Текст книги "В барханах песочных часов. Экстремальный роман"

Автор книги: Ольга Коренева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 44 страниц)

Глава 16

Лето Трошины провели в Погорелом, а осенью отвезли Леночку с дочуркой к тете Нине. Новый 1993 год семья встречала в Твери у старинного камина, весело и уютно. ФЧК был официально ликвидирован, и Леночка вздохнула свободно: подсознательно она все еще ждала от фонда всяких неприятностей, так как звонки на московскую квартиру с разными странными требованиями и предложениями нет-нет, да и обрушивались. Отец поставил дома автоответчик, но это не всегда помогало, так что родители и сами порой отсиживались в Твери, чтобы поберечь нервы.

Почти полтора года спокойной провинциальной жизни Леночка всю свою энергию обращала на Иришку. Она совершенно не скучала по Москве и друзьям с их проблемами, радостями и печалями. Даже забыла просмотреть дискету с объяснением Карпова в любви. Так она и лежала в ее московской комнате на подоконнике.

– Из меня должна была выйти хорошая крестьянка, – говорила она тете Нине после отдыха на даче, – мне нравится жить в тиши, и совсем не тянет в город.

– Это, миленькая моя, потому что ты материально обеспечена, так сказать, барышня-крестьянка, а была бы настоящей крестьянкой, ты не так бы запела, – отвечала ей мудрая тетка. – Тебе что? Возись с ребеночком и никаких больше забот. Обрати внимание на деревенских женщин: от тяжелого повседневного труда у них окаменевают лица. А ты заметила, что при таких прекрасных экологических условиях они почти все больны серьезными болезнями? Так что сиди тихо, крестьянка.

Но сидеть тихо Леночке не удалось. В Москве назревали очередные бурные политические события. Несколько раз она видела отца по телевизору, сражавшегося с прокоммунистически настроенными политиками и журналистами. В информационной программе почти каждый день передавали сообщения о столкновениях демонстрантов с омоновцами. Камера выхватывала искаженные яростью лица, стальные пруты, дубинки, щиты, носилки с ранеными – все это смешалось в одно страшное и неотвратимое нечто.

– Что я вам говорила! – самодовольно восклицала Валя, – вот вам и переворот. А у нас на этот случай полон погреб картошечки. В случае чего всех к нам соберем и здесь переживем голод.

В конце сентября, по окончании дачного сезона, Леночка вместе с Иришкой все же поехала в Москву. Дома их встретили радостно, но отец настоятельно советовал вернуться в Тверь к тете Нине, пока не кончится очередная заваруха. Леночка наотрез отказалась и решила вместе с отцом защищать демократию.

– Сегодня обстановка не столь ясная, как в августе 91-го, – сказал Трошин. – Вновь политические силы разделились, но на сей раз все за демократию. Разберись, кто прав?

– А мы будем просто за Ельцина, – успокоила его Леночка. – Тогда были за него, и сейчас тоже.

Но никто не успел разобраться в обстановке. За штурмом генштаба последовала осада телестудии Останкино. Пролилась кровь. Белый дом вновь блокировали войска.

Позвонила Янка и возбужденно проорала:

– Саламандра, шутки кончились, сейчас по-настоящему !

– Я и тогда не шутила, – с обидой в голосе сказала Леночка.

– Ну ладно, не придирайся к словам, – обрубила Янка, – одевайся теплее и дуй ко мне. Я всех наших уже предупредила.

Лена быстро натянула теплый спортивный костюм, демисезонные сапожки и кожаную куртку. Оглядев себя в зеркало, убедилась, что вид вполне боевой. Сунув электронную малютку, словно оружие, во внутренний карман куртки, она вышла из дома. У Янки ее уже поджидали Пончик, Кирной, Карпов и Бедная Лиза.

– А ты куда, дуреха, собралась? – строго спросила ее Лена, – ступай сейчас же к своему космонавту!

– Да она только одним глазком посмотрит, и мы ее домой тут же отправим, – вступился Карпов.

