Текст книги "Поэтика сюжета и жанра"

Автор книги: Ольга Фрейденберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)

Фрейденберг Ольга
Поэтика сюжета и жанра

Ольга Фрейденберг

Поэтика сюжета и жанра

Современное издание "Поэтики сюжета и жанра", докторской диссертации О.М.Фрейденберг (1890-1955), вполне сопоставимо по значимости с выходом в свет другой диссертации – книги М.М.Бахтина "Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса". Читателю предлагается не просто переиздание вышедшей в 1936 году монографии О.М.Фрейденберг, но текст, снабженный научным аппаратом, переработанным под руководством Н.В.Брагинской.

К публикации "Поэтики сюжета и жанра" мы подошли как к изданию своего рода научного и литературного памятника. Здесь мы считаем своим долгом предуведомить читателя о характере текстологической подготовки. Нами были использованы исправления, сделанные рукой Фрейденберг в экземпляре книги, принадлежавшем ее ученице О.А.Гутан и любезно предоставленном нам ее сыном А.С.Гутаном. Правка текста затронула некоторые случаи устаревшей орфографии (напр., сфэра, разсказ) и снятия запятой перед "как" в смысле "в качестве".

При подготовке данного издания "Поэтики сюжета и жанра" мы, помимо понятной цели исправления вкравшихся типографских опечаток и авторских lapsus calami, руководились задачею сделать "прозрачным" научный аппарат книги. Более тысячи примечаний в издании 1936 года часто представляют собою непреодолимую преграду на пути к источнику даже для весьма искушенного читателя. Дело не только в объективной труднодоступности, ино– и древнеязычности источников, но еще и в том, что ссылки в издании 1936 года слишком часто подаются в "не-дешифруемом-виде", в сокращениях далеко не общепринятых, причем на одни и те же источники автор может ссылаться всякий раз по-разному, используя различные издания, разную пагинацию и т.д. Не всегда даже первая ссылка на какую-либо научную книгу или статью дается в достаточно развернутом виде, что уж говорить о том, что обратившись к одному из тысячи примечаний и встретив там краткую ссылку, читатель должен вооружиться недюжинным терпением, чтобы разыскать первую отсылку к этому труду. Кроме того, в аппарате достаточно просто неверных "цифр", сбоя, двусмысленностей и других накладок, связанных в какой-то мере с условиями создания книги.

5

В этой ситуации, при всем уважении к воле покойного автора, публикаторы приняли решение полностью переработать всю техническую сторону научного аппарата. До 80% античных источников, около 70% научной литературы и практически все ссылки на журнальные публикации были проверены de visu. Была составлена библиография и так сказать Index fontium (список источников), куда включены библейские, античные и фольклорные источники. Унифицированы и часто изменены сокращенные отсылки к научной литературе и источникам. В некоторых случаях в примечания введены дополнения и изменения в квадратных скобках [ ]. Незначительные исправления и снятые как безнадежно неотождествляемые отсылки не оговариваются. Когда публикаторам оказывались недоступны издания, которыми пользовалась Фрейденберг, проверка производилась по другим, часто более новым изданиям, ссылки на которые и вносились в примечания. Принципы раскрытия сокращенных отсылок к источникам изложены в преамбуле к соответствующим спискам.

Большую часть труда по проверке ссылок, составлению библиографии, вычитке и исправлению текста взяли на себя М.Ю.Сорокина и А.Р.Потемкин. Без их участия данное издание никогда бы не могло состояться. Кроме того, М.Ю.Сорокина предприняла архивные разыскания, обеспечивающие изложение как творческой истории "Поэтики", так и ее политической "судьбы". Мы приносим также благодарность Международному Фонду "Культурная инициатива", поддержавшему в 1990 г. работу над архивом О.М.Фрейденберг.

