Текст книги "Эйваз (СИ)"

Автор книги: Ольга Бесс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

     "Эйваз – смерть и возрожденное

     перевоплощение. Вечная смена и

     постоянное превращение

     всего внутри нас и вокруг нас".

     Руны кельтов

   Г Л А В А 1

     Тамара нагнулась, вынула из-под кровати бутылку коньяка, плеснула в бокал, замерла, прислушиваясь: не очень приятно, если войдет муж, или еще хуже – сын. Налила еще немного. Сделав глоток, поморщилась от горького привкуса во рту. Опять легла. Тоска,тоска... Она глубоко вздохнула, повернув голову, уставилась на окна, где сквозь плотные шторы пытался пробиться дневной свет. В висках пульсировала глухая боль после бессонной ночи. Последнее время она часто просыпалась ночами и бродила по комнатам, сопровождаемая верным псом Дорой – тихо, крадучись, будто и не была хозяйкой этого громадного дома. Проходя мимо спальни мужа, она сдерживала дыхание, прислушиваясь, затем медленно, словно больная, делающая первые шаги после продолжительной болезни – продолжала свой путь.

         Муж... Ей было девятнадцать, когда, страстно влюбившись в красивого и обаятельного Станислава Собрина, настояла на свадьбе, хотя отец был против её брака с бедным студентом из провинции. Он с недоверием относился к этому голубоглазому с мужественным профилем красавцу. Но Тамара настолько была ослеплена любовью, что никакие доводы не могли погасить огонь, что бушевал в её сердце, и отец уступил.

       Станислав был любящим мужем, нежным и внимательным... Год. Потом Тамара стала замечать, что его отношение к ней меняется и, к сожалению, не в лучшую сторону. Он уже не был таким предупредительным и ласковым. С тоской в сердце, она стала замечать, что муж скучает в её обществе. Потом пошла череда частых отлучек. Настал день, когда она почувствовала запах чужих духов, исходящий от рубашки мужа, это был запах другой женщины.

       Тамаре понадобилось три года, чтобы окончательно понять: Станислав никогда не любил ее, а женился на деньгах и на карьере. Судьба зло посмеялась над ней, обвела вокруг пальца. Её, выросшую в семье высокопоставленного чиновника, не знавшую ни в чем отказа. Заносчивая, блистательная Тамара Демидова стала заложницей жажды получить как можно больше от жизни. И эта жажда неизбежно привела её в ловушку: она стала женой этого эгоистичного и расчетливого мужчины, и теперь день за днем, всю оставшуюся жизнь, она будет расплачиваться за то короткое затмение разума, что привело её к алтарю.

       Поначалу она безумно ревновала, устраивала совершенно безобразные, как теперь понимала, сцены с битьем посуды, изгнанием его из спальни. Но это не давало никакого результата. Он затихал на какой-то период времени, но не из-за чувства вины, просто Станислав боялся её отца, боялся, что тот, благодаря своим связям вышвырнет его с тепленького насиженного места в министерстве.

        Все изменилось, когда отец Тамары умер. Муж перестал с ней церемониться, мгновенно отведя полагающееся ей место, а именно: номинальная жена. Она не стала унижаться, вымаливая любовь, слишком для этого была самолюбива, а молчаливо отошла в сторону, наблюдая, как одна за другой меняются 'привязанности' мужа.

       Затем наступило время перемен. Из обычного работника министерства, её муж превратился в преуспевающего бизнесмена. Тамара ждала, что Станислав потребует развода, но она ошибалась, муж не собирался разрывать отношения. Слишком силен был клан, стоящий за её спиной, сильны связи, благодаря которым он добился процветания.

       Елена Крайнова...Эта женщина выделялась в бесконечном шлейфе алчных нимфоманок, кружащих вокруг её красавца мужа, словно стая барракуд. Тамара сразу почувствовала власть, которую эта миниатюрная брюнетка возымела над её мужем. Грудной смех, быстрый взгляд синих глаз; припухлые, чуть тронутые помадой губы, походка... Мягкая, кошачья походка женщины, уверенной в своей красоте. И к тому же, Тамара с сожалением признавала, эта женщина была неглупа. Безукоризненно ведя все дела, Крайнова стала просто незаменима для Станислава. Тамара со стеснением в сердце наблюдала, как муж оживляется при виде Елены. Как начинают блестеть глаза, как незаметно он подтягивает живот, стараясь выглядеть стройнее и моложе.

