Текст книги "Магнолии (СИ)"

Автор книги: Олеса Шацкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

– Я попросил бы прощения, но не чувствую себя виноватым.

– Еще бы ты чувствовал. Привык думать только о себе.

– Хотел бы, чтобы это было так, но в последнее время все мои мысли занимает другой человек.

– Это ничего не значит! Даже если ты встанешь на колени и будешь умолять, я все равно не смогу простить твой обман! Я… Там, у машины, когда Игорь назвал меня тупой малолеткой, он был абсолютно прав. Все, что я делала до этого момента – продолжала оставаться все такой же незрелой и наивной, как десять лет назад, в школе, хоть и мнила себя умнее, лучше других. Но я вдруг впервые подумала, что больше могу не держаться за этот образ. Потерять стипендию – не смертельно. Уйти в академ – возможность попробовать новое, а не повод сунуть голову в духовку. Даже потерянная по пьяни невинность оказалась не так страшна, как предательство близких друзей. Ты не мог выбрать более подходящего момента, чтобы ударить, потому что это он и был – я впервые позволила себе остаться без привычной защиты. Вылезла наружу, чтобы глотнуть свежего воздуха, а там – ты.

– Я не хотел этого.

– Какое хорошее оправдание. Когда мы переспали, ты тоже этого не хотел?

– Саша!

– Скажешь, ты лучше Игоря, потому что терпелив настолько, чтобы подождать до дома? У тебя большая машина – думаешь, мы не поместились бы на заднем сидении? Ты такой же, как и он! Пользуешься другими, потому что боишься, что кто-то может оказаться быстрее и воспользоваться тобой.

– Прекрати. Пожалуйста. Это не так.

– Я по-прежнему ничего не помню о той ночи. Только, знаешь, и не хочу вспоминать. Вот и поговорили, да? Не приезжай больше, а то в следующий раз придется скупить вторую половину магазина.

За спиной не было слышно шагов, и от этого боль почуяла себя безнаказанной – набросилась с новой силой, кусая в плечо – под которым текло и стучало неровно полуживое. Зачем он приехал? Разбередить рану, которая только затянулась? Посмеяться надо мной? Сказать с улыбочкой «скучал по тебе» и думать, что я тут же растаю настолько, чтобы запрыгнуть на руки? Нет уж, Стас, съезди в Южный и поищи еще какую-нибудь дуру – у таких весной обострение.

А брат еще получит. Я заставлю его вернуть деньги, и пусть для этого потребуется выложить родителям все до мельчайших подробностей. Может, хоть тогда дышать станет легче, потому что на свете не останется людей, которые считали бы меня идеальной.

– Саша!!! – Крик взорвал наполненный горечью вечер, словно кто-то запустил фейерверк. – Ты нужна мне!!!

Я обернулась, словно подхваченная вихрем, и прикрыла локтем глаза, потому что внезапно испугалась того, что сделала. Пульс все еще бешено барабанил, ведя неизвестный отсчет, то срываясь, то ускоряясь. И успокоился, только когда я на ощупь ткнулась в горячую, до одури знакомую шею, позволяя пальцам скользнуть под шапку волос, чтобы притянуть его еще ближе.

15.

– Просто не будет, Стас. Никогда. Дело совсем не в характере. Мне самой еще нужно во многом разобраться, ведь я никогда не жила, начиная каждый день с нового листа. Сегодня я продавец в магазине на углу, а завтра, может, отправлюсь за город полоть клубнику или работать в теплицах. Я не знаю пока, куда себя применить, поэтому хочу попробовать разное. У меня даже мысли никогда не было раньше, что так можно. Как будто это какой-то секрет, который окружающие передавали друг дружке за спиной, чтобы я не увидела. Вот и еще одна форма моего эгоизма – думать, будто мир крутится вокруг меня одной.

