Текст книги "Спасенный"

Автор книги: Ольга Чигиринская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Чигиринская Ольга Александровна
Спасённый

В Гамале все погибли, кроме двух сестёр Филиппа.

Во время тройной зачистки их не смогли найти.

Гамала относилась к городам крепостного типа,

куда очень трудно ворваться и откуда нельзя уйти.

(…)

Мы обязаны памятью предателям и мародерам.

Мы обязаны сладостью горьким всходам земли.

Мы обязаны жизнью двум девочкам, тем, которым

Удалось спрятаться так, что их не нашли.

Ю. Михайлик

Людоеда убил Кинсби. Когда вся децима прибежала на его крик, людоеда поздно было спасать – Кинсби сломал ему шею.

Человек, проносивший кидо только месяц, считается достаточно подготовленным для боя, но если нужно взять кого-то живым, лучше не доверять это дело новичку: экзомышцы кидо развивают усилие в три тысячи ньютонов. Кинсби грубо схватил людоеда за шиворот – и вот результат.

Коммандер Сагара считал это своей ошибкой. Он взял Кинсби лишь из-за нехватки людей. Шанс, что людоед выйдет сам на Кинсби, был мизерным, однако… человек предполагает, а Бог располагает.

– Чего ты полез к нему? – спросил Сагара. – Я что приказывал?

– Тут был мальчик, – смущённо пробормотал Кинсби. – Я боялся что он…

– Какой мальчик? – сержант Дуэрте склонился над телом людоеда. – Вот невезение… уцелеть в этом аду – и помереть так глупо.

– Маленький мальчик, – Сагара не любил эту манеру Дуэрте: спросить, а потом дальше говорить что-то своё, не дожидаясь ответа. – Такой маленький, что пролез в эту дырку.

Сканер показал уже слабый след живого тепла – ребёнок тут действительно только что был, но уже втиснулся между двумя плитами развалин дома – и без следа исчез во тьме.

– Пацан! – Дуэрте присел перед щелью на корточки. – Эй, пацан! Хочешь есть? У меня есть кое-что вкусненькое! Не бойся, мы не сделаем ничего плохого! Мы свои!

– Без толку, – сказал Сагара, хотя Дуэрте мог сам видеть на сканере, что нет никаких признаков тепла или движения. – Там где-то ход в канализацию.

– Но он может меня слышать, – возразил Дуэрте.

– Может. Но всё равно не вылезет и не отзовётся. Кинсби, с тобой всё нормально?

– Ага, – торопливо ответил новиций. А потом посмотрел Сагаре в глаза и моргнул. – Нет.

– Если нет – это нормально, – кивнул Сагара.

Собралась почти вся децима Дуэрте – Коллинз, Гван, Шелипоф, Жакинта, Розуэлл, Бранко, Тоити, Уэле.

– Что случилось? – спросил Розуэлл.

– Этот красавчик… – Дуэрте показал рукой на Кинсби, – решил, что нам тут мало мертвецов.

– Стоп! – скомандовал Сагара. – Кинсби, докладывай.

– Я заметил на сканере тепловой след, – начал Кинсби, – позвал вас, а затем… я подумал – если это он, и тут есть ещё один – может, он не слышал наших громкоговорителей и снова охотится?

– Правильно подумал, – кивнул Сагара.

– Я решил убедиться и побежал… начал передвижение в направлении…

– Говори по-человечески, – поморщился Сагара. – Не в учебке.

– Побежал на юг, где был этот тепловой след. И увидел там обоих там, – Кинсби показал рукой в том направлении, откуда они все прибежали в этот тупик. – На углу. Взрослый и ребенок. Он как будто гнался за мальчиком. Мальчик свернул сюда – а он кинулся на меня. Я схватил его за шиворот… дёрнул…

– Несчастный ублюдок, – вздохнул Жакинта. – Почему он просто не вышел к нам?

– Он уже не объяснит, – сказал Дуэрте. – Отмучился. Берем его и несём на кладбище.

– А что с ребёнком? – спросил Кинсби.

– Ничего, – сказал Сагара. – Ребенка мы всё равно сейчас не найдём. Малый ускользнул в эту мышиную нору. Никто из нас сюда не протолкнётся, даже Гван, даже сняв кидо.

