Текст книги "Хронико либеральной революции. (Как удалось отстоять реформы)"
Автор книги: Олег Мороз
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 32 (всего у книги 49 страниц)
– Депутаты сочли возможным принять это решение через три дня после того, как народ однозначно ответил «да» на второй вопрос референдума, чем выразил поддержку социально-экономической политике, проводимой в России…
При этом, конечно, всем – в том числе и самим депутатам, – ясно, что это слишком слабое постановление, повернуть события вспять оно уже не в состоянии. Хотя, как сказал Чубайс, «куснуть» его оппозиционерам «все равно хочется». По его словам, «беспомощная попытка депутатов изменить жизнь с помощью какой-то бумаги» выглядит забавной и демонстрирует «окончательный отрыв народных избранников от тех, кто их избрал».
Очередная атака на приватизацию захлебнулась. Можно было расслабиться. 25 мая в телепрограмме «Без ретуши» Чубайс произнес со вздохом облегчения:
– Сегодня, может быть впервые за полтора с лишним года моей работы, я нахожусь в ситуации, когда я знаю, что сломать приватизацию никто уже не сможет… Сегодня кризис миновал.
Самая успешная из реформ
После фактического провала программы финансовой стабилизации именно на приватизацию как на последний оплот реформ переместился их центр тяжести.
Сопротивление приватизации изначально имело некую внутреннюю слабину. С одной стороны, прежняя хозяйственная номенклатура и без всякой приватизации фактически владела теми предприятиями, над которыми начальствовала. Реформы же, понятное дело, таили в себе угрозу, как минимум несли с собой неопределенность: эта фактическая собственность вполне могла уплыть в какие-то другие руки. Подобную меркантильную позицию, разумеется, подкрепляли идеологические догмы коммунистов, в ту пору еще достаточно почитаемые: как мы знаем, они, коммунисты, с самого начала, с момента своего появления на свет выступали против всякой частной собственности и лишь постепенно, под натиском истории стали отодвигаться от этой твердолобой позиции своих основоположников (хотя до конца, по крайней мере в России, так и не смогли отойти от нее, сохраняя привычную подозрительность ко всяким собственникам). С другой стороны, «законная» собственность, – конечно, более привлекательная штука, нежели та, которой располагали директора при Советской власти. Тем паче что в новых условиях государство уже не гарантировало им ни финансовой помощи, ни материально-технического снабжения. Мало-помалу это осознавало все большее число директоров, так что социальная база, на какую могли опереться приватизаторы, постепенно расширялась. Росло число ее защитников и, соответственно, сокращалось число противников.
В итоге приватизация – если понимать под ней просто передачу госсобственности в частные руки, – в те первые, самые тяжелые годы реформ оказалась наиболее успешной среди них.
Другое дело, что это были за руки. Сплошь и рядом собственность захватывалась прежней номенклатурой и просто жульем. Обыкновенному честному труженику мало что досталось. Даже единственный подаренный ему государством ваучер в огромном числе случаев оказался похищенным или проданным за копейки. Так что из той поры и до нынешнего времени тянется бесконечный хвост упреков и проклятий в адрес тех, кто организовывал приватизацию.
Чубайс пытается защищаться, объяснять, каков был изначальный замысел и почему получился не совсем тот результат. На упреки, что цена ваучера так и не поднялась до стоимости двух «Волг», как он это когда-то обещал, Анатолий Борисович отвечает так:
– Абсолютное большинство граждан быстро от ваучеров избавилось – продало. И это понятно: на тот период они не представляли реальной ценности, продавались в лучшие времена по десять тысяч рублей. Но те, кто серьезно отнесся к проблеме, пошел по пути приобретения собственности на эти самые приватизационные чеки, кто реально обменял их на акции, и особенно те, кто в это вложил энергию, сметку, ум, – они не стали бедняками. Напротив, они обречены стать богаче, потому что стоимость российского имущества все время растет.
На мой взгляд, эти оборонительные попытки совершенно напрасны. Дело не в ваучерах, не в том, насколько они оказались ценны, а в том, что приватизация в России, наверное, и не могла происходить как-то по-другому, нежели так, как она реально произошла, – в значительной степени по-воровски.
