Текст книги "Ухожу... пока не поздно (СИ)"
Автор книги: Ольга Резниченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
Душа рвалась догнать, а тело оцепенело
… от шока,
не слушая меня, не поддаваясь.
… что это было?
ЧТО, я спрашиваю вас, ЧТО????
Я… я не могу произнести это слово ни вслух, ни про себя. Не могу.
Что с моей девочкой??
***
(разум стал приходить в себя, справляясь с хаосом эмоций)
… неспешно встал.
Уехала, давно уже уехала в такси …
Дурак ты, Асканио…
(несмело обернулся, прошелся к могиле)
Работа уже почти завершена. Памятник установлен.
Каменный Ангел лежал на мягкой, просторной постели,
усеянной множеством маленьких, ажурных подушечек.
Спящий Ангел. Спящий? Или просто… устал и прикрыл свои веки?
Взгляд невольно скользнул вниз, к эпитафии:
«Спи,
Спи мой Ангел, я знаю – устала.
Жизнь без жалости
Вечно… тобою играла.
Спи,
тебе нужен покой…
Помни, я сердцем –
… вечно с тобой,
дорогая, любимая мама.»
« Елена Бренская
10.10. 1962 – 14. 02. 2005 »
Глава Девятнадцатая
***
(Рита)
Слепая.
Будто кто лампочку в туалете выкрутил. И я теперь сижу, сижу, забитая в маленькой комнатке, метр на два,
и не могу выбраться, вырваться наружу.
Страшно, безумно страшно
… жить в темноте.
Страшно и больно.
Первое время… я чувствовала себя маленьким, испуганным ребенком,
забытым мамой в темном, черном, беспроглядном чулане.
Забытой, на время. Ошибка. Недоразумение. Глупость…
Я ждала, ждала, что вот-вот гадкий сон закончится, вот-вот – и я проснусь. Очнусь – я снова увижу солнце, небо, деревья…. Мир вокруг. Увижу людей.
Но нет. Нет. Мой телевизор неисправен….
… И я самолично отказалась его «чинить».
Выбор. Тяжелый – или легкий?
Выбор. Между миром красок, света, радости
(о, Господи! я даже и не подозревала, какое это... счастье – созерцать весь этот чертов мир!)
– и своей мечтой.
Когда-то, два года назад (когда более менее пришла в себя, окончательно осознала, признала, что случилось) я дала маме слово, – слово, что ее могила не будет обезличена. Что ее место на этой планете, в этом мире – будет законно отпечатано и закреплено на земле. Ни крестом, ни курганом, ни гранитной плитой.
Ангелом. Ангелом неземной красоты,
уникальным, ИДЕАЛЬНЫМ ангелом
… будет увенчана ее жизнь – ведь именно им, таким она была для меня. Таким.
День у день я старалась, старалась ради этой клятвы – откладывала деньги, копила, копила, работая не жалея сил,
и когда оставалось совсем чуть-чуть… немного,
мне говорят, что я должна отдать все это – … на операцию. Операцию. Зрение?
Не факт, что все это мне поможет.
Отказаться от мечты?
От такой БЛИЗКОЙ???
… не могу.
Не хочу, не хочу.
Да и жить дальше… тоже не хочу.
Зачем? Зачем мне все это???
Забрав отпущенные по страховке деньги на процесс привыкания, вливания в мир… слепых,
я и осуществила свою мечту – досрочно, без сожалений и раздумий.
… а знаете,
Знаете, что больше всего забавно?
Я сейчас сжимаю в своих руках бусинки, твердые, шершавые бусинки
(ох, как отлично я их чувствую своими пальцами),
но цвета, цвета так и не знаю.
Белые, розовые, синие… а, может, черные?
Какие глаза у моей смерти?
И имя какое?
Нагребла первые попавшиеся из аптечки…
Глубокий вдох.
Последние посиделки… вот так, посреди знакомой комнаты, на полу, возле дивана.
Последние рассуждения.
Сожаления.
Мысли.
Прости меня, мама.
Ты всегда кричала, если я просто даже… шутила на эту тему.
Всегда наставляла меня, что никогда, никогда я не должна отступаться – а жить. ЖИТЬ. НЕ СДАВАТЬСЯ !!!
НО
Не хочу, …
… не хочу.
С меня хватит.
Судьба мне подарила возможность быстрее исполнить данное тебе обещание.
И всё – ВСЁ!!!
Отныне, сегодня, – я СВОБОДНА !
И я хочу… к тебе.
… ХОЧУ.
Но едва я поднесла свои руки к губам, дабы проглотить,
встретиться один на один со смертью,
как вдруг тут же кто-то забарабанил в дверь.
– ОТКРЫВАЙ! – гневно зарычал мужской голос.
Ас… Асканио?
Замерла, не дыша (а руки дрожат).
И снова грубый, дикий стук. И снова крик.
