Текст книги "Чекисты рассказывают..."

Автор книги: Олег Сидельников

Соавторы: Л. Коробов,Григорий Ропский,П. Абрамов,Касымхан Мухамедов,Николай Алеев,Юрий Чуфаровский,Николай Юденич,Чернияз Абуталипов,Ю. Джуфаров,И. Сааков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

М. Морозов, Г. Ропский, О. Сидельников
ФРАНЦУЗСКИЙ ЮВЕЛИР
Из дневника следователя

Боевое содружество первых чекистов с работниками уголовного розыска и милиции в борьбе с антисоветским подпольем, происками иностранных разведок и разгулом уголовной преступности, сомкнувшейся с контрреволюцией, дало серьезные положительные результаты, в борьбе за становление и укрепление Советской власти в молодой Туркестанской республике.

Некоторые эпизоды, характеризующие это содружество, излагаются в форме дневника А. А. Крошкова – консультанта Ташкентского уголовного розыска.

…Через неделю начинается новый, 1925 г. Только что ушли побывавшие у меня в гостях Михаил Максимович Зинкин, нынешний начальник уголовного розыска города, и возмужавший, еще более раздавшийся в плечах Сережа Ескин, которого мы еще недавно называли, шутки ради и уважая его силу и отвагу, Сергеем Гавриловичем. Навестили своего учителя… Ескин, вернувшийся из командировки со станции Зима (там был задержан уголовник, совершивший преступление в Ташкенте), решил сделать мне приятное, привез небольшую елочку.

За самоваром вспоминали о многом. Да, после подавления осиповского мятежа, к концу девятнадцатого года, было ликвидировано множество банд. Розыскники к тому же помогали чекистам вылавливать наиболее активных участников мятежа.

Вспомнилось, как брали банду Мерехина. Он много раз мне в ночных кошмарах снился. Чудовище! С девятьсот девятого года по девятнадцатый его банда совершила шестьдесят убийств!

Сейчас и вспомнить о том времени страшно. Да разве только в Ташкенте царил разбойный разгул? А в Москве? Даже Ильич, ехавший в автомобиле, однажды подвергся нападению шайки отпетого бандита Кошелькова [5]5
  Банда Кошелькова была ликвидирована МУРом в июне 1919 г.


[Закрыть]. Кстати, этот факт В. И. Ленин использовал в своей блистательной работе «Детская болезнь «левизны» в коммунизме». Я читал брошюру и горевал: ну почему я так поздно приобщился к политике? Отчего только на склоне лет открыл для себя философию и практику строительства будущего?

…Прощаясь, Ескин сказал:

– А помните, Сансаныч, как вы ловко изобразили французского ювелира? Это когда мы банду Битюгова ликвидировали!

Зинкин и Ескин ушли, а я сел за свой дневник.

Да, дорогие читатели, это была отлично проведенная операция. И скажу без ложной скромности, я принимал в ней самое активное участие, причем малейшая ошибка могла стать роковой.

А было это так.

Угрозыску стало известно, что бандит Битюгов (кличка «Битюг») предложил официанту ресторана «Европа» купить слиток золота весом в двенадцать фунтов. Официант объяснил, что у него таких денег нет, но он знает одного маклера, недавно прибывшего с Кавказа. На другой день Битюгов и маклер встретились. Роль кавказского спекулянта с блеском сыграл… Самсон Артемьевич Аракелов. При виде огромного золотого слитка он пришел в экстаз, чмокал губами, цокал языком, восклицал «Вах-вах-вах!», вообще словно обезумел. А под конец заломил такие огромные проценты за «комиссию», что бандюга не выдержал, сунул «спикулю» наган под нос и прохрипел: «Бимбера хочешь схавать? Тоже мне эксплуататор нашелся. Дело говори, гад!»

«Маклер» мигом смекнул, к чему может привести неуемная жадность. Согласились на три процента. И тут же «маклер» повел Битюгова к французскому ювелиру, проживающему в гостинице «Новая Россия». По дороге он рассказывал о французе как о богатейшем ювелире (вроде знаменитого Картье), который, используя благоприятную конъюнктуру якобы еще в 1917 г., приехал прямо из Парижа в Ташкент скупать золото. Поскольку француз не говорит по-русски, он нанял переводчика из бывших дворян, платит ему большие деньги. Поэтому с французом можно не церемониться, содрать побольше деньжищ.

