Текст книги "Эйваз (СИ)"

Автор книги: Ольга Бесс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

    'А гнездышко он неплохо обставил, даже можно сказать со вкусом. Интересно, откуда у этого «мазилы» такие доходы, чтобы иметь 'плазму' в полстены? Музыкальный центр, этот иранский ковер во весь пол, уж она разбиралась в коврах. Этот был ручной работы и стоил наверняка бешеных денег. Неужели, продавая такую дешевку, как его картины, можно так зарабатывать'?

     Тамара встала, подошла к картине. 'Гадость... Неужели нельзя повесить что-нибудь из импрессионистов, или французских реалистов? Ей нравился Камиль Коро. У нее в спальне висели две очень хорошие копии картин этого знаменитого француза. Особенно она любила 'Купание Дианы'. Пастельная прозрачность, серебристое сияние мазка великого мастера завораживали её. Она испытывала почти физическое наслаждение, глядя на эти картины. Вот это – настоящее искусство, а не эти, спроецированные на холст, сны шизофреника.

     Тамара потрогала раму, 'куда интереснее всей этой мазни, во всяком случае, чувствуется рука мастера. Надо спросить, кто её сделал'. Она давно собиралась отреставрировать старый комод, что достался ей от бабушки. Проведя пальцами по ажурной резьбе рамы, вдруг почувствовала небольшое, еле заметное движение. Тамара замерла, присмотревшись. Только сейчас она заметила, что хромированные планки, к которым крепилась картина, не были просто украшением, они выполняли роль рельсов. Картина, которая была во всю стену, двигалась! Это открытие слегка шокировало и даже немного испугало её. По телу пробежал холодок, Марат никогда не говорил ей, что за картиной что-то находится. Она так увлеклась рассматриванием картины, что не слышала, как подошёл Марат.

     – Тебе тут не скучно?

     – Ну что ты,... – она с улыбкой обернулась.

  То, как тихо он подошёл, почти подкрался, испугало Тамару. Она впервые почувствовала неясное ощущение опасности, исходящее от этого мужчины.

  – Я любовалась твоей картиной. Сколько все-таки в ней экспрессии... Какая экзальтация!

   – Не пойму, когда ты лжешь, а когда говоришь то, что думаешь на самом деле, – усмехнулся Марат, нервически потирая холеные руки.

     Короткие черные, как смоль волосы, чуть топорщились на висках, когда он смеялся. Капризно изогнутые губы, черные, как омут глаза. Загорелый, гибкий как пантера, и такой же опасный. Тамара засмотрелась. У нее опять возникло чувство, что она встречала его раньше...Гораздо раньше... Эти черные глаза, усмешка... От него исходил аромат сильного и властного самца, который так притягивает женщин.

     'Не удивлюсь, если он обманывает меня с другими женщинами, – вдруг подумала она. – И, все-таки... Кого он мне напоминает'? – Я не лгу, и ты знаешь это. – Тамара закинула руки ему на плечи, прижалась всем телом. – Так хочу тебя, прямо здесь.

  Марат быстрым движением руки задрал ей юбку, его пальцы сдвинули нить стрингов, погрузившись в горячую влажность влагалища.

  – Чувствую, что хочешь, – быстро зашептал он, но... Милая Мара, меня там ждут, сама понимаешь, надо все аккуратно сделать. За всем нужен глаз.... – Марат отнял руку, облизал пальцы. – Черт! Вкусно пахнешь. – Я быстро... Подождешь?

     – Не знаю...Нет... – Тамара одёрнула юбку, желание ушло так же быстро как и возникло. – Я сегодня я в растрепанных чувствах. Хотела к парикмахеру заехать, надо привести волосы в порядок. А, может, и передумаю и приеду к тебе в галерею.

     – Ты так восхитительна, – Марат властно привлек её к себе и поцеловал ямочку между ключицами.

     Тамара, изогнувшись, отстранилась, чмокнув любовника в щеку, направилась в ванную комнату. – Я немного подкрашу губы и пойду, не буду тебе мешать.

