Текст книги "Сталин. Жизнь одного вождя"

Автор книги: Олег Хлевнюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Общие признания и оценки Сталина не позволяют понять, что он знал о голоде. Что имел в виду, когда говорил Робинсу: часть крестьян «страшно голодает»? Вставали ли перед его глазами страшные картины: живые скелеты, разрытые скотомогильники, обезумевшие матери, убивавшие своих детей? Вряд ли. Выходы Сталина в народ ограничивались залами торжественных мероприятий, а ездил он по улицам относительно сытой Москвы, фасада советской власти. Опубликованные в последние годы информационные материалы ОГПУ имели достаточно объективный характер. Они подробно описывали детали голода, каннибализм, антисоветские настроения населения[333]333
  Трагедия советской деревни. Т. 3. С. 527–528, 661–665.


[Закрыть]. Однако читал ли такие материалы Сталин, мы не знаем. Единственный и самый известный документ о трагедии голодающей деревни, несомненно прочитанный Сталиным, – письмо М. Шолохова от 4 апреля 1933 г. [334]334
  Писатель и вождь. С. 28–58.


[Закрыть] Подробно, со всеми ужасающими деталями потрясенный писатель сообщал о голодных хлебозаготовках в Вешенском районе на Северном Кавказе, где он жил:

Я видел такое, чего нельзя забыть до смерти […] Ночью, на лютом ветру, на морозе, когда даже собаки прячутся от холода, семьи выкинутых из домов (за невыполнение заданий по хлебозаготовкам. – О. Х.) жгли на проулках костры и сидели возле огня. Детей заворачивали в лохмотья и клали на оттаявшую от огня землю. Сплошной детский крик стоял над проулками […] В Базковском колхозе выселили женщину с грудным ребенком. Всю ночь ходила она по хутору и просила, чтобы ее пустили с ребенком погреться. Не пустили (за помощь «саботажникам» полагались жестокие наказания. – О. Х.). Под утро ребенок замерз на руках у матери […]

Подробно описывал Шолохов и другие методы, которые применялись для выколачивания хлеба: массовые избиения, инсценировки расстрелов, прижигание раскаленным железом, подвешивание за шею и допросы полузадушенных людей и т. д. Шолохов не побоялся написать о том, что массовые преступления в Вешенском районе не были «искривлениями» местных активистов, а осуществлялись целенаправленно под руководством краевых властей. Однако дальше, до Москвы, по понятным причинам, эту цепочку тянуть не стал.

Несмотря на откровенность и резкость шолоховского письма, Сталин отреагировал на него относительно благоприятно. Он приказал оказать Вешенскому району помощь хлебом и провести проверку фактов, о которых сообщал Шолохов. Однако в целом Сталин поддержал местных руководителей. В ответном письме Шолохову Сталин обвинил его в односторонности и нежелании признать саботаж со стороны крестьян. Вешенские руководители, первоначально осужденные за «произвол» к суровым наказаниям вплоть до расстрела, были оправданы. По приказу Сталина их даже не исключили из партии, а только сняли с занимаемых постов и объявили выговоры[335]335
  Там же. С. 68, 145–147.


[Закрыть]. Сталин не собирался отступать и вел свою войну с крестьянством до конца, невзирая на жертвы.

«Умеренный» Сталин

Одержанная победа над крестьянством имела все черты поражения. Несмотря на репрессии, план хлебозаготовок выполнен не был. Государство получило из урожая 1932 г. хлеба почти на 20 % меньше, чем в неурожайном 1931 г. [336]336
  Дэвис Р., Уиткрофт С. Годы голода. С. 456–457.


[Закрыть] Еще более глубоким был провал животноводства. Вопрос стоял предельно остро. Если даже голодные реквизиции не смогли дать хлеб, что же делать дальше? Продолжение политики продразверстки было чревато постоянным воспроизводством голода. Одновременно свою несостоятельность продемонстрировала политика форсированной индустриализации. Скачки и наращивание капитальных вложений достигли своего предела. Противники Сталина призывали его к снижению темпов. Как всегда, эффектным был лозунг Троцкого: превратить 1933 год в год «капитального ремонта»[337]337
  В партии многие знали об этих выступлениях Троцкого. На пленуме ЦК ВКП(б) в январе 1933 г. они даже цитировались, хотя как «клеветнические» (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 2. Д. 514. Вып. 1. Л. 55).


[Закрыть].

