Текст книги "Ухожу... пока не поздно (СИ)"

Автор книги: Ольга Резниченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Ухожу…

пока не поздно

Резниченко Ольга Александровна

Dexo

Часть ПЕРВАЯ

... умытый розовым дождем

не воплощенных в жизнь фантазий

бедный художник, тихо спал

( ... укрывшись стареньким мольбертом )

НЕ НАРИСОВАННЫХ ЦВЕТОВ...

на натюрморте прибавлялось

он рисовал и рисовал

пронзительные,

яркие картины

мазки ложились идеально

и птицы – на холсте живые

на перспективе – облака

( в лучах закатного светила )

…

Андрей Писной,

«Маэстро»

Глава Первая

Рим. Италия.

Есть в этом городе одно дивное место. Место, где грустят ангелы и тени… плачут по ночам; где купидон застыл в каменной вечности, а куб стал вершиной… чьей-то жизни.

Стелы, подобая высоким тополям-пихтам, тянуться ввысь, но никогда, никогда им не обогнать зеленые памятники, не дотронуться… до нежной глади. Ведь те – живые, а вы – мертвые. Застыли. Так же застыли, как и бренные люди под холодными, тяжелыми плитами.

Тишина. Вечная тишина, и лишь шепот листьев, мурчание кошки… может нарушить этот покой.

Рай?

РАЙ.

***

Измазаны руки в краску: сине-зеленая, желто-багровая, черно-белая кровь… художника.

А я творю, творю,… пытаясь (глупо, тщетно, отчаянно) изобразить, запечатлить мир на бумаге, да вот… палитра моя слишком мала – не хватает красок. Не выдумал Бог еще такого цвета, чтобы мир… на холсте оживить. Лишь только отголоски… прошлого. Мгновения, теряющее свою суть, едва замрут на полотне, едва изъяты из времени – бушующей реки, едва разорванные цепи с прошлым и будущим,– умрут, как и все здесь.

Пока об этом миге помню я; пока знаю, что было до и после, – до тех пор и дрожат листья НАРИСОВАННЫХ деревьев. Пока текут слезы у ангела. А кот…. пьет воду из кувшина.

Но я умру,

меня не станет –

умрут миры,

придуманные мной.

Никто уж не поймет… чего мой ангел веселиться, и слезы у мужчины… застыли на глазах.

… боль, радость, счастье в миг извратятся в пустые выражения… окаменевших лиц.

И вновь умрут,

умрут полотна.

Умрут миры…

Волшебных снов.

Два критика заспорят, что было в этих мрачных силуэтах, в каменных слезах. Искать, перебирать все за и против – а лишь печаль, печаль и боль – ведь так – ЛОГИЧНЕЙ!

… когда же рисовала я, то небо, НЕБО было на палитре. И после жуткого, жаркого дня… камень вновь остыл под трепетом дождя. ДОЖДЯ. А не своих… слез. И Ангел – счастлив! СЧАСТЛИВ! А не плачет. Счастлив, просто глаза его устали. Закрылись веки… внимая к монотонности капели.

***

Давно вы бывали на кладбище? Нет! Нет, не к близким… ходили. А так. В солнечный день, летом. Птички отчаянно поют, шелестят деревья – и вы… бродите среди застывших лиц прошлого, среди застывших криков чужих судеб. Вы – живой, среди давно умерших.

Давно присаживались на лавку скорби, раскинув руки в стороны? Взгляд в небо… и ТИШИНА (без человека речи и его следов жужжания).

Истинная тишина.

Лишь песнь… природы.

Среди чужих – уже своих – сидишь и дышишь… ВЕЧНЫМ покоем.

И нет проблем.

Безумье счастья.

Cimitero acattolico[1].

Здесь давно уже мне… все знакомы лица. Знакомы имена. И даты. Даты.ДАТЫ.

Кто, когда… кому… и почему.

Артисты, поэты, писатели, художники.

Близ четырех тысяч… родных лиц.

Ухожу – прихожу, и все меня ждут. Улыбаются и ЖДУТ.

ХОТЬ КТО-ТО МЕНЯ ЖДЕТ!

… сегодня я буду рисовать, тебя. Ты согласен? Да? Вот только крылья пышнее. Да и глаза наполним радостью, стерев слезу.

А ты, а ты чего грустишь? И к тебе дойдет очередь! А вместо венка я подарю тебе корону!

Глава Вторая

***

(художница)

– Я вам не помешаю? – невольно передернуло на месте. Обернулась.

Молодой, красивый, с явно выраженными французскими чертами лица, мужчина несмело улыбался. Всматривался мне в глаза.

