Текст книги "Отпускаю прошлое (СИ)"

Отпусти меня. 

Не твоя, не твоя, не твоя, не твоя я. 

Ты прости меня. ..

Серебро – «Отпусти меня»

Упасть, разбиться и не жить...

Слепоглухой брести без смысла...

Отбросив будущего нить,

Похоронив его... не мысля,

О том что можно верить вновь

В любовь, любви... Чужому сердцу...

И снова чувствовать без слов,

И доверять единоверцу...

Татьяна Софинская

Глава 1. Проблемный пациент

"Инга В. Шабалина, 1993 г. р.. Проблемный пациент, замкнулась в себе после потери близкого человека, всячески отказывается идти навстречу не только мне как психотерапевту, но и своим родителям, и друзьям (теперь, кстати, уже бывшим). Препараты по началу принимала исправно, но затем я стала замечать явные перемены в ее поведении и настроении (негативные), что могло свидетельствовать об обратном. Но тем не менее, спустя короткое время, по словам родителей и собственным наблюдениям, я могу сделать вывод, что ситуация с ней пошла на поправку, хотя точные причины сего поворота мне доселе так и не известны: девушка никак это не комментирует и не дает зацепок. В принципе, уже смело можно заявлять о переходе тяжелой формы депрессии в умеренную. Планирую пересмотреть медикаментозные предписания по ее поводу. В остальном – ситуация еще размытая и требует дистанционного наблюдения..."

Странное письмо обнаружила я на экране компьютера своего врача. И нет, никогда бы интерес не победил мое чувство такта, и не полезла бы в чужие записи или вещи, но, увидев собственное имя, все внутри насторожилось, и страх перевесил чашу весов в пользу первого.

"Проблемный пациент". Надо же...

Будто я кому-то навязываюсь. Не нравится – до свидания. Мне еще проще. Если бы не мать, давно бы перестала сюда ходить. И так последние деньги выбрасывают на эти глупости.

Все равно ничем эта докторша мне не помогает. Говорить с ней – что со стеной: в ответ лишь одни заученные фразы или "угуканье". Мерзость.

И интересно, кому это она пишет? А как же... врачебная тайна? Или общие фразы – не нарушают конфиденциальность? Или эта мадам все же хочет меня сбагрить кому-то другому? Новому дяденьке или тетеньке, которая будет более мелодично "угукать" в такт моим нелепым рассказам обо всем, и ни о чем конкретном?

– О, здравствуй, Инга! Ты уже здесь?

– Да. Здравствуйте. Простите, что зашла без спросу.

– Да ладно, все хорошо. Присаживайся... Рассказывай, что нового? Как настроение?

Немного помолчав, решаюсь:

– Вчера Таня звонила.

– Таня... это?

– Двоюродная сестра, по отцу, – любезно уточняю. – Я вам про нее уже когда-то рассказывала. Она живет в Крыму.

– А да, помню...

Тяжелый вздох (мой) для смелости...

– Сказала, что ее родители, мой дядя и его жена, уезжают на все лето к себе в Испанию, и та остается одна. Приглашает погостить.

– Ох, – казалось, это впервые за все время мой врач выказала истинные эмоции радости, – это же идеально! Я давно твоим родителям твержу, что тебе нужна смена обстановки. И это – будет безошибочный вариант. Сменить всё вокруг подчистую – в твоем случае, самый трезвый шаг. Так тебе будет куда проще отпустить уже, наконец-то, прошлое – и вновь начать уверенно смотреть в будущее. И помни, не забыть прошлое – а просто отпустить. Отпустить этот тяжелый чемодан, который все время тебя тормозит, и начать шагать по жизни смело. Молодая, красивая, умная – весь мир у твоих ног, а ты его упорно игнорируешь. Только..., – неожиданно запнулась.

Тяжело вздыхаю, замираю, внимательный взгляд ей в лицо.

– Ты же помнишь о наших помощниках? Да? Я тут решила изменить кое-что – и рассмотреть более легкий вариант. Как по мне, ты уже и сама отлично справляешься с эмоциями, потому...

Вдруг замерла та. Пристально уставилась на меня, отчего страх вновь сковал меня всю внутри – захотелось тут же свернуться в клубок, пряча душу.

