Текст книги "Человек из пробирки"

Автор книги: Олег Лукьянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

– Именно так.

– Чего же он боится?

– Есть чего...

– Да чего, чего? – вскидывая руки, почти закричал Соселия. Он во все глаза смотрел на Володю, словно и впрямь считал его сумасшедшим.

Тот усмехнулся.

– Боится, что не утвердят докторскую на тему "Гомункулусы и их применение в народном хозяйстве".

– Вот оригиналы, а? – сказал Соселия капитану. – Сделали открытие и молчат. Первый раз такое слышу.

– А может быть, никакого открытия и не было, раз молчат?

– Тогда предложите какую-нибудь другую версию, объясняющую наше сходство, – сказал Володя. – Я в свое время думал об этом, рассчитывая как раз на такой случай, но ничего путного не придумал. Если вы сумеете придумать, то я немедленно отрекусь от всего, что вам здесь рассказал.

Соселия рассматривал Володю с острым любопытством и, как показалось Лидочке, дружелюбно.

– Хорошо, – сказал он и в самом деле дружелюбным тоном. – Допустим, что открытие есть. Но почему вы берете на себя ответственность решать, вредно оно или нет? Пусть ученые решат этот вопрос. Сообщите о нем в соответствующее научное учреждение, в Академию наук например.

– Да ну, не стоит, – сказал Володя добродушным тоном. – Зачем беспокоить занятых людей? У них своих дел по горло.

– Это вы серьезно? – удивился Соселия. – А если мы сделаем обыск в вашей квартире?

– Бесполезно, ничего не найдете.

Соселия хмыкнул п сказал капитану, показав ладонью на Володю: – Вот поговори с таким! Ничего не боится.

Тот молчал, барабаня пальцами по столу, и смотрел на Володю. Оба представителя власти были явно обескуражены твердостью Володи.

В этот момент Стулов, молча следивший за разговором, поднял руку.

– Разрешите мне?

– Пожалуйста, – сказал Соселия. – Говорите все, что вам известно по этому делу.

Стулов поднялся, закинул руку за спину и, откашлявшись, солидно заговорил.

– Товарищи, здесь надо разобраться в главном. Как специалист по автоматическим системам, я мог бы оказать вам помощь в качестве консультанта. Вы точно установили, что имеете дело не с близнецами?

– Абсолютно точно, – сказал Соселия. – У них совпадают не только отпечатки пальцев, но даже шрамы на локтях.

– И вы не можете найти никакого другого объяснения такому сходству?

– Пока нет.

– Ну что ж, в таком случае я должен сообщить, что современная наука допускает возможность создания искусственных существ. В этом направлении работают сейчас кибернетики и биологи. Подходы у них разные, но цель, в сущности, одна, потому что живой организм – это то же кибернетическое устройство, только гораздо более сложное...

Он сделал паузу, следя за выражением лиц сидящих за столом.

– Продолжайте, – кивнул капитан.

– ...более того, зная Владимира Сергеевича Колесникова как высокоодаренного инженера, я вполне могу допустить, что он мог спроектировать ванну для биокопирования, с помощью которой был изготовлен двойник.

– Что это он несет? – пробормотал Володя.

– И знаете, почему я поверил в такую поистине фантастическую возможность? Поверил, не будучи знаком с деталями?

Стулов остановил взгляд на капитане.

– Почему? – спросил тот.

– Потому что это единственно разумное объяснение странных аномалий в поведении Колесникова, которые появились у него за последний год нашей совместной работы. Посудите сами. Мы разрабатываем проект государственной важности. Инженер Колесников работал над одной из его тем, работал с большим энтузиазмом, сформировался у нас как конструктор, быстро пошел на повышение и стал руководителем конструкторской группы, стал соавтором двух изобретений. Его портрет висел на доске Почета. И вдруг последний год его как будто подменили. Он выступает с резкой критикой проекта, совершенно, замечу, безосновательной, скандалит, пишет жалобы. Потом без всякой видимой причины успокаивается и становится прежним Колесниковым – деловым и серьезным. Так продолжается некоторое время – и вдруг новая вспышка. Он сочиняет целый трактат против проекта, уже одобренного компетентными специалистами и подписанного в высших инстанциях. Неделю назад он отнес свое сочинение в редакцию одного научного журнала. Я имел возможность познакомиться с этим сочинением и как специалист могу заявить, что это чистейшей воды графомания, поделка озлобленного дилетанта, жаждущего славы борца за народные интересы, а в действительности обыкновенного карьериста. Написать такую безграмотную работу настоящий Колесников не мог и вести себя так не мог. Это делала его копия, которую он, по-видимому, в качестве эксперимента временно поставил на свое место.