– Нет, не помешаете. Присаживайтесь, – машинально пододвинула под себя свою сумку… и снова развернулась к этюднику.

– Красиво рисуете.

– Спасибо, – едва слышно ответила, так и не удостоив взглядом.

И чего ему нужно? Разве нынче кладбища в моде? Отличное место для знакомства, мачо недотепаный.

Черт! Намазала! И что теперь?

(руки нервно затряслись в попытках исправить ошибку)

– Я, наверно, все-таки помешал?

– Нет, – гневно рявкнула (все еще сражаясь с белой краской и синими разводами). – Просто, не говорите под руку.

– Простите, – едва слышно прошептал.

(замялся, отвернулся; раскинул руки в стороны на спинку лавочки… и уставился взглядом в небо; молчит)

Не выдержала. Не выдержала я и обернулась (так чтобы взгляды встретились).

– Простите, что нагрубила. Просто… день не очень.

– Бывает, – добродушно улыбнулся молодой человек и тут же выровнялся, сжался, растерзав свою вальяжность, променяв ее на скромность. – И часто вы рисуете памятники? – (любезно, с видом особой заинтересованности, проговорил)

– Постоянно.

(удивленно вздрогнула его бровь)

– И не боитесь… находиться здесь? Одна… в компании мертвых?

– Уже привыкла. А вы? Так гуляете, или к кому…

– К другу пришел.

(удивленно акунла)

– Соболезную.

– Спасибо. Давно уж здесь лежит, так что… не особо уже и душа плачет. Привык, старого засранца тут отыскивать.

(печально улыбнулась)

– А я вот им завидую.

(и снова удивленно содрогнулся)

– Чего же это?

– Они уже… обрели место, законное место в этом мире.

– А Вы?

– Еще нужно сражаться. Им уже никто больно не сделает. Им хорошо – они победили.

– А разве тот факт, что Вы – еще существуете, чувствуете, наслаждаетесь – а они лишь смиренно лежат, наблюдая за теми, кто к ним приходит. Разве это – не победа? Только Ваша… над ними.

– Все мы там будем. Там – на финише. А победа раздается в конце, а не на протяжении забега.

– И все победители?

– Есть те, которые похоронены в безымянных могилах, те, кто развеяны по ветру, те, кто ждут… своих тяжелых одеял…. И вечных каменных обликов – те проиграли, либо пока еще в очереди… за тем, чтобы о них вспомнили. В очереди за победой. А об этих, – (невольно повела рукой вокруг), – о них уже позаботились.

– Это кладбище заброшено. Часто страдает от затопления. Камень крошиться, дорожки зарастают. Мир не может определиться, кому выделять деньги на содержание… этих, Ваших, победителей. Разве это – радость? Здесь похоронено огромное Культурное достояние всего человечества, всего мира – а дань некому преподносить. Никто не хочет заботиться о тех, кто уже добежал. Ушел. От кого БОЛЬШЕ нет пользы.

(промолчала, лишь удивленно-раздраженно передергивая бровями и скривив губы)

***

(м. человек)

Вдруг подскочила девушка. Быстрый, мимолетный взгляд на часы.

– Ой, простите, я уже опаздываю. Простите.

Наспех собрала свои работы, запихнула в сумку. Собрала кисточки, тюбики с краской, захлопнула, собрала этюдник.

А я лишь удивленно наблюдал за этими лихорадочными движениями.

Неужто я так ее обидел?

– П-простите, если, что…

– Нет! Нет! Дело не в Вас. Просто, я опаздываю. Действительно, – (замерла на миг; уставив в меня свои карие бусинки), – Бежать пора.

– Как хоть зовут вас?

(замялась на мгновение; рассуждения – и…)

– Амэли.

Резкий разворот – и побежала к центральным воротам, на ходу в десятый (тщетный) раз забрасывая на плечо ручку своей огромной сумки… с драгоценностями… талантливого художника.

Глава Третья

***

(художница)

Амэли?

Да уж. Выдала.

Так зовут красивую героиню из фильма, а не меня…

А Я? – а я – обычная девочка, девушка, рожденная в Украине, и ныне живущая – в Италии.

Рита Бренская перед вами. Простая девчушка с мечтами, как у Черного Властелина. Вот только вместо зла… я хочу подарить миру – красоту.

Соврать, соврать бы вам, да рассказать какая я талантливая, гениальная художница, что давно уже заметили мои старания другие мастера. Выставки, званые вечера – сплошь и рядом, в моей жизни. Соврать бы, да нельзя.