Как специально, передо мной звездное небо, сияющее миллионами звездных песчинок. Ничто не заслоняет взгляд, который может смотреть, куда заблагорассудится, и еще выше, отыскивая за сверкающей россыпью черное полотно, которое оказалось не туго натянутым, а податливым, словно плавящийся воск. Хорошо еще и потому, что тепло в спине, в плечах, на животе, собравшееся до размеров одного конкретного человека – человека, который нашел во мне что-то, что я сама пока не увидела. Чувствовать затылком его дыхание почти так же головокружительно, как дышать самой.

– Ты должен меня понять, ведь ты сам из тех, кто всегда делает только то, что хочет.

– Не всегда.

Он прикоснулся губами к уху:

– Иначе все случилось бы гораздо раньше.

– Кто мы друг другу теперь? Больше не соседи… попробуем стать друзьями?

– Честно говоря, я рассчитывал на большее.

– Честно говоря, я все еще зла на тебя.

– Я не горжусь своим поступком, Саша, но и врать не буду: поступил бы так же, будь у меня второй шанс. Потому что ты заворожила меня. Каждый вечер я слушал, как ты ходишь по комнате, ругаешься на слишком медленный интернет, поешь, чтобы не уснуть, и все твердишь: «маркетинговая стратегия является одной из частей общего стратегического плана фирмы». Я сам бы уже экзамен сдал.

– Тебе бы не повредило, да.

– Все еще считаешь меня бездельником?

От очередного поцелуя за ухом щекотно, и я не могу удержаться, чтобы не засмеяться:

– А ты нашел, наконец, работу?

– Она всегда у меня была, глупенькая.

Точно оружие. Или наркотики, привычно подумала я. Иметь такую машину, скупать одним махом стеллажи с инструментами просто затем, чтобы задержаться в магазине подольше и посмотреть, как я буду краснеть, сбиваясь при подсчете – я все еще не знала про Стаса ничего из того, что выбивалось бы за рамки моего представления о жутком соседе. Кроме того, что он волновал меня сильнее, чем мне бы хотелось.

– Не думай, что я помешанный, – продолжил он, стягивая руки покрепче, как будто я могла выскользнуть. – Я не строил планов, как затащить тебя к себе. Максимум – на ужин в любой ресторан поближе к дому, чтобы ты не успела передумать, пока будем идти. Но получилось все, как получилось – и я не жалею. Потому что ты моя, вспомнишь сама об этом или нет.

– Это и был весь твой план? Приехать и заявить свои права, даже не думая, что я могу иметь по этому поводу другое мнение? Ты просто невероятный наглец!

– Конечно, у меня есть козырь в запасе. Я хорошо подготовился. У тебя же черный пояс по оригами – вдруг ты и меня свернула бы в лягушку.

Скорее любимого брата – за чересчур длинный язык и пальцы, запачканные денежками, полученными грязным путем.

– И что за козырь?

– Ты все еще должна мне желание.

Я дернулась, но он положил подбородок поверх плеча, и я не смогла даже повернуться, чтобы убедиться, что сказанное не шутка.

– Поправь меня, если я не так поняла. Ты по-соседски вызвался помочь найти мои пропавшие вещи, возил по городу несколько часов, глядел на мой стриптиз, судил меня за учебу, за неподходящих друзей, ты даже избил парня, вся вина которого только в том, что когда-то я думала, будто он мне нравится. И все это время знал, что сумка, ради которой я так изворачиваюсь, лежит у меня под ногами. Какое желание я осталась должна?

– Я не прошу готовить мне ужин, стирать вещи и называть господином. Всего-то одно маленькое желание – ты еще легко отделалась.

– Странный способ просить прощения, не находишь?

– И не собирался. Мне нужны мои пять свиданий, потому что я не хочу быть тебе соседом, другом и еще бог знает кем. Ты сказала: этого хватит, чтобы убедиться, что ты по-настоящему мне нравишься, и если так, я готов это доказать.