     Закрыв за собой дверь, Тамара перевела дыхание, «вот дурочка, и что это я испугалась... Однако, забавно». Она задумчиво смотрела на себя в зеркале, аккуратно подводя помадой губы.

     Уже сидя в машине, наблюдая, как рабочие грузят картины, Тамара никак не могла успокоиться. Она была крайне заинтригована. Странно, он никогда не говорил, что у него там что-то есть. Очень странно, думала она.   Подождав, когда все уехали, Тамара решительно вышла из машины и направилась к подъезду.

     – А господин Ануров уже уехал, – привратник вышел навстречу Тамаре.

     – Я знаю, – кивнула она и прошла к лифту.

     Войдя в квартиру, Тамара сразу направилась в спальню. Подойдя к картине, нажала на раму, картина плавно сдвинулась с места, она увидела дверь.

     'Ты подумай! – ахнула она в душе. – У этого малыша есть тайная комната!' Она несколько секунд разглядывала сейфовый замок. Внезапно ей стало не по себе, по спине пробежал холодок, как от взгляда змеи. Тамара вернула картину на место, развернувшись, стремительно вышла из спальни.

     – Мадам нашла то, что ей нужно? – привратник цепко окинул её липким взглядом.

     – Да-да... Все хорошо. Спасибо, – Тамара торопливо сунула ему деньги, стараясь не коснуться его руки. Почему-то она была уверена, что руки у него потные.

    Купюра мгновенно исчезла в кармане пиджака.

  – Всегда рад.

     Тамара села в машину. Кто бы мог подумать! Вот так ягненочек...Сейфовый замок на дверях! Что-то подсказывало ей, что это не простая комната. Не буду опережать события. Как учил отец, – торопись, но не забывай, что впереди может быть яма. И все же...Если спросить об этой двери, что он ответит?

     Подъехав к галерее, Тамара увидела сына. Михаил, засунув руки в карманы, хмуро слушал, что ему говорил Марат.

     "Вылитый папаша, – с неприязнью подумала Тамара, глядя на сына.

     Вдруг Михаил, резко оборвал Марата и, не обращая внимания на то, что тот говорил ему вслед, направился к машине. Увидев мать, Михаил несколько замешкался но, махнув ей рукой, сел в машину и уехал.

     Подойдя к любовнику, она взяла Марата под руку.

     – Что такое? Поссорились?

    – Производственные дрязги... Хорошо, что ты приехала. Пойдем, посмотришь, как расположили картины. Мне очень важно твое мнение.

     «Мое мнение»,– усмехнулась про себя Тамара. – Мое мнение тебе явно бы не понравилось, ягненочек".

     Она с отвращением в душе рассматривала эту, так называемую, живопись.

     – Ну что ж, картины выигрывают от освещения. Они очень удачно расположены. Думаю, завтра будет оглушительный успех. Я уже побеспокоилась о рекламе, будет как минимум, три представителя из модных журналов. Обещала прийти Симонова из «Нью Арт».

     – Симонова? – Марат чуть не подпрыгнул на месте. – Эта сухопарая старая дева, которая дымит своими вонючими сигарами, хлещет виски, почище мужика, и распространяет сплетни со скоростью урагана?

     – Успокойся. Не такая уж она и язвительная и старая! – Тамару задело слово ' старая': Симонова была моложе её на год. – Зато её присутствие осветит пресса. Пусть она немного посплетничает, её боятся в богемных кругах. Если ты с ней будешь ласковым – она любит, когда за ней ухаживают молодые красивые мужчины – считай, что твоя выставка удалась. Я же со своей стороны постараюсь, чтобы она снисходительно отнеслась к тебе, как начинающему художнику.

     – Мне не нужно снисхождения, – оборвал её Марат. Его губы недобро дернулись. На скулах выступили красные пятна.

     – Когда ты злишься, ты становишься похожим на моего мужа. – Тамара пристально посмотрела ему в глаза. «Что-то часто у него стали проявляться приступы злобы», – подумала она с неожиданной неприязнью.

     – Прости, нервы. Сама понимаешь – вернисаж, совсем замотался. – Марат уже улыбался.