Рисую, рисую я лишь… для себя, рисую мечту, да и только.

Зарабатывать приходиться – совсем иным.

Вот и сейчас … бегу (черт! черт! опаздываю) в кафетерий. Буквально несколько метров – и на Марко Поло… будет маленький ресторанчик. Официантка я там. Официантка.

… не жалуюсь – платят исправно, конфликты редко случаются, чаевые порой неслабые. Да и смена моя – вторая, так что с утра и до пяти вечера я всегда свободна.

Тратить безмозгло, без пользы отпущенное время – глупо, а потому нашла себе еще одно занятие – три дня в неделю (вторник, четверг и воскресенье) я мчу почти через полгорода

на склад «бытовой техники», где старательно отрабатываю зарплату уборщицы.

Низко летаем?

Мне хватает. Я не строю глупых планов ни на учебу в высших заведениях, ни на работу в офисах – при дресскоде и строгих, унылых правилах.

Так или иначе, мне хватает, чтобы покупать изредка себе вещи, хватает на еду и оплатить съем квартиры; но главное, главное, что достаточно, чтобы (хоть и по чуть-чуть) откладывать на мечту… Детскую, наивную, глупую… мечту.

Вот и все. Вот и точка.

Дальше моей фантазии… и не хочется разгораться. Дальше я не иду.

Чем больше ответственность – тем меньше свободы, вам так не кажется?

А я… последней – сильно дорожу.

Никаких обязательств, обещаний,... а, следовательно, и обид – вот мой девиз по жизни…

Короткой жизни, ведь странное у меня еще с детства предчувствие…

… не жить мне долго, не мучиться в этом мире.

Год, два – пять. Не дотяну и до тридцатка.

Сейчас мне двадцать один – и я… счастлива. Что можно еще желать?

Сбудется моя мечта – и я… буду окончательно свободна – свободна, от каких либо клятв и обещаний.

Свободна, чтобы… уйти.

И я с радостью займу место… свое, личное… место метр на два… в земле.

(доколе какой-то неопытный молодчик не пожелает там же закопать… уже иного, рядом… с сотлевшей жизнью старого гроба, мирянина)

Резкий поворот – и отдышаться, прежде чем зайти внутрь. Миссис Молли не любит, когда я взбудораженная… мечусь между хрупкой посудой.

Еще глоток воздуха – и дернула дверь.

– Простите, что опоздала.

– Снова на своем кладбище засиделась?

(пристыжено опустила взгляд в пол, а руки уже выплясывают, завязывая фартук).

Прежде нужно вымыть грязную посуду, а уж потом обслуживать столы.

Глава Четвертая

И снова пятница.

Полдевятого – а я уже спешу в свой маленький мирок… грез.

Удобнее надев на плечо сумку со снаряжением, тащусь на кладбище. Благо, что от дома до метро близко, и там, на месте – буквально двести метров (от Пирамиды, если слышали) – и уже в некрополе, ибо вряд ли бы я вытянула эти утренние прогулки.

Девять – ноль три. Зазвенели цепи. Щелкнул замок – печальный, унылый рык ворот.

Рита, с явными признаками психических отклонений, первая же врывается в этот… мертвый мир.

Здравствуй, Элизабет! Отлично выглядишь! А роза какая!

Китс! Как дела? Что нового случилось за вчера?

Охо-хо! Шелли! Какая улыбка!

Привет, Августо!

(почетная прогулка закончена – и вот оно! венец всех поисков)

Карл[2][2]! Как Ваши дела? Хотите, покажу, что нарисовала в прошлый раз? Хотите? Действительно?

Вот, вот (тычу надгробию бумагу). Правда, отвратительно?

Что? Нравится?

Право, не льстите! Вам не идет…

А тебе я обещала корону?

(теперь уже улыбаюсь памятнику; молчу; диалоги-монологи лишь внутренние,… в себе)

Так, вот дорогой. Как и обещала! Всё будет!

Лишь только закончу с предыдущим. И сегодня же возьмусь за Вас, мой сударь!

Я всё, всё помню! Так что не стоит обижаться или злиться на бедного художника – я в плену физических возможностей. Лишь в них вина – а так, с радостью бы … и днем, и ночью. И в жару, и в дождь!

Заныл, зарычал устало мой трансформер – еще немного, и развернулся бутон этюдника.

Так. На чем остановилась? Что не доделала в прошлый раз?

***

Люблю черно-белое. Штрихи графита. От светло-серого до черного.

Иллюзия теней.

Игра света.

Тебя, мой сударь, я изображу… таким.