«А может, француза этого… Понимаешь?.. К ногтю его, а? – предложил бандит.

Аракелов потом рассказывал, что, услыхав такое, он по-настоящему испугался. Чего доброго, кокнут ювелира! Еле-еле отговорил Битюгова от «мокрого» дела, объяснив, что француз фигура важная, да и где он держит свои капиталы – неизвестно.

Между прочим, этим самым французским ювелиром был ваш покорный слуга, уважаемый читатель, автор этих записок. Переводчиком при мне состоял товарищ Пюрик, юридический консультант Самаркандского уголовного розыска, старый опытный правовед, блестяще владеющий французским языком.

Приодели нас с Пюриком на французский манер. Достали даже перстни и галстучные булавки с огромными бриллиантами, надушили хорошими духами. Номер гостиничный обставили с парижским шиком. Бандюга, как увидел нас, пижонов французских, так и растаял от предвкушения наживы. Золотого слитка он, правда, с собой из предосторожности не принес, но дал точное описание: вес ровно двенадцать фунтов, девяносто шестой пробы. И заломил немыслимую цену. Я через «переводчика» стал торговаться. Наконец, сговорились. Но мсье Ориоль (то есть я, новоявленный «Картье») через переводчика сказал Битюгову:

– Мсье Битюгов, или как вас там… При первом же взгляде на вас я проникся глубочайшим к вам доверием. У вас такое симпатичное лицо, полное шарма (лицо у Битюгова было преотвратительное!). Но, к сожалению, в наше время развелось много мошенников. О! Я вовсе не подозреваю вас, мсье! Но ведь вас могли обмануть, подсунуть кусок меди!

Бандюга расхохотался.

– Передай этому лягушатнику, – приказал он переводчику, – что у меня самое настоящее золото. Лично в банке получил… Ха-ха-ха! Завтра принесу, пусть полюбуется.

Вот тут мы с Аракеловым едва не сплоховали. Пылкий Самсон Артемьевич воскликнул:

– Уж не из Русско-Азиатского банка, который был ограблен еще при Керенском?

Я тоже выказал себя нелучшим образом, издал возглас удивления. А ведь я, по сценарию, ни слова не понимаю, по-русски.

Бандит мигом выхватил наган. Еще секунда и пришлось бы нам худо. Но выручил коллега из Самарканда, «переводчик» Пюрик.

– Спрячьте, мсье, этот смертоубийственный предмет. Кто же не помнит знаменитого ограбления Русско-Азиатского банка на улице Ирджарской? Мой клиент – коммерсант, он имеет право быть в курсе дел, хотя ему совершенно безразлично, где продавец получил товар. И если слиток действительно с Ирджарской, то я поздравляю вас, мсье. Это была артистическая работа! В тот день как раз в меньшевистском совете милицейский деятель Арсеньев распространялся о своих делах на ниве… хм… криминалистики.

В этот момент ему и сообщили о… хм… экспроприации банка! Ха-ха-ха! Вы бы только посмотрели в тот момент на физиономию господина Арсеньева! Помереть со смеху можно было.

Бандит немного успокоился, спрятал наган. И все же спросил:

– А чего этот лягушатник зенки вытаращил? Он же ни бельмеса по-русски не мекает?

Пюрик «перевел» мне его вопрос.

Я тут же с жаром стал объяснять «переводчику» по-французски, что, услышав слово «банк», понял это слово и заинтересовался. Ибо банк он почти на всех языках будет – банк. А если слиток, как мне только что пояснил переводчик, банковский, то это и вовсе хорошо, больше гарантии.

– А ежели так, – ухмыльнулся бандит, – тогда и цена ему будет пожирнее. – И он взвинтил цену.

– Все же надо посмотреть, – уклончиво ответил «Картье».