Н.В.Брагинская

6

оглавление

Предварение 5

Предисловие 7

I.Проблема работы и ее литература 9

1. Идеалистическая поэтика 9 2.Формализм 10 3.Современные задачи поэтики 12 4.Мифологисты 15 5.А.Н.Веселовский 17 6.Теория самозарождения 21 7.А.А.Потебня 24 8.Этнологи 25 9.Теория конвергенции 26 Фрейдизм 28 10. Наука о первобытном мышлении 29 11.Советская наука; новое учение о языке 32 12.Работы по поэтике И.Г.Франк-Каменецкого 34 13.Советские работы по поэтике за последние годы 36

II. Долитературный период сюжета и жанра 38

1.Понятие "античной литературы" 38 2. 38 3.Гомеровский эпос 39 4.Лирика 41 5. Драма 43 6. 45 7.Проза 47 8.Эллинистическая литература 48 9.Римская литература 48 10.Проблема противоречия сюжетно-жанровых формы и содержания 49 11.Причины изучения первобытного мировоззрения 50

1.Первобытное мировоззрение 50

а) Метафоры еды 50

1. Содержание и структура первобытного мышления 50 2.Семантика еды; литургия 53 3.Еда религиозная и бытовая 54 4. 55 5. Семантика жертвоприношения 56 6. Обряды разрывания 58 7.'Еда' как воскресение 61 8. Смерть и воскресение в еде 62 9. 63 10. Стадиальные изменения метафор 'еды' 64

б) Метафоры 'рождения' 67

1.Семантика брака 67 2.Семантака победы 69 3.Семантика года 71 4.Связь брака с едой, борьбой и шествием 73 5.Семантика спасения 75 6.Рождение как исцеление и воскресение 77 7.Земледельческие метафоры рождения 79 8.Метафора свадьбы 81 9.Брак и рождение как космогонический круговорот 81

в) Метафоры 'смерти' 82 1.Метафора царства и рабства 82 2.Сатурналии 83 3.Умерший 85 4.Майская обрядность 86 [Буфонии] 88 5.Метафора суда 90 6. 'Суд и смех' 92 7.Семантика смеха 93 8.Семантика призыва и брани 95 9.Семантика издевки 98 10.Метафора обличения 99 11. 102 12.Земледельческие обряды смеха 103 13. 104 14.Метафора смеха 105 15.'Еда', 'рождение' и 'смерть' как метафоры оживания 106 16.Метафоры как будущая форма сюжетов и жанров 109 2. Оформления первобытного мировоззрения 111

а) Ритмико-словесные 111 1.Параллелизм, а не синкретизм, происхождения словесных, миметических и действенных форм; смех и плач, призывы, брань, шествие, еда и пр. как метафоры их оформления 111 2.Тематика любви, вина, наслаждения 117 3. Семантика акта говорения 119 4. Семантика рассказа 121 5.Амебейность, диалог, борьба 124 6. Монологическая форма рассказа и обращения 127 7.Метафоры 'безумия' и 'мудрости' 129 8.Гномика 131 9.Семантика произнесения 133

б) Действенные 134

1.Обряды, оформленные метафорами 'еды', 'шествия' и борьбы'. Панэллинские игры 134 2.0лимпии 137 3.Гладиаторские игры в Риме 141 4.Цирковые игры 142 5. Драматическая обрядность в Греции 144 6.Страсти Адраста и римская пантомима 146 7. Происхождение хора 147 8.Хорэгия 150 9.Семантика 'трагоса' и 'сатира' 151 10. Очистительная обрядность и 'катарсис' 153 11.Сатура и фарс 155 12.Умирающие и воскресающие боги хлеба и каши 156 13.Бобово-чечевичные фарсы 158 14.Страстные боги и фарсовые шуты 160 15.Сатарова драма как драма еды 161 16.Структура трагедии и комедии, состоящая из метафор 'борьбы', 'шествия', 'плача', 'смеха' и др. 162 17. 165 18.Семантика роли вестника 267 19.0бряды разрывания-еды и смерти-рождения в составе трагедии и комедии 269 20.Семантика античной драмы 171 21. Фольклорные параллели к литературной драме Греции 173 22 Песня-драма 175 23. Жертвоприношение как драма 177 24. Фольклорная драма в Риме 178

в) Вещные 179

1.Увязка словесно-действенного генезиса с генезисом материальной культуры 179 2. Вещь как часть жанра и сюжета 180 3.Стадиальное осмысление вещи 182 4.Тканевые метафоры 184 5.Семантика сидения и амфитеатра 185 6.Корабль 188 7.Ворота, двери, арка 189 8.Семантика повозки 190 9.Повозка-сцена 192 10.Стол как подмостки; стол и двери, арка (просцений) 194 11.Обеденный стол и сцена 195 12.Фольклорно-вещный театр-балаган 197 13.Вещь как персонаж 198 14. 200