***

– А вы, действительно, талантлива, – тихо, но все же уверенно, прошептал мужчина и, уже не дожидаясь разрешения, присел рядом.

(тот самый)

– Спасибо, – спешно ответила я и пристыжено улыбнулась. – Только дело не в таланте. Так, знаю азы и пару нехитрых приемов.

Улыбнулся. Добродушно улыбнулся и тут же взглядом, отпрыгнув от моих глаз, вновь уставился на наброски.

(минута молчания)

Поняв, что разговор больше не склеится, вновь принялась выводить нужные линии лица штрихами.

– А почему меняете что-то? Почему избегаете сходства с оригиналом? – неожиданно спешно затараторил (бросая молниеносные взгляды то мне под руку (на бумагу), то на саму скульптуру).

– Не люблю повторяться. Пытаюсь создать что-то свое. Да и вообще, – неожиданно даже для самой себя, разговорилась, – хочу придумать и нарисовать идеального каменного ангела.

– А эти… не трогают за душу? – ехидно ухмыльнулся.

– Трогают, они прекрасны… Но все это – не то…

– А есть какая-то цель? Или просто, для себя… эти поиски идеала?

(тяжелый вдох – так я вам всё и выдам)

– Для себя.

– Как по мне, самая изумительная, талантливая скульптура здесь – Ангел Скорби.

– Согласна, – (прости, друг, но видимо сегодня мне тебя не дорисовать!) уставилась взглядом в глаза навязчивого гостя. – Вот только лица не видно. А вечная скорбь, даже в солнечный день, в праздник – это не выход. Изъян? изъян, а значит – неидеальна.

– Как и вечная улыбка.

– Как и вечная улыбка, – мило усмехнулась в ответ на понимание. – Вот и хочу, найти такой образ, чтобы солнцу – улыбался, а дождю – вторил слезами.

– А если сон? Милый, нежный сон. В лучах солнышка – как ребенок, а под ливнем – глубокая печаль.

(задумалась на мгновение)

– Все равно… грустно. Вот Элизабет… вечно дремлет. К ней ухажеры приходят, цветы дарят – а она… И главное, поцелуем не разбудишь.

– Неприступная леди, – тихо рассмеялся, – Зато, когда никого нет рядом – ей не одиноко – порхает в своих дивных, фэнтезийных мирках, милых сердцу сновидениях. Да и потом, если глаза прикрыты – еще не значит, что крепко спит и ничего не слышит. Может, просто … устали глазки. Истомно прикрыла веки: либо от счастья, либо от боли.

(пристыжено рассмеялась я)

– Хорошо. Уговорили. Следующей под эксперимент пойдет Лизи.

(буквально секунды паузы – и отозвался)

– Меня, кстати, Асканио зовут. Или Аско, как больше душе угодно, – (и, к моему удивлению, протянул руку – немного замешкав, все же пожала в ответ)

– Рит, – (чуть было не проболталась! черт! я же не думала, что еще когда-нибудь его встречу – потому и выпендривалась; хотя… какая разница) – Амэли.

– Помню, – невольно рассмеялся молодой человек.

Дорогой, идеального покрова и шитья, темно-синий костюм, шелковая рубашечка. Черный галстук.

Весь при параде… такой себе, раскрасивый павлин.

Чтобы вы, Асканио, не задумали, нам все равно не по пути. Навиделась я в этой жизни уже неравенства и унижения от богатых к бедным, так что ни на искренность, ни на радушие… не надейтесь.

Моя предвзятость уже наострила ушки; и эта барышня, для меня, – не порок. Я ей рада, так что изменений не ждите.

– Вы хоть еще не опаздываете? – (так и не определилась, было это радушие, или упрек)

(невольно взглянула на часы)

– Скоро буду отчаливать. Но пока еще не опаздываю. Спасибо за волнение.

– Если… мое общество вас удручает, то скажите – я не обижусь. Покорно оставлю в покое. Ведь вижу – из-за меня уже второй раз откладываете свою работу.

– Да нет, чего. Если это не тянет за собой никаких обязательств – то вполне сносно.

(пристыжено рассмеялся)

– Спасибо.

Мило (лживо) улыбнулась и уткнула взгляд в рисунок.

– А ваши картины выставляются уже где? Или продаются?

(черт! и чего ему не ймется?)

– Я пытаюсь этим зарабатывать на жизнь, – (гордо выпрямилась; эх, сейчас тебе насочиняю, чтобы не думал, что выше меня! мне твое самолюбование явно ни к чему!) – Но презентаций пока еще не проводили.

– А где я могу посмотреть и купить, что приглянется сердцу?