Бандит вдруг вновь выхватил наган. Говорит «переводчику»:

– А ну, пусть твой лягушатник покажет свой французский документ. Я тоже хочу работать с гарантией.

Вот когда я с особой любовью вспомнил Фрица Яновича Цируля. Он настоял, чтобы мне «на всякий пожарный случай», как он выразился, изготовили «французский» паспорт.

Я вытащил его из кармана, но при этом сделал оскорбленное лицо и передал через «переводчика», что отказываюсь вести дальнейшие переговоры. Среди коммерсантов не принято совать под нос пистолеты и вообще подозревать в жульничестве.

– Пусть заткнется твой французишка, – окончательно успокоился Битюгов. – Он же не верит мне на слово? Хочет лично позырить на золотишко, хоть мое слово – Сеньки Битюга – дороже золота. Завтра утречком приволоку слиток.

Специальная опергруппа не спускала глаз с бандита – преступника опытного, хитрого, жестокого. Надо было проследить, где он прячет золотой слиток. Малейшая ошибка, неосторожность – и провал. И это опять-таки грозило мне с Аракеловым неприятностью. Мы были безоружны. Встретиться с бандитом невооруженными нам опять посоветовал Цируль. Удивительный человек! Как быстро он освоился в нашем деле. Ведь даже я, опытный криминалист, на всякий случай положил в задний карман брюк никелированный браунинг фон Франка, который, как выяснилось после подавления мятежа, и покушался на Цируля, но во время обстрела сквера из крепости шрапнелью был убит наповал. Железный человек Фриц Янович. На него и в двадцатом году неизвестный совершил покушение, однако Цируль вместо дичи мгновенно превратился в охотника и уложил террориста. Опознать его не удалось: без документов, без особых примет. Наверное, какой-нибудь фанатик из осиповского отребья.

Однако я, кажется, отвлекся. Фриц Янович, превращая меня во «француза», вытащил у меня из кармана браунинг, а у Аракелова отобрал кольт.

– Вы же, господа, – смеется, – мирные спекулянты. Битюгов – бандит отчаянный.

Он глядел как в воду. Бандит, едва пожав руку «французскому ювелиру», бесцеремонно прошелся лапищами по пиджаку, брюкам, затем обыскал «маклера» Аракелова и даже «переводчика».

– На всякий случай, – пояснил он, ухмыляясь.

Итак, мы с Аракеловым и Пюриком сидели в шикарном номере гостиницы и ждали, что же произойдет дальше. Если бандит засек за собой «хвост», он, чего доброго, может ворваться к нам в номер и перестрелять нас, как куропаток. Ему все равно нечего терять!

Однако агенты провели операцию без сучка и задоринки. И было установлено: ночью Битюгов прокрался на кладбище и принялся копать землю возле склепа, в котором с 1916 г. покоился прах известного военного топографа полковника Петра Карловича Залесского.

Вскоре преступник отправился назад со свертком. Сверток не очень большой, но, по-видимому, тяжелый.

Рано утром, как было условлено, он показал «ювелиру» слиток золота высочайшей пробы. Тут мне пришлось разыграть французские восторги, восклицая: «Ой-ля-ля! Мон дье!» и прочие банальности.

Битюгова интересовала валюта: франки, доллары, фунты. Пришлось рассчитаться, как договорились. Тут же «французский ювелир» через «переводчика» предложил:

– Мсье Битюгов, будем откровенны. Вам нужна валюта, мне – золото. Если «переводчик» меня правильно информировал, вы позаимствовали этот слиток из банка. Я – оптовый покупатель и полагаю, что вы, мсье, не ограничились одним-разъединственным слитком. Не так ли? Не сэ па? Уступите мне и остальные. С одним условием: оптовая цена слиткам снижается на десять процентов.

– Ханыга! – прохрипел грабитель, довольно улыбаясь. Семь процентов скидки – и амба.

Короче говоря, сделка состоялась. Битюгов ночью отправился на кладбище, увлекся раскопкой клада. В это время из засады и выскочила оперативная группа. Бандит и ахнуть не успел, как оказался связанным, с кляпом во рту. На допросе он признался, что ограбил в семнадцатом году в Ташкенте Русско-Азиатский банк, во время налета убил кассира Кирсанова. Открыл он и своих сообщников, которые вскоре тоже были арестованы.

