Текст книги "Нью-Орлеанская дева"
Автор книги: Ольга Дашкевич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)
Глава 8
– Нам надо сматываться отсюда, – мрачно сказал Иван, глядя в окно. – Вода продолжает прибывать, тут скоро все зальет. И все равно здесь нет ни воды, ни жрачки. И сигарет нет. Не знаю, как вы, а я подохну без сигарет… Вот черт!.. – он вгляделся в затопленную улицу. – Вера, отойди от окна! Не смотри!..
Но я уже увидела. По реке, в которую превратилась чудесная улочка Французского квартала, плыл труп. Сначала я подумала, что это огромная кукла. Но это был человек – старая негритянка, очень толстая, голая и в памперсах, как невероятных размеров младенец. Труп медленно вертелся в воде, среди каких-то обломков, обрывков, дохлой рыбы, плывущей кверху брюхом, рядом с еле видной из-под воды алой крышей кареты с мертвой лошадью в постромках, всплывшей на боку, с переломанными ногами. Я оцепенела и молча разглядывала лошадь, карету, негритянку, и не могла оторвать глаз от этого зрелища.
Мокрый Антон шагнул ко мне и быстро прижал мое лицо к груди.
– Не смотри, – сказал он угрюмо. – Не надо.
Я молча прижалась к нему. С тех пор, как он появился из пролома, полузахлебнувшийся и обессиленный, я старалась не отходить от него ни на шаг. Едва отдышавшись, он первым делом надел очки, точно отгородившись от меня притемненными стеклами, но я помнила, помнила тот беспомощный взгляд одинокого мальчика, и упрямо повторяла себе, что никуда и никогда его больше не отпущу. И это, как ни странно, придавало мне сил.
– Ты сам не смотри, – пробормотала я, протянула руку и отвернула его лицо от окна.
Женщины, вроде бы, более чувствительны и хрупки, но они быстрее привыкают к смерти. Может быть, потому что в муках дают жизнь.
Я не хотела, чтобы Тошка задумывался о смерти, чтобы он ужасался, печалился, мучался ледяным страхом могилы. Я могу это сделать за двоих. Потому что я – женщина. А для женщины ее мужчина всегда дитя.
Вокруг нас в грязной воде с запахом болота покачивались розовые медвежата и бисерные сумки в виде сердец, бейсбольные кепки с вышитой эмблемой джазового фестиваля, плавали палочки для чесания спины с выжженной надписью «Луизиана», внутри треснувшего стеклянного прилавка сиротливо валялись фарфоровые фигурки саксофонистов и викторианских красоток. Катрина, которой мы не успели испугаться, внезапно ворвалась сюда, в эти уютные улочки, и учинила разгром, как женщина в квартире неверного любовника. Нам же оставалось только ужасаться – или пытаться спастись.
– Глеб! Что ты делаешь?
Глеб, копавшийся в углу у прилавка, поднял голову.
– Касса, – коротко ответил он. – Хоть сколько-то тут должно быть…
– Ты с ума сошел, – брезгливо сказала Нэнси. – На фига тебе эти бабки? Особенно сейчас.
Глеб неприятно оскалился.
– Все равно все пропадет – вода-то прибывает. А хозяин магазина получит компенсацию, ты за него не беспокойся… Мне эти бабки пригодятся. Это вы тут, в Америке, зажрались со своими буржуями, не знаете, как люди в России живут.
– Что-то по тебе не заметно, чтоб ты с голоду пух, – бросила Нэнси. – На поездку в Америку у тебя деньги нашлись. А я вот не могу себе позволить поехать не то что в Россию – даже просто в наши пенсильванские горы, до которых два часа на машине, отдохнуть недельку, блин. Зажрались мы, ага. Тебе, случаем, не приходилось днем с подносом в кафешке бегать, а по ночам дерьмо из-под стариков выгребать, чтобы не оказаться под мостом?
Глеб пожал плечами.