– Я знаю – ты там! ОТКРЫВАЙ! Нам надо поговорить! Бренская! Открывай!!!
(молчу, испуганно прижавшись к дивану)
– Открывай, иначе дверь выбью!!!
– уходи… – едва слышно прошептала себе под нос (будто услышит?)
– НЕ УЙДУ! С меня уже хватит молчания! Нам нужно поговорить!!!
(и на последнем слове – резкий, глухой удар, запищала дверь, застонали завесы, эхом шаркнуло по стенам подъезда)
Зажалась (в своей темной, непроглядной тьме), замерла, не дыша.
– ЧТО? ЧТО ТЫ ТВОРИШЬ? – гневный удар по моим рукам (не сразу поняла, что происходит) – выскочили, вырвались из моих ладоней таблетки, рассыпавшись, цокая по полу; испуганно сжала руки, пряча от боли. – ТЫ С УМА СОШЛА? ЧТО ТЫ СОБИРАЛАСЬ СДЕЛАТЬ?!! – дико, гневно кричал, рычал Аско, едва не захлебываясь своей слюной.
(схватил за плечи и нервно затряс, словно пытаясь выбить из меня дурь)
Испуганно обхватила я голову, затыкая себе уши. – Прячась, прячась… в непонятно куда.
А слезы холодными реками тут же сорвались вниз, убегая по щекам от боли.
Дернулся, дернулся (присел и жадно сжал меня в своих объятиях – замер).
– Дура, дура ты…
(отрешенно шептал, нервно качаясь со мной из стороны в сторону;
слышу, слышу его голос, чувствую его – но не вижу. И ощущение такое, странное,– будто всё это – нереальное. придуманное. ненастоящее)
– Амэли, что ты творишь?
– НЕ АМЭЛИ Я! – нервно дернулась, попытка вырваться. – ОТПУСТИ! УХОДИ! УХОДИ!!!!!!!!!!
– Позволь, позволь, – и снова крепко сжал, лишая возможности шевелиться. – Позволь мне тебе помочь.
… есть же способ.
– Нет! Нет его!
– Нет, не ври. Я найду хороших врачей, я, я найду способ. Доверься. Прошу. Обещаю.
– НЕТ! – и снова гневно дернулась. – НИЧЕГО МНЕ ОТ ТЕБЯ НЕ НУЖНО!
НИ-ЧЕ-ГО!
УБИРАЙСЯ!!!
ПУСТИ МЕНЯ!!! – и снова пнула со всей силы.
Замер. Замер, не дыша. Секунды сомнений – и разжал объятия, отодвинулся.
Тихо, робко, едва слышно прошептал.
– Позволь мне исправить все?
(молчу, глотая ненависть (злость) – сжалась, сжалась, словно забиваясь в мысленный угол… своей темноты)
– Прошу…
– НЕТ! – гневно рявкнула… (в пустоту, на шорох). – Не нужно мне ничего от тебя.
Не хочу я быть зависимой!
– Зависимой? Ты ничего не будешь мне должна. Позволь, позволь я все оплачу,
– словно вновь нашел зацепку, загорелся, затараторил, -
И если…
Если… ты так хочешь,
Боишься…
как только,
… как только ты поправишься – я сразу уеду, обещаю.
(молчу)
– Я исчезну из твоей жизни, – (несмело продолжил), – Навсегда.
Никто никому не будет должный.
(и снова молчу)
– Т-только… пообещай. Пообещай, что больше никогда не будешь искать своей смерти?..
Прошу…
… Тебе шанс выпал, шанс жить,
чего не дали твоей матери.
– А ТЫ НЕ ТРОЖЬ ЕЕ!
– Успокойся. Никто и не трогает.
(тяжелый вздох, немая пауза)
– Прошу, позволь… все исправить – и я уйду, обещаю.
Глава Двадцатая
***
Эта авария,
в ту злосчастную ночь… Феррары,
ливень, скользкая дорога, непроглядная пелена перед глазами, и самоуверенный водитель…
изменили всю мою жизнь.
Но я приняла. ПРИНЯЛА ВСЕ ЭТО!!!
ПРИНЯЛА!!!
И даже нашла выход…
А теперь? А ТЕПЕРЬ ЧТО?
Анализы, подготовка, беседы.
Новый ад, которого, казалось у меня уже не будет – сама же отказалась.
Но… нет.
Нужно снова поднимать руки – и жить.
Зачем? Ради чего?
И снова обещания. И снова – клятвы.
Снова путами обязанностей окутывают, обматывают меня – лишая свободы.
Зачем? Зачем я пошла на это? Зачем согласилась?
В его объятиях – мир иной? В его объятиях – сказка?
Но гордость, гордость и страх держат меня в ежовых рукавицах.
Да и сам Аско – исправно исполняет данное мне слово.
Я слышу, слышу (не раз уже улавливала), что он где-то рядом, там, в коридоре, за дверями…
С врачами беседует, предлагает что-то, спорит, отстаивает свое.
