Текст книги "Взломщики сердец, или Хождение в Страну пяти рек"

Автор книги: Олесь Бенюх

Соавторы: Даршан Сингх
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

ВСТРЕЧА С ДРУЗЬЯМИ

Вечером местное отделение Общества индийско-советской дружбы пригласило нас на встречу – не в первоклассный ресторан, а в скромную столовую колледжа. В один ряд были поставлены столы разной формы и разнокалиберные стулья. Подали индийские закуски, сладкие и соленые, и неизбежный чай. Все было очень непринужденно. Никто не пришел людей посмотреть и себя показать. Все говорили то, что думали, и хотели узнать мнение соседей. Собралось человек двадцать: юристы, бизнесмены, студенты, рабочие, старик крестьянин. Все настолько увлеклись беседой, что чай совсем остыл.

На этой встрече выступил секретарь отделения общества.

Нынешнее Общество индийско-советской дружбы – молодая организация, она только вступает в пору зрелости. Не всегда найдешь отделение этой организации в городах Пенджаба, но не это показатель глубины дружеских чувств индийцев к Советскому Союзу. Ведь вряд ли найдется пенджабец, грамотный или неграмотный, горожанин или житель отдаленной деревни, не слышавший о Советском Союзе, о том новом обществе, которое строится в этой стране.

До завоевания Индией независимости, когда национально-освободительное движение охватило всю страну, существовала активная организация содействия индо-советской дружбе. Она называлась «Друзья Советского Союза». В те дни представления о первой социалистической стране у индийцев были весьма ограниченными и искаженными. Тогда почти не развивались контакты между двумя народами. В Индии не было советского посольства, советских культурных и информационных центров. И все-таки «Друзья Советского Союза» работали слаженно. У них были свои многочисленные отделения, программы бесед, лекций, они издавали книги…

Секретарь местного отделения Общества индийско-советской дружбы заканчивал выступление:

– Если четыреста миллионов индийцев и двести миллионов советских людей пойдут вперед рука об руку, помогая друг другу, тогда ничто не разрушит мир на пашей планете!

КУДА ВЛЕЧЕТ ПИЛИГРИМОВ

Мы поспешили в Бхакра. Уборка урожая шла полным ходом. Работающие крестьяне, сверкающие серпы и конусы снопов – вот, пожалуй, главные детали проплывавших мимо пейзажей.

Отсчитав пятьдесят верстовых столбов от Рупара, Гурбакш Сингх въехал в город Нангал. Горный кряж Наина Деви, обрамлявший далекий горизонт, вырастал на глазах. Река Сатледж прорезает в нем ущелье. Здесь идет строительство одной из высочайших плотин. Она будет втрое выше знаменитого Кутаб Минара в Дели.

О гидростанции Бхакра-Нангал покойный премьер-министр Индии Джавахарлал Неру сказал: «Это нечто грандиозное!» Энергия плотины поможет зажечь свет в тех индийских домах, где пока еще темно. Орошенные поля помогут накормить население Индии.

Индия – страна священных храмов, вершин, озер и рек. Их посещают, чтобы привести свои грешные мысли в строгое соответствие с канонами небес. Паломник в Индии – лицо высокочтимое, а паломничество – целая отрасль экономики.

Добившись независимости, народ древней страны создал новые «святые места» – строительные объекты, привлекающие нескончаемые потоки пилигримов. Новые «святые места» – источник национальной гордости индийцев. Люди приезжают сюда в поездах, автобусах, идут пешком. Во время каникул здесь особенно много студентов. В Бхакре мы увидели крестьян. Они смотрели, откуда потечет вода к задыхающимся от жажды полям и где родится электричество.

Советский народ, который верит в могущество разума, помогает индийцам строить новые «храмы» с куполами домен и минаретами воздуходувок. В новых «храмах» поют гимны труду, созиданию, дружбе.

Во время работы над этой книгой нам представился случай засвидетельствовать свое почтение одному из новых «храмов» Индии – Бхилаи. Разрешите представить вам некоторых людей, которые работают, а не молятся в этом «храме». Есть там и старые, и молодые, индийцы и советские люди – самоотверженные поклонники стали и свободы.

* * *

Один буржуазный индийский журналист глубокомысленно заметил на страницах своей респектабельной газеты: «Русские – замкнутый народ. Они держатся в стороне от индийцев».

– А что вы думаете об этом, мистер Пандей? – спросили мы пожилого начальника прокатного цеха.

