Текст книги "Светлое будущее (СИ)"
Автор книги: Ольга Резниченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)
Федька, конечно, Федькой…
…но, почему-то, именно разговор, будущая очередная «состыковка», встреча с этим странным Мирашевым влекла больше всего, занимала нынче все мои мысли и заставляла плясать, будто на иголках. Причем определенно: заживо сгорать от не менее странного предвкушения, волнения и тревоги. Естественно, если что случится, то Рожа (а это я знаю точно) непременно вступится за меня, станет горой. Так что… даже это не трусость меня грызет. Нет. А вот что конкретно – я так еще и не поняла.
Но и вообще, чего я хочу? Так, по сути, перетереть всё то, что произошло тогда между нами, причем уже как некая ровня, а не идиотка-студентка и сверх блатной упырь…
И… да, если не извинения, то хоть какой-то проблеск осознания, раскаяния получить. Наивная, знаю. Но хочется хоть какой-нибудь справедливости. Или хотя бы… еще немного в отместку его побесить, повыводить из себя, но уже безнаказанно.
* * *
Провести до квартиры Женьку (я) – пошушукаться. Подумать над своим внешним видом и учтиво сменить каблуки на кроссовки, а платье – на джинсы со свитером.
Мысленно перекреститься – и выдвинуться в бой.
* * *
Едва вывалилась из подъезда, как чуть лоб в лоб не столкнулась с Риткой.
Ошарашено округлила очи я:
– П-привет… А ты… какими судьбами? – только и смогла я из себя выдавить.
Добрая, отзывчивая улыбка (ёё) – играет, Сука.
– Да как, – запела невинно. – Мама про новость проговорилась, вот я и решила повидаться. К самой тюрьме не решилась ехать… как-то неудобно, да и страшно. А вот адрес выспросила и приехала к вам. Батя ж… вроде как, запретил ему… Ну, – замялась вмиг, взгляд около. – В смысле, попросил… чтоб он с тобой пока пожил. Так что? Он здесь?
– Здесь, – коротко. Недоверчиво.
Вот хоть глаз мне выколите – а не поверю… что именно «любовь к брату» ее сюда привела.
Голову на отсечение даю – это не так. ВРЁТ! ВРЁТ, Сука, и не краснеет! Притворяется, шкура мелкая.
– А ну, я поднимусь? А ты надолго?
– Он не в квартире. В машине. Вон, – кивнула ей за спину. – Серебристый седан. Не промахнешься.
– А, он не один там? – даже просияла в момент.
Ну вот… уже что-то.
– Ага. С другом.
Но уже и не слышала меня. Тотчас рванула вперед.
Брат. Ага. А как же… именно.
Короткое «привет», объятия – не дольше пары секунд. А взгляд уже прикипел к симпатичному (как судя по ее, наверняка, мнению) водиле:
– Рита… – игриво выставила свою тоненькую ручонку для рукопожатия.
– М-м-м… – загадочно протянул Мазур и тотчас поцеловал тыльную сторону ладони.
Рожа лишь только скривился. Что… даже странно.
– Ну ладно, хватит вам, – гневно. Сплюнул на землю. Еще одна затяжка – и выбросил бычок. Затоптал ногой. Взор на меня – как раз подоспевшую… а вернее, набравшуюся храбрости вклиниться в это… неприятное лицедейство.
– Че, Ник, едем? – учтиво отозвался Федор.
– Ага, – живо киваю головой.
– Ой! – только всплеска в ладони этому писку чарующему не хватило. – А можно я с вами? – захлопала наивно-соблазнительно коровьими накладными ресницами.
– Ух! С удовольствием! – в момент выпалил Валик.
– Я против, – тихое, но грубое, твердое… Рогожина.
– Че это? – обижено рявкнула Малая. Зенки округлила. Враз запыхтела, что самовар – как обычно это бывает.
Скривился. Отвернулся Федька.
– Я не обязан объяснять, – сдержанно, но не менее дерзко.
– А че ей можно? А? Ты опять?
– Поехали, – метнул взор на Валика, на меня. Сел в машину. – А ты вали домой! – рыкнул Ритке, даже взглянув на нее.
– Вот так, да? Она тебе даже не родная! – визгом; задергалась на месте от бешенства. – А ты опять за нее, всё для нее! А на меня похуй! Уродом был – уродом и сдохнешь! Правильно, что батя тебя видеть дома не хочет! К чертям собачьим прогнал! Ублюдок ты! Как и она!