Воюет, сражается за меня – но ни на шаг к предмету спора не подходит.
Ни слова, ни полслова.
Избегает, словно уже… его нет в моем мире.
***
Операция. Наркоз. Повязка.
Белое, легкое, воздушное полотно на глазах, приклеенное мертвым пластырем к коже.
Еще немного, еще немного предстоит мне подождать – прежде чем окончательно узнаю, что будет дальше.
И снова слышу его голос где-то там, вдалеке.
Снова спорит о чем-то с доктором.
Мой Асканио…
***
Страшнее всего было… открыть глаза – и увидеть, увидеть, что ЕГО больше… нет.
Белый свет, колкими лучиками, ужалил меня в зеницы.
Испуганно зажмурилась, снова прячась в покровительную, заботливую, материнскую темноту.
– Ну, же. Рита. Открывай глазки! – радостно запищала медсестра.
А я боюсь. Боюсь, мне страшно.
Не слышу его голоса.
Не слышу – может, просто… молчит?
Рядом, но молчит?
И снова попытка пустить в свой чулан суетный мир.
И снова испуганно сжалась, прячась во тьму.
Как испуганный котенок, приученный к вечному (но зато безопасному) подвалу, я мечусь на пороге, дергаюсь, то за дверь – то снова назад, в погреб.
Боюсь…
Третья попытка –
… размытые силуэты.
Дрожу, дрожу.
А слезы, слезы текут по щекам, разжигая эмоции.
Счастливые, еще счастливые слезы –
я думаю, он здесь.
Взмахи ресниц, мучения век – и картинка становиться четче.
НЕТ. НЕТ его...
Врач, медсестра…
… и исправно исполненное обещание.
Ушел.
Одна.
Навеки.
Глава Двадцать Первая
***
Странное, странное письмо. Я никогда с ним не расстанусь, хоть и до конца не понимаю смысл, тайну его.
Словно чувствовала, словно знала…
За полгода до своей смерти она написала мне его, с наставлением на будущую жизнь. Жизнь, БЕЗ НЕЕ.
Словно мне была отписана вечность, в то время как у нее – и года больше нет.
Мой Ангел, моя милая, дорогая мамочка, что-то знала, что-то…
но так и не смогла рассказать правду, не успела.
На память уже заучила эти строки, перечитывая, выплакивая их по сотому кругу.
«Если совсем уж станет туго, и не к кому будет притулиться, согреться, если в душе засядет мрак, а в сердце – пустота, езжай на Эйзем, дивный остров рядом с Римом. Колыбель тишины и покоя. Найди Клариссу Марию и попроси приютить, тебя, дочь Фернандо Беллини» .
Дочь… этого ублюдка. Мамочка, маменька, уж лучше бы я вообще не родилась, чем быть отродьем этого подонка, труса, что сбежал от нас, едва я родилась на свет.
ТРУСА и СВОЛОЧИ!!!
***
Эйзем. Не слышала раньше никогда о таком. Сколько в Риме – а нет, нет, и никто не знает, где искать это чудо-место.
Сегодня съезжу в порт. Спрошу, может, что там скажут.
***
– Монастырь клариссинок?
(невольно вздернула плечами)
– Не знаю.
– Фу, то дурное место. Нечего туда ехать. Там давно уже не пахнет богоугодничеством. Да тАакие слухи ходят…
Не думаю, что моя мать послала бы меня в ад, к бесам, демонам.
Просто, видимо, не всем дано понять, объять, принять чужие, непривычные простому миру, уклады.
– Так вы можете меня туда отвезти?
(нервно скривился)
– Если уж так хочешь, только назад я тебя дожидаться не буду. Там уже ищи извозчика.
***
– У Ферни дочь??? – удивленно вскрикнула монахиня, и даже невольно приподнялась, вскочила на своем месте (упираясь руками в стол).
– Он нас бросил, – холодно, жестоко отрезала я,
обрезая глупые домыслы, будто его родство для меня что-то значит.
– Неважно, – вдруг ответила та.
Взгляд, бессмысленным лучом, скатился с меня… куда-то в сторону.
– Д-да, конечно, – вдруг продолжила, – Мы примем тебя.
(тяжело сглотнула; и тут же уставилась в глаза)
– И как зовут тебя? Дочь Белинни.
– Амэли.
(попытка мило улыбнуться)
– Что же, добро пожаловать на Эйзем, Амели.
Часть ТРЕТЬЯ
А время, а время – оно не лечит.
Оно не заштопывает раны –
оно просто закрывает их сверху марлевой повязкой новых впечатлений,
новых ощущений, жизненного опыта...
И иногда, зацепившись за что-то, эта повязка слетает,
и свежий воздух попадает в рану, даря ей новую боль... и новую жизнь...
Время – плохой доктор...
Заставляет забыть о боли старых ран, нанося все новые и новые...