– Может, оставить кого-то покараулить? – предложил Тойчи. – Парень ещё может вернуться.

– Только не Кинсби, – Шелипоф присел над мертвецом и снял рисунок радужной оболочки глаза, потом приложил ладонь людоеда к сканеру. – Он шеи ломает.

Людоед после смерти выглядел удивлённым. Рот его раскрылся, точно желая сказать: «Вот те раз!» Единственный глаз выкатился. Волосы на голове росли реденькими пучками, а лицо было как этот разрушенный город.

– Паскудная у тебя работа, Шел, – сказал Бранко, разворачивая пластиковый пакет для тел. – С такими типами приходится за ручку здороваться.

– У этого хоть руки есть, – ответил Шелипоф. – И даже один глаз. И можно положить его в мешок в один приём.

– Всё без толку, если не найдём городской архив.

– А что это у него тут? – Шелипофу пришлось разгибать пальцы мертвеца, чтобы приложить к сканеру и левую руку. Людоед держал какой-то свёрток – и Шелипоф, положив этот свёрток ему на грудь, осторожно развернул его.

– Ба! – удивился он. – Это морская жрачка – водоросли, крабы, ещё какая-то пакость…

Шелипоф завернул всё снова в ткань, переложил труп в пакет, застегнул и перебросил через плечо.

– Пошли, приятель. Может, такой гроб не так хорош и велик, как в песне поётся – но могилу длинную и узкую я тебе гарантирую…

Сагара не выговаривал им за смешки над мертвым телом. Последние две недели только юмор спасал Десятую от безумия. Юмор преимущественно чёрный – но что на этой кучке песка посреди океана было другого цвета? Разве что их коричневые кидо… Но тут, в тени, и они казались чёрными.

– А всё-таки почему бы нам не оставить тут кого-нибудь на всякий случай? Не Кинсби, разумеется, – Тоити непросто было сбить с выбранного курса.

– Брат, – вздохнул Коллинз. – Как ты выглядишь?

– Нормально, – удивился Тоити. – Разве нет?

– Брат, я имею в виду – как ты выглядишь, если смотреть на тебя с метровой высоты? Глазами насмерть перепуганного ребёнка?

– Он и с высоты в два метра смотрится ого-го, – сказал Жакинта.

– Кто бы говорил, – хмыкнул Гван. Он бы минимального роста для кидо – метр семьдесят. Жакинта был максимального – два.

– Обо мне и речи не идёт, – сказал чёрный великан. – Я и без кидо стараюсь на себя в зеркало не смотреть – уссаться боюсь.

– В этом-то и дело, Тоити, – сказал Сагара. – Всё. Поспешим. Сюда надо прислать кого-то из женщин – без кидо.

– Только не сестру Елену, – Шелипоф оглянулся. – И не сестру Сильвию.

– Никого из них. Им хватит своей работы. Местных, или из экипажа «Чародейки».

С телом на плечах Шелипоф пошел впереди всей децимы, Сагара и Кинсби – позади, поскольку Кинсби нуждался в исповеди.

Исповедь была очень короткой, однако Кинсби не поспешил догонять остальных.

– Я… – сказал он, – я не думал, что так будет в первый раз… вот так. Когда я пришёл в Синдэн, то думал… ну… что это будет в бою, не иначе…

– Все так думают, – усмехнулся Сагара.

– И я упустил ребенка…

– Ему повезло.

– Ох, да… понимаете, это не даёт мне покоя. Это не грех, но я не могу никому, кроме вас, это сказать…

– Так скажи мне.

– Этот мальчик… Он слишком быстро бежал. Люди, которые выжили тут – они все ослабели, раз питались одними водорослями да ещё какой-то рыбной мелочью… Людоед был сильным, но он жрал людей. А мальчик…

– А мальчика он подкармливал, – спокойно договорил Сагара. – Может, это был его сын. Не знаю.

Кинсби передёрнуло. Это было бы незаметно в кидо, если бы не лёгкий рокот сервомотора.

– У тебя слишком чутко настроен доспех, сынок, – сказал Сагара. – Он реагирует на малейшие импульсы. Это хорошо в бою, но сегодня не довело до добра.