Резво выскочил из машины Федор. Иступленный взгляд ей очи. Затрясся от ненависти:
– Я те сейчас по морде съезжу! – окоченела та вмиг от страха. Стоит, не шевелится, не дышит. – Если не заткнешься… Нику – не смей никогда трогать, усекла?
– Усекла, – тихо, но ядовитое.
– Да че вы? Пусть едет, – неожиданно вклинился Мазуров. – Места всем хватит. А то… сразу собачиться? Что было, то было. Начните с чистого листа. Сегодня хороший день для этого. Разве нет?
Подошел ближе. Силой отодвинул, отстранил от Ритки Рожу.
– Родственников не выбирают. И надо принимать друг друга такими… какими они, мы есть. хуровыми… временами глупыми… но родными.
– Федь, пусть едет, – тихо, взволнованно прошептала я.
Немая перепалка взглядов… двух бойцовских – и сдался:
– До первого косяка.
Глава 7. Светский раут[14]
Пару часов езды за город – и вот оно, место назначения: небольшая деревушка… и дома здесь не то, чтоб виллы… Но есть в ней особый шарм, загадочность, красота.
Проехать мимо местного клуба, мимо озера – и едва ли не на противоположную сторону селения. Огромный двор, огороженный высоким деревянным забором, любезно приветствовал нас. Одноэтажный кирпичный дом, рядом – летняя кухня, гараж, ближе к огороду – сарай. По центру – импровизированная беседка, сколоченная из деревянных брусков и досок (явно на скорую руку). Вместо крыши – клеенка.
– Мазур, – загоготал Рожа. – При таком-то бабле… и такая халупа!
– Зато без палева, – ржет в ответ Валик. – Скрывайся… сколько влезет. И лишние вопросы соседи не задают.
– Даже когда такие пиры закатываешь? – вклинился поспешно знакомый голос. Вот оно: вылезла я из машины, выровнялась во весь рост, взор около – и… «долгожданная» встреча взглядов. Мирашев. Ухмыльнулся гад, в глазах заплясали черти. Жгучее мгновение обоюдного сверления потаенными мыслями – и оторвался от меня, перевел глаза на Федьку: – Че застыли? Проходите, – кивнул головой. – А то мы уже заждались… пока вы там свои дела решали. А некоторые – так уже и совсем синие: неблагодарное это дело – вместо вас стопки мыть.
– Вы че, уже даже и шашлык пожарили? – захохотал Мазуров, ставя на сигнализацию авто (так и не загнал его двор, а бросил около забора рядом с остальным таксопарком, ибо там, за воротами – и без того не протолкнуться: под завязку забито людьми).
– Да куда? Мы-то ломанулись сюда: че тут да как – нихура непонятно. Вот решили пока просто бухать, – загоготал Мирон. И снова обернулся. Взор около: – А вы, я как погляжу, бартер учинили? Одну мадемуазель на другую?
– Губу закатай, – в мгновение рявкнул Валик.
– А че я? – заржал громко. – Я ниче…
Еще шаги – и обмерли мы около беседки.
– Рита, – мило улыбнулась змеюка и тотчас протянула свою гадкую ручонку Мире.
Пристальный, изучающий, полный цинизма взор того на мою сестрицу:
– Восемнадцать хоть есть? А то еще посадят, – и снова идиотский гогот.
Стою, злюсь. Не менее моего закипает и Рожа.
– Есть, – ехидно-соблазнительное. И снова «наивные» взмахи коровьих ресниц. Игриво, эротично облизала губы. Коварная ухмылка. Сука.
– Ну ладно, пошлите в дом. Покажу, девоньки, что где, – поспешно перебил зарождающийся флирт Рожиной Младшей Мазур. Обнял за плечи – и насильно потащил Ритку в сторону входа.
Так и не дождавшись приветствия… физического участия Миры, а там и вовсе обломанная влиянием Валентина, злобно скривилась Малая, невольно даже притормозив, прерывая вынужденный свой ход. Но еще один, прощальный, недовольный взор на нелепую свою попытку поймать удачу за хвост (а вернее, очередной похотливый «денежный мешок», а то вдруг, потяжелее Валиковского будет) – и уверенно уже сама пошагала в дом.
Поддаюсь движению и я.
Вмиг за мной тенью, едва не наступая на пятки, да так – что тепло его даже ощутила спиной. Шаг в шаг.
Хохот на ухо:
– Че за странные у тебя подруги? Одна интересней другой.
Обмерла я, отчего в момент налетел на меня Мирашев, едва не сбив с ног. Обнял невольно за талию, но тотчас осекся. Застыл неподалеку и Рожа.