Под сердцем заныло – так сильно, что я не смогла сходу определить, вызвано это болью или же приливом неизвестного чувства, горячего, как входящий в атмосферу метеор. Мне бы глотнуть ночного воздуха, чтобы хоть на чуть-чуть ослабить этот жар. Чего доброго он мог растопить двадцатилетние залежи льда, до которых не добирались еще ни одно слово и ни один взгляд. А я боялась расплакаться. Наверное, больше, чем влюбиться.

– Пять свиданий? – переспросила поскорее, пока голос не принялся дрожать. – Не припоминаю такого. Кажется, я говорила пять сотен. Готов ждать так долго?

Думаю, ему было непросто сохранить самообладание. Я ощутила, как его грудь подалась вперед, потом замерла и отхлынула, увлекая меня за собой. В ней теснилось невысказанное, возможно – по-прежнему опасное и пугающее, но совершенно точно – согласное на все, что бы я ни придумала ему в наказание.

– Я терпеливый, – шепнул на ухо. – Но еще я очень настойчивый.

– Вот и договорились, – вернула я ему. – Мое любимое сочетание.

16.

Стас не соврал. Он оказался не просто терпеливым, а до безумия выдержанным и спокойным, как бы я ни испытывала его. А мне хотелось его уязвить, особенно поначалу. Наверняка он все же чувствовал себя виноватым, хотя и отрицал в своей любимой манере – словно заманивающий в свои сети паук:

– Я готов повторить все хоть сейчас.

Но на деле он позволил вить из себя веревки, прекрасно понимая, что буре, которая все еще не утихала у меня на душе, требовался выход. Это самое искреннее извинение – принять на себя все удары для того, чтобы однажды я в ответ приняла его – как человека, ближе которого у меня еще не было. И для этого не потребовалось пятисот свиданий, хотя и пяти оказалось недостаточно.

При этом вел он себя безупречно. Настолько безупречно, что у меня порой сводило скулы от внутренней борьбы – самой взять его за руку, самой поцеловать на прощание. Он не делал ни одного шага навстречу, кроме как подъехать на своем монстре к магазину в один и тот же час. А потом ждать, когда я выйду и снова преодолею пропасть.

Только в тот, первый, вечер он обнимал меня так крепко и говорил без тени загадки:

– Потому что ты моя, Саша.

Все последующие десятки он не прикоснулся ко мне и пальцем. Даже в кино, укладывая на общий подлокотник руку, заявлял, напуская на себя серьезный вид:

– Это моя территория, а это твоя, только попробуй переступить – и я вызову полицию.

И я скрипела зубами, но ютилась, приткнув ладони на коленях, как примерная школьница, пока не поняла, что он подначивает, проверяет, насколько я готова к следующему рывку. И когда в этой странной игре я все-таки рискнула, он победно улыбнулся, но только дождавшись, пока в зале погаснет свет – чтобы не обидеть меня.

Изучая его пальцы в темноте, то переплетая со своими, то очерчивая каждую шероховатость, я по-новому узнавала его и после окончания сеанса порой не могла припомнить ни одной подробности просмотренного фильма. Стас пускался в пространные обсуждения, а я только смущенно хмыкала, потому что не знала даже элементарного – детектив или мелодрама. В конце концов, эти фильмы все на одну картинку.

Не знаю, откуда в нем взялась эта невероятная стойкость, потому что о своем прошлом он рассказывал вещи, которые только подтверждали многие из тайных страхов, выросших еще в пору нашего соседства. Каким неуправляемым подростком был, сколько бед принес родителям своей непокорностью и удивительной способностью влипать или в драки, или в неприятности из-за глупого пустяка, а иногда – и в то, и в другое вместе взятое. Как не заботился ни о себе, ни о других, пока не обнаружил, что стоит на краю в одиночестве.

– Я долго жил в пустоте, – однажды сказал он мне. – Чтобы понять, чего я стою, пошел армию, а когда вернулся – родителей не стало. Они ушли друг за другом, так и не дав мне возможности что-то исправить. И я потерялся. Пока не встретил тебя.