        Замкнувшись, потихоньку от всех Тамара стала пить, все больше и больше погружаясь в омут одиночества. Все чаще и чаще она вспоминала слова отца. Тогда, в больнице, уже подключенный к аппарату искусственного дыхания, задыхаясь, он прошептал, глядя на нее воспаленными глазами, в которых застыл немой упрек: 'Ты не послушала меня... Теперь ты одна...' Эти слова, как раскаленные угли, постоянно тлели в её сознании.

       Стук в дверь вывел её из оцепенения. Дверь резко распахнулась – на пороге стоял сын. Увидев взгляд Михаила, Тамара пожалела, что не спрятала бутылку под кровать.

  – Голова разболелась, я только глоток, – оправдываясь, произнесла она.

       – Елену убили, – Михаил сделал паузу, ожидая реакции матери, затем продолжил: "Отцу сообщили только что... Теперь пойдут разговоры, 'желтая пресса' набросится, как стая гиен. Кто мог ожидать, что так все это обернется.... Эта... шлюха...

       Тамара вздрогнула от ненависти, исказившей лицо сына.

       – Не говори так! Имей хотя бы капельку сострадания!

       – Сострадания?! Только не надо изображать из себя трагическую актрису! – с жесткой усмешкой бросил Михаил.

       Ирония в его голосе уязвила Тамару в самое сердце. От кого другого она бы стерпела, но от собственного сына.

       – Ты молчишь, – промолвил Михаил.

       – Думаешь, я счастлива оттого, что любовница твоего отца умерла? Перестань ухмыляться! – С неожиданной яростью взорвалась Тамара. – Она вскинула руку, словно желая стереть с его лица ухмылку, но, остановилась, пораженная мыслью. – Отец сегодня не ночевал дома.

       – Не думаешь ли ты, что он способен кого-то убить? Этот слизняк даже мясо предпочитает исключительно в виде котлет.

       Тамара отвела взгляд. Ей невыносимо было смотреть в холодные глаза сына. На мгновение ей стало страшно.

       – Не смей так говорить!

       Михаил скривился. Пожав плечами, он какое-то время стоял, словно в раздумье, потом резко повернулся и вышел, хлопнув дверью.

       «Ушел, даже не извинившись», – подумала Тамара. Но, странное дело. Она не расстроилась, как всегда, после очередной ссоры. Все ушло и осело, как пыль в том уголке ее памяти, куда она не заглянет больше никогда. Что-то произошло с ней в тот момент, когда сын сообщил ей о смерти Елены. Она не могла осознать свои ощущения. Нет, конечно, не радость, тут она не солгала. Но состояние, близкое к той самой радости, – да. Оно лежало очень глубоко и, как вода просачивается сквозь невидимые трещины, так и это состояние понемногу наполняло ее странным спокойствием. Она вдруг подумала, что смерть Елены это начало конца. Конца той жизни, в которой она до сих пор медленно агонизировала. И, скорее всего, именно осознание этого и прорастало в ней той самой неосознанной радостью.

  ***

       – Ваша жена!

       Тамара прошла мимо секретаря мужа, не удостоив его взглядом. Она с трудом выносила этого человека, в тайне подозревая что, несмотря на его угодливую улыбку, в глубине души он её презирает. Собрин поднялся навстречу жене.

       – Что-то случилось, дорогая?

       – Вот именно, случилось. Объясни, черт возьми, что происходит? И где ты вчера шлялся? Я заходила к тебе в спальню около полуночи.

       – Заходила? – Собрин в притворном изумлении поднял брови, театрально рассмеялся. – Неужели соскучилась?

       Тамара пристально рассматривала мужа. Она отметила болезненную желтизну, покрывающую его скулы, и глаза... Муж прятал глаза, словно боялся, что она вдруг прочтет в его взгляде то, что он старательно скрывает...