Она редко себе позволяла такие взгляды, взгляды, за которыми сейчас польется искренность (вместо книжных строк), но оттого они были еще ужаснее. Словно, вот-вот коснется души – и раны опять вскроются: оттуда побежит кровь, гной и желчь. Вновь прорвется безысходность...

– Прошло уже больше четырех лет. Это жестоко – но пора. Твоей вины нет, ни в том, что произошло (и ты уже сама это знаешь), ни в том – что осталась жить, а не ушла за ним.

Слезы сорвались с моих глаз. Дрогнула в попытке закрыть уши ладонями, дабы опять не слышать этот душу режущий скрип нравоучения, но в последний момент осеклась, сдержалась – нельзя обратно. Нельзя им показывать, что я все еще на дне – на плоском, темном, безумном дне, где нет ни света, ни воздуха. Где я – мертвая...

– Используй эту возможность, как спасательный круг. Хватит тонуть. Ради вас двоих – живи дальше. Не растрачивай зазря то, что некоторым не дано. Ему было не дано.

***

В голове еще бил колокол ее слов, ее жестоких, болезненных слов, но в этот раз оборона души была гораздо сильнее: и недолго ныло, недолго разрывалось сознание от старых воспоминаний. Мое "я" быстро свернулось в калач – заменяя тяжелые мысли на бездумье или легкое порхание пустозвонных дум: "Коляска красная, а сидит мальчик – или это девочка? и зачем одевать так непонятно?", "Шоколадный цвет машины? хм, разве такое бывает?"," Прошло уже больше четырех лет. Это жестоко – но пора. Твоей вины нет..."

Глубокий вдох. И вновь натянутой струной оборона: "А что брать с собой? Только летние, или и теплые вещи?","А вдруг дождь?","Интересно, это же, наверняка, мама уболтала Таню или, вообще, тетю Надю, меня к ним позвать?"

Замерла. Взгляд прикипел к знакомому номеру автобуса.

Нет, он не везет домой. Он – проводник в мой собственный ад, в который я запретила себе ход, по крайней мере, так часто, как бы хотелось...

Но сегодня – особенный день. Мне дали добро на поездку, и я уже сама хочу покончить со всем этим... миром, чертовым, черным миром... без него,

... без моего Никиты.

Решение принято. И я сажусь в автобус.

Мы едем на автовокзал. Затем – в Петрово. Недалеко тут, за городом. Полчаса езды.

Но тем не менее этот путь я проделываю редко. Пару раз в год. Теперь уже пару раз... а раньше...

Но это было раньше.

Нельзя с этим частить.

И нет, я больше не боюсь кладбищ. По крайней мере, этого...

Просто, с каждым разом вокруг там всё и все становятся роднее – и я чувствую, что... совсем скоро не останется сил оттуда уезжать. Что там будет мой дом, и мой покой.

Но даже я осознаю то, что это – неправильно. Не смотря на все внутренние "но", это – неправильно... И пусть мне хватает ума, каждую такую свою поездку скрывать от своих близких (и уж тем более от врача), всё это ведет – в никуда.

... привычная тропинка. И вновь ты залилась буйством красок – зеленая пышная трава и редкие, но такие красивые и яркие, полевые цветы...

Путь в рай, или, по крайней мере, к вратам его.

А вот и каменное, гранитное твое лицо. Улыбаешься, дразнишь...

Как тогда, как в наше время...

– А я вот старею. А ты – как всегда, засранец. Красивый... и молодой. Тебе даже бутылку пива не продадут. Разве что снова бороду будешь отращивать, чтобы казаться старше.

А мне вот уже двадцать три. Представляешь?

... скоро, вообще, бабкой стану. Наверно, перестанешь и любить. С первым листопадом зубов – забудешь.

(стираю слезы со щек)

– Я уеду..., – решаюсь на главное. – Ты прости... Прости...

(рыдания сдавливают грудь)

– И дело не во мне... Просто, мама... И я устала, – с визгом выдох. – Прощай, Никит... Прощай, Макаров. Не злись, на День рождения, возможно, все же приеду. Не знаю... Но я больше уже не могу. Ты меня не забираешь, ... и я всё как-то к тебе не иду. До встречи... но лучше не жди.