     Тамара смотрела в его темные, с расширенными зрачками глаза. «Хамелеон... Смотрит на меня мертвыми глазами, на губах – приклеенная улыбка. Маска: сними, и что там, за ней?»

     – Тамара, очнись!

     – Извини, задумалась.

     – Опять поссорилась с мужем?

    -Ты катаешь яблочко по тарелке? – она устало улыбнулась. – Разве тебе Михаил не сказал? Убили секретаршу мужа.

     – Нет... Не сказал... Правда, как-то, когда мы с ним выпивали, он сказал, не так чтобы конкретно, но я понял, что эта женщина,.. – Марат замялся.

     – Можешь не проявлять деликатность. Елена была любовницей мужа.

     – Михаил сказал, что она очень красивая.

     – Была, – сухо обронила Тамара. – Ничего особенного, сексапильная – не больше. Но дело теперь приобретает очень скверную окраску. Я уже ни в чем не уверена. Не дай Бог, она еще окажется беременной! Тогда мужу придется выложить кругленькую сумму адвокату.

     – Не думаю, что смерть секретарши должны связать с именем твоего мужа. Ведь нет прямых улик?

  – Улик? – Тамара нервно рассмеялась. – Марат! Милый! Придержи коней...

   – Нет... Я просто подумал, что... Черт! мне нет дела до всего этого! – Марат сцепил пальцы, нервно массируя их. – Мара! все это конечно интересно, но мне надо работать... Прости.

     "И что это у него за манера ломать себе пальцы. Холерик! – подумала с раздражением Тамара. – Все, что он может ей сказать, это: «дорогая, мне надо работать... Маляр!»

     – Да, любовь моя, не буду задерживать! – она протянула руку.

     Марат поцеловал кончики пальцев.

     – Тебя проводить к машине?

     – Не трать время. Я большая девочка, не заблужусь.

     «Надеюсь, завтра не будет никаких эксцессов. Самонадеянный идиот! гремучая смесь самолюбия и невежества!» В её душе кипела злость и раздражение. Да если бы не она, весь этот фарс под громким названием «живопись» валялся бы грудой невостребованного хлама. Но, надо признаться, любовник он отличный... Что ж, каждый платит своей монетой... Я пользуюсь его молодостью, он моими связями. И все же... Что это у него там за дверью?

     Всю дорогу к дому, она прокручивала в голове события дня. Неясное чувство тревоги и опасности, подтачивало то ощущение равновесия, что появилось у нее сегодня утром. Оно висело как дамоклов меч, готовый в любую секунду обрушиться и поразить. Только кого?

     Г Л А В А 4

     Борис Старков сидел рядом со своим другом в комнате позади бара клуба «Дикий Ринг». Роман не был таким здоровым и грузным, как его друг, хотя в росте не уступал. В нем, как в кипящем котле соединилась кровь отца сибиряка и матери испанки. Она была одна из тех трех тысяч испанских детей, что приютил Советский Союз, когда в Испании началась Гражданская война. Ехелия Венсенс попала в детский дом, где и встретилась со своим будущим мужем. Со временем, поменяв экзотическое испанское имя Ехелия на Елену, фамилию она оставила, в тайной надежде когда-нибудь приехать на родину вместе с сыном.  От матери Роман унаследовал фамилию Венсенс, смуглый цвет кожи, черные вьющиеся волосы и взрывной характер. От отца – синие глаза, выносливость и крепкое здоровье.

     Друзья выросли на улице, сражаясь за свое место «под солнцем». Старков уже тогда отличался от взрослых парней тем, что мог одним ударом свалить любого, даже старше себя. Он спас смуглого худенького мальчика, когда на него навалилась орава подростков с соседней улицы. Его поразили длинные черные кудри парня, как он потом узнал – прихоть матери испанки. Он решительно взял паренька за руку и отвел в парикмахерскую. Скандал был страшный, как рассказывал потом Ромка Борису, но он был благодарен другу за то, что тот избавил его, наконец, от издевательств соседских мальчишек.