Явные сбои давала даже простая и как будто безотказная машина сталинского террора. Массовые расстрелы, аресты и депортации в условиях кризиса позволили удержать власть. Однако Сталин воочию столкнулся также с разрушительной силой террора, способного не столько упрочить, сколько дезорганизовать государственную систему. Наличные «емкости» лагерей и тюрем к 1933 г. уже не вмещали поток заключенных. Тогда правительство приняло программу срочного создания новых поселений для депортации в отдаленные районы страны 2 млн человек. Но и эта программа полностью провалилась из-за недостатка ресурсов. В конечном счете в 1933 г. в ссылку отправили около 270 тыс. человек[338]338
  Красильников С. А. Серп и Молох. Крестьянская ссылка в Западной Сибири в 1930-е годы. М., 2009. С. 110–126.


[Закрыть]. Казавшиеся безграничными возможности уничтожения и изоляции «врагов», как выяснилось, имели свои пределы.

Внутренний кризис ослабил позиции СССР как раз в тот момент, когда заметно обострилась международная напряженность. Одним из первых сигналов угрозы большой войны была оккупация Маньчжурии Японией в конце 1931 г. «Японцы, конечно (конечно!), готовятся к войне с СССР, и нам надо быть готовыми (обязательно!) ко всему», – писал Сталин Орджоникидзе в июне 1932 г.[339]339
  РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 779. Л. 47.


[Закрыть] На советский Дальний Вос ток срочно перебрасывались дополнительные военные силы. Однако почти одновременно опаснейший очаг угрозы появился и в Европе. В январе 1933 г., в разгар голода в СССР, к власти в Германии пришли нацисты. Прежняя система европейской политики большевиков, построенная на сближении с Веймарской Германией, исчезла. Перед лицом нараставшей опасности на Западе и Востоке Сталину пришлось искать союзников среди западных демократий. 19 декабря 1933 г. Политбюро приняло особо секретное постановление о возможности вступления СССР в Лигу Наций и заключении регионального соглашения с рядом западных стран о взаимной защите от агрессии со стороны Германии. В число этих стран обязательно должны были входить Франция и Польша[340]340
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 15. Л. 154–155. Политбюро ЦК РКП(б) – ВКП(б) и Европа. Решения «особой папки» / под ред. Г. М. Адибекова и др. М., 2001. С. 305–306.


[Закрыть]. Сталин понимал, что для запуска нового внешнеполитического курса были необходимы сигналы о «нормальности» сталинского СССР, о его принципиальном отличии от фашизма. Это требовало обновления фасада советского режима – не то чтобы сменить полувоенный френч на фрак, но по крайней мере расстегнуть верхнюю пуговицу.

В общем, Сталин привел большевиков к очередной развилке. Ресурсы, позволявшие продолжать эксперименты первой пятилетки, были исчерпаны. С большим опозданием и после многочисленных жертв советский вождь согласился принять некоторые меры, которые можно и нужно было принять еще несколько лет назад.

Первой среди этих мер нужно назвать незначительные, но все же спасительные уступки крестьянству. Хотя сталинское государство и в дальнейшем действовало в деревне преимущественно силой, кое-что изменилось. Фактически признав пагубность неограниченной продразверстки, в январе 1933 г. правительство провозгласило введение твердых норм сдачи зерна государству (принцип продналога). Крестьянам пообещали предсказуемые нормы изъятия хлеба в пользу государства и право распоряжаться остатками. На практике это постановление никогда не выполнялось. Но его можно рассматривать как политический документ, провозглашавший переход от сталинского «военного коммунизма» первой пятилетки к сталинскому «нэпу» второй. Именно в рамках этого перехода были приняты другие, более реальные и действенные решения.

Огромное значение для выживания деревни и страны в целом имело постепенное развитие крестьянских личных подсобных хозяйств. В феврале 1933 г. на первом съезде колхозников-ударников Сталин пообещал, что государство в течение одного-двух лет поможет каждому колхозному двору приобрести по корове[341]341
  Сталин И. В. Соч. Т. 13. М., 1951. С. 252.


[Закрыть]. Со временем крестьянам было законодательно гарантировано владение приусадебными хозяйствами определенных размеров. Расширение личных хозяйств имело для деревни принципиальное значение. Оно составляло основу нового компромисса между государством и крестьянством. Сталин, скрепя сердце, согласился на вынужденную уступку антиколхозного характера. Крестьянам же, которые ничего или почти ничего не получали в колхозах, небольшие личные хозяйства позволяли кое-как сводить концы с концами. Даже задавленные непомерными налогами личные хозяйства демонстрировали удивительную жизнеспособность. По официальным советским данным, занимая ничтожное количество земли по сравнению с колхозами, личные хозяйства давали в 1937 г. более 38 % овощей и картофеля и 68 % мяса и молочной продукции[342]342
  The Economic Transformation of the Soviet Union / ed. by R. W. Davies, M. Harrison and S. G. Wheatcroft. P. 127.


