Текст книги "Иванов-сан (СИ)"

Автор книги: Олег Борисов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

Лучше я в понедельник с палкой буду ходить и шпынять грузчиков. У них тотальная механизация, а я буду красивый – в оранжевой каске и с дубиной.

* * *

На обед пришлось топать в столовую. Правда, я не стал ломиться на шестой этаж, который обслуживает клерков и родной отдел. Вместо этого засел на минус первом, где питаются разного рода курьеры, водители, сантехники и прочий рабочий люд. Небоскреб – он большой, в нем около шести тысяч человек пыхтит или даже больше. И каждому нужно стул, стол, освещение, туалетную бумагу два раза в день и чтобы дяденька с пылесосом рассыпавшиеся скрепки ближе к полуночи с жужжанием собрал. Поэтому, когда основное руководство заканчивает изображать небожителей, рассаживается по лимузинам и мотает в рестораны, следом толпой смывает остальных. Наступает время тишины и временного спокойствия. Сидят по углам задроты, кто не успел за день запятые расставить. Иногда мелькают секретарши, раскладывая на завтра отпечатанные доклады и выравнивая ряды бутылок с минералкой. Ближе к десяти вечера потроха небоскреба снова наполняются. Приходят люди в комбезах – пылесосить, драить и наводить лоск. И ближе к полуночи охрана проверяет опустевшие помещения, чтобы врубить сигнализацию и пометить у себя, где кто-то авралит, не приходя в сознание.

Так вот – в мелких конторах платят чужакам за обслуживание. А в таких дзайбацу, как «Ямалская Нефть», держат своих. Потому что небоскребов, складов, съемных квартир и прочих площадей полным-полно. Найми сто человек на постоянку – и это будет капля в море. Еще им тоже надо кушать, в сортир ходить и где-то держать одежду, в которой на работу и с работы добираться. По итогам – все, что выше первого этажа с досмотровыми рамками – это белая кость. С градацией, конечно, но люди из псевдоблагородного сословия. А в минусах обитают те, кто старается на глаза не попадаться и считается родственником морлоков. Все, как завещано классиками.

Будь утром чуть-чуть вменяемым, сделал бы с собой перекус. Благо, в холодильнике лежало по-мелочи. Но – ступил. Поэтому набрал на поднос, пристроился в уголке и начал жевать, лишний раз глаза не поднимая. Почему? Потому что, во-первых, я временно в местных подземных лабиринтах. Чужак. А чужаков не любят. Во-вторых, у меня карма после перевода скособоченная. Не удивлюсь, если каким-нибудь дурацким ветром сюда занесет одного придурка в блестящем костюме. Будет снова в ухо жужжать, карами небесными грозить. И в рыло от души не приложишь. Не на буровой, да.

Подошли ко мне, когда я уже заканчивал и допивал компот. Трое, каждый сам себя шире.

– Мужик, с какого отдела?

Да, сколько бы не изображали в наших реалиях все эти «раз поклон – два притоп», но японский лоск сдирается при любом прикосновении. Особенно, если ты не в поднебесье паришь, а дерьмо за пролетающими орлами совковой лопатой собираешь. Поэтому я поманил пальцем любопытного и не очень громко произнес:

– Из тринадцатого. Только я тебе это – не говорил.

Троица явно из давно работающих. Видно, что выданную одежду не один раз стирали, по фигуре пытались подогнать и бейджики носят с местным шиком – это когда ленточка аккуратно за воротник заправлена и не натирает. А сам пластиковый квадрат вставлен в левый нагрудный карман. Не мешает, не выпадет и не потеряется. Главное же – фиг-вам прочтешь контактные данные персонажа. Что для разного рода залетных проверяющих критично. Потому что кто у нас в ревизионной службе? Узкоглазые. Для которых мы все – на одну широкую пучеглазую рожу. Да – камеры, да – можно любого за жопу взять. Но, сначала надо этого бедолагу найти, предъявить и всячески наказать. Перед этим – запомнив. Что, как сказано выше, не всегда получается с первого раза.

– Это что за тринадцатый? – не догнал наиболее «сообразительный», переминавшийся справа.