– Я перенастрою, – согласился парень. – Знаете, я и сейчас переживаю, что мог бы убить мальчика. Людоед… Я сперва испугался, потому что никогда ещё никого не убивал, а это вышло нечаянно… Но теперь… Знаете, мне его совсем не жаль. И когда мы вышли его искать… Один из нас сказал: почему бы его просто не пристрелить.

Сагара не стал спрашивать, кто. Он знал.

– Как же это можно, – Кинсби поморщился. – Забыть, что ты человек… жрать человеческую плоть…

– Вы сами видели тех, кто выжил, – пожал плечами Сагара. – Они голодали ещё до того, как восстали. Когда город превратили в концлагерь – они едва не умирали с голода. А потом случилось… это… – Сагара никуда конкретно не показал, но «это» было везде. Город, почерневший до костей, вздымался со всех четырех сторон, и даже если закрыть глаза – смертный смрад не давал забыть, где ты находишься.

– Это не случилось, – с неожиданным запалом сказал Кинсби. – Это совершили.

– Ну да, а потом совершили это. Когда ты живешь как человек среди людей – даже в самых тяжелых обстоятельствах стараешься поступать как человек. А когда он сошёл с ума – один в темноте… Измученный, голодный… Скрывался от патрулей Рива, которые добивали живых… и почуял запах жареного мяса…

Кинсби выпучил глаза, потом шумно вдохнул – и согнулся в приступе рвоты. Приступ оказался дольше, чем исповедь. Потом из фляги, вмонтированной в кидо, Кинсби прополоскал рот и сплюнул.

– После того, что сделали с ним и его близкими, – невозмутимо продолжил Сагара, – разве легко ему было сохранить веру в то, что он человеческое существо – и что людьми были те, кого запросто превратили в кучу печеного мяса?

– Коммандер, ради Бога!

– Именно. Ради Господа нашего… – Сагара опустил голову на секунду. – Надеюсь, бедняга обрёл покой.

Улица разомкнулась перед ними – и открылся океан.

Океан тоже казался чёрным, потому что в нём отражалось ночное пасмурное небо. Осень на Сунагиси – это сплошные сумерки и ливень; дождей ждали со дня на день, а они всё начинались.

На отмели, оголённой после отлива, бродили люди, собирая мелкую рыбу, рачков, моллюсков – всё, что оставил, отступая, океан. Господин Ито рассказывал, как на этом берегу во время блокады люди караулили круглосуточно, ожидая отлива – целые толпы на этом пляже, точно какие-то диковинные животные, представьте себе, отче. И с началом отлива кидались в воду, чтобы выловить всё, что застряло среди камней… Начинались ссоры, драки, каждый день кто-то тонул… У одной из наших женщин так погибла дочь вместе с младенцем, она его носила на спине. Сейчас эта женщина счастлива, что они умерли в воде, а не в огне… Я не ходил туда, старику нечего было и думать что-то ухватить… Да, тогда только молодые и сильные – ну, по сравнению со мной – могли как-то утолить голод. Я потихоньку угасал. Иногда я думаю, отче – если бы Рива не сожгли город и не ушли, я бы не выжил. Иногда я смотрю на наших, как мы собираем сифудо – и думаю: а всё-таки теперь лучше, чем тогда, когда на этом пляже скучивалось тысяч по десять народу. Это скверная мысль, отче, я знаю. Но я иногда просто не могу держать её под замком. Это грех, отче?

Нет, господин Ито. Раз вы понимаете, что это может быть греховным, и отгоняете эти мысли – это не грех…

Они достигли пляжа. Прилив уже начался. Люди, стоя по пояс в воде, походили на русалок из древних сказок – их туловища, отражаясь в воде, эфемерно колыхались. Сагара попробовал представить себе этот пляж забитым толпой – не вышло.

Несколько человек, заметив их, замахали руками – и Сагару осенила неожиданная мысль.

– Децима, стой! – скомандовал он.

Остановились. Сагара махнул рукой – двое или трое городских поспешили к ним по воде.

– Положи его на землю и расстегни там, где лицо, – приказал Сагара Шелипофу. – Может, кто-то его опознает.

Но никто (один за другим к господину Ито присоединились все «рыболовы») не узнал.

– Всё-таки Минато был не таким маленьким городом, – вздохнул старик, смотря мимо Сагары в сторону, где утреннее солнце светило через выжженные глаза окон.