– Заступаешься? Так бери под свою ответственность, – согласилась Леночка.

– Саламандра, ты вечно вносишь смятение в наши ряды: то это тебе не нравится, то другое… Сегодня командовать парадом буду я, – заявила Янка.

– Знаем мы такого командира: в первый танк заберешься, и до конца событий мы тебя не увидим.

– А разве в танки пускают? – изумилась Бедная Лиза.

– Карпов, объясните своей наивной подопечной, что возле Белого Дома вход свободный только под танки! – сострила Янка.

Кирной, как всегда, изрек:

– Господа, забили тамтамы, и папуасы должны быть вместе со своим народом по какую-нибудь сторону баррикад. Я предлагаю на сей раз быть по эту сторону, – глубокомысленно уточнил он. – Но одно “но”, господа: сейчас не август 91-го, страстная любовь к демократии переросла в ровное чувство, и поэтому я предлагаю вино и закуску взять с собой. Сейчас нам никто ничего не подарит. Не тот коммерсант пошел. Скорее всего, дары получать будут защитники Белого Дома. Но сейчас дело принципа. Я буду пить дешевое вино, но не предам рожденную на баррикадах 91-го демократию.

– Почему дешевое, Паша! – перебила его Леночка, – деньги у меня есть. Купим хорошего вина и закуску.

– О, Саламандра, я преклоняюсь! Ты уже второй штурм оплачиваешь. Но сие тебе воздастся! Вот увидишь, Саламандра! – растрогался Павел.

– Я тогда только хотела оплатить, Паша, но на нас танк наехал, – скромно поправила она.

Кирной, не обращая внимания на ее уточнения, продолжал:

– Вот Янка претендует на предводителя отряда папуасов, господа, а посмотрите, что она на себя напялила: красные брюки, красная куртка и шапочка красная. Это уже не Янка, а обыкновенная мишень для первого снайпера. Вы же в джунглях, мадам.

– Господи, как я не врубилась сама! Ну, блин, снайперы появились.

Янка стала лихорадочно переодеваться в тряпки приглушенных тонов.

– А у Бедной Лизы на заднице красный лягушонок, аппликация, – встревожилась Пончик, поворачивая девушку.

– Я его сейчас зеленкой замажу, – чуть не плача, залепетала та, – или фломастером.

Кирной оценивающе взглянул на аппликацию и махнул рукой:

– Ничего страшного, пойдет, на всякий случай реже к Белому Дому задом поворачивайся.

Через полчаса отряд “папуасов” выступил на поддержку демократии. Возле первых комков Кирной на Леночкины деньги закупил все необходимое в таких случаях для отряда: вино, сок, еду и сигареты.

– Бинты есть? – спросил он сурово коммерсанта, – к Белому Дому едем…

– К сожалению, есть только женские гигиенические пакеты, – с готовностью ответил тот, – но они тоже пойдут, на всякий случай.

– Верно говоришь, чего тут, судьба демократии поставлена на карту, давай шесть штук.

– Зачем шесть? У нас же четыре женщины, – удивилась Бедная Лиза.

Кирной досадливо бросил:

– Терминальчик, объясните, пожалуйста, вашей подопечной, что эти пакеты в критический момент могут вполне послужить тампонами на раны от пуль снайперов. Вообще, о чем ты думаешь, девушка! Предлагаю отправить ее в тыл, пока не поздно!

– Я больше не буду! – вскричала та.

Янка остановила микроавтобус, и вся компания в нем разместилась.

В связи с гигиеническими пакетами Янка рассказала друзьям смешную историю про то, как она недавно встретила возле метро мужчину, того самого, что впарил попугая Мастера.

– Ага, попался, Мастер и Маргарита! – вскричала она, схватив его за рукав плаща, – забирай своего дурака с менструацией и гони деньги!