– Ну че вы, идете? – раздраженно Федька.
– Она моя сестра, – грубо рявкнула я в лицо кобелю. – Вторая Рогожина.
– Опа… еще одна заноза, – гыгыкнул идиотически Мирон. Пошатнулся невольно, корчась в кривляниях.
– Лучше бы ты не пил, – не выдерживаю и фыркаю недовольно.
Глаза в глаза:
– И че бы было?
– Ниче. Приятней было бы с тобой общаться.
– Да ладно? – захохотал. – Со мной? И приятно? Не наговаривай, – и снова гыгыканье, давя весельем свою саркастическую ухмылку.
– Да я уже поняла.
– Ника, – злобно. Живо оборачиваюсь к Федьке, проявляя участие.
Стиснул тот уже зубы от злости. Выжидает.
– Да идет твоя послушная Ника. Идет, – за спиной сверх мудрое замечание сквозь надменный смех. – Да, малыш?
Шумный вздох. Стремительный разворот вновь к этому гаду.
Но тот вдруг опять – то ли пошатнулся невольно, то ли нарочное движение – и вплотную ко мне. Лицом к лицу, губы к губам, до неприличия близко. Дюжая доза запаха табака и алкоголя ударила волной мне в лицо, отчего невольно поморщилась я:
– Выпей холодной водички.
Широко улыбнулся:
– А че еще?
Смолчала.
Резво отвернулась – и рванула в сторону дома, где давно уже скрылись Рогожина Младшая и Мазуров.
Поспешно последовал и Федька за мной.
– Точно один раз виделись? – вдогонку, едва мы остались наедине в сенях с Рожей. Обмерла – застыл покорно и брат. Вздох. Обернулась. Глаза в глаза:
– Ты хоть не доставай.
– Не пара он тебе.
– Без тебя разберусь, – грубое. Отвела очи в сторону.
– Не пара, – приказное.
– А кто пара? – дерзко. И снова взор в лицо.
Скрипнула дверь. Обернулись мы оба на автомате:
– Че зависли? Матрица заглючила? Дверь не можете выбрать? – загоготал Мирон, завидев нас – прошел мимо, рванул на себя очередную дверь – и скрылся за порогом.
– Ладно, иди, – скривился Федор, махнув рукой следом.
* * *
Да уж… я знала, что из девушек не только мы с Риткой будем (за что слава Высшим Силам), но такое количество баб… даже меня изумило. И все, действительно, как на подбор – одна краше другой. Даже наша Младшая Рожина меркла на их фоне – а потому, не удивительно, что теперь та гуськом ходила за Мазуром, а не наоборот… дабы вовсе не упустить свое «счастье».
* * *
Пока мы (я, Ритка и Валик) жевали полусырой шашлык (кое-кто… на букву Мирон срочно потребовал кровавого мяса) и вынужденно догонялись спиртным, чтобы быть хоть немного наравне с уже явно готовой компашкой, Рожу барышни утащили срочно нагуливать упущенное.
* * *
Находился, нагулялся наш занятой Мирашев. Наговорился по телефону – но за стол так и не спешил вернуться. Присел на скамью под яблоней неподалеку. С невеселым, задумчивым видом достал сигареты, зажигалку – и тотчас прикурил.
Решаюсь. Ибо дальше тянуть не как и незачем. Пока Федька не вернулся, нужно срочно расставить все точки над «и», иначе потом – может быть поздно.
Глубокий вдох – и подорваться с места. Под немые, удивленные взоры Мазурова и Ритки… податься в сторону «причинности».
– Привет… – глупо, но…
Удивленный взор на меня Миры. Паясничая, изогнул брови:
– А вам уже разрешили со злым дядькой говорить, да?
Ухмыльнулась притворно. Присела рядом.
Прокашлялась. Мысленно сняла с предохранителя ружье… и прицелилась: ни то в себя, ни то в него. Тихо, немного наклонившись ближе, чтоб за гулом, который стоял вокруг (разговоры, музыка, веселые временами крики, тосты), мой собеседник все же уловил мои слова:
– Слушай… я тут хотела… кое о чем тебя попросить.
Обмер в чудной гримасе. Глубокая затяжка – выдох. Хитро прищурился, заливаясь улыбкой:
– Меня? – ехидно. Молча выжидаю я – момент серьезности сего циничного клоуна. Продолжил, расстроившись моей безучастностью: – А не боишься, что опять… «платить придется»?
Безмолвствую. Надеюсь, что все же эта дурь пройдет – и речь моя действительно будет услышана.
