Текст книги "Нелегал"

Автор книги: Олег Северюхин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

Глава 12

В Ново-Николаевске я сразу бросился на привокзальный рынок, пообещав Аркадию Михайловичу что-либо достать для нашего стола. Перед этим я отдал ему на сохранение сто долларов и двести немецких рейхсмарок. Немцам не свойственна такая расточительность даже с друзьями, но я, наверное, действительно начал превращаться в русского. Свои вещи я оставил в вагоне.

В поезд я и не думал возвращаться, так как должен был найти тайник с предназначенными для меня вещами и документами.

Выйдя с привокзальной площади, заполненной телегами крестьян и пролетками извозчиков, я сориентировался по сторонам горизонта, зная, что парадная часть вокзала должна смотреть на север. Ориентировку я проверил по православному кресту на ближайшей церкви. Косая перекладина креста своим возвышенным концом всегда указывает на север. Запахнув полушубок, я зашагал к выходу из поселка при станции. Мой вид был более затрапезным, чем у встречавшихся мне людей, но не вызывал у них никакого интереса: мало ли бродяг шатается по России в такое время.

Тайник находился в двух километрах от окраины поселка, на опушке небольшого леска. Я сразу нашел сломанную березу, на стволе которой топором был вырублен знак в виде трех римских цифр "десять" (XXX). Как выкопать тайник без подручных предметов, я не знал. Никто, вероятно, не предполагал, что я приеду зимой. С помощью палки я расчистил место около березы и стал ковырять мерзлую землю, где-то помогая себе руками и маленьким перочинным ножиком. Разжечь костер сверху, чтобы отогреть землю, нельзя – можно повредить то, что спрятано в земле.

После трех часов изнурительной работы, весь мокрый, я добрался до свертка, завернутого в прорезиненную ткань. Кое-как разрезал обертку и достал шинель с погонами, ремень, гимнастерку, брюки, фуражку, сапоги, серые вязаные рукавицы, вещмешок с небольшим запасом продуктов и сверток с документами на имя рядового 27 пехотного полка Луконина Ивана Петровича, ездового тылового отделения, призыва декабря 1916 года.

Форма от мороза и от долгого лежания в земле стояла колом, и надеть ее было невозможно. Как бы я ни хотел соблюдать осторожность, но пришлось пойти вглубь леса и разжечь костер. Чтобы не создавать дыма, я наломал веток посуше, разложил маленький костер, складывая ветки крест накрест. Ветки быстро прогорали, и я разложил костерчик побольше, просушивая форму. Просушенную форму я надел на себя и занялся разбором содержимого вещмешка.

В вещмешке я нашел вместительный мешочек ржаных сухарей, большой кусок сала, пакетик с сахаром, чаем, банку мясных консервов российского производства, две бутылки водки с залитыми сургучом горлышками, две пачки моршанской махорки. Были газета "Омский вестник" за 26 августа 1917 года: "В кинотеатре "Одеон" демонстрировалась тяжелая драма в 4-х частях по повести А. Куприна "Яма" и газета "Солдатская мысль" за 3 июня 1917 года: "Эсеровский "Омский союз солдат-крестьян" в связи с широко распространившимися в конце мая 1917 года слухами о приезде в Омск Ленина, принял резолюцию, в которой записал, что, поскольку "пропаганда Ленина вносит разлад в революционную среду и тем разъединяет силы демократии", то присутствие его в Омске нежелательно, о чем сообщить Ленину телеграфом". Значит, посланец находится в городе Омске и закладка тайника произведена позже августа 1917 года, когда я еще собирался выезжать в Россию.

Сухари нисколько не покрылись плесенью, вероятно в связи с тем, что находились на морозе. Увидев это по тем временам богатство, я раздумал сразу идти на станцию и сел к костру подкрепиться. Нанизав на веточку кусок сала, я поджарил его на огне, открыл бутылку водки, выпил из горла несколько больших глотков, занюхал сухарем и закусил поджаренным салом. Более вкусной пищи я не пробовал никогда в жизни. Повторив эту операцию еще раз, я почувствовал, как по моему телу разливается тепло, шинель, полушубок и костер приятно согревали тело, унося вдаль воспоминания о трудном пути из Берлина до центра России почти через весь земной шар. Закурив самокрутку из крепкой махорки, я вообще почувствовал себя американским миллиардером Ротшильдом с ароматной гаванской сигарой в конце изысканного ужина.