Перепуганный мужчина рвался ко входу в метро и бормотал:

– Извините, я забыл вам сказать: Мастеру надо хотя бы раз в месяц бросать в клетку гигиенический пакет. Щипать эти пакеты его любимое занятие. Я забыл вам сказать, извините, я думал, вы сами догадаетесь…

– До чего я должна была догадаться, блин, до того, что у твоего попугая проблемные дни? До этого я должна была догадаться? Гони деньги, или я сейчас милицию позову! – духарилась она. Продавец попугая вдруг побледнел, закатил глаза и стал медленно оседать на пол прямо перед контролершей метро. Янка испугалась, отпустила его рукав и заозиралась по сторонам, ища подмогу. Тут мужчина, почувствовав свободу, подпрыгнул словно кенгуру, пролетел мимо контролерши не показав проездного и сломя голову помчался вниз по эскалатору.

Разъяренная Янка, поняв, что ее надули, бросилась было следом, но на нее навалилась всем корпусом тучная контролерша.

– Стой, плати за двоих, – закричала она и засвистела в свисток, подзывая милиционера.

– Ну и что, заплатила? – спросила Леночка.

– Черта с два! Я им сказала, что тот тип у меня кошелек спер.

– Кстати, где твой зверинец, что-то я ни Дуньку, ни Мастера не видела, – поинтересовалась Леночка.

– Они у Бедной Лизы гостят. А то Юрию Гагарину не с кем поиграть.

– Ты что, обалдела! – вскричала Лена, – как ты могла малыша одного дома оставить. А ну, остановите автобус!

Автобус останавливать не стали, потому что выяснилось, что с Юриком сидит Ирина Николаевна.

– А я думаю, куда они с Иришкой запропастились?! – успокоилась Леночка. – Ну, твой Мастер мою маму, конечно, потрясет, – добавила она, хмыкнув.

Примерно за километр от гостиницы “Украина” водитель притормозил и сказал, что дальше не поедет. Друзья пешком отправились к Белому Дому. По краям проспекта и на мосту стояли танки, бронетранспортеры, военная техника была покрыта тентами, выглядывали лица молоденьких бойцов. В их глазах Леночка заметила сосредоточенность и какую-то деловитость, какой не было в августе 91-го. Впереди слышны были автоматные очереди и отдельные выстрелы, но гражданских никто не задерживал, и они свободно прохаживались вокруг. В них не было восторженной эйфории. Они скорее напоминали Леночке погорельских зевак, собравшихся поглазеть на пожарчик, а не тушить его. Не только в окружающих, но и в себе она почувствовала перемену. Сердце ныло и сжималось при каждом выстреле. Толпы людей переговаривались меж собой вполголоса, как в прихожей дома, где лежит покойник. И она вдруг поняла, что никто уже не сможет помешать адской машине, набирающей обороты.

Стрельба усиливалась с каждым часом. Хоть Янка и объявила себя командиром отряда, но на самом деле руководил Паша.

Он настоял, чтоб их компания прибилась к группе, где были матери и маленькие дети. Резонно заметив, что снайперы по детям палить не станут. Паша расположил на деревянном ящике вино и закуску, деловито разлил по бумажным стаканчикам марочный вермут, предложив выпить не чокаясь в виду трагичности момента. Вермут немного снял напряжение, нервная дрожь прошла, и Леночка огляделась вокруг с любопытством. Шагах в десяти от нее длинноногая кокетка закалывала свои светлые кудри, но заколка сломалась в ее ладони. Девица была молоденькая, хорошенькая и хмельная. Она с досадой отшвырнула сломанную вещицу. Кто-то, проходивший мимо, сунул ей недопитую бутылку коньяка. Потом Леночка потеряла ее из виду, но опять натолкнулась взглядом минут через сорок – та уже была сильно под шафе. Что-то развязно выкрикивала, показывая рукой в сторону Белого Дома. К ней подошел офицер в полковничьих погонах и попытался увести поближе к толпе зевак. Дальнейшие события прошли перед глазами Лены как в немом фильме: кокетка вдруг резко вскинула обе руки вверх, и какая-то сила бросила ее прямо на офицера. Он пошатнулся, но устоял на ногах. Девушка, словно переломившись пополам, упала как-то вперед и чуть боком к ногам офицера и свернулась калачиком. Тот нагнулся над ней, что-то закричал, замахал рукой, зовя на помощь. Светлое платье девушки стало быстро окрашиваться в красный цвет. Подбежали двое в белых халатах. Один, быстро орудуя ножницами, располосовал одежду раненной, и она обнаженная лежала на своих искромсанных окровавленных лоскутьях.