     Пути их разошлись, когда Старкова заметил старый боксер Иван Полуярцев. В кругу боксеров его звали не иначе, как «неваляшка» за то, что никто не мог уложить в нокаут. Уйдя на тренерскую работу, изумительное чутье и талант тренера помогли вырастить не одно поколение замечательных бойцов. Роман же, после нелепой смерти отца в автомобильной аварии, связался с бандой, которой верховодил Сева, – известный в криминальных кругах, как беспринципный, опасный подонок и наркоман. И если бы не Афганистан, неизвестно, как бы Ромка закончил свою жизнь.

     Из Афганистана Роман вернулся другим человеком. Это уже не был паренек с неуверенным взглядом синих глаз. На войне он возмужал. Жесткий, волевой, сильный, и временами грубый – таким его увидел Борис по возвращении. Не раз к нему подкатывали старые дружки по банде, но после нескольких *внушительных* разъяснений его, наконец-то, оставили в покое.

     В эпоху перестройки, Роман к радости своей матери вдруг решил взяться за ум, закончил заочно торговый институт, открыл свой клуб, где собирались боксеры, и каждое воскресенье проводились любительские бои. Ежедневно его ребята пригоняли машину к окраине городского парка, где бомжи уже выстраивались в длинную очередь за горячим супом и неизменной гречневой кашей с тушенкой.

     Боб знал о том, что в клубе Романа принимают ставки на бои, но, не осуждал друга; в конце концов, каждый живет по своим законам. Жизнь делится на составляющие, которые никто не в состоянии контролировать, и составляющие, которые можно и нужно контролировать.

  Мельком глянув на опухший нос друга, Роман достал из холодильника бутылки пива.

     – Собираетесь? – Борис кивнул на фотографию, где Роман стоял, улыбаясь среди таких же, как он молодых ребят из разведывательно-десантной роты.

     – Да. Вот уже двадцать два года. Только нет уже с нами Николая. В прошлом году его не стало... Сердце. – Роман протянул другу бокал охлажденного пива.

     Аккуратно обрезав кончик сигары, он сел напротив друга в кресло и закурил.

  – Каким ветром занесло в мой кубрик?

   – Разговор есть.

   – Дома все в порядке? Как жена, Ксюша?

   – Все нормально.

   – А в клубе? Зайду как-нибудь, посмотрю, какие у тебя там таланты.

   Борис кивнул, – заходи, есть интересные ребята, но я к тебе за помощью.

   – Ты? И за помощью? – Роман улыбнулся. – Так... Выкладывай

   – Хватит скалиться, Кармен, а то сейчас напомню, кто тут старший.

  Роман добродушно рассмеялся, – а я уже и забыл! как меня дразнили. После того, как ты отрезал мои кудри, мать так отдраила задницу, что не мог неделю сидеть. Зато отвязались от меня с этой кличкой.

  – Ладно, пошутили, – Боб серьезно посмотрел на друга. – Понимаешь, встрял я тут ненароком в нехорошую историю. Оказался на месте убийства. И самое поганое, оказался там буквально сразу, как это произошло. Та женщина еще теплая была. Положение, сам понимаешь, мерзкое.

   – Деньги нужны на адвоката?

   – Нет! – досадливо взмахнул рукой Старков. – Прохожу как свидетель, но дело не в этом. Узнаешь? – Боб взял салфетку, быстро нанёс рисунок. – Вот это было выжжено на груди у той женщины. Сам понимаешь, такие совпадения очень редки. И еще одна деталь – она умерла не от пули. Ей сломали шею.

  В комнате повисла напряженная тишина.

  – Думаешь... Он?

  Роман не любил вспоминать о войне в Афганистане. Операции по выкуриванию из пещер и дувалов 'духов', как называли моджахедов, следовали одна за другой. Бои шли жестокие и кровопролитные. После того, как у их радиста вышла из строя 'ромашка' – радиостанция для связи с вертолетами Ми-8, или как их любовно называли ребята, 'пчелками', они были вынуждены вслепую пробиваться в свое подразделение, рискуя нарваться под перекрестный огонь духов или засаду.