– Ладно, – скривился, закатив раздраженного глаза под лоб – не выдержал. Грубо: – Че надо? – взор около. Сбил пепел на землю.
Шумный мой вздох для храбрости – и как на духу:
– Помнишь… наш кое-какой разговор в прошлом? Мою… историю. Про… одноклассника, – решаюсь уточнить менее конкретно.
– И? – кивает удивленно. Пристальный взор в лицо.
– Можешь Роже ничего не говорить? – глаза в глаза осмеливаюсь. – Ни слова, ни полслова. Чтоб даже не догадывался. Прошу.
Удивленно вздернул бровями:
– Да я… как-то и не собирался. Это ваши дела.
Прокашлялась я от неловкости. Виновато спрятала очи. Чувствую, как жаром запылали щеки. Черт! Идиотка… зря напомнила.
Молчит, скользит взглядом по мне, изучает – что-то свое странное, не менее пугающее думает.
– И это, – внезапно… словно молнией меня прошибло. Опять глаза в глаза. Чертова его ухмылка – и манит, и коробит одновременно. Снова вдох на полную грудь… перед погружением: – И про ту нашу… «состыковку»… на озере. Идет?
Заржал вдруг.
– Че, не понравилось? – загыгыкал, хотя явно какие-то иные, другие эмоции разразились в нем – отчего и попытался сразу спрятаться за смехом.
– Мирашев… – от обиды поджала губы я. – Ты вообще бываешь серьезным?
– Да, – уверенно, – когда шутки сочиняю.
Нервно цыкнула я, закатив глаза под лоб. Шумный вздох. Отвернулась.
– Да ладно тебе, – смеется. Придвинулся враз ко мне ближе, вплотную, отчего в испуге я резво обернулась. Чувствую его дыхание. Молчу. Дрожь волной прошлась по всему телу. – Я че… сам себе враг? – рассмеялся внезапно. А в очах так и заплясали черти, отрицая любую адекватность.
Нервически сглотнула я слюну. Чувствую, что задыхаюсь. Но не от помеси табака и алкоголя. Нет. Нечто иное сейчас обволакивало, дурманило меня – …разума, чувства самосохранения и гордости лишая.
Едва осознанная попытка моя отстоять жалкие, последние капли чести, трезвости:
– Судя по всему… тот еще смертник.
– Я бессмертный, – ядовито-деспотическое. Взгляд скатился к моим губам. Очередная волна жара обдала меня сполна, взрываясь необычными, приятными ощущениями внизу живота. – Ну ты… хоть не сильно в обиде на меня? – неожиданно продолжил.
– За что? – от удивления вздрогнула я. Не сразу поняла, собрала осколки былых мыслей, нащупала нить разговора, которую уже так ловко-неловко потеряла… уступая обстоятельствам.
– За то, что… было, – тихо. – Я там… немного все же… перегнул палку, – нервический смех, сдержано.
– Немного? – неосознанно визгом вырвалось из меня. Отстранилась от него чуть в сторону, до расстояния приличия, дабы дышать свободнее.
Ухмыльнулся, но без особой радости, Мирашев:
– Ну-у, – врастяжку. Взор оторвал от меня, поплыл им около. – Ты тоже там… подлила масла в огонь. – Немного помолчав, хмыкнул внезапно. Резко уставился мне в очи (отвечаю участием): – Давно меня так… никто не бесил. Вот и сорвался… чуток.
– Чуток? – язвлю, а сама утопаю в шоке: и хоть мечталось и надеялось, но до конца никак не верила, что нечто подобное от него возможно.
Проигнорировал:
– Я всего-то хотел… немного покатать тебя по городу. Максимум – в кафе, на обед сводить.
– Зачем? – искренне еще больше изумилась.
– Ну… – пристыжено рассмеялся. Пожал плечами. – Зачем?.. – задумчиво. Отвел глаза в сторону. – Так… подразнить немного и… расслабить. Зажатая ты какая-то сильно была.
– Так не без повода, – невольно злобно вышло.
– Понимаю, – резво, с некой грубостью в ответ. Глаза в глаза: – Но это не причина… прогибаться и хоронить себя заживо. Таких уродов… – кивнул головой куда-то в сторону, – знаешь сколько еще по жизни будет? Не так, так иначе по хребту надают. Тут главное – не сломаться, а в остальном – похуй. Вся эта слепая предвзятость, слабость, трусость – они ни к чему. Толка ноль – только хуже. Даже если отхуярили так, что уже не встать, – ползи. И ты сама это (где-то внутри себя) знаешь. Видел.