Удивительная загадка. Матерый преступник, наводивший ужас на жителей, угодив за решетку, превратился в презренного труса. Он добровольно признался, что еще в шестнадцатом году ограбил также Азово-Донской банк. Сознался во многих других преступлениях, стремясь во что бы то ни стало сохранить себе жизнь. Однако это его не спасло. Суд вынес суровый и справедливый приговор главарю и его банде.

А государственный банк пополнил свои сейфы двенадцатью золотыми слитками по двенадцать фунтов каждый!

Вспоминая эту операцию, всячески расхваливают мои воображаемые заслуги. Но если честно признаться, изображая «французского ювелира», трусил я отчаянно.

Выше я говорил, что работники уголовного розыска помогали чекистам вылавливать активных участников осиповского мятежа. Однако боевое содружество уголовного розыска с ТуркЧК началось значительно раньше, летом 1918 г., когда председателем ЧК стал большевик-ленинец Игнат Порфирьевич Фоменко, установивший тесный контакт с начальником Управления охраны Ташкента, старым большевиком, активным участником революции 1905 г. Фрицем Яновичем Цирулем.

Их тесный контакт помог пресечь подрывные действия американского и английского «дипломатов» Трэдуэлла и Маккартнея, майора британской «Сикрет Интеллидженс Сервис» Бейли и других новоявленных «послов» и «представителей» иностранных государств, проводивших далеко не дипломатическую работу. Хорошо известно, что только посол Афганистана Аслам-хан прибыл в Ташкент без каких-либо тайных замыслов. Посещая ТуркЦИК, Совнарком, исполком Ташсовета, он стремился к установлению дружеских отношений с молодой Туркестанской республикой.

Работники уголовного розыска помогли противодействовать снабжению оружием и боеприпасами Туркестанской военной организации, на которую Маккартней и Бейли возлагали огромные надежды. Розыскники активно участвовали в операции по ликвидации этой контрреволюционной организации, аресте ее членов в Ташкенте и других городах.

Ликвидация кровавой банды Абрека, арест контрреволюционерки и уголовницы Муфельдт, операции по задержанию других преступников и бандитов, в ходе которых было пролито немало крови чекистов и розыскников, навсегда остались примером для работы будущих молодых чекистов.

Прибывший в командировку в Ташкент ленинградский чекист рассказал нам на совместном совещании с ТуркЧК, что еще 22 ноября 1917 г. по предложению товарища Дзержинского Советом Народных Комиссаров был назначен на должность начальника Управления охраны Петрограда Климент Ефремович Ворошилов. Эта должность тогда называлась «Комиссар Петрограда».

Феликсу Эдмундовичу Дзержинскому нравился этот луганский слесарь своим открытым характером, чистосердечностью, неизменной жизнерадостностью и удалью. Ф. Э. Дзержинский считал, что никто лучше него не справится с задачей по поддержанию спокойствия и порядка в городе. А после создания ВЧК 7(20) декабря 1917 г., когда ее штат не превышал двадцати человек и членам коллегии, в том числе и самому Феликсу Эдмундовичу, приходилось самим ходить на обыски и аресты, а также допрашивать арестованных, жизнь подсказала целесообразность использования сил и возможностей Управления охраны города.

Договорившись с К. Е. Ворошиловым о совместном размещении в доме, занимавшемся ранее петроградским градоначальником, Ф. Э. Дзержинский сказал ему:

– Вот и отлично. А я поставлю вопрос перед ЦК о вводе вас в состав ВЧК. Тогда контакт в работе ВЧК и органов охраны порядка будет закреплен и организационно.

«На следующий день, – заключил питерский чекист, – в кармане у Ворошилова лежало подписанное Дзержинским удостоверение ВЧК».

Фоменко и Цируль сами не знали тогда, в 1919 г., что они повторили действия Дзержинского и Ворошилова. Жизнь подтвердила правильность их решений о контакте и взаимодействии органов ВЧК и охраны порядка. Это было важно для революции.

