Текст книги "Эйваз (СИ)"

Автор книги: Ольга Бесс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

     – Гобелены...

     -Чё?

    – Ничё! Такие же были в квартире Крайновой.

    – Ну, знаешь, мало ли в Гондурасе 'педров'.... Постой! Точно! Думаешь, – Крайнова была связана с Маратом? Но как же? Ведь она – любовница Собрина... или нет? Если Крайнову убивает Шрам, то... Знает ли об этом его сын? Что-то я слегка запутался. И... как это может быть связано с убийством вьетнамки, пропажей её дочери.

     – Надо подумать, слишком много составляющих, – Славин задумчиво потер подбородок. – Знаешь, есть такое явление: человек долго смотрит на нарисованный черный квадрат на листе бумаги, и постепенно этот квадрат исчезает из видимости. Человек видит только чистый белый лист. Здесь то же самое, только наоборот...Мы видим чистый лист, а на самом деле – там черный квадрат.

     – Ты что-то глубоко нырнул, давай ближе к теме...

     – Интуитивно, чувствую, что Собрин не станет убивать. Слишком он труслив. Хотя, трусливые люди в определённых ситуациях становятся непредсказуемыми. Предположим, у него на фабрике работают нелегалы, что даёт ему определённую прибыль, с другой стороны он знает, что нарушает закон... Предположим, Крайнова узнала, что дальше? Она не побежит с документами, изобличающими Собрина в прокуратуру. Крайнова умна, и они с Собриным были любовники. Может, в своих мыслях она уже занимала место Тамары Собриной. Зачем ей убивать курицу, несущую золотые яйца. Нет, она никогда бы не предала Собрина. Тогда встаёт вопрос – почему её всё-таки, убили?

  – Где-то мы пропустили нечто очень важное, – согласился Владимир. – Это 'нечто' ускользнуло из нашего внимания. Надо заново пересмотреть всё дело. Но, то, что мы ступили на верную дорожку, это уж точно... Осталось только соединить все нити в один узел.

  – Легко сказать 'соединить'. Получить бы ордер на обыск фабрики.

  – Мечтать не вредно, – с сожалением буркнул Владимир. – Без прямых улик к прокурору и соваться нечего.

  – Не в курсе, 'жесткого' сняли информацию?

  – Так, любительские фотографии, никаких документов.

  – Фотографии?

  – Ну, да... Крайнова – там... Крайнова – сям... То с Собриным, то с его сыном...

  – Сыном? – Славин уставился на друга.– Ты понимаешь? Что! Ты сейчас сказал?

   Г Л А В А 11

     Тамара сидела на веранде, когда приехал муж. Ей сверху было видно, как он выбрался из машины, в раздражении хлопнул дверцей и быстрым шагом направился к дому. Его любимица доберман Дора в недоумении уставилась на хозяина, чуть шевеля обрубком хвоста: хозяин не подозвал и не погладил.

  Тамара вздохнула и откинулась на спинку кресла, подставив лицо вечерним лучам солнца. Предстоял неприятный разговор с мужем, к которому она не была готова. Всё её существо сопротивлялось, пытаясь найти компромиссный вариант, но...Выхода не было. Она должна узнать, что происходит... И он ей все скажет, он должен ей доказать, что не причастен к этим страшным убийствам... А если это он? Если это Станислав убил и вьетнамку, и Елену?

   Тамара вздрогнула всем телом от этой, внезапно пришедшей ей в голову невероятной мысли. Холодная изморозь пробежала по телу. Она зябко повела плечами, открыв глаза, уставилась перед собой невидящим взглядом. Убийство... Это был не сериал, не боевик, это случилось в их семье, с ними...с Ней... Где-то в глубине души у нее зрела мысль, что муж не мог совершить убийство... Да, он мерзавец, подлец...Он обманывал её с другими женщинами... Но убить человека? Слишком он был труслив, чтобы решиться на такой поступок. Слишком любил себя, сладкий образ жизни, который вел...

   Её мысли прервал мелодичный звон колокольчика: дверь на веранду открылась, и вошел Михаил. Увидев сына, Тамара поспешно надела солнцезащитные очки.

   – Можешь не закрывать лицо, я уже знаю, что произошло.