[Закрыть]. Именно личные хозяйства позволили с гораздо меньшими жертвами пережить очередной голод, разразившийся после плохого урожая 1936 г. Такое развитие событий лишний раз подчеркивало пороки коллективизации начала 1930-х гг. Сохранение личных хозяйств уже на начальном этапе коллективизации было бы куда лучшим решением, чем безумное сплошное обобществление, в мгновение ока разорившее крестьян.

Столь же поздно, но неизбежно происходила корректировка индустриального курса. Первые ограниченные признаки вынужденного отказа от разорительной форсированной индустриализации и репрессий против хозяйственных кадров появились в 1931–1932 гг. Политическое обоснование новой линии Сталин выдвинул на пленуме ЦК ВКП(б) в январе 1933 г. Провозглашая развертывание новых классовых битв, он тем не менее пообещал, что во второй пятилетке темпы промышленного строительства будут значительно снижены. В отличие от многих других, этот лозунг вскоре действительно начал воплощаться в жизнь. Наряду со снижением темпов прироста капиталовложений, в 1934–1936 гг. проводились эксперименты и «реформы», направленные на расширение экономической самостоятельности предприятий и оживление материального стимулирования труда. Окончательно как левацкие были осуждены к этому времени идеи прямого продуктообмена, зато много говорили о роли денег, торговли, необходимости укрепления рубля. Сам Сталин также поменял политэкономические ориентиры. Чрезвычайно красноречивыми были его «рыночные» заявления на ноябрьском пленуме 1934 г. при обсуждении вопроса об отмене карточной системы:

В чем смысл политики отмены карточной системы? Прежде всего в том, что мы хотим укрепить денежное хозяйство […] Денежное хозяйство – это один из тех немногих буржуазных аппаратов экономики, который мы, социалисты, должны использовать до дна […] Он очень гибкий, он нам нужен […] Развернуть товарооборот, развернуть советскую торговлю, укрепить денежное хозяйство, – вот основной смысл предпринимаемой нами реформы […] Деньги пойдут в ход, пойдет мода на деньги, чего не было у нас давно, и денежное хозяйство укрепится[343]343
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 2. Д. 530. Л. 78–98.


[Закрыть].

В конечном счете в основе нового квазирыночного курса, своеобразного сталинского «нэпа», лежало признание значимости личного интереса, важности материальных стимулов к труду. Процветавшие в годы первой пятилетки проповедь аскетизма, призывы к жертвенности и подозрительное отношение к высоким заработкам сменились идеологией «культурной и зажиточной жизни». Вместо мифических городов-садов и изобильного социализма, обещанных в начале первой пятилетки, советским людям, прежде всего горожанам, в качестве перспективы предлагали теперь вполне осязаемый набор потребительских благ: комнату, мебель, одежду, сносное питание, возможности более разнообразного досуга. Стремление к достижению этого потребительского стандарта активно использовалось как способ мотивации труда. Повышение уровня жизни после хорошего урожая 1933 г. было, конечно, относительным и заметным лишь на фоне массового голода предыдущих лет. Заполнение товарами прилавков магазинов больших городов сопровождалось голодом в деревнях некоторых регионов и после большого голода. Однако на фоне 1932–1933 гг. это была «мелочь».

Государственный террор на некоторое время был также помещен в предсказуемые рамки. Все началось со специальной директивы, которую Сталин подписал в мае 1933 г. Согласно ей из переполненных тюрем было выпущено некоторое количество арестованных за «маловажные преступления». Чекистам запретили проводить массовые аресты и депортации[344]344
  Трагедия советской деревни. Т. 3. С. 746–750.


[Закрыть]. Подгоняемый обстоятельствами, Сталин и далее демонстрировал приверженность «социалистической законности». Именно по его предложению в феврале 1934 г. Политбюро приняло решение о ликвидации одиозного ОГПУ и создании Наркомата внутренних дел СССР. Политическая полиция как бы растворилась среди других многочисленных «нормальных» управлений нового наркомата, отвечавших за борьбу с уголовной преступностью, пожарами и т. п. Формально расширялись права регулярной судебной системы и соответственно сокращались полномочия различных внесудебных органов – орудия массового террора[345]345
  Подробнее см.: Соломон П. Советская юстиция при Сталине. М., 2008. С. 148–182.