Глядя на сизый дымок самокрутки, я незаметно для себя уснул.

Глава 13

Во сне мне приснился Густав. Расхаживая по комнате, он с расстановкой говорил мне:

– Мой мальчик, тебе доверена очень важная миссия, не похожая на задания твоих предшественников. Твоя задача вжиться в Россию. Стать русским, но не забывать, что твоя Родина – Великая Германия.

Эту войну Германия проиграет. Слишком много государств объединились против нее. Австро-Венгерская империя на грани распада и выхода из войны. В Германии идет антивоенное и, прямо сказать, революционное движение, принесенное фронтовиками с восточного, русского фронта. Неспокойно в германском военно-морском флоте. Но ты должен быть уверен, что Германия быстро восстановит свои силы и выиграет следующую войну. Лозунг немецкого народа "Drang nach Osten" не потеряет своей актуальности никогда.

Для этого мы должны знать, что делается в политике, в военной отрасли, в промышленности России. Другие твои соратники будут работать в высоких сферах, проникать в интересующие нас учреждения и организации, служить в армии, работать в промышленности и в сельском хозяйстве, добывать достоверную информацию, до которой тебе нельзя добираться, чтобы не быть раскрытым и уничтоженным. Ты должен видеть и чувствовать моральный дух русской нации, который много значит для решения стратегических задач Германии.

Ты не должен состоять в партийных организациях, служить в армии и учиться в военно-учебных заведениях. Ты не должен стремиться занимать высокие должности, не должен быть всегда на хорошем счету. Ты не должен совершать преступления, чтобы не быть приговоренным к лишению свободы. Ты не должен вносить рационализаторские предложения, но своим советом маленького человека ты можешь поколебать уверенность в принятии правильного решения особенно в вопросе танковой техники, авиации, артиллерии и стрелкового оружия. Поверь мне, старому волку германской разведки, новая война будет войной техники. Неуклюжие английские танки превратятся в небольшие бронированные скоростные машины, недоступные стрелковому оружию и способные разбивать любую оборону. Бороться с ними можно только артиллерией, специально предназначенной для уничтожения бронированной техники. Самолеты есть почти во всех странах мира. Скоро это будут современные боевые машины, способные нести бомбовые заряды большой мощности, что уже показали русские на своем самолете "Илья Муромец". Уничтожать их можно самолетами-истребителями и специальной артиллерией, могущей стрелять прямо в небо. Пулеметы хорошо зарекомендовали себя в нынешней войне, но найдутся изобретатели, и в России они уже есть, которые сделают маленькие пулеметы и вооружат ими каждого солдата.

Мы будем знать группировку войск нашего вероятного противника, но узнать моральный дух изнутри нельзя ни по каким книгам, ни с помощью людей, мыслящих нашими категориями.

Мы будем тебе помогать, нацеливая на стратегические направления, которые нам нужно осветить, чтобы принять окончательные решения. Родина тебя не забудет, мой мальчик.

Глава 14

Я проснулся оттого, что свалился с прогнившего пенька, рядом с которым развел костер. Костер погас и даже не дымился. Было уже темно. Ярко светили звезды на небе. От холода я окоченел, руки не сгибались, губы еле шевелились. Потихоньку двигая руками и ногами, я вытянулся во всю длину тела, кое-как встал и начал потихоньку делать физические упражнения по системе господина Мюллера, постепенно восстанавливая кровообращение. Затем я снова набрал веток и развел костер.

Немного обогревшись, я с ужасом подумал, что приснившийся мне инструктаж Густава, являющийся тезисным изложением основных положений всего того, что мне говорили, мог быть последним в моей жизни. Если бы я не свалился с пенька, то я бы не проснулся, и потом, через несколько дней, а может быть и месяцев в лесу нашли бы труп, сидящий на пне в позе "Мыслителя" Родена. Это все водка. Зимой с нею надо быть очень осторожным. Она дает временное снятие усталости и притупляет чувство опасности, заставляя расходовать много сил, нужных для сохранения организма.

Меня учили правилам ночевки в лесу в зимний период. Но я пренебрег этим наставлениям и чуть не сорвал важное задание. Я должен был развести костер побольше, вытянув его на длину тела. Хорошо прогреть костром почву. Сверху положить развесистые лапы хвойных деревьев. Лечь на них и укрыться шинелью. И всю ночь я бы спокойно спал, согреваемый теплом снизу.