Так и ползем по жизни, как ее израненные солдаты...
И с каждым годом на душе все растет и растет
… количество плохо наложенных повязок.
(неизвестный автор,
гений)
Глава Двадцать Вторая
***
(Асканио)
Время шло.
Я отчаянно старался исполнять данное мной обещание.
Пытался забыть,
пережить,
выбросить из головы, как глупую, грубую, гадкую ошибку. Непростительную ошибку.
Но с кем не бывает?
Да?
Повело не туда.
Но мне не легче. Не легче ни от этого понимания, ни от этих попыток!
Змеей залезла в сердце – и наотрез отказывается выбираться вон.
…
Сны.
Мечты.
Простые вещи, словно яд терзающие гадкими (о, черт! сладкими, СЛАДКИМИ !!!) воспоминаниями.
Ничего не проходит. Всё остается внутри.
Прошло три года.
А словно только вчера… я ушел. Словно вчера.
Но отчего тогда … ДЫРА В ДУШЕ настолько огромная???
Черная дыра – от этой боли все эмоции чернеют, рушатся и тлеют.
Мне не просто дали глоток воздуха. Не просто дали унюхать счастье. НЕТ! НЕЕЕТ!
Они меня окунули в него целиком, с головой. Наполнили душу, тело, разум – а затем бах – и ВЫСОСАЛИ всё назад, оставив лишь воспоминания.
В каждой клеточке, в каждой ячеечке – ВЕЗДЕ ОНА.
…
Ненавижу ли я ее… за всё? За всё, что разрушила?
Нет! НЕТ!
Только сильнее люблю,
как глупый, больной мазохист боготворю свою Мучительницу.
Я всё, я всё прощу, всё отдам, всё принесу в жертву –
Но ничего не нужно ей. Лишь покой, и мое отсутствие.
Вот покорно я и выполняю волю Божества.
…
Прям, до горького смеха доходит порой осознание того, как ты меня изменила.
С каких-то пор я стал любить ходить пешком, гулять в дождь. Восторгаюсь гениальности Гарофало. Представляешь? Какого-то там Тизи.
Перечитал Китса, Оскара Уайльда.
Все полки забиты Шевченком, Коцюбинским, Ахматовой… и кем ты там еще восторгалась?
Всем, всем….
Моя кровать нынче усыпана маленькими ажурными подушечками, словно у барышни вредной.
Люблю лазанью, люблю Тирамису… мороженое вишневое.
Все то, что так любила ты.
Я больной. Больной придурок.
Я знаю.
Каюсь.
Прости…
Я – твой маньяк, болеющий тобою.
В Ферраре я стал бывать чаще, чем в Риме – хожу теми улочками, что и ты. Восторгаюсь всем тем, что и ты.
Меня не вылечить.
В моих глазах – ты. Ты, и только ты.
И вечно так будет.
Мне все равно, что я тебе не нужен.
Давно уже смирился.
Авось, переживу…
***
Вчера сорвался. Приехал проведать старого друга на Cimitero Acattolico.
Его?
Я искал тебя, я больше не мог. Сорвался…
Прости.
Но тебя нигде не было.
А знаешь, старый Тед умер в прошлом году. Инфаркт, до больницы и довезти не успели.
…
Всё уходит. Все уходят. И ты ушла.
Я проведывал твою мать. Прости, если нельзя было.
Ты не часто здесь бываешь. Да?
Могила опрятная, но цветы засохли, и листья желтые лежат мерным покрывалом.
Но знаешь, я думаю, она не грустила. Спала. Спала, летая где-то в светлых снах.
Прости…
Я, наверно, зря всё это затеял. Зря.
Прости,
… уже ухожу.
Глава Двадцать Третья
***
(Рита)
Время шло.
Я пыталась жить дальше.
Новый мир, размеренный, непоколебимый уклад. Расписано всё – отсутствие эмоций.
Лишь по ночам… я открываюсь.
Горько, дико реву, вою от боли.
Говорят, время лечит?
Нет, нет – только сильнее болит,
потому что НАДЕЖДА… крошится,
рассыпается.
С каждым годом… всё больше праха от грёз,
всё больше золы – от сердца.
Ничего не лечится. Все так же болит. А я – … люблю сильнее.
Мне удается выбраться с Эйзема три раза в год.
Удается? – или просто не хочется?
Я устала искать.
Едва высаживаюсь по ту сторону пролива – как тут же спешу, бегу, галопом мчу на наше… C. A.
Нет тебя.
И в этот раз нет.
– Здравствуй, Ферни. Как дела? Что нового? …
… Как твой друг? Давно видел?
Молчишь? Молчи. Не говори.
Не нужно мне знать.
… не нужно.
…
Мамочка, как ты тут? Скучаешь?
А я конфеты твои любимые принесла. Жаннет передала пирожки, а Кальми – печенье.
И цветы я тебе принесла. Белые ромашки. Помнишь, помнишь, как мы из них плели венки?