– А кто тебя заставляет? Вернулась бы в Россию. Но ведь ты предпочитаешь из-под тутошних стариков дерьмо выгребать. Потому что тут за это лучше платят.
– Хватит, – Антон резко отвернулся от окна. – Что мы тут сидим, тары-бары разводим? Надо куда-то двигать.
– Как двигать-то? – Нэнси хмуро посмотрела на него. – Тебе не терпится поплавать? Вон там, рядом с той черной… – ее передернуло.
– Я плавать не умею, – призналась я тихо. – Может… может, поднимемся на следующий этаж?
– А там что? – Глеб задрал голову. – Еще один магазин? Не ювелирный, случаем? – В его глазах что-то блеснуло знакомым отсветом костра, он подмигнул, и Нэнси скривилась.
– Нет, там квартира хозяина этой лавки, по-моему, – Иван с сомнением посмотрел на полузатопленную входную дверь. – Если наружу открывается, мы ее не сдвинем. Разве только через окно попробовать… тут где-то пожарная лестница есть. Но она выше. Не знаю, удастся ли дотянуться из окна.
Он начал обходить магазин, выглядывая изо всех окон, и вскоре кивнул:
– Есть! Вот она, лестница. Попробуем подсадить девчонок?
Антон, разрезая туловищем воду, подошел к нему, взглянул в окно и покачал головой:
– Не дотянемся, высоко. Если только вода еще поднимется, тогда да. Слушай! – Он посмотрел на Ивана. – А ведь, если там квартира хозяина, то оттуда, по идее, должен быть вход сюда прямо изнутри.
– Точно! – Нэнси даже подпрыгнула. – В домах старой постройки всегда внутренние лестницы! Это все раньше одному хозяину принадлежало. И теперь хозяин лавки мог эту лестницу для себя сохранить, чтобы всегда можно было прийти и проверить, как тут идут дела… Давайте поищем!
Мы разбрелись по магазину, обшаривая помещение. До этого мы инстинктивно старались держаться вместе, как напуганные дети, и не успели осмотреть лавку. Теперь стало понятно, что в ней два небольших торговых зала и комната для продавцов с крохотным туалетом и кухонькой, в которой стояли затопленный холодильник, обшарпанный прилавок, на нем микроволновка и кофеварка с остатками кофе. В шкафчике над микроволновкой Иван нашел начатую пачку «Мальборо» и одноразовую пластиковую зажигалку, и издал такой дикий индейский вопль, что мы сбежались к нему, уверенные, что на него напал выплывший из Миссисипи крокодил.
От первой затяжки у меня закружилась голова. Я вспомнила, что мы не ели больше суток, и в желудке сразу засосало. Но есть мне, честно говоря, совсем не хотелось. Вы будете удивлены, но мне хотелось выпить. И чего-нибудь покрепче. Наверное, это желание овладело не только мной, потому что Глеб, грустно хмыкнув, сказал:
– Сплавать, что ли, в бар? Может, не все бутылки побились…
Мы переглянулись. Видно было, что все сразу вспомнили об оставшемся там Жеке, и это так явственно отразилось на лицах, что мне захотелось уже не просто выпить, а напиться, причем, незамедлительно.
– Хватит отдыхать, – хмуро сказал Антон. – Перекурили? Пошли. Дверь к хозяину там, я видел, – он кивнул в сторону зала поменьше. – Попробуем выбить, что ли… Я стучал – там явно никого нет, эвакуировались, наверное. Может, в квартире найдутся какая-то еда, вода и шмотки, обувь там – хотя бы девчонок переобуть и переодеть. И надо подумать, самим выгребать или ждать спасателей. Судя по тому, что на улице трупы плавают, сюда должны спасателей пригнать со всей страны.
Как-то незаметно он взял на себя обязанности командира нашего маленького отряда, и мы охотно подчинились. Ну, я-то – понятно, но и Иван, и Глеб, и даже строптивая Нэнси молча признали первенство Антона в предлагаемых обстоятельствах. Может, потому, что он был военным. Не знаю.