Как говорят русские, береженого Бог бережет. Сам о себе не позаботишься, никто о тебе заботиться не будет. Надо сделать зарубку в своей памяти.

Молодость относится к смерти как-то несерьезно, как к чему-то временному, проходящему с течением времени. Как правило, все подвиги совершаются молодыми людьми, уверенными в свою удачу и неуязвимость в любой ситуации. Когда за плечами нет большого жизненного опыта, прожитой жизни, то и терять-то особо нечего. Пожилой человек идет на подвиг с ясным сознанием того, что ничего, кроме этого, уже нельзя сделать. Кто-то должен пожертвовать собой во имя спасения других. Вызывается на подвиг не самый храбрый, а самый подготовленный, понимающий, что с его гибелью генофонд нации не погибнет. Останется больше здоровых производителей, а не старых, теряющих силы волков, которые, в первую очередь, должны заботиться о потомстве своей стаи.

Такие мысли приходят с годами. Мне часто приходилось слушать пожилых людей, пожалуй, уже даже слишком старых, которые говорили и спрашивали, почему Господь Бог не заберет их к себе, сколько еще времени они будут коптить небо. И поверь мне, Наташенька, ни один из них, даже живущий в невыносимо тяжелых условиях, не видел в смерти того избавления, о котором он только что просил. Каждый надеялся еще пожить, надеясь, что завтра или послезавтра наступят лучшие времена, придут близкие люди, согреют его теплом заботы, и жизнь будет казаться лучше, чем она есть.

Густав всегда говорил мне, что бороться нужно до последней возможности. Всегда найдется какая-то случайность или закономерность, которая позволит выйти из самого трудного обстоятельства. В качестве примера он рассказал мне быль, случившуюся с одним бездомным человеком, который хотел покончить жизнь самоубийством. Уже находясь в петле, он увидел лежащую на земле бутылку. Вылез из петли, подошел к ней и поднял. В бутылке находилось немного вина. Он его выпил и увидел, что в том месте, где лежала бутылка, лежит недоеденный пирожок с капустой. Пирожком он закусил выпитое вино. Увидел рядом окурок, поднял его, закурил и подумал: "Бог мой, кажется, что жизнь моя начала налаживаться, а я чуть было не повесился".

Наконец, среди деревьев забрезжил рассвет. Я подкрепился имевшимся у меня продовольствием, сжег свои транзитные документы, разгреб пепел и выкинул металлические скрепки, соединявшие страницы швейцарского паспорта, забросал костер снегом. Все, что соединяло меня с нормальным миром, дымом ушло в небо. Сейчас я в России и я русский.

Выйдя на дорогу, я бодрым шагом пошел к Ново-Николаевску.

Ближе к центру России более явственно проглядывали черты новой власти и революции.

На подходе к городу меня остановил революционный патруль – один штатский и два солдата с оружием:

– Привет, земляк, куда путь держим?

– Куда-куда, куда глаза глядят, – ответил я, – Россия большая, а приткнуться человеку некуда. Здесь так же, как и в других местах. Думаю ближе к теплу податься, там, поди ж ты, и хлеба поболее родятся.

Посмотрели мои документы и собрались идти дальше. И тут меня, наверное, черт за язык дернул.

– А вы кто такие, – спросил я.

– А ты не знаешь, – ответили мне вопросительно. – Мы местный отдел по борьбе с контрреволюцией, саботажем, спекуляцией и мародерством. У тебя оружие есть? – и они полезли обыскивать меня.

Оружия у меня не было, но в мешке оставалось водка, одна целая бутылка и остатки в другой. Кусок сала, сухари. Находка обрадовала патруль. Давай, присаживайся с нами, – и они пригласили меня поесть мои же продукты. Бутылку быстро открыли, и она пошла по кругу.

– Закуска хороша, – отметили мои новые "друзья", которые могли бы меня и арестовать. Видим, что ты парень не жадный и не являешься врагом революции, – втолковывал мне пожилой рабочий, сворачивая самокрутку из найденной у меня махорки. – У нас создан специальный отдел для борьбы с контрреволюцией. Скоро выйдет специальное постановление Ново-Николаевского Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов по этому вопросу. А мы уже начали свою работу. Мы имеем право всех уголовных преступников, саботажников, спекулянтов, скупщиков и перепродавцов оружия, застигнутых на месте преступления, беспощадно расстреливать без суда и следствия. Ты, паря, нас не боись, ты такой же солдат, как и эти вот. Они свою лямку оттянули, а сейчас сражаются за дело революции. Германия вроде бы с нами мир подписала, а войска ее снова на нас начали наступать. Сам-то куда идешь?