   Тамара бросила очки на стол, подставила сыну щеку для поцелуя. Мельком глянув на синяк, он поцеловал мать.

   – Сегодня утром приходили из уголовного розыска. Спрашивали о фабрике, они догадываются о нелегальных рабочих.

   Михаил, сев за стол, взял маленькую чашку, налил кофе.

   – Что еще?

   – Пропал ребенок женщины, вьетнамки. Ее нашли мертвой несколько месяцев назад. Мне страшно... Я не понимаю, что происходит. Следователи, они смотрели на меня, как на преступницу, задавали неприятные вопросы...

   Михаил молча пил кофе, сумрачно глядя в чашку. Он поднял глаза на мать, и Тамара поразилась, насколько отрешенным был его взгляд. Такие глаза бывают у людей, прислушивающихся к боли где-то глубоко внутри.

   – Да... Я понял. Тебе не стоит волноваться. Ты мне лучше объясни, что у вас с отцом происходит.

   Губы Тамары чуть тронула горькая улыбка, зеленые глаза потемнели.

   – Я виню в происходящем только себя. Жаль, что ты становишься свидетелем этой неприглядной истории. Надо было найти силы и давно расстаться с твоим отцом. Просто наш брак затянулся. Но даже не это волнует меня в последнее время. Я вижу, что ты изменился. У тебя нет подружки, у тебя странные отношения с Маратом...

   Михаил протестующее вскинул брови и хотел что-то сказать, но Тамара перебила его.

   – Сын, послушай меня! Все с виду в порядке, но я чувствую, с тобой происходит что-то неладное. Ответь мне, только честно. Ответь своей матери, которая любит и волнуется за тебя... Ты принимаешь наркотики?

  Михаил аккуратно поставил чашку на стол и, поднявшись с кресла, подошел к краю веранды. Облокотившись о балюстраду, задумчиво смотрел на резвящегося добермана.

   – У тебя как у всех родителей, готово клише...Если что-то не так, то ребенок принимает наркотики. Если у моего сына нет подруги, значит, он – гей. Мне понятно твое волнение, оно исходит от непонимания фактов, которые невозможно адекватно и полно воспринять. Всю жизнь я смотрел на людей, кто менее богат, чем моя семья, как на неудачников, считая их никчемными людишками, которым положено жить, как они живут. В своем незамутненном хамстве и пресыщенности я полагал, что все блага, которыми был завален с детства, принадлежат мне по праву. Это в порядке вещей, так и должно быть. А «эти» там, внизу, пусть дальше копошатся, крича о справедливости и равенстве.

  Престижный институт, шикарная тачка, закрытые тусовки, красивые покладистые девочки. Этакая нескончаемая дольче вита... Что еще надо? Оказывается, я имел много, не имел только одного – понимания, что жизнь просто так ничего не дает. Приходит время и предъявляется чек, по которому ты должен платить.

   -Ты должен деньги? – Тамара тревожно посмотрела на сына.

   -Не перебивай меня, а то я забуду то важное, что должен тебе сказать. – Михаил замолчал, будто собирался с мыслями. – Стоит сделать один шаг, только один шаг в сторону! и ты понимаешь, что мир поворачивается к тебе той стороной, о которой ты даже и не подозревал. Ты окунаешься с головой в мерзость и грязь, но продолжаешь, закрывая глаза твердить себе «всё пройдет, я переживу все это, стоит только немного подождать»... Но не проходит, и ты все глубже и глубже погружаешься в зыбучие пески, выбраться из которых уже не хватает ни сил, ни воли, ни смелости. Слишком сладко жил, слишком большой аванс взял у жизни. И ты уже не в силах сделать один единственный шаг, ты становишься противен самому себе за бездеятельность и безволие. Но продолжаешь жить, словно по инерции... Я боюсь сделать этот последний, решительный шаг, чтобы навсегда освободиться от всего этого. Боюсь и ненавижу себя.

   Тамара обняла сына за плечи.

   – Сделай усилие и прими жизненный вызов: быть одновременно и плохим и хорошим. Не думай, что вокруг тебя все счастливы и порядочны. В людях есть и хорошее и плохое. Ты должен сказать себе, – «да, у меня есть нечто темное и гадкое, и я должен приложить усилие воли, уничтожить это, не дать завладеть второй половиной, светлой и чистой».