– Мира! – внезапно крикнул из-за стола Валик.
Злобный, недовольный взор на товарища:
– Че, блядь?! – Мирашев.
– Хватит там по ушам ездить. Иди сюда!
– Я занят! – раздраженное. Отвернулся – взгляд вновь вперил в меня: – То, что ты там творила… по морде бы тебе, конечно, за такое съездить, и то – это как минимум. Но… нельзя не отдать должное: от такой безрассудной храбрости даже я охуел. Как для бабы, – короткая пауза, видимо, подбирая слова. Продолжил: – зачетно, молодец. Так за свою честь стоять надо… а не вон, – кивнул в сторону стола – не договорил, смолчал учтиво. Но я и так поняла…
– Да хватит пиздеть, я серьезно! – и снова громкое, назойливое, гневное Мазурова. – Сюда иди! Пацан вон тему хорошую задвигает! Зацени!
Взор на оратора, на меня. Ухмыльнулся Мирон:
– Ну пошли… глянем, а то ж… заебет, паскуда. Хуже меня, когда за воротник зальет.
Глава 8. Фестиваль радуги. Или просто «чупа»
– Да хватит пиздеть, я серьезно! – и снова громкое, назойливое, гневное Мазурова. – Сюда иди! Пацан вон тему хорошую задвигает! Зацени!
Взор на оратора, на меня. Ухмыльнулся Мирон:
– Ну пошли… глянем, а то ж… за*бет, паскуда. Хуже меня, когда за воротник зальет.
Встает Мирашев – поддаюсь и я. Шаги к столу…
– А ну быстро подвинулись! – гаркнул на парней, мужчин, что теснились рядом с Валиком (Ритку трогать не рискнул).
– Широкий стал? – загоготали те, но подчинились.
Кивнул Мира на меня:
– Присаживайся.
Заливаясь смущением, поддаюсь, следую указу. Залез, расселся подле меня и Мирон. Язвительный, насмешливый, хотя не без интереса, взгляд обрушил на Валентина:
– Ну че там? Удиви.
– Вот, – в момент протянул тот ему салфетку, на которой синей пастой была начерчена какая-то схема, по десять раз перерисованная, исправленная; наведенные в сотый раз по-новому стрелочки: что кто куда… так сходу и не поймешь. Да и нет желания разбираться, вникать. Отворачиваюсь.
– Короче, тут такой замут… – слышу сквозь гул доносящийся голос Мазура…
Взором кружу по столу:
– Та-ак… А где там моя тарелка, можете передать?
– А чаво б и не? – съязвил один из гостей. – Лови! – дерзкий замах, отчего невольно взвизгнула я, но тотчас захохотала, давясь смущением из-за своей невольной наивности и нелепого страха.
– Та че я… дурак, что ли? – гогочет тот.
– Да я… то так, – махнула рукой, уже окончательно краснея. – Спасибо…
Еще один прицел – и выбрала себе интересный вариант, салат, который еще не успела попробовать.
– Слушай, – внезапно кто-то вскрикнул рядом. Смелое движение, напором – и едва ли не сверху навалился на меня, опершись на плечо. Метнул на него недовольный взгляд Мирашев, но тут же отвернулся – не желая терять мысли относительно того, что ему все еще втесывал Валентин. Продолжил мой собеседник: – А попробуй вот этот бутер! Я сам готовил! Лично!
Скривилась я от удивления… и недоверия. Округлила очи:
– А он че, один? А где остальные? – забегала я взглядом (уж больно странная серо-зеленая жижа сверху намазана). – Сил не хватило долепить?
Ухмыльнулся:
– Да вон те хорошо приложились, и я не побрезговал. Ну так че? – молитвой мне в очи. Морально так и нависает, давит на меня.
– А почему именно я? – все еще не могу втолковать. Может, и предвзято отношусь, но чует моя «опа»: не спроста это всё, что-то неладное в этом есть. Хотя… а вдруг, реально человека накрыло? Похвастаться хочет. А откажусь – обижу сильно…
– Да эти… – выпалил, махнув рукой в сторону, поспешно отвечая, – обожрались уже – не лезет, а те, – кивнул головой в дальний угол стола, – кроме водяры… ниче другого не признают. Ну? – и снова тычет мне в рот.
– А че там? – все еще торможу, сражаюсь отчаянно, цепляюсь из последних сил, выискивая возможность отказаться. – Майонез?