– Это когда личное дело из архива подняли и на уголке красным маркером полоску провели. Держат у кадровика на столе и ждут, когда прямое начальство найдет повод.

Загрузил уже двоих. Третий же явно ощущал подвох и даже чуток сместился за спины товарищей. Но голос подал:

– Типа, чтобы премию срезать?

Допив компот, встал. Собрал грязную посуду на поднос и вздохнул:

– Если бы… Премиальные в электронных табличках проставляют. А с полосой – это ждут, когда у клерков руки дойдут характеристику на тебя дописать. Чтобы с «волчьим билетом». Без каких-либо выплат и прочего… Кстати, я вас предупредил, мужики. Меня не просто сверху сослали в подвал. Там сейчас комп шерстят, с бывшими коллегами парни в галстуках беседуют. Если компромат не организуют, сюда пойдут. И будут уже вас трясти, как грушу. Вдруг, я у вас какие-то секреты выведывал? Всех – на карандаш и тоже в кадры докладную.

Не любят у нас чумных. Вдруг – я не вру? Вдруг в самом деле провинился?

Я даже готов поспорить, что мне поверили. Потому что рубашку мою внимательно рассмотрели и галстук. Комбез поверх с тонкой ветровкой от грязи и мусора – это местная униформа. Но рубашки однотонные редко носят. Обычно в клетку предпочитают. И галстук у местных не в почете. Мешает во время активной физической работы. Поэтому «с какого района» развивать не стали, даже пожелали удачи в спину. Я же сгрузил посуду на ползущую резиновую ленту и отбыл вниз. Изображать трудовой порыв.

Насчет полосы на картонной папке и не соврал, скорее всего. Это Лебедеву до сиреневой звезды, кто там в отделе место стажера зря занимает. А вот толстяк Касатонов не успокоится, пока не сожрет. Чем-то моя рожа ему сильно не понравилась. Я даже в туалете, когда руки мыл, себя в зеркало разглядывал. Вроде ничего особенного. Бритый блестящий череп. Глубоко посаженные зеленоватые глаза. Волевой подбородок. Глубокие носогубные складки. Можно злодеев играть, фактура соответствует. Я же вместо этого раз в неделю должен отчет подавать о среднесуточной добыче на четырех скважинных кустах. Идиотизм…

* * *

В семь вечера я завершил сизифов труд. Коробки в коридоре перекочевали ближе к грузовым лифтам, выстроились в рядок вдоль стены. Последними громоздились ящики из закуточка. Как я понял – больше половины барахла досталось в наследство от прежнего владельца здания. Какой-то «штыр-мыр-быр-поставка». Новые хозяева взвинтили ценник для возможных арендаторов, заставив людей перебраться поближе к МКАДу и подальше от центра. Единственная гадость, которую смогли устроить бедолаги – это бросили весь накопившийся хлам, не заморачиваясь с его вывозом.

В порыве трудового угара я даже добыл красный широкий скотч и налепил косые кресты на дверях кладовок, которые забиты уже нашим мусором. Чтобы на следующей неделе впопыхах грузчики не вытащили нажитое непосильным трудом. Кстати, если бы монтажом в подвальных помещениях занимались нормальные люди, то замки на кладовках врезали бы электронные, с допуском по карточке. Как на верхних этажах.

Но экономия – она как и разруха, в головах. Поэтому блокираторы стоят на всех дверях одинаковые. И на пульте у Петрова кнопка, которая работает исключительно в двух режимах: «вкл» и «выкыл». В первом случае – можно по всему подвалу шариться и в любую дыру нос совать. Во втором – железные зубы слязгают и ни в одну конуру не прорвешься. Как говорится – вы не офисный организованный планктон, будьте проще. Заодно подвесим все на тебя, как материально ответственного, и станет понятно, чего это старик матом по любому поводу разговаривает, игнорируя любые поклоны и приседания.

