвоем.
Что же ты не смеешься,
не злишься, не плачешь?
Не глядишь свысока
и не мнешь сигарет?
Или ты ничего
в моей жизни не значишь?
Или выдохни что-нибудь
все же в ответ!
2006 г.
* * *
Что было там, до встречи на Земле?
В какой обители душа моя томилась?
Неужто тосковала обо мне,
ко мне одной, воистину, стремилась?
О чем же ей печалиться теперь?
Ведь получила то, чего хотела!
Открылась дверь и затворилась дверь:
душа облюбовала мое тело.
Куда она летает по ночам,
страша меня отсутствием до срока?
А днем – так рвется к солнечным лучам,
как будто впрямь со мной ей одиноко.
2006 г.
* * *
В Цюрихе дождь,
а у нас – минус тридцать.
Как ты живешь
там, за границей?
Нет ни звоночка,
ни строчки в ответ.
Что же, храни
свой швейцарский секрет!
Цюрих, конечно,
всем городам город.
Нам же в награду –
метели и холод,
долька луны
и тропинка в снегу.
Этим тебя
удивить не смогу.
Здесь, на Урале,
сурова природа.
Стылая стужа
стоит по полгода.
День – до обеда,
а ночь – до утра.
Жизнь беспросветна,
и этим горда.
Дождик зимой
разве только приснится.
Рядом Сибирь
от мороза клубится,
а благодетель Европы
Гольфстрим,
как и положено,
неуловим.
В общем, твой Цюрих
почти нереален,
мир освещая
окошками спален,
блажью огней
и рекламных витрин...
Цюриха нет –
под дождем ты один.
2006 г.
* * *
Умерла моя собака,
был на это свой резон.
И теперь одна из мрака
я творю свой вещий сон.
Привяжу его цепочкой –
сразу где ему понять,
что не только этой ночкой
меня надо охранять.
Сон получится чудесным,
как доверчивый щенок.
Легким, чутким, интересным,
главное – сбивает с ног.
Он послушен мне, однако
у него – своя земля.
Вот бежит моя собака,
сон – за ней, а следом – я.
2006 г.
* * *
Был умником, а стал глупцом,
романтик сделался купцом,
красавец был – теперь урод,
был шут – а стал наоборот.
Убийца хвастал, что герой,
а грешник клялся – был святой.
Неважно, кем ты быть устал.
Важнее – кем в итоге стал.
2006 г.
* * *
На годы затянулся поединок –
в красавицах так долго не живут.
Гордец до самых кончиков ботинок:
таких не любят и таких не ждут.
Не ждут, не ждут! Хоть спор наш не окончен.
И даже если разрешится он –
кто был неправ, бесчестен, непорочен,
кто был из нас без памяти влюблен –
не важно это! Потому больнее
хранить молчание, не брезгуя ценой.
Твоя душа румяней и белее?
Извольте объясниться, сударь мой!
2006 г.
* * *
Я – воздушная гимнастка,
воздух мне – и сват, и брат.
Опыт мой – моя оснастка,
и опора мне – канат.
Звукам музыки внимаю,
ничего я не боюсь,
то ногой канат поймаю,
то руками зацеплюсь.
Я на нем лечу по кругу –
лиц почти не разобрать,
восхищаю всю округу,
что не страшно мне летать.
Нет, не страшно. Мое тело
четко помнит каждый трюк.
Вверх и вниз гляжу я смело,
потому что крепок крюк,
вкруг которого несется
жизнь моя – игра моя.
Может, кто и разобьется,
но не я, не я, не я!
2006 г.
МОЙ ГЕРБ
Настанет час – судьбы ль теченьем,
пророчествам ли вопреки,–
вся жизнь наполнится значеньем,
как русло высохшей реки.
Мы встретимся – два тайных вздоха,
два лика одного орла.
И нас благословит эпоха,
даруя царские крыла.
Как будет высоко паренье!
Как будут помыслы чисты!
Европа, мне бы твое зренье.
Восток, твои бы мне мечты.
2007 г.