   – Мама... Ты – идеалиста! – губы Михаила скривились в мучительной усмешке. – Если бы все так было просто. Кругом только и слышишь «загляни в себя, найди чистый источник, ощути принадлежность к Вселенскому счастью и справедливости»! Все это ложь. И ложь – слова, которые упаковываются в красивые обертки, скрывая свою отвратительную гадкую сущность... Человек жаден и подл, и он готов на все, ради своего гаденького и подленького "я". Нет любви, нет преданности, Одна лишь ложь, и жажда 'захапать' чужое. Ты думаешь, Крайнова была любовницей только отца? Нет... Эта тварь смогла и меня обмануть. Я любил её, думал, она меня тоже... А эта гадина просто спала с нами обоими и,... – Михаил замялся, посмотрел на мать.

  – Говори! – у Тамары сжалось сердце от взгляда, каким сын посмотрел на нее.

  – Она была любовницей Марата.

  – Боже,.. – прошептала Тамара. – Как это всё гнусно. Мне тяжело слышать, но не потому, что эта женщина спала и с твоим отцом, и с Маратом... Мне безразличны эти люди. Мне больно слышать, что она 'так' обошлась с тобой, с человеком, который любил её. Да, было ли у неё сердце? Как такое может быть...

  – Может, милая моя мама. Но... Теперь это уже не важно. Единственно, о чём я жалею, что ты несчастлива с отцом. Я так беспокоюсь... Ты слабая, всю жизнь прячешься от жизни за этими стенами. Что будет с тобой, если всё вокруг тебя рухнет? Мне жалко тебя. Жалко, что нет рядом мужчины, на плечо которого ты бы могла опереться.

  – Но... Ты? Ты мой сын... Чьё плечо может быть более надёжным?

  Михаил взял руки матери и, крепко прижал к своему лицу.

  – Прости, что не смог стать хорошим сыном. Прости меня...

  – Простить? За что? Я люблю тебя. Я всегда буду на твоей стороне, чтобы не случилось.

  – И я люблю тебя, – Михаил еще что-то хотел добавить но, опустил руки. – Пойду

   Тамара смотрела вслед сыну, гнетущее чувство неудовлетворенности не оставляло её. Она так много хотела сказать сыну, так хотела найти нужные слова. Но что может посоветовать человек, если он сам находится на грани? Если сам неустойчив в этой жизни?

  Её нисколько не потрясло признание сына о том, что Крайнова была любовницей сразу трёх мужчин. В конце – концов, каждая женщина решает сама, сколько любовников иметь. Но, то, что Елена спала и с её мужем, и с сыном... Что-то нечистоплотное было в этом, грязное... Такого она никак не ожидала. И Марат... На глазах выступили слёзы. Она вдруг представила, как Марат и Елена, лёжа в постели после секса, смеются над 'старухой'. Знал ли этот художник, что Елена спала и с мужем этой старухи и с сыном? 'Что ж, она получила сполна', – подумала Тамара и ужаснулась этой мысли.

  И в то же время, она почувствовала необъяснимую легкость в душе, словно то, о чём рассказал сын... Вся эта мерзость, которая должна была окончательно ввергнуть её в пропасть, неожиданно обернулась для неё потоком свежего воздуха, который, внезапно ворвался в её жизнь, и развеял беспросветную мглу, в которой она жила до сих пор.

  Тамара подумала о Романе, этот мужчина пробудил в ней давно забытое: чистое, нежное... Она вдруг поняла, что не может дальше жить так, как она жила до сих пор. Как это ни трудно, она обязана ради своего будущего, может быть и ради сына, сделать то, что давно должна была сделать.

   Г Л А В А 12

   Раздался знакомый звук клаксона – к дому подъехал «плимут» Марата.

  После разговора с сыном, Тамаре была невыносима мысль о том, что она может встретиться с теперь уже 'бывшим' любовником. Одна только мысль о нём вызывала в ней дрожь отвращения. Открыв дверь, Тамара прошла в коридор. Было тихо, только из комнаты Михаила доносились глухие голоса.

   Она остановилась, услышав резкий голос Михаила:

   – И что же? Я расплатился с тобой до конца. Больше я ничего делать не буду, разговор окончен.