Мне такое знакомство было не с руки. Сам виноват. Чего полез с расспросами. Задан вопрос, дай очень краткий ответ. И лучше не совсем по интересуемой спрашивающего теме. А потом иди дальше. Начни вот сейчас выяснять, что я здесь делаю и кого знаю. А объяснить-то разумно я и не смогу. От поезда отстал, с вещами и довоенной водкой. А, может быть, у тебя еще что-нибудь поискать? Доллары есть, и монетки золотые в пояс зашиты. Либо шпион, либо крупный спекулянт. Пропал ты, Иван Петрович, давай как-нибудь выкручивайся из этой ситуации.

– Сирота я, – сказал я пожилому рабочему, который был у них за главного, – еду к знакомым в город Николаев. Сказали будто здесь он, а здесь город Ново-Николаевск. Туда-сюда, а поезд-то уже ушел. Помогите, люди добрые, на поезд сесть.

Ничего себе объяснение, лучше не придумать. Любой контрразведчик сразу бы начал подробно спрашивать, откуда я приехал и так далее. А я ведь ничего про Россию и про обстановку в ней не знаю. Очень много изменений в ней произошло, пока я до нее добирался.

Просьба о помощи имела больше значения, чем мое возможное объяснение, откуда и куда я иду. В большом городе легче затеряться, а здесь каждый человек и каждый дом на виду. Наверняка, они все друг друга в лицо знают. Вчетвером, объединенные совместной выпивкой, мы пошли на вокзал. В отсутствие поездов вокзалы замирают. Шум и гам утихает. Люди расползаются по углам, выглядывая оттуда в надежде получить известие о новом поезде. Старший патруля ушел к начальнику вокзала. Скоро он вернулся и сообщил о готовящемся выходе автодрезины в Омск.

Минут через десять мы пошли в сторону вагонного депо. Местными умельцами из старых запчастей была собрана тележка на маленьких колесиках, если их сравнивать с обычными колесами вагонов. На тележке был установлен бензиновый мотор, с помощью цепной передачи приводивший в движение тележку. На тележке была сколочена фанерная будка с окном и дверью. В будке вдоль стенок стояли две лавки. Поездка была проверочной. Дойдет автодрезина до Омска или нет. Всего ехали два человека – моторист и механик депо, автор проекта. Я с удовольствием согласился поехать с ними. Как никак, а автодрезиной управляет экипаж, вольный принимать те решения, которые покажутся ему целесообразными.

Я не специалист по моторам, но по внешнему виду было видно, что мотор слабосильный. В дополнение к мотору в передней части платформочки стояло приспособление для ручного движителя, которое я видел еще в детстве на пограничной железнодорожной станции, где служил мой дядя.

Мои провожатые, то ли из чувства раскаяния за слабость к моим продуктам, то ли из чувства сострадания, дали мне на дорогу два сухаря и отсыпали моей махорки. Спасибо вам, люди добрые, за доброту вашу и сочувствие. Душевный все-таки народ, эти русские люди.

Мотор на автодрезине завелся, пострелял, выбрасывая сизые клубы дыма из выхлопной трубы и начал урчать ровно, удовлетворенный чем-то своим, моторным. Мы с механиком сели на скамейки, моторист подергал какие-то рычаги, и автодрезина медленно поехала, вернее, поползла по рельсам. До выезда за пределы городка нас раза два-три основательно тряхнуло на стрелках, чуть не свалив со скамеек.

Глава 15

По расчетам механика, мы должны были проехать сто двадцать километров до места следующей заправки. Однако бензин закончился километров через восемьдесят от Ново-Николаевска, часа через три после выезда. Остальные сорок километров мы двигались на ручной тяге, сменяя друг друга через каждые четверть часа работы. Скорость движения на ручной тяге не превышала пятнадцати километров в час. Три часа работы вытянули из нас много энергии и развили зверский аппетит.

На станции Чулымская, куда мы прибыли, нас никто не ждал. Телеграмма, переданная по телеграфу азбукой Морзе, не была принята на этой станции, так как предполагалось, что эта телеграмма не для таких маленьких станций. На станции нам пришлось задержаться еще и потому, что в бачок с бензином кто-то налил воды, чтобы восполнить отлитое количество бензина ("гасу", как говорят в этих местах) для заправки керосиновых ламп. Механик догадался взболтать бензин и налить в ковшик для пробы. На дне ковшика ясно были видны переливающиеся прозрачные пузыри ржавого оттенка. Единственное, что мы придумали, это выставить бачок на улицу, чтобы ночной холод выморозил всю воду.