* * *
Еще спешишь туда, еще ты веришь в чудо.
Решительно глядишь за ровный горизонт.
А я, смешно сказать, уже иду оттуда
и в небеса гляжу, чтобы расправить зонт.
Ты многое поймешь, ведь твой союзник – время,
ты сможешь для себя почти что все решить.
А мой расчет похож на тягостное бремя,
которое, увы, не стоит ворошить.
Ты знаешь, как начать и как переиначить,
себя не потеряв, обиды отпустить.
А я могу легко всех только озадачить
и не могу, как ты, подолгу не грустить.
Пусть хватит тебе сил, чтоб не глядеть уныло
на то, что ты в сердцах когда-то натворил.
Не говори "прошло", а говори "так было" –
бог ношею тебя, но все же наградил.
Так выслушай меня! Уж сделай эту милость.
Не изменяй себе – не торопись судить.
Одну, на всех одну ты хочешь справедливость?
Но разве есть она? И разве может быть?!
2007 г.
* * *
Погибла Троя. Карфаген разрушен.
Спаситель мира умер на кресте.
Угрюмый космос к жизни равнодушен,
не внемлет он рождественской звезде.
Страдают люди, ангелы и звери –
они опять живут перед войной.
Плохие новости. Я, кажется, им верю.
Или душе так сладко быть одной?
2007 г.
* * *
Кому – учить, кому – лечить,
кому – спасать людей от смерти.
А мне бы просто – отличить
твой план от общей круговерти.
А мне бы только угадать
твои слова, поступки, знаки,
которые еще, как знать,
тебе аукнутся во мраке.
Они тебя же и спасут.
Или, прости, за все накажут.
Ты сам себе свой высший суд.
Не я. И не Всевышний даже.
2007 г.
* * *
Я не знаю, где я, и не знаю, кто я.
Может, я – луч зари уходящего дня?
Может, острая сабля? Молитва в тиши?
Может быть, я душа твоей робкой души?
Может быть, я надежда? О славе молва?
Может, я под ногами прохожих трава?
Может, ласточка я или в поле цветок?
Всех от жажды спасающий влаги глоток?
Может быть, я твой сон о великой любви?
Ты придумай мне имя, меня позови.
Кем ты хочешь, скажи, я тотчас обернусь
и на имя свое без труда отзовусь.
Будь ты трижды не прав – я тебе помогу.
Я спасу, сохраню, от беды сберегу.
Как-нибудь назови, на поступок решись!
Только в выборе имени не ошибись.
2007 г.
* * *
Хочу быть музыкой твоей,
чтоб очищать твое пространство
от черных мыслей, черных дней
и торжествующего хамства.
Хочу быть нужной и простой –
хотя бы песней, но любимой.
А не надеждою пустой
и не мечтой неуловимой.
Пусть я угасну в тишине,
пускай придет к тебе другая,
пусть ты не вспомнишь обо мне,
моей мелодии внимая.
2007 г.
* * *
Мне лучше бы не лезть
и говорить поменьше,
подстраховать себя
мильонами причин.
Что в этом мире есть,
кроме усталых женщин
и правотой своей
гордящихся мужчин?
Мне лучше бы уйти
иль вовсе не родиться.
Но разве я пришла
без ведома небес?
Мне, чтоб тебя найти,
пришлось до слез учиться,
меняя божий дар
на личный интерес.
И вот теперь я здесь.
Кто бы меня поправил!
От сердца оттолкнул
и крикнул: "Не зови!"
Что в этом мире есть
вернее горьких правил?
Неужто наш восторг
по поводу любви?
2007 г.
* * *
Умершая родня приснилась.
Зачем приснилась? Для чего?
А небо вроде прояснилось,
как у начальника чело.
Никто уволить не грозится,
и организм мой не болит.
Но вот приснится же, приснится!
Не ангел так со мной шалит.
Кого-то, видно, огорчаю.
Обиду ли сама коплю?
Пойду пройдусь. И маме к чаю
конфет и пряников куплю.