   – Нет, не окончен! Или ты забыл, что...

   Дальше она не расслышала: Марат, понизил голос, но она явственно ощутила угрозу, прозвучавшую в этом шепоте. Неясная тревога сжала сердце. Спустившись по лестнице, Тамара открыла дверь в гостиную. Муж стоял к ней спиной, засунув руки в карманы брюк, и смотрел в окно.

   – Станислав! Мне надо поговорить с тобой.

   Собрин нехотя повернулся. Скользнув взглядом по её лицу, не говоря ни слова, направился к бару. Налив себе полный бокал виски, неторопливо подошел к креслу, сел, поджав под себя ноги.

  Эта привычка мужа – подживать под себя ноги ясно показала Тамаре, что муж нервничает и находится в крайней степени раздражения.

   – Что-то я не вижу адвокатов, – едко буркнул Собрин, делая большой глоток.

   – Не старайся, я не поддамся на провокацию. Сегодня приходили из уголовного розыска. Они задавали вопросы, и, поверь мне, очень для тебя неприятные.

  – Для нас, голубушка... Для нас! Или ты забыла, что владеем фабрикой на паях? – Станислав ощерился в ухмылке, оскалив зубы.

   – Они говорили о нелегалах.

   – Ну и что? Пусть говорят... Доказательства где? – хмуро, исподлобья, глянув на жену, Собрин поставил бокал. Взял из коробки сигару, щелкнул зажигалкой, закурил. Тамара видела, что он играет... О! Она хорошо знала своего мужа, чтобы не понять: за этой показной невозмутимостью и спокойствием скрывается волнение и страх.

   – Пусть подозревают... Дальше что? Надеюсь, ты не наболтала ничего лишнего?

   – За моей спиной вытворяешь, черт знает что. Втянул меня в свои сомнительные делишки. Думаешь, буду отвечать вместе с тобой? И не надейся! Тем более, эти молодые люди непрозрачно намекали, что убийство твоей секретарши может быть каким-то образом связано с делами на фабрике.

  Собрин подскочил с кресла, от его невозмутимости не осталось и следа.

   – Думай, дура! Прежде чем открывать свой рот и обвинять меня в убийстве!

   – Отлично, пусть я буду дурой! Но это еще не все. – Тамара подошла к мужу вплотную. – Мне показали фотографию женщины, её нашли убитой, они утверждают, что она тоже работала на фабрике. И к тому же у нее пропала дочь! Говори, что происходит!

   Собрин замер, со злобным удивлением уставившись на жену.

   – Какая женщина? Какой ребенок? Что ты несёшь? С ума сошла?

   – Хочешь сказать, что ты ничего не знаешь?

   Собрин поперхнулся дымом.

   – Совсем потеряла рассудок? Думаешь, я убил Елену, да еще какую-то женщину с ребенком? Не знаю, откуда тебе пришла эта совершенно идиотская мысль. – Он в раздражении взмахнул рукой, заметив, как дрожат пальцы, сжал их в кулак.

   – Я не могла не думать об этом. Вся последняя неделя была сущим кошмаром, – медленно проговорила Тамара, продолжала пристально наблюдать за мужем. – Если ты ничего не знаешь, почему так нервничаешь?

   – Угомонись! Ты мне надоела со своими предположениями! В конце концов, может, это ты Елену убила из-за ревности? – Лицо мужа побагровело от злости.

   Брови Тамары изумленно поднялись.

   – Ах...Вот как? – она расхохоталась. – Ну, тогда я – серийный убийца! Насколько я знаю, Елена у тебя по счету... не напомнишь?

   От смеха у нее выступили слезы. Продолжая смеяться, она оперлась рукой о спинку кресла.

  – Давай не будем соревноваться в подсчёте любовников,– желчно ухмыльнулся Собрин. – Или будешь дальше строить из себя Орлеанскую Девственницу?

  – Ты о Марате? – спросила Тамара, спокойно, даже с некоторой долей улыбки. – Да, он мой любовник... Был.

  – Был? Ха-ха-ха! – демонстративно рассмеялся Собрин. – Надоела старушка? Переметнулся к молоденьким?

  – Ну, насколько я знаю, после жалкого секса со мной, он решил, что Елена – лучшая версия любовницы.