Стулов прервал свою речь и, сделав короткую паузу, достаточную, чтобы ему не помешали, закончил: – А теперь разрешите показать вам это существо. Вот оно!

Он эффектным движением выбросил руку с указательным пальцем в сторону Володи.

Лидочка тихонько ахнула, а Володя сердито сказал: – Вы что, Роберт Евгеньевич, ядовитых грибков покушали?

Стулов и ухом не повел.

– Владимир Сергеевич, – с чувством обратился он к неподвижно стоявшему двойнику, – пора вам сказать свое веское слово.

– Да, пора сказать, – произнес тот, оживая. – Каждый человек имеет право бороться за свои интересы. Я не могу согласиться с заявлением моего однофамильца. На каком основании он считает себя первичным существом, а меня вторичным? У меня есть не меньше оснований утверждать обратное.

– Выражайтесь яснее, – недовольно поморщился Соселия. – Что значит не меньше оснований? Вы тут не имущество делите.

– Смелее, Владимир Сергеевич, смелее, – сказал Стулов.

– А вы теперь помолчите,– довольно резко оборвал его Соселия. – Пусть сам за себя отвечает. Владимир Сергеевич уже обрел уверенность.

– Я выражаюсь вполне ясно в пределах логики и здравого смысла, сказал он, неподвижно глядя на следователя. – С вашего разрешения он выступил первым, но из этого совершенво не следует, что он оригинал, а я копия. Если бы я выступил первым, то сказал бы, что я оригинал.

– Вот именно, – поддакнул Стулов. – Владимир Сергеевич человек острого ума. Он привык к точным формулировкам.

– Два сумасшедших! – негромко сказал Володя.

Владимир Сергеевич повернул голову в его сторону и заговорил, повысив голос: – Это неизвестно, кто из нас сошел с ума – ты или я. Если уж зашел принципиальный разговор, то я должен сделать здесь официальное заявление и прошу ввиду крайней важности занести его в протокол. Заявляю, что все, о чем здесь рассказал мой двойник, в действительности произошло со мной и узнал он об этом от меня. Авантюрист и мистификатор, он сначала порвал со мной, отказавшись выполнять мои указания, а потом соблазнил и одурманил мою супругу. Теперь, чтобы окончательно со мной разделаться, он оклеветал меня, поменяв все местами.

– Черт побери, вот это нахал! – воскликнул Володя. – Как тебе это нравится, Лидочка? Последняя новость науки – восставший робот! Его сотворили по моему образу и подобию, дали ему бытие – и вот благодарность!

– Спокойнее, гражданин москвич, – остановил его капитан. – Вам пока слова не давали.

– Какие у вас есть доказательства своего утверждения? – спросил он Владимира Сергеевича.

– Доказательств сколько угодно. Можно начать с самых простых. Будем рассуждать логически. Может ли кто-нибудь из вас по внешним признакам определить, кто из нас оригинал, а кто копия?

– Допустим, нет, – сказал Соселия.

– Почему вы в таком случае верите моему двойнику, а не верите мне? Неужели только потому, что он выступил первым?

– Мы пока еще никому не поверили.

– Хорошо. Тогда вот второе доказательство. У меня на руках оригинал паспорта и других документов. У него – дубликаты, которые я взял для него в силу исключительных обстоятельств. С точки зрения закона, при наличии дубликата и оригинала, что имеет большую силу? Кажется, ясно, что оригинал. Третье. Я – ответственный работник, лицо известное в высших инстанциях, обо мне высокого мнения директор нашего завода. Он – рабочий низкой квалификации, потому что как копия неизбежно уступает мне по умственным способностям.