Почти сорок тысяч человек, прикинул Сагара. Из которых осталось меньше шестисот.

– Мы не будем хоронить его до вечера, – сказал Сагара. – Передайте людям. Может, кто-то опознает.

Старик кивнул.

Кладбище устроили по ту сторону от бывшего завода по переработке биомассы. На Сунагиси не было хищников – и поэтому могилы копали неглубокие. Да и небольшие. Всем жителям кварталов между улицей Мориока и центральным проспектом, например, хватило ямы два на два метра. Катера Рива заходили оттуда – и им ещё не мешал стрелять жар от своего огня.

Сагара даже представить не мог раньше, на что способен сосредоточенный плазменный обстрел.

Он представить не мог раньше, на что способны люди…

– Кстати, господин Ито, – Сагара чуть задержался, отдав команду дециме идти вперёд, – вы не встречали тут мальчика?

– Вы имеете в виду – не из наших?

– Да. Он прячется в канализационной системе, а мы ещё не добрались до городского архива – а ведь тогда может выясниться, что схемы канализации не уцелели.

– Мне кто-то рассказывал про какого-то мальчика – кажись, Энги… Так, Энги… Я сегодня пришлю его к вам вечером.

– Большое спасибо, – Сагара поклонился и пошёл догонять своих людей.

* * *

Десятая десантная манипула Синдэна не была единственной «гуманитарно-похоронной командой», которая работала на Сунагиси – но прибыла первой. Поэтому на Сагару и его начальника, коммандера Минья свалилась вся тяжесть первого контакта с теми, кто выжил. Две недели тому назад Минья и первую центурию отозвали на фронт – а Сагара со второй должен был остаться, поскольку три недели назад явилась следственная комиссия в составе трёх имперских инквизиторов, сестер-минервинок. «Клото, Лахезис и Атропос», – отрекомендовалась сестра Елена. Двух других сестер в действительности звали Екатерина и Сильвия. Сагару и его центурию придали инквизиторшам.

На подмогу уже прилетели несколько миссий из ближайших доминионов, а также миссии от Соланов и Ягдбергов, поскольку как же без Соланов и Ягдбергов, без них и кофе не заварится. И все почему-то приняли Сагару за самую большую шишку на этом пожарище – может, потому, что он был тут раньше всех. Хотя на самом деле наивысшей законной властью был представитель доминиона Шезаар советник Симон Пегю. Однако советник большую часть времени проводил на станции Ходэри, на местной луне. Сагара охотно поменялся бы с ним местами, а ещё охотнее забрал бы центурию, поднял «Льва» и рванул бы на фронт.

Однако он дал обет послушания, и командория его не отзывала. Поэтому он находился тут, руководил разборкой завалов, захоронением трупов и распределением гуманитарной помощи среди тех, кто выжил.

Сагара сбросил кидо, передал его брату Томмигану и вышел было окунуться в океан, когда его кто-то окликнул. Впрочем, почему «кто-то»? Голос сестры Елены нельзя было перепутать ни с чьим больше.

В старинных стихах женские голоса уподобляют птичьему пению. Если выбирать среди птичьих голосов, сестру Елену можно было бы сравнить с павлином. Резкий, полный каких-то посторонних шумов, её голос проникал не то что в сердце – а и в спинной мозг.

– Коммандер! – проходя песчаным склоном, сестра Елена поддернула юбку едва не до колен, а сандалии несла в руках. – У меня хорошие новости: мы пробились к городскому архиву.

– По вашей интонации я понимаю, что есть и плохие?

– А как же. Приблизительно половина архива погибла. Поскольку люди всегда сваливают в подвалы в первую очередь всякий хлам – я думаю, что уничтожено самое полезное.

– Завтрашний день покажет.

– Да. Но данные о месте проживания граждан, хоть и немного устарелые, мы нашли. Теперь можно будет писать на могилах имена, а не просто «люди из квартала такого-то».

– Большое облегчение, – не скрыл сарказма Сагара.

– Сегодня ваши люди кого-то убили? – сестра Елена насупила косматые брови. – Людоеда, как мне сказали.

– Да. Это произошло случайно – новиций Кисби неловко схватил его за шиворот и сломал шею. Если хотите, сделаем вскрытие.