Более того, вообще все реформы в целом вряд ли могли происходить в России как-то иначе. Не через пень-колоду. Как уже говорилось, с реформами на Руси всегда дело плохо. Поскольку – опять напомню горькие слова знаменитого русского философа – «в нашей крови есть нечто, враждебное всякому истинному прогрессу».
Что ж тут винить одного Чубайса или кого-то еще, что реформы свершились не так, как хотелось бы? Все виноваты. Или – Бог «виноват».
И что Чубайсу оправдываться? Что сделано, то сделано. Худо ли, бедно, в России все-таки утвердилась частная собственность. Причем в весьма короткие сроки. Это уже чудо, если учесть, с какой провальной точки мы стартовали.
Я уж не говорю о том, что концепция приватизации, предложенная реформаторами, как уже говорилось, была значительно «улучшена» Верховным Советом путем многочисленных поправок к соответствующим законам. Попросту говоря, эту концепцию исказили до неузнаваемости. Но об этом никто сейчас уже не помнит. Сами же «улучшатели», естественно, ни сном, ни духом не помышляют даже частично признавать свою вину, предпочитая перекладывать ее на других…
Что касается воровского характера приватизации… Немыслимо себе представить, чтобы один человек или хотя бы десяток-другой людей в Центре, в Москве смогли проконтролировать, как она идет на пространстве огромной страны, изобилующей всевозможным ворьем и жульем, добиться, чтобы она проводилась по-честному, по справедливости. Тем паче что ни прокуратура, ни милиция, ни суд не уделяли этому ни малейшего внимания, смотрели сквозь пальцы на «приватизационный грабеж». И только спустя годы принялись выдергивать то одного, то другого из числа обретших собственность, руководствуясь при этом какими-то только им, правоохранительным органам, известными критериями, и раскручивать громкие, но маловразумительные судебные процессы. Главное для реформаторов все-таки было – и они сами не уставали об этом твердить – сделать реформы необратимыми. В применении к приватизации – сделать необратимым разгосударствление, введение частной собственности. С сопутствующими бедами, промахами и провалами приходилось мириться как с неизбежностью.
КОНСТИТУЦИОННАЯ МОРОКА
Стратегическая цель – новый Основной закон
После референдума главной стратегической целью Ельцина стало скорейшее принятие новой конституции. Между президентом и его противниками начался новый, не менее изнурительный, чем предыдущие, этап борьбы: каждая из сторон продвигала свой собственный проект.
Среди разработчиков президентского варианта были известный юрист Сергей Алексеев, Сергей Шахрай, Анатолий Собчак. За основу взяли проект Алексеева и Собчака с включением некоторых положений из проекта Шахрая.
По ряду моментов президентский проект, естественно, весьма отличался от того, который был подготовлен Конституционной комиссией и который, согласно намерению Хасбулатова, должен был рассмотреть и принять предстоящий X съезд (руководство ВС предполагало созвать его в ближайшее время). Главное различие, конечно, заключалось в том, что президентский проект предоставлял более весомые властные полномочия президенту, альтернативный, понятное дело, – парламенту.
Помимо всего прочего, в президентском варианте конституции вообще не были предусмотрены ни должность председателя парламента, ни пост вице-президента, тогда как в варианте Конституционной комиссии обе должности сохранялись. Так что, ведя борьбу против президентского проекта, и Хасбулатов, и Руцкой сражались прежде всего за самосохранение, самовыживание. Ничего хорошего этот проект не обещал и прочим активистам оппозиции.
В качестве первой серьезной вехи в конституционном соревновании Ельцин выбрал 5 июня. На этот день он назначил созыв нового органа – Конституционного совещания, на котором предполагалось «окончательно доработать» проект нового Основного закона. За основу, естественно, намечалось взять проект президентской команды. Противники Ельцина могли бы проигнорировать это мероприятие, – Конституционное совещание ими не признавалось, – однако более выгодным для себя они сочли пока что не делать этого (позднее станет ясно, в чем заключается их тактика).