Глава 9
Выбить дверь не удалось – мешала вода. Тогда парни еще раз обшарили лавку и нашли латунную копию Статуи Свободы. Используя ее воздетый факел, как рычаг, им удалось отжать замок, и мы оказались на лестнице, ведущей в апартаменты хозяина.
– Эй! Кто-нибудь дома? – Поднимаясь, на всякий случай окликнула Нэнси по-английски, хотя ясно было, что, останься тут кто-то, он давно бы вышел на грохот, который мы подняли.
Дверь в квартиру с лестницы была не заперта, и мы вошли, озираясь, точно преступники. Одно дело – вломиться, спасая свою жизнь, в и без того уже разрушенный ураганом и наводнением магазин, и совсем другое – войти в чужую квартиру, в которой еще чувствуется присутствие хозяев, где вещи хранят их тепло и запахи; куда вас не звали и вовсе не хотели бы видеть. Так что, с одной стороны, мы испытывали стыд и неловкость, заставлявшие передвигаться на цыпочках и разговаривать вполголоса, а с другой – невыразимое облегчение: там было сухо.
Нэнси опустилась прямо на ковролин посреди гостиной, с отвращением разглядывая свои сморщенные от воды ладони и пятки.
– Больше никогда в жизни не захочу купаться, – объявила она мрачно. – Даже ванну принимать буду только раз в неделю. А лучше – раз в месяц.
Я разулась и молча ушла искать ванную: мне надо было отжать мокрое платье. У меня болели ноги и спина: несмотря на жару, вода, в которой мы бродили все это время, была довольно холодной, от нее мышцы сводило судорогой и колотил противный мелкий озноб. К тому же, все тело у меня было в синяках, видимо, от ударов о стенку в подвале и столкновений с обломками. Поколебавшись, я взяла из шкафчика чистое полотенце и растерлась с ног до головы.
– Вера, ты в порядке?.. – Антон легонько постучал в дверь ванной.
– Да, – ответила я, помедлив, и быстро завернулась в полотенце. – Входи.
Он вошел, посмотрел мне в лицо, потом молча снял очки и, не глядя, положил их на край умывальника.
Он был мокрый, горячий, и, когда он обнял меня, мне захотелось то ли заплакать, то ли засмеяться. Я целовала его и, вроде бы, смеялась, но скорее, все-таки, плакала. И не верила, что все это происходит со мной – этот затопленный город, эта чужая квартира, этот чужой мальчик, воевавший в Ираке и едва не погибший в мирное время в мирной стране. Я так целовала его, как никогда в жизни никого не целовала. По-моему, он испугался, что я, наконец, рехнулась от выпавших на нашу долю испытаний. Его рот был на вкус как горячее молоко с медом, которым меня поили в детстве во время бесконечных простуд. И дрожал он так же, как я в детском температурном ознобе.
Я целовала его и не могла оторваться.
– Верочка! – Нэнси нетерпеливо распахнула дверь и остановилась на пороге. – Тьфу на вас!.. Нашли время. Иди сюда, я тут обнаружила некоторое количество разных шмоток, нам же надо на себя что-нибудь надеть!..
Она была в одних трусиках, а свою роскошную грудь стыдливо прикрывала какой-то розовой тряпкой. Впрочем, это выглядело не более целомудренно, чем картинки в «Плейбое». Если бы тут каким-то чудом оказался тамошний фотограф, он бы душу продал за снимки мокрой, измученной, бледной Нэнси в прозрачных беленьких трусиках.