– Вы уверены, что случайно?

– Да.

– Кинсби сказал это на исповеди?

– Сестра, вы не хуже меня знаете, что я не имею права отвечать на этот вопрос.

– Я же не спрашиваю вас, что именно он сказал.

Сагара ответил ей лишь взглядом.

– Я охотно бросила бы эти старые судейские замашки, – усмехнулась сестра. – Но наш император Брендан не даёт старушке покоя.

Они побрели дюной дальше.

– Я должна включить это в отчёт, – сказала сестра Елена.

– Это ваш долг, – невозмутимо ответил Сагара.

Под ногами глухо заскрипел песок – смоченный прибоем, тёмно-коричневый, он светлел, когда на него наступали, как будто кто-то под землёй включал фонарик – а потом снова темнел, и следы босых ног монахини и сохэя наполнялись водой.

– Мне не даёт покоя мысль – зачем они это сделали, – сестра Елена прищурилась на тёмное небо.

– Сделали, потому что не было транспортов вывести всех этих бедняг.

– Нет, я понимаю, почему. Но не понимаю – зачем?

– Во-первых, если бы они покинули тут всё население и инфраструктуру, мы могли бы так же легко перебрасывать через станцию Ходэри войска, как это делали они, – пожал плечами Сагара. – Во-вторых, город Минато был объявлен заложником. Если бы они оставили это так просто, потеряли бы лицо.

– А разве они не потеряли его сейчас?

– Рива – пираты. Они мыслят другими категориями. Для них потерять лицо – означает угрожать кому-то и не исполнить угрозы. А может, Шнайдер хотел, чтобы с ним на одной виселице в крайнем случае можно было повесить всю Директорию.

– А может, Директория хотела бы, чтоб вместе с ней можно было повесить Шнайдера?

Сагара удивленно посмотрел на пожилую некрасивую женщину, которая стояла по щиколотки в океане и мутила воду пальцами ног.

– Простите?

– Скажите, два месяца назад нам было за что вешать Шнайдера?

– По его приказу людей Сунагиси морили голодом, а до того – так бессовестно грабили, что им пришлось восстать.

– Как ни жаль, но на тот момент Сунагиси ещё не была признана Империей как независимая планета. Сенат принял решение только после того, как Рива объявили восстание подавленным. До того нам нечего было инкриминировать Шнайдеру. Собственно говоря, он предлагал Директории отдать Сунагиси нам.

– Что? – Сагара не верил собственным ушам.

Сестра вздохнула и закатила глаза.

– Все так реагируют, а между тем это – секрет Полишинеля. Информация прошла сквозь инфосферу – и хоть бы кого заинтересовала. Шнайдер предлагал после окончания кенанской кампании покинуть Сунагиси. Но Директория была против: такой удобный транспортный коридор – и оставить нам? К тому же, Шнайдера они ненавидят. Поэтому Директория сказала ему: мы тебя назначили тайсёгуном – так иди и замири этот мятеж. И он должен был идти.

– Но не должен был сжигать людей.

– Если бы он не исполнил решения Директории, его могли бы снять с поста тайсёгуна. А он воевал с домом Кенан не для того, чтобы вот так в одночасье всё потерять.

– Поэтому лучше было расплатиться за свою власть четырьмя манами жизней.

– Пятью, если мои предварительные оценки верны. Вы забываете про тех, кто погиб в ходе восстания. Шнайдер зашел в своей борьбе слишком далеко, чтобы отступать. Рива могли существовать и без Директории. Поэтому Директория сделала так, чтобы у Рива не осталось ни единого шанса на восстановление мира с Империей.

– Они что, такие болваны? Я не верю. Политик может быть мерзавцем – но не болваном.

– Политик прекрасно может быть обоими в одном лице. Поверьте человеку, который наблюдал эту породу в её природной среде. Например, среднестатистический сенатор думает на пять лет вперёд – не больше. Ему отвечать перед своими избирателями. Среднестатистический доминатор отвечает перед императором – поэтому мыслит на несколько больший срок. Член Директории – совсем другое дело: ему отвечать перед своим спонсорами. Он думает вперёд на значительно меньшее время. Вот посмотрите хотя бы на Пегю. Этого человека, который будет отвечать своему доминатору, можно рассматривать и как действующую модель вавилонского политика.