г) Персонификационное оформление 202

а) Действующие лица 202

1.Тотемистическая персонификация 202 2.Ее отражение в фольклоре 204 З.Звериный персонаж 204 4.Растительный 206 5.Антизначные и противоположные черты персонажа 208 6.Семантика двойника 210 7.'Шут', повар и другие дублеры героя 211 8.Плутовской персонаж 214 9.Трафаретная система действующих лиц 216 10. Страстная и фарсовая морфология персонификационных метафор 218 11.Пол, возраст, характер как стоячая маска 219

b) Мотивы 221

1.Генезис сюжета 221 2.Сюжетные мотивы как действенная форма персонажа 223 3.Солнечно-загробная морфология мотивов 224 4.Вегетативная 226 5.Единство метафорических различий 228

III. Литературный период сюжета и жанра 230

а) Эпика 230

1.Проблема формы и содержания 230 2.Сюжетно-жанровая структура эпоса; "Одиссея" 232 3. "Илиада" 235 4.Три композиции эпических эпизодов 237 5. Условность

жанрового обозначения 'эпос' и его увязка с другими жанрами 239 6 Сюжет и жанр эпоса как любовный роман; индусский эпос как эпическая поэма и роман 241 7.Греческий роман 245 8. Его увязка с лирикой и драмой 246 9. Европейский роман как вариант, а не преемник, греческого 248 10.Роман и жанр мученичества 249 11. Фольклорная версия метафор, становящихся 'эпосом' или 'романом' 252

б) Лирика 254

1 "Женская" и любовная лирика 254 2. .Ямб и элегия 256 3. Сатира и ода 258 4. Противоречие между фольклорной формой и классовым осмыслением 259

в) Вульгарный реализм 260

1.Античная концепция реальной современности 260 2.Видение мира 263 3.Реализм древней комедии 266 4.Концепция движения и времени, сказывающаяся на композиции реалистического жанра 269 5. Классовость античного реализма и его вульгарный характер 272 6 Его зависимость от мифа 273 7. Условность 'комического' 274 8. Реалистическая комедия и фольклорный фарс 276 9. Эллинистический реализм 278 10.Римский реализм; Петроний 281 11. Реалистические мотивы римской лирики 283 12.Реализм Апулея 285 13 Реализм Лукиана 286 14 Традиционализм фольклорных сюжетов и жанров в европейской литературе 288 15. Их параллелизм античным сюжетам и жанрам 289 16.Традиционный характер вульгарного реализма в средние века 291 17.В сатире гуманистов 291 18.В авантюрных жанрах 293 19.В плутовском романе 294 20.В сатире 296 21. Фольклорность сюжета и жанра как специфический этап в истории литературы 297

Примечания 300

Указатель к основному тексту 358

Список библейских, античных, средневековых и фольклорных источников 382

Список использованной литературы 397

Список сокращений 419

Н.Брагинская. "...Имеют свою судьбу" 421

Риторический комментарий

И.Пешков. Риторика мифа в жанре поэтики 434

ЛР ? 060256 от 03.10.91 г. Подписано в печать 22.01 97 г. Формат 84х108/32 Печать офсетная. Тираж 5100 экз. Зак. 30. "Лабиринт", 103045, Москва, Последний пер., д. 23. Отпечатано с готовых диапозитивов в типографии ИПО Профиздат, 109044, Москва, Крутицкий вал, 18 Плр ? 050003 от 19.10.94 г.

Предисловие

В работе, посвященной жанровому шаблону, не может отсутствовать предисловие... Я должна предупредить читателя, что он держит в руках докторскую диссертацию со всеми вытекающими отсюда последствиями. И хотя эта оговорка, усугубленная маркой Института, где весной 1935 г. эта работа защищалась, сама по себе, осторожно подготовляет читателя к содержанию и стилю этой книги, все же в данном случае ее недостаточно. Дело не столько в терминологии, в "пользовании источниками", в способе изложения, в композиции этой работы; оно глубже, дело в том, что эта книга по литературоведению привлекает, в качестве материала, обряд, миф, материальную культуру, фольклор и всякие вещи, за которые нужно раз навсегда извиниться и вежливо оставить их в составе именно литературоведческих работ. Преемственность – вещь почтенная, конечно, и данная книга, далекая от анархизма, уделяет и в теоретическом введении и во всем ходе исследования пристальную внимательность всему из научного наследия, что может быть переработано и использовано. Но бывают также этапы в истории науки, когда, при всем уважении к достоинствам предшественника, хочется от него отгородиться; и, как ни почтенна традиция, бывают такие исторические этапы! – появляется желание показать вещь по-иному, пусть не с должной законченностью и удачей, но в противовес именно этой чрезмерно доброкачественной и чересчур самонадеянной преемственности. Этот исторический этап – наш сегодняшний советский день, с переворотом в научном мышлении, с революционным сломом старых методов и методик работы.