2007 г.
* * *
Сидеть в гареме у фонтана,
дамасской розою дышать.
Любить, так самого султана!
И тюбетейки вышивать
шелками, бисером и ниткой
с названьем нежным – "мулине".
Под черной газовой накидкой
спокойней будет мне вдвойне.
Смогу цитировать Хайяма,
кружиться в танце до земли.
И стан держать я стану прямо,
украсив пояс "ислими".
Звеня серебряной подвеской,
босой по бархату ходить
и за парчовой занавеской
по бровкам пальчиком водить.
К стеклу прилипшие снежинки
увижу разве что во сне...
Вот искушенье для блондинки,
живущей в северной стране!
2007 г.
* * *
Мой друг взбешен, подруга злится.
Никто не хочет мне звонить.
Чай с кардамоном и корицей
в отместку им я буду пить.
Начну мечтать об иноземном –
своя наскучила земля.
Расстаться бы на время всем нам.
Ну, где ты, Индия моя?
Уеду в Гималаи-горы,
кататься буду на слоне,
и возвращусь домой не скоро –
пока не объявлюсь во сне.
Приснюсь подруге в лучшем сари,
а другу – мельком, под чадрой.
Назначу встречу на бульваре
и снова стану всем родной.
Друзья, простите, я вернулась.
На самолете. Без слона.
Моя поездка затянулась.
Но ведь закончилась она!
2007 г.
* * *
Строя сказочные планы,
ходит кот вокруг сметаны.
Спета песенка моя.
Ведь сметана – это я!
2007 г.
* * *
Из тишины приходит звук,
из пустоты – частица света.
От собственной души, мой друг,
дождусь ли ясного ответа?
Мое Великое Ничто
рождает лишь одну тревогу,
когда не исцелит никто,
по-своему идущий к Богу.
И если б не страшила смерть,
о чем скажи, мой друг, молиться?
Я – плоть и кровь, вода и твердь.
Осталось лишь огнем явиться.
2007 г.
* * *
Не печалься, мой друг,
ни о чем не жалей.
Счастье мне улыбнулось
улыбкой твоей.
А беда, как всегда,
обошла стороной,
побежала, как волк,
по дорожке другой.
По короткой дорожке
в неясной судьбе.
Не к тебе побежал
серый волк. Не к тебе.
2007 г.
* * *
Что может этот луч в хрустальной призме?
Ломаться, падать, над собой летать.
Блуждать, мечтая о своей же тризне.
Веселой радугой до сумерек сверкать.
Он может все, хоть и мала избушка,
день короток и помощи не жди.
О, безобидная, нестрашная ловушка!
Героя моего ты пощади.
Он может умереть и возродиться.
Лбом упереться в стену и застыть.
Он может измениться, надломиться.
Он может быть. Или не может быть.
2008 г.
* * *
Волки мое поражают сознанье.
Волки и белки, и лоси, и рыси.
Им каждый день выходить на заданье,
им не нужны наши веси и выси.
Так захотели они? Или просто
где-то за них все давно рассчитали?
Быть им такого-то цвету и роста,
быть им в конце или в самом начале?
Быть им в лесу, в зоопарке иль в цирке?
Нас веселить или падать от пули?
С дыркою в сердце, и даже без дырки,
мы бы, наверное, так не рискнули.
Не испугали бы мы очевидца,
не устрашили бы сметкой и хваткой.
Вряд ли смогли бы мы так приручиться
и не расстаться со старой повадкой.
2008 г.
* * *
Как много словесного сора,
нелепых, чудовищных фраз!
Взлетает балконная штора,
желая умчаться от нас.
А я собираю осколки
когда-то любимых причуд.
И, пыль вытирая на полке,
вершу над собой самосуд.
Кидаю в пустую корзину
ненужный и выцветший хлам,
чтоб долгую трудную зиму
дышалось свободнее нам.
Решаю задачу простую,
и жду, и боюсь холодов.
И верю, что все еще стою
своих благородных трудов.
2008 г.