[Закрыть]. Определенное значение имели показательные решения по частным вопросам карательной политики, инициированные при участии Сталина. В советской политической системе именно такие сигналы служили ориентирами для чиновников и индикаторами намерений вождя.

Одной из первых показательных акций периода «умеренности» был пересмотр судебного дела А. И. Селявкина. В период охоты на ведьм Селявкин, бывший высокопоставленный чиновник Наркомата тяжелой промышленности, герой гражданской войны, был осужден на 10 лет якобы за продажу секретных военных документов. В заявлении из лагеря Селявкин сообщал, что подписал ложные показания под угрозой расстрела под диктовку следователей[346]346
  АП РФ. Ф. 3. Оп. 58. Д. 71. Л. 11–31.


[Закрыть]. Жалоба попала на благодатную почву. Сталин, без согласия которого Селявкин не мог быть арестован, теперь дал противоположный сигнал. Как и следовало ожидать, проверка показала, что чекисты сфабриковали обвинения. 5 июня 1934 г. Политбюро отменило приговор Селявкину и потребовало «обратить внимание на серьезные недочеты в деле ведения следствия следователями ОГПУ»[347]347
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 16. Л. 88–89. Дальнейшая судьба А. И. Селявкина сложилась достаточно благополучно. Он пережил 1937–1938 гг., воевал и закончил войну полковником. В начале 1980-х годов он сумел даже выпустить книгу своих мемуаров (Селявкин А. И. В трех войнах на броневиках и танках. Харьков, 1981).


[Закрыть].

Шлюзы приоткрылись. В сентябре 1934 г. по распоряжению Сталина в Политбюро была создана комиссия для расследования жалоб по нескольким другим старым делам о «вредительстве» и «шпионаже». Сталин дал комиссии директивы: освободить невиновных, «очистить ОГПУ от носителей специфических «следственных приемов» и наказать последних «невзирая на лица»». «Дело, по-моему, серьезное и нужно довести его до конца», – писал Сталин. Судя по сохранившимся документам, комиссия действительно работала. Были собраны (сделать это было совсем нетрудно) различные факты о произволе карательных органов[348]348
  Хлевнюк О. В. Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры. М., 2010. С. 226–228.


[Закрыть]. Однако убийство Кирова, о котором речь впереди, изменило ситуацию. Комиссия не довела свое дело до конца.

Означало ли это, что убийство Кирова прервало далеко идущий процесс избавления от террора? Нужно признать, что такому оптимистическому взгляду на потенциальную «умеренность» Сталина противоречат многие факты. Хотя количество арестов в 1934 г. заметно сократилось, различные репрессии, в том числе по политическим мотивам, все равно исчислялись сотнями тысяч. Сам Сталин подавал противоречивые сигналы. В сентябре 1934 г., в разгар кампании за «социалистическую законность», Политбюро санкционировало расстрел группы работников Сталинского металлургического завода в Сибири, обвиненных в шпионаже в пользу Японии. Это была инициатива Сталина, который лично дал указание: «Всех уличенных в шпионстве в пользу Японии надо расстрелять»[349]349
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 17. Л. 31; Лубянка. Январь 1922 – декабрь 1936. С. 566; Х аус то в В. Н., Самуэльсон Л. Сталин, НКВД и репрессии. С. 70.


[Закрыть]. Подобный пример не был единственным. Принципиальные основы сталинской карательной системы оставались неприкосновенными. Произошло лишь некоторое упорядочение и снижение уровня террора. Несмотря на непоследовательность и ограниченность «умеренного» курса, он, несомненно, являлся косвенным признанием порочности политики «большого скачка». Поэтому, рассуждая отвлеченно, можно предположить, что вынужденный поворот мог политически дискредитировать Сталина, вызвать недовольство им в партии. Именно эти внешне логичные умозаключения всегда повышали доверие историков к различным версиям о заговорах и интригах против Сталина в рядах партийного генералитета. Особое внимание вызывал один из ближайших соратников Сталина, руководитель второй советской столицы – Ленинграда С. М. Киров. Запутанные обстоятельства убийства Кирова (о чем пойдет речь дальше) и последовавшее за ним ужесточение политического курса позволяли предполагать, что именно Киров мог продвигать «умеренную» политическую программу и притягивать к себе критиков Сталина внутри партии. Эта распространенная версия основана исключительно на мемуарных свидетельствах из вторых и третьих рук[350]350
  Распространению этих свидетельств в значительной степени содействовали работы Р. А. Медведева. См., например: Медведев Р. А. О Сталине и сталинизме. М., 1990. С. 294–296.