История будет помнить, что работники уголовного розыска не жалели ни сил, ни жизней в ходе разгрома кровавого осиповского мятежа в январе 1919 г. А здание уголовного розыска на Шахрисабзской после военной крепости и, как тогда называли железнодорожные мастерские, рабочей крепости стало третьим бастионом, не сдавшимся мятежникам…

М. Адамович
ГДЕ-ТО В СРЕДНЕЙ АЗИИ

Вскоре после захвата Польши глава польского эмигрантского правительства, эмигрировавшего в Лондон, генерал Сикорский огласил декларацию, содержавшую требования против территориальной целостности Советского Союза. События развивались так, что стало ясно: государственные деятели США и Англии ведут двойную игру, стараясь использовать эмигрантское правительство в целях шантажа СССР.

Изменившаяся международная обстановка вынудила США и Великобританию заключить с СССР союз о совместной борьбе с фашистской Германией, а затем оказать давление на польское эмигрантское правительство Сикорского, чтобы оно предприняло шаги по урегулированию своих отношений с СССР.

В результате 30 июля 1941 г. в Лондоне состоялось подписание советско-польского соглашения, предусматривающего взаимную помощь и поддержку в войне против гитлеровской Германии. Правительства СССР и Польши выражали согласие на создание воинских подразделений из числа солдат и офицеров польской армии, оказавшихся на территории нашей страны после разгрома Польши фашистской Германией.

Соглашение между Верховным главнокомандованием СССР и Верховным командованием Польши было заключено в Москве 14 августа 1941 г., по которому общая численность польской армии в СССР должна составить 30 тысяч человек, причем в соответствии с пожеланиями польской стороны, было признано целесообразным по мере подготовки ту или иную дивизию направлять на советско-германский фронт. С этой целью польским властям были предоставлены военные лагери, дан беспроцентный заем.

В декабре 1941 г. генерал Сикорский посетил Советский Союз. В результате переговоров была подписана советско-польская декларация. Она намечала программу боевого сотрудничества СССР и Польши в борьбе с гитлеровской Германией. Советское правительство согласилось на увеличение контингента польской армии в СССР до 96 тысяч человек.

Польское эмигрантское правительство и генерал Андерс для ускорения подготовки просили перебросить войска на юг, в теплые края, и выбрали Среднюю Азию.

Армия генерала Андерса обосновалась «где-то в Средней Азии», как сообщалось тогда в газетах. Теперь можно назвать это «где-то». Войска Андерса были расквартированы под Ташкентом. Рядовой состав содержался на казарменном положении. Привилегированная верхушка войска, офицеры, близко стоящие к Андерсу, жили свободно, часто бывали в Ташкенте. Местом сбора стала гостиница «Националь», в которой жили некоторые гражданские лица польской национальности.

Советские среднеазиатские республики гостеприимно приняли миллионы эвакуированных советских людей и граждан других оккупированных стран.

В Ташкент эвакуировались многие заводы и фабрики. Здесь они снова входили в строй и работали для фронта, для победы.

Неудивительно, что столица социалистического Узбекистана привлекла к себе внимание вражеских разведок. В органы государственной безопасности все чаще стали поступать заявления от советских граждан, сообщавших о том, что некоторые военнослужащие армии Андерса ищут тех, кто может продать им золото, драгоценности, иностранную валюту. Поступали заявления от рабочих промышленных предприятий, что какие-то люди, судя по всему иностранцы, интересуются, что производят заводы, откуда поступает сырье и т. д. В итоге проверки было установлено, что излишнее любопытство проявляют военнослужащие армии Андерса, а также гражданские лица, связанные с офицерами штаба Польской армии.