Ночь мы провели у начальника станции, в простом деревянном доме, ничем не отличающемся от домов других жителей пристанционного поселка. Обстановка в доме самая простая: стол, деревянные стулья, сработанные местным плотником по привезенному образцу, который изрядно был стар и стоял в стороне от других стульев. Кажется, сядь на него, и из него пойдет пыль, как от шубы, долгое время висевшей в чулане. Деревянный комод работы того же мастера, деревянная горка для посуды, висящая на стене и прикрытая цветной ситцевой занавеской. Привилегированное положение хозяина подчеркивали красная фуражка, стеклянный абажур на керосиновой лампе в виде причудливого цветка и рамка с фотографиями под стеклом на стене. Видно, что стекло регулярно протиралось, но не так тщательно – в углах были видны следы раздумий летних мух.

На ужин нам налили простых щей в глиняные миски. К столу подали алюминиевые ложки, хотя по всему было видно, что хозяева привыкли пользоваться деревянными ложками. Хлеб выпекался хозяйкой дома в виде больших серых караваев, издававших приятный ржаной запах. После щей нам налили по стакану жирного молока, которое было необычайно вкусным с ржаным хлебом.

Покушав, мы устроились ближе к порогу комнаты покурить. Передвинули к дверям стулья, приоткрыли дверь, чтобы выходил дым, и мужчины завели бесконечный разговор о том, кто где был и кто что видел.

Интересовался больше начальник станции, которому интересно было узнать, что происходит на узловых станциях.

Из этого разговора я узнал, что революция происходила только в Петрограде и в Москве. На места были переданы телеграммы о том, что Временное правительство низвергнуто и вся власть перешла к Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов.

Власть – это не кошелек с деньгами, кто нашел потерянный кошелек, тот и хозяин положения. Недели две после революции все шло своим чередом. Власть находилась на своих местах, ее распоряжения никто не выполнял, и она особо не требовала их исполнения. Новой власти еще не было. Все граждане были предоставлены сами себе. Каждый делал все то, что хотел, но с оглядкой, а вдруг власть проснется, схватит за грудки и притянет к ответу.

То, что раньше запрещалось, стало делом обычным. Везде стали ставить брагу, гнать самогон и торговать им. Государственная винная монополия рушилась прямо на глазах. Раньше тоже гнали самогон, но, в основном, для собственного потребления. До революции водку четвертями продавали (бутылка, емкостью 2,5 литра), сейчас самогон четвертями продают. Раньше хоть самогон качественным был, ничем "казенке" не уступал. А сейчас гонят его, Бог знает из чего. Люди травятся, а пьют. Из деревень к железной дороге потянулись крестьяне с продовольствием. Обменивают его на вещи, которые раньше не были доступны для обыкновенного крестьянского двора. Стали поезда грабить. Некоторые ловкачи подходят к железке, при проходе поезда забрасывают на вагон "кошку" (кованый якорь с острыми лапами) и срывают с поезда вещи пассажиров или их самих.

Много развелось грабителей всяких мастей. Революция вместе с политическими заключенными выпустила и уголовников. Стоило ли революцию делать, чтобы преступникам свободу дать.

Деревенские жители на продукты выменивают и оружие, чтобы защищать свои хозяйства. Попробуй сейчас деревню тронуть. Много крестьян набрались фронтового опыта, и оружия с собой много привезли. Один крестьянин все допытывался у проезжающих солдат, где можно купить снаряды к трехдюймовой горной пушке. Не горшки же он собрался из снарядных гильз делать.

Интеллигенция, капиталисты и офицеры собираются по квартирам и обсуждают, как они дальше жить будут. Уж они-то из всего, наверняка, превратятся ни во что. А как без них жить, никто не знает. Их учили тому, как управлять заводами и фабриками, издавать законы, организовывать их исполнение. Простые люди этого делать не умеют. Однако и они понимают, что раз грамотный, ученый то есть, то потенциальный противник власти рабочих Советов.