       – Тебе не волнует, что женщина, с которой ты спал, которая была твоей любовницей, мертва?

       – А что я, по-твоему, должен делать? Я сожалею.

       – Елену убили! – почти выкрикнула Тамара. – А ты говоришь таким тоном, будто сожалеешь, что кофе остыл!

        – Я повторяю! – раздражено проговорил Станислав. – Я очень, очень сожалею!

       – Ты равнодушная, мерзкая скотина! – Тамара покачала головой. – Думаешь, я не знаю, что у тебя происходит на фабрике?

       – Заткнись, – прошипел Собрин. Подскочив с кресла, он схватил руку жены, с силой сжал. – Заткнись!

       Тамара вырвала руку, дрожащими руками вынула пачку сигарет. Собрин протянул зажигалку, щелкнул.

       – Вот и умница...Мы же вместе? Не так ли? Какая муха тебя укусила? Не угодила массажистка, или ноготь сломала? – с усмешкой, глядя на жену, уселся в кресле. Чуть повел носом, недовольно сморщился. – Опять?

       -Я... Немного... Голова разболелась. – Тамара бросила сигарету, открыв сумочку, достала флакон духов. Намочив кончики пальцев, провела по вискам, запястьям.

       – Хорошо, дорогая... Езжай домой, а лучше к Марату.

       – Что ты хочешь сказать?

       – Ничего такого, чтобы ты не знала.

       Тамара, глянув на мужа сумрачным взглядом, резко поднялась с кресла.

       – Какая же я дура была, что полюбила, вышла за тебя замуж. Ты разрушил всю мою жизнь.

       Лицо Собрина исказила гримаса злобного удивления.

        – Я разрушил? Да что ты и твой папочка знали о жизни? Вы... Такие вальяжные, упакованные связями, обкомовскими пайками, заграничными поездками в своем микромирке ... Ты хоть знаешь, как живут другие люди за китайской стеной, что так тщательно соорудил ваш клан вокруг себя? Да одни твои бриллианты стоят столько, сколько не заработала моя мать, вкалывая в школе всю свою жизнь... Да! Я хотел откусить от вашего пирога, влиться в ваш клан, стать таким же богатым, с таким же уверенным пренебрежением смотреть сверху вниз на копошащихся внизу людишек, как смотрите вы...

       – Ты все врешь. Врешь, чтобы унизить меня окончательно. Сравнять с твоими проститутками.

       – Проститутки честнее тебя, честнее всех твоих тупорылых подружек, обвешанных дорогими тряпками и бриллиантами. Они, хотя бы, зарабатывают своим телом. Вы, же ни черта не работаете, а только паразитируете, как моллюски, присосавшись к достоянию, которое по праву никогда не принадлежало вам.

       – Хочешь сказать, что ты не присосался?

       -Да, и я присосался, и я играю по вашим правилам. Но я хотя бы не строю из себя жертву, – Станислав запнулся, потом глухо добавил: 'Вы с отцом все сделали, чтобы я возненавидел вас. А теперь, когда я стал таким же, как вы, ты меня упрекаешь'.

  Повисла тягостная пауза.

  – Ты прав.... Ты прав во всем. Я слабая, никчемная пустая женщина, которая действительно боится выглянуть из своей раковины. Я слишком самонадеянна, заносчива но,... – запнувшись, она с усилием продолжила:

       – Я любила тебя, любила страстно, как не смогла полюбить больше никого. А ты просто воспользовался мной, чтобы проникнуть в тот мир, о котором мечтал. Так кто из нас более отвратителен? Кто больше аморален? Ты или я? Мы все, рано или поздно, расплачиваемся за свои ошибки. Я не жду от тебя никакой милости и не могу запретить ненавидеть меня. Мог хотя бы просто уважать, но... Ты упрекаешь меня, что я сделала из тебя подлеца. Сомневаюсь, что хороший человек станет подлецом. Ты был им изначально... А вот ты своим отношением сделал из меня...шлюху. Да, я сплю с мужчиной, который годится мне в сыновья. Скажу даже больше. Была у меня встреча с одним человеком... Думала, что нашла я свое счастье но, видимо надо заплатить слишком большую цену, чтобы судьба сделала подарок. Сейчас я поеду к своему жиголо, а ты сиди, и думай, если конечно еще не разучился, как выберешься из всего этого дерьма. Я не хочу допустить и тени мысли, что ужасная гибель Елены каким-то образом связана с тобой и твоими делами.