Меня. Этого поражало еще сильнее. С его первой попытки познакомиться, когда я бежала сломя голову, роняя остатки достоинства на ступеньки, я так ни разу и не вылезла из своей раковины, чтобы хоть сколько-нибудь заинтересовать его. Наоборот – юлила, прятала взгляд, отказывала даже в минутке своего внимания, придумывая дурацкие отговорки. А когда, заперев дверь, прислонялась к ней с обратной стороны, всегда шумно выдыхала – пронесло, я в безопасности. А он все это время слушал. И ждал.

Когда я набралась смелости и спросила, как получилось, что он заметил именно меня, Стас рассмеялся:

– Ты же была такой забавной! Мышка-трусишка.

– Мышка? – Я не смогла сдержать своего разочарования, хоть и понимала, что он прав. Суета, которую я поднимала, очень походила на мышиное копошение при виде кота.

– Трусливая и весьма целеустремленная. Я никогда не стремился к чему-то настолько же сильно, как ты – к учебе. Я засыпал, а ты еще занималась, просыпался – а за стенкой слышался стук по клавишам. И не понимал: когда ты спишь? Когда ешь? Как вообще умудряешься не свихнуться от зубрежки?

– Можно подумать, ты казался идеальным парнем, – проворчала я. – Пугал меня до дрожи в коленках.

Моя боязнь становилась больной темой. В нем что-то содрогалось всякий раз, как я малодушно сдавала назад – словно напоминало о непрожитом, старом. И пусть он все еще мог вспылить – я видела это в глубине черневших в такие моменты глаз, – ни разу даже движением мускул на лице Стас не дал мне повода испугаться. Он напоминал дикого зверя, который устал от самого себя, и в то же время обнаруживал столько нерастраченной нежности…

Наши свидания поначалу больше походили на бесконтактные бои: я наступала себе на горло от желания большего, а он шутил и вел меня ужинать или просто вдоль по улице, в обратную от моего дома сторону. Мы исходили пешком пару районов, выучив каждый уголок, потому что на его первое предложение прокатиться я колко ответила:

– У тебя в багажнике лежат скотч, пакеты и пара мотков веревки – черта-с-два я сяду теперь в твою машину.

И он молча согласился, предложив мне самой выбирать направление.

С тем же успехом Стас мог подняться на высокую гору и смотреть, как я карабкаюсь, сбивая ладони в кровь, хотя у самого за спиной была припрятана веревочная лестница нужной длины. Он не облегчил мне задачу ни словом поддержки, ни хоть сколько-нибудь заметным движением навстречу. Поэтому, наверное, все и получилось наилучшим образом. Одерживая одну маленькую победу за другой – не над ним, а над собой, – в конце самого сложного марафона в моей жизни я, наконец, добралась до главного приза. За горизонтом скрывался не диплом, не высокооплачиваемая должность или долгожданный отпуск, как ошибочно мнилось мне с детства, а что-то намного, намного дороже.

– Я так долго тебя ждал, – сказал Стас, когда я, зажмурившись, поцеловала его, позволяя себе трепетать не от страха, а от счастья, которое толчками разлилось в стороны от сердца, чтобы переполнить меня и соединиться с волной, идущей навстречу.

– Я люблю тебя, Стас.

В конце концов, наши отношения вышли на тот уровень, когда родители поставили меня перед фактом: или я привожу своего парня знакомиться или… привожу своего парня знакомиться. Отцу надоело караулить у окна, следя за нашими чересчур потеплевшими в последнее время прощаниями. Мама с трудом удерживала его, чтобы не выскочил на крыльцо с полотенцем, а я совсем потеряла голову, если позволяла себе на глазах всей улицы целоваться до звезд в глазах.

– Что скажут люди, если увидят, как он… как ты… – возмущался отец, впервые за долгое время проявляя хоть какие-то сильные чувства.