Учение Марра о языке не только сломало традиции и нормы старого языкознания, но и открыло новые перспективы в изучении истории самых различных идеологий.

Изучение истории языка в увязке с историей мышления и материальной культуры дало богатейший материал, игнорировать который нельзя. Эта работа опирается на выводы созданного Марром учения о языке и предполагает у читателя хотя бы некоторое знакомство с основными положениями этого учения.

Самое существенное в теории Марра – тот водораздел, который она образовала между формальным и семантическим подходом к проблеме формы.

7

Литературоведение изучало литературу не во всем объеме ее истории, а только в периоде уже сложившихся ее форм, со второй, так сказать, половины пути; при этом вину сваливали как раз на античную литературу, где якобы сходились все начала и все "первостихии". Но пора реабилитировать слепого Гомера и показать, что и он знаменует чрезвычайно позднюю стадию в истории литературы. Основной переворот Марра состоял в том, что он открыл ранние и даже первые стадии в истории образования языка и литературы там, где они не были до него примечены, стадии до звукового языка, до литератур; что он первый показал генезис литературы и языка; что этим он первый заложил базу для подлинной истории языка и литературы во всем ее объеме, от самого возникновения. И если миф, обряд, материальная культура оказались в той решающей стадии сиамскими близнецами литературы, то за это, конечно, можно извиниться перед традицией, но дела изменить нельзя.

А теперь несколько слов о самой Поэтике. Я ее закончила в 1927 г. как теоретическое продолжение моего "Происхождения греческого романа" (1919-1923), где я ставила те же самые, что и здесь, проблемы, но лишь на одном цикле сюжетов и жанров. С этого времени я ее дискутировала и развивала в отдельных докладах и статьях. И.Я.Марр очень заряжал меня своей активной поддержкой; я с благодарностью и преданностью должна сказать, что он защитил меня на первом диспуте, привлек к работе в Яфетическом институте, прикрепил к этому своему детищу мою Поэтику, командировал меня с нею в Москву, в Коммунистическую академию, поручил мне сорганизовать работу над сюжетом Тристана и Исольды.

Конечно, теперь я доработала Поэтику и дополнила вышедшей литературой, приложив к ней и "Три сюжета", перепечатанные из "Языка и литературы" (т. V, стр. 33). Жизнь спешит. И то, что вчера нуждалось в оправдании (даже, может быть, и в предисловии!), то сегодня идет уже в приложении как материал более доступный и легкий для читателя, чем "период античной литературы".

11 августа 1935 г.

8

I. Проблема работы и ее литература

1. Идеалистическая поэтика

Поэтика, теоретическая история литературы, есть наука закономерностях литературного процесса. Но до А.Н. Веселовского и после него из поэтики была сделана голая теория литературы, и не столько литературы, сколько ее отдельных составных частей, вне их исторических связей (поэзия, проза, поэтические фигуры, сюжет и т.д.). Как теория поэтических родов поэтика оказалась частью эстетики, а потому и философской наукой, одним из отделов в общей идеалистической философии. Здесь она претерпела все те судьбы, что и идеализм. От Канта она получила общее статическое учение о присущих искусству формах: человеку свойственны от природы чувства трагического (возвышенного, ужаса) и комического (смешного, низменного). Гегель, с его саморазвитием духа, является творцом той динамической эстетики, которая ошибочно получает название исторической; такая историчность имманентна и лишена всяких связей с материальным миром. Старое учение о красоте обращается в учение о гармонии формы и содержания; под уродливым понимается все реальное и повседневное. Внутренне-историческая преемственность форм поэзии (причем форм самостоятельных) определяется в виде трех стадий: это эпос, лирика и драма. В эпосе отлагаются впечатления объективного мира, лирика – выражение личности, в драме – оценка объективных явлений. Греческая литература с ее гармонией формы и содержания является идеальной нормой всеобщего литературного развития; литературный процесс – это саморазвитие самосознания личности как части мирового духа; наиболее совершенный вид поэтического творчества – это греческая трагедия.