– Да, да, – снова вмешался Стулов, не обращая внимания на недовольный возглас Соселии. – Я подтверждаю. Когда Владимир Сергеевич поставил вместо себя двойника, тот едпа не завалил дело.

– Я спокоен, тверд, выдержан, – продолжал Владимир Сергеевич. – Он же эмоционален, вспыльчив, склонен к необдуманным поступкам. Я умею управлять собой, он подвержен переменам настроений. Из всего сказанного следует, что я гораздо полнее его выражаю черты, присущие виду Гомо сапиенс, он же находится ближе к животному миру. Следовательно, я оригинал, а он моя несовершенная копия.

– Гомо сапиенс Владимир Сергеевич! Ах ты, господи! – воскликнул Володя. – Все признаки высшей расы!

А Соселия засмеялся.

– Лихо! Прямо как теорему доказал.

– Не понимаю, что смешного вы нашли в моих словах? – недовольно сказал Владимир Сергеевич.

У Лидочки не выдержали нервы. Обида за Володю, страх, что милиционеры поверят бессовестному вранью, возмущение беспринципностью бывшего мужа подняли ее с места. Она подошла к Владимиру Сергеевичу рассерженная и решительная.

– Как тебе не стыдно! – заговорила она дрожащим от обиды и гнева голосом. – Тебе прекрасно известно, кто он, а кто ты. Зачем ты лжешь? Неужели ты думаешь, что это поможет?

– А вы? – повернулась она к Стулову. – Вы просто Корыстный, бессовестный человек! Володя разоблачил ваш вредительский проект, и теперь вы ему мстите.

– Но, но, спокойнее, – Стулов выставил вперед пухлую ладонь. – Все это эмоции, голословные обвинения. Говорить мы все умеем.

– Лидия Ивановна, – позвал ее Володя, – садись, не трепи себе нервы.

– Вообще, это удар ниже пояса, – заметил он, обращаясь к двойнику. Если я воспользуюсь твоими склочными методами, то легко докажу, кто из нас поддельный, а кто настоящий. Чего ты тут нагородил? Ты же отлично знаешь, что родился не от женщины, а создан искусственно, методом копирования. Мы тебе в свое время это объяснили. Вынуждены были объяснить. Нужно быть совершенно законченным наглецом, чтобы отрицать очевидное.

– Это неизвестно, кто из нас родился от женщины, а кто создан искусственно.

– Как это неизвестно? Да в своем ли ты уме?

– Я всегда в своем уме в отличие от тебя, потому что умею мыслить логически. Для любого взрослого человека его рождение – событие прошлого, которого он увидеть не может, потому что прошлое восстановить невозможно. А поскольку истинным можно считать только то, что можно увидеть и проверить, то факт рождения есть не предмет знания, а предмет веры, то есть ложного знания.

– Чертовщина какая-то! А если я привезу сюда свою мать?

– Мать в свидетели не годится. Ни одна мать не сможет строго логически доказать, что является матерью данного человека. А поэтому с какой стати должны верить, что именно ты произошел от женщины?

– Это бессовестно, Владимир Сергеевич! – сказала Лидочка.

– Ты оперируешь не логической категорией, Лидия. Кроме того, если употреблять это понятие, то тебя саму в первую очередь следует назвать бессовестной. Ты ушла от законного мужа к личности темной и сомнительной.

– Нет, так у нас дело не пойдет! – возбуждаясь, заговорил Володя. Существует, в конце концов, одно совершенно неопровержимое доказательство, что ты гомункулус. Достаточно посмотреть под микроскопом образцы ткани твоего тела, чтобы убедиться, что они состоят из симметричных молекул, о чем ты, конечно, и не подозреваешь. Для современного биолога это лучшее доказательство твоего искусственного происхождения.

– А вот уж тут извините! – завертел рукой Стулов. – Владимир Сергеевич не подопытный кролик. Никакие законы не разрешают производить эксперименты над живыми людьми.

– Тогда я отдам на исследование ткани своего тела,

– Это ваше личное дело! Можете хоть ногу отдать, это ничего никому не докажет.

"Вот стервец!" – в гневе подумала Лидочка.

К Владимиру Сергеевичу подошел маленький Соселия.