Официальным представителем ВС на совещании был назначен все тот же Хасбулатов. Это свое назначение он получил 3 мая, но еще 30 апреля спикер разослал членам Конституционной комиссии телеграмму, в которой предлагал прибыть 7 мая на ее пленарное заседание. На нем предполагалось рассмотреть ситуацию, которая сложилась в связи с наличием двух проектов новой Конституции. При этом предпочтение заранее отдавалось проекту Конституционной комиссии. Поскольку он «прошел обсуждение» на Съезде и в Верховном Совете, Хасбулатов и его сторонники, считали его «легитимным», другой же, – подготовленный Алексеевым, Собчаком и Шахраем, – «инициативным».
Итак, Конституционное совещание и Конституционная комиссия, 5 июня и 7 мая… Сопоставляя эти даты, можно сказать, что в начавшейся конституционной гонке Хасбулатов и K° выскочили вперед.
Решение о созыве Конституционной комиссии было принято без согласия Ельцина, являвшегося ее председателем (сам спикер и его заместитель Николай Рябов занимали посты заместителей председателя). По этой причине президентская сторона, в свою очередь, решила бойкотировать его. 6 мая Вячеслав Костиков выступил с заявлением по поводу «попытки отдельных лиц» созвать заседание Конституционной комиссии «в обход президента». По словам Костикова, такие попытки есть не что иное как «узурпация президентских полномочий»: Ельцин как председатель Конституционной комиссии «никому не делегировал своих прав на ее созыв»; соответственно, любые решения, принятые Комиссией, будут восприняты президентом как неправомерные.
Со своей стороны, ответственный секретарь КК Олег Румянцев обвинил Костикова в «вопиющей правовой безграмотности» и напомнил ему, что, согласно положению о Конституционной комиссии, ее пленарные заседания созываются либо председателем, либо его заместителем, либо наконец по их поручению – ответственным секретарем.
Несмотря на возражения Ельцина, заседание Конституционной комиссии все-таки состоялось. Как и было запланировано – 7 мая. Правда, на нем не было кворума, но эту деталь сочли несущественной. На заседании были сделаны ритуальные реверансы в адрес президентского проекта конституции – прозвучали слова о том, что он «содержит ряд положений, которые необходимо учесть при доработке проекта Конституции РФ». Вместе с тем говорилось и другое, – что документ представляет президента как «единственного гаранта прав и свобод, гаранта функционирования всех ветвей и структур власти, отношений субъектов федерации и центра». По словам Олега Румянцева, «президентский проект существенно нарушает баланс властей», «он ставит президента над всеми остальными ветвями власти, что характерно лишь для авторитарных государств».
В принятом постановлении утверждалось, что многие положения президентского проекта существенно ограничивают экономические, политические и гражданские права человека.
Выступая на заседании, Хасбулатов пока еще достаточно мягко заявил, что, по его мнению, новую конституцию вполне можно будет принять на съезде, – необходимое для этого количество голосов наберется.
Реакция Ельцина на заседание Конституционной комиссии последовала незамедлительно. На пресс-конференции 8 мая он вновь назвал его незаконным, поскольку «оно было созвано без его ведома как председателя Конституционной комиссии». Президент заявил, что намерен и дальше бороться за свой проект конституции: «Тот проект конституции, который был раньше (то есть проект Конституционной комиссии. – О.М.), Съездом фактически отвергнут, так как он его не вынес на обсуждение народа».
На следующий день в очередной раз о подготовке новой конституции высказался и Хасбулатов. Высказался уже весьма жестко. Он заявил, что за пределами Конституционной комиссии никакие собрания по этой проблеме «не имеют силы».
Как видим, у спикера, – если смотреть на дело формально, – довольно двусмысленная позиция. С одной стороны, он собирается участвовать в Конституционном совещании 5 июня, с другой – не признает это совещание, считает его «не имеющим силы». Уже тогда можно было догадаться, что в зал заседаний Хасбулатов явится вовсе не для того, чтобы спокойно работать, – у него на этот счет, по-видимому, были совсем другие планы.
Нашли «Ахиллесову пяту»
Главным оружием хасбулатовско-румянцевской стороны на этом этапе перетягивания каната был тезис о том, что Ельцин-де отказывается от проекта конституции, который сам же – как председатель Конституционной комиссии – одобрил и в который внес более двадцати поправок. Для такого рода утверждений в самом деле были основания. До поры до времени, пока конституционная проблема не стала предметом острейшего политического раздора, президент и депутаты действительно двигались параллельными курсами, вместе занимались одной и той же, в значительной мере рутинной работой.