– Гадостная штука, – криво усмехнулся Сагара. – А вы, точно так же, как и доминаторы, отвечаете перед императором.

– Да, – женщина вышла из воды и натянула сандалии. – Не буду вам больше мешать, купайтесь. Встретимся после вечерней службы.

* * *

Ночью наконец-то пролился обильный дождь.

Это было очень радостным событием: расчищенные синдэновцами водосборники и резервуар начали наполняться пресной водой, и теперь жители перестанут зависеть от той воды, которую раздают гуманитарные миссии.

Однако после вечерней службы и погребения (людоеда похоронили отдельно от человеческих останков из квартала Мураски-Янаги) ко «Льву» опять выстроилась очередь людей с посудой для воды.

Сагаре вдруг пришло в голову, что с самого дня трагедии был всего один дождь – ночью, сразу же после гибели города. То ли огромнейший пожар создал какой-то атмосферный эффект, то ли ещё что-то – но прошёл дождь, и жаждущие люди смогли напиться и перевязать раны. Те, кто умер в течение первой недели после сожжения города, имели какое-то, хотя бы и жалкое, облегчение.

Но никак не удалось собрать достаточно влаги: резервуар и водосборники были забиты останками тех, кто напрасно искал спасения в воде. Вода вскипела, потом испарилась. Середина резервуара напоминал котел, в котором тушили мясо и забыли его на огне, пока всё не превратилось сперва в однородную массу, из которой торчат кости, а потом – в уголья. Сагара был среди тех, кто вычищал это всё вручную. Как офицер и священник он, наверное, мог отказаться от этой работы – но не стал. Расчистка водосбора была заданием номер один – поскольку на «Льве» с первого дня поняли, что это такое: попробовать напоить шестьсот человек с помощью водоочистителя, рассчитанного на полторы сотни максимум.

Они расчистили водосборник за полтора дня – но дождь пошёл только сейчас. И даже теперь к кораблю выстроилась очередь, потому что воды было ещё мало.

Людей стояло не больше полусотни – и они, казалось, совсем не замечали дождя. Стабилизаторы «Льва» защищали от струй с неба, но по дороге сюда ни один не попробовал чем-нибудь прикрыться, люди просто молча шли – кто с чем, большей частью с бочонками из-под искусственного мяса.

– Отче? – К Сагаре подошёл господин Ито с большой флягой в руках. Сагара пригласил его внутрь корабля, однако тот протестующее замотал головой и остался под аппарелью.

– Добрый вечер, – сказал Сагара, хотя они уже виделись и здоровались на службе.

– Вечер добрый. Вы сегодня спрашивали про мальчика, так? Маленького мальчика, за которым как будто гнался людоед?

– Или гнался, или они куда-то бежали вместе.

– Я тут немного поговорил с Энги, перекинулся словечком ещё кое с кем… Лет ему с шесть на вид, очень худой, но шустрый, да?

Сагара кивнул. Он уже расспросил Кинсби, пытаясь вытянуть из него малейшие детали.

– Этот мальчик – призрак, отче. Его видят – но никогда не могут к нему приблизиться. Подумайте сами: разве ребенок такого возраста мог выжить сам в руинах?

– Мы нашли у людоеда немного сифудо. Может быть, он подкармливал ребенка.

– Нет, – господин Ито протестующее покачал головой. – Нет! Знаете, что? Вода! Вы бы знали, как мы уродовались, пытаясь добыть хоть немножечко пресной воды! Оставляли разные вещи с вечера, чтоб облизать росу с утра, делали испаритель на солнечном тепле, выдавливали сок из водорослей… Малыш не мог бы этого сделать сам. Он – призрак, господин Сагара. Зачем людоеду подкармливать ребёнка? Он не брезговал костлявыми?

– Но где он сам брал воду?

– Ну… Он тоже мог выпаривать её на солнце или выдавливать из водорослей. Он же взрослый человек.

– Он мог точно также делиться водой с мальчиком.

– Нет. Нет!

Сагара не мог понять причин такого решительного возражения.

Староста немного ещё попереминался с ноги на ногу, а потом почти шёпотом сказал:

– Отпойте его.

– Что?

– Отслужите молебен или что-то такое. По всем погибшим детям этого несчастного города. Пусть эта маленькая душа успокоится и перестанет нас тревожить.