Помня добрую рекомендацию, поставил на телегу последнюю и самую легкую коробку, пристроил ее на выходе из закутка, сам в комнату забрался и сел на пол. Умотался я чуток. Вроде и лоб здоровый, но одно дело в спортивном клубе задумчиво килограммовую гантелю крутить «на бицепс-трицепс». И совсем другое вместо стройбата выдавать на гора барахло в еле живых от времени коробках. После того, как первая лопнула в процессе перегрузки, я не поленился и затарился скотчем. Прозрачным, не красным. Вместе с «пистолетом», которым и обматывал все, что в руки попадало. Восемь рулонов в итоге извел, зато больше по полу бумажки не собирал.

Сижу, медитирую. Еще сорок минут, затем можно ставить победную точку. И будет у меня галка в табеле «отработка завершена», плюс овертайм. Нарисуют пару часов, больше вряд ли. И выплаты за это время копеечные. Зато баллы «верности компании» поднимут. Пятница вечер, ишачил как проклятый? Молодец, вот тебе «спасиба» электронная, в ежемесячной рассылке твою фамилию укажут в списке «прочие передовики производства». Никто эти письма не читает, но зато кадровики заняты. Они у нас тонким слоем размазаны по куче разных важных направлений. И найм с увольнением – это только часть айсберга. Еще тренинги на тему «как мы любим руководство», животрепещущие тесты «почему женщина тоже человек» и еще всякое обязательное к изучению. Кстати, можно порадоваться, что не в Питере работаю. Атлантисты на этой теме абсолютно повернуты, у них подобного рода «развлечений» на порядок больше. Апофеоз корпоративной культуры – в конце недели полчаса ненависти – рассказать коллегам о достижениях за отработанное время. Не смог родить ничего полезного – весь отдел будет предавать тебя обструкции.

У азиатов с этим чуть проще. Отчеты строчишь почти каждый день, раньше босса из конторы лучше домой не уходить. Но вот постулаты «гендерное равенство» и «трансы тоже имеют право» – не прижились. Японцы – те еще шовинисты и расисты. Как почти век тому назад помогли местным выскочкам власть захватить, так и внедряют островную идеологию на общее благо. Подразумевая под этим исключительно себя.

* * *

Взгляд зацепился за щель в облицовочных панелях. Подвальные помещения отделывали в стиле 'пилим пространство пополам". Посередине стены доска. Сверху покрашенная стена в подобие кремового оттенка. Снизу квадратные панели из толстой фанеры с принтом. Если особо не приглядываться, то внимание не обратишь. Просто у нас зимой в балке топили от души, чтобы не задубеть к утру. Поэтому эти перепады между плюсом и минусом изрядно коробили облицовку. Приходилось постоянно дверцу в ледник подтачивать, когда перекосит. Удобная штука – под крохотным окном части утеплителя нет. Вместо него – полочки. Дверка – та уже доработана, чтобы холод не пропускала. Зато десять месяцев у тебя еще одна морозилка природная.

Так вот – или влажность, или еще что, но одну из панелей чуть повело. Самую малость, но мне стало интересно. Я добыл перочинный мультитул и аккуратно вывинтил восемь шурупов, которые держали тяжелый фанерный квадрат. Поддел край по щели, убрал панель в сторону. Хм – лист плотной гофрированной фольги. Наверное – чтобы снаружи сканером просто так не обнаружить нычку. И за ним в бетоне небольшое углубление. Там покрытая пылью картонная папка с марлевыми тесемками. Две перевернутые вверх дном стопки. И бутылка водки: чекушка на ноль-двадцать пять с характерной этикеткой. «Наркомовская». Большая редкость в наше время, выпускать перестали лет десять тому назад. В рамках борьбы с попытками восстановить «кровавые идеалы». Не знаю, что там имели в виду газетчики. По мне – просто конкуренты под шумок задавили производителя неплохого напитка. Качественного. После которого по утрам голова не болит.

Поднял бутылку за горлышко, оценил прозрачность. Да, явно хороший продукт. Заодно поколупал сургуч на крышке. Целый. Судя по всему – я наткнулся на заначку работяг бывшего арендатора. Сунул нос в папку: ничего интересного. Под копирку отпечатанные занудные фразы по каким-то складским операциям. Брутто, нетто, даты отгрузки. Подумав, сгреб все в кучу, завязал бантик и сунул за пояс. Рядом со съемной хатой магазин есть, «Рыбное изобилие». Мороженные тушки не брал, а вот консервы там бывают и выбор неплохой. Поэтому прикуплю, будет куда мусор завернуть. И как раз вечером накопившийся стресс сниму.