– А пу-ка, посмотрите мне в глаза, – приказал он.

– В чем дело? – с независимым видом сказал Владимир Сергеевич.

– Вы утверждаете, что все сказанное вами – правда?

– Да.

– Все, до последнего слова?

– Разумеется.

– И вы можете объяснить нам, каким образом произвели двойника?

Владимир Сергеевич на секунду задумался.

– Это тайна, тайна, – заволновался Стулов. – Уже говорилось.

– Это тайна, – послушно, как робот, повторил Владимир Сергеевич.

– А за подсказки в угол ставят, -саркастически бросил Володя.

Соселпя вернулся на свое место.

– Все врет! – сказал он капитану. – Но доказать, сидя в кабинете, невозможно. Придется дело заводить.

– Придется, – медленно кивнул капитан, внимательно глядя на двойников и желая, видимо, узнать, какое впечатление произведет на них это решение.

– Заводите, – равнодушно бросил Володя, а его двойник сразу нахмурился и заговорил в повышенных тонах: – Какое еще дело? Дело заводится только при наличии состава преступления, я знаю законы. А здесь даже нарушений нет. Никаких.

Капитан глянул на следователя.

– Какой умный, а? Живут по одному паспорту, имеют одну жену на двоих, и никаких нарушений нет.

– Вас, таких, может, еще с десяток появится – и никаких нарушений? сказал Соселия.

– Что же вы намерены делать? – строго спросил Владимир Сергеевич. Конкретно, в ближайшее время?

– Я уже сказал – завести дело, – спокойно объяснил Соселия. – И потом не торопясь разобраться, кто есть кто. А за вами двумя на это время установить наблюдение. Вам придется побыть в городе и никуда не выезжать.

– И долго это будет продолжаться?

Соселия развел руками.

– Не знаю. Как пойдет дело. Месяца два-три, может быть, больше.

– И все это время я не должен выезжать из города?

– Разумеется.

– Но это невозможно. Я ответственный работник, меня в любую минуту могут вызвать...

– Что поделаешь – сами виноваты. Нужно все говорить, а вы скрытничаете.

В ходе следствия наступил весьма щепетильный момент. Следователь достаточно откровенно намекал, что можно избежать волокиты, открыв тайну двойника. Но Володя молчал, словно воды набрал в рот, а Владимир Сергеевич, конечно, ничего сказать не мог, даже если бы и захотел. Он стоял с надменным видом и тоже молчал.

Вдруг заговорил Стулов. Он поднялся со своего места и, улыбаясь, сказал: – Прошу извинить, что опять вмешиваюсь, но не могу молчать, когда вижу хорошего человека в затруднительном положении. Зачем заводить дело? Зачем требовать от Владимира Сергеевича выдавать тайну, которая принадлежит не ему одному? Есть более простой и достаточно надежный путь установить истину. В Григорьевском политехническом институте работает крупнейший кибернетик нашей страны профессор Иконников, руководитель лаборатории бионики, создавшей первого в мире чувствующего антропоморфного робота. Я знаком с ним уже несколько лет и думаю, он согласится устроить небольшой консилиум ученых, на котором будет установлено, кто из двойников искусственный, а кто настоящий. Это их хлеб, товарищи. Уж в этих-то вопросах они разбираются.

– Вот этого нам не хватало! – воскликнул со своего места Володя.

– Испугались? – язвительно сказал Стулов. – Понятно почему...

– Это вы испугались! А мне нечего бояться. Знаю я, зачем вам понадобился консилиум!

– Чтобы установить истину.

– Чтобы перевернуть все с ног на голову.

Капитан хлопнул ладонью по столу.

– Стоп, граждане! Прекращаем базар.

Он повернулся к Соселии: – По-моему, предложение дельное, а?

Тот вяло пожал плечами.

– Давай попробуем, терять нечего.

– Конечно, надо попробовать, – поддакнул Стулов. – Терять нечего.

– Решено, – сказал капитан, – Давайте-ка координаты вашего профессора.

Допрос был окончен. Лидочка вдруг почувствовала страшную усталость, словно целый день работала в поле.