Давно это было… лет пятнадцать уже прошло.
…
Ты знаешь, я уже не плачу. Проще стало.
Сны теперь снятся… не о нем. И кошмаров меньше.
Арина была права, настой тех трав – что-то невероятное,
меньше стала дергаться по ночам, меньше сдают нервы.
На следующий год… я вот думала съездить в Киев, в Печерские Лавры. Жаклин обещала все оплатить, организовать. Мне выделят… целых три дня.
Во Львов не поеду. Родственников видеть запрещено.
…
Мам, почему он ушел?
АХ, ладно. Молчу. Молчу. Я знаю, знаю – тема запретна.
Ладно, пойду я уже. Пора. Скоро стемнеет, а мне еще нужно извозчика найти до Эйзема.
Люблю тебя, и скучаю.
Не грусти…
…
Сегодня твой День рождения. Прости, но выбраться смогу только завтра.
Прости…
***
Бегу, бегу на встречу, жадно сжимая в руках букет белых роз, твои любимые конфеты и
в подарок – вазу!
Красивую такую нашла, медная с черными отливами, ручной работы гравировка.
Ведь старая уже – облезла, ржавчина поел….
Что это?
(несмело замерла на расстоянии полушага)
Белые ромашки, нежные, яркие, веселые, мило улыбались мне, возвышаясь из серебреного кувшинчика.
Несмело опустилась на колени. Дотронулась, дотронулась, словно пробуя видение на прочность – живые. Свежие.
Кто это мог быть?
Об этом месте только ты знаешь.
Только ты, Аско.
Или нет?
Неужели, неужели????????
… до сих пор помнишь?
(болезненный ком застрял в горле, обещая провалиться, провалиться внутрь и тут же безжалостно разодрать душу)
Замерла, не дыша.
Ты пришел поздравить… мою маму с Днем Рождения?
А я… а я … опоздала на один день. Один – зато какой.
Остановитесь, остановитесь слезы!!! Молю!!! Я не должна расстраивать свою маму!!!!
Остановитесь, успокойтесь, прошу…
Прости, мамочка. Я не хотела. Оно само…
***
Целый год я молилась на этот день. Целый год я считала мгновения, словно предчувствуя что-то НЕВЕРОЯТНОЕ. Предчувствуя ЧУДО.
Предчувствуя встречу с ТОБОЙ!!!
Бегу, бегу, БЕГУ навстречу!
Но в кувшинчике… мертвые цветы.
Желтыми листьями укрытый Ангел. Спит.
Ты не пришел.
Ждала до самой ночи.
***
И снова год – и снова тебя нет.
Самообман.
А я так… верила.
Глава Двадцать Четвертая
***
(Асканио)
Девятнадцать лет прошло. Девятнадцать…
Уже девятнадцать.
Теперь … даже не верится, что всё то было… реальным.
Сон, милый, нежный, далекий сон,
выдумка,
детская сказка.
Отчаялся? Утратил веру?
Наверно.
Пусто теперь в душе.
Даже боль… плесенью с паутиной покрылась.
Чертова душа разодранная в клочья… и даже уже не пытается собраться воедино.
Я…
я снова впустил в свою жизнь… женщину.
По-попытка быть счастливым?
(невольно рассмеялся)
Наверно.
Жозефина…
Маленькая, бешенная, дерзкая, взбалмошная…
Но они чем-то похожи… Похожа она на мою Риту.
Такая же нежная, хрупкая, ранимая…
Порой упертая и гордая, порой – сумасшедшая.
Вечная жажда к совершенству…
Черт. ЧЕРТ! Чего я снова заладил с этой Ритой? Чего сравниваю с ней???
Нет. НЕТ больше Бренской!!! НЕЕЕТ!!!
(глубокий вдох)
Она, наверно, давно уже замужем,
дети.
Своя семья, свои заботы.
Муж, любящий… Кум, кума. Счастливые родственники.
Ха.
Забудь, Асканио. Забудь. Теперь ты ей… уж точно не нужен.
«Нет Амели. И никогда не было» – так, кажется, она сама говорила. Кричала тебе в лицо. Чего же ты не веришь?
…
Чего?
Пора жить дальше, ПОРА !!!
Да и Жозефине… без меня не справиться.
Не вынести ей всю ту боль, что причиняет Бельетони.
Отличный человек. Прекрасная женщина.
И, кажется, я к ней неравнодушен.
Рита, Рита… БУДЬ ПРОКЛЯТ ТОТ ДЕНЬ, КОГДА Я ТЕБЯ ВСТРЕТИЛ !
… и полюбил.
Когда поверил в Сказку.
…
Ты, наверно, уже и не вспоминаешь про меня?
Забыла… как дурной сон?
Да?
Правильно. Я не виню.
Правильно.
И мне пора так сделать. Сколько же… еще ждать? СКОЛЬКО?
***
Женюсь. Я женюсь – и всё будет иначе.