9

Несмотря на весь дальнейший ход эстетики и, в частности, на большую роль позитивизма, для научной практики наиболее решающую роль сыграло гегелианство Я имею в виду закурсиро-вавшие с того времени общеупотребительные учения о форме и содержании, о внутренней преемственности поэтических родов, о трагическом и комическом, о реализме, понятие истории литературы и литературного процесса как саморазвития духовной деятельности человека и нормативная роль Греции в отношении европейской культуры, искусства и, особенно, литературы – это наследие Гегеля, живущее по сей день и в поэтике и в истории литературы, – наследие непреодоленное и застойное. Обращение к античности, любовный возврат к ее культуре и попытки ее возрождать не раз выполняли в истории прогрессивную роль, освежавшую и заставлявшую звучать новыми смыслами и самое античность, но в руках буржуазии XIX века (западной и русской) сусальный ореол, взгроможденный над античностью, приобрел реакционную функцию и стал античность искажать, науку об античности рутинизировать Мысли Гегеля получили уродливое заострение, за ореолом и за античной красотой и гармонией оказалась реакционнейшая окаменелость мысли о первенстве духа, об отрицании реального мира, о жизни форм, о догматической нормативности одного явления, выхваченного из кон текста истории. И потому-то исторически необходимо, чтобы пересмотр этих теорий и попытка систематически их расшатать была сделана именно на материале античной литературы, и преимущественно как раз греческой.

2. Формализм.

Это тем более необходимо, что сейчас нужно бороться не со старыми видами идеалистической поэтики1, а с ее последней разновидностью – с формализмом Сам формализм переживал себя как "новое слово" и реакцию на психологические теории типа Гумбольдта Однако формалистическая поэтика – только доведенная до абсурда одна из сторон старой метафизической поэтики, и та именно, которая создана философией абсолютной формы как выражение абсолютного духа. Общая всем поэтикам черта – это базирование на традиционном наследии Аристотеля, делая из Греции норму для всех видов культуры, идеалисты не посчитались с историческим значением самого Аристотеля и с его ролью в истории античной идеологии. Прогрессивный для своего времени как мыслитель и замечательный ученый Греции, Аристотель строил свою поэтику в меру положенных ему историей сил, его поэтика – чрезвычайно

10

интересный труд, завершавший работу по поэтике многих поколений, – работу, до нас не дошедшую. У Аристотеля много ума, тонкости, эрудиции, но не его вина, что в рабовладельческом обществе ученый мог пользоваться только статическим методом и дальше углубленной классификации не шел Но одно дело достижения Аристотеля, поражающие нас в IV веке до нашей эры прогрессивностью, и то, как буржуазная наука использует эти достижения.

Когда, вслед за Аристотелем, буржуазная поэтика строится на отвлеченном рассуждении о формальных частях литературы, понимая ее как сокровищницу феноменов, а не как идеологический процесс, когда у нее вслед за Аристотелем, поэзия отделяется от прозы, и поэтика делается теорией поэзии, риторика теорией прозы, когда, вслед за Аристотелем, традиция приписывает поэтике свойство быть наукой о поэтических приемах и о средствах художественного воздействия, – тогда ясно, что Аристотеля, великого ученого античности, перед нами уже нет, а есть зашедшая в тупик формализма наука буржуазии Так складывается та знаменитая теория и практика творческой рецептуры, которая существует и поныне под видом теории словесности и поэтики формализм, желая быть новаторством, занялся теорией прозы и, вместо того, чтобы по старому указывать приемы художественности, стал их теоретизировать. В результате всех этих научных путей создалась из поэтики какая-то подозрительная дисциплина, мало естественная, состоящая из схоластизированной античности, из поправок современных формалистов-агностиков к метафизике немецких идеалистов, из позитивных переложений Дарвина на литературу, из сенсуализма (теория приятного, трагизм как разряжение аффектов и т.д.) и просто из школьной пошлятины

Между тем параллельно этой поэтике, с ее "категориями" и "приемами", с середины XIX века стала строиться другая наука, направленная не на изучение литературы и ее отложившихся форм, а на историю представлений, образности, мышления, в связи с порождаемыми ими формами обычая, сказаний, религии, языка, мифа. Общего имени эта наука не имеет, отчасти она совершенно эмпирична, отчасти исходит из определенных теорий. На Западе она направлена против марксистской философии и методологии, но, непроизвольно для себя, прямо и косвенно ее подтверждает во всех своих прогрессивных достижениях.