ПРАЗДНИЧНЫЙ ДЕНЬ
Там, где плещут ижевские волны
о зеленые склоны холмов,
будто витязи, немногословны,
поднимаются крыши домов.
А чуть дальше – высотные зданья
услаждают придирчивый взор,
и, красою пронзая сознанье,
златоглавый сияет собор.
Вот и лестница. От монумента
она к площади главной ведет.
Ее росчерка белая лента
нашим улицам очень идет.
Отдохнем у прохладных фонтанов,
улыбнемся идущим вослед.
Бесконечное множество планов
мы умножим на множество лет.
И решим, уважая науку,
в этот день никуда не спешить.
Не навстречу пойдем, а друг к другу,
если вместе надеемся жить.
2008 г.
* * *
Валерию Болтышеву
Сияет над миром Венера,
ее распознает любой.
Не верю, не верю, Валера,
что это случилось с тобой.
Ты просто устал, разозлился,
уехал в другие края.
Не с жизнью – со мною простился.
Я выдержу. Мы же друзья.
Отпразднуем эту победу,
ты нас победил навсегда.
Валера, я тоже уеду,
вот только не знаю – когда.
Но, черные мысли ломая,
приходит сиреневый день.
И днем я заплачу о мае,
я знаю – ты любишь сирень.
Зачем тебе слезы и вера,
что я не расстанусь с тобой?
Прости меня, друг мой Валера.
Прости меня, друг дорогой.
2008 г.
* * *
Ему приснилось – он один.
Один, как в океане остров,
как журавлиный в небе клин,
как обгоревший зданья остов.
А где-то на материке
кипела жизнь, дымы клубились.
Летела стая птиц к реке,
и башни городов светились.
Он грезил и не понимал,
зачем ему забавы эти:
песок, волна, звезда, коралл,
истлевший клок рыбацкой сети...
Он – просто остров, без затей,
почти невидимый в тумане,
вдали от мира и людей,
приют плывущих в океане.
2008 г.
* * *
Когда в гробу мой друг лежал,
цвела сирень и птицы пели.
По небу облака летели,
и ветерок в траве дрожал.
Те розы, что ему на грудь
из рук моих почти упали,
казалось, смерть на жизнь меняли,
но друга не могли вернуть.
Не побежало время вспять,
и ход вещей не изменился.
Мир умудрился устоять.
Мир умудрился.
2008 г.
В ХУДОЖЕСТВЕННОМ САЛОНЕ
Где-то далеко цветет миндаль,
всходит солнце в золотистой дымке.
Девушка в сиреневой косынке
смотрит в убегающую даль.
Где-то далеко горит костер,
путник мастерит нехитрый ужин.
Месяц серебрит лесные лужи,
снег летит на травяной ковер.
Две картины есть передо мной.
Обе они сердце мне тревожат.
И ничто их разлучить не может.
Только утро, ночь и свет дневной.
2008 г.
БАБУШКА
Ольгой звали мою бабушку,
и меня назвали Олей.
Не была я с нею лапушкой –
тяготилась я неволей.
Бабушка со мною маялась,
на детей своих сердилась.
Никогда она не каялась,
но за печкою крестилась.
Там, под низкими полатями,
у нее была икона.
В общем, с бабушкой мы ладили
без молитвы и поклона.
Пили чай с медовым пряником,
ели яблоки моченые,
убирали дом по праздникам,
друг на друга обреченные.
А бывало – распогодится,
только бабушка устала...
У Казанской богородицы,
видно, с нами дел хватало.
2008 г.
ТЕТЯ СВЕТА
Ногти красить перламутром
научила тетя Света,
научила ранним утром
рвать пионы для букета.
Делать вкусную окрошку,
ждать, пока дозреет каша,
и жалеть чужую кошку,
будто это кошка наша.
Тетя Света любит мыться,
любит чистое крылечко,
и совсем не сильно злится,
если меряю колечко.
По столу его катаю,
забавляюсь его светом,
свое детство коротаю
между печкой и буфетом.
Тетя Света меня холит,
будто грядку в огороде.