  Станислав замер, уставившись на жену немигающим взглядом. На какую-то долю секунды ей даже стало его жалко, но только на секунду. Тамара с мрачным удовлетворением смотрела, как вытянулось его лицо, как затряслись руки. Глядя на несчастное выражение лица мужа, Тамара внезапно подумала, что он любил Елену. Это открытие поразило её. На какое-то мгновение, она испытала ревность, но не оттого, что Станислав любил другую женщину, а оттого, что не любил её, свою жену. Но и это ушло, оставив только осадок легкого неудовлетворения.

  – Ты лжешь.

  – Зачем? О мёртвых не лгут, – Тамара подошла к мужу. – Станислав. Я не хочу больше так жить. Я ухожу. И... Я давно хотела тебе сказать, да всё не было прецедента: все свои активы я продала еще месяц назад. Так что, выпутывайся теперь сам.

  – Крыса бежит с тонущего корабля.

  – И, поверь мне... Я убегаю с большим удовольствием.

  – Побежишь теперь к боксёру?

  Тамара остановилась, повернувшись к мужу, словно в раздумье произнесла:

  – Знаешь, я как-то уже и забыла, что познакомилась с таким удивительным человеком. И ты прав, я готова была уже там, на вечеринке с ним переспать. Настолько он поразил меня своей мощной человеческой сущностью.

  – А, Может, он поразил тебя размерами своего...

  – Ты же не любишь меня. Это что? Извращённый вариант ревности? Неужели за все годы, что мы прожили, у тебя нет ко мне хотя бы капли – не любви... Нет! Но, хотя бы сочувствия, доброты. Что я лично для тебя сделала, что ты так ненавидишь меня? Всю жизнь с тобой я словно пробиралась сквозь заросли терновника. Но шипы ранили не моё тело, они разодрали в клочки мою душу. Ты смотришь на меня, ухмыляешься, в твоих глазах только ненависть и скука. Тебе неприятен этот разговор, я понимаю, сказать больше того, что уже было сказано – невозможно. Поэтому я говорю тебе: Прощай.

  Тамара отвернулась, медленно пошла вон из гостиной. Остановившись в дверях, она проговорила:

  – И... Еще. Подумай о том, что я – может быть единственный в этом мире человек, который любил тебя.

  С этими словами, она вышла, плотно прикрыв дверь.

  Собрин некоторое время смотрел на потухшую сигару, с размаху запустил ею в дверь, затем грузно опустился в кресло, закрыв ладонями лицо.

  – Елена... Стерва...

   Г Л А В А 13

  Юрий Славин сидел за столом, и уже в который раз, внимательно просматривал все документы По делу Крайновой. Отложив бумаги в сторону, откинулся на спинку стула и задумался. Все нити тянулись к Собрину. " Но как соединить разрозненные звенья в единую цепь? Вот в чем дилемма...Этот хитрый паук сидит на своей паутине и зорко следит за происходящим, под защитой своего адвоката и заручившись свидетельством проститутки, с которой по его словам он провёл ночь.

   – Можно войти?

   В дверях стояла Тамара Собрина.

   -Да, проходите... – Юрий вышел из-за стола, подал стул, сам сел напротив.

   – Я сочувствую вам, могу чем-нибудь помочь?

   Тамара внимательно посмотрела на следователя.

   -Нет... Но спасибо, я признательна вам за сочувствие. Скажите, мне Юрий. Почему вы, закончив с золотой медалью МГИМО, когда перед вами открывалась возможность сделать блестящую дипломатическую карьеру... Всё бросили и пошли в милицию, стали простым следователем? Неужели вам не жалко свою мать? Вы отняли у неё возможность гордиться вами...Ведь вы учились в таком престижном заведении. Объясните мне, что с вами, молодыми происходит? Почему вы так поступаете с людьми, которые дают вам все, не требуя ничего взамен кроме любви и понимания?

   Славин молча смотрел женщине в глаза. Что он мог ответить сломленной несчастьем матери? Что, может быть, его выбор был вызван интуитивным сопротивлением воли отца, нежеланием идти по проторенной дорожке, подстёгиваемый окриками всевидящего отца? Направляющего своего сына, свою надежду – в колею блестящей дипломатической карьеры?