  Несколько дней без горячей еды, под палящим солнцем, вымотавшиеся, грязные, голодные, ожесточенные до крайности. А тут еще напоролись на дувал. Пока очухались, их рота потеряла пять человек. А когда ворвались, то обнаружили несколько женщин и двух подростков с тремя старыми пулеметами 'дектярев'. Мужчин в кишлаке не оказалось, выгнали из дувалов только женщин. Те испуганно жались, прижимая к себе детей. Командир разведроты, немного знавший язык, спрашивал о воде, но женщины отводили глаза и отрицательно качали головами.

  Роман и ребята страшно устали; засохшая одежда грязной коростой налипла на тело. Они с нарастающим раздражением наблюдали за командиром, как вдруг, один из десантников Титов подошел к женщине и молча, со всего размаха ударил прикладом автомата ей по голове. Та упала, уронив ребенка, который в испуге жался к её груди. Из раны на голове брызнула кровь. Женщины запричитали и сбились еще плотнее, пряча детей за спину.

     Роман стоял рядом, когда это произошло. Он подошел молча встал между женщинами и Титовым. Тот с ненавистью плюнул себе под ноги и, отвернувшись, отошел в сторону. Кличка у Титова была – Шрам. Его прозвали так за шрам, который опоясывал основание шеи и был похож на багрового набухшего червяка, когда тот злился. Этот Титов был крайне самолюбив, лез в драку по малейшему поводу. Ребята недолюбливали его за садистское наслаждение, с которым тот расправлялся с пленными 'духами'. Ходили слухи, что Шрам и еще пара подонков хотели изнасиловать двух молоденьких афганок, но те спаслись – вымазали себе между ног ишачим пометом.

     Разведрота заночевала в кишлаке. Роману не спалось, он все ворочался, вспоминая бой, погибших ребят...Как вдруг до его слуха донесся глухой стон. Прислушавшись, решил, что показалось, но тут стон повторился. Он выбрался из дувала. В кишлаке стояла гнетущая тишина, даже собаки не лаяли: одних перестреляли, другие – сбежали...Прямо над головой висел неправдоподобно огромный диск луны, заливающий кровавым светом окрестные горы, камни, в хаотическом беспорядке нагроможденные вокруг кишлака, дувалы. Было слышно, как в глубоких черных тенях копошились скорпионы. Роман уже хотел было вернуться, как снова раздался стон из расположенного невдалеке дувала. Он подошел и заглянул вовнутрь. Титов, связав молоденькую афганку, словно барана, издевался над совершенно беспомощной жертвой, прикладывая к её телу тлеющий конец сигареты.   Девушка, извиваясь голым телом, мычала от боли. Роман в два прыжка подскочил к Титову и со всего размаха ударил ему в переносицу. Тот, захлёбываясь кровью, ударился спиной о стену дувала, но тут же подскочил и, грязно выругавшись, полез на Романа с кулаками. Неизвестно, чем бы все это закончилось, но тут на шум, прибежали ребята. Их разняли. Роману стало не по себе от ненависти, с какой Шрам на него смотрел: губы подергивались, шрам набух, казалось, он шевелится. Роман не разобрал, что тот бормотал, но это явно не было признанием в любви.

     Бедную девушку развязали, подняв с земли, закутали в плащ-палатку. Роман успел заметить, что на спине и груди был выжжен странный рисунок. После этого случая ребята стали избегать Титова.

     Уже после войны, случайно проходя мимо книжного магазина, Роман увидел на витрине книгу, на обложке которой был нарисован знак, что выжигал Шрам на теле девушки. Заинтересовавшись, зашел в магазин. Это была книга о кельтах; знак или руны, что выжигал Шрам, означал «эйваз» – конец жизни, переход в небытие. Это был знак смерти.

     – Да, Ромка, – Боб посмотрел тяжелым взглядом на друга. – Именно этот рисунок и был на груди той женщины в заброшенном доме. Помнишь, ты говорил, что этот Шрам убивал пленных, ломая им шею. Так была убита и эта несчастная женщина. – Боб кашлянул, вспомнив неестественно вывернутую шею убитой.

     Роман встал и, пройдя к окну, стал смотреть на воробьев, купающихся в пыли.