(Бог мой! какие мы благородные!)

– Вообще-то, мои рисунки в основном как иллюстрации идут.

– Памятники с кладбищ?

(нет! вот гад!)

Пристыжено (со лживой любезностью) улыбнулась.

– Нет, конечно. Так, рыбки, самолетики.

– Так где я могу увидеть Ваши работы?

– Думаю, с этим будут проблемы, книги еще в редакции, – (несла полную чушь, что приходило на ум; спохватилась и давай складывать свои вещи). – Я, наверно, уже пойду. А то если опоздаю на встречу. Ох, сколько будет крика.

– Может, вас подвезти? – (и махнул рукой в сторону ворот). – Я сегодня на машине.

– Нет, нет. Что вы! Бросьте. Мне тут недалеко, а прогулка навевает вдохновение на новые творческие порывы.

– Ясно, – (печально пробормотал), – а вы часто здесь бываете? Может, еще увидимся?

– Иногда бываю, когда свободная минутка выдается, – (состроила занятую леди и невольно закатила глаза под лоб, вычурно жестикулируя рукой). – Может, еще и пересечемся.

– Буду ждать, – радостно улыбнулся.

– Взаимно, – солгала я.

Спешно забросила все в сумку, накинула ручку на плечо – и чуть ли не побежала к выходу.

Нужно будет завтра с утра заскочить к мистеру Бранско (местному сторожу)… и кое о чем… поговорить!

Глава Пятая

И как я умудрилась проспать?

Десять часов пятнадцать минут, а я только из дома выхожу.

Просто молодец!

***

А сегодня людно (на экскурсию группа приехала). Жаль. Очень жаль.

Уныло, удручено, скользнула взглядом… по своим «знакомым»: не поговорить, нормально не приветствовать.

Стоп.

(удивленно дрогнула)

И снова этот, как его, Асканио, здесь. Что-то зачастил, малёха.

Опять пришел к своему… Фер…, Фернандо… (как там фамилия?).

Вальяжно раскинул руки на спинку каменной лавы. Нога на ногу… и замер.

Бессмысленным взглядом уткнулся куда-то, пред себя.

Живой, но подобно мрамору, силуэт… Силуэт вечности.

Густые, аккуратной дуги брови.

Прямой, ровный, красивый нос.

Самовлюбленные, эгоистические, аристократические губы тонкой линией.

…прямая, подтянутая, важная осанка.

Глаза…

усталые, печальные ледяные озера...

Так и хочется запечатлеть этот прекрасный образ на бумаге. Образ… античного бога,

не иначе.

– О, мистер Бранско, я Вас искала.

– Здравствуй, Рита. Как жизнь?

– Да вот проспала.

– Я, думаю, что случилось, что суббота, а тебя нет.

– Свет отключали – часы сбились.

– Ясно.

– Вот что хотела у вас спросить.

– Да?

– Видите молодого мужчину, что сидит вон там, – (ткнула рукой в нужную сторону).

– Он вчера про тебя расспрашивал.

– Неужели?

– Да.

– Что?

– Когда и как часто здесь бываешь.

– И что ответили?

– Сказал как есть: по утрам бываешь, в понедельник, среду, пятницу и субботу.

(нервно цыкнула)

– Что? Не надо было?

– Да уже ж ничего не поделаешь, – (нервно скривилась). – Вот что я хотела. Попросить больше ничего не говорить ему обо мне. Мол, не знаете, ни как зовут, ни откуда, где работаю.

– А что? – (нахмурился), – Может, проблемы? Пристает? – (нервно дернулся). – Так я ему сразу сейчас мозги вставлю.

– Нет, нет, – спешно схватила за руку, удерживая подле себя, – все нормально. Просто, не хочу, чтобы знал. Хорошо?

(удивленно дрогнула бровь)

– Ох, и Рита.

– Я же слегка ненормальная. Так что… мне можно, – и игриво подмигнула старику.

– Ладно. Бог с тобой. Буду молчать.

– Спасибо, – мило, благодарно улыбнулась.

***

Неспешно прошлась вдоль… по аллее.

Еще, еще шаги – и…

– Здравствуйте.

(нервно дрогнул; резко обернулся)

– Здравствуй, – (счастливая улыбка заплясала на его губах) – я думал, что уже не придете сегодня.

– Были кое-какие дела, – (не признаться же в глупой банальности? – играем роль дамы… Леди и дальше).

Вдруг подскочил. Встал (машинальные движения поправить пиджак)

И выровнялся, вытянулся во весь рост.