Я люблю Жозе. Люблю.
Не так, как тебя. НО люблю.
По-своему. По-другому.
Она мне радуется, улыбается. Для нее – я друг. Опора. Защита.
Всё то, что я всегда желал дать тебе.
Хых.
Но, почему-то, ты посчитала меня недостойным.
Слабым? Трусливым? Глупым?
Не знаю.
Я принял решение. И я им – доволен.
Я начинаю жить дальше.
Без тебя.
… и не кривлюсь, не кривлюсь я, просто… так улыбаюсь.
Глава Двадцать Пятая
***
(Асканио)
– Куда ты меня тащишь, Жозе?
– На кладбище.
– Зачем??
– Она там. В общем, неважно.
– Мы должны уже ехать.
– Короче, не хочешь – не надо. Я сама быстро к ней сбегаю, расскажу всё – и вернусь!
(и на этих словах тут же сорвалась с места, убегая по тонкой улочке, между жилыми постройками – от меня).
***
(Рита)
– Здравствуй, Амели! – вмиг звонкий колокольчик раздался над моим ухом, тут же перерастая уже в звонкий смех.
Спешно обернулась.
– Жозефина?! –заулыбалась, невольно радуясь своей подруге, – Какими судьбами?!
(спешно отложила свой рисунок на лавочку, и бросилась приветствовать, обнимать свою дорогую гостью).
– А я здесь – ради тебя.
– Меня? – игриво скривилась, корча недоверие.
– Да. Хочу пригласить тебя на свою свадьбу!!!
– Свадьбу??? Ты замуж выходишь?!!
– Да. А ты разве не слышала?
– Нет.
– Ну, ладно. В общем, жду тебя завтра на Аетфе, в девять утра. И помни, ты там мне очень ВАЖНА, так что сильно обижусь, если не придешь! Поняла?
– Конечно, постараюсь.
– Жозе, ты скоро? Клариссе не нравится, если исковцы бродят по Эйзе…
(и тут его голос стих, глотая буквы)
Не могла шевелиться и я, дышать, моргать. Взгляд стальными прутьями прикипел к дорогому лицу (ничуть не изменившемуся за эти годы) и… наотрез отказывался даже дрогнуть.
– А вот и мой будущий муженек, – радостно захихикала Жозефина, и тут же прильнула к нему, обняла за поясницу и жадно прижалась всем телом. Ласковый поцелуй в губы – снова уставилась на меня.
– Познакомьтесь – (поочередно ткнула на него – на меня) – Асканио – Амели.
Не двигается, замер, застыл, словно каменная статуя. А на лице – эмоции умерли. Лишь тихий ужас.
– П-привет, – едва слышно прошептала я.
Резкий рывок (схватив свои калякули) – и вмиг сорвалась на бег, пролетела мимо него, НЕГО (о, Господи!!!),
боясь даже на мгновение задержаться рядом,
снова уловить взглядом, коротким, невольным. Неважно.
Мчу на чертов выход с кладбища! МЧУ!!!
– Э-э-э, ты куда??? – обижено запищала Жозефина мне вслед.
(от страха, и предвкушения внутреннего взрыва истерики, я вся дрожу, невольно, заметно; зубы цокают от волнения, а разум – мутнеет, заволакивая пеленой слез очи)
Ноги несут, несут, не слушая больше меня. Несут – ДОЛОЙ ИЗ АДА !
***
Бегу,
бегу и горько вою!!!
РЕВУ, словно ополоумевшее создание!!!
МАМА ДОРОГАЯ!!!!
ЗА ЧТО?? ЗА ЧТО МНЕ ВСЁ ЭТО????
Мамочка!!!!! Мамочка,
за что????
Почему ты не забрала меня к себе,
почему дала дожить до этого???
Мамочка!!!
– Рита, РИТА,
РИТА СТОЙ!!!!!!!!!! – вдруг послышалось за спиной.
Резкий рывок – (жесткий удар ветром) – и вдруг схватил, сжал, СЖАЛ до дикой боли в своих объятиях.
– Стой, – едва слышно уже прошептал на ухо.
Замерли
(уткнулась носом ему в грудь, пряча слезы,
но все равно рыдания вырываются,
вырываются наружу, выдавая меня сполна).
– Рита, – робко позвал.
– Я тебя везде искал.
Я тебя ждал,
… ждал.
(а я – только ною, вою в ответ,
не имея возможности произнести и слова)
– Прости меня, – (едва слышно ...)
(ну же!
глубокий вдох;
взгляд в глаза
– второе дыхание!
сквозь боль и помрачнение – ШЕПЧУ)
– Не за что прощать.
Слишком много …
времени прошло.
Упустили…
(и снова рыдания сорвались в горле, ломая слова в звуки)
– Прости…
(и снова вдох,
и снова попытка говорить)
– Жозефина будет отличной женой.