В армии Андерса осело много небоеспособных элементов: бывшие полицейские, чиновники разных ведомств, дельцы, коммерсанты и даже артисты театров и ночных баров. Самого генерала окружала шляхетская аристократия вроде князя Сапеги, графа Тышкевича, графа Потоцкого и других. Здесь же находились и офицеры, враждебно настроенные против Советского Союза. В их среде были и офицеры 2-го отдела Польского генерального штаба, специализировавшиеся на подрывной разведывательной работе против нашей страны. Сам генерал, Владислав Андерс, также хорошо известен как ярый враг первого в мире социалистического государства. Это был помещик, ближайший друг и соратник Пилсудского, когда-то служивший в русской гвардии. В польскую армию он вступил, бежав из России после Великой Октябрьской социалистической революции. Верный сподвижник Пилсудского, маршала Рыдз-Смиглы и полковника Бека, Андерс в 1919 г. был прикомандирован к особой англо-французской миссии. Большую дружбу он завел с возглавляющим миссию французским генералом Вейганом, которому была поручена защита Варшавы в момент прихода Красной Армии после разгрома белополяков Пилсудского. В 1919—1920 гг. Андерс играл роль подстрекателя в организации военных авантюр Пилсудского против молодой Советской республики.

Итак, в тяжелый для нашей Родины момент многотысячная, разноликая армия, возглавляемая этим оголтелым врагом, оказалась на территории Советского Узбекистана. Было бы наивно полагать, что сотрудники 2-го отдела штаба не воспользуются благоприятной обстановкой для сбора различных конфиденциальных сведений, не попытаются использовать свое пребывание в Средней Азии для шпионажа. Необходимо также знать истинные цели генерала Андерса, тем более, что, несмотря на просьбы Советского правительства, воинские подразделения все еще «не были готовы» к сражению против гитлеровцев.

Перед органами государственной безопасности стояла задача парализовать действия польской разведки, выявить агентуру и постараться выяснить истинные намерения генерала Андерса.

Однажды на черном рынке в Ташкенте задержали польского гражданина Зигмунда Корецкого в момент, когда он покупал на большую сумму золотые монеты царской чеканки. Он – один из дельцов-валютчиков, которых в те годы в Ташкенте было немало. Они скупали золото, дорогие ковры, антикварные ценности. Были в этой разношерстной толпе и маклеры, и простые шулеры, занимавшиеся промыслом еще в Варшаве. Попадались среди спекулянтов солдаты и офицеры польской армии.

Корецкий числился музыкантом струнного оркестра. В Советский Союз он попал в сентябре 1939 г. в составе батальона, разгромленного гитлеровцами после начала военных действий на территории Польши. На следствии показал, что золотые монеты скупал не для себя, а по поручению полковника Михася Тронбицкого – офицера для поручений при штабе Андерса. За приобретение валюты Тронбицкий обещал Корецкому комиссионные.

Для советских органов безопасности представляли интерес показания Корецкого о том, что армия Андерса не намерена сражаться против гитлеровцев.

В кругах, близких к генералу Андерсу, распространилась версия, что армия будет выведена из пределов Советского Союза на Ближний Восток. Все, кто в какой-то мере знали об этом, старались запастись иностранной валютой, золотом, драгоценностями. Особенно активно действовали люди, формально числившиеся в армии, – полицейские, аристократы, помещики.

Показания Корецкого подтвердили уже имевшиеся сведения об измене.

Среди польской интеллигенции, находившейся в то время в Ташкенте, обращала на себя внимание варшавская певица Нина Кульчицкая, проживавшая в гостинице «Националь».

Выступления известной польской артистки, исполнявшей арии из оперетт Кальмана, Легара, Штрауса, пользовались неизменным успехом у публики.

Кульчицкая всегда была окружена поклонниками, главным образом из числа офицеров Польской армии. Она гостеприимно встречала своих многочисленных ухажеров, веселилась, как будто кровопролитная война ее не касалась. На политические темы разговоров никогда не заводила.

Однажды гости засиделись допоздна и, несмотря на намеки хозяйки, что пора отправляться по домам, продолжали веселиться. После того, как многие захмелели, видимо, не желая поднимать шум, артистка постучалась в соседний номер, где, как она знала, проживала молодая вдова Софья Дальская, полька по происхождению, из Риги. До этого вечера соседки были мало знакомы и только вежливо раскланивались.