– Зачастили Вы к своему другу, – мило улыбнулась я и (сняв с плеча сумку) положила свои вещи на лавочку.

– Я к Вам пришел.

(право, не ожидала)

Замерла на мгновение. Непонятливо заморгала веками. Пристыжено отвернулась.

(а в голове так и завизжал рассудок от изумления: «КО МНЕ?»)

– Ко мне? – тихо, едва слышно повторила (вслух).

– Да.

(не знаю, не знаю, что даже сказать на такие слова – … ШОК)

Спешно раскрыла сумку. Достала альбом и карандаш.

(косой, резкий взгляд на мужчину – пристально всматривался, ловил все мои движения, не роняя больше и слова)

Тяжело сглотнула.

– Вы не против, если я буду рисовать? – мило улыбнулась. Уставилась в глаза.

(зря, зря! тут же засмущалась и пристыжено отвела взгляд в сторону)

– Да, конечно. Будьте добры. А я, если можно, понаблюдаю. Хорошо?

(нервно скривилась в улыбке)

– Как хотите.

(присела; альбом на колени – и нервно зачиркала карандашом)

Опустился на лавку рядом.

(чуть в стороне, дабы не стеснять мои движения – покорно взглядом прикипел к бумаге)

Молчим.

Глубокие вдохи – чтобы собраться, чтобы прогнать неловкость. Пытаюсь… «творить».

***

Быстро, неожиданно… зашелестели, испуганно зашептались листья деревьев.

Ангел, ангел мой… в миг заплакал.

Темные линии, резкие полосы… следы слез, слез Неба на бело-серых щеках.

Испуганно дернулась, дернулась я, пытаясь спасти рисунки в альбоме.

Спохватилась с лавки.

– Дождь, – злобно рыкнул Асканио и тоже встал.

(лихорадочно задергала змейку сумки; еще рывок, еще усилия – и запихнула внутрь свои работы)

Ливень. Безумный, бездушный, безжалостный… уже во всю хлестал по лицу, смывая жар волнения, неловкости

(до сих пор не могу нормально реагировать на общество этого… мужчины).

Обеспокоено осмотрелась по сторонам – глупые поиски укрытия.

Молодой человек тут же понял, что я хочу, что ищу. Схватил за руку – и потащил за собой, куда-то в сторону.

– Вот, сюда.

Спешные шаги – и нырнули под навес… возле саркофага Элизабет.

– Спасибо, – едва слышно, машинально ответила. Бросила на землю сумку.

(во весь рост здесь не станешь; приходиться пригибаться – веселая поза… горбача, «бегущего египтянина»)

Обреченно присела на корточки. Взгляд пред себя.

– Да уж, удружила погодка, – раздраженно пробурчала себе под нос.

Неожиданно… дотронулся Асканио до меня – нервно вздрогнула. Обернулась – надел, накинул на меня свой пиджак (и когда успел с себя-то снять?). Удивленно уставилась в глаза.

– Вот, а то замерзните. Простудитесь, не дай Бог.

– Спасибо, но а как же вы сами? Я хоть… в свитере, а вы… в одной рубашке, точно протянет.

– Камень зараза не угрызет, – мило улыбнулся и присел рядом.

(уткнулся локтями в колени; блуждающий взгляд… пред себя)

– А я люблю дождь, – неожиданно прошептал (вкрадчиво, заворожено, умиленно, что даже как-то не по себе мне стало; словно выдал… свою сокровенную тайну)

– Я тоже, – вполне искренне ответила я. – В том, как небо плачет… не только грусть, но и некий покой.

– Суета… пристыжено замирает.

– Да, – счастливо улыбнулась, радуясь пониманию… – А, знаете, – (весело дернулась, приподнялась, стянула с плеч пиджак и протянула его обратно Асканио – несмело забрал, а взглядом боялся даже на мгновение от меня оторваться, боялся упустить понимание того, что я замыслила)

… выскочила из-под накрытия. Выскочила на дорожку,

и, вращаясь, как малое дитя, на месте, подняла, потянулась руками к небу.

Закружилась, закружилась, закружилась,

Улыбаясь серым глазам Господа,

упивалась наивным… блаженством.

Неожиданно…

… молодой человек подошел ко мне. Поймал за руки (покорно замерла на месте).

Глаза в глаза.

Прильнул близко, близко. Почти вплотную

(взволнованно, шумно дышу; нервно сглатываю; боюсь дрогнуть – спугнуть).

Не выпускал, не выпускал мои ладони… из своих (а я не настаиваю).

Вдруг задрал голову вверх. Прикипел взглядом к небу.