Я подняла с пола упавшее полотенце и замоталась в него. Антон надел очки и прислонился плечом к стене. Наверное, мы выглядели, как нашкодившие подростки. Нэнси подняла бровь, хотела что-то сказать, но удержалась. Я выскользнула из ванной, точно гимназистка, которую директриса застукала в классе с учителем музыки. Нэнси фыркнула, но снова ничего не сказала, и затолкала меня в спальню, где в стенном шкафу висело на плечиках разное хозяйское барахло. Иван уже переоделся во фланелевый спортивный костюм – штаны были ему коротки, а джемпер широк. Он сидел в кресле в гостиной и выглядел бледновато. Глеб тоже, ворча, облачился в трикотажные шаровары и майку с изображением Луи Армстронга и теперь старательно развешивал на стульях свои джинсы и рубаху в надежде, что они просохнут. Мы с Нэнси, стыдливо порывшись в шкафу, выбрали себе майки и лосины – Нэнси ее лосины были коротки, мне мои пришлось слегка подвернуть. А размер бесформенных длинных маек не имел значеиия.
– Ну, ты красотка, – съязвила Нэнси, критически оглядев меня. – Надеюсь, хозяйка не обидится, что мы разорили ее парадный гардеробчик.
– На себя посмотри, – устало огрызнулась я и села на пол, на мягкий сухой ковролин. – Знаешь, чего я сейчас больше всего хочу?..
– Спать, – уверенно ответила она. – Я и сама просто с ног валюсь…
В дверях спальни появился Антон. Он снял майку и разулся, но оставался в своих насквозь промокших джинсах. В руках у него была непочатая бутылка виски, а на шее на серебряной цепочке висело что-то вроде ключика. Я сначала подумала, что это крест, но это и был ключик. Как у Буратино. Не знаю, какую дверцу он отпирал.
– Надо выпить, – пояснил Антон. – А то заболеем.
– Мы уже один раз выпили, – напомнила Нэнси. – И чем это кончилось?.. – Потом она горестно вздохнула, опустилась на пол рядом со мной и сказала: – Ну, надо так надо. Наливай.
– Иван, – негромко позвал Антон. – Глеб!.. Принесите стаканы, там, на кухне я видел.
– Ты бы переоделся, – посоветовала я. – В сухое… вон там, в шкафу…
Он не шевельнулся. Я встала, подошла к шкафу и, не глядя, вытащила еще один дурацкий спортивный костюм.
– Иди в ванную, Тош, – сказала я тихо, не глядя на него. – Нельзя сидеть в мокрых джинсах. Высохнут – наденешь.
– Я знаю, – произнес он рассеянно, явно думая о другом. – Девчонки… Сейчас мы отдохнем… а потом нам надо будет уходить отсюда.
– Почему? – Нэнси приподнялась на локте. Иван и Глеб со стаканами в руках молча стояли в дверях и смотрели на нас. – Почему мы не можем подождать спасателей здесь?
– Потому что тут нет воды, – с трудом сказал Антон, глядя в пол. – Я смотрел. В холодильнике только одна бутылка «зельцера». Начатая… А без воды мы долго не протянем.
– Тошка, не тупи, – Иван нахмурился. – Спасатели с минуты на минуту появятся. Куда двигаться, да еще с девчонками? Ты в окна выглядывал? Я выглянул. Там не только дохлые собаки плавают, но и дохлые ниггеры. В количестве больше трех. И змеи, ты же знаешь. Миссисипи пришла в город. На чем ты будешь выгребаться отсюда? Вплавь?
– Плавсредство можно соорудить, это не проблема, – сказал Антон твердо. – На, открой виски… У меня резон один: спасатели могут не прибыть или прибыть слишком поздно. Пока у нас есть силы, надо пытаться спасать себя самим. Это азбука выживания.
Иван привычным жестом бармена откупорил бутылку и плеснул в каждый стакан по одинаковой порции.
– Не знаю я, как насчет азбуки, но, кроме надувного матраца в качестве плотика, мне в голову ничего не приходит. А надувной матрац нас пятерых не выдержит. Вот разве что кому-то из нас поплавать на нем по окрестностям, поискать воды…
– Кстати, да! – оживился Глеб. – Вообще, надо оглядеться, пошарить тут вокруг…
– Помародерствовать не терпится? – съехидничала Нэнси, которая не могла простить Глебу сцену у кассы сувенирной лавки.