[Закрыть].

Если отвлечься от многочисленных расхождений в этих рассказах «очевидцев», то в целом складывается следующая картина. Во время XVII съезда ВКП(б) ряд высокопоставленных партийных деятелей (фамилии называют разные) обсуждали возможность замены Сталина на посту генерального секретаря Кировым. Киров отказался от предложения, но об этих планах стало известно Сталину. Иногда пишут, что его предупредил сам Киров. При выборах ЦК на XVII съезде против Сталина якобы проголосовали многие делегаты. Узнав об этом, он приказал изъять соответствующие бюллетени. Выждав десять месяцев, Сталин организовал убийство Кирова и устранил опасного соперника. Эти рассказы, сомнительные и противоречивые с самого начала, выглядят еще менее убедительными после открытия архивов. Даже самые тщательные поиски не обнаружили хотя бы косвенных свидетельств «заговора» против Сталина.

Скорее опровергает, чем подтверждает предположения о независимой политической позиции Кирова весь ход его партийной карьеры. Киров, как и другие члены Политбюро 1930-х годов, был человеком Сталина. Его инициативы ограничивались нуждами Ленинграда: требования новых капиталовложений и ресурсов, просьбы об открытии новых магазинов и т. п. В Москве на заседаниях Политбюро Киров бывал крайне редко. Столь же редко (видимо, прежде всего по причинам удаленности) участвовал в голосовании решений Политбюро, принимаемых опросом. В общем, из доступных пока документов никак не удается вывести не только образ Кирова-реформатора, но даже доказать, что он принимал серьезное участие в том, что называется «большой политикой». Киров был и до последнего момента оставался верным сторонником Сталина, никогда не рассматривался в партии как политический деятель, соизмеримый со Сталиным, и не выдвигал никаких политических программ, отличных от сталинских[351]351
  См.: Хлевнюк О. В. Хозяин. С. 212–221.


[Закрыть]. Смерть Кирова оказала неизмеримо большее воздействие на развитие страны, чем его жизнь и деятельность. Именно смерть, что часто бывает, способствовала возникновению кировской легенды.

Убийство Кирова

Киров был убит в штаб-квартире ленинградских большевиков Смольном 1 декабря 1934 г. После покушения на Ленина в 1918 г. это был единственный успешный теракт против высшего советского лидера за всю семидесятилетнюю историю советской власти. Однако особый интерес историков к гибели Кирова определяется не этим, точнее, не только этим. После выстрела в Смольном произошло новое ужесточение репрессивного курса, которое нередко рассматривают как непосредственную предпосылку Большого террора 1937–1938 гг. и окончательного утверждения сталинской диктатуры. Явные политические выгоды, которые извлек из убийства Кирова Сталин, породили подозрения о его причастности к организации этого теракта. Они стали частью советской официальной пропаганды в период хрущевской десталинизации и горбачевской перестройки. Хотя обычно вмешательство политиков в трактовки прошлого контрпродуктивно, в данном случае мы имеем дело с исключением. Многочисленные комиссии, созданные при Хрущеве и Горбачеве, собрали и исследовали большое количество фактов, касающихся убийства Кирова. Опираясь на эти факты, мы можем представить достаточно полную картину как террористического акта в Ленинграде, так и его последствий[352]352
  Дальнейшее изложение основано на следующих документальных публикациях и исследованиях: Звягинцев А. Г., Орлов Ю. Г. Распятые революцией. Российские и советские прокуроры ХХ век. 1932–1936. М., 1998; Реабилитация: Как это было. Т. 2, 3 / сост. А. Н. Артизов и др. М., 2003–2004; Кириллина А. Неизвестный Киров. СПб., М., 2001; Lenoe М. E. The Kirov Murder and Soviet History. New Haven, London, 2010.


[Закрыть].

1 декабря вечером в Ленинграде, в Таврическом дворце, должно было состояться собрание партийного актива с докладом Кирова об итогах пленума ЦК ВКП(б), который состоялся накануне в Москве. Речь шла о предстоящей отмене карточной системы – вопросе, который затрагивал интересы практически всего населения страны. Сообщение о проведении актива было заранее помещено в газетах. С утра 1 декабря Киров готовился к докладу. Около 16 часов он вызвал машину и отправился к себе на работу, в Смольный. Киров вошел в Смольный через главный подъезд и поднялся на третий этаж, где размещался обком партии и кабинет самого Кирова. Киров пошел по главному коридору третьего этажа и повернул налево в маленький коридор к своему кабинету. Обязанность сопровождать Кирова в его передвижениях внутри Смольного лежала на охраннике М. В. Борисове. Он следовал в некотором отдалении. Когда Киров свернул в маленький коридор, Борисов еще некоторое время шел по главному коридору, упустив охраняемого из вида.