Тебе с ней повезло,
(отчаянье сдавило грудь;
нервно дернулась, вырвалась я… – не сопротивлялся)
– Я ей нужен. Она не справится, без меня... Я должен…
– Да… Да.
Я понимаю,
(резкий разворот – и изо всех сил… со всей дури… помчала, побежала ВОН!!!)
Господи, забери меня к себе.
Я не хочу все это переживать. Не хочу.
Мамочка, умоляю. Умоляю,
уговори Боженьку забрать меня…
Уговори…
Не нужна мне … эта чертовая вечность.
Глава Двадцать Шестая
***
– Пожалуйста, отпустите меня.
– Куда? – удивленно вздрогнула Жаклин.
– На свадьбу… к Жозефине. Она очень просила меня приехать.
(удивленно хмыкнула)
– И ты, так этого хочешь?
(тяжело сглотнула)
– Да.
– Тогда собирайся, мы с Клариссой тоже едем. Возьмем – и тебя.
– Н-нет, – спешно выпалила, – она просила меня раньше явиться. Я буду одной из дружек. Подготовиться нужно еще успеть.
(и снова недовольная мина, нервно проглатывает эмоции)
– Ладно. Иди одевайся, зайди к Клемесине – она тебе денег на дорогу выделит.
– Спасибо.
***
Холодный серый камень – мне за постель.
Мамочка, прости за все.
Я искренне пыталась сражаться. Пыталась сдержать данное ему слово. Ему…
Сегодня будет погребена моя надежда. Последнее, что держало меня в этом мире.
Из дня в день, из минуты – в вечность, я шагала, дышала лишь мечтами о встрече с ним.
Больным, дурным, стааарым. Неважно.
НО Моим. МОИМ!
А теперь все будет иначе.
В моем мире – больше нет воздуха, нет солнца. НИЧЕГО НЕТ.
Лишь стеклянное, холодное небо.
Всматриваюсь в нежную голубую гладь… Белые перья – разводами из облаков.
Черные птицы – хороводов цветок.
Движется, движется мир, шепча, шурша мне буйными травами, усталыми кронами пышных деревьев.
Я умираю…
Я… надеюсь, что умираю.
В голове уже начинает набухать тяжесть. Тошнота волнами подкрадывается к горлу, обещая назад выбросить все таблетки.
Нельзя. Нельзя.
Умоляю…
Робко обняв одной рукой спящего, каменного Ангела, тебя, моя мама,
я все еще всматриваюсь в небо.
Жду…
Жду свой сон.
Если мне повезет, если Боженька сжалится –
и простит меня за все,
заберет меня к себе –
я наконец-то стану… счастливой.
Мне даже не нужен… ваш… рай.
Покой, полное забвение,
полное ЗАБЫТИЕ… умоляю.
И снова скрутило желудок от боли.
Поддаюсь, поддаюсь – корчась…
Но проходят минуты – и вновь возвращается мнимый покой.
И снова взглядом прикипаю к небу…
Я вижу, слышу уже… ДРУГОЙ мир.
в глазах … мутнеет; шепот листьев – притих.
Бренный мир отпускает меня.
Веки… с каждым разом… все тяжелее открывать.
Все тяжелее дышать.
Да и чувство такое, будто уже и не нужно, ничего не нужно,
жить не нужно…
засыпаю…
***
– ПУСТИ!!! ПУСТИТЕ МЕНЯ К НЕЙ! – взбешенно орал, метался по коридору, из угла в угол, Асканио, нервно хватаясь за голову, давясь слюной, едва не воя от ужаса. Срываясь в безумии.
– Для начала успокойся, – пыталась мерно чеканить слова Кларисса. Пыталась обнять, успокоить… бушующее пламя.
– Если вы меня сейчас к ней не пустите, я не знаю, что здесь устрою.
– Успокойся, уже страшное позади. И так, благодаря тому, что она полукровка, тот яд ее не убил, те таблетки... Все уже позади.
– Я ее забираю, – (нервно дернулся к двери; стража тут же (снова) закрыла собой проход)
– Ты не можешь. Она – из Эйзема.
– ДА МНЕ ПОСРАТЬ ОТКУДА ОНА! Ясно??? – гневно зарычал в лицо (на мгновение замерев, прикипев взглядом к глазам монахини) – Если вы сейчас же мне ее не отдадите, я здесь уничтожу всё, весь ваш ЧЕРТОВ ЭЙЗЕМ сотру с лица земли, и ни один Бельетони вам не поможет!!! Я-СНО???
(промолчала, лишь взгляд отвела в сторону)
– Тогда откажись от Искьи. И забирай ее.
(нервно скривился, замер на мгновение)
Секунды, тягучие секунды за и против.
Вдруг резкий шаг к двери, и в лицо стражников зарычал:
– Вон отсюда, пока я вам кишки не вынул!
– Асканио, – нервно дрогнул голос Клариссы.