   – Вы не виноваты в том, что произошло. Как мать вы дали Михаилу все, что могли дать, даже больше... А как распорядиться своей жизнью, зависело только от него. И то, что он совершил – был его выбор.

   – Выбор? – горько усмехнулась Тамара. – Моему сыну не хватило смелости пройти свой путь до конца, не хватило смелости смотреть жизни в глаза. А я, как мать не смогла спасти своего единственного сына. Я не видела, что он уже подошел к черте...

  Тамара замолчала, прижав платок к губам. Затем, глубоко вздохнув, сказала:

  – Спасибо, что пытались успокоить меня, но теперь это останется со мной до конца. Вот, возьмите, – она протянула небольшой клочок бумаги.

   Славин развернул. Увидев цифры, непонимающе глянул на Собрину.

   – Это для вас, остальную часть записки я порвала. Теперь сын дал возможность сделать выбор мне,.. – Тамара запнулась, сделав над собой усилие, продолжила:

   – Я сделала... Это код замка к двери в комнате Марата. Видимо, этому художнику есть что скрывать. Дверь находится в спальне за картиной, так что, не промахнетесь.

   Как только за Тамарой закрылась дверь, в кабинет вошел Владимир.

   – Я заметил, Собрина приходила...

  Славин протянул Владимиру клочок бумаги.

   – И что это?

   – У нашего художника, оказывается, есть дверь за картиной, и на этой двери кодовый замок.

   Ким присвистнул, – а почему лист оборван?

   – Это записка от Михаила. Остальная часть была написана для матери. Жаль, не узнаем, что он написал. Если сын Собрина знал, что у Марата есть секретная комната, вполне возможно, он был в курсе всех дел художника. Думаю, у мальчика не выдержали нервы... Что же он знал? что решил повеситься. Вот так... Что делать будем? Нет никаких предложений?

   – Можно, конечно порассуждать... Но, лучше поехать прямиком к этому любителю махать кистью. А то, как бы он не замел следы.

   – Обоснование? Павлов опять начнет УК тыкать в лицо. Конечно, можно взять этого мазилу на испуг, потрясти запиской... Может, и запаникует. Ты же видел, какой он неврастеник. Навестим?

   – Ага! – торжествующе воскликнул Ким. – В тебе начинают проявляться признаки столь любимого мною авантюризма!

   – Не надейся на мое постоянство.

   Через полчаса следователи уже входили в вестибюль дома, где жил Марат Ануров, он же – Максим Титов. Навстречу вышел привратник. Маленькие глазки перебегали с одного на другого, ощупывая их как рентгеном.

   – Господа, вы к кому?

   Ким сунул ему под нос удостоверение.

   – Уголовный розыск... Номер квартиры, где живет Марат Ануров.

   – Но его сейчас нет дома...

   – Слушай, я разве спрашиваю, дома он или нет? Я спрашиваю, какой у него номер квартиры. – Ким, еле сдерживая нарастающее раздражение, уставился на толстяка.

   – Но...Я не имею права!

   Владимир подошел вплотную, глядя в бегающие глаза привратника, скрипучим голосом произнес:

   – А я и не начал зачитывать тебе твои права...Думаешь, старая крыса, не знаю, что ты пропускаешь девочек к жильцам? Какая такса? Сто... Двести баксов?

   Привратник испуганно уставился на детектива.

   – Да, да, конечно, я все понял... Номер 25. Третий этаж.

   – Ну, вот и хорошо, кучерявый. Наконец, мы нашли взаимопонимание. – Владимир похлопал привратника по лысой голове. – А теперь – ключ.

   Привратник беспрекословно протянул Киму ключ и поспешно ретировался в свою каморку.

   Славин ждал его у лифта.

   – Что-то ты долго...

   – Пришлось освежить память этой лысой крысе.

   – Ты давай, снимай с предохранителя свой 'стечкин', от этого мазилы можно ожидать любое дерьмо. Еще с перепугу начнет палить, куда ни попадя.

   Подойдя к двери, они прислушались. Было тихо. Только где-то глухие жильцы слушали музыку. Так что приходилось наслаждаться рэпом всему этажу. Ким открыл дверь. Они прошли гостиную, вошли в спальню, увешанную картинами хозяина.