В тот же день, 1 декабря 1934 г., бывший работник Ленинградского обкома ВКП(б), член партии Л. В. Николаев готовился застрелить Кирова. О причинах, которые толкнули Николаева на террористический акт, будет сказано далее. Пока же зафиксируем действия Николаева 1 декабря. Изначально план Николаева состоял в том, чтобы попытаться убить Кирова на партийном активе в Таврическом дворце. Но чтобы попасть туда, нужен был пригласительный билет. За ним Николаев и отправился в Смольный, надеясь на помощь знакомых. В Смольный он беспрепятственно прошел по партийному билету. Это была обычная практика. Слоняясь по коридорам, Николаев неожиданно увидел Кирова, который шел ему навстречу. Николаев отвернулся и пропустил Кирова вперед. Поскольку между ним и Кировым никого не было, Николаев решил привести свой план в действие немедленно. Он свернул за Кировым в маленький коридор, подбежал и выстрелил Кирову в затылок. Тут же Николаев попытался выстрелить себе в висок, но ему помешали. Все произошло быстро и неожиданно. Подоспевший охранник Борисов, а также другие сотрудники Смольного увидели окровавленного Кирова лежащим на полу. Смерть наступила мгновенно.

В Смольный были вызваны врачи и руководители Ленинградского управления НКВД. Позвонили в Москву Сталину, застав его в кремлевском кабинете. Получив известие о гибели Кирова, Сталин срочно провел несколько совещаний. 2 декабря рано утром специальным поездом он во главе большой команды прибыл в Ленинград. В тот же день Сталин вместе с другими членами московской комиссии допрашивал Николаева. Сталин не мог не заметить, что Николаев не походил на твердого, убежденного идейного террориста.

В декабре 1934 г. Леониду Васильевичу Николаеву было 30 лет. Он родился в рабочей семье в Петербурге. Рано потерял отца. Семья жила в нужде. Леонид, болевший рахитом, до 11 лет не мог ходить. Сохранившиеся материалы призывов на военную подготовку зафиксировали физические недостатки двадцатилетнего Николаева: длинные до колен руки, короткие ноги, удлиненное туловище, рост около 150 см. Николаев часто болел, отличался плохим характером и неуживчивостью, хотя первоначально его карьера складывалась достаточно благополучно. Благодаря «правильному» социальному происхождению Николаев попал на работу в комсомол, вступил в партию, что открыло путь для занятия хороших «хлебных» должностей, в том числе в Ленинградском обкоме партии, где он позже убил Кирова. Однако склонный к конфликтам Николаев нигде не задерживался надолго. В последние месяцы перед терактом он слонялся без работы, писал жалобы в разные инстанции, вынашивал планы мести. Многочисленные записи, дневники и письма, изъятые после ареста у Николаева, свидетельствовали о его метаниях и психической неуравновешенности. Он жаловался на несправедливость, просил дать работу и путевку на курорт, угрожал, становился в позу борца, имя которого войдет в историю наряду с великими революционерами прошлого.

Свою роль в нарастании отчаянных настроений Николаева играли отношения в семье. С будущей женой Мильдой Драуле Николаев познакомился на комсомольской работе. Судя по всему, это была привлекательная молодая женщина. В 1934 г. ей исполнилось 33 года. В отличие от Николаева, ее карьера складывалась благополучно. В 1930 г. благодаря старым связям Мильда попала на техническую должность в Ленинградский обком. С 1930-х годов и до сих пор широкое распространение имеет версия об интимных отношениях между Кировым и Драуле[353]353
  Одна из последних публикаций на эту тему основана на документах архива Федеральной службы охраны РФ. См.: Девятов С. и др. Гибель Кирова. Факты и версии // Родина. 2005. № 3. С. 64.


[Закрыть]. Киров вряд ли был вполне счастлив в бездетной семейной жизни. Немолодая, на четыре года старше Кирова, жена постоянно болела и проводила многие месяцы в санаториях и домах отдыха. Хотя вопрос об отношениях Кирова и Драуле остается открытым, связь между ними вполне вероятна. Даже если Николаев не верил этим слухам, они могли отразиться на его отношении к Кирову.