– Именно, – поддакивал со своего места брат. – Соседки уже шепчутся – я сам слышал, простигосподи.

Он мстил, потому что я вытрясла из него все нечестно нажитые сбережения. Об одном только молчал – что Стас и был моей соседкой-студенткой весь прошлый год. Наверняка выжидал подходящего момента, чтобы урвать свой кусочек выгоды. Отец точно с меня голову снимет, если узнает.

Я надеялась, что запланированный ужин произойдет еще не скоро, но когда рассказала обо всем Стасу, обмирая в душе от ужаса, услышала в ответ:

– Отлично, давно пора, давай завтра.

И едва не грохнулась в обморок, представив, как он позвонит в дверь и отец затеет допрос прямо на пороге.

– Они не устоят, я обещаю, – слишком уж самоуверенно заявил Стас, но, тем не менее, сжал меня покрепче. – Не волнуйся, все будет хорошо.

А на следующий день заявился к нам домой в настолько умопомрачительном виде, что не устояла я сама, срочно нашаривая под собой в поисках, куда бы приткнуться. Потому что Стас выглядел не как наркоторговец или маньяк с дрелью под сиденьем – все до одной татуировки были скрыты под костюмом, стоимость которого наверняка покрыла бы недельную выручку целого магазина. Если отец и заготовил несколько гневных замечаний по поводу наших слишком тесных объятий, они выветрились с тонким запахом парфюма, который, словно дурман, успокаивал любого, только тронув ноздри.

Мама расстаралась с ужином, поэтому ожидала, что Стас высоко оценит ее кулинарные таланты, а меня, по счастью, больше гоняли на кухню и обратно. И хорошо, думала я, считая до пятидесяти, прежде чем вернуться и снова убежать. Желудок тоже стоял на стрёме, поэтому вряд ли оказался бы способен на переваривание – родители обходными путями выясняли, насколько далеко мы зашли в ежевечерних гуляниях…

– Поймите нас правильно, – тщательно выговаривала мама: – Саша очень самостоятельная, но мы все равно беспокоимся о ней, потому что раньше она никогда ни с кем не встречалась…

Меня скрутило уже выходе из кухни, поэтому я мгновенно шмыгнула обратно, успев заметить только, с каким злорадством кивает мне брат. Этот точно знал, когда задать неудобный вопрос.

Стас что-то отвечал – до меня доносился лишь тон его голоса: спокойный, рассудительный, очень мягкий. На фоне него мамины возгласы или смех звучали, как неожиданно включающийся миксер.

– Да, Саша очень самостоятельная, – поддакнул брат, когда я в очередной раз выползла, чтобы для вида посидеть за общим столом. – Такая самостоятельная, что мы по полгода ее не видели, пока она не смылась из универа. Знали бы вы, в какой дыре она там жила, но домой переезжать не торопилась. Наверное, соседи были очень приятными, правда, сестренка?

Я угрожающе растянула в улыбке губы, но мы сидели слишком далеко друг от друга, чтобы он так легко испугался будущей кары.

– Напомни, кто это был? Кажется, один па…

– Должен признаться, я знаю, о чем идет речь.

Стас отложил вилку и основательно прокашлялся, словно собрался сдаться с повинной и копил для этого силы. Брат даже жевать перестал, как будто не ожидал, что тот поведется так легко – в запасе у него имелась еще парочка щекотливых заготовок. А уж у меня сердце и вовсе замерло.

– Я вынужден извиниться за то, что не был достаточно хорошим арендодателем, чтобы позаботиться о доме, в котором жила Саша. Собственно, мы и познакомились, выясняя, насколько я запустил квартиры. Перебои с водой, тонкие стены, никакой звукоизоляции…

– Так вы занимаетесь недвижимостью? – спохватилась мама. – Саша, почему ты ничего не говорила об этом?