       Тамара отвернулась и пошла к выходу. Собрин неохотно последовал за ней. Они спустились на лифте в подземный гараж. Сев в мягкое кожаное кресло 'пежо', Тамара включила зажигание.

       – Аккуратнее на поворотах...Ты же знаешь, я волнуюсь, когда ты в таком состоянии за рулем.

       – Да-да, я знаю, что ты страшно волнуешься...– глухо ответила Тамара, стараясь, чтобы муж не заметил, как дрожит её голос. Выжав педаль газа, она медленно выехала с парковки.

       'Стерва... Как бы не сболтнула чего в истерике', – со злобой думал Собрин, поднимаясь к себе в кабинет. Достав сигару, он в раздумье помял ее пальцами. Вошел секретарь Геннадий и замер в выжидающей позе, не отрывая глаз от хозяина. Собрин поднял голову, недовольно поморщился.

       – Что?

       – Пришли люди из отдела по расследованию убийств.

       Собрин отшвырнул смятую сигару.

       – Позвони моему адвокату, пусть этот нахлебник тащит сюда свою задницу. И убери... – Он кивнул на табачное крошево.

        Геннадий быстро смахнул мусор метелочкой в савок, протер тряпкой стол.

       – Принести кофе?

       – Нет, – отрезал Собрин, хмуро наблюдая за секретарем. – Сколько их?

       – Двое.

       – Хватит мелькать перед глазами. Пусть заходят.

        Г Л А В А 2

     -Можно?

     Владимир Ким поднял голову. В дверях стоял Борис Старков, его старый друг и наставник. Несмотря на то, что старому боксеру было уже за пятьдесят, он отличался крепким сложением, широкой грудью и бычьей, как у всех боксеров, шеей.

     -Давай, давай, проходи...Жду твоего рассказа, как это ты очутился в том доме.

     Старков, потрогав стул, осторожно сел и, помассировав шею, хмуро посмотрел на Владимира.

     – Заработал полный нокаут. Можешь верить, можешь – нет...Звонит мне один тип, вежливый такой гад. Говорит, – «ваша дочь просила заехать за ней. Адрес продиктовал».... Думаю, что это сама Ксюшка не позвонила, а какому-то хорьку поручила? Звоню Ксюше – никто не отвечает...Ну думаю, ладно, видимо девчонка у подруги. Знаешь, ведь она никого не слушает, сладу с ней нет. Вся эта история перестала нравиться, когда я подъехал к дому. Вошел...Нигде ни звука...Что думаю за черт, посмеялись, что ли, надо мной? Темень, хоть глаз выколи, вижу, свет пробивается из-под двери. Захожу в комнату, там... девушка на полу. Знаешь, Володька, никогда не видел, чтобы человека так пытали... Бедняжка... вся в крови. На груди следы ожогов. Сволочи.

     Старый боксер потер широкой ладонью лицо, – совсем еще девчонка, не старше моей Ксюши. Вызвал милицию, жаль, что не ты приехал туда, а этот зануда Славин. После того, как этот въедливый барсук все записал, отпустили меня.

     – Странно все это, – Ким задумчиво побарабанил пальцами по столу. – Как думаешь, почему именно тебе позвонили?

     Боб пожал плечами.

     Ким задумчиво смотрел на друга. Тихо шелестели лопасти вентилятора, гоняя по комнате волны горячего воздуха.

     – Читал отчет Славина. Много странностей, дело какое-то скользкое. Извини, я не смогу с тобой поболтать, Славина не видел в коридоре?

     – Нет,.. – Боб тяжело вздохнул. – Что-то ты совсем запропастился, не заходишь на тренировки, смотри, салом зарастешь, аппетит-то у тебя, как у молодого волка. У меня как раз талантливый паренек появился, Яшка Стрельцов. Удар у мальчугана, что молот. Приходи, он из тебя фарш сделает.