– Да его там бадыль! Приправа в основном, разная; рыба… но она о**енная, без косточек! Филе! Ешь! Понравится, не пожалеешь!
Скривилась горестно:
– Чет запах какой-то странный…
– То кориандр!
Поморщилась невольно. Черт… знать бы еще на вкус этот его «кориандр», если так же воняет – то ну его сразу!
– Да ладно, – отчаянно отодвигаю его руку, но тот непреклонен – вот-вот свалиться мне уже все это на кофту. Морщусь от раздражения, злости. – Я так… уже тоже многое не съем, а тут батон.
– Черт! – гневно. – Ну хочешь… слижи! Не ешь батон! Главное – начинка, верхний слой! Уваж! Я же старался! – щенячий взор, нытика причитание.
Шумный вздох – сдаюсь.
Но только хочу взять, как тотчас отдергивается этот упрямый, назойливый типок – не дает:
– Не, из моих рук! – игривое; счастливое.
Едва делаю укус – как едва ли не силой по самую глотку запихивает. Откусываю невольно, жую, периодически прокашливаясь.
Кривлюсь, не могу понять – чет… совсем не того…
Еще немного – и глотнуть. И снова морщусь.
– Во! Спасибо! Умница! Ну как?! – радушно, и аж глаза заблестели.
Лживо, криво улыбаюсь:
– Ну… так себе, – не охота и обидеть, но жуть жуткая… Не дай бог еще раз доведется.
И вновь злобный взор Мирашева на моего незваного «ухажера»:
– Ты че тут трешься?! – угрозой.
– Ниче, – неожиданно, даже как-то странно, резво переменилось лицо «шеф-повара», загадочная ухмылка. Попятился, отступил, а там – и вовсе затесался где-то в толпе, в темени…
Недовольный посыл, полный порицания взгляд получила и я от Миры. Отвернулся к Мазуру:
– Не, ну, блядь! – резко, раздраженным криком вызверился на Валентина и ткнул пальцем на схему, что они до сих пор мусолили. – А если эта пизда развалиться, че я тогда делать буду? Ладно я, а ты?
– Ну… – задумчиво протянул Валик и скривился. Застыл в размышлениях.
Непонятная, пронзительная боль, резь раздалась в моем животе.
А затем – и вовсе… жуткая волна тошноты тотчас подступила к горлу.
Живо дернулась я, чуть со скамьи не скинув Миру и другого своего соседа, кое-как умудрилась перелезть на другую сторону и немедля кинулась вперед. Неподалеку от яблони и рухнула: вдвое согнулась, и… позорно захлебываясь слезами, в паре с очередной стремительной, безжалостной, неумолимой тягой, выплюнула всё, что когда-либо в жизни ела, пила, нюхала… Упала на колени и горько взвыла.
Шум. Музыка – в момент всё стало фоном. Слышала лишь собственное сердцебиение. Пульсация в висках. Казалось, я вот-вот сдохну – мозг лопнет от перенапряжения (если не удавлюсь иным, более креативным, способом).
Вдруг напор, движение – и силой обернул меня к себе. Подвожу отчаянный взгляд.
Взволнованно, удивленно вперился Мирон мне в очи. И даже язва-улыбка куда-то делась:
– Ты чего? – присел на корточки, вплотную.
Но не реагирую, не отвечаю. Вмиг оттолкнула его от себя, разворот – и, воя уже от боли, снова фонтаном вытолкнула из себя жидкость (казалось, и желудок заодно).
– ЧЕ ЗА хуеНЯ, я спрашиваю?! – дико завопил Мирашев, поведя взором около. Стихла толпа. Перепуганные взгляды на меня и остальных: обернулись все подчистую… уставились, как на несуразного клоуна.
Пытаюсь вырваться вновь из хватки своего защитника – и отползти в сторону, скрыться от позора долой.
Но не дает – лишь пошатнулся (едва не упав). Удержался – выпустил на миг, а затем снова за шкирку поймал, остановил. Взор на публику:
– Сука! Уроды, я спрашиваю… последний раз! Что с ней?! – Резво уставился на меня, согнувшуюся в рыданиях и очередных, уже тщетных, попытках блевать пустотой. – У тебя аллергия на что-то? – орет мне на ухо.
Шумный выдох. Сгорая окончательно в стыде, отваживаюсь ответить. Взгляд в лицо, потерянным фокусом:
– Нет.
– Да «чупу» ей дали! – выкрикнул кто-то из толпы.