Тут, пожалуй, стоит напомнить некоторые, основные, вехи этой работы. Конституционная комиссия РФ во главе с Ельциным была образована на I съезде народных депутатов 16 июня 1990 года. Ей поручили подготовить проект новой конституции РСФСР. Дальше работа проходила в такой последовательности. В августе Комиссия представила концепцию проекта, а к началу октября – рабочую основу новой конституции. Первый ее вариант был опубликован в ноябре того же года. Естественно, последовали многочисленные замечания и предложения от комитетов и комиссий Верховного Совета, депутатов, экспертов, специалистов, общественных организаций, рядовых граждан. В январе – феврале 1991-го КК занималась тем, что «сближала» статьи основного проекта конституции с положениями альтернативных вариантов. Следующее «выныривание» конституционного вопроса на поверхность случилось лишь осенью: проект конституции, подготовленный Конституционной комиссией, был представлен V съезду 2 ноября, причем представил ее сам председатель, то бишь Ельцин. Дальше – весна следующего года: основные положения проекта получили одобрение на VI съезде 18 апреля 1992-го. В дальнейшем в него вошли также поправки президента, в основном одобренные Конституционной комиссией 16 октября 1992 года… Противники Ельцина постоянно напоминали ему обо всем этом, как и о тех добрых словах, которые он говорил об отвергаемом теперь проекте – в частности, на V съезде.
При этом, однако, не упоминалось, что множество поправок параллельно вносилось в проект и другой стороной… К тому же политическая ситуация летом 1993 года была уже совсем не та, что в конце октября – начале ноября 1992-го, когда проходил V съезд, – тогда не было такой острой конфронтации между президентом и депутатами, какая существовала теперь. С началом гайдаровских реформ и, соответственно, с возникновением и неуклонным ожесточением межвластной борьбы, обе стороны стали смотреть на проект Основного закона исключительно как на инструмент, позволяющий добиться окончательной победы в противоборстве с противником. Для Ельцина путь к такой победе в рамках Конституционной комиссии был закрыт. Продолжать работу над проектом, родившимся в ее недрах, уже не было смысла. Ибо комиссия оказалась полностью подконтрольна Верховному Совету и Съезду. По этой причине президенту и пришлось создать альтернативный орган – Конституционное совещание.
Объявлена «мобилизационная готовность»
11 мая Ельцин, в противовес Конституционной комиссии, желая сократить отставание от своих противников, провел в Кремле заседание комиссии по доработке проекта новой конституции. На нем была создана рабочая группа в более узком, нежели сама эта комиссия, составе. Глава государства поставил перед ней задачу – до 1 июня обобщить предложения и замечания к президентском проекту (к этому времени он уже был разослан на места).
На заседании рабочей группы произошло некое довольно занятное событие: на сторону президента фактически переметнулся вице-спикер ВС Николай Рябов, еще недавно, как мы знаем, решительно выступавший против Ельцина (впрочем, и признаки его дрейфа в сторону президентского лагеря внимательные люди стали замечать уже некоторое время назад). Он заявил, что приветствует ельцинскую идею Конституционного совещания, поскольку-де принять Основной закон по старой процедуре, то есть Съездом, невозможно. Правда, далее он заметил, что в Конституционное совещание обязательно следует ввести представителей «румянцевской» Конституционной комиссии, а после того, как конституция будет принята, ее все же должен будет «освятить» Съезд. В чем именно заключается процедура «освящения», осталось непонятным.
12 мая Ельцин сделал следующий шаг, как он, возможно, думал, «финишный», – издал указ «О мерах по завершению подготовки новой Конституции Российской Федерации». В нем отмечалось, что VIII и IX съезды заблокировали проведение всероссийского референдума по новой Конституции, однако вообще отменить референдум им не удалось (как известно, он был проведен совсем по другой, «неконституционной», тематике). Основываясь на итогах плебисцита 25 апреля, подтвердивших легитимность действующего президента России, Ельцин постановил завершить подготовку новой конституции до 10 июня 1993 года (было подтверждено, что для этого 5 июня в Москве созывается Конституционное совещание). Вновь подтверждалось также: за основу должен быть взят президентский проект.