Она сидела, бессильно опустив руки, и смотрела на суету в кабинете. Двойники подписывали какие-то бумаги, Стулов, склонившись рядом с капитаном, торопливо листал записную книжку, что-то недовольно говорил Владимир Сергеевич... "Слава богу, хоть так, – думала она. – Хоть какая-то надежда".

– Ну что сидишь, пойдем, – улыбнувшись, сказал Володя и взял ее за руку. – Устала?

– Устала, – сказала Лидочка, поднимаясь.

Глава 10.

Консилиум

Прошло два тревожных дня...

С разрешения милиции Лидочка и Володя продолжали жить в квартире Лидочкиной подруги, но на положении, похожем на домашний арест. У Володи взяли подписку о невыезде и предложили по возможности находиться дома. В случае, если ему понадобится куда-нибудь отлучиться, он обязан был сообщать по телефону, куда уходит.

Хотели взять подписку и с Владимира Сергеевича, но тот заартачился и отказался ставить свою подпись на бланке.

Его активно поддержал Стулов и даже стал спорить с капитаном и следователем, доказывая что они нарушают закон, ограничивая свободу человеку, у которого все документы в порядке. С московским Колесниковым другое делa – у него дубликаты, следовательно, он формально подозреваемое лицо. И убедил! Милиционеры хотя и с неохотой, но согласились с его доводами. Владимира Сергеевича освободили, взяв с него слово не уезжать из города по крайней мере до начала консилиума. Владимир Сергеевич благосклонно обещал...

Да, это были тревожные дни для обоих. Предложение Стулова организовать консилиум не сулило Володе ничего хорошего. Этот расчетливый и коварный человек, каким он в полной мере раскрылся в милиции, знал, что делал. Володя сразу раскусил его замысел. Прекрасно понимая, что Володя и на консилиуме не расскажет, как был создан гомункулус, он рассчитывал на принципиальность ученых, привыкших верить только фактам. Вряд ли они сумеют точно установить, кто из двойников – гомункулус, путем простого опроса, а на большее рассчитывать не приходилось. Володю тогда задержат в Григорьевске, а Стулов тем временем уговорит Владимира Сергеевича съездить в Москву и забрать из редакции компрометирующие "Нитрон" документы – не зря же он так распинался насчет подписки. И поедет, точно, поедет, раз вошел в роль настоящего Колесникова! Зная мужа, Лидочка в этом не сомневалась. Тогда Володино дело, вся его многолетняя борьба за озеро Лебяжье пойдут прахом, потому что появиться в редакции второй раз будет уже невозможно. Не станет же он говорить, что к ним приходил гомункулус. А уж Владимир Сергеевич непременно предъявит документы, чтобы в редакции убедились, что пришел именно автор, а не просто похожий на него человек.

Лидочка надеялась на помощь Гончарова, которую тот сам предложил во время их последней встречи. Но Володя еще в милиции отказался впутывать друга в это дело и потом, как Лидочка его ни упрашивала, не соглашался звонить ему.

Перспектива, таким образом, вырисовывалась не блестящая, и оставалось надеяться, что Володя все-таки сумеет каким-то образом доказать ученым, кто из двойников настоящий, а кто искусственный. Сам Володя держался уверенно, пожалуй даже слишком. Он язвил над Стуловым, подшучивал над двойником и собой, вспоминая сцены в милиции, но Лидочка чувствовала, что это лишь поза, что он не меньше ее тревожится за исход консилиума.

Они почти безвылазно просидели эти два дня в квартире. Володя готовился к выступлению на консилиуме, делая записи на листах бумаги, а Лидочка готовила еду и прибирала в комнате. Хотела как-то позвонить мужу поговорить насчет книг -и даже набрала номер, но положила трубку. Что-то внутри толкнуло – не стоит.

Так прошло два дня, а на третий день к вечеру начались неожиданности. Пришел Соселия сообщить о консилиуме. Сказал, что консилиум решено провести завтра в восемнадцать ноль-ноль. От института будут только профессор Иконников с двумя сотрудниками, от милиции капитан Гринько и он, Соселия. Володя и Лидочка должны находиться дома и ждать – за ними заедут на машине.

Лидочке показалось странным, что следователь явился лично, вместо того чтобы сказать обо всем по телефону.

Она подумала, что, наверное, у него есть еще какое-то дело. И не ошиблась.

После того как все было обговорено, Соселия не ушел, а продолжал сидеть, как-то странно поглядывая на Володю. Потом он сказал, чуть усмехнувшись при этом: – Значит, гомункулуса смастерили, друзья-экспериментаторы?

– Смастерили, – ответил Володя и тоже усмехнулся. – А как вы узнали, если не секрет?

– Узнал...

– Неужто он согласился дать ткани на анализ?

– Зачем анализ? Нашелся более простой способ, – спокойно ответил Соселия. – Что такое аура, вы, конечно, знаете?

– Это невидимое простым глазом биологическое излучение. Ауру имеют все живые существа.

– А что вы сказали бы о человеке, который ее не имеет?

Володя подался вперед, вглядываясь в лицо следователя.

– Фотографировали его?

– Да, пригласили в спецлабораторию.

– И на снимке не оказалось ауры?

– Ни малейших признаков.

– Черт возьми! Ну вы молодец! – воскликнул Володя, засмеявшись.-А нам как-то в голову не стукнуло прoверить его на ауру. Благодарю за ценную информацию.

– Можете не благодарить, для себя старался, – каким-то странным тоном сказал Соселия.

Они сидели и смотрели друг на друга, и по выражению лица Володи было видно, что он не понимает, куда гнет следователь.

– Ну и что? – сказал он.

Соселия помолчал секунду-другую и вдруг выложил: – Жена у меня тяжело больна, вот что. Сложный порок сердца. Операцию делать надо, а шансов на удачный исход мало.

– И вы хотите, чтобы мы изготовили для нее дубликат сердца?

– Да, – сказал Соселия, глядя Володе прямо в глаза.

Володя сразу посерьезнел. Он сложил на груди руки и, опустив голову, задумался. В комнате стало так тихо, что было слышно, как на кухне капает вода из крана.

У Лидочки все замерло внутри. Она видела, что Володя застигнут врасплох неожиданной просьбой, и понимала, в каком трудном положении он сейчас оказался. "Хоть бы схитрил, что ли, пообещал..." – подумала она в тревоге.

– Вас, простите, как зовут? Я что-то забыл, – сказал наконец Володя.

– Сергей Иосифович.

Володя покачал головой.

– Задали вы мне задачу, Сергей Иосифович...

– Не хотите идти против своих принципов? – осторожно спросил Соселия.

Володя поморщился.

– Да нет, не то.

– Что, ванну восстановить трудно? Все расходы беру на себя.

– Не в этом дело, Сергей Иосифович, – мягко сказал Володя. – Дело в возможностях метода. Копия получится с больным сердцем. Копия есть копия, понимаете.

– Понимаю, – помрачнев, сказал Соселия.

– Вот если бы у вашей жены была сестра-двойняшка со здоровым сердцем...

– Сестры нет.

Наступило тягостное молчание. Лидочке показалось, что следователь не поверил в искренность Володн.

– Он правду говорит, Сергей Иосифович, – волнуясь, сказала она.

Ей было жалкo и следователя, и его жену, и Володю, которому приходилось решать столь сложную проблему.

Но что тут можно было поделать?

– Знаю, что правду, – сказал Соселия и печально улыбнулся. – Ладно, забудем этот разговор. Я услышал то, что и ожидал услышать.

Он поднялся.

– Пойду тогда. Только не подумайте, что я пришел торговаться и ставить какие-то условия. Никаких условий я не ставлю. Консилиум в любом случае придется собирать, потому что отсутствие у него ауры, вообще говоря, еще не доказывает, что он гомункулус. Всегда можно возразить, что исключение не отрицает правила.

Володя и Лидочка тоже встали.

– Может быть, чаю попьем? – запоздало предложила Лидочка.

– Спасибо, как-нибудь в другой раз, а сейчас некогда.

Они проводили его до подъезда, и здесь Соселия сказал, щелкнув пальцами: – Да, чуть не забыл. Сегодня весь вечер сидеть на месте. Вам должны позвонить.

– Кто? – спросил Володя.

– Один человек.