     – Мне трудно говорить о той войне. Мы были молоды, самонадеянны, казалось, чуть протяни руку, и возьмешь судьбу за горло, и весь мир будет у тебя в кармане... Все идеалы разрушились за те годы, что я провел в Афганистане. Я не был готов к тому, что придется воевать с женщинами и детьми. То, что там происходило... На нас смотрели, как на оккупантов, хотя нам преподносили идею об освобождении народа от власти Амина. Нас предали генералы, мы уходили как захватчики, и это никогда не забудется.

     Он невесело рассмеялся.

     – Помню, бежим... «Духи» в нас стреляют, а Володька – радист, здоровенный такой парень, сибиряк, только кряхтит, когда в него пули попадают. Семь пуль тогда из него вынули! Здоров, черт...Недавно от него письмо получил. Звал к себе на рыбалку.

     Роман подошел к стене с фотографиями, горько усмехнулся.

  – У меня самого чуть не поехала крыша. Сколько «черных тюльпанов» я проводил с гробами друзей. Груз «300» считался за счастье... Многие ребята после войны так и не смогли адаптироваться к мирной жизни, не нашли свое место. Кто подался в охрану, кто примкнул к бандитам...

     Повернувшись к Борису, он твердо произнес:

     – Если Шрам в городе, я найду его, в какую бы нору эта змея не заползла. Видимо, этот ублюдок продолжает заниматься своим хобби. – Сев напротив, пристально посмотрел на друга. Не нравится мне все это.

     – Да... Дело – дрянь. Может быть, и не стоило тебя втягивать?

     – Меня другое волнует; ты не задумывался, почему Шрам, а я уверен, что это был именно он, позвонил тебе? Думаю, этот гад решил добраться до меня, не дает покоя старая обида. Злопамятный как слон, мстительный. Я потом вспомнил, что он шипел тогда в дувале – 'отомщу'. Знает, что мы с тобой, как братья. А у тебя семья...Нет, этот подонок ничего просто так не делает. Что ж, будем считать, Шрам совершил свою вторую ошибку – позвонил тебе. Он вступил на мою территорию. И поэтому я должен до него добраться прежде, чем он решит свести счеты за старую обиду.

     Когда Борис ушел, Роман позвал Николая, своего верного помощника и друга еще с тех времен, когда они были в банде Севы. Невысокий, щуплый, с бледным невыразительным лицом и сонным взглядом глубоко утопленных серых глаз, Николай производил впечатление вялого и апатичного человека. Ничто не указывало на то, что он был жилист, силен и цепок, словно бульдог. У него было много талантов, и один из них – талант ищейки. Роман часто прибегал к его услугам, когда дело требовало особой щепетильности и важности.

     – Садись, и очень внимательно слушай, что я тебе скажу. Надо найти одного человека. Лет за сорок с небольшим, невысокий, голубые глаза и, главное, – шрам у основания шеи, похожий на толстого червяка. Хочу сразу сказать, этот тип очень хитрый и опасный, как гиена. Отличный стрелок, так что и не думай изображать Клинта Иствуда. Не успеешь и крякнуть, как пуля вылетит с другой стороны затылка. Действуй очень внимательно и осторожно. Начни с Клеопатры. Наверняка у него нет семьи, такие подонки предпочитают пользоваться услугами проституток. Пусть она у девушек поспрашивает, но еще раз предупреждаю – он очень опасен.

     Николай молча кивнул. За годы работы с Романом, он привык не задавать лишних вопросов.

     ***

     Владимир Ким рассматривал фотографии Крайновой и вьетнамки. Положив рядом два снимка, на которых хорошо были видны рисунки, он задумался. 'Неужели Боб прав, и это дело рук Титова'? На груди Крайновой и молодой вьетнамки был выжжен один и тот же кельтский знак смерти. Отложив фотографии, Владимир заглянул в отчет патологоанатома.

     «Сильные повреждения внутренних органов, приведших к внутреннему кровотечению...Лопнувшая селезенка». Бил основательно, педантичный ублюдок... 'Следов сексуального насилия нет...Смерть наступила в результате резкого смещения позвонков шеи, о чем говорит симптом очков, так называемые – глазницы, образующиеся при переломе костей основания черепа..."