Непримиримая оппозиция встретила все эти действия Ельцина в штыки. Так, Сергей Бабурин в тот же день, 12 мая, заявил, что состоявшееся накануне в Кремле под руководством президента заседание рабочей группы по обсуждению проекта новой конституции – «этап претворения государственного переворота, который осуществляется открыто и при пособничестве средств массовой информации». Его коллега Николай Павлов пошел еще дальше – сообщил, что в ответ на действия Ельцина возглавляемый Бабуриным Российский общенародный союз и входящая в него парламентская фракция «Россия» в ближайшее время намерены обнародовать «план мобилизационной готовности по присоединению к кампании гражданского неповиновения для защиты конституционного строя».
Скандал на Конституционном совещании
Пленарное заседание Конституционного совещания 5 июня открыл сам Ельцин. Он сразу же подчеркнул особую, историческую важность момента. В ту пору президент вообще придавал огромное значение процессу принятия новой конституции и старался передать это свое умонастроение всем окружающим.
– Сегодня, 5 июня, часы отечественной истории начали отсчитывать особо значимые дни, – сказал президент. – Конституционная реформа вступила в решающую фазу. С принятием конституции завершится учреждение подлинной демократической республики в России. Судьбе было угодно, чтобы этот процесс растянулся на многие десятилетия. Республика в нашей стране была провозглашена 1 сентября 1917 года декретом Временного правительства. Ее установление сразу было прервано Октябрьской революцией, которая провозгласила республику Советов. Сейчас рождается новая республика – федеративное демократическое государство народов России.
Выступление Ельцина было резко «антисоветским», то есть направленным против такой формы представительной власти, как Советы. Президент призвал «поэтапно» уйти от этой формы. По словам Ельцина, «советский тип власти не поддается реформированию», «Советы и демократия несовместимы». В новой конституции, сказал президент, должен быть четко прописан принципиально иной способ организации власти.
Поясняя, почему для этого нельзя воспользоваться действующими властными институтами, Ельцин заявил, что нынешние представительные органы избирались на основе советского избирательного закона и, значит, «они остаются продолжателями захваченной силой власти», «в демократической системе они нелегитимны». По словам президента, сохранение во власти советских элементов способствует тому, что «вновь создается единая вертикаль Советов», а «воссоздание такой вертикали перечеркивает идею разделения властей».
При этом, правда, Ельцин довольно прозорливо заметил: дескать, у него «нет уверенности, что Съезд поддержит решительные конституционные преобразования». «Если представительная власть отклонит наше предложение, – предупредил президент, – нам придется воспользоваться другими возможностями». Какими именно, он не сказал.
После выступления Ельцина слова потребовал Хасбулатов. Тут-то и стало ясно, в чем заключается замысел спикера, касающийся его участия в работе Конституционного совещания. Речь Хасбулатова не была предусмотрена регламентом (который, кстати, был утвержден специальным указом президента), и некоторое время охрана просто не подпускала его к трибуне. Однако спикер настаивал, чтобы ему дали семь минут.
Из стенограммы Конституционного совещания:
«Ельцин – Хасбулатову:
– На следующем пленарном заседании вы начнете с выступления. Нет, сегодня порядок утвержден.
Хасбулатов – Ельцину:
– Давайте, давайте, не позорьтесь.
(Шум, крики из зала.)
Ельцин:
– Опять съезд, да? Кто перекричит кого? Семь минут, как просит Руслан Имранович. Пожалуйста.
(Хасбулатов начинает выступление. Его «захлопывают».)
Ельцин:
– Руслан Имранович, я предлагаю хороший вариант. В следующее пленарное заседание вы выступите столько, сколько надо.
Хасбулатов:
– Я сейчас ухожу, но уже ясно то обстоятельство, что вы здесь не даете выступить председателю Верховного Совета. Это показывает, что вы, конечно же, не можете не только принимать каких-то решений, но даже обсуждать их».
Хасбулатов с негодованием покинул зал. Вместе с ним ушли несколько десятков его сторонников.
На лестнице спикер зачитал журналистам текст своего несостоявшегося выступления. В нем утверждалось, что Конституционное совещание есть не что иное, как попытка принять Основной закон страны в обход законной процедуры, в обход представительных органов власти.