– ПО РУКАМ, – гневно прорычал в ответ, не оборачиваясь
(и тут же отпихнул испуганного гвардейца).
Рыкнула дверь…
***
(Рита)
Позывы реальности колкими шипами вгрызались в мой разум. Взывали вернуться, распахнуть глаза.
Не сразу поняла, что захлебываюсь.
С ужасом разомкнулись веки, испуганно сжались губы.
– Пей, пей, Рита. Пей, легче станет. Прошу, пей…
И с еще большей силой притиснул свое запястье к моему рту…
***
Присел, встал на колени рядом с кроватью… печально уложил, уткнулся лицом в подушку, рядом со мной.
Молчал.
Глубокий вдох – и я …
хрипя ужасной болью и обидой, наконец-то отозвалась…
– Зачем? Зачем вы это сделали?
Зачем… -
(испуганно уставился мне в глаза) -
Покой был… уже так близко.
– Ты же мне обещала.
– А я не хочу жить, – нервно вскрикнула…. И отвернулась,… зажмурила глаза. – Не могу уже жить.
Не видеть, не слышать, не чувствовать.
– Я не женился.
– Что? – (ошарашенная, дернулась, молниеносно – взгляд в глаза)
– Не нужен ей оказался.
– Как?
… как?
(вопрос вырвался сам по себе;
в моем сознании никак не укладывалось…
как, как такое вообще возможно??
… как Асканио может быть… не нужным?????)
Промолчал.
Тяжело дышу.
А осознание своего счастья жаркой рекой растекается в голове, по всему телу – воскрешая его, оживляя сердце.
Вдруг встал, бережно взял, схватил меня себе на руки.
– Ты, ты что делаешь? Асканио.
– Мы уходим, – жадно прижал к груди, спешные шаги на выход,
… по длинному коридору, под молчаливые взгляды Главенствующих.
…
Жадно прижалась к нему. Едва дышу…
– Куда ты меня уносишь?
Аско…
– Туда,
где нас никто не найдет.
Подальше от этого чертового мира.
Тяжелый вдох. Сдавленные эмоции.
(покорно затихла, замерла;
уткнулась носом в шею, вдыхая его аромат,
внимая родному теплу,…
невольно дрожу от счастья)
– Я люблю тебя.
– И я люблю тебя,
… моя девочка.
Больше жизни люблю.
Глава Двадцать Седьмая
***
Перевернулась с бока на спину. Взгляд в потолок – не выдержала, и снова перевела глаза на своего Асканио.
Улыбается, улыбается, и так же пристально рассматривает меня, как и я его.
– До сих пор не верю, что это ты, – едва слышно прошептала я.
– Я тоже. Чувство такое,
будто едва попробую дотронуться –
как тут же растаешь,
мой сладкий мираж.
Дрогнула, дрогнула его рука – несмело коснулся моего лица.
Замер на мгновение… наслаждаясь ощущением.
Живая. Живая, а не видение.
Мило улыбнулась в ответ… и дотронулась к нему, ласково провела по груди… прижалась, отыскивая, внимая биению сердца.
Не чувствую.
Дернулась, дернулась, мигом прижалась ухом…
А вот теперь
… слышу, слышу его-мою жизнь, как бьется она ключом, как рычит, клекочет.
Слышу тихий шепот… счастья.
– Рита, – несмело позвал.
(да уж, давно меня так никто не называл…
даже дико… слышать, отзываться на это имя)
– Да? – все еще не отрываюсь, не отрываюсь от его груди, схожу с ума… в блаженстве.
Жадно, алчно, ненасытно прижимаюсь, утопая в его тепле и нежном звуке.
Насильно отстранил, заставляя взглянуть в глаза.
– Я хочу, чтобы ты стала моей женой.
Застенчиво заулыбалась я,
пряча взгляд; молчу.
– Что? – испуганно дрогнул. Глаза заметали взгляды, прыгая от глаз к губам.
(немая пауза – схожу с ума от радости, все еще не имея возможности нормально реагировать на происходящее, изъясняться, но ответ, ответ и так давно уж ясен)
– Только не говори, что ты не хочешь быть «зависимой», – вдруг сквозь смех прорычал Асканио (тщательно пряча волнение). – Иначе я тебе сразу откручу голову, да и себе заодно. Хватит с меня уже твоих…
(невольно рассмеялась и я)
– Так как?
– А разве нам так… плохо?
– Ты издеваешься?
(пристыжено улыбнулась, и спрятала взгляд)
– Я хочу нормальную жизнь.
Родишь мне кучу маленьких карапузиков.
И будет у нас большая, … веселая, дружная семья.
(немного помолчал)
Купим себе дом огромный. Где-нибудь у озера…
– А каждому карапузу – по комнате, – подхватила я его нежные, счастливые фантазии.
– Конечно, конечно. Будет у нас громадный бассейн на заднем дворе, знатная библиотека рядом с моим кабинетом и твоей мастерской.