– Анютка, не заводись, – Иван обнял ее за плечи. – Пей вот лучше. И молчи, пока джигиты разговаривают.
Нэнси фыркнула и стряхнула его руку, но затихла.
Мне вдруг пришла в голову одна мысль.
– Эй, – сказала я нерешительно, – скажите… этот дом, в котором мы сейчас находимся… это же роу-хаус?..
Все замолчали и уставились на меня.
– А ведь точно… – протянул Иван.
– Не понял, – Глеб переводил глаза с одного на другого. – Что такое роу-хаус?
– Когда мы сюда шли… в бар… я смотрела на эти домики, – пояснила я с некоторой неловкостью, – и вспомнила иллюстрацию к первой сказке про Нарнию. Там девочка и мальчик проходят целый квартал по чердакам – потому что дома прилеплены друг к другу, каждый имеет общую стену с другим. Это и называется роу-хаус.
– Чердаки тут вряд ли есть, хоть дома и старые, – усомнился Иван. – Но вообще, ты молодец. Тошка, что скажешь?
– Да, Вера молодец, – сказал Антон, и я чуть не растаяла от радости, что он меня похвалил. – Можно попробовать по крышам. Здесь ведь, в основном, магазины, Иван?..
– Квартиры, если есть, только наверху, – кивнул Иван. – Здесь не всякому по карману поселиться. Можем проверить, остался ли где-нибудь в них народ, и заодно воду поищем. Магазины нам в этом смысле без пользы – они тут специфические: сувениры, модные тряпки, серебро, музыкальные инструменты… А нам нужна вода. Это – только в супермаркетах, аптеках и гросери. Не помню, есть ли что-то такое в нашем квартале. Но сдается мне, что нет. В любом случае, я сейчас с места точно не двинусь. Сил нет.
– Интересно, начались уже спасательные работы? – задумчиво спросила Нэнси, вытягиваясь на ковре. – Вот Бушу задачка! Наводнение, да еще такое… – Она зевнула. – Анекдот вспомнила. Рамсфильд докладывает Бушу: вчера в Ираке были убиты три бразилиан солджерс…
Я покосилась на Антона – он и бровью не повел.
– Буш хватается за голову, – продолжала Нэнси, – кошмар!.. катастрофа!.. весь кабинет смотрит на него во все глаза… тут он поднимает голову и спрашивает: «Кто-нибудь скажет мне, бразиллион – это сколько?»
Глеб хохотнул, у остальных, кажется, не было сил. Хотя анекдот был смешной.
Хлебнув по паре глотков виски, не только мы с Нэнси, но и парни начали откровенно клевать носами. Дело кончилось тем, что Глеб, сидевший на диване, так на нем и уснул: вот только что разговаривал – и пожалуйста, уже похрапывает, приоткрыв рот. Нэнси со стоном переползла с ковра на хозяйскую кровать, Иван побрел за ней. Лично мне никуда двигаться не хотелось – на ковролине было не жестко, да и сил встать у меня не было. Я свернулась клубочком и подложила под голову локоть.
– Приподнимись чуть-чуть, Вера.
Антон подсунул мне под щеку маленькую диванную подушку, я благодарно вздохнула и закрыла глаза. Его рука обняла меня совершенно по-братски, теплое дыхание согревало затылок, и я уснула почти мгновенно, как будто меня выключили.
Глава 10
Нас разбудил какой-то знакомый звук. Гудение и стрекот, как будто где-то недалеко в небе строчили на швейной машинке. Антон шевельнулся рядом со мной и приподнялся на локте.
– Тош, – прошептала я. – Это что… вертолет?
– Да. Патрульный. – Он сразу сел. – Надо ему посигналить.