– Мое мнение – прямо противоположное, – ответил он. – Я работал с русскими и в Индии и в Советском Союзе. Я работал с немцами и англичанами. Но лучше всего работать с русскими… Шесть месяцев я жил в Советском Союзе. И там, вдали от дома, я нашел дочь. Ее зовут Валентина, она была моей переводчицей. Она спросила меня:

– Мистер Пандей, как вас зовет ваша дочь?

Я ответил.

– Можно я буду вас звать так же?

Вот так в чужой стране я нашел дочь.

– Ну, а все-таки, общительны соотечественники Валентины или нет?

– Представьте себе комнату, свет погашен, светится экран телевизора. Это квартира Валентины. Она пригласила меня пообедать, а потом мы смотрели телевизор. Я сидел рядом с ее родителями. Тут же был муж Валентины. Пришли соседи. Валентина сидела у моих ног и переводила. Настоящая семья. И так далеко от моей родины!

Пандей вынул из кармана письмо.

– Это от моей русской дочери, – сказал он. – Валентина извиняется, что долго не писала, она перешла на новую работу. Плоды манго, которые я послал, все ели с огромным удовольствием. «Мама посадила косточки манго в саду. Интересно, прорастут ли они…»

Мы уверены, что косточки, которые мать Валентины посадила в уголке своего сада, на далекой Украине, прорастут и вытянутся в густые темно-зеленые деревца. И конечно, принесут плоды.

* * *

Один писатель утверждал, что «сталь поет». Конечно, он говорил это в переносном смысле. Вероятно, писатель слышал, как поют сталевары во время работы.

В юности инженер Сальниченко мечтал стать поэтом. Еще до войны он закончил Институт тонкой химической технологии и был там старостой литературного кружка. Он печатался в газете «Шахтер» в г. Шахты на Украине. Но профессиональным литератором Сальниченко не стал. Он стал строителем.

Строителям-верхолазам часто приходится работать очень высоко, в небесах. В Бхилаи Сальниченко встречал и провожал солнце, стоя на гигантских лесах стройки. Знает он и что такое лунный загар. Перед ним расстилается новый город, комплексы мощного комбината, возникшие на месте нищей деревушки. По ночам «лунное серебро» прожигают ослепительные вспышки автогена – во имя труда и счастья человека. Такие ночи тоже рождают поэтов.

Сальниченко говорит: «Я работал во многих местах, и каждый раз, покидая новорожденный завод, я оставляю там частицу сердца. Когда ребенок берет в руки карандаш, он испытывает радость. Когда взрослый человек создает хорошую вещь, он гордится. Когда я уезжаю на новую стройку, мне всегда грустно. Ведь это дело моих рук, а работать мне здесь не придется. Но что делать? Я понимаю, что так устроена жизнь. Вернее, голова понимает, а сердце – нет».

Сальниченко не профессиональный поэт. Он просто строитель.

* * *

Шив Сингх, высокий, хорошо сложенный, красивый сикх, показал на угольный транспортер и сказал: «Весит 45 тонн, длина – 172 фута. Мы собрали его на земле и потом подняли электролебедками. Кранов не применяли…»

В голосе его звучало удовлетворение.

Он продолжал: «Образование у меня небольшое. Но дай мне любую работу, я сделаю ее. Я разбираюсь в чертежах. Не смотрите, что на мне накрахмаленная рубашка и аккуратно повязанный тюрбан. Это для вас. Я не подрядчик. Видите, какие у меня руки, все в мозолях, иголка не возьмет».

* * *

Что сильнее всего на свете?

…В тот день он проверял, как идут последние работы в куполе третьей домны. И, надо же было такому случиться, поскользнувшись и падая с головокружительной высоты, он ухватился за оголенный стык провода, по которому шел ток промышленного напряжения. Попов тут же потерял сознание. Стоявшие вокруг в ужасе замерли. Тогда рабочий-индиец схватил палку и с такой силой ударил по проводу, что перерубил его. Жизнь советского инженера была спасена.

Так что же сильнее смерти? Конечно, руки друга.

* * *

Мы сидели в гостях у инженера Ахуджа на лужайке среди цветов. Наш хозяин – один из первых инженеров, приехавших сюда. Тогда здесь были только рисовые поля. Строители провели дороги, построили город, железнодорожную станцию. Из Визакапатама прибыло оборудование, началось строительство завода. Было много трудностей, работали днем и ночью. Сроки подхлестывали.