11

3. Современные задачи поэтики

Из сказанного ясно, до какой степени сейчас акту алъно и просто необходимо перестроить мертвую "поэтику" и сделать ее живой для литературоведения. Важно, в первую очередь, показать, что поэтика есть наука о закономерности литературных явлений как явлений общественного сознания, что общественное сознание исторично и меняется в зависимости от этапа развития общественных отношений и, следовательно, от этапа развития материальной базы, важно показать, что поэтика есть и теория и конкретная история литературы. Для именно такого понимания генетический анализ совершенно необходим; ясно, что отказ от генезиса в вопросах поэтики был и будет отказом от исторического анализа явлений. В данной работе я отнюдь не берусь поднимать все или наиболее основные проблемы поэтики; я ограничиваюсь только областью сюжета и жанра, в которой успела до сих пор поработать, да и то за вычетом проблемы стиля, к которой еще не подходила. Кроме того, не сюжетом и не жанром во всем их историческом целом занимается эта работа, а только первичным этапом их истории, решающим для вопросов об их происхождении, их мировоззренческой сущности, их взаимосвязи, этот первичный этап – становление сюжетов и жанров в античной и, преимущественно, в древнегреческой литературе, где они еще стоят на стыке фольклора и литературы. Но для того нужно пересмотреть и критически использовать эмпирические данные западной и русской (что не всегда делалось) буржуазной науки. Мы сейчас находимся не в том положении, в каком был ученый XVIII столетия. Занимаясь литературой не формально, а по содержанию, мы обязаны учитывать все новое, что стало известным в тех областях знания, которые вскрывают факты, прямо или косвенно определяющие это содержание. То, что наше литературоведение игнорирует науку о мышлении и фольклоре, то, что наша фольклористика игнорирует все отделы знания, ведущие к пониманию смыслового содержания фольклора, – это убийственная ошибка, от которой страдает наша советская наука.

Центральная проблема, которая меня интересует в данной работе, заключается в том, чтоб уловить единство между семантикой литературы и ее морфологией. Я пытаюсь показать, что для объяснения различий не нужно прибегать к изначальной комплексности или синкретизму, из которых дифференцируются различия, различие не есть отщепление от тождества или результат его развития (что, по существу, одно и то же), а

12

составляет его самое существенное свойство, это есть проблема семантики, взятая в ее формообразующей стороне. Дальше, я хочу показать, что жанр – не автономная, раз навсегда заклассифицированная величина, но теснейшим образом увязан с сюжетом, и потому его классификация вполне условна. И сюжет и жанр имеют общий генезис и нераздельно функционируют в системе определенного общественного мировоззрения; каждый из них, в зависимости от этого мировоззрения, мог становиться другим; в процессе единого развития литературы все сюжеты и все жанры приобрели общность черт, позволяющие говорить о полном их тождестве, несмотря на резкие морфологические отличия. Мысль об условности жанровых рубрик и отграничений – центральная для данной работы. Я хотела бы показать, как один и тот же мировоззренческий смысл получал различные аспекты содержаний и структур в творческой переработке новых общественных идеологий, как этот смысл не был сперва сюжетом или эмбрионом литературы, но просто жизненным смыслом, смыслом простого обихода, при помощи которого люди жили, работали, ели, взращивали детей; как этот исторический смысловой шифр к природе и жизни, выработанный первым человеческим обществом, в измененных социальных условиях потерял то свое значение, для которого был непроизвольно создан, и тогда не исчез совсем, но оказался культурной ценностью, результатом "производства идей", духовным инвентарем, пошедшим в пользование новой идеологии и новой культуры. И тогда его лицо меняется. Былой конкретный смысл абстрагируется от своей значимости, оставаясь голой структурой и схемой; ее берут для новой идеологической надобности, и берут в определенных дозах, приноравливая к новым конкретным целям. Но точность и строгая предельность этих целей уже не застрахована от тождественной смысловой пронизанности внутри самой схемы. Классовое сознание, покончив со старым смыслом, которым руководствовалось сознание первобытного общества, создает религию, литературу, философию, искусство, науку, но всюду, где эти идеологии формально построены на переработке старого смыслового наследия, жанровые разграничения условны, и анализ обнаруживает, что все эти жанровые формы представляют собой различно и по различным поводам трансформированный старый мировоззренческий материал, взятый то в одном аспекте, то в другом. Итак, в процессе истории одно и то же различно оформляется, подвергаясь различным интерпретациям и разли

13

чию языка форм; перед нами двуединое явление, внутреннее тождество и внешнее многообразие.