... пока,

люблю тебя.

Глава 2. Новый мир

***

Город оказался не намного меньше нашего. Все так же куча машин, дорог, людей и многоэтажек. Местами, даже чудилось, будто никуда и не уезжала. Однако, что могло не радовать, даже слабоватое зрение теперь – не проблема вежливости. Кого бы ты не встретил на своем пути – никто тебе не знаком. Любое, казалось бы, лицо из прошлого – ошибка. Никакой связи. Просто, похож, или, каким-то чудом, едва ли не двойник. Но ничего, и никого родного или близкого.

Никаких вопросов. Никаких советов. Никаких... соболезнований.

Чистый лист. Чистая гладь – и я начинаю новый рисунок.

Новую жизнь.

Я отпускаю прошлое, даже... если это слишком болезненно. И противно.

***

Таня оказалась очень даже хорошей девчонкой. Ее в своей жизни я видела всего лишь несколько раз, и то давным-давно, у бабушки. И хоть разница наших возрастов – два года (она старше), расстояние, огромное расстояние между нашими городами – сыграло свою роль в отсутствии дружбы, интереса друг к другу и всего прочего, что могли бы сулить родственная связь и (практически) одинаковый возраст.

Она знала о моей... "тайне" (мама моя рассказала и ей, и тете Наде, и меня об этом уведомила – я не злилась; я давно уже приняла тот факт, что все вокруг знают о моей "ситуации", о "проблеме" больше и лучше, чем я сама),

... но никаких вопросов, никаких слов, никаких намеков. За что я была безумно благодарна.

Мы быстро сдружились. И, буквально, уже через неделю – не мыслили друг друга порознь. Любая затея, любой поход в город или в кино – всегда я была рядом, даже если это выглядело неудобно или странно: ведь оказывалась часто третьей между нею и ее парнем – Костей. Нет, конечно, никаких завидных взглядов или еще чего с моей стороны в его бок – извольте (и Таня это знала), но, все же, порой меня вся эта ситуация смущала, так как я чувствовала себя обузой и помехой.

"Шабалина старшая" (так Костяныч звал теперь свою Таньку, или меня соответственно – "младшая") удивительно, но не на миг не унывала – нет-нет, да и пыталась свести меня то с тем, то с другим молодым человеком. Все они были хорошими ребятами ( и добрыми, и красивыми, и прочее, и прочее), однако, я всегда жала на тормоз – и пролетали все они мимо меня, словно электрички. Не готова я. Еще не готова... к таким переменам, и таким решениям.

Таня не злилась на сие мое поведение – с замиранием сердца, с видом мудрого учителя, она лишь томно вздыхала, а затем с новой силой и задором бралась за очередную попытку втолкнуть в меня жизнь.

***

– Ну же, Ингуся, Гусечка, прошу, соглашайся... Это будет клёво! Та-а-ам столько ребят, что не пожалеешь! Но и в обиду не дам! Если что – Костяныч за нас двоих им наваляет! Прошу, милая! Я этого так ждала! Еле маму упросила! Поехали!

Несмело пожимаю плечами.

– И что я с собой возьму?

– Я всё организую, родная! – едва ли не завизжала от радости Танька. – В палатке ночевать будешь со мной. У Кости отожмем оба спальника. А он сам найдет, где примоститься.

– Не думаю, что твой Парфенов будет рад этой затее...

– Да он сам и предложил этот расклад! Ну, е-мае! Гусю-сюшечка, – крепко сжимая меня за плечи, ласково шептала на ухо. – Это всего на несколько дней. Песни у костра под гитарой, звезды, море... Ну...

– Комары и туалет на улице, – сквозь смех продолжаю ее речь.

Рассмеялась и сестра.

Резко отпускает меня, шаг в сторону.

– Ну-у-у, началось! От комаров – спрей! А туалет – не кусты, все-таки! Там теперь едва ли не на каждом шагу – биотуалет! Ну? Едем?

Закачала я в негодовании головой, чувствуя, что не имею права голоса, не имею права на сопротивление...