На заседании случился и еще один скандал – с депутатом-коммунистом, автором одного из альтернативных проектов конституции – «советского» – Юрием Слободкиным, который пытался протестовать против того, как поставлена работа Конституционного совещания. Охрана просто вынесла его из зала на руках.
Позднее в этот день Хасбулатов провел пресс-конференцию, где заявил: теперь, мол, после случившегося, лично у него не осталось надежды на то, что Конституционное совещание способно ускорить принятие конституции и сгладить имеющиеся между ветвями власти противоречия. Спикер назвал «недопустимым с нравственной стороны» поведение Ельцина на совещании (хотя, в общем-то, как мы видели, президент вел себя по отношению к нему достаточно сдержанно и лояльно – говорить спикеру не дали участники совещания). По словам Хасбулатова, президент «показал органичную неспособность» преодолеть существующую конфронтацию. Спикер также сообщил, что вместе с ним зал Конституционного совещания покинули примерно 65–70 руководителей представительной власти субъектов Федерации. Они, дескать, «были потрясены происшедшим, и если раньше у кого-то и были какие-то сомнения по поводу того, кто разжигает конфликт, то сейчас все они поняли, откуда идут противоречия и конфронтация».
Скорее всего, вся эта история с демонстративным уходом и последующими резкими заявлениями была домашней заготовкой Хасбулатова, имевшей целью если и не сорвать работу совещания (таких шансов было мало), то вызвать скандал и снова обострить отношения с президентом. Эта цель была достигнута.
Именно так – как «продуманную попытку провокации», – расценил действия спикера и Ельцин. При этом, однако, он заметил, что Хасбулатову и его сторонникам сорвать совещание не удалось.
Многие тогда отмечали, что спикеру на своей шкуре довелось испытать то, что испытывают депутаты, которых он, ведя заседания ВС и Съезда, лишает слова.
– Вы сами знаете, как Хасбулатов жесток по отношению к тем, кто выходит на парламентскую трибуну вопреки порядку и его, Хасбулатова, воле, – сказал по этому поводу Сергей Филатов.
После скандала
Весть о том, что Хасбулатову не дали слова на Конституционном совещании, привела в сильное возбуждение радикальную оппозицию, в частности участников 25-тысячного митинга на Лубянской площади, организованного Фронтом национального спасения. Лидер этой организации Илья Константинов призвал собравшихся готовиться «к жестокой, может быть и смертельной, борьбе». А пламенный революционер Анпилов заявил, что любые попытки парафирования ельцинской конституции «будут восприниматься оппозицией как антинародный переворот, и все, кто на это пойдет, будут уничтожаться нами всеми доступными способами».
Как вам это нравится – «уничтожаться всеми доступными способами»? Всеми видами оружия, что ли? После эти люди на всех перекрестках будут кричать как о неслыханном варварстве о «расстреле парламента» из танков.
Более ста участников Конституционного совещания подписали заявление об отказе участвовать в его дальнейшей работе. Среди подписавших были главы республиканских и областных Советов, представители различных партий. Свое решение они мотивировали недемократичным, по их мнению, характером Конституционного совещания.
Впрочем, позднее многие из «отказников» потихоньку вернулись в зал заседаний…
Оптимизм сменяется скептицизмом
По ходу работы Конституционного совещания взгляд на его перспективы постепенно менялся. Сдержанный оптимизм все больше уступал место скептицизму.
Вот какие комментарии западная пресса публиковала перед открытием совещания. Английская «Файнэншл Таймс»:
«На повестке дня – проект конституции, разработанный президентом Ельциным, который дает ему большие властные полномочия, четко обрисовывает функции правительства и сводит задачу парламента к законодательной деятельности. Этот документ был подготовлен для того, чтобы поставить заслон на пути хаоса, вызванного конституцией миновавшей советской эры, называющей Съезд народных депутатов «высшим органом государственной власти» и позволяющей ему мешать попыткам правительства проводить рыночные реформы».
Немецкая «Вельт»:
«После успеха на апрельском референдуме президент не хочет более, чтобы его действия сковывались принятой еще в советское время Конституцией и Съездом народных депутатов».