Кульчицкая рассказала Софье о сложившихся обстоятельствах и попросила разрешения отдохнуть у нее. С этого времени отношения между двумя женщинами стали приятельскими, хотя Софья была человеком другого склада. Она рассказала Нине, что из Риги эвакуировалась вместе с братом Тадеком, который живет в старом городе, снимает угол в частном доме. В Риге осталась мать с ее четырехлетней дочерью, а у Тадека – жена и двое детей.

Вскоре Софья познакомила Кульчицкую со своим братом. Это был шатен среднего роста, немного располневший. Артистка обратила внимание, что он всегда безукоризненно одет, костюмы сшиты из английской шерсти, вещи, которые он носил, исключительно добротны и изящны. Как-то актриса сказала Тадеку, что, вероятно, ему приходилось бывать за границей. Он не отрицал этого. Тадек стал чаще заходить к сестре. Они посещали концерты, потом возвращались в гостиницу и проводили вечера вместе с гостями Кульчицкой. Постепенно брат и сестра вошли в круг обширных знакомых артистки. Кульчицкая сердилась, когда Тадек и Софья покидали ее до окончания пирушки, но они уходили, как только начинался разгул.

Как-то после очередного концерта в парке Дома Красной Армии за Кульчицкой увязался офицер Польской армии Франтишек Збавицкий. Это был варшавянин лет 27—28, довольно развязный, но элегантно одетый молодой человек. Шел с ними еще один поклонник таланта певицы – врач, некогда известный в Варшаве. Руки его украшали массивные золотые перстни с бриллиантами. Он уверенно подхватил под руку Кульчицкую, и второму поклоннику, Франтишеку, не оставалось ничего, как вести разговор с Тадеком и его сестрой. Они шли втроем и разговаривали. Тадек рассказал, что до Советской власти в Латвии он был приемщиком бекона от крупной английской фирмы. С приходом Советской власти и до эвакуации в Ташкент работал на Рижской скотобойне.

Так, беседуя, они дошли до гостиницы. Збавицкий попрощался с Тадеком и его сестрой как с хорошими, давними знакомыми.

Прошла неделя. Как-то вечером Тадек, зайдя к Софье, застал там Збавицкого. Тот смутился.

– Тадек, – обращаясь к брату, сказала Софья, – господин Збавицкий думал, что и ты здесь живешь. Он пришел к тебе.

– Спасибо, что зашли. У нас с сестрой мало знакомых в Ташкенте, и мы рады знакомству с вами. Не так ли, Софья?

– Конечно, конечно, – сказала сестра.

– Ну, раз так, закрепим нашу дружбу в ресторане. Я приглашаю вас в парк Дома Красной Армии. Поужинаем там и подождем нашу несравненную актрису.

Этот вечер еще больше сблизил Збавицкого и Тадека. Во время ужина новые знакомые рассказывали друг другу о своей жизни. Дальские вспоминали Ригу, Латвию, близких. Збавицкий интересовался, чем они заняты теперь. Он рассказывал и о себе.

Отец Збавицкого служил в царской армии, а после Октября вернулся в Варшаву. Там его мобилизовали в Польскую армию. После демобилизации служил у генерала Рыдз-Смиглы оружейным мастером. Генерал часто выезжал с многочисленными друзьями на охоту. В ней участвовали дипломаты, сановники, иностранные гости. Збавицкий всегда сопровождал своего патрона. Во время одной из охот Рыдз-Смиглы, взбешенный двумя осечками, кинул в него ружье и перебил левую руку. Через несколько дней, когда генерал «поостыл», он пожалел о своем поступке, но рука была перебита. С тех пор генерал протежировал сыну оружейника. Когда Франтишека призвали в армию, он стал рядовым в одном из пехотных полков. Рыдз-Смиглы на кого-то нажал, и молодого Збавицкого направили в школу армейских писарей. После нападения гитлеровской армии на Польшу Збавицкий вместе с другими солдатами попал на территорию Советского Союза, где и был интернирован. При формировании армии Андерса один из близких адъютантов Рыдз-Смиглы, хорошо знавший старшего Збавицкого, пристроил его сына в канцелярию генерала.

– Теперь я работаю по законвертованию исходящей почты и передаче ее фельдъегерям, – самодовольно сказал Франтишек.