– Только не вздумай меня наедине с ними оставлять!

– О-о-о! – дико завизжала "Ш. старшая" и запрыгала, захлопала в ладони. – Да! Да! Да! Ни за что на свете!!!

***

И тем не менее, в автобусе (заказном) Таня сидела с Костей, а я в одиночестве плюхнулась на пустые кресла, ближе к окну.

Но не прошло и пары минут, как какой-то назойливый, просто никак не затыкающийся, экземпляр завалился рядом.

– Ты не против?

Но ответ даже не ждал – не нужен он ему. Это была, явно, констатация факта.

Я лишь невольно скривилась, поправила наушники в ушах и отвернулась к окну.

Доля секунды тишины и покоя – и сие болтливое "радио" снова начало свое вещание, при этом активно жестикулируя и отдергивая меня, взывая к вниманию.

Поддаюсь. Выключаю звук – и уставилась на него в негодовании.

– Слышишь, Сквозняк, отвали от нее.

– Костя-ян, ну ты че? – резкий разворот к позади сидящим моим "защитникам".

– Что слышал, – повторил Парфенов.

– Нет, ну, правда, – спешит поддержать Костю Таня. – Отстань.

Хмыкнул тот в негодовании.

– Пусть сама мне скажет, если мешаю. Не лезьте.

– Сквозняк, пошел нахрен отсюда, на передние кресла, к водителю.

– Че? – уставился в удивлении "Радио" на внезапно появившегося рядом с нами молодого человека.

– Че слышал. Опять будешь тут бубнить всю дорогу – ни музыку послушать, ни поспать. Иди к водиле – его развлекай, и, вообще, это место – мое.

– Да неужели? – скривился. Вопросительный, пристальный взгляд на меня.

Запнулась. Но мгновение на осознание – и живо закивала головой.

– А, ну ладно, сразу бы сказала, что парень есть.

Резко подорвался и подался вперед.

Смущение и замешательство волной обдало меня от услышанного, а затем и вовсе мой "герой", не роняя ни слов, ни даже улыбки, уверенно завалился в кресло рядом со мной.

Наушники в уши, музыка до упора, прикрыл веки – и словно растворился для всего этого мира. В том числе, игнорируя и меня.

Секунды сомнений, попыток совладать с происходящим, побороть удивление – и последовала его примеру.

Звук до упора. И отдаться своим шальным мыслям...

... "странный тип".

Глава 3. Эхо прошлого

***

Не думаю, что это было начало какой-то умопомрачительной истории любви...

Так только, подразнить судьба решила.

Таня позже мне рассказала, кто это и с чем его "едят".

Андрей Мамонтов. Уже больше года как расстался со своей Катей (та уже себе и парня нашла, и дело идет к свадьбе), однако мой "защитник" так и не отпустил ее. Подобно моим терзаниям, он живет прошлым – и никого, и ничего рядом не замечает, леча раны и побеждая дни странными надеждами... и мечтами.

Что ж, у меня нет ни сил, ни желания повторять ошибку многих – рваться туда, где тебя не ждут, и начать поучать и пытаться переделать кого-то под принятые обществом каноны поведения и мировоззрения.

Мне и своего дерьма хватает в голове, с которым теперь приходится бороться едва ли не каждый день.

То, что утихло и осело на дно, прибитое временем, нынешним ветром перемен постоянно всколыхивается и устраивает такую кутерьму, что я уже ничего не понимаю и не знаю как "правильно", и как следовало бы, на всё это реагировать.

***

Не знаю, кто и зачем позвал этого "Сквозняка", но он – явно, генератор проблем, и здесь (в такой классной, действительно, классной компании) – лишний.

То, что он достает всех своим вниманием и шуточками – как оказалось, неважно, и лишь полбеды. Не наступил еще даже первый вечер нашего "отдыха", а уже едва ли не три драки этот неадекват затеял. Благо, Костя и его друзья вовремя все останавливали, осаждая пыл.

Пару умных замечаний, почему я отдельно "тусуюсь" от своего парня Андрея (Мамонтова) – и мне прилетело, но получив в ответ, не менее, "странное" (мое) молчание, оставил в покое.