     – Колдуешь? – вошедший в кабинет Славин сел напротив Кима и повернул к себе снимки. – Итак, что мы имеем на сегодняшний день? Рисунки на груди у женщин совпадают.

     – Если судить по рассказу Боба, Титов был еще тот садист, и не мог упустить случай поиздеваться над жертвой. Эти знаки на груди – его фирменный знак. Этакий поклонник рун кельтов. Вот и возникает главный вопрос, каким образом эти два убийства связаны? Или знак на груди – совпадение, которое только уведет следствие в сторону? Пойми действия убийцы... Крайнову били, пытали, потом сломали шею. Видимо, хотели выяснить у нее что-то, представляющее для преступников опасность. Что же она такое узнала, что её так мучили... В отчете патологоанатома написано, что вьетнамка плохо питалась, истощена, но чистоплотна, значит жила не на улице. Работала швеёй, на что указывают характерные ранения на пальцах левой и правой рук от иглы. И где же искать эту швейную мастерскую? И вообще – что может быть общего между иммигранткой и нашей секретаршей? Иммигрантов прячут от властей. Зачастую они, как рабы, работают в подвальных помещениях, и на улице им не разрешают появляться, отбирая документы. Но Крайнова...Это совсем иной мир! Шикарные 'тряпки', украшения, дорогая машина...Нет ничего, чтобы их объединяло и, однако, на груди у обеих выжжен один и тот же рисунок. Надо найти то общее, что поставило бы их на одну ступень. – Владимир задумчиво потер подбородок. – Так...Что там с биографией нашего любителя татуировок?

     Пододвинув к себе бумаги, углубился в чтение. Ничего особенного не было в биографии Титова. Из обеспеченной семьи адвоката, получил прекрасное образование, задержан за хранение наркотиков, но выпущен. Решение суда – два месяца общественных работ, и все. Видимо, постарались родственники, оберегали мальчика. Служба в Афганистане, затем работа в юридической фирме отца. Пять лет назад погиб в автокатастрофе.

     – Мальчику почти перерезали горло, и нигде это не зафиксировано. Но знаешь, что самое интересное, – Ким посмотрел на Славина. – Он уже пять лет, как мертв. Автомобильная авария, сгорел живьем.

     – Живучий покойник, – усмехнулся Славин. – А Боб уверен, что это он?

     – Ну, уверенность к делу не пришьешь, нужны факты. А факты таковы, что Титов мертв и, однако, он оставил свой след – рисунок, который видел Роман на теле девочки-афганки и запомнил. Вот тут Шрам и совершил оплошность. Слишком яркий след он оставил за собой. Вполне возможно, что Боб и ошибся, но такое клеймо, – все равно, что отпечаток пальца...

     Друзья помолчали, потом Владимир произнес:

     – Надо более тщательно прощупать Собрина, больно этот бизнесмен скользкий: увернулся от разговора, а ведь убили не кого-нибудь, а его секретаршу, и по всем признакам она была его любовницей. Я заметил, он нервничал, очень хотелось бы узнать, где он был и что делал с восьми до десяти вечера, когда была убита Крайнова. И еще... Надо съездить в город, где жил Титов. Что-то мне подсказывает, не все так гладко, как тут написано в этих бумажках. Этакий херувимчик, только белых крыльев не хватает. Думаю, эта змея оставила немало следов на своем пути, а под конец еще и старую кожу сбросила.

     – Думаешь, Боб не ошибся?

     – Этот Шрам еще та гнида, в Афгане когда служил... Зверствовал...Мне Боб много чего рассказал. Если он предположил, что это мог сделать Титов, значит, мы должны зацепиться за эту ниточку, тем более что наш стрелок наследил и довольно грязно... Так что, двигай в этот городишко и выясни, что и как.

     – Ехать прямо сейчас?

     – Нет, прими ванну с ароматической солью, позагорай, выпей виски со льдом, сними пару девочек... – рассмеялся Владимир.

  – Одно радует – остаток дня не буду видеть твою наглую рожу, – вздохнув, произнес Славин.