Но сейчас она уходит –
ей работать на заводе.
У станка стоять до ночи –
у нее вторая смена.
Если любит меня очень,
то вернется непременно.
2008 г.
СЛУЖБА
Волшебный аромат пачули
и розы чистое дыханье.
Плыву я в старом паланкине
средь небоскребов и машин.
Мое лицо закрыто шелком,
на лоб свисают три подвески,
и жемчуг на запястье длинном
мешает сотовый достать.
Мои носильщики покорно
меня к порталу преподносят,
и я дарю им равнодушно
монеты с ликами орлов.
Потом иду по анфиладе
и кланяюсь почти что в пояс
слоновой кости арабескам
и позолоченным дверям.
Целую бронзовую ногу
сидящего в священной позе
и масла жертвенного вылью
на кипу стройную бумаг.
Потом наушники надену –
мое лицо закрыто шелком.
И побреду в свою деревню
через ромашковый овраг.
2008 г.
* * *
Зяблик, птичка моя заводная!
Заводи мою жизнь, заводи!
Твоя песня, такая родная,
отзовется надеждой в груди.
И помчусь я по белому свету
раздавать обещанья свои,
заводному короткому лету
предрекать только ясные дни.
Звать свое перелетное счастье,
есть в дешевых кафешках пломбир.
И позволю себе о ненастье
щебетать, будто зяблик, про мир.
2008 г.
ЗАТМНЕНИЕ
Ну вот и встретились –
светило и светило,
луна и солнце, солнце и луна.
Как с каждым из них ясно
в мире было!
Теперь же, господи,
не видно ни хрена.
2008 г.
* * *
Июльский зной – прекрасная пора!
Гуляет в комнатах веселая прохлада.
И завтра будет то же, что вчера.
Ты удивишься, этому я рада.
Летит с балкона тополиный пух,
гудит оса, обманутая шторой,–
на ней цветы о чем-то спорят вслух,
и я слежу за трепетной их ссорой.
А за окном – ни шума, ни машин,
расплавленный асфальт гудроном пышет.
И желтый лист, пока еще один,
спешит укрыться в холодке под крышей.
2008 г.
* * *
Ничего красивого в тебе
я уже давно не нахожу.
Будто лист от ветра в октябре,
за тобою медленно кружу.
До земли пока что далеко,
а до неба – и не долететь.
Ты смеешься, ну и мне легко.
Ты живешь – и мне не умереть.
2008 г.
* * *
В мире ангелов, бабочек, птиц,
не поверите, те же законы.
Так же слабые падают ниц,
те же гимны поют и канцоны.
Только трубы неслышно трубят.
Пенье бабочек пахнет лугами.
Только птицы там не говорят.
Только ангелы наши – не с нами.
2008 г.
* * *
Подари мне, пожалуйста, синий сапфир!
Я его заслужила за тысячу лет.
В нем увижу я в синих подробностях мир
и другой, у которого имени нет.
Я увижу глубокие тайны морей,
голубые растения и облака,
лазуритовых бабочек и журавлей,
что летят через грани его и века.
Стану камень небесный как книгу читать,
восхищаться экспромтами быстрых лучей,
научусь васильковую речь отличать
от индиговых песен церковных свечей.
А еще я узнаю, как ты поживал
в окруженьи кристально-холодных идей,
как меня забывал, предавал, продавал
и любил человечество, а не людей.
Пусть расскажет и это любимец жрецов –
цвет "электрик" от серого я отличу.
Подари мне сапфир – талисман мудрецов!
Черно-белая жизнь мне давно по плечу.
2008 г.
* * *
Посевы наши выбил дождь,
мой братец подался к варягам,
а друг мой, бесермянский вождь,
плутает где-то по оврагам.
Татарский муж мой точит меч –
ему на Русь идти с набегом.
А мне – его обоз стеречь
и спать в шатре под звездным небом.
Вздыхает мать сыра-земля,
звенит кольцом височным время.
И все, о чем мечтаю я:
стрелу – в колчан, а ногу – в стремя.
Ни прясть, ни сеять и ни печь
не пригодится мне на воле.
Храни меня, родная речь,
не дай погибнуть в диком поле!
2009 г.
ПРОГУЛ
На улице все тех же коммунаров
стояла немарксистская погода.
Цвела сирень – прелестница бульваров,
и яблоня – любимица народа.
Дальневосточная черемуха Маака
смущала мир внезапной белизною,
и я – принцесса княжества Монако –
брела на лекцию с потрепанной сумою.
Учиться коммунизму – бестолково.
И туфли жмут. Ну, как сие отрину?
К тому же памятник Ивана Пастухова
чугунной дланью тычет меня в спину.
2009 г.
НОЧНОЙ МОТОЦИКЛИСТ
Летит ночной мотоциклист –
ему куда-то очень надо.
Он как заправский скандалист –
прямее не бывает взгляда.
Внезапным, будто нож, лучом,
он разрезает мир на части.
И, кажется, мы ни при чем,
хотя всецело в его власти.
Мотор ревет, душа кипит,
немеет в напряженьи тело.
Пространство вслед ему свистит,
а он рулит, он знает дело.
Да, в споре он неумолим,
в победу верит одержимо.
Но мгла смыкается над ним,
и цель его непостижима.
2009 г.
* * *
Отворите мне темницу,
посадите на коня,
нарядите как царицу
и отстаньте от меня.
Конь домчит меня до места,
где мой суженый живет.
У него – своя невеста,
и хлопот невпроворот.
А увидит – прослезится,
подбородок задрожит.
Я – не то, чтобы царица,
но имею гордый вид.
По щеке его поглажу
и, наверное, прощу.
Накопившуюся сажу
в белый пепел обращу.
Встретились – и слава богу.
До свиданья, женишок!
Конь зовет меня в дорогу,
месяц выставил рожок.
Долго ехать мне придется
прямо, криво и в объезд.
Пока путь не оборвется,
пока волк коня не съест.
2009 г.
* * *
Думать поэту о смерти легко.
Вот почему так не любят поэтов
тоталитарные дяди и тети –
думы о смерти ведут далеко.
И отвлекают от целей конкретных.
Сонмы сомнений их крепко терзают.
А стихотворцев, по сути безвредных,
в разные тюрьмы, как раньше, бросают.
Или смеются над ними до срока,
не находя в глупом смехе порока.
Или их просто от скуки затравят.
Так, что могилы – и той не оставят.
2009 г.
* * *
Кто такие эти русские?
Почему они – "какие"?
Где их пращуры этрусские
погубили князя Кия?
Почему слова их бранные
все покорно повторяют?
Песни, грустные и странные,
почему меня пронзают?
Мир дается им недешево,
а кому-то – без усилий.
Ни грядущего, ни прошлого
им не видно из России.
2009 г.
КОСУЛЯ В ЗООПАРКЕ
Я не там родилась
и не так назвалась.
За решеткою я не пасую.
От своих отреклась
и не с теми сошлась.
Просто я до поры не рискую.
Я не козочка вам,
не случайный каприз,
пусть торчат мои рожки резные.
Мои братья и сестры
в лесу родились.
Мы – олени, олени лесные.
Мы умеем легко
облака догонять,
уходить от жестокой охоты,
в лоб друг друга бодать,
небеса обгонять,
слышать мира тревожные ноты.
Если жизнь коротка,
а я в клетке пока,
значит, вам улыбнулась удача.
Я ж свободы добьюсь,
до своих доберусь.
Вот и лес за пригорком маячит.
Я взлечу по лучу,
пусть вонзятся мне в бок
сто когтей и стегающих веток,
но дорогу к ручью
по слогам заучу,
если вырвусь из сеток и клеток.
Мои ноги быстры,
мои очи остры.
Кто сказал, посмотрите – красуля?
Я на вас не сержусь,
я преград не боюсь.
Я – косуля, косуля, косуля!
2009 г.