***

Уже и вечер. Костер лизал своими огромными языками темноту, сжирая оную вокруг.

Многие разбились по парам – и сидел кто где, я же в стороне – на поваленном дереве. Лишь тайком ловила чужие шутки, разговоры, взгляды...

– Кто-то видел Сквозняка? – поинтересовался какой-то парень (кажись, Дима).

– А зачем он тебе? – рассмеялся Костя.

– Мне он нафиг не нужен, но то, что этот пи**юк где-то сам по себе шатается, не на шутку пугает. Опять вляпается во что-то, а нам потом расхлебывать.

– А кто его, вообще, позвал? – не выдержала Машка.

– Да Леши это брат, – скривился в негодовании Миша. – Задолбал он уже им, но никуда не деться.

– Ну да, кровная обуза – это вам не письки воробьям показывать, – раздался знакомый голос.

Так и есть – Сквозняк (вышел откуда-то сбоку из кустов).

(многие от раздражения скривились)

– Верно, Тань? – вдруг тот продолжил, без намека на юмор, и уставился на Шабалину, на мою Шабалину...

– В смысле? – опешила та, вижу, что краснеет. – Ты че, больной?

– Ой, да ладно, а то ты добровольно тусуешься с этой молчаливой неадекваткой!

– Я тебе сейчас всеку, – резко подорвался с места Костя. Стремительный шаг к ублюдку навстречу, но замер в последний момент, злобно сжав кулаки.

– Всё, всё, тихо, – вклинивается между ними Леша. Разворот к Сквозняку. – Бро, иди покури.

– Че?

– Слышал же. Пошли покурим.

Тяжелый (мой) выдох. Отворачиваюсь.

– Инга, не слушай его, – резко подсаживается ко мне Таня, обнимает за плечи и притягивает к себе. – Я очень рада, что ты у меня есть, что приехала, и что мы сдружились.

Смущенно улыбаюсь, прячу взгляд.

– Ты моя сестренка – и это бонус. И никогда ты мне не была обузой. Честно.

Короткий, несмелый взгляд (мой) ей в лицо.

– Спасибо.

(к глазам вмиг подступили слезы – тотчас отворачиваюсь;

даже если она и говорит правду, все равно чувствую себя, словно пятая нога у треклятой собаки)

…

Не прошло и десяти минут, как вдруг где-то в стороне раздался странный шум.

– Я пойду посмотрю, – откликнулся Миша.

– Я с тобой, – поспешил за ним Костя.

…

Минут пять – и наконец-то вернулись. Стремглав вбежали наши парни на поляну. Кинулся кто куда: к сумкам, к багажнику; достали оттуда кое-какие предметы и, нервно зажав в руках, понесли с собой.

Замерли мы, девчата, в ужасе и оцепенении, молча наблюдая за происходящим, болезненно осознавая нечто страшное.

– Сколько их там? – мигом подорвались и остальные молодые люди.

– Не знаю, но не мало...

Кто с битой, кто с палкой, кто с железным прутом в руках.

– Что происходит? – испуганно прошептала Таня Парфенову.

– Ничего. Если сюда к вам кто придет – живо в машину и закройтесь. Меня наберешь.

– Да у меня телефон сел! Я же тебе говорила!

– Уже? – удивился.

– Уже! – отчаянно прокричала Шабалина.

– А у тебя, Инга?

– Н-нет, – дрожащими руками пытаюсь достать из кармана аппарат.

Ловко выхватывает Костя у меня телефон и, живо пляша пальцами по экрану, что-то набирает по памяти.

– Мой номер и так есть, но если, вдруг, не отвечу, а ситуация будет х**вая, звони по этому номеру. Коля Зобов. Скажи, что мы под Судаком на старом месте. Что срочно Парфенову нужна помощь. Ясно?

– Д-да.

– Только не перепутай: Зоба!

– Хорошо...

***

Не знаю, сколько прошло времени, но, казалось, целая вечность... Ребята не возвращались, и звуки оттуда больше не доносились.

Не решились мы остаться на виду у костра. Как на иголках, облепили, обступили автобус со всех сторон (а кто-то уже и внутрь забрался).