– Это дело моих родителей, – любезно сообщил Стас. – Они умерли несколько лет назад, оставив все на меня, а я оказался не готов к такой серьезной ответственности. Но сейчас я стараюсь все исправить.

– Боже мой! – Мама всплеснула руками. – Как это печально, бедный мальчик!

Отнюдь не бедный мальчик скорбно закивал головой, принимая горячую поддержку, словно аплодисменты, а мы с братом переглянулись и молча вышли вместе на кухню.

– Это что еще за дрянь? – спросил он меня, как будто я сама понимала, что происходит. – Ты же говорила, он преступник.

– Ничего я тебе не говорила. Может быть, размышляла вслух – было дело.

– А кто сказал, что деньги помечены полицией и поэтому меня заметут, если я не отдам их? Врушка несчастная!

– В следующий раз подумаешь хорошенько, прежде чем торговать своими близкими. Жалкий вымогатель!

– Да если бы не я, ты бы так и торчала в своей комнате, покрываясь плесенью!

– Если бы не ты, мне не пришлось бы постоянно краснеть!

– Саша! – уже кричали из комнаты, найдя сотню-другую причин, чтобы вытрясти из меня подробности нашего знакомства. Еще бы, с таким-то богачом…

Это был не ужин, а кошмар, поэтому закономерно, что в итоге мы впервые с тех самых пор, как стали парой, поругались. И чем больше родители восторгались вежливостью Стаса и его прекрасным воспитанием, тем сильнее кипело у меня внутри, пока я, проводив его до машины, не высказала все, что думаю:

– Ты обманул меня, опять!

– Нет, Саша. Если бы ты спросила, я бы все рассказал, но тебе же нравилось думать, что я маньяк.

Он точно издевался – смотрел, подняв брови, будто я собиралась через голову прыгнуть или встать на задние лапки. А меня выворачивало от мысли, что пока я жаловалась ему на непорядочность домовладельца, он поддакивал и обещал подать жалобу, чтобы добиться справедливости, на себя же самого.

– Зачем ты вообще поселился в этой квартире, если мог ткнуть в любое место на карте и умчаться туда уже через пять минут?

– Потому что это мой дом, и я могу жить в нем, сколько захочу.

Он попытался притянуть меня к себе, но я вырвалась, быстро вспоминая, каково это – держаться от него на расстоянии.

– Саш, ты же не всерьез!

– Не подходи ко мне, – предупредила я, чуть сдерживаясь, чтобы не раскричаться под прицелом родительских глаз, следящих из окна. – Лучше тебе сесть в свою замечательную машину и отправиться обратно, в свою замечательную жизнь, где ты, чертов богач, живешь в конуре, в которой даже горячей воды, когда нужно, не допросишься.

– Я работаю над этим. Думаешь, зачем я закупился строительными материалами? Чтобы похищать невинных девушек и отвозить их в лес?

– Просто уезжай, ладно?

– Саша!

Мне еще предстояло выслушать дифирамбы в его честь от мамы, так что тратить силы на эту комедию не было никакого желания. Нервы больше походили на измочаленные нити, которым до обрыва не хватало разве только нежностей, навязанных силой. Сейчас он уже не строил из себя неприступную скалу, прекрасно соображая, как мной можно манипулировать, а мне хотелось, чтобы он действительно задумался: нельзя так просто врать и полагать, что все сотрется за пару глубоких поцелуев.

Я демонстративно ушла в дом, но, похоже, прежняя, каменная Саша окончательно покинула пределы моего тела. Потому что ночью, когда он позвонил, зная, что, расстроенная, я все равно не усну, мы проговорили до самого рассвета.

Через неделю, в мой выходной, мы отправились на побережье, а после, когда солнце уже завалилось на один бок, долго плутали на машине незнакомыми дорогами. Я не особенно следила за картинкой за окном, предпочитая закрывать глаза, когда Стас накрывал ладонью мое колено. Но когда остановились, с удивлением обнаружила всего в двух шагах знакомый фасад.