    – Давай, давай...Прояви всю мощь своего нерастраченного дедуктивного таланта. Зайдешь в архив, потом погуляй, разузнай у местных аборигенов, что за фрукт был этот Титов. А я займусь вплотную Собриным, может, что и проклюнется. Если на что-то наткнешься... Я не сплю, звони в любое время! – открыв дверь, крикнул вдогонку удаляющемуся Славину Владимир.

     Г Л А В А 5

     До городка Славин добрался к пяти часам дня. Проехав в отделение милиции, он узнал адрес архива и, петляя по городским улочкам, наконец-то выбрался к невысокому, с облупившейся штукатуркой трехэтажному зданию, утопающему в окружении пыльных кленов. Документы о смерти Титова ему выдал щупленький, словоохотливый старичок. Глядя, как тот заинтересованно на него поглядывает, Славин подумал, что неплохая мысль – пригласить старичка в кафе. «Чем черт не шутит, может он разузнает что-нибудь интересное? Чувствуется, старичку страсть, как хочется поболтать».

     Когда они сели за стол, Славин заказал для начала по кружке пива. Поговорили о погоде, радикулите. Следователь все ждал удобного момента, чтобы начать разговор на волнующую его тему. И, наконец, этот момент настал. Разговор пошел о местной футбольной команде.

     – Нет, команда уже не та, что раньше. Вот в ...ом году, когда её вратарь Сергей Титов...

     -Титов? Это кто?

     -О...Теперь это местный богач, адвокат, у него в руках весь город. К нему запросто и губернатор приезжает на чай, а тогда он был простеньким пареньком, играл за вратаря и ничем не выделялся от других, ну может только неуживчивым характером. Вы не видели его дом? Шикарный, великолепный парк с фонтаном, лабиринтами и английским газоном. Поговаривают, что он приглашал дизайнера из самого Ленинграда. Пардон, теперь Санкт – Петербурга. В пруду плавает пара лебедей – черный и белый! Говорят, что в доме у него ручной гепард, но, я не очень верю, хотя...

     – Жаль только, что нет наследников этому великолепию, – подвёл Славин старичка к 'горячей' теме.

     -Да... Молодой человек, вы правы. Отпрыск его, молодой Титов, уже пять лет, как ушел в небытие.

     – Видимо, старый Титов очень расстроился, лишился такого помощника...

     -Да что вы такое говорите! – сухонькие плечи старика затряслись от смеха.

     – Этот лоботряс ничего, кроме папиных денег в руках не держал! Я вам расскажу одну очень... очень... Неприятную историю, случившуюся в этой благочестивой семье, – понизил он голос. – Очень неприятная история, вам доложу. – Шали Маковецкий посмотрел на дно кружки.

     – Бармен! Еще две кружки пива! – Славин подвинулся к Шали. – И чем же она такая неприятная?

     – Вы когда-нибудь видели Титова-младшего? Вэй! Так вот. У этого бубалэ* шрам на горле, у основания... Толстый такой, как червь. А все потому, что заморочил тут одной местной девчонке голову. Ей и шестнадцати не было, как он... Одним словом, отец откупиться захотел, да не тут-то было. Брат ее, подсторожил молодого Титова и... Соф эс гут! Повезло, что выжил, но шрам остался. Брат девчонки пустился в бега; а она через девять месяцев, возьми да и роди! Вот такая история!

     -Так у Титова есть ребенок? – Славин заинтересованно уставился на старика.

     – Да. Родился мальчик.

     – А когда это было?

     – Так сразу и не вспомнить, но постараюсь. Это было, если я ничего не перепутал, в девятьсот восьмидесятом... Значит, молодой человек, уже как двадцать четыре года прошло... Да...

     – Так-так, – Славин не мог скрыть удивления: уж такого он никак не ожидал. – И эта девушка...Она жива?

     – А как же... Жива, чего ей будет. Мария потом замуж вышла за местного парня. Он в автомастерской работал; правда, теперь он сам хозяин. Очень положительный и серьезный молодой человек. Марии повезло.

     – И сын здесь?

     – Нет... Слонялся здесь без дела после школы. Потом исчез. Мария сказала, что он, вроде как в Москву поехал...