Окоченел Мирашев. Но мгновение – и дернулся. Выровнялся на ногах:
– ВЫ ЧЕ… О**ЕЛИ? КТО? – бешеное, искря взглядом. Молчок, попрятали все глаза пристыжено, в ужасе. А я дышу, наконец-то дышу – заливаюсь моментом паузы. Расселась отчаянно на земле. Сдохнуть – если будет хоть еще один позыв – то лучше сразу сдохнуть.
– Воды ей дайте, пусть желудок промоет! – неожиданно, чье-то девичье. А затем и вовсе подоспела одна из барышень, протянула мне стакан.
– Нет, – испуганно отдернулась я, взмолившись. Но тотчас волна – и снова рычу… давясь ужасом, болью и слезами. Завалилась я на траву, упершись руками. Пустить очередную радугу…
– Надо, малыш, – неожиданно тихо, заботливо прошептал мне на ухо Мирон, обнимая, едва я стихла. Отобрал у девушки тару и протянул мне. Назойливое давление – и поддаюсь. – Все равно, – продолжил. – Пока все не выйдет – не остановишься.
– Конфету ей дайте, или вон… рафаэлка с чесноком где-то – пусть перебьет.
– Шутите? – злобный взор Миры на товарищей-зрителей. – И вообще, – внезапно, – че уставились? Музыку погромче – и хуерьте водяру дальше!
– Точно, водку! Спиртное ей дай – и продезинфицирует.
Смолчал. Взгляд на меня:
– Ты как? Всю выпила? – кивнул на стакан, что стоял за моей спиной, куда я его отставила.
Киваю одобрительно.
– Много съела? – добрый, полный переживания взор мне в глаза.
– Не очень, – закачала несмело головой. – Чуть меньше половины… – и снова позыв… и снова мой визг, моля добить… но не дать так и дальше мучиться.
Обнял крепче – придерживает. Волосы, свалившиеся вниз, тотчас собрал, заправил за ворот толстовки.
…Мгновения – и опять победный вдох-выдох. Сдалась. Прижалась к нему – обвисла на груди, уткнувшись носом в шею. И пусть мерзко, позорно – но уже нет сил ни на какое приличие.
– Кто это сделал? – тихо.
Молчу. Догадываюсь, что тому придурку будет. А потому… молчу.
– Ну? – ноты раздражения.
– Неважно, – шумный, глубокий вздох. – Я думаю, он уже… за сто километров отсюда, – невольно рассмеялась, но тотчас очередной приступ рези в животе осек меня.
И снова разворот, отталкивая защитника…
* * *
Немало еще пришлось воды выпить, и даже где-то отыскали активированный уголь, так что… шанс спасти «жертву доверия» – непременно был.
Опуститься на скамью. Прижаться спиной к столу. Сделать очередной глубокий, полный облегчения, вдох-выдох. Повела я глазами около – так и хочется взглянуть в рожу тому уроду, который со всем этим мне подсобил.
Присел рядом и Мирон. Достал из кармана сигареты, зажигалку. Прикурил. Длинная, задумчивая, тяжелая пауза, затяжка, глядя мне в лицо.
– Будешь? – неожиданно протянул пачку.
Тотчас закачала я отрицательно головой:
– Нет, спасибо. Не курю.
Ухмыльнулся довольно. Не прокомментировал. Взглядом бесцельно уткнулся вдаль, забродив по кронам деревьев:
– А я вот… – набрался «храбрости», – всё бросить никак не могу: то возможности нет (одна нервотрепка), то потом… желания заморачиваться всем этим. Так что… как-то так, уже второй десяток лет. Да и поздно уже… наверно.
– Никогда не поздно, – тихо смеюсь. Смолчал. Лишь только взор метнул на меня, да на губах растянулась добрая улыбка. – А я вот, – решаюсь продолжить, – потому и не начинала… чтоб потом не мечтать, не ломать голову, как закончить…
– Да ладно? – загоготал.
– Ага, – киваю головой. – Сама в шоке. Во многом подражала Федьке – а тут… сдержалась. А там и он, слава богу, в спорт подался – а потому одумался. Так только… иногда, когда выпьет – может, ну и после… – учтиво не договорила.
– Жвачку? – сообразил, неожиданно вспомнил. Тотчас нырнул в карман – и протянул мне упаковку.
Благодарно улыбнулась:
– А вот от этого не откажусь.
– На, бери все.
– Куда мне? – тихо хохочу.
– Ну, выброси, – съязвил.