Такого человека привели к Сталину в Смольный 2 декабря. Несомненно, Сталину сообщили основные данные о служебно-партийных злоключениях Николаева, возможно даже, осторожно проинформировали о слухах по поводу Драуле. Версию террористического акта озлобленного и не вполне вменяемого одиночки, несомненно, подкреплял сам облик Николаева. Перед членами московской комиссии он предстал вскоре после сильного истерического припадка, последовавшего за убийством Кирова и неудачного самоубийства. Находившийся вместе со Сталиным Молотов запомнил Николаева таким: «Замухрышистого вида […] Невысокий. Тощенький… Я думаю, он чем-то был, видимо, обозлен […] обиженный такой»[354]354
  Чуев Ф. Сто сорок бесед с Молотовым. М., 1991. С. 310.


[Закрыть].

Вряд ли большее, чем Молотов, мог рассмотреть в Николаеве и Сталин. Однако версия психически неуравновешенного убийцы-одиночки совершенно не устраивала советского вождя. Еще до выезда в Ленинград на встречах в Кремле был согласована официальная трактовка убийства Кирова, вполне отражавшая направление мысли Сталина. На следующий день советские газеты сообщили, что Киров погиб «от предательской руки врага рабочего класса». Ничего удивительного в этом не было. От чьей еще руки мог погибнуть член сталинского Политбюро? От руки обиженного, психически нездорового члена партии? От руки обманутого мужа? Конечно, нет! Только от руки коварного врага. Допустить иное означало дискредитировать не только Кирова, но и весь режим, неспособный защитить своих вождей от случайного выстрела ненормального одиночки. Эти общие соображения в расчетах Сталина совмещались с его крайней подозрительностью и заботой о личной власти.

Перед возвращением в Москву вечером 3 декабря Сталин дал поручение сфабриковать дело о причастности Николаева к организации бывших оппозиционеров, сторонников Зиновьева, «вотчиной» которого в 1920-е годы был Ленинград. Эту задачу предстояло выполнить московским следователям НКВД, а также политкомиссарам Сталина, оставшимся в Ленинграде, – Н. И. Ежову[355]355
  Ежов Николай Иванович (1895–1940) – один из главных исполнителей сталинских планов массовых чисток и репрессий в 1935–1938 гг. Сначала Ежов курировал эту кампанию в качестве секретаря ЦК партии, наблюдавшего за деятельностью НКВД. В конце 1936 г. он был назначен наркомом внутренних дел СССР. Под руководством Сталина Ежов провел массовые операции 1937–1938 гг., которые составляли суть Большого террора. После того как Ежов выполнил возложенные на него обязанности, его арестовали и расстреляли.


[Закрыть] и А. В. Косареву[356]356
  Косарев Александр Васильевич (1903–1939) – руководитель советской молодежной организации (ВЛКСМ). В 1938 г. арестован, в 1939 г. расстрелян.


[Закрыть]. Два года спустя, на февральско-мартовском пленуме 1937 г., в присутствии Сталина Ежов так рассказал об этом поручении: «[…] Начал т. Сталин, как сейчас помню, вызвал меня и Косарева и говорит: «Ищите убийц среди зиновьевцев»»[357]357
  Вопросы истории. 1995. № 2. С. 16–17.


[Закрыть]. С формально-юридической точки зрения поставленная Сталиным задача была невыполнима. Николаев не только никогда не состоял в оппозициях, но даже не проходил по оперативным материалам НКВД как сочувствовавший оппозиционерам. Обвинения против зиновьевцев можно было только сфабриковать. Именно это чекисты и сделали. Руководил делом Сталин. За время следствия ему было направлено около 260 протоколов допросов арестованных и большое число спецсообщений. Сталин неоднократно лично встречался с руководителями НКВД, Прокуратуры и Военной коллегии Верховного суда для обсуждения вопросов следствия и суда. Как свидетельствуют документы, Сталин лично определил сценарий судебных заседаний и составы групп подсудимых по делу Кирова[358]358
  Реабилитация: Как это было. Т. 2. М., 2003. С. 546, 548–549; Т. 3. М., 2004. С. 491–492.


[Закрыть].

В точном соответствии со сталинскими указаниями в конце 1934 – начале 1935 гг. были проведены судебные процессы. Десятки бывших оппозиционеров, к которым присоединили Николаева[359]359
  Трагически сложилась также судьба родственников Николаева. Почти все они: мать, две сестры Николаева, муж младшей сестры, жена брата Николаева, М. Драуле, ее сестра, муж сестры и даже сосед Николаева – были расстреляны или погибли в местах лишения свободы (Кирилина А. Неизвестный Киров. С. 367).