     – Поглядим, кто из нас будет изображать «грушу», – усмехнулся Владимир. – Нет...– он с сожалением почесал макушку. – Видишь дел невпроворот. Еще не развязались с убийством вьетнамки, Палыч запросто может не отпустить в отпуск. – Он помолчал, внутренне чувствуя, что его друг что-то не договаривает, спросил: «Ничего больше не хочешь сказать»?

     Боб посмотрел на Владимира, покачал головой.

     – Нет... Может, еще что вспомню, обязательно скажу. – По старой привычке потер лоб, будто что-то стирая, поднялся, неловко зацепившись за ножку, тихо ругнулся.

     Владимир теперь уже твердо был уверен, что старик о чем-то не договаривает, но «дожимать» не стал, Боб был крепкий орешек, если что-то втемяшилось в голову, никакими вопросами его не расколешь. «Пусть созреет сам, что-то еще есть, но он почему-то молчит», – думал Ким, провожая Старкова.

     У него было какое-то нехорошее предчувствие. Женщину в том доме пытали.За что? Было бы понятно, если бы присутствовали следы сексуального насилия, но нет – деньги, украшения не тронули, а ведь на шее у нее висел кулон с камешком стоимостью не менее пары тысяч баксов. Владимир поморщился: сплошные шарады. В этом деле слишком было много вопросов, и вряд ли за короткий срок они со Славиным распутают этот гордиев узел. А до отпуска, о котором он мечтал весь год, осталось всего две недели.

     Владимир Ким не родился с «серебряной ложкой во рту». Мать воспитывала его одна. От отца, погибшего в Афганистане, у него остался портсигар, с черненой вязью рисунка, на котором был изображен двуглавый орел и надпись, – «Боже, храни царя». Этот портсигар был семейной реликвией, участвовавшей вместе с его прадедом в русско-японской войне. После гибели отца, мать дала портсигар сыну, и с тех пор Владимир никогда с ним не расставался. Он был забияка и драчун. Мать самоотверженно отбивала сына от разъяренных соседей после его очередной выходки. Работая в библиотеке, она умела устраивать маленькие праздники на свою мизерную зарплату. Даже в самые трудные дни, в холодильнике всегда стояла кастрюля с супом и куском мяса.

     Владимир боготворил мать и слушался только её. Но улица все глубже и глубже засасывала его, и если бы не Боб, который твердой рукой боксера выдернул парня из бандитского окружения, еще не известно, что бы с ним стало.

     Славин уже ждал его у дверей квартиры Елены Крайновой. Хотя Боб и недолюбливал его напарника, Ким был им доволен: Славин был занудным и въедливым следователем, что вполне устраивало Владимира. Отворив дверь, они вошли в квартиру. Славин, оглянувшись, с удивлением произнес:

     -Поклонница минимализма.

     – Чего?.. – протянул Владимир, покосившись на друга.

     В гостиной кроме дивана, обитого зеленой кожей, двух кресел, телевизора, журнального столика из инкрустированного золотистого орешника и рабочего стола, – ничего не было. Ни маленьких подушечек, ни мягких, пушистых игрушек, ни безделушек, что так любят молодые женщины. В спальне – огромная кровать, над ней гобелен, рядом торшер с витражным абажуром. В углу спальни – беговая дорожка.   Владимир сел за стол.

   – Ну-ка глянем, что там у нее в компьютере. Ты походи, посмотри, что и как, а я тут покопаюсь, – он оглянулся на Славина. Тот, надев перчатки, листал блокнот.

  Через полчаса, выключив компьютер, Владимир откинулся на спинку кресла и задумался. Ничего не было такого, чтобы помогло продвинуться хотя бы на шаг. Он в раздражении барабанил пальцами по столу, затем, поднявшись, направился в ванную комнату. Здесь, как и в комнатах, был безукоризненный и холодный порядок. Открыв зеркальный шкафчик, удивился обилию разнообразию косметики: коробочки, пузырьки, баночки, дорогие духи, ароматические соли. Все это, судя по фирме изготовителя, стоило немалых денег.