Чтобы это показать, нужно, во-первых, взять семантическую систему в том историческом периоде, когда она еще не является литературой: это делает первая глава работы. Дальше предстоит рассмотреть эту же систему смыслов в виде структуры литературных жанров, в виде сюжета, действующих лиц и аксессуаров: вторая глава. И затем, взяв материалом античную литературу, показать, что ее жанры – гибкие, условные, переосмысленные сочетания тех или иных сюжетных систем, что ее сюжеты – такие же подвижные сочетания былых систем смысла, взятых с новых позиций. Это делает последняя глава, которая продолжает говорить о формальной стороне сюжетов и жанров с точки зрения их семантики: я ставлю своей задачей не историю сложения и путь развития античной литературы в ее жанрах и сюжетах, но теорию и историю сюжетно-жанрового формообразования. Не во все исторические эпохи (как думали и думают) это формообразование одинаково. Поэтика может обобщать факты, когда они даны в конкретной исторической специфике, и в этом отношении между нею и историей литературы не должно быть существовавшего до сих пор водораздела. Сюжеты и жанры имеют свою историю. В античной литературе они на глазах получают становление и специфику как жанры и сюжеты схематически-готовые, структурно сложенные доклассовым сознанием, но содержание которых классово переосмыслено; это жанры и сюжеты фольклорные, пришедшие из культа, неподвижные и обязательные по форме. В следующий период, который тянется до эпохи промышленного капитализма, сюжеты и жанры носят характер традициональной формы и структурно остаются старым фольклорным наследием, общеобязательным, малоподвижным; близость к религии и культу, которая так свежа в античности, здесь заменяется традиционализмом. Основоположники марксизма показали, что сознание феодального общества еще религиозно, что идеология раннего буржуазного общества развивается в противоречащих ей формах: нужен был переворот в мышлении вслед за переворотом в производстве и в общественных отношениях, чтобы классовый писатель стряхнул традицию и, перестав брать литературные сюжеты из литературы же (в первую очередь из фольклора), начал обращаться к газете, бытовому происшествию, вымыслу и т.д. Этот второй период, период традиционализма, так же связан с античностью, как античность с

14

доклассовым обществом, и не потому, что здесь цепь непрерывности (напротив, европейская литература берет материал также из своего собственного фольклора, как и литература античная, лишь исторически различны сами методы этого использования и поводы к нему), но потому, что без становления жанров в греческой литературе трудно понять их историю в Европе, и что, как бы ни отличались античные сюжеты и жанры от последующих европейских, но до XIX века все они, с точки зрения последующего периода, представляют собой одно общее целое.

Эта общая им черта – фольклорность. И так как она в комплексе поднимаемых мною вопросов получает особое значение, то я должна оговориться, что под фольклором понимаю доклассовое "производство идей", функционирующее в системе классового мировоззрения.

В задачу данной работы входит определение фольклорного сюжета (который существует рядом с фольклорными действами) и фольклорных жанров как носителей таких сюжетов, а также показ их специфики, когда они становятся литературными сюжетами и жанрами. Поскольку центр тяжести всей конкретной стороны работы именно в этом, для меня первостепенное значение имеет история науки о фольклоре, о религии, о первобытном мышлении и о семантике.

4. Мифологисты

Начинать нужно и здесь с мифологистов как с основателей изучения литературы не с формальной стороны, а со стороны представлений, рождающих ее содержание. Они возводили сюжеты к прасюжету, как сравнительное языкознание возводило языковые элементы к праязыку; под сюжетами они понимали мифы, под мифом – поэтический вымысел, реагирование поэтической фантазии на природу. Единый прасюжет со временем разветвляется на множество родственных сюжетов, как единый праязык – на множество языковых семей; первоначальная чистота затемняется привходящими элементами, которые представляют наносный слой; по их удалении можно снова добыть древний чистый прасюжет. Язык поэтических образов аллегоричен, он имеет объектом явления природы, преимущественно солнце и светила, облака, ветер, погоду, но облекает впечатления от них в художественные образы иносказательного характера, придает им картинную выразительность, поэтизирует их, – ибо раннее человечество обладало огромным поэтическим даром, вчувствованием в природу, которое впоследствии было потеряно под влиянием цивилизации и сохранилось