Он вскочил, бросился к окну, поднял фрамугу и высунулся наружу. Я топталась за его спиной, пытаясь разглядеть в светлеющем небе вертолет. Над мутными водами Миссисипи расстилался кровавый рассвет. Обломки веток, куски деревянной обшивки, мусор, какие-то непонятные предметы плавали на поверхности воды – я старалась не присматриваться, чтобы опять не наткнуться глазами на труп. Вертолет кружил не слишком высоко над нами.
– Эй!.. – Антон махал руками, стараясь привлечь внимание патруля.
Из спальни выскочила встрепанная Нэнси, мгновенно поняла, что происходит, стремительно унеслась назад и вернулась с наволочкой, сдернутой с подушки.
– Пусти! – она оттолкнула меня с дороги, подняла раму на соседнем окне, тоже высунулась и начала размахивать белой тряпкой, пронзительно крича: – Эй, мы тут!.. Тут!.. Посмотри же сюда, мать твою, слепая тетеря!.. Э-э-эй!..Алё!.. Ослепли вы там, что ли?! Мы же тут, сюда смотри!..
Иван и Глеб уже стояли рядом с нами, толкаясь плечами у окна в попытках увидеть вестника спасения. Гул вертолета начал удаляться. Он становился все тише, потом совсем растаял. Антон молча влез обратно в комнату и отошел от окна. Нэнси еще немного поорала русские и английские проклятия вперемешку со страстными мольбами и тоже утихла.
Наверное, на нас было жалко смотреть в эту минуту. Вот только что надежда выбраться кружила прямо тут, над нашими головами, а потом исчезла вместе с вертолетом. Мы даже не знали, заметили нас или нет… И все же событие вернуло нам некоторое присутствие духа: мы теперь были уверены, что город патрулируют, и спасатели, вероятно, уже начали свою работу. Однако невеселые мысли все же крутились в головах. Мы не представляли себе ни масштаба разрушений, ни степени затопления города. Мы не могли также знать, какое количество жителей успело эвакуироваться. А что, если город пуст?..
Я села рядом с Антоном и потихоньку сжала его пальцы.
– Иван, поищи-ка приемник, – сказал он, сдвинув брови. – Вдруг есть. Неплохо бы послушать, что вообще происходит. А я на крышу – посмотрю, что там и как. Глеб, пойдешь со мной?
– Погодите, я кофе сделаю, – сказала Нэнси мрачно. – Я тут на кухне видела растворимый…
– А воду ты пальцем нагреешь? – вздохнул Иван. – Электричества-то нет. И газа. Водички попьем, не буржуи.
– Воду можно на свечке нагреть! – Нэнси не хотела расставаться с мыслью о кофе. – Там и надо-то один стакан, просто заварю покрепче, всем по глотку хватит…
– Давай, – кивнул Антон. – И надо что-то перекусить, а то долго не продержимся.
Мы с Нэнси отправились на кухню. Еды там было, прямо скажем, не густо. Замороженная пицца в холодильнике превратилась в раскисшее месиво, яйца и молоко в откупоренной пластиковой бутылке протухли, но в шкафчиках нашлись два початых пакета с хлопьями «Келлогс», несколько сухих хлебцев, печенье, банка консервированной кукурузы и банка тунца. Это, конечно, были кошкины слезы для пятерых взрослых людей, но хоть что-то… Тем более, что есть – то ли от жары, то ли от потрясения – пока не особенно хотелось. Нэнси нашла маленькую кастрюльку и зажгла толстенную подарочную свечу, которую хозяева держали, видимо, для красоты и ни разу не зажигали. Вода на свечке отказывалась нагреваться, но Нэнси терпеливо держала кастрюльку над огнем и добилась-таки успеха: вода не закипела, но достаточно нагрелась для того, чтобы мы могли растворить в ней кофейные гранулы. Разлив крохотные порции кофе по маленьким чашечкам, найденным в буфете, мы триумфально внесли его в гостиную вместе с подносом, на котором стояли пять пластиковых мисок с хлопьями. Особого энтузиазма этот завтрак ни у кого не вызвал, но был съеден весь, кофе вообще прошел на ура. После завтрака мы выкурили оставшиеся в найденной пачке сигареты, и Иван отправился по квартире на поиски приемника, а Глеб с Антоном вылезли в окно, выходящее на задний двор – там была железная пожарная лестница на крышу. Мы же с Нэнси уселись на полу в гостиной, как две бесполезные никчемные идиотки, и стали коротать время, прислушиваясь к шагам над головой. Шаги были не очень громкие, раньше дома строились на совесть, так что прислушиваться приходилось изо всех сил. Потом они совсем затихли, и я немедленно начала умирать от беспокойства. Проницательная Нэнси посмотрела на меня и закатила глаза:
– Ну, почему ты такая?..