– Еремей Геннадьевич, все закончил.

Без пяти восемь доволок последнюю коробку, пристроил на место тележку и теперь рапортую Петрову.

– Молодец. Садись, у меня чай с печеньем, угощайся. Минут через десять табель закроем и будешь свободен.

Любимые офисные развлечения. Работу заканчиваем не в «ноль-ноль», а чуть-чуть позже. Потому что видно, что не отсиживал, а радел на общее благо.

– В понедельник мне до обеда появиться? Я могу постараться до одиннадцати вырваться.

Старик похрустел галетой с крохотным кусочком сыра поверх, почесал остатки былой шевелюры:

– Было бы неплохо. В курс дела бы ввел, задачи нарезал, шабашникам представил. Если сможешь – приходи раньше.

– Каску дадут? У нас на буровой в оранжевых только руководство ходило. Сразу видно – начальство.

Фыркнув, Геннадьевич выдвинул нижний большой ящик у стола, погремел там барахлом и выдал мне безразмерное угробище: с одной стороны с глубокой царапиной, ядовитой расцветки и зеленой цифрой «пять» сзади.

– О, спасибо, – шикарная штука. Примерил, снял и посмотрел, как там внутри ремешки регулируются. Потому что это «ведро» – точно на какого-то великана. – Я туда еще пару носовых платков суну, будет вообще хорошо.

– Только не потеряй, потому что на тебя запишу на время аврала… Так. Вот у нас табель… Отработанное время… Сверхурочные… Качество выполненных работ… Готово. На этой неделе ты все хвосты закрыл.

Поднявшись, поблагодарил еще раз и уточнил:

– Помочь не надо? Может, что дотащить до проходной?

– Не, я через другой выход.

Похоже, старик с работы тоже не с пустыми руками собрался. Если на рамке не звенеть, охрана особо придираться не станет.

– Тогда до понедельника.

Пора и мне. Водка сама себя не выпьет.

* * *

На выходе приложил пропуск к считывателю, крутнул лапки турникета. Кивнул мужику в черной робе с нашивками на рукавах, двинул на выход. Забавно – мы ходим на работу и сидим положенное время в костюмах. Безопасники – в комбезах. Если в городе какую-нибудь официозную дурь отмечают, еще разгрузку сверху напяливают. Эдакие терминаторы – в джамп-бутсах, на широких поясах куча железа на кнопках: дубинка, наручники, газовый баллончик, стяжки, запасная батарея для рации и прочая тактикульная фигня. Даже патрульные на себе таскают меньше. Хотя – это наши в «стеклянных стаканах» сидят по сменам. Патрулю приходится на своих двоих круги по городу нарезать. Вот и сгружают лишнее в опорных участках.

В любом случае – ни зайти, ни выйти без пропуска. И щелкаешь им на всех промежуточных дверях: при входе в архив, на главном проходе на этаж, в каждом департаменте, у столовой. Все эти «пик-пик» попадают в систему мониторинга и она уже считает – сколько времени ты жевал, а сколько на рабочем месте сидел. Никто не заставляет в отдельной табличке отработанное время писать, это делают только для временно привлеченных работников, чтобы выплаты правильно по разным проектам разбросать. Зато в обед – будь добр, спустись в столовую, хотя бы стакан воды возьми в кулере. Потому что если ты не прерывался на прием пищи и отметки об этом нет – кадры тебя сожрут. Нарушение режима работы – это больной желудок. Язва или еще какая гадость – это больничный. Человек, попавший в госпиталь с обострением – удар по кошельку конторы. И так – на каждый чих.