О РОДИНЕ
Не запомнит лица моего,
и улыбку мою не заметит.
Промолчу. Ну и что ей с того?
А спрошу – на вопрос не ответит.
Застит очи отечества дым,
вновь выруливать по бездорожью.
А она убегает к другим
то рябинкой, то зреющей рожью.
И не смотрит мне прямо в глаза,
прикрывает лицо полушалком.
Обо мне не прольется слеза,
но, представьте, мне будет не жалко.
И не жалко потерянных дней,
и не жалко, что узы порвутся.
Жалко только, что нету родней
тех, что здесь без меня обойдутся.
2009 г.
* * *
Березы, березы, березы...
Ну, где ваша вечная сладость?
От вас только слезы и слезы,
больничная горькая гадость.
От вас у меня аллергия.
Пылить вам пыльцою довольно!
Пусть вас воспевают другие,
кому рядом с вами не больно.
Листва ваша свет заслоняет,
в глазах от стволов зарябило.
Кто вновь о березках мечтает,
того, видно, не зацепило.
Я тоже люблю вас, березы.
Вы русскому сердцу – подмога.
Особенно если в морозы,
и если вокруг вас немного.
2009 г.
ГРОМ
Сначала голубем воркует,
потом ворчит, потом рокочет.
И жестяными облаками
гремит – и нервы нам щекочет.
Потом как будто позабудет
про нас, про небо, про работу.
И сам себя до слез разлюбит,
не в силах взять другую ноту.
И в грозовом своем угаре
сорвется вниз земле на милость.
Он так сейчас окрест ударит,
как нам не грезилось, не снилось.
2009 г.
БАЛЛАДА О МЕЧЕ
Под печкой хранились ухваты,
две-три кочерги и совок,
которым сгребали когда-то
золу из печи на шесток.
И там же, за медной заслонкой,
где кошка любила прилечь,
обернутый старой попонкой,
тяжелый покоился меч.
Его откопали случайно,
когда городили забор.
И черная-черная тайна
к нему возвращала мой взор.
Татарин мечом забавлялся,
иль русский с ним дружбу водил?
Зачем он в земле оказался,
за что к нам под печь угодил?
А меч не чурался работы,
охотно семье помогал.
Им бабка снимала тенеты,
а дед мой лучинки строгал.
И мы, несмышленые дети,
мечтали мечом поиграть.
Послушнее нет нас на свете,
едва углядим рукоять...
Но кончилось все презабавно:
отдали тот меч за кольцо.
Кольцо потеряли. И славно!
Не драть же за это мальцов.
Скитается где-то по свету
старинный клинок и сейчас.
Прощенья за это нам нету.
Как нету и печки у нас.
2009 г.
ЗОЯ
Зоя подарила мне букварь
и читать до школы научила,
а когда меня пробрал январь,
то антибиотиком лечила.
Зоя – это мамина сестра,
проще говоря, родная тетка.
На язык она была остра –
комсомолка, лыжница, красотка.
Умница, каких не видел свет,
плавала в Дунае и в Риони,
видела в Москве большой балет,
вальс играла на аккордеоне.
Все она умела, все могла,
свитера и шапочки вязала,
в тонких ее пальчиках игла
ткань любую с легкостью пронзала.
Вечером усталая придет,
а сугробы – чуть ли не до крыши.
Зоя за лопату – и вперед,
и поет о городе Париже.
Зою часто ставили в пример.
Мы с восторгом на нее смотрели.
Вот она, советский инженер,
русская Стефания Сандрелли!
Зоя, как была ты хороша
с челочкой своей густой и резкой,
в алой кофточке – она тебе так шла! –
купленной на пристани венгерской...
Лет пятнадцать как ее уж нет.
Все, что было, сестрам раздарила:
книги, фотографии тех лет –
только тайну сердца не открыла...
Знаю, что не вылечить ничем
эту нестареющую рану.
Самые красивые, зачем
вы от нас уходите так рано?
2009 г.