   – Какое поле для психоаналитика! У мальчика явно отбирали любимые игрушки в детстве. Это ж надо, сколько обид накопилось. Вот этот, безногий урод с рогами на башке, точно оторвал его зайчику лапку,... – произнес Ким, разглядывая картину во всю стену.

   – Хватит изощряться, – Славин нажал на раму, картина бесшумно сдвинулась, открыв взору дверь. Владимир набрал цифры. Замок тихо щелкнул.

   – Как думаешь? Что там у него?

   – Я выпью яду, если окажется что наш художник – какой-нибудь жалкий трансвестит, – со злым возбуждением произнес Владимир, толкнув дверь и, тут же с удовлетворением выдохнул:– Ну, вот... Мальчик – пай не обманул наши ожидания!

   ***

   Штурмовая группа спецназа ворвалась на фабрику по пошиву спортивной одежды, владельцем которой был Собрин. Несколько человек из охраны были тихо и быстро разоружены. Специальные агенты обыскивали подвальные помещения. Ким и Славин были рядом, высадив металлическую дверь, штурмовая группа ворвалась внутрь комнаты, где Марат снимал жесткую порнографию с участием детей и молоденьких женщин – работниц фабрики.

   В углу комнаты, испуганно смотря на штурмовиков огромными черными глазами, сидела худенькая смуглая девчушка. Прижав к груди тонкие, почти прозрачные руки, она дрожала всем телом. Взрослые мужчины неподвижно стояли и смотрели на нее, боясь подойти ближе.

   Славин неспешно подошел и, сев на корточки перед перепуганным ребенком, что-то тихо сказал на незнакомом певучем языке. Девчушка, чуть приоткрыв рот, внимательно слушала мужчину, затем робко протянула руку и дотронулась до лица Славина. Он продолжал что-то говорить на непонятном языке. Девчушка нерешительно кивнула. Славин поднял ребенка на руки и понес вон из комнаты, мужчины молча расступились. Один из спецназовцев, развернувшись, выпустил очередь из автомата по постели, что стояла посреди комнаты.

   – Вот и конец всему этому дерьму, – глухо произнес Ким. Не оборачиваясь, он пошел к выходу.

   Г Л А В А 14

   В клубе «Дикий Ринг» было шумно. Боб Старков решил все-таки тряхнуть стариной и выйти на ринг. Поклонники бокса пришли посмотреть, как их любимец Яша Стрельцов легко разберется со стариком Бобом, боксером – ветераном, давно забывшем, что в природе существуют не только тренировочные спарринги, но и бои за пояс чемпиона в супер-тяжелом весе.

  Все обещали Бобу полный разгром, нокаут и прочее. «Он стал старым, вялым, посмотрите, сколько сала наросло на его мышцах... Да он просто физически не выдержит и свалится на первых секундах боя». И вновь, как прежде, Боб преподнес всем сюрприз. В первых двух раундах он, правда, поскучал немного на полу, и фанаты молодого боксера уже начали праздновать победу. Но Роман лишь ухмылялся: уж он, как никто другой знал, на что способен его друг. Да и Стрельцов, со своими замашками уличного бойца, слишком уж торопился доказать старому боксеру, кто хозяин на ринге.

   Всё произошло в четвертом раунде. Стрельцов, увлекшись на мгновение, раскрылся и тут же пропустил нокдаун. Пока он, упершись рукой о пол, восстанавливал дыхание, Боб с добродушной улыбкой спокойно наблюдал за молодым боксером. Стрельцову так и не удалось положить ветерана на пол. Боб доставил ему массу неприятных минут, пока тот не понял, что «Старик Боб» еще крепкий орешек, и не так прост, как кажется. Хотя бой и закончился ничьей, ясно было, что фаворит сегодня – Борис Старков.

   Роман накрыл полотенцем разгоряченное тело друга.

   – Ну, старик, думаю, тебя еще рано списывать в отстойник.

   – Ага! Сегодня многие это поняли, правда, не помешал бы массаж, уж очень сильный удар у этого малыша, прямо как из пушки. Когда он врезал мне по печени, думал все, отмахался.