На ужин я прихватил селедку слабосоленую в «натуральном маринаде». Не знаю, что имели в виду рекламщики, но у меня от этих консервов хотя бы изжоги нет. Умылся после работы, пристроился у крохотного столика. Даже свет включать не стал. Норму на месяц я не выбираю по электричеству, просто хочется на улицу посмотреть. Да, передо мной не парковая зона – проспект и такие же «человейники» многоэтажные с другой стороны. Но большая часть чужих окон светится, внизу машины в хронической пробке ползут. И я – поднял стопочку, сказал отражению «прозит» и заел водку куском рыбины. Хорошо. В самом деле «наркомовская», без дураков. С легкой горчинкой и ощущением холода в желудке. Полежала чекушка в морозилке, пока в душе плескался. Успела остыть.

Между первой и второй – время накапать еще. Исключительно для здоровья.

Завтра буду отсыпаться, в воскресенье скатаюсь в Химки. Там один из самых больших центров «Все для дома». И цены не так кусаются, как в ближайших магазинах. Надо ботинки прикупить. Старые больше для грязи годятся, туристическая серия. Для офиса не подходят. Придется потратиться. Пусть полгода, но все равно надо соответствовать. Облико-морале, морда кирпичом.

Поднял рюмку, произнес отражению:

– И тебе не кашлять.

Глава 3

Субботу отлеживался. Тело ломило, словно при простуде. И не поймешь – или неудачно в пятницу физкультурой назанимался, или где-то на выходе из метро продуло. Вылезаешь распаренный, на улице вроде июнь – а ветер холодный. Запросто могло прохватить.

Но – дремал, чай пил, на горшке сидел-медитировал. Когда чай литрами в себя вливаешь, хорошо потом о судьбах мира думается.

Зато в воскресенье глаза продрал – опа, я снова живой. Бодрость такая в потрохах и желание мамонта зажевать. Постился вчера, ничего в горло не лезло. Зато сейчас проглотил засохший ломтик сыра, собрался и потопал на выход. До магазина два часа пилить, как раз к открытию успею. Там и перекушу по ходу дела. В «Теремке», например. Возьму у них дораяки: огромный блин, в который щедро насыпан жаренный фарш, овощи, пара ложек бурого риса и нарубленные крабовые палочки. Это все макаешь в соус и жуешь, урча от удовольствия. Можно с собой пару захватить, на вечер. Чтобы по округе не метаться в поисках условно дешевого общепита.

Ботиночки присмотрел. Выбросили на распродажу позапрошлую коллекцию. Мрачно-черные, с коричневыми шнурками. Которые я поменял после покупки, заодно ваксу с бархоткой прикупил в небольшом ларьке, где обувь ремонтируют. И по возвращении домой занялся наведением лоска. Брюки с влажной марлей отгладил. Пиджак щеточкой почистил. Отполировал новинку до зеркального состояния. Между делом разогрел блинчики и полил остатками подливы из банки с селедкой. Затем выскоблился до синевы и пошел гулять. Двадцать минут от меня – Строгановский сквер. Там детские площадки и в углу спортивный уголок. Вряд ли кто-то в воскресенье вечером будет физкультурой заниматься. Я же – разомнусь. Не хочется разболеться ненароком. Поэтому – поподтягиваюсь, махи ногами поделаю. Кружочек рысцой по дорожкам наверну и домой. Отсыпаться. Завтра на работу лучше пораньше. Метро в пять открывается – вот я где-то в половине шестого и поеду. Чтобы отчет слепить и удрать в подвал до того, как разные уроды подтянутся.

С цифрами просидел час. Не, выгрузку нам еще в полночь сделали. Просто когда бумажку отпечатал, поскреб лысину и снова сел за компьютер. Поднял отчеты за эти полгода, полюбовался графиками. Выдернул из архива электронные сводки с планом добычи. Еще раз поскреб загривок и пошел к «гренадерше».

– Доброе утро, Ужорова-сан. Не подскажете, в Хантах у нас какой процент серы в нефти?

– Один и две десятых, Иванов-сан.

– Значит, память не подводит. Хочу в отчете указать условия добычи.

Подвигав выдающейся челюстью, специалист по крекингу предложила:

– Если у вас есть десять минут, я могу перепроверить. Вдруг что-то изменилось за это время.

– Буду признателен.