– Зачем ты привез меня сюда?

Не скажу, чтобы мне очень хотелось вновь окунаться в деньки, когда мы жили бок о бок, подозревая друг друга в тихом помешательстве, но Стас сказал:

– Хочу показать тебе кое-что. – И я, конечно же, как завороженная, поплелась следом.  Я делала все, что он хотел, как бы ни старалась сохранять благоразумность.

Ноги все еще помнили скрипучие ступеньки, пальцы – отполированные многолетними касаниями перила, но глаза не сразу нашли белую обшарпанную дверь.

– Я же говорил, что стараюсь все исправить. – Стас обнял меня со спины и вложил во вспотевшую руку нагретый ключ. – Если ты когда-нибудь захочешь вернуться, чтобы снова сводить меня с ума своим пением, знай, что эта квартира всегда в твоем распоряжении.

Я сглотнула, но так и не нашлась, что ответить. Все, что он делал для меня, было большим, чем то, на что я могла рассчитывать. Он с поразительным спокойствием сносил мои причуды, гася надвигающиеся истерики и разделяя радости. И при этом так сильно меня любил, что порой хотелось плакать просто от мысли, что он рядом. Но, даже отвечая взаимностью, я чувствовала, что остаюсь не до конца честной. И наша неожиданная и глупая ссора только сильнее убедила – мне необходимо признаться.

– Хочу увидеть твою квартиру, можно? – спросила я, зная, что он не откажет.

Видеть ее во второй раз, но разглядывать – в первый, странно. Мне казалось, я вспомню по-армейски идеальный порядок и пару фотографий на прикроватном столике, потому что они не вязались с небрежным стилем, которым Стас будоражил меня весь год. Но, даже проведя ладонью по пушистому покрывалу на кровати, взглянув на окно, вид за которым который так походил на мой и все же чуточку отличался, я не смогла столкнуть пласты памяти с той ночи. Стас говорил, что все началось в парке, когда я вдруг отчаянно-смело поцеловала его, изумив и взволновав настолько, что он едва удержался от неправильного поступка прямо там. Но я была уверена, что для меня все случилось гораздо позже. Когда он, взяв себя в руки, довел меня до самой двери, а я не смогла с ним расстаться. Наверное, следя сейчас за моими перемещениями, он тоже ждал, что вспышка озарит темный угол, и разум откроет правду – не он соблазнил пьяную меня, а я не дала ему шанса мне отказать. Я давно уже догадалась об этом, но окончательно подтвердить это знание, как бы ни старалась, не смогла. И все-таки он не будет разочарован, потому что мне было, что сказать.

– Я действительно не помню ту ночь.

Лучи заходящего солнца ложились неровно, золотя его волосы, но скрывая в тени мягкий изгиб губ.

– От Южного и до полудня, когда я проснулась в своей кровати в диком похмелье, у меня в голове черная пустота. Но есть одна вещь, в которой я не уверена – сон это был, или же проблеск воспоминания. И я хочу спросить тебя о ней.

– Что это, Саша? – его голос дрогнул.

– Татуировка. У тебя их много. Слишком много, чтобы запомнить хоть половину. Но с самого пробуждения и до этой минуты меня преследуют магнолии, как будто пытаются о чем-то рассказать. Может быть, я и свихнулась, конечно, но ты можешь разубедить меня?

Вместо ответа он сдернул через голову футболку, и я сразу увидела ее там же, где и запомнила – бьющуюся, живую, настоящую. Посреди черного поля змеящихся линий.

– Это рисунок моей матери. Я хотел, чтобы она всегда была со мной.

– Не думаю, что смогу еще что-то вспомнить, – сказала я, гладя дрожащие лепестки кончиками пальцев. – Но очень надеюсь, что мы создадим новые воспоминания.

– Так и будет, Саша. Так и будет.

Больше книг Вы можете скачать на сайте – Knigochei.net