– Почему вы так спешите? – однажды спросил Ахудж советского инженера Гумберидзе.

– Потому, что по контракту с вашим правительством мы должны все закончить в 1959 году.

– Не может быть! Видимо, в контракт вкралась опечатка! Наверное, к 1995!

Но время шло, и мечты воплощались в жизнь…

– Когда я приехал сюда, у меня не было ни одного седого волоса, а теперь!

Но в лице по-прежнему задор молодости.

Он продолжал:

– За третью пятилетку мощности увеличились вдвое по сравнению со второй пятилеткой.

– А может быть, в план опять вкралась опечатка? – с улыбкой спросил его старый друг Гумберидзе.

– Нет, черт возьми, нет!

* * *

Прокатные станы раскинулись на огромной территории. Здесь работают тысячи людей. Нам нужно было найти одного – Гумберидзе. В кабинете он не сидит. Нас натравили в арматурный цех.

– Только что он был здесь, посмотрите в цехе заготовок.

Из этого цеха – в другой, в третий. Везде одно и то лее: «Гумрич? Он только что был здесь». Наконец мы поймали его. Инженер что-то объяснял рабочим на языке хинди.

– Да, – ответил он, – я Гумберидзе. Да, я один из бхилайских «аборигенов». Да, за работу на комбинате меня наградили орденом Ленина. Здесь, где теперь прокатный цех, мы вынули два с половиной миллиона кубометров земли. Это половина всех земляных работ. Мы уложили около трехсот тысяч тонн бетона, более половины всего бетона, уложенного на этом заводе. Мы собрали около сорока семи тысяч тонн металлоконструкций – сорок процентов…

Вычисления он производил, как арифмометр.

…Однажды советские инженеры ехали в Калькутту. Старались достать билеты в вагон с кондиционированным воздухом, но безуспешно. Тогда один инженер почтительно сказал кассиру: «Разве вы не знаете, с нами едет магараджа Гумрич?» Все уладилось в одну минуту. Так Гумберидзе был назван магараджей.

…Его дочь вышла замуж. Она родила сына. Сын вырос и научился говорить. Его показывали в Тбилиси по телевидению. Мальчик плакал: «Дедушка, поскорей возвращайся домой». А Гумберидзе работал в Бхилаи.

…Во время пребывания премьер-министра Неру в Бхилаи министр сталелитейной промышленности и шахт Индии С. Сваран Сингх представил ему Гумберидзе. Поздоровавшись, инженер сказал: «Пословица гласит: если встретишь друга раз, встретишь его еще раз». И они встретились через год снова, когда пускали в строй новый цех.

– Мы собрали 45 тысяч тонн механических конструкций, что составляет…

Цифровой каскад продолжался.

Учебный цех Бхилайского технологического института. Работа кипит. Всюду чистота, которой может позавидовать домашняя хозяйка. Скромный и спокойный пенджабец Танедж, помощник преподавателя, держит в поле зрения каждую мелочь. На стенах цеха – лозунги:

«Техническое обучение – основа благосостояния нации».

«Время – деньги».

«Вовремя починишь – сбережешь пайсу».

«Береги смазочные материалы».

«Работа – святое дело».

Мы спросили Танеджа: «Что вы думаете об этих лозунгах?» Он вынул из кармана записную книжку и сказал: «Правильные лозунги. Но я бы добавил другие. Вот послушайте.

Идеям нужны крылья.

Строй Индию!

Сохраняй спокойствие!

Простота – красота.

Гордись, что ты индиец.

Трудись, как пчела!»

* * *

В День Независимости в Бхилаи состоялся совместный индийско-советский любительский концерт. Сотни инженеров и рабочих, индийцев и советских людей собрались в зале. Хозяева гигантских кранов и домн заставили звучать ситару и таблу, гармонь и балалайку. Протяжные, задумчивые песни Индии сменяли печальные и радостные русские.

Кончился концерт, люди вышли на улицу. Сверкали тысячи звезд. Недалеко пылали огни Бхилаи. Там ни на миг не прекращалась работа. Завод дышал глубоко и мерно.

Смолкла музыка в концертном зале, а Бхилаи продолжал свою песню. И, может быть, Бхилаи – это самая лучшая песня, рожденная дружбой двух народов, онл звучит радостно и мощно и слышна далеко за пределами Индии.