Пробегавший мимо зам в блестящем костюме неодобрительно на нас покосился, но влезать в разговор не стал. На дисплеях компьютера цифры, у меня в руках бумаги. Формально – вроде все делом заняты. Поэтому просквозил мимо, оставив после себя приторный запах одеколона. Блин, он не только одеваться не умеет. Еще и с парфюмом борьбу проиграл по всем фронтам.

Поблагодарив Ужорову, двинул к боссу. Он только-только в кабинет ввалился. А мне надо отрапортовать до того, как народ станет к планерке в одиннадцать сгребаться в зале для совещаний. У меня сегодня выгул оранжевой каски, мне все эти приседания нужно отгрести в сторону. Поэтому постучался, зашел с поклоном:

– Лебедев-сан, я приготовил отчет по добыче. В трех экземплярах. На втором листе – выдержки за полгода с отметкой общих тенденций.

– Хорошо, Иванов-сан. Могли бы оставить у секретаря.

– У меня еще неделя работы на складе. В следующий понедельник вернусь… Я тут в отчете отметил желтым маркером. Вот здесь и здесь… Цифры дутые.

Хорошее настроение у босса начало улетучиваться. Увы, не я такой, жизнь такая. Поэтому добил, чтобы сразу было понятно – понедельник день паршивый.

– Эти приписки всплывут максимум через три-четыре месяца. Если вы не обратите на это внимание вышестоящего начальства, ваше повышение окажется под угрозой.

Разложив все три экземпляра перед собой на столе, босс посмотрел на желтые пятна, затем поднял глаза на меня:

– И в чем проблема? Ожидаемое падение добычи. Как и планировалось.

– Первая цифра – добыча. Вторая – износ фильтров и механизмов за месяц. По отдельности вопросов нет. Вместе – цифры не бьются.

Мда. Похоже, руководство заканчивало что-то из разряда «научим управлять любым бизнесом за месяц». В деталях добычи разбирается слабо или вообще не шурупит. Придется разжевывать. Если его вышибут раньше зимы, текущий зам устроится в мягком кресле и начнет меня гнобить в полную силу.

– Вот это – данные с датчиков на конце трубы. Когда мы нефть заливаем уже на завод, для переработки. Или во временные хранилища, которые там стоят. Один департамент выкачал и переправил, второй – принял добытое. А эти цифры – непосредственно с оборудования на скважинных кустах. Расходные материалы. И я вижу, что реально из недр получили по этому кусту в сутки около семи тонн. Почти полторы тонны дебит с одной скважины – очень неплохо. Четыре скважины – значит, цифры близкие к усредненным показателям по всему месторождению. А цифры с датчиков нам дают дебит в пределах пяти с половиной в сутки. Даже если прикинуть плюс-минус, тонна где-то «зависла». Куст – это четыре скважины по стандартам компании. Пять кустов – стандартная единица отчетности. Пять тонн в сутки мимо завода, за месяц набегает уже прилично… Я могу допустить только один вариант без злого умысла. Если где-то на трубопроводе подтекает. Тогда эта самая нефть загаживает тундру рядом с основной ниткой. Но сейчас хорошая погода, экологи постоянно мониторят округу с воздуха. Уже бы выкатили нам дикие штрафы. Поэтому – считаю эту версию несостоятельной.

Пристроив подбородок на ладонь, начальник отдела внимательно слушает. Мне же провести ликбез не трудно. Я подобным раз в полгода регулярно занимался, когда очередная проверка в гости добиралась и начала задавать вопросы «а как вы железной палкой болото ковыряете».

– Куда можно девать эти самые излишки? Если бы местные умники хотели подогнать показатели на других скважинах, то могли бы залить это в локальные бочки. Огромные такие баки на десять тысяч кубов. На всех крупных насосных станциях стоят. Либо – можно в трубе оставить, не выкачивать все на конечной точке. Проблема в том – что эти самые подвисшие хвосты мы наблюдаем с начала года. Я не стал копать прошлогодние отчеты, чтобы не поднимать волну раньше времени.