Леночку затошнило, зажмурилась.

Открыла глаза лишь когда рядом вскрикнула Бедная Лиза. В этот момент санитары быстро пронесли мимо них остывающее тело, узкое запястье и маленькая ладонь были словно присыпаны пеплом. Санитары положили ее возле бортового автомобиля и отошли к машине скорой помощи.

Полковник продолжал курить возле лужи крови, где девушку настигла пуля. Так он стоял, курил и поглядывал то на Белый Дом, то на зевак. Из толпы крикнули:

– Офицерик! Тебе что, жить надоело! Уходи оттуда. Он и по тебе сейчас пальнет!

Крик словно вывел офицера из шока. Он еще раз взглянул на Белый Дом, растер сапогом окурок и решительно зашагал в сторону, где на мосту расположились подразделения военных.

– Ну, этот сейчас никого не пощадит! – тревожно сказал кто-то.

– Паша, это та девушка, у которой сломалась заколка! – истерично крикнула Леночка.

– Смываться надо! И чем быстрей, тем лучше, – лаконично ответил Кирной. – А то через пару минут и о нас так скажут.

– А как же остальные, их же перестреляют, а они живые! – лепетала Леночка, уже сама плохо соображая, что говорит и зачем.

Бедную Лизу трясло, как в лихорадке. Карпов расстегнул куртку и спрятал ее, словно птенчика, у себя на груди. Янка, как загипнотизированная, стояла, уставясь бессмысленным взглядом на лужу крови, которая уже выглядела темным пятном на асфальте.

– Ну что, товарищ командир, – ткнула ее в бок Пончик, – давай команду отступать. Видишь: по женщинам палить начали.

– Нет, я пойду туда, – как-то хрипло сказала Янка, махнув рукой на танки на мосту. – Кирной, налей мне полный стаканчик вина!

Паша молча разлил вино. Янка залпом выпила и снова повторила:

– Я должна быть там… налей мне еще, – протянула она свой стаканчик.

Кирной снова молча исполнил ее просьбу. Выпив, она направилась к танкам.

– Дитя мое одинокое, несчастное, а попрощаться? – вскричала Пончик.

Янка на мгновение остановилась, бросила взгляд в сторону друзей и крикнула:

– Ну все, не поминайте!

Она быстро удалялась. Возле входа на мост она еще раз оглянулась и сделала рукой непонятный жест: то ли опять попрощалась, а может, просто откинула пышные длинные волосы. Еще мгновение, и она исчезла, слилась с тем страшным, серым, противостоящим не менее страшному и мрачному, несмотря на белый цвет, дому.

– Почему ты не отговорил ее, Паша? – укоризненно сказала Пончик, – ведь видно же было, что она этого хочет. А ты…

– Отговорить не проблема. Может, ей это необходимо для дальнейшей жизни, – спокойно ответил Кирной.

– Какая к черту дальнейшая жизнь? – всхлипнула Лариса. – Выстрелят сейчас в ее красивую прическу, и все!

– Вообще-то очень интересный момент, – задумчиво произнес Кирной, – рядом стоял полковник, а этот кретин выстрелил в девушку. Пьяный снайпер, что ли?

– А почему по женщинам стреляют? – высунулась из-за плеча Карпова Лиза.

– Психологически все правильно, – усмехнулся Олег, – в стране, где семьдесят лет преклонялись перед мундирами и всякими регалиями, женщина, как мишень, более привлекательна. Короче, не стал стрелять в старшего по званию.

– Великолепная мысль! – воскликнул Павел. – За это надо выпить.