Молчит.

Еще секунды сомнений, рассуждений – и подчинилась.

Повторила за ним.

Капли, серебристые, холодные, пресные слезы Неба испуганно срывались с облаков и мчали, мчали навстречу мне,

нам…

предвкушая свое, без вариантов… поражение.

Понимали, понимали они, что едва соприкоснуться с землей – как разобьются, разобьются…, поглотятся почвой, попадут в оковы Сильнейшего.

Утратят свободу…

Утратят… волю.

Разрывая, кроша цепи своих поработителей, бездушных, приземленных вассалов; выгрызая право на счастье, пройдя страшный путь изнеможения, перерождения, реинкарнации

лишь так

… смогут вновь обрести легкость и ветреность, вновь подняться, взлететь в облака,

дабы насладиться своей независимостью, беззаботностью, свободой;

… порхать с Ангелами, кружиться с Ветром

… и петь песни с Громом.

Только так. Пройдя круги ада – можно найти путь, дорогу в рай.

Неужто эти два мира… на одной плоскости?

Неужто?

***

Удивленные, пораженные до глубины души, туристы замерли, всматриваясь на нас – двух идиотов, (с виду – влюбленная пара), свиданничают на кладбище, внимают безумию ливня.

Право, сама бы невольно покрутила у виска, если бы увидела эту картину со стороны.

Но… моему спутнику, как и мне (сейчас) было не до этого. Глубоко равнодушно.

Не знаю, не знаю – но это его безрассудство, подобное мне, польстило в моем сознании… ему.

Теперь для меня он не просто молодой человек с кладбища.

Не просто надоедливый мужчина в темно-синем костюме.

Теперь он, для меня, … – Аско.

Глава Шестая

***

– Как увольняете?

– Понимаешь, просто…

– Что просто? Как увольняете?

– А вот так, – раздраженно рявкнул. Резкий разворот – и пошел в свой кабинет. – Зайди к Джессике за расчетом.

Замерла. Замерла, едва дыша.

Как увольняют?

(жалобно пропищал голос внутри меня, все еще не веря услышанному)

Как?

И это – вся дань за мои старания, страдания… здесь, на этом, Богом забытом, складе?

***

Неспешно, несмело, едва живая,… плетусь в бухгалтерию.

– Что? И это – вся моя зарплата за этот месяц?

– А что ты хотела? Нынче в мире кризис.

– Стоп, – (невольно попятилась), – а я здесь причем? Я исправно отработала все свои часы.

(идиотски скривилась та, и пожала плечами)

– Не знаю, Рита. Не знаю. Всё, что мне велено, я и делаю. Как говориться, скажи спасибо и на том.

(минута гневных, взбешенных рассуждений)

– СПАСИБО! – разъяренно пнула с ноги дверь и вылетела прочь.

***

Сейчас только без двадцати девять, утра.

Что же. Долой нюни – ноги в руки и, гордо задрав нос вверх, шествовать вдоль улицы.

Искать работу.

Завтра, если что, куплю газету – и буду созваниваться.

А пока… вдруг. Чем черт не шутит?

***

– Вам не нужна уборщица?

……………. Нет?

…

– Ясно… простите, что побеспокоила.

…

– Да, что Вы, не обижаюсь.

…

– Сам такой!

…

– Спасибо, я зайду.

…

Нет, нет. НЕТ!

Кому ты нужна, Рита? Кому? Никому. Закати губу – и вали домой.

О, вот. Ресторан какой шикарный. Вот бы сюда взяли.

– Здравствуйте, вам не нужна посудомойщица, или уборщица? На полставки согласна…

– Нет, – едко, желчно сплюнул слова

и тут же скривился, словно увидел какую-то мерзость.

(глубокий вдох – дабы проглотить унижение)

Резкий разворот – и на выход.

– Амэли!

Амэли! – вдруг кто-то схватил меня за руку и тут же отдернул назад, на себя (невольно обернулась).

Асканио?

– Привет! Зову, зову, а ты не слышишь! – счастливо заулыбался.

Радостно усмехнулась и я.

(родное, в каком-то роде, лицо)

– Простите, не услышала. Здравствуйте.

Вдруг обнял меня за талию и тут же поравнял, представил рядом с собой – перед своим другом.

– Это – моя знакомая Амэли. Талантливая художница. Помнишь, я тебе о ней говорил?

– Да, конечно. Юрек Коженевский, – спешно протянул руку мне молодой человек

(так же элегантно, дорого одетый, как и Аско –

невольно даже замялась, засмущалась из-за своего ужасного, простецкого вида)

– Амэли, – только и смогла выдавить из себя, пожимая в ответ его ладонь

(да уж, мое вранье, как деревцо, – уже дает новые побеги).