Забросил внезапно мне руку на плечо и притянул к себе. Поддаюсь – плюхнулась на грудь. Странное, необычное, трепещущее ощущение укололо меня. И не сказать, что противное, жуткое – никак нет. Наоборот… – тем и пугает. Всё как-то сразу стало ни по чем. Что было доселе – словно рукой сняло: совсем другие мысли, чувства разразились внутри.
Его запах, тепло… лишь поначалу ужалили, и то… шипами моего детского страха, неизвестности, неловкости, неожиданности. А далее – словно море, чувства захлестнули, отчего невольно, уступая какой-то непонятной слабости, зависимости, упоению… от невероятного, безудержного, порабощающего удовольствия, зажмурилась я бесстыдно. Сжалось мое сердце, вторя и остальным мышцам во всем теле. Хотелось провалиться в этот омут, уйти на самое дно – и никогда уже из него не выныривать обратно.
– Так че это было? – несмело. Отчаянная моя попытка прогнать дурные мысли из головы. Уставилась ему в лицо, взор из-подо лба.
– А? – дернулся. Глаза в глаза. До неприличия близко. И еще хуже стало – волнение дрожью пошло по всему телу, заживо испепеляя меня под его давлением, обаянием. Но выдерживаю напряжение, нещадный взглядов бой.
– Говорю… – хрипло, отчего поморщилась невольно, – вы как-то его, ее назвали. Что это… за гадость? – прокашлялась.
– А, – ухмыльнулся. Отвел очи в сторону, взор бесцельно поплыл около. – «Чупа», «чупакабра», – тихий, смущенный смех. – Та еще ядерная штука: всякой хурни намешают. И пока весь желудок не выплюнешь – не остановишься.
– Так, а че именно… «чупакабра»? – не унываю, хватаясь за этот интерес, удивление, как за спасательный круг.
Рассмеялся еще громче (пристыжено):
– Ну, – махнул рукой в сторону (где недавно были). Затяжка – и снова ядовитая улыбка. – Сама же ощутила: все соки вытягивает, что кажется уже, и сдохнешь сейчас.
Тотчас залилась звонким смехом, наитием давясь:
– Что, и тебе как-то досталось?
– Ну так, – гыгыкнул. – Раза три. Первый – пьяный был и не понял даже… че случилось. Думал, палёнка. Потом объяснили. Ушел на тот раз от меня камикадзе. Но, да ладно, как говорится, плохой опыт – тоже опыт. Второй раз – втихую было, заранее, причем многие тогда пострадали… В общем, сложно было виноватого найти. Но, а на третий раз – тут уж… я оторвался. Досыта накормил ублюдка, что тот в больничку попал. Капельницы ставили, от обезвоживания спасая. Вот те и «чупа»…
– Дак а че там… в ней? – заерзалась я невольно, прозревая еще больше.
Гыгыкнул сдержано:
– А хуе его знает, – потушил бычок о соседнюю балку, разворот – и бросил окурок в пепельницу. Обнял уже обеими руками меня, сжал крепче, притиснул к себе. Глаза в глаза (невольно чувствую, как жар от смущения бесстыдно залил мои щеки; еще бешеней заколотилось сердце; сжались мышцы внизу живота, разжигая откровенное полымя – неприкрыто дрожу от волнения под Мирашева напором). Улыбнулся: – Я как-то таким не заморачивался. У меня… другие приемы.
– Я заметила, – рассмеялась нервически; спрятала взор, давясь позором… из-за своей слабохарактерности.
– Ну прости… – неожиданно искренне (без натяжки, без пелены неловкости, притворства); на ухо. Вплотную, обжигая своим, будоражащим до мурашек, дыханием кожу – казалось, я сейчас и взвою от этого беспринципного наваждения, палящего зноя, странного дурмана. – Дурак, – огорошивая меня, продолжил. – Придурок. Идиот… нашло на меня. Нельзя со мной спорить, пререкаться. Это как… красной тряпкой помаячить.
– Но ты ж не бык, – язвлю, давясь нездоровым смехом, словно глотком воздуха.
– Я хуже, – тихое, едва уже не целуя.
– Та-ак, – послышался где-то сбоку знакомый голос. – Мисс Радугу сегодня выбрали. Остался Мистер, – и снова гогот одиночный.
Вздрогнул, отдернулся от меня тотчас Мирон. Взор пристальный около. Окаменел, словно перед броском. Больное, шальным ревом:
– ОН?! – полный бешенства взгляд мне в лицо. Отвечаю участием. Позорно, трусливо молчу: ни подтвердить, ни соврать не решаюсь.
И не надо…
Мигом отстранил меня от себя – поддалась, выровнялась на месте.