* * *
Ждет меня испанский берег,
шляпа, темные очки,
спаниель по кличке Эрик,
спаржа, херес и бычки,
запеченные в духовке
после пляжа на обед,
две прелестные обновки
и какой-нибудь десерт.
Ждет меня большая вилла,
супермодный лимузин
и – чтоб вас совсем взбесило –
ювелирный магазин!
Поджидает жгучий мачо
(говорят, с ним веселей).
От меня письмо он прячет
с бедной родины моей.
2009 г.
* * *
Как сладко пахнет мертвая трава!
Еще вчера она была живая.
Зеленая, она была права,
о скорой смерти не подозревая.
Роскошный махаон здесь отдыхал,
кузнечик прыгал, шмель вовсю трудился.
И на тебе! Нашелся же нахал,
с косою смертоносною явился.
Звенит коса, мужик стирает пот
линялым рукавом простой рубашки.
Устал косить. Вот это поворот!
Пока цветите, милые ромашки.
2009 г.
* * *
Не с каждым шутит так Создатель,
со мною шутит – слышу свист.
Я – и читатель, и писатель,
и, уж простите, журналист.
Три головы моих покуда
еще целы, не снес их меч.
Все хорошо, я – чудо-юдо.
Не стоит вам меня беречь.
Сожгу полмира, съем любого,
на крыльях в небо унесу...
За что? А ни за что! За слово,
за звуков жалкую красу.
2010 г.
ВАСИЛЬКИ
Снежинки синие качаются
на бирюзовых стебельках
и с небом взглядами встречаются,
мечтая жить на облаках.
Им то ли снится, то ли верится:
еще до жизни на земле
их утешала мать-метелица
в ветхозаветной полумгле.
И, трепеща от возмущения,
они куда-то вниз рвались,
где их земные воплощения
тогда еще не родились.
2010 г.
* * *
Постоим под куполами,
впереди – дорога.
Что сказать тебе словами?
Что просить у Бога?
Вот опять открылись взору
голубые дали.
Только этому простору
мы и доверяли.
Не магическому кругу,
не туманной сини.
Почему же не друг другу,
если – всей России?
2011 г.
* * *
О ты, великое бездушное пространство!
В тебя уйдешь – обратно не вернешься.
Ни мира нет в тебе, ни постоянства.
Зачем ты моей родиной зовешься?
Еще кочуют люди, звери, птицы
в твоих степях, политых нашей кровью.
Еще не обозначена граница
между ландшафтом, верой и любовью.
Мы для тебя – не взрослые, не дети,
а так, улов – продукт самой природы.
Тысячелетьями не рвутся твои сети,
прельщая странников подобием свободы.
2011 г.
* * *
Турецкому эстрадному певцу Таркану
О чем поешь, карамурзелец милый
(твое бельканто поражает ум),
с такою страстью и такою силой?
Как жаль, я по-турецки ни бум-бум.
Могу я по-турецки только кофе.
И то не каждый день, ну извини.
Вот интересно, ешь ли ты картофель?
Захочешь мне ответить – позвони.
И все-таки – красивы твои речи,
мелодии прекрасны, спору нет.
А чем бы обернулись наши встречи,
когда война терзала Баязет?
Невежливо, наверное, об этом
напоминать. Но я же не со зла!
Я спела бы сейчас с тобой дуэтом
и много пользы миру принесла.
Пускай не миру, но себе уж точно,
а то в наушниках, ей-богу, не уснуть.
Я слышала, все у тебя непрочно,
и ты в Россию едешь отдохнуть?
Приедешь – заходи без церемоний.
Для русских ты практически родня.
В гармонии с собой иль без гармоний,
но отзовись – не огорчай меня.
2011 г.
ЛУНА
Хочу или нет, но начну я с востока.
Сияя чужим, мне не свойственным светом,
плыву я по небу, янтарное око,
то лодочкой утлой, то солнца приветом.
Мой путь пролегает сквозь черную бездну,
на тлеющий запад, за тихое море.
Там я потеряюсь, растаю, исчезну,
но вы не печальтесь, ведь это не горе.