– Это правильно, – кивнул Лебедев. – Если здесь в самом деле злой умысел, не надо раньше времени шуметь… Значит – где-то эти самые излишки должны быть.

– Скорее всего, их уже перебросили по запасной линии в накопители. Рядом с заводами стоят целые шеренги баков, куда в случае необходимости закачивают нефть. Например, сезонный спад потребления бензина… Дело в том, что у нефтепровода две ветки на концовиках. Одна, основная – это как раз с датчиками у насосов и всем необходимым. И запасная линия на случай профилактики и прочего. С ее насосов данные часто записывают в бумажные журналы. И не факт, что эти цифры попадают в нашу базу по итогам.

Аккуратно сложив отчеты в стопочку, босс уточнил:

– Но ведь на заводе в любом случае видно, сколько именно нефти поступило на переработку и затем отгружено в качестве итогового продукта?

– Взаимозачеты между отделами. Заводчане запросто могут часть излишков прокрутить во внутренней бухгалтерии, а затем продать тот же бензин по местным точкам. По бартеру предоставить наливняки, взаимозачетом им закроют какие-то хвосты. Или вообще через фирму-прокладку контракты оформят, деньги перебросят в нужный банк. Основные цифры не тронули – никто копать на стороне не станет.

Нахмурившись, Лебедев уточнил:

– Кем вы по основной специальности работали, Иванов-сан?

– Маркшейдер. Планирование и контроль всех этапов строительства и эксплуатации скважины. Все подземные работы, с учетом геологических особенностей, были на мне. И потом зачастую обращались с вопросами, если вместо ожидаемого результата получали пшик. Это у арабов просто – пласты горизонтальные, воткнул кучу труб, веером пустил по округе и сиди, качай. У нас зачастую «гребенка». Нашел лужицу, с нее нацедил, ищи следующую.

– Понял.

– И еще, Лебедев-сан. В деталях про то, как именно излишки могут на заводе прокрутить, лучше с Ужоровой-сан уточнять. Она крекингом занималась, все тонкости знает.

Взмахом руки отпустив меня, начальник отдела потянулся к телефону. Скорее всего – я умудрился толкнуть камушек, который запросто породит лавину. Зато отчет сдал вовремя, как и просили. Дальше – уже сами.

* * *

Меня не трогали до пятницы. Честно говоря, я даже не представлял, что там и как в отделе происходило. Потому что с утра в подвал, на обед гордо шествовал в облюбованный угол. После обеда – опять на лифте вниз. Там я матерился вслед за Петровым, всячески загибал ленивых грузчиков и бил по загребущим рукам, которые тянули к нашему барахлу. Вроде бы взрослые люди, но если не стоять за спиной и не рычать – стараются или в угол забиться подремать, или тупо волокут все, что под ногами валяется. Даже из комнат, на которых я собственными руками кроваво-красные кресты лепил.

Идиоты. Хотя, на буровой похоже. Когда людей пытаются нивелировать до уровня безмозглых винтиков, начинают происходить невероятные чудеса. Любую работу лучше делать не в состоянии коматоза. Результаты сильно отличаются.

Кстати, как мне ехидно подметил старый пенек, я приобрел чумовую популярность на минусовых этажах. В смысле – от меня шарахались, как от зачумленного. А вопрос «кто что знает про тринадцатый отдел» стоял в топах локальных корпоративных чатов.

– Иванов-сан?

Безопасник. И не из низового звена. Без обвеса и тактикульных очков на роже. Фамилия на бейдже «Гафаров». Редкость в местных реалиях. Это если дзайбацу окучивает территорию неподалеку от Великого Шелкового Пути, тогда татар, казахов и монгол в управленческом костяке толпа. Здесь же, в Москве, после национальных волнений на рубеже тысячелетий сильно гайки завинтили. Диаспоры разогнали, на их место завезли часть китайцев, породив другую проблему – рост триад в пригородах. Но чтобы кто-то с похожей фамилией мелькал среди ребят «хватать и не пускать» – надо обладать действительно мощными мозгами и доказать преданность высшему руководству. В любом случае – кланяюсь и вопросительно выгибаю бровь. Я ведь тоже нахватался за неделю и бейджик у меня в карман засунут. Чтобы глаза не мозолить.