Не дожидаясь ответа, старик поковылял под дождём до палаточного городка, где жили остатки людей Сунагиси.

Сагара поднялся на аппарель – и увидел брата Томмигана, точнее – Томаса Монагана, старшего механика на «Льве»

– Куда-то собрались, брат?

– Да, отче, – сказал Томмиган. – Хочу немного побродить под дождём. Триста лет этого не делал. А ещё посмотрю в конце концов на город.

– У вас только полчаса, – прикинул Сагара. – Успеете лишь подняться на холм, и всё.

– Да знаю. Ничего, – Брат Томмиган махнул рукой.

Он спустился плавно – сторонний человек и не догадался бы, что брат Томмиган ходит на протезах. Уже внизу развернулся и сказал:

– Тот мальчик, отче… Простите, я случайно слышал ваш разговор… Так вот, мальчик – не привидение.

– Ты его видел?

– Так, несколько раз. Выходил купаться вечером, затемно. Не люблю, когда на меня таращатся, знаете… Потом немного сидел на берегу, играл на губной гармошке. Один раз видел ребенка – мальчика, на вид лет пять, может, меньше… Сидел на плитах, вот там, – брат Томмиган показал рукою на бывший причал. Слушал, как я играю.

– Ты не ошибся? Это правда был ребёнок?

– Да, я его видел, как вот вас. Он подошёл очень близко. Первый раз удрал, когда я перестал играть. Потом оставался – может, ждал, когда я снова начну.

– Разговаривал с вами?

– Ни разу. Я пытался его как-то разговорить, но я же не знаю нихонго – а он, наверное, не знает латыни. Он какой-то… диковатый. В следующий раз я принёс ему немного бустера и шоколада. Шоколад он выкинул. Наверно, не понял, что нужно развернуть обёртку. Но он никогда не брал ничего, пока я не отползал метра на четыре…

– Почему вы не рассказали про него раньше?

– Да думал, что это кто-то из городских. Точнее – из бывшего городка.

– Можем мы поговорить позднее, после Повечерия?

– Хорошо, – кивнул Томмиган. – Ну, я пойду?

Брат Томмиган, наверное, не понял, носителем какой доброй вести стал. Сагара уже начал подозревать Кинсби – а такие подозрения, если их нельзя развеять, разрушают отношения в группе.

Было удивительно – и одновременно очень естественно – что именно нелюдимый брат Томмиган вступил с ребенком в контакт, никому ничего не сказав и приняв мальчика за одного из общины. Ни один другой синдэновец не допустил бы такой ошибки, потому что всех детей общины, тридцать восемь человек, пропустили через лазарет «Льва», а тридцать девятый, собственно, там и родился. Но сам брат Томмиган ни разу не дежурил в лазарете, потому что всё время возился с водоочистителем и кидо, повреждёнными при разборе завалов. Другие братья ходили купаться на океан (вся очищенная пресная вода предназначалась только для питья) группами и днём; брат Томмиган, стесняясь своего увечья – в одиночку и только ночью. Мальчик, как и людоед, вел ночной образ жизни – за несколько недель подземного существования его глаза привыкли к темноте. И он не побоялся показаться брату Томмигану, потому что…

«Потому что брат Томмиган без протезов – одного с ним роста!»

Молния упала в море, воздух содрогнулся от грома. На мгновение бледный свет обрисовал на вершине холма фигуру механика. Мимо Сагары прошли мужчина и женщина – последние двое из тех, кто сегодня принимал свои процедуры.

– Такая гроза, – повернулся к ним Сагара. – Подождите тут, пока не закончится. Оставайтесь на ужин.

– Нет-нет, мы пойдем, – замотала головой женщина.

Мужчина взял её под руку и помог спуститься по аппарели. Они поплелись под дождём не оглядываясь. Сагара сдержал вздох.

Жители Минато избегали общения с синдэновцами. Они вообще старались до минимального уровня снизить общение с представителями миссий – но почему-то самих синдэновцев избегали особенно упорно. Лишь господин Ито готов был говорить с Сагарой на темы, которые выходили за границы будничных потребностей общины – но и он замыкался в себе, встречаясь с кем-нибудь другим.