Разрывать взглядом темноту.

– С*ка, это, сто пудово, опять Сквозняк вляпался. Я его сама лично убью, пусть только вернется, – прорычала Маша.

– Если вернется, – едва слышен шепот Юлии.

– Сплюнь, дура, – гаркнула моя Танька. – Все там хорошо. Сейчас пообщаются как нормальные, адекватные люди – и разойдутся.

Руки тряслись от страха так, что едва телефон не выпадал из скользких ладоней. Пот бил ручьем, а внутри всё холодным настом покрывали жуткие предположения.

Больным эхом вспоминался тот ужасный, почти пятилетней давности, вечер, когда Никита так же невольно завязался с незнакомыми молодыми людьми, как была драка (нехило ему тогда прилетело). Как мы потом ехали на авто...

– Черт, кто-то идет!

От неожиданности меня подкинуло на месте. Аппарат вмиг выскочил из рук, да закатился под машину. Живо кидаюсь на землю в попытке отыскать этот гребанный, треклятый предмет.

– Наши?

– Не знаю, не вижу.

(слова колоколом отбивались внутри меня, вторя жесткому, звучному, надрывному сердцебиению)

– С*ка, нет! В автобус!

Сжалась я от ужаса, еще сильнее, активнее (лихорадочно) шуршу рукой по траве, в поисках злосчастного телефона.

– Инга, Инга, залазь быстрее! – тянет изо всех сил меня за собой Таня.

– Телефон, он там!

Еще миг – и нащупываю кончиками пальцев.

Бойко вырываюсь из хватки, ныряю сильнее под автобус (плашмя, практически полностью забираясь под махину) – и, наконец-то, хватаю (дрожащей) рукой нашу надежду.

…миг – и Машка жмет на кнопку, закрывая за мной дверь.

На поляну высыпало четверо молодых людей (развеселых, с огромными палками в руках)

– Надо же, как я и говорил. А вот и самки этих петухов. Пока они махаются там – мы здесь помашем.

Забились в угол мы, сгорая от ужаса.

Стучат подонки в стекло.

Смеются.

– Выходите, дамы. Добровольно – будет менее болезненно...

– С*ки! Чего им надо?!

– Инга, Инга, звони Косте! – вдруг завопила мне в лицо Таня.

Дрожу, но сражаюсь с экраном, с невидимыми кнопками смартфона.

Тяжелые, убивающие всякую веру, пустые гудки.

Не берет.

– Еще звони, еще! – визжат девки наперебой.

– И ты набирай!

– Да у меня не ловит!

– Инга!

– Звоню я, звоню!

Раззадоренные нашим страхом, ублюдки принялись еще сильнее стучать (уже и палками) по стеклу. Как маньяк загоняет свою жертву, так и те жаждали нашего апогея.

– Звони по тому номеру, что вбил! Ну!

Из-за потных ладоней, пальцев, экран перестал слушаться, вовсе игнорирует движения. А лихорадка достигает такого пика, что едва могу вообще попасть (даже в крупную) точку на дисплее.

– Звони, б***ь, Инга! Иначе всем нам сейчас будет пи***ц! – дико завопила мне на ухо Маша.

…звон битых стекол. Кто-то прорвался к водительскому сидению.

Секунда – и зарычали двери, раскрываясь настежь.

И снова гудки.

Пытаюсь глубоко дышать, дабы не завизжать от ужаса.

– Да, слушаю?

Замерла я в оцепенении, четко ловя каждое мгновение происходящего: и пусть девки обиваются изо всех сил, но эти мр*зи куда сильнее – хватая за волосы, тащат наружу, за собой, будто дичь, будто вещь, по полу...

Не знаю, откуда взялись из меня правильные слова, но что было сил, словно перед смертью, заорала я:

– Зоба! Парфенов! Костя... Под Судаком, на старом. Прошу, спаси нас! Молю!

Еще миг, удар по руках – разлетелся мой телефон на части; рухнула, согнулась вдвое и я – потащили на улицу за бары.

– Вас, с*ки, сейчас всех здесь прирежут! Как паршивых псов – только троньте нас!

Рычала, вопила из последних сил Машка, отбиваясь от них.