– Через десять минут нам надо подняться наверх. Ваша работа в отделе складского учета закончена.

– Спасибо, Гафаров-сан. Я сейчас переоденусь и буду у лифта в указанное время.

Успел не просто робу снять и положить в ящик для грязной одежды. Я еще и в каморку сунулся, попрощался со стариком. Не факт, что снова увидимся, но стараюсь вести себя вежливо. Не люблю, когда мелкая жаба на болотной кочке окружающих за дерьмо считает. И сам такой жабой быть не хочу.

Петров как раз закончил клацать мышкой:

– Да, отметил тебя. Так что можешь быть свободен.

– Остальное уже в коробке для стирки. Вот, возвращаю каску.

– Давай, еще кому-нибудь пригодится, – оранжевый монстр бухнулся в ящик стола. Покосившись на пустой дверной проем за мной, Еремей Геннадьевич тихо предупредил: – Я на тебя баллы вписал, что работал прекрасно и никаких замечаний нет. Так мне тут пытался какой-то урод звонить и чуть ли не в приказном порядке требовал переставить галки в табеле. Типа – ты последние дни в отделе, поэтому я своими отчетами порчу статистику.

Я попытался вспомнить, что там на дисплее цискоидной трубки высвечивалось в начале местной рабочей карьеры. Мне тогда разные люди звонили, на всякие вводные митинги дергали.

– Последние две цифры – семнадцать по внутреннему номеру?

– Ага.

– Это Касатонов, зам нач-отдела. С его подачи сюда выпнули. Хотя я не жалуюсь, хорошо время провел.

Захохотав, Петров поднялся, пожал протянутую ладонь и переспросил:

– Мой-то номер запомнил? Или на почту сбросить?

– Шесть, десять, ноль три. Помню.

В самом деле, как перестал на буровой на выходных пивом нагружаться, так и память улучшилась. Еще бы не простывать после метро – и вообще отлично.

* * *

Из общего лифта мы выбрались на втором этаже, чтобы перейти в следующий. В небоскребе хозяева сделали хитрый финт ушами. Во-первых, разнокалиберное руководство с остальными работниками не пересекается. Приезжает на собственную парковку, оттуда уже на небеса везут. Во-вторых, на первом общем этаже четыре лифта для боссов не останавливаются. Только в случае, если охрана через считыватель свой карточкой «блимкнет». Кнопки работают только на втором этаже. А второй этаж у нас – это отдел оформления пропусков, две комнаты кадровиков и что-то там еще, связанное с охраной. Посторонних не бывает. Поэтому получаем в-третьих – едем мы выше двадцатого. Там начинаются владения разного рода ведущих специалистов и мелких боссов. Там же крохотные кабинеты любых начальников отделов. Если с докладом вызывают – сгребают макулатуру и выдвигаются поближе к Олимпу. В остальное время грозно брови хмурят в стеклянных аквариумах, личным присутствием стимулируя работоспособность.

Пока менялись цифры на табло, разглядывал себя в зеркале. Да, костюм у меня не из дорогих, зато не помят. Работал в выданной сменной одежде. Поэтому выгляжу прилично. Рубашка, галстук, морда побрита. Не улыбаюсь? Так у меня с этим проблемы. Ну и не клоуном нанимался, эта должность в нашем отделе уже прочно занята конкретным «товарищем». Ему надо? Пусть бегает, суетится. Я же спокойно двинулся следом за Гафаровым, когда распахнулись двери. Двадцать третий этаж. Еще не подножие Олимпа, но чуть выше болотных зарослей. Зачатки цивилизации, можно сказать.

Ждали меня в маленьком зале с затемненными стеклами. Узкоглазый дяденька примерно моего возраста во главе стола. По левую руку от него дама с брезгливо поджатыми губами и следом мой босс – начальник отдела транспортировки. По правую – худой как палка дедок с военной выправкой. Фамилию не помню, но вроде мелькал у безопасников, когда я документы сдавал для получения пропуска. Похоже – представляет силовой блок. И четвертый стул – пустой, явно для меня.