Не успел он поднести очередной стаканчик к губам, как на мосту так грохнуло, что вино вылетело у него из рук. Толпу словно током садануло. Люди отхлынули на несколько метров назад. Многие побежали прочь. Из окна Белого Дома повалили черные клубы дыма.

– Танки шарахнули! – раздалось в толпе.

– Теперь только дело за ракетами “земля-воздух”, – горько пошутил кто-то.

– Смотрите! Смотрите! – закричала Пончик, показывая рукой на мост.

Оттуда во весь дух неслась Янка. Белокурые волосы развевались по ветру, длинные ноги она выбрасывала вперед, как профессиональная спортсменка.

– Красиво бежит, – прищелкнул языком Кирной, – любит рисоваться Золотая Рыбка!

Янка подбежала встрепанная, красная, с выпученными глазами, и, задыхаясь, крикнула:

– Паша, вина! Хамы, мерзавцы, ну, блин, погодите!

– Ты что носишься, как угорелая, не забывай, что тебе уже не сто лет, – пошутил Кирной, подавая ей стаканчик.

Янка залпом выпила и вновь погрозила кулачком в сторону моста:

– Ну, блин, это вам даром не пройдет!

– Там же наши, Янка, – не выдержала Леночка, – ты Белому Дома грози, нас же по телику показывают, дура!

– Все они, козлы, одинаковые, Саламандра! Им кобыл кавалерийских трахать!

– Фу, какой дурной штиль! – перебил ее Кирной, – а это у тебя что? – спросил он, показывая пальцем на Янкину задницу.

На светло-серых ее брюках красовался отпечаток подошвы солдатского сапога.

– Кирной, отомсти за меня этим хамам! Идем, набьем ему морду, этому солдафону!

– Нет проблем, – с готовностью согласился Павел. – Такой женщине дать пинка под зад! Питекантропы! Но я предлагаю подождать, пока у них снаряды кончатся.

– Трус! – презрительно бросила Янка и нервно затянулась сигаретой.

Второй танковый выстрел прервал их разговоры. Из окон Белого Дома застрочили автоматы. Остатки зевак стали быстро рассеиваться. Карпов, толкая вперед себя Бедную Лизу, решительно ретировался. Вся компания последовала его примеру. Кирной на секунду задержался, быстро вернулся к ящику, на котором стояла недопитая бутылка вермута. Схватил ее за горлышко, но тут бутылка разлетелась вдребезги от снайперского выстрела. Кирной остолбенело взглянул на горлышко, зажатое в руке, сунул его в карман куртки и, одобрительно показав кому-то большой палец, помчался вдогонку друзъям.

– Ну что? В штаны наложил? – съехидничала Янка.

– Причем здесь штаны, господа? Это они мне сигнал подали, что у них кир кончается! – весело возразил Кирной, вытирая холодный пот со лба.

– Ну-ну, по-моему, это они из тебя весь кир выбили! – дожимала Янка.

Паша только махнул рукой. Он побледнел, глаза воспаленно засверкали. Видимо, до него только сейчас окончательно дошло, что происходит.

Назад возвращались на рейсовом автобусе, который «бомбил» как «левак». Приборная панель автобуса была вся завалена деньгами. Видно, сегодня для водилы был удачный день.

– Ну как там? Наши, держатся? – спросил водила Павла.

– Наши еще держатся, а одну американку уже подстрелили, – серьезно ответил Кирной, и водитель больше не задавал вопросов.

Решили ехать прямо на квартиру Влада, где Ирина Николаевна сидела с малышами. Она встретила защитников демократии со слезами на глазах.

– Боже мой! Дети! Я все по телевизору видела! – вскричала она, прижимая Леночку к груди. – Зачем вы там так долго торчали, у меня сердце кровью облилось. Леночка! Боже мой!

– Успокойся, ма, с нами все в порядке. – А где па?

– Он в пресс-центре, его сейчас по телевизору показывали, живой наш па.

Дунька, увидев Яну, заскочила ей на шею и принялась размахивать флейтой.

– Это она триумфальный марш изображает в честь своей храброй хозяйки, – сказала Бедная Лиза.