     «А вот и алтарь, – усмехнулся в душе, – в каждом камне найдется маленькая трещинка».

     – Подбираешь крем для депиляции? – поинтересовался появившийся в проеме двери, Славин.

     – Может, тебя что-то интересует? Как насчет крема от целлюлита?

     Славин хмыкнул, – нашел что-нибудь в компьютере?

     – Нет. Думаю, покопался любитель артефактов. Отдам ребятам из технического отдела, они уж точно достанут из этого саркофага то, что осталось.

     – Странный у Крайновой вкус, – произнес Славин задумчиво.

     – И что же странного? Ничего особенного я не заметил, только пусто как-то, нет души; разве так живет молодая женщина?

     – А ты обратил внимание на гобелен над кроватью? Это рисунки народа Майя.

     – Ну и что? Рисунки как рисунки. Что там может быть интересного?

     – Ничего особенного, только там изображено ритуальное убийство, только и всего. Не хотелось бы проводить параллели, но...

     – А ты и не проводи, – Владимир окинул взглядом квартиру и, направившись к компьютеру, пробурчал:

     – Неохота «жесткий» вынимать, почему это не ноутбук? – он критически посмотрел на процессор и, вздохнув, подхватил его подмышки. – Черт! отпуск на носу, а тут возись с этим «глухарем». Павлов все долбит, требует результаты по делу вьетнамки.

     – А что он торопит, хочет премию? Никакой зацепки. Эти нелегалы сотнями пробираются в страну в надежде найти работу. Вполне возможно, женщина попала в притон и, попользовавшись, её просто выбросили, как половую тряпку.

     Дело было трехмесячной давности, в пролеске мальчишки наткнулись на тело женщины, судя по внешности – вьетнамки. На трупе не было ничего, хоть как-то помогло в установлении личности убитой: ни документов, ни сумочки... Единственная зацепка: кольцо на безымянном пальце с гравировкой на иностранном языке. Даже при беглом осмотре было ясно, что женщину пытали – на груди были ожоги от сигареты.

     – Стоп!– Владимир внезапно остановился.– Меня все время не оставляло чувство, что я пропустил что-то важное... Рисунок! Юрка! Этот выжженный рисунок на груди обеих женщин. Не хочешь проявить чудеса дедукции?

     – Элементарно, как заполнить квадрат судоку. Узнаем, что это за рисунок, найдем, что объединяло этих женщин, тогда и на убийцу выйдем. Кто там у нас следующий в меню?

     – Как кто.... Сам мистер Собрин, местный олигарх. Посмотрим, оправдает ли себя фактор неожиданности, нагрянем к нему и посмотрим, как у него с дыханием.

     Ким и Юрий Славин вошли в кабинет Собрина. Владимир огляделся. Здесь пахло богатством и самодовольством. Сам вид хозяина кабинета, начиная с золотого «Роллекса», идеальной прически и шелкового итальянского костюма, говорил о том, что тот уделяет своей внешности повышенное внимание. Глядя на холеное красивое лицо Собрина, Ким подумал, что эта барракуда с учтивой улыбкой на тонких губах чувствует себя недосягаемым в этом шикарном террариуме.

     Собрин кивнул на кресла, обрезал золотой «гильотинкой» сигару.

     – Чем обязан?

     Ким решил сразу «брать быка за рога».

     – Вчера был обнаружен труп вашей секретарши Елены Крайновой. Мы бы хотели задать вам несколько вопросов.

     Собрин, сделав глубокую затяжку, неторопливо пустил кольцо табачного дыма.

     – Это допрос? Насколько я помню, 51 статью еще никто не отменял, так что... Отвечать я буду только в присутствии своего адвоката.

     «Скажите, какой подкованный. Ну, как же ты, без своего бультерьера», – Владимир внутренне усмехнулся, заметив, как нервно дернулись губы Собрина.

     – Ну что вы, всего-то пара вопросов. Вы не подозреваемый, просто в качестве информации.

     – Сожалею, но без адвоката я не намерен отвечать ни на какие вопросы. Всего хорошего, господа. – Он встал, показывая, что разговор окончен.

     – Ваш секретарь даст нам документы Крайновой без письменного указания? – дотошный Славин вопросительно смотрел на Собрина.

     Тот скривил тонкие губы, в тон следователю задал встречный вопрос:

     -Надеюсь, у вас есть на это постановление прокурора?

     – Понимаете, – неторопливо, будто больному, произнес Славин, – когда происходит убийство, а была убита ваша секретарь, то автоматически заводится уголовное дело по факту убийства. Поэтому, прежде чем нанести вам визит мы, естественно взяли этот документ с собой. Вам показать?

     Собрин нажал кнопку селектора:

     – Геннадий Александрович! Выдайте все документы, касающееся Елены Крайновой, господам!

     Невысокий темноволосый мужчина с залысинами на висках, с лицом, похожим на камбалу, поставил на стол коробку и выжидающе уставился на них невыразительным взглядом блеклых глаз.

     – Что-нибудь еще, господа?

     – Пока достаточно. – Подхватив коробку, следователи направились к лифту.

     – От богатства рождается пресыщение, от пресыщения – спесь, – произнес Славин.

     Владимир, недовольный встречей с Собриным, язвительно пробурчал, бросив взгляд на невозмутимое лицо друга.

     – Что-то тебя на философию потянуло.

     – Видел, как у этого бизнесмена тряслись пальцы, когда он обрезал сигару?

     -Лучше бы он себе что-нибудь обрезал, – буркнул Ким. – Во всяком случае, я бы получил хоть какое-то удовлетворение от этого визита.

     Друзья рассмеялись.

   Г Л А В А 3

     Тамара сидела в кресле и пила коньяк. Ей было скучно и немного тревожно. Ссора с мужем не выходила из головы. Её не волновало, что муж узнал о её связи с молодым художником: они были уже давно свободны от моральных обязательств по отношению друг к другу. Эта связь с молодым мужчиной была для Тамары без любви, без страсти, подстегиваемая только страхом одиночества и безысходности. Намного моложе Марат поначалу заинтриговал ее своей диковатостью, непредсказуемостью. Его картины поражали мрачностью – жуткая смесь из Босха и Дали: разорванная на несимметричные части человеческая плоть, алая краска, разлитая по полотну, оторванные головы. Было что-то отталкивающее в его картинах, но Тамара заглушала в себе неприятные мысли.

  Какими-то неуловимыми чертами он напоминал ей мужчину, которого она встретила в поезде, возвращаясь из Баден-Бадена, и с которым она испытала несколько восхитительных минут сексуального восторга и страсти. Перед глазами всплыло лицо: несколько грубоватое, с резко очерченным подбородком. Крупный нос, карие, почти черные глаза под широкими бровями. Мужчина улыбнулся ей, когда она вошла в купе, и то, как он прошелся медленным взглядом по ее фигуре, как посмотрел потом в глаза, вызвали протест и недоумение. И в то же время, она почувствовала, как волна жара обдала грудь, как что-то сжалось внутри и ушло, оставив легкое покалывание в пальцах рук и ног. Это длилось всего лишь мгновение, но теперь она смотрела на мужчину 'кожей'. Она вдруг явственно ощутила исходящий от него запах тела. И этот запах, этот аромат мужского тела был возбуждающим. Он вызывал дрожь где-то глубоко внутри. Почему-то больше всего она боялась, что он увидит в её глазах немой призыв. 'Стоит только ему понять, что я возбуждена, что я хочу его, и он подумает, что я – доступная шлюха, которая не прочь переспать с первым же мужчиной, оказавшись с ним в подходящей обстановке'.

        Она сидела, сцепив, слегка дрожащие руки на коленях и смотрела в окно, за которым проносились, сменяя друг друга: дома, мосты, невысокие, словно игрушечные – березки, выстроившиеся ровными рядами вдоль полотна... Они о чем-то говорили, но для нее не было смысла в этой болтовне. Одна мысль пульсировала в голове в такт колесам: 'Хочу его! Хочу, чтобы он прижал меня к себе и...' Дальше фантазии обрывались, обедненные прозой и унижением семейной постели.