Из Петрограда на места были направлены уполномоченные с мандатами Совета народных комиссаров, подписанными лично Лениным, для установления новой власти. Приходили они в Советы, подбирали людей, в основном вооруженных. Затем приходили в городское управление и объявляли об установлении новой власти рабочих и крестьян. Совет, ободренный присутствием полномочного комиссара, издавал распоряжения о назначении новых начальников. Вот они ходят с портфелями, важных людей из себя изображают. Плохо то, что вооруженными людьми командуют те, кто на руку нечист был в дореволюционное время.

Что касается реквизиций для новой власти, то тут нужны люди, которые не постесняются чужое отобрать. Нормальные-то люди делать это стесняются. Ведь реквизиция это все равно что грабеж, как ни крути.

Чиновники на работу не ходят. На железной дороге почти все выходят на работу, потому что понимают, отдай в руки неучам железную дорогу, сразу начнутся крушения поездов и железная дорога остановится. Раньше порядки были строгие, как в армии, а сейчас поезда ходят нерегулярно, а на одноколейке самое главное, чтобы поезда навстречу друг другу на перегоне не попались.

Одни умники решили по своей инициативе паровоз перегнать на соседний полустанок без разрешения начальства узловой станции. Врезались в эшелон с лесом. Два паровоза испортили, движение на трое суток перекрыли. Один машинист погиб. Пока паровозы под откос сбросили, ремонтировать негде, да и нечем, да пути восстанавливали, движение на дороге было перекрыто. Свобода опасная штука. Чувствуется, что народ русский еще наплачется с этой свободой.

Такая ситуация, вероятно, создалась по всей России. Старая власть не действует, а новая власть не знает, что делать в первую очередь. Законов новых нет, а старые законы могут применять и так и эдак, в зависимости от пристрастий новых начальников. При таком положении дел можно проявить себя активным проводником новых идей и взлететь по служебной лестнице. А можно и голову себе сломать в борьбе с теми, кто любыми путями дорогу себе прокладывает. Обвинят в саботаже или враждебных намерениях и по законам беззаконья пристрелят где-нибудь в тупике. Надо быть предельно осторожным не только простому человеку, но и тому, кто имеет особое задание вписаться в новую обстановку.

Спать легли ближе к полуночи. Начальник станции предлагал дождаться следующего поезда и прицепиться тележкой к последнему вагону. И бензин сохраните, и доедете быстрее, – сказал нам начальник станции.

Утром получилось примерно так, как нам и предсказывал начальник станции. Бензин замерз в бачке вместе с водой. По теории, он замерзать не должен, если температура окружающего воздуха не слишком низкая. Но, вероятно, воды в бензине было много. Вода смерзлась, а оставшаяся жидкость была какая-то водянисто-маслянистая и совсем не была похожа на бензин даже низкого качества.

В середине дня нас прицепили к товарному составу с углем, идущим в сторону Екатеринбурга. Боже мой, я молился всем известным мне Богам, чтобы он оставил меня в живых, я давал обещания больше не надеяться на русское "авось" в любых делах, обещал больше не пускаться на авантюры, которыми, как правило, оборачивались самые благие намерения.

Наша автодрезина, прицепленная к составу, больше всего напоминала консервную банку, которую иногда прицепляют к свадебному кортежу. Так же, как и консервную банку, дрезину мотало из стороны в сторону. Мы особенно отчетливо ощущали стыки рельсов, а на стрелках дрезина стремилась соскочить с рельсов и бежать рядом с вагонами, а, если это возможно, то и обогнать их.

В будочке было холодно, ветер дул в щели, задувая к нам угольную пыль, вылетающую из паровозной трубы и из вагонов. Согревание по методу "два притопа, три прихлопа" грозили нам серьезными простудными заболеваниями. Путем постоянного взбалтывания бачка с замерзшим бензином, мотористу удалось залить в бензобак мотора определенное количество суррогата бензина и с неимоверными усилиями завести мотор. Работающий мотор в какой-то степени согрел нашу будочку, но к остановке поезда на следующей узловой станции мы были до такой степени грязными и закопченными, что я в течение последующих нескольких лет постоянно ощущал запах угольной пыли и выхлопных газов от мотора.

Следующая станция была Барабинск. На станции стоял поезд, готовый отправиться в западном направлении. Я был до того грязен, что меня сторонились бродячие собаки, не то, что люди. Кое-как оттерев лицо и руки снегом, выколотив то, что раньше называлось полушубком, шинелью и шапкой, я с большими трудностями влез в поезд и поехал на запад, точно не зная, куда я попаду.