– Очень приятно.

– О, здравствуйте, Асканио Колони! Как ваши дела?

(нехотя обернулся он, и я за ним)

– Здравствуй.

– Здравствуйте, – спешно поздоровался (во второй раз) тот самый Гусь, что только что рычал, плевался в мою сторону.

(что примечательно, меня-то все еще обнимает Аско, прижимает к себе, как дорого друга (девушку?), – от такой картины администратор вмиг побледнел, да посинел;

что? не ожидал? жалеешь уже о своей прежней грубости?)

Гордо выпрямилась. Пренебрежительный взгляд сверху – вниз.

– Нам бы столик на троих, – только и ответил «Колобку» мой Асканио.

– Да-да, конечно, пройдемте, – спешно развернулся и пошагал, побарабанил своими кривыми, маленькими, толстыми ножками по паркету…

– Ты же пообедаешь со мной? – взгляд в глаза, на мгновение замялся Аско. Но тут же спешно добавил, – Пожалуйста. Я так рад, что тебя встретил.

– Вне кладбищенских покоев? – шутливо подколола я.

Смущенно рассмеялся.

– А то. Так как?

– Если ненадолго, – (может, это и ответил за меня мой желудок;

но… хотя, чего скрывать, я больше хотела побыть в ЕГО обществе,

отдохнуть, забыть свои проблемы, неудачи, свою серую жизнь).

***

Галантно отодвинул мне стул и дождался пока я присяду, а уж потом сам закружил на своем месте.

– Меню, – спешно протянул «Колобок» нам папку.

– Пусть дама пока посмотрит, не стесняйся, – мило улыбнулся мне Аско и тут же обернулся к Юреку. – Что там у тебя?

– Все отлично. Как я и предполагал, этот проект утвердили. Так что к концу месяца можно будет уже начинать строительные работы, – (поставил дипломат себе на колени; раскрыл и тут же достал папку с какими-то бумагами, спешно протянул их Асканио).

Лишь беглый взгляд по строчкам – и, достав с карманчика пиджака ручку (с виду – золотая, ну-ну), тут же расписался на всех страницах.

– Вот и отлично, – улыбнулся Коженевский и сгреб в охапку бумаги, выровнял, постучав об стол, да спрятал обратно в свой «саркофаг».

– Выбрала? – мило улыбнулся мне Асканио, казалось, тут же забыв о своих прежних делах.

– Ещ-ще нет, – замялась, заикнулась от неожиданности, и тут же пристыжено уткнулась взглядом в меню.

МАМА ДОРОГАЯ!

Это цены – или граммы порций???

Замерла. Дикий ужас отпечатком своего тяжелого, кирзового сапога отобразился на моем лице.

Здесь всей моей зарплаты не хватит, чтобы расплатиться хотя бы за один скромный обед.

(тяжело сглотнула, робкий взгляд на Аско)

– Ладно, давай я, – мило улыбнулся и взял из моих рук папку.

– Не обижайтесь, ребята. Но мне, действительно, пора. Очень спешу. Было приятно, Амэли, с Вами познакомиться, – подхватился неожиданно Юрек на месте.

Взял мою руку и поцеловал ее.

(покраснела, нервно дернулась)

– Взаимно, – спешно ответила я и пристыжено отвела взгляд в сторону (тут же пряча свою руку под стол).

(да уж, Амэли, Амэли!)

– Приятного аппетита! – тихо прошептал на прощание.

– Спасибо.

– И тебе не болеть, – мило улыбнулся Асканио.

– До встречи, – пожали руки друг другу мужчины,

… и новый знакомый с миром удалился прочь.

***

– А Вы так ему доверяете?

(удивленно дрогнула бровь;

уставился взглядом в глаза, а на губах заплясала милая улыбка)

– Подписали, нормально так и не перечитав, что там, в тех бумагах.

(рассмеялся)

– Он просто знает, что если хоть в чем-то будет прореха с его стороны – достану из-под земли и голову оторву. Так что… доверяю.

(смущенно улыбнулась)

– Ну, не знаю…

(едва слышно прошептала, и то, больше для себя, чем для него)

– Так что? Что будем заказывать? Вино?

(нервно, машинально, скривилась)

– Еще ж не вечер, а я уже буду хмельная, – невольно рассмеялась.

Заулыбался и Асканио.

– Никто ж и не хочет спаивать бедную девушку. Так, к салатикам, пошалить.