       Они пошли в ресторан. Время незаметно мчалось вслед за легкой болтовней, запиваемой дорогим коньяком. Он назвался Сергеем Анатольевичем, возвращался из Берлина, где был в командировке. Чем занимается? О!... Сразу так и не расскажешь... Мужчина щелкал зажигалкой, закуривая сигарету, пристально смотрел ей в глаза, чуть улыбался, отчего душная волна, поднимаясь откуда-то из глубины, обдавала жаром ее скулы, и она опускала глаза.

       Глубоко за полночь, разгоряченные коньяком, они вошли в купе. Она только посмотрела на него вопрошающим, полным желания взглядом, как он обнял её за талию и довольно решительно, что не оставляло никаких сомнений в его намерениях, привлек к себе. 'Пусть думает, что я – шлюха, пусть думает, что угодно. Пропади все пропадом!' Думала Тамара, все сильнее прижимаясь к крепкому телу. Яркие огни от проносящихся встречных поездов на краткий миг освещали его карие глаза, которые мерцали в темноте, будто втягивая ее в себя.

        Мужчина склонил к ее лицу голову, Тамара закрыла глаза и отдалась поцелую, чувствуя, как его рука легонько сжала ягодицы. Яростное желание захлестнуло её, наливаясь тяжестью внизу живота. Неожиданно он отстранился и осторожно опустил её на диван. Она легла, уже готовая к тому, что он навалится на нее и возьмет быстро и грубо, как всегда делал муж. Но мужчина присел на корточки и снял с её ног туфли. Движения, какими он ласкал щиколотки, заставили её задрожать от непреодолимого искушения броситься на него, но она только закрыла глаза и, сжав зубы, отдалась ласке.

       Слегка касаясь губами колен, он целовал ноги, поднимаясь все выше и выше. Она никогда не думала, что такие ласки могут довести ее до такого исступления, так возбуждать... Сердце готово было выскочить из груди, она задыхалась. И когда он приник к её рту, жадно захватывая губами её губы и вталкивая язык в рот, водя по небу, она почти потеряла сознание от охватившего её желания. Но он опять отстранился, неторопливо снял рубаху. Она увидела безобразный шрам, который словно обруч, опоясывал шею. Проведя дрожащими пальцами по шраму, вопросительно посмотрела на мужчину, но он покачал головой, сжав ее руку, отвел от себя. Затем, расстегнув блузку, медленно провел пальцами по шее до ямочки между грудями, взял за сосок и, чуть оттянув, сдавил. Тамара вскрикнула от боли, на мгновение ей стало страшно. Она пыталась разглядеть в темноте глаза мужчины, но он, приникнув к её губам, стал целовать, раздвигая зубы языком. Подчинившись его воле, она закинула руки ему за шею и, прильнув всем телом, ощущая жар возбуждения, сомкнула ноги на его бедрах. Он оказался умелым и страстным любовником. Впервые за годы брака, она испытала оргазм. Это ощущение было таким необычным, таким сильным. Ее тело билось в судорогах, причиняя почти физическую боль. А потом пришло успокоение и легкость, разлившаяся от бедер по всему телу. Закрыв глаза, Тамара вдруг увидела себя со стороны: белое тело, распластанное под мужчиной, ее ноги, сжимающие бедра, подрагивающие ягодицы мужчины, когда он с силой входит в нее... Эта картина возбуждала, притягивала, и в то же время... Тамара не могла объяснить, но чувство какого-то разочарования и пустоты постепенно просачивалось в душу, словно ледяная вода... Больше она не испытала оргазм, несмотря на то, что мужчина входил в нее еще несколько раз.

       Утром, словно не было бессонной ночи, свежий и подтянутый, мужчина вышел на перрон и неторопливой походкой направился в сторону вокзала. Тамара, глядя ему в спину, думала, что для этого мужчины, она стала очередной женщиной, с которой он неплохо провел время. И теперь он возвращается в свой мир, где ей нет места. Всю следующую неделю, она жила воспоминаниями о встрече в поезде. Но постепенно и это воспоминание стерлось, оставив только легкое удовлетворение и разочарование одновременно.....

   Тамара вздохнула, провела рукой по лицу, словно стирая воспоминания.