* * *

Фигура у него высокая, костистая. Лицо на первый взгляд невыразительное, изжелта-смуглое. И только глаза черные-черные, большие и яркие. И в сердце огонь Человек страдал. Он разговаривал сам с собой: «Значит, три года, что я работал здесь, пошли прахом? Каждый день двадцать километров пешком. Сам готовь, стирай, убирай общежитие. Но хоть раз я сказал, что жизнь тяжела? Если бы я работал на себя, не мог бы работать лучше. За что же они меня обидели? Прекрасно знают, что горизонтальную центрифугу собрал я. Восемь тонн деталей валялись вон там, в двухстах ярдах отсюда. Никто не помогал мне. Я их сам перенес и сам же собрал. Жгучее солнце и проливной дождь – все было нипочем. А теперь они приходят и говорят: «Шаик Ахмед, иди собирай гидропресс, а твой друг Зака Уллах проверит центрифугу». Как они посмели? Верно, Зака Уллах мой друг. Мы вместе учились. Мы и живем вместе. Но ни за что на свете я не позволю ему коснуться машины. Первый его шаг разобьет мою гордость. Я ни с кем не хочу делить свое счастье. Разве поэт откажется от своей песни? Я сам проверю машину. А если не разрешат, уйду отсюда навсегда».

* * *

Мясникову довелось работать в Запорожье, Днепропетровске, Днепродзержинске, Кривом Роге, Донецке, Липецке, Нижнем Тагиле, Макеевке, Таганроге. Он строил все бхилайские домны. Третья домна была юбилейной – тридцатой в его жизни.

Мясников – маленький худощавый человек. Полжизни он провел на строительных лесах. Мы спросили его, что он думает об индийских верхолазах. Он улыбнулся и сказал: «Очень храбрые ребята и прекрасные монтажники. Однажды двое верхолазов поспорили между собой, кто заберется по веревке на макушку семидесятиметровой трубы Бхилайской электростанции. И один поднялся: он карабкался разувшись – по древнему рецепту всех мальчишек».

Подошел инженер-индиец, и Мясников начал с ним весьма горячий и столь же непонятный нам технический спор.

А мы вспомнили мудрые слова: «Если ты посадил хотя бы одно дерево, значит, жил не зря». А домны? Как их пересчитать на деревья? Где тот великий бухгалтер, который в колонках цифр выразит признательность миллионов людей создателям мудрых печей?

НОГИ НА СТОЛЕ

Мы побывали и в Руркеле, где специалисты из Федеративной Республики Германии строили металлургический завод. Мы встречались с разными людьми, многое видели. Не собираемся сравнивать Бхилаи с Руркеле. Пусть читатель сам делает выводы.

* * *

Видите полосы на моем теле? Это следы раскаленного железа. Даже издалека видно, какие они черные, эти полосы. Я не раб, потому что в Индии нет рабства. И не преступник, если, конечно, не считать преступлением то, что мой брат работал у немецкого механика. Но разве братские узы – преступление?

Да, преступление. Теперь я так думаю. Мои шрамы – свидетельство тому. Мне сказали, что механик потерял сто рупий, а мой брат, его слуга, исчез.

– Говори правду, – сказали мне немцы. – Я сказал им, что я его брат, и это единственная правда, а ничего другого не знаю.

И тогда механик приказал своим: «Выбейте из него правду!»

Сначала они сорвали с меня одежду, затем принесли раскаленные прутья.

Очень больно, когда бьют раскаленными железными прутьями. Но разве они добились иной правды, кроме той, что я им сказал сразу? Нет, они только оставили эти длинные, черные полосы на моем теле. Вы спрашиваете меня: «Кто способен назвать честного человека преступником?» Я отвечу вам: «Только тот, кто сам настоящий преступник».

* * *

Мы стоим у парадного подъезда роскошного современного здания. Стоять можем сколько душе угодно, но внутрь путь заказан: эти двери открываются «только для немцев». Это Немецкий клуб в Руркеле.

Правда, некоторых индийцев туда допускают: тех, кто служит у немецких специалистов. На улицу вырываются пьяные голоса. Западногерманские инженеры поют свою любимую «Руркельскую песню». Она не оригинальна и в основном перепевает «частушки» штурмовиков:

 
Мы любим женщин, драки и вино.
Тот, кто имеет темнокожую наложницу,
Не долго протянет в тропиках!
 

После многократного повторения этих истин раздается всплеск воды: бутылки, подносы – все, что попадается под руку, летит в бассейн.

В Бомбее тоже есть свой парадный подъезд «Брич Кэнди» – известный бассейн, который открыт только для белых. Об этом гордо сообщает мраморная плита, вывешенная еще при англичанах.

Мы стоим у парадного подъезда Немецкого клуба в Руркеле. Нас туда не пустят. Да мы и сами не пойдем.

* * *

– Почему они прячут его от меня? – спрашивает Басу, индийский инженер. – Это же чертеж, а не ключ от сейфа. Чертеж крана. Правда, чертеж поможет мне лучше разобраться в механизме. Потому-то мне его и не показывают. У них молотка не допросишься. А это довольно сложный кран. И нам придется на нем работать, а не немцам.

Но ключ нам не дают, прячут его. Как собаки на сене.

* * *

Ну и чудеса! Из проститутки превратиться в няню-айю. Ловкие ребята эти немцы! Я должна смотреть за детьми. Но я не пою колыбельных. Я ухаживаю за взрослыми. Я продавала мой товар на улицах Калькутты.

А где же дети? Наверно, остались в Германии. Вместо них – одинокие отцы.

Айя для отцов? Смешно! Впрочем, ничего смешного В отелях, где живут немцы, работающие на заводе, это обычное дело.

Я не единственная. Немецкие папаши так любвеобильны! У них толстые кошельки, и многие девушки из Калькутты приехали сюда. Но им этого мало. Недавно они изнасиловали девушек-христианок из соседнего монастыря.

Увы, не все так щедры и добры к нам, как немцы Наши индийцы просто бессердечны. Подумать только, хотят всех девиц отправить назад, в Калькутту. Вокруг отеля протянули колючую проволоку. Но разве остановишь «дранг нах айя»? Любовь немцев не знает границ

Но и меня колючая проволока не удержит.

Потому что я мать, и мои мальчики в далеком Асааме должны что-то есть.

Их надо кормить каждый день!

* * *

«Двойное виски!» – крикнул он и грохнул кулаком по столу.

И в который раз бой опрометью кинулся к стойке. Помимо мощного голоса клиент имел лицо цвета вареной свеклы и маленькие блестящие глазки. Подняв бокал, он посмотрел сквозь него на свет и внезапно повернулся в нашу сторону. Мы сидели в углу и пили пиво. Некоторое время он изучал наш столик, потом уперся взглядом в Бенюха.

– Европеец? Сидит рядом с индийцем? И ничего?

– Я из Советского Союза.

Он залпом опрокинул виски.

– Я был в вашей стране. У Сталинграда. Командовал танком. С тех пор ношу вот эти «украшения», – он указал на ожоги на руках и лице. – Я в долгу за них перед русскими.

– Не советую приезжать к нам за таким долгом.

– Посмотрим, – пробормотал он, – мы еще посмотрим! А что вы делаете в Руркеле?

– А разве я в Федеративной Республике Германии?

– К сожалению, нет. Иначе бы вы не посмели открыто демонстрировать свою дружбу с индийцем. И все же и Руркеле у нас свои, немецкие законы. А вы занимаетесь пропагандой!

– Бхилаи – тоже пропаганда?

– Бхилаи?! Все, что вы делаете, – красная пропаганда. Ваша сталь – пропаганда! Ваши планы – пропаганда! То, что вы живете на свете, – тоже пропаганда!

Он выругался по-немецки, и по ресторану снова прокатилось:

– Бой, двойное виски!

* * *

Вот что пишет журнал «Шпигель»…

…металл стынет в чугунных ковшах. Но никому до этого нет дела. Скоро ковши выйдут из строя. Во всяком случае с шестнадцатью из двадцати это уже случилось…

…конвертер № 1, пущенный в эксплуатацию в декабре 1959 г., пришлось списать уже 11 января 1960 г. – всего лишь после 53 плавок…

…стальные чушки отправляют из Руркеле в Западную Германию. Там их прокатывают, и обработанную продукцию возвращают в Индию…

…производственные мощности Руркеле используются на 50 процентов…

…на складах заморожено 35 тысяч тонн стальных болванок. Они не могут быть использованы на месте, так как не построены соответствующие цеха. Их не пролают, потому что отдела сбыта не существует…

…организации труда нет и в помине…

Первые домны в Бхилаи и Руркеле начали давать чугун одновременно. Они стали символом соревнования между Востоком и Западом. Но западногерманская печь работала вхолостую. Оказалось, что комплекс строительства не завершен. Сооружение фундамента для сталеплавильных печей затянулось на несколько месяцев в отличие от Бхилаи, где домны и сталеплавильные печи были смонтированы одновременно.