– Какая?
– За-ви-си-ма-я, – произнесла Нэнси по слогам и наставительно добавила: – Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей. К мужчинам это тоже относится. Если ты будешь этак по нему убиваться, ему быстро надоест, и он тебя бросит. Каждому человеку требуется личное пространство. А ты постоянно за него цепляешься.
Я подумала, что она права, и расстроилась.
– Что же мне делать?
– Вести себя как испанская принцесса! – отрезала Нэнси. – Или как современная француженка. Знаешь, – она таинственно понизила голос, – я где-то читала, что француженки потому такие, блин, свободные, независимые и сексуальные, что не носят нижнего белья. Вот прикинь, она идет по улице и знает про себя, что на ней под платьем ничего нет. От этого у нее и походка меняется, и взгляд становится не таким, как у нас, лапотных, а насмешливым и загадочным. Они смотрят с превосходством, Вера! Мужики на это клюют.
Я с сомнением посмотрела на свои лосины и майку.
– Не хочу я ходить без нижнего белья, это негигиенично.
– А чего ты хочешь?
– Курить, – ответила я, не задумываясь. – Но сигарет все равно нет.
– Курить я тоже хочу, – Нэнси вздохнула. – Иван!.. Ты что-нибудь нашел?
– Ничего я не нашел, – Иван вошел в гостиную и обрушился на диван, далеко вытянув свои длинные ноги. – Нашел, правда, фонарик, может, пригодится. Еще спички для камина. Надеялся сигареты найти, но, похоже, эти хозяева вели исключительно здоровый образ жизни.
– Вдруг Тошка с Глебом отыщут там где-нибудь целый блок… – начала я мечтательно. – Мы бы тогда…
И тут вдали послышались выстрелы.
Мы вскочили.
– Мураками какой-то, блин, – растерянно сказала Нэнси. – «Когда в человека стреляют, из него течет кровь»…
Я молча бросилась к окну, выходящему на пожарную лестницу. Я боюсь не только воды, но и высоты, поэтому, честно, не помню, как оказалась на крыше. Что я ожидала там увидеть? Истекающего кровью Антона?.. Бандитов? Полицейских? Солдат?.. На крыше никого не было, но двумя пролетами дальше голова Глеба появилась в окне.
– Что там такое? – спросила голова. – А? Стреляют?.. Кто в кого?
– Где Тошка? – вместо ответа спросила я, боясь посмотреть вниз, уверенная, что сразу свалюсь.
Голова Глеба скрылась и вместо нее появилось озабоченное лицо Антона.
– Вера, какого черта ты вылезла на крышу?
– Я испугалась, – пробормотала я. – Нэнси сказала: когда в человека стреляют, из него течет кровь…
Моя нога скользнула по черепице, я покачнулась.
– Стоять! – крикнул Антон и стремительно, как змея, выбросил свое гибкое тело из окна на лестницу. – Не шевелись. Вера. Вера. Вера. Не шевелись. Я уже иду к тебе.
Я стиснула зубы изо всех сил, как будто это могло удержать меня от падения. Мне хотелось зажмуриться, но зажмуриться тоже было страшно. Антон был уже рядом, его руки обхватили меня надежно и крепко.
– Дурочка, – сказал он мне в ухо. – Чтобы кровь текла, мало стрельнуть. Надо еще попасть.