[Закрыть], приговорили к расстрелу или к заключению. На осужденных тогда же бывших лидеров оппозиции Зиновьева и Каменева возложили политическую и моральную ответственность за убийство Кирова. Все эти процессы были грубо сфабрикованы. Сталин расправился со старыми политическими соперниками, обвинив их в преступлениях, которых они не совершали.

Использование Сталиным убийства Кирова в своих интересах всегда вызывало большие подозрения. Многие обвиняли Сталина в организации этого теракта. Первые реальные попытки проверки таких обвинений были предприняты в период хрущевской оттепели и продолжались с большим перерывом до начала 1990-х годов. В результате расследований были выявлены некоторые подозрительные факты. Однако в целом решающих доказательств причастности Сталина к убийству Кирова до сих пор нет и, видимо, уже не будет.

Коротко напомню суть версии о сталинском заговоре против Кирова, которая до начала 1990-х годов преобладала в литературе. Недовольный растущей популярностью Кирова, Сталин решил расправиться с ним, а затем использовать это убийство как повод для массовых репрессий. С этой целью Сталин дал прямое или косвенное поручение руководителю НКВД Г. Г. Ягоде[360]360
  Ягода Генрих Григорьевич (1891–1938) – с 1923 г. заместитель председателя ОГПУ, в 1934–1936 гг. арком внутренних дел СССР. В 1937 г. арестован, в 1938 г. расстрелян.


[Закрыть]. Тот, в свою очередь, направил в Ленинград нового заместителя начальника управления НКВД И. В. Запорожца, который непосредственно на месте готовил теракт. На роль исполнителя был подобран Николаев. Его вооружили и всячески опекали. Когда Николаева, пытавшегося осуществить теракт и до 1 декабря, задерживали сотрудники НКВД, Запорожец добивался его освобождения. После теракта «заговорщики» убрали охранника Кирова Борисова, который якобы много знал. 2 декабря его везли на грузовом автомобиле на допрос к Сталину и в результате подстроенной аварии убили. Таковы основные звенья версии заговора Сталина.

Нужно признать, что практически все из этих аргументов являются уязвимыми. Прежде всего, неясны мотивы, по которым Сталин мог решиться на столь рискованный шаг. Киров, как уже говорилось, не составлял никакой политической конкуренции Сталину и был его верным клиентом. Не слишком убедительны также конкретные доводы. Начнем с оружия. Представление о том, что наличие револьвера у Николаева было фактом исключительной важности, неверно. В начале 1930-х годов еще не существовало тех строжайших ограничений на владение оружием, которые начали внедряться позже, в том числе под влиянием убийства Кирова. Револьвер Николаева был приобретен им в 1918 г., когда страну буквально наводнило оружие. Николаев владел им вполне легально в течение 16 лет[361]361
  Реабилитация. Т. 3. С. 466–467. В 1924 и 1930 гг. Николаев официально регистрировал свой револьвер.


[Закрыть]. И это не было исключением, по крайней мере для членов партии.

Теперь о задержаниях Николаева сотрудниками НКВД до 1 декабря и его «чудесных» освобождениях. Документально установлен один такой инцидент, а не несколько, как иногда говорится в литературе. 15 октября 1934 г. Николаев был задержан сотрудниками НКВД у дома Кирова, но вскоре освобожден. Судя по показаниям самого Николаева, в тот день он случайно встретил Кирова и его сопровождающих и пошел за ними до дома Кирова. Однако подойти к Кирову ближе, чтобы вступить в разговор, не решился. «Тогда у меня не было мысли о совершении убийства», – утверждал Николаев на допросе 2 декабря. Проверив документы, Николаева отпустили. После убийства Кирова этот факт, зафиксированный в сводках происшествий, специально расследовался. Сотрудники НКВД, освободившие Николаева, объяснили свой поступок просто и убедительно. Личность Николаева была вполне установлена. Он предъявил партбилет, а также старые удостоверения о работе в Смольном. Поэтому попытка Николаева подойти к Кирову с просьбой о предоставлении работы была признана «естественной и не возбуждающей подозрения»[362]362
  Там же. С. 490, 499.


[Закрыть]. Если же предположить, что Николаева освободили по приказу сверху, то этот факт невозможно было бы скрыть во время следствия в декабре 1934 г.