– Если наши – ваших вперед не прикончат!

– Сейчас Зоба приедет – и всех вас порешает!

– Ну-ну, Зоба! А чего не мэр, или президент?

– Смейся, смейся, с*ка, пока можешь!

– Это правда, – дрожащей рукой стираю со своего лица что-то липкое и вязкое (смотрю – чертова кровь, моя кровь).

Замер около меня "захватчик" взгляд то в глаза, то на своих ребят.

– Не надо, молю! – раздался пронзительный женский крик где-то в стороне, но затем резко стих.

– Стойте! – заорал тот, кто удерживал меня все еще в своей хватке. – Эта тварь, и вправду, кому-то звонила.

– И че?

– И ничего. Если правда – то уже через полчаса здесь весь лес будет кишить его людьми. А нет – то тогда и за вранье эти шмары получат. А пока давайте просто оттащим их отсюда и подождем. Все же лучше перестраховаться.

– А кто этот твой Зоба?

– Колян Зобов.

Замер ублюдок, задумавшись.

– Клещ, что ли?

– Клещ, – несмело закивал головой. – Если я верно понимаю, Клещ.

– Клещ, с*ки! Клещ, – рычит вдруг Танька. – П****ц вам всем!

Дрожа, она пыталась слизать кровь со своих губ, и при этом все же улыбаться. Лишь иногда я ловила полный надежды на меня взгляд... в мольбе о том, что бы я не врала – и все-таки, действительно, дозвонилась...

***

Эти ублюдки не так и далеко нас оттянули от лужайки, чтобы было видно, что там творится. Рот заклеили, руки связали (причем все это же нашлось среди нашего барахла, как бы не было грустно).

Время тикало. Мы ждали... ждали приезд этого Коли Зобова, как верующие – пришествие Христа. Одних ждало чудо спасения, а других – кара. Не знаю кто он, но это имя выпечаталось в моем сознании, как знамя самой большой и жуткой надежде. Как нечто зловещее, мифическое и необъятное.

Я пыталась вспомнить, слышала ли я его голос на самом деле, или мне показалось? Может, это были просто гудки – и я кричала в пустоту? И что я кричала? Сказала ли, где искать? Кто просил? Сказала ли, что знаю, кто он?

Я ничего не помнила – и от этого ситуация еще сильнее пугала. Животный страх раздирал изнутри. Если что, виновата во всем, что будет с нами, – лишь я. И только... я.

Однако еще больше повергало в трепет то, что никто из наших парней пока так и не вернулся. Живы ли еще? Что с ними? Что там происходит?

Может, то, что, в конце концов, все мы тут в лесу умрем – не такой уже плохой исход, чем узнать после всего... что там... произошло и чем закончилось?

– Уже минут сорок тут сидим, не вижу смысла ждать. Эти с*ки – врали, просто тянули время, – прорычал один из ублюдков.

– Ну, хочешь, рискни. Если что, рядом с Лешиком и похороним.

Скривился. Смолчал, лишь гневно сплюнул в сторону.

– Чет и наши долго там.

– Да хер его знает. И, бл**ь, надо же было вообще во все это вляпаться.

– Да это вот их х*й моржовый сам начал, напросился, мы бы сами вообще не лезли. Какого х*я он полез к нашим бабам?

– Свои, поди, не дают, – заржал третий.

Внезапно раздался шум мотора.

Замерли все мы, не дыша, прикипев взглядами к поляне.

Еще немного – и почти к самому костру выкатилось три джипа. Замерли. Но звук не затих – кто-то еще рванул дальше.

Открылись двери.

Шаги к автобусу. Кто-то кинулся внутрь, а кто-то – продолжил свой путь по периметру. Буквально минута – и вышел обратно из салона мужчина. Уверенно протянул своему товарищу какой-то предмет. Бегло осмотреть трофей, недовольно, злобно поморщиться.

– С*ка, это – Зоба, – наконец-то отозвался, прорычал Главный (из этой шайки, кто нас захватил).

– Точно? – гаркнул другой.

– Х*ёчно, – нервно сплюнул. – Ну что ж, лучше самим пойти решать, чем...

Разворот к нам.