   После массажа и душа, обновленный Боб вошел в комнату, где за столом, покрытым зеленым сукном, сидели Ким, Славин и Роман. Они играли в покер, попутно обсуждая последние события. Владимир, зажав в зубах сигарету, беспокойно ёрзал на стуле, то и дело, бросая нервный взгляд на Славина, который с невозмутимым видом сидел напротив. Роман улыбался, спокойно дымя сигарой.

   – Ребята, вы хотя бы видите карты в этом тумане? – рассмеялся Боб, закашлявшись. Взяв стул, он подсел к Славину.

   – Слыхал, этот чистоплюй Собрин вывернулся.

   – Адвокаты постарались, отделается штрафом за то, что брал на работу нелегальных иммигрантов. Конечно, получается кругленькая сумма но, для него она будет не слишком обременительна. Он действительно не знал, что Марат, на пару со своим папашей организовали студию на его фабрике, снимая порнофильмы с участием работниц, которые готовы были пойти на что угодно, лишь бы расплатиться с теми, кто их переправлял через границу. Эта несчастная вьетнамочка, которую нашли убитой, тоже была втянута в этот бизнес, ну а когда они взяли для съемок порнофильмов её дочь, то пригрозила, что пойдет в милицию. Остальное сам знаешь, чем все это закончилось.

   – А его сын, Михаил? – Подал голос Роман.

   – Сын Собрина, – так, мелкая сошка, игрок. Задолжал Марату большую сумму, тот и решил скосить ему долг за услугу. Крайнова даже и не подозревала, что Марат и Михаил в сговоре. Шустрая малышка – окучивала и сына, и папашку, и Марата. Она узнала о тайной комнате, улучив момент, пробралась, взяла одну кассету с записью, чтобы шантажировать Марата. Но она не знала, что Марат связан с Михаилом. Она доверяла ему, в отличие от Марата, которого уже начинала бояться. Вот и поплатилась за свое доверие. Думаю, в той записке, что Михаил написал перед смертью матери, он все ей рассказал, как заманил Елену в тот дом, где Титов расправился с ней. Жадность погубила девушку. Жаль... Красивая.

   – А Тамара?

   – Тамара? – Владимир с деланным изумлением уставился на Романа.

   Боб двинул ногой под столом, но вместо Владимира, попал по ноге Славину. Тот, бросив исподлобья быстрый взгляд на Старкова, произнес:

   – Для Тамары Собриной смерть сына – большое потрясение, но она мужественная женщина, умеет держать удар.

   – Ты что, исповедником у нее подрабатываешь? – не унимался Ким, подмигнув Роману. Глянув в карты, он бросил их на стол. – Ребята, вы что...Решили на мне заработать? С еле сдерживаемым неудовольствием поглядывая на Романа и Славина, язвительно поинтересовался:

   – Юрка! У тебя запасная колода что ли в рукаве?

   – Так что этот художник? – сжав зубами сигару, рассеянно спросил Роман.

   – На первом же допросе этот слизняк раскололся как орех и потянул за собой целую цепочку. Рыдал, чуть себе голову не разбил о стол, пришлось даже врача вызвать, – зло усмехнулся Ким, стараясь подглядеть карты у Юрия.

   – Добавляю, – произнес Славин.

   – Окей, – Роман положил деньги.

   -Открываемся, – Славин выложил карты на стол.

   – Фул!.. – удивленно протянул Владимир. – Юрка! Ты когда-нибудь проигрываешь?

   – Нет.

  – Не сегодня, – спокойно возразил Роман. – Карэ.

  – Ааа! – торжествующе воскликнул Владимир. – Назвался груздем, так тебе и надо! – Поднявшись, он потянулся, с хрустом разминая суставы. – Завтра у меня отпуск! Ух, оторвусь на полную катушку! Поеду на Байкал, омуля ловить! Поехали со мной, чемпион! – он хлопнул по плечу Боба.

   Славин с улыбкой наблюдал за тем, как Боб с предельной осторожностью втискивал свое мощное тело в «Форд» Владимира. Посигналив, машина лихо газанула с места и через мгновенье растворилась в потоке.

   – А ты? Повезешь подарки детям в приют? – Раздался за спиной голос Романа.

   Славин обернулся.

   Роман снисходительно рассмеялся, поймав удивлённый взгляд.