Каждая очередная встреча сближала Франтишека и Тадека, да и сестра его стала более внимательна и приветлива к новому знакомому. Встречи проходили иногда за бокалом вина, но чаще всего то были просто беседы на различные темы. Вспоминали прошлое, говорили о положении на фронтах, строили прогнозы. Франтишек много рассказывал о жизни армии Андерса, штабных новостях, сплетнях. Для него не было секретом, что многие сослуживцы, особенно занимающие высокие посты, стремятся запастись иностранной валютой, золотом, драгоценностями.

Как-то вечером Франтишек пришел в «Националь» к Софье. Там был Тадек, принесший ей часть своего продовольственного пайка. Мужчины были рады встрече.

Збавицкий откупорил принесенную бутылку портвейна, наполнил бокалы и несколько торжественно обратился к Тадеку.

– Господин Дальский! Сегодня я хочу с вами очень откровенно поговорить. На это я имею право, ибо считаю, что мы стали душевными друзьями. Вы, господин Дальский, поляк, хотя и очень плохо говорите на родном языке. Но в вас течет польская кровь. И это главное. Мы подружились, дружба наша стала прочной. Но мы ничего как поляки не сделали ради интересов Польши, поэтому сегодня я позволю себе попросить вас, чтобы вы не только как друг, но и как поляк помогли нам.

Франтишек достал пачку папирос и чиркнул спичку.

– Пожалуйста, пожалуйста, я слушаю вас, продолжайте, господин Збавицкий.

Франтишек глубоко затянулся и продолжал:

– Так вот, дело в том, господин Дальский, что мне нужна ваша помощь. В наших патриотических интересах мне в штабе генерала Андерса поручено собрать сведения о проживающих в Ташкенте гражданах польского происхождения. Вначале надо узнать фамилию, возраст, действительно ли поляк, кто он – рабочий или интеллигент. Главное – уточнить, где работает, какова специальность. Имея такие данные, надо с каждым познакомиться, выяснить его политические настроения, узнать, каково материальное положение. В дальнейшем я подскажу вам, что делать. Такие люди могут для нас представлять интерес.

– Для кого для вас? – непонимающе спросил Тадек.

На лице Франтишека появилось удивление.

– О, господин Дальский, как же вы не можете понять? Наш штаб, штаб генерала Андерса, очень интересуется таким контингентом. Ведь о нашем знакомстве я доложил шефу. Он будет рад познакомиться с вами лично.

Тадек не дал возможности продолжить разговор. Он извинился, что прерывает, встал из-за стола и заговорил:

– Такого разговора я никак не ожидал. Воздержимся пока обсуждать, какого сорта люди вас интересуют. Я понял ваше предложение, ко прежде чем сказать да или нет, прошу ответить на мои вопросы. Из ваших же слов, господин Збавицкий, известно, что на спекулятивных сделках вы зарабатываете кое-какую мелочь. За то, что для своего начальства на советские деньги скупаете ценности, рискуя оказаться в советской тюрьме, получаете грошовые комиссионные. Я уверен, что вы немного получаете от вашего начальства за участие в той миссии, в которую намерены втянуть и меня. Из всего, что мне известно с ваших же слов, главное вам нужны деньги. Так вот, давайте разговаривать как деловые люди, а патриотизм, о котором вы мне сегодня говорили, тут ни при чем. Вам нужны деньги – это и может привести нас к реальному разговору и реальному решению.

– Мы, люди Запада, деловые люди и реальные политики, – продолжал Дальский. – Мы стоим близко друг к другу, хотя у нас с вами и разные шефы. Я тоже уполномочен переговорить с вами. Мои высокие инстанции интересует состояние армии генерала Андерса. Они не удовлетворяются докладами из кабинетов Польского правительства в Лондоне и штаба генерала Андерса. Вам известно, что Польская армия скоро выедет из пределов Советского Союза на Ближний Восток. Я должен знать, кого больше в армии – левого элемента или сторонников политики Лондонского правительства. Нам надо знать, кто бунтует в армии Андерса. Таких вывозить не следует.