Продолжил неожиданно:

– Пикнет хоть одна тварь, что тут было с вами – сам потом найду и зарою заживо в землю. И уже никакой Зоба вам не поможет. Ясно?

Вполне серьезно прорычал.

Несмело закивали мы головами.

(хотя... вид наш сам за себя говорил: синяки, лохмотья, раны)

Развязать, сорвать скотч...

***

Едва мы дернулись вперед, как нас окружили и буквально за секунды – все уже лежали на земле, лицом вниз, руки за головой.

Прошелся между нами этот «товарищ», Зоба, судя по всему, словно смакуя картиной повиновения. И наконец-то отозвался:

– Чей телефон?

Несмело подняла я глаза вверх. Молчу.

Похож на мой.

– Я спрашиваю, с чьего телефона мне звонили? Чей этот аппарат?

– М-мой, – неуверенно, испугано шепчу.

Внутри все сжалось от холода и ужаса. Чувствую, как по всему телу сокращаются мышцы, словно перед расстрелом.

– Поднимите ее, – живо скомандовал.

Подчинились. Лицом к лицу (но меня еще учтиво поддерживают за руки, дабы не грохнулась на землю).

– Кто еще с тобой?

– Все эти девушки.

– Поднимите и их.

(исполнили)

Шаг ближе. Вплотную ко мне.

Взгляды сцепились.

– Ну, я – Зоба. Звонила?

Тяжело сглатываю слюну.

Решаюсь на звук.

– Д-да.

– Откуда номер?

– П-парфенов дал. Вбил. Сказал позвонить. Костя... Парфенов.

Закивал головой.

– А где он сам?

(и вновь глотаю слюну; за и против)

– Ушел... с другими. Там какая-то завязка случилась.

– А эти кто? – короткий, беглый взгляд около.

(замерла я, словно решая их судьбу)

– Не знаю. Наверно, из тех, с кем и столкнулись.

Закивал вдруг головой. Шаг в сторону.

И опять взгляд на меня:

– Они что-то вам сделали?

Несмело (отрицательно) качаю головой.

– Н-нет.

Ухмыльнулся.

Шаг ближе.

Да так, что дыхание обдало кожу. Едва слышно, шепотом:

– А если... честно?

(иронично улыбнулся на миг)

Замерла я, ошарашенная. За и против.

– Нет, не успели. Только что...

– Только что?

– То, что сами видите...

С серьезным, тяжелым видом вновь закивал головой. Шаг в сторону.

– Ублюдков к нам в машину. Девок – в автобус. Лысый и Борзый, останетесь с ними. Жека отзвонись Кузьме. Поедем дальше. Встретимся на "загорке".

Глава 4. Розги

***

Мы сидели молча, забившись, словно малые котята, на заднем сидении в автобусе, теснясь друг другу. Лишь иногда всхлипы нарушали тишину.

Я догадываюсь, какие жуткие мысли сейчас в голове Тани, эхом прошлое вторило во мне безумные предположения... и оттого ставало еще ужаснее на душе.

И почему так происходит? Едва ты пытаешься зачеркнуть тот самый жуткий день из своей жизни, как вдруг судьба решает повторить все вновь: вот только (спасибо), что теперь не ты сидишь в первом ряду. Глядишь со стороны... и с некой, даже тебе непонятной, жестокостью рассуждаешь:

"Что есть, то есть. Мы не в силах что-то изменить. Если суждено..."

Обреченно закрываю лицо ладонями, пытаясь погрузиться в свой привычный (плотный) кокон равнодушия, да, увы, не получается. Не сегодня, не сейчас. Я вновь голая – а судьба с розгами в руках.

Рубит по нашим нежным спинам своей безжалостной плетью – до крови, до кости, до души... Выдавливая, выуживая из нас жизнь, но не дожимая до конца... Когда сознание вот-вот отпустит – вновь сердца удар, вновь живешь. Вновь, с*ка, дышишь.

И так... по чертовому кругу. По жестокому, садомазохистскому кругу. И единственное, что можно принять за наше довольствие ситуацией, это решение – подчиниться... и жить дальше. Существовать, страдать... и пресмыкаться.