– Да, я видела по телевизору, как вы, Яна, пытались в танк залезть. Вы прямо Жанна де Арк! – похвалила ее Ирина Николаевна.

– Возможно, – неопределенно отозвалась на похвалу Янка, и вдруг спросила, не докучал ли ей попугай своей дурацкой болтовней?

– Что вы, Яна, такая прелестная птичка, все время повторял одну и ту же ласковую фразу: “Какие хорошие детки!”

Когда Ирина Николаевна с малышами уехала домой, молодежь уселась за стол, и началась обычная дружеская пирушка. На телевизионном экране все еще дымил окнами Белый Дом, камера выхватывала лица штурмовиков и раненых. От выстрела снайпера погиб еще один репортер. Но всем уже стало ясно, что судьба очередного переворота предрешена. Кирной предложил вырубить телевизор и пообщаться друг с другом. Горлышко от бутылки, разбитой метким выстрелом снайпера, он поместил на середину стола, словно поминальную рюмку.

– Если бы ни эта бутылка, друзья мои, не сидеть бы сейчас мне с вами за столом, – патетически изрек он. – А представляете, что было, если бы меня сегодня укокошили?

– Конечно, представляем, Пашенька, – убитым голосом произнесла Лариса. – Мир бы осиротел, а мы бы в слезах утонули.

Кирной пристально посмотрел на Пончика и грустно улыбнулся:

– А знаешь, Лара, ты совершенно права. Ведь так, как я, еще никто людей не любил и вряд ли полюбит. Вот раз сижу на кухне с похмела… выпить нечего, денег нет, словом, положение критическое. Думаю: “Кто бы сейчас вспомнил обо мне, почувствовал мою печаль и примчался на выручку? И как-то сама собой пришла мысль о том, скольких людей я сам любил за свою жизнь, начиная с детства. Начал перечислять, как говорится, по пальцам, и вызывать их образы на свою кухню. Оказалось, что человек переживает три волны любви к людям, живущим с ним на одной планете. Первая – родители и их родственники; вторая – друзья, любимые женщины, дети; третья – вообще все люди, живущие с тобой на земле. Возможно, есть еще и четвертая, в которой сходятся все эти три волны. Но ни чувств моих, ни мыслей не хватит для осознания такого. Да и не только у меня не хватит чувств для четвертой волны, хотя…

Кирной с минуту помолчал, потом полез в карман и достал потрепанный поэтический сборник.

– Хотя некоторым поэтам приходит в голову что-то приблизительное, – продолжал он, – вот послушайте.

Он встал из-за стола и стал читать:

– Что за день! Я вспомнил всех своих друзей, близких и знакомых. До спазма в горле ощутил я, как люблю их. Мне стало жутко от мысли, что кого-нибудь из них могло бы не быть. Я бросился к телефону и начал обзванивать всех. Говорил самые необязательные слова. Никто не мог знать о причине звонков, но они ее чувствовали. Потом я вспомнил о тех, кого уже нет в живых. Следом накатилась тоска по будущим людям, которых я никогда не увижу. Я плакал, но слезы не могли избыть нахлынувшего чувства. “Не мы первые – не мы последние”, – вспомнилась отдающая нафталином фраза. Я стал смотреть на капли дождя, скользящие по оконному стеклу. Капли быстро исчезали внизу, а следом беспрерывно скользили новые, и чем дольше я смотрел на них, тем больше успокаивался и понимал, что эти капли дождя в мире так же как мы, люди, все первые и все последние.

Кирной замолчал и запихнул книжечку в карман. Бедная Лиза всхлипнула, а Янка резко заявила:

– Ну, хватит этих соплей, ей Богу! И без того тошно. Надо любить нормально, тогда не придется капли дождя считать, как этому Пушкину или ему подражающим. Заколебали: три волны, четыре волны…

Засиделись допоздна и решили ночевать вместе. Олегу с Лизой было предложено постелить в отдельной комнате.

– Я обо всем узнаю последней! – удивленно вскинула брови Леночка, но тут же, улыбнувшись, добавила: