Текст книги "Люди и города средневекового Севера"
Автор книги: Олег Овсянников
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)
Так называемые «своеземцевы» действительно относились к древнему и богатому роду новгородских бояр. Усадьба, принадлежавшая им, находилась в Новгороде на Славянском конце на Нутной улице. Крупная боярская вотчина «своеземцевых» в Подвинье начала складываться с начала XIV в. с покупки Шенкурского погоста. В конце XIV в. в нее входили, кроме Шенкурского погоста (который в это время назывался уже «великим погостом»), земли в Кокшеньгском погосте, в Ясеничах, Ловиничах и других местах7. Управление важскими вотчинами «своеземцевых» осуществлялось вотчинной администрацией – приказчиками, бирючами, кунщиками. Главную часть феодальной ренты, взимаемой с крестьян, составлял хлеб, но особенно в XV в. значительное место занимали денежные оброки. Можно предполагать наличие и собственного боярского хозяйства.
Раскроем теперь настоящее имя монаха Варлаама – это новгородский боярин Василий Степанович, который как посадник Великого Новгорода упомянут в документах 1446 и 1456 гг. В конце жизни Василий Степанович отошел от бурной политической жизни в Новгороде и удалился в свои важские владения, а впоследствии принял монашеский сан. В «Житии преподобного Варлаама Важского» постройка городка отнесена приблизительно к середине XV в.: «созда градец мал... на высоке горы... Пенежский градок именуемый» 8. Само возникновение укрепленной боярской усадьбы очень знаменательно. Это единственный известный пока на севере городок – укрепленный центр боярской вотчины. Возникновение его вызвано неспокойной обстановкой в Заволочье, а также набегами воинственных югорских князьков. Возможно, что одно из таких нападений было совершено около 1446 г. югорским князьком Юрадой.
Пенежский городок находился в 17 км от г. Шенкурска у Д. Смотроковки и занимает высокий мыс в излучине р. Большая Пенешка (Пенежка).
Городок просуществовал, по-видимому, недолго. В списках Двинских земель и в перечне Залесских городов он не упоминает ся.
Не исключена возможность, что городок был разорен до конца XV в. Так, с 1452 г. он попал в район действия военных отрядов великого князя, преследующего Шемяку: «князь велик... поиде противу Шемяки. Отпустил сына на Кокшеньгу градки их поимаша, а землю всею плениша и в полон выведоша, а ходиша до устья Ваги и до Осипова поле».
КРЕПОСТЬ МИХАИЛА АРХАНГЕЛА
о второй половине XVI в. в низовьях Северной Двины на мысу Пур-Наволоке на месте монастыря Михаила Архангела возник «город Архангельский». Термин «город» в средневековой Руси относился исключительно к военному укреплению, к крепости. Появление в устье крупнейшей водной магистрали Севера нового укрепленного пункта явилось значительным событием в политической, экономической и военной истории Беломорья.
Наиболее ранний документ о строительстве Архангельского «города», дошедший до нас, относится к 4 марта 1583 г. Это царская грамота двинскому воеводе Петру Афанасьевичу Нащокину и Залешенину Волохову. Грамота, несмотря на свой незначительный объем, содержит немало ценных сведений. Приведем ее почти полностью: «Писали есте к нам о Двинском городовом деле и роспись и чертеж тому городу к нам прислали: и мы тое росписи вычли и чертежу смотрели, и указали поставите город на том месте и по той мере, как в вашей росписи и в чертежу написано; а архангельскому монастырю, церкве и кельям, указали есми им быти в городе, а которые их монастырские службы, и дворы их служни, и всякие монастырские обиходы, и тем службам и двором и всяким монастырским обиходом указали есми быти за городом; а что монастырские земли отойдут под город, и к городу, и под посады, и для животного выпуску, и для всяких городовых нуж, и против тое монастырские земли в отмене указали есмя к монастырю дати пашенные ж земли, столко же четвертей или десятин, что у них отойдет под город и к городу. И как к вам ся наша грамота придет, и вы б часа того велели город делати на том месте и по той мере, по росписи и по чертежу, какову есте роспись и чертеж к нам прислали, наспех, теми посошными людми, которую посоху к тому городовому делу ёсмя указали ...а о наряде* городовом, и о железе, указ вам учиним часа того. Писан на Москве, лета 7091 марта в 4 день» 9.
О том, что это была не первая царская грамота на Двину «о городовом деле», свидетельствует ее краткость и лаконичность, т. к. речь идет о деле уже не новом, а обсуждавшемся ранее. В пользу этого говорит и разъяснительный текст грамоты: как быть с монастырем Михаила Архангела, попадающим в зону строительства. Не может быть и двух мнений о том, что этому предшествовала довольно обширная переписка, относящаяся, по всей вероятности, к 1582 г. Это же доказывает и практика городового строительства в средневековой Руси. Первая царская грамота «о городовом деле», посланная на Двину, говорила о необходимости иметь крепость в низовьях Двины, указывала местным властям выбрать для этого подходящее место и сделать проектный чертеж предполагаемому строительству. Трудно сказать, был ли чертеж сделан местными силами или для этого был послан специальный человек из Москвы. Наконец, место было выбрано и чертеж изготовлен и вместе с объяснительной грамотой отослан царю на рассмотрение и утверждение. Царская грамота от 4 марта 1583 г. подтверждает получение присланного чертежа и одобрение его.
Грамота с указом о строительстве, учитывая долгий путь от Москвы до Архангельска, поступила не ранее начала лета. Начинать строительство в оставшиеся месяцы 1583 г., даже если предположить, что деньги с «посошных людей» были уже собраны и лес заготовлен, вряд ли было реальным делом. А о том, что деньги на строительство собирались с посошных людей уже осенью 1582 г. (согласно не дошедшей до нас царской грамоте), свидетельствует отписка сотника Степана Миронова в получении с Егорьевской земли на Лодме денег «в городовое дело».
Спешить с постройкой крепости Михаила Архангела побуждали те же мотивы, которые привели к возникновению во второй половине XVI в. на беломорском побережье целого ряда крепостей.
Очень важно восстановить хотя бы в общих чертах облик северного «города» XVI в.
В нашем распоряжении нет писцовых книг XVI в., относящихся ко времени после постройки города. (В 1587—1589 гг. «Двину писали» князь Василий Андреевич Звенигородский и подьячий Рахман Воронов). Не сохранились и книги начала XVII в. – писца Алексея Федорова сына Загряжского и подьячего Меркурия Любученинова (1611 г.). Зато в нашем распоряжении имеются писцовые книги 1622—1624 гг. Мирона Андреевича Вельяминова и подьячих Бажена Степанова и Антона Подольского. Эти книги дают исчерпывающие сведения об Архангельском «деревянном городе». Описание 1622—1624 гг. в полной мере воссоздает облик «города» XVI в.: за прошедшие 38 лет в нем могли проводиться лишь ремонтные работы. Однако следует оговориться, что это будет правомерным в отношении планировки и архитектурного облика оборонительного сооружения, но не его вооружения – пушечного «наряда», который за прошедшие годы, несомненно, модернизировался.
Описание Архангельского «города» впервые, правда, с серьезными ошибками опубликовал С. Ф. Огородников 10. Мы считаем необходимым подробнее остановиться на описании Архангельского «города» по писцовой книге Мирона Вельяминова 1622—1624 гг.
Архангельский «город» деревянный, рубленный в две стены, мазан глиной. В крепость вели трое ворот – Архангельские, Воскресенские и Покровские. Ворота находились в воротных башнях. Покровские ворота были «водяные», т. е. со стороны Двины. Остальные 4 башни – Спасская, Вознесенская, Северская, Рождественская («Рожестенская») были глухими и стояли по углам. Как показывает практика оборонительного зодчества в средневековой Руси, проезжие, т. е. воротные, башни чаще многоугольные, глухие – четырехугольные. Длина городовой стены вместе с башнями и воротами составляла 417 сажен. Вокруг «города» располагалась «крепость с трех сторон, острог на иглах, а у острогу двои ворота: Архангельские и Воскресенские. На остроге ж и на воротах и башен». Вот перечень этих башен – Воскресенская и Архангельская (воротные), Вознесенская, Северская, Спасская, Рождественская– угловые. «И всего острогу мера 312 сажен с полусаженью». Перед острогом находился ров шириной 4,5 сажени, глубиной 2 сажени, в котором стоял тын (бревна, врытые вертикально), а около рва надолбы (бревна, врытые наклонно).
Пушечный «наряд» в Архангельском «городе» распределялся таким образом. Наиболее оснащенными были воротные башни, защищающие подступы к «городу» с суши: Архангельская – 4 ствола, Воскресенская – 2 ствола, по одному стволу имели все остальные башни (кроме Спасской, имеющей 2 ствола). По городовой стене были расставлены еще 19 стволов. На острожной стене и башнях вооружение не указано, вероятнее всего, его и не было. На зелейном дворе хранилось зелье, свинец, железо, одна медная н две железные затинные пищали, которые к стрельбе не были годны. л
Следовательно, Архангельский «город» состоял по существу из двух комплексов сооружений. Внешний, или острог, являлся но сути дела первой линией обороны. Учитывая, что перед башнями «города» находился стоячий тын, составляющий передовую линию обороны, в башнях не устраивали нижнего, подошвенного боя, а лишь средние и верхние бои, позволявшие обстреливать нодступы через ограду острога. В городовой стене, вероятно, были и нижние, и средние, и верхние бои, часть из них предназначалась для стрелкового, часть для пушечного боя. Башни верхней части наверняка имели характерные для того времени небольшие расширения– «повалы» или «обломы», являвшиеся по существу бруствером для стрелков. Сочетание острога и деревянного «города» не является чем-то необычным для древнерусского оборонного зодчества. Оно характерно для него, правда, для несколько более раннего времени, т. к. с XVI в. острог чаще выступал как самостоятельная крепость. Но и в XII в., например в Великом Новгороде, наряду с каменным «городом»-детинцем, существовала линия, защищавшая посад, – деревянный острог. Однако архангельский посад не мог располагаться за стенами острога – слишком узкое это было пространство: длина городовой стены с трех напольных сторон составляла 2% сажен, а длина стен острога 312,5 сажени.
Государева «пороховая казна» и оружие хранились на «зелейном дворе». К сожалению, описание зелейного двора» 1622– 1624 гг. не сохранилось, но насколько любопытен его комплекс, свидетельствуют документы, относящиеся к середине XVII в.
Пороховая каменная палатка XVII в. в Архангельском городе (реконструкция).
В 1647 г. архангелогородский воевода князь Юрий Буйное Ростовский послал царю «отписку» о постройке в Архангельском городе «каменной палатки». В море деревянных строений, подверженных пожарам, «пороховая казна» находилась в условиях постоянной опасности. «...А твоя государева казна в Архангельском городе немалая, и без полатки, государь, быть твоей государевой зелейной казне впредь страшно»,—писал воевода11. Охотников для проведения каменной постройки «кликали бирючи много дней», но из местного населения никто не изъявил желания, и подряд на постройку взяли находившиеся в городе московские стрельцы – 23 человека. Однако стрельцам удалось довести постройку
лишь до сводов – они были отозваны по службе в Москву. Двинской воевода не располагал местными каменщиками, и завершить постройку пришлось двум каменщикам, вызванным из Москвы,– Михаилу Ивлеву и Дмитрию Костоусову.
«Роспись полате», построенной в 1647 г., дает полное представление об этом первом в Архангельске каменном сооружении. Палата представляла собой здание 5X7 сажен с толщиной стен в полсажени и высотой их от земли до кровли сажень с аршином. На длинных сторонах постройки имелись окна с железными решетками и затворами. Перед окнами поставлен тын стоячий «для береженья», а в тыне сделаны решетки деревянные с железными запорами. Для обеспечения строительства кирпичом был построен кирпичный сарай 40 X 5 сажен, крытый тесом, обжигательная печь, а над печью другой сарай, также крытый тесом. Каменная постройка возводилась на фундаменте, укрепленном вбитыми деревянными сваями. Для предохранения «палатки» от затопления рядом с ней был вырыт водосборный колодец («приямок, а в приямок пущен струб»), в который шла дренажная каменная труба.
Скромная по своим размерам постройка 1647 г. положила начало каменному строительству в Архангельске, развернувшемуся в масштабах, еще не известных Русскому Северу. Безжалостный пожар 1667 г. уничтожил деревянную крепость, торговые помещения и посадские строения – «а в Архангельском городе и волею Божею ныне погорело...» ,2. В порубежном городе необходимо было незамедлительно отстроить крепость и торговые помещения.
В том же 1667 г. был «учинен чертеж», «как у Архангельского города размер и основание торговых промыслов товарного складу, и Немецким приезжим дворам, также и городу и слободам стрелецким, и всех жилецких людей домом, чтоб со всяким добрым и пристойным устроением как городовой крепости, так и гостиным и желецким дворам от всякого противного припаду безопасно и осторожно устроенным быти» .
Весной 1670 г. надлежало подрядить «у Архангельского города на острожное и на всякое строение» подрядчиков, но никто не подрядился, т. к. лес можно было доставить только по зимнему пути – «кроме зимнего пути лесу на Двине добыть не можно». Лес на постройку нового острога был доставлен лишь в 1671 г., а сам острог поставлен к январю 1672 г. Все деревянные постройки носили временный характер. Основной объем работ заключался и строительстве каменных гостиных дворов и каменного «города».
К сожалению, исходный чертеж, присланный из Москвы, не обнаружен, но по описям хода работ можно представить основные его моменты. Каменные гостиные дворы представляли по плану вытянутый четырехугольник 200X90 сажен, фасадом обращенный в сторону Северной Двины. Сооружение имело трехчленное деление – Русский и Немецкий гостиные дворы (80 X 90 саженей) с северной и южной сторон, в центре площадь с таможней, церковью и поварнями. Отдельно от комплекса гостиных дворов, недалеко от них, планировалось поставить каменный «город». Таким образом, чертеж 1667 г. сохранил планировку берегового пространства, существовавшую до пожара (новые гостиные дворы и «город» должны были стоять на старых местах).
Работы по строительству гостиных дворов начались зимой 1668 г. (В царских грамотах непрестанно указывалось на первоочередность сооружения именно гостиных дворов, а не города – «а наперед города велено строить гостиные дворы»). В 1670 г. в подмастерья каменного строения были направлены Олексей Марков и Михаил Мартынов, а в 1671 г. сюда был прислан Дмитрий Старцев.
Уже в ходе работ, в декабре 1671 г., подмастерье каменных дел Дмитрий Старцев отвез в Москву два чертежа – «что сделано» и чертеж с подписью воеводы Нестерова и дьяка Михайлова с предложением на гостиных дворах Русском и Немецком «...по стенам и по углам сделать семь башен, а сверх амбаров по стенах круг обеих гостиных дворов сделать бы зубцы... вместо города, а на старом бы городовом месте каменного города вновь не делать...» 14. Оба чертежа «писал иконник Ондрюшка Ондреев», за что и получил 24 алтына. Работы по чертежу, одобренному в Москве, начались в 1672 г. и продолжались до 1684 г.
Одной из причин, побудившей «совместить» строительство гостиных дворов и каменного «города», явились трудности, с которыми пришлось столкнуться в ходе работ, и в первую очередь недостаток каменщиков. Нехватка их на Двине ощущалась еще в 1647 г. Однако работы второй половины XVII в. не шли ни в какое сравнение с постройкой небольшой каменной палатки. По царскому указу в новом строительстве должны были принять участие присланные каменщики из Переславля Залесского, Ростова, Ярославля, Костромы, Вологды и Белоозера, но в 1670 г. на Двине «объявились» из 122 только 64 каменщика, а остальные
от хлебной скудности все разбежались неведомо где, иныя померли».
План Архангельска XVIII в.
Несмотря на усилия центральной власти увеличить число приписных каменщиков, оно не поднялось выше 83. Нехватка в каменщиках заставила наиболее полно использовать рабочую силу в вотчинах северных монастырей. «А есть, государь, каменщики на Двине Сийского монастыря в вотчине, Евдокимко Ларионов с товарыщи, десять человек и тех каменщиков без твоего государева указу мы к каменному делу взять не смеем»,—писал царю двинский воевода. Удачно поданная мысль была подхвачена, и с мая 1671 г. на стройке работали 69 приписных каменщиков, 17 вотчинных каменщиков Сийского и Николо-Корельского монастырей, 11 каменщиков «вольного найма» из разных городов и 109 учеников «каменного дела». Были вызваны даже из «Кашина Калязина монастыря» 9 каменщиков, но на Двине они так и не «объявились». Все каменщики получали поденный корм, который не только в разные годы, но и в течение строительного сезона не был одинаков – от 6 до 10 денег «на день». Воеводские «росписи» всегда четко разграничивали группы рабочей силы – приписные, вотчинные, вольнонаемные, ученики. Все остальные категории строительных рабочих получали «за поденный найм» или работали по подрядам.
Наиболее многочисленной группой были выполняющие «всякую работу» поденные работные люди, на день число их достигало 200—400 человек. Они копали рвы, били сваи, подносили материалы, очищали территорию стройки. Работные люди получали по 6—8 денег «на день», подростки по 2—4 деньги. По поденному найму работали те артели плотников, которые находились у «кружального дела» (т. е. устанавливали леса). В 1673—1674 гг. этой работой занимались архангельские плотники и холмогорские стрельцы: Петрушка Бугаев «с товарыщи», Андрюшка Трофимов «с товарыщи», Оброска Аврамов «с товарыщи».
Крупные подрядные работы выполнялись на Кузнечихе (сейчас входит в территорию Архангельска) «у кирпичного заводу» и на Орлецах, где добывали строительный камень и жгли известь. Наконец район гостиных дворов превратился– в грандиозную строительную площадку. Сюда были подвезены лес, тес, кирпич, камень; к площадке со стороны реки вели подъездные «мосты». Сложная система подрядов хорошо прослеживается на кирпичном производстве, где различные подрядчики возили к кирпичным сараям глину и песок, поставляли дрова для обжигательных печей, выделывали кирпич, отвозили его к месту строительства. В Орлецах, наряду с рабочими, нанятыми по подряду воеводой, взял подряд иноземец Кондратий Нордерман, в свою очередь нанимавший работных людей. Там, кроме жжения извести, ломали камень (бутовый) и тесали камень («тесанный стеной», «тесанный мостовой»).
Строительство потребовало огромного количества лесных материалов, поставку и обработку которых производили подрядчики. Исключительно по подряду работали кузнецы, в одиночку или артелями. В документах 1668—1673 гг. упоминаются некоторые артели кузнецов: Сенка Поздеев «с товарищи», Ивашка Востроносое «с товарищи», Якушка Микулин и Алешка Верещагин «с товарищи», Лешка Кокорин «с товарищи» и др. Желание воеводы перевести архангельских и холмогорских кузнецов «на корм» не нашло у них сочувствия.
Во всех звеньях строительства, а также производства и доставки строительных материалов непосредственно на строительной площадке находились воеводские «дозорщики» и подьячие – 8—11 человек. Они наблюдали за качеством и объемом произведенных работ и выполненных подрядов.
Деревянный Архангельский город (на изображении 1694 г.).
Большая часть работ, произведенных в Архангельском городе в XVII в., явилась, по существу, грандиозной системой подрядов, в которой в роли главного подрядчика от лица государства выступал представитель власти – двинский воевода. Если в предыдущих крупных строительствах Московского государства к наемной рабочей силе прибегали как к дополнительной, то документы строительства в Архангельске представляют собой беспрецедентный случай использования в XVII в. многочисленной армии вольнонаемных рабочих.
Начиная любое строительство, двинский воевода был вынужден отдавать приказы: «биричем велели кликать по многие дни, чтобы... охочие люди шли подряжатца повольною ценою...» Подрядчики могли отказаться от выполнения подряда, если он их не устраивал. Так случилось с подрядом «на острожный лес» в 1670 г., так отказались от подрядов холмогорские кузнецы, когда им предложили низкую цену за работу. Это было возможно лишь при тех социально-экономических условиях, которые сложились на Русском Севере, где не было крепостного права, жестких тисков феодально-помещичьей зависимости, в которых находился среднерусский крестьянин. В грандиозной архангельской стройке, кроме посадских людей стрельцов, принимали широкое участие «уездные двинские люди», т. е. крестьяне. Подряд мог быть взят не только на посаде, но и в деревне.
Обратимся к военному потенциалу Архангельска во второй половине XVII в. На высоком берегу Северной Двины строились деревянный острог и каменный «город» с гостиными дворами. В грамоте царю 5 января 1672 г. двинский воевода доносил, что сделано острожной стены 361 сажень, высотой 3 сажени, сделаны тарасы и обломы, намощены вдоль стен «мосты» (подвесная галерея с внутренней стороны стены для стрелков) и «бойницы учинены». Были поставлены девять семистенных башен, две из них воротные.
В новом остроге должен был находиться воеводский двор, житницы. Перед укреплением ставили обруб (укрепляли берег ряжками)—заготовляли бревна «на обрубное дело».
Таким образом, в начале 1672 г. в Архангельске снова начали возрождаться деревянно^земляные укрепления. Первоначально они мыслились как временные до постройки каменного городового укрепления. В ходе строительства, как уже отмечалось, под каменный «город» была отдана площадь между Русским и Немецким гостиными дворами, и Архангельск, таким образом, стал обладать двумя крепостями: деревянной и каменной.
Цель возобновляемого деревянного укрепления состояла в том, чтобы «...от всякого противного припаду безопасно и осторожно устроенным быти». Идея безопасности северного торгового порта красной нитью проходит на протяжении всего XVII в. В обстановке постоянной опасности рождались весьма любопытные оборонительные проекты. В июне 1646 г. из Москвы на Двину поступил запрос, можно ли построить в Березовском устье Северной Двины каменные башни по берегам, чтобы запереть цепями этот судоходный рукав реки 15. И велено было «сметать подлинно: сколько на те башни камени бутового и белого, и кирпичю и извести, и на связи железа, и на сваи лесу, и на кровлю тех башен тесу, на чепи железа ж надобно?» Предполагаемый проект поражает своей грандиозностью.
Однако ответ «с Двины» отражал истинное положение дел; некому было даже составить смету, так как никто не знал, сколько надо строительных материалов: «...не ведают потому, что у Архангельского города и в Низовских волостях каменщиков и кузнецов больших нет, и каменного дела никто не делывал». Кроме того, из Поморья отвечали, что укрепить каменные башни на песчаных низменных берегах двинских проток против ледохода «не мочно». Так, проект, родившийся в недрах Посольского приказа, был там же и похоронен. Тем не менее сама идея о строительстве в двинских устьях целой системы оборонительных сооружений казалась многим не только реальным, но и крайне необходимым делом.
Многочисленные предложения, направленные на обеспечение «корабельной пристани» от внезапного вторжения вражеских военных кораблей, поступали из самого Архангельска. Одно из них было осуществлено. В 1674 г. в Двинском Березовском устье в трех местах были построены деревянные раскаты для артиллерии– «для корабельного приходу». В начале XVIII в. принимаются меры предосторожности для предотвращения внезапности нападения шведов – на Двинских устьях строятся батареи, фарватер одного из рукавов Северной Двины делается непроходимым для
крупных морских судов.
Но вернемся к 1672 г. Со времени постройки на Пур-Наволоке первого дерево-земляного укрепления прошло без малого 100 лет. Новое укрепление, хотя и было построено на старом «городовом» месте, отличалось от старого. Это прежде всего острог, не дополнительная «крепость» к «городу», а самостоятельное ук-
репление. На смену 7 башням были построены 11, в том числе две проезжие. Проезжие башни стали крупнее – по 9 саженей. Исчезли Покровские водяные ворота и башня на них. Три башни, выходящие к Двине, стали глухими. Это отчетливо видно на чертеже Архангельска конца XVII в. (1694 г.). На чертеже, несмотря на его некоторую, идущую от иконописи условность, отлично видно и прежнее соотношение проезжих башен – друг против друга и старое название их: Архангельская и Воскресенская. Все башни на остроге шестиугольные с тремя ярусами боев – подошвенный, средний и верхний. Башни крыты тесом, имеют наверху смотровые вышки, заканчивающиеся «яблоками» и пранорцами (флажками). Острожная стена из вертикально стоящих бревен крыта тесовой кровлей. В нижней части стены изображены мелкие проемы – вероятно, бойницы подошвенного боя. Для стрелков верхнего боя с внутренней стороны стены были «мосты намощены». Воевода ничего не отписал царю о «крепостях» перед острогом, хотя упоминает о заготовке леса для «обрубного дела». Обруб должен был предохранить берег перед острогом от размыва и паводковых вод. Очевидно, перед острогом был ров, вырытый еще в XVI в. Остатки последнего дерево-земляного укрепления в Архангельске сохранились вплоть до XVIII в.
Имеется несколько планов Архангельска XVIII в., на которых можно отчетливо проследить следы дерево-земляных укреплений (1740 16 и 1760 г.). Последний чертеж выполнен «кондуктором А. Тучковым» и хранится в Архангельском областном историческом архиве. Можно указать еще один план—1768 г., который «с натуры поверял и сочинил инженер-квартермистр Александр Вахтин».
Некоторые данные о– вооружении нового Архангельского острога (1672 г.) дает «Двинской Росписной список 1683 г.», составленный при передаче воеводства боярином и князем Никитой Семеновичем Урусовым боярину и князю Никите Константиновичу Стрешневу 17. Наиболее оснащенными были воротные башни, имеющие «наряд» в нижнем (подошвенном) и средних боях: Архангельская – 4 ствола, Воскресенская —3. Всего росписной список перечисляет 12 орудийных стволов. Значительное уменьшение пушечного вооружения Архангельской деревянной крепости по сравнению с 1622—1624 гг. связано было, по всей вероятности, с гибелью прежних орудий во время последнего пожара, а также в связи с перемещением тяжелого оружия в период осады Соловецкого монастыря.
Наряду с дерево-земляными укреплениями, в Архангельске в XVII в., как уже отмечалось, шло строительство «каменного города» как составной части гостиных дворов. По своей планировке каменный комплекс Архангельских гостиных дворов и «города» является примером широко распространенной в XVI—XVII вв. так называемой «регулярной» застройки—вытянутый прямоугольник (правда, немного искажен в ходе строительства), со всех сторон изнутри ограниченный складскими помещениями, составляющими по существу нижнюю часть ограды.
Использование принципа «регулярности» не лишает оригинальности архангельское сооружение. Совмещение гостиного двора и крепости, придание по существу функций «города» гостиным дворам (они имеют 4 башни из 6) является новым взглядом и новой разработкой каменной крепостной архитектуры средневековой Руси.
Собственно, каменный «город» имел лишь две башни – проезжие, одна от Двины, другая «с моховой стороны». «А мерою город Архангельский будет меж стенами Русского и Немецкого двора по стене от Двины реки 60 сажен, а от болота по стене 48 сажен».
Стены в прямом смысле слова «город» имел лишь с переднего фасада, выходившего на Двину, и небольшой участок стены с Моховой стороны. На двинском фасаде стена была от Немецкого двора до проезжей городовой башни 26 сажен, «сделана тесаным камнем и кирпичом 2 сажени без четверти, семь падин на той стене перемкнуты и боевые окна в падинах сделаны, а толщиною та городовая стена по верху и с падинами 2 сажени без шти вершков, а кроме падин в боевых окнах толщиною в полторы сажени безо шти вершков». Протяженность стены от проезжей башни до начала Русского гостиного двора была несколько меньше (около 21 сажени), но она имела также семь «падин» с боевыми окнами. Стена от Проезжей башни с «моховой стороны» до начала Немецкого гостиного двора протяженностью около 20 сажен имела пять «падин» с боевыми окнами. Все упомянутые «падины» на стенах «города» находились в нижнем ярусе огня, т. е. были бойницами подошвенного боя. Верхние бои на стенах «города» были сделаны в зубцах стены и представляли собой узкие вытянутые бойницы. Нельзя не отметить существенную деталь, которая отчетливо прослеживается на всех планах гостиных дворов – сильный вынос угловых башен, что давало возможность усилить по противнику огонь с флангов.
Вход в Немецкий и Русский гостиные дворы, на углах которых стояли 4 башни, был сделан снаружи, но не во фронтальной стене, а сбоку. Так обычно строили проезжие ворота в угловых башнях каменных крепостей. Все башни имели различное количество ярусов огневого боя. Ярусы, или «мосты», делали обычным путем: внутри башни ставили кирпичный столб, на который клали клади, а на них уже мостили бревенные мосты.
Архангельский «город» возник на карте XVI в. в первую очередь как новый укрепленный пункт, как государева крепость на неспокойных северных рубежах Московской Руси. Имелась и другая сторона – дипломатическая. «Политес» состоял в том, что первое впечатление о Русском государстве, о власти и могуществе Московского царя иноземные купцы получали здесь, на берегах Двины, и, возвращаясь на родину, распространяли его в Западной Европе.
«ГОРОД НА ХОЛМОГОРАХ»