Сагара когда-то говорил об этом с Минья – в тот день, когда вылетала Первая центурия.

– Почему они ненавидят нас? – спросил Минья. – Это же Рива их убивали. Эти выродки со станции Ходэри их продали. Наконец, это Маэда подбил их восстать. А ненавидят нас.

Сагара знал настоящую причину – в конце концов, их было несколько, но важнейшую он не мог объяснить Минья. Он назвал самую простую:

– Потому что мы не успели помешать Рива.

– Но мы и не могли, увы! Мы не боги. Фронт продвигался так, как он продвигался.

– Если бы мы действительно этого хотели – могли бы. Четыре таких корабля, как «Танкред», могли бы сделать глубокий прорыв и по крайней мере защитить город.

– А потом? Если бы Рива захотели вернуть сектор под свой контроль, четыре корабля не защитили бы его.

– Верно. Но Рива стягивали все силы к Андраде. Это важный для них рубеж. Лишь одна дискретная зона до Тайроса – и все корабли наперечёт. Да, они могли бы сохранить транспортный коридор, который им больше не нужен – но зачем?

– Чёрт! – У Минья это выходило очень выразительно, с придыханием: «чхорт!». – Простите, отче. Кто же знал, что эти ублюдки действительно исполнят свою угрозу. Мы же верили, что они всё-таки люди!

– Они всё-таки люди, – сказал Сагара.

– Вы говорите так, потому что вы священник, – усмехнулся Минья. – На самом деле вы так не думаете.

– Хотите сказать, что я лицемер?

– Да нет! Простите, отче, совсем не хотел вас обидеть. Разумеется, как священник вы должны думать, что это люди, но в душе – признайтесь, разве вы, глядя в глаза этим несчастным, действительно думаете, что Рива – просто заблудшие овечки, которые творят такое лишь потому, что не слышали слова Христова?

– Коммандер, на Старой Земле каждый ребенок знает, что то же самое, и намного худшее, творили люди, прекрасно знакомые со словом Христовым.

– Бред. Вавилонская пропаганда.

– К сожалению, нет. Мой родной город был точно также сожжён в одну ночь.

– Что? – Минья удивился.

– Нагасаки. Я родился в Нагасаки, на Старой Земле.

– Вы? На Старой Земле? Но это же…

– Вавилонский протекторат? – Сагара усмехнулся. – Да, я знаю. Я это почувствовал на собственной шкуре, слишком болезненно – когда понял, что мне, христианину, под этим небом нет места. Что ж… Я вспомнил, что есть иные небеса – и отправился к имперскому консульству.

– Простите, я… ничего не знал, – Коммандер Минья немного смутился.

– Да, я не слишком болтаю об этом. И вас умоляю не делать из меня сенсации.

– Но землянин в Синдэне!

– Синдэн был основан землянкой – разве нет?

– Отче, – Минья усмехнулся на него. Сагара был младше по должности, но старше по возрасту и равен по званию – поэтому Минья не старался спорить серьёзно. – Я одно знаю точно: ничего такого, как здесь, наши после Эбера не творили.

– Да, – согласился отец Сагара. – Но стоит нам поверить, что противник – даже такой – не человек… и мы это сделаем.

– Вот потому я не боюсь оставлять вас тут одного, – сказал Минья. – Знаю, что вы – без сомнения, тоже со всем управитесь. А я надеюсь на фронте встретить того, кто за это ответит – и поджарю его в своё удовольствие.

– Тогда я буду молиться, чтобы вы его не встретили, коммандер.

– Это ваша работа, отче, и вы очень хорошо её делаете, – сказал Минья, и они распрощались.

Теперь этот разговор снова пришёл Сагаре на ум – и беспокойство, которое прежде тревожно ворочалось где-то под сердцем, заговорило в голос. Оно говорило, что история повторяется снова, что Сагара ничему не научился на своих ошибках, и опять вокруг него растёт стена отчуждённости. В первый раз так вышло из-за того, что Сагара принял христианство. Теперь – из-за чего? Почему он не может разделить с братьями, с гражданскими, со всей Империей праведный гнев против вавилонян, которые совершили это злодеяние? В имперской инфосфере уже привычно добавляли – «неслыханное». Но Сагара слыхал про множество таких злодеяний. Слыхал и про намного худшие.