Канадская «Глоб энд Мэйл»:
«Предложенный президентом проект конституции устранит нынешнюю парламентскую структуру, при которой консерваторы, избранные в советскую эру, сделали все возможное для саботажа программы реформ… Можно ожидать, что в конечном счете 700 делегатов из 88 республик и регионов, а также от ведущих общественных и политических организаций одобрят новую конституцию, которая усилит власть президента и позволит ему выиграть борьбу с парламентом, в котором преобладают консерваторы».
Однако после нескольких дней работы совещания тон комментариев, повторяю, изменился. Появились сомнения, что Ельцину удастся принять новую конституцию ускоренными темпами.
Французская «Монд»:
«Судя по всему, Ельцин отказался от идеи ускорения процесса принятия Основного закона… Противники президента делают ставку на затягивание конституционных споров. Они рассчитывают на ухудшение экономического положения в стране… Это может изменить соотношение сил. В любом случае, кавалерийский наскок на накопившиеся проблемы, ожидавшийся после референдума, обернулся позиционной войной, в которой оппозиция намерена до последнего защищать свои окопы».
«Вашингтон Пост»:
«Далеко не очевидно, что в конце этого совещания появится документ, который будет действовать так же долго, как конституция США, или вообще появится какой-либо документ. Частично это связано с тем, что совещание представляет собой огромное и потенциально неуправляемое собрание представителей местных и национальных властей, политических партий, социальных групп, парламента, профсоюзов, молодежных организаций и промышленных предприятий. Все они представляют интересы, которые противоречат друг другу».
В самом деле, не очень ясно было, по какому принципу подбирался состав участников Конституционного совещания. Он напоминал известную формулу «каждой твари – по паре». Соответственно, это сразу же дало оппозиции дополнительный повод для критики ельцинского мероприятия. В число участников вошли 18 республиканских президентов и председателей совминов, 16 председателей парламентов, 66 глав администраций, 65 председателей краевых и областных Советов, 95 народных депутатов и членов Конституционной комиссии. Что касается представителей политических и общественных организаций, промышленных и предпринимательских союзов, то здесь преобладали посланцы демократических организаций. Помимо прочего, так получилось еще и потому, что ряд оппозиционных партий и движений отказались участвовать в совещании. В списке общественных организаций, приглашенных на совещание, оказалось также большое число всевозможных фондов и комитетов, поддерживающих реформы…
Хотя большинство на Конституционном совещании составляли сторонники президента, подготовка проекта Основного закона, который бы всех устраивал, оказалась делом нелегким. Самыми трудными стали три вопроса – о разграничении полномочий между представительной и исполнительной властью, между центром и регионами, а также вопрос о равенстве (или неравенстве) субъектов Федерации. Последние, чувствуя себя хозяевами положения, – без них никакую конституцию не примут, – требовали больше самостоятельности. Представители краев и областей настаивали на том, что все субъекты Федерации должны обладать равными правами. Республики, наоборот, противились этому…
Особую проблему представляло то, что в действующей Конституции процедура принятия нового Основного закона вообще не была предусмотрена и прописана, так что каждая из противоборствующих сторон видела ее по-своему. Оппозиция считала, что порядок принятия новой конституции должен быть примерно таков, как порядок принятия конституционных поправок, то есть ее должен принимать Съезд квалифицированным большинством. Что касается президента, он полагал, что решение по процедуре принятия должны выработать сами участники Конституционного совещания в конце его.
Быстро не получается…
Мало-помалу становилось ясно, что конституционный блиц-криг действительно не удается. Сроки подготовки и принятия нового Основного закона все отдалялись и отдалялись.
В беседе с журналистами после пленарного заседания 16 июня Ельцин заявил: «Если Конституционное совещание будет работать такими темпами, как сейчас, то уже в июле будет готов единый текст проекта новой конституции». «Это – самое главное, а орган, который примет конституцию, найдется», – добавил он. Между тем, ранее предполагалось, что уже 15 июня проект новой конституции будет представлен президенту, а 16 июня его одобрят на том самом, вроде бы заключительном, пленарном заседании Конституционного совещания с учетом поправок и схемы принятия нового Основного закона.