Соселия ушел, а Лидочка и Володя еще некоторое время стояли в подъезде, озадаченные его последними словами.

– Кто там еще собирается звонить? – пробормотал Володя.

– Может быть, этот профессор?

– Может быть...

Вторая неожиданность оказалась приятнее первой.

В двенадцатом часу ночи, когда Лидочка и Володя уже собрались укладываться спать, действительно зазвонил телефон.

Володя снял трубку, и Лидочка увидела на его лице растерянно-радостную улыбку.

– Да, это я... Как вы узнали?.. Извините... не хотел вас беспокоить...

– Гончаров, – шепнул он в сторону Лидочки, но она уже сама догадалась. У нее гора свалилась с плеч. Слава богу, теперь они не одни! Это, конечно, Соселия его разыскал. Какой молодец!

...Разговор продолжался недолго. Володя коротко рассказал Гончарову о случившемся, покивал с постным лицом, извиняясь за свою излишнюю щепетильность, сказал, что основательно подготовился к выступлению на консилиуме, но на успех не очень рассчитывает, поэтому приезд Гончарова был бы весьма полезен.

– Завтра в семнадцать ноль-ноль прилетает на самолете, – сказал он, кладя трубку и улыбаясь. Уселся на диван, раскинув по спинке руки, и, продолжая улыбаться, сказал: – Знаешь что, а у меня есть идея насчет жены Соселии. Надо попросить Дмитрия Александровича, чтобы он сделал ей операцию.

– Прекрасная идея! – сказала Лидочка. – Я думаю, он не откажется.

– Уверен, что не откажется. Ему удавалось спасать совершенно безнадежных людей. Только надо подумать, как его завтра встретить. Наверное, тебе придется, и оттуда прямо в политехнический...

На следующий день после обеда они позвонили в аэропорт и узнали огорчительную новость – самолет, на котором летел Гончаров, задерживался в Москве на два часа по метеоусловиям. Посовещавшись, решили, что поедут вместе на консилиум, чтобы Лидочка знала, где он будет проходить. Она посидит там немного и поедет в аэропорт за Гончаровым. Может быть, он успеет к концу консилиума. А может быть, Володя сам разберется без его помощи...

...В половине шестого зазвонил телефон. Незнакомый мужской голос сказал, что машина выслана, и велел ждать ее на улице напротив подъезда. Лидочка и Володя быстро оделись и спустились вниз. Постояв немного, они увидели милицейскую "Волгу" с синей мигалкой, которая неторопливо ехала по дороге. "Вот и началось", – с тревогой подумала Лидочка, а Володя помахал поднятой рукой. "Волга", вильнув в их сторону, остановилась. В кабине, кроме шофера, никого не было.

– А где Сергей Иосифович? – спросила Лидочка, усаживаясь рядом с Володей на заднее сиденье.

– На месте, – сказал шофер, не оборачиваясь.

Лидочке показалось, что он чем-то недоволен. У нее тревожно кольнуло под сердцем. Она посмотрела сбоку на Володю, и тот улыбнулся, подмигнув ей. Не волнуйся!

А минут через десять, когда машина въезжала в ворота институтского городка, шофер, все время молчавший, вдруг сказал: – Я вас буду ждать у корпуса, Лидия Ивановна. Попозже съездим в аэропорт.

– Однако! – засмеялся Володя.

"Какой молодец Соселия!" – с благодарностью к следователю подумала Лидочка. Они вышли из машины.

...Учебный день закончился. Было тихо и пусто. Мерзли на ветру голые деревья. Откуда-то из подвала, как из преисподней, доносился кошачий вой. Только вдалеке, на баскетбольной площадке, огороженной металлической сеткой, несколько молодых людей в спортивных костюмах гоняли футбольный мяч.

– Третий этаж, комната триста четырнадцать, – сказал шофер.

– А когда мне выйти? – спросила Лидочка.

– Я сам за вами зайду.

...В коридорах тоже было пусто. Одинокая уборщица мыла пол тряпкой, насаженной на щетку. Мокро поблескивал линолеум в тусклом свете зимнего дня. Триста четырнадцатая комната находилась в самом начале длинного коридора. Лидочка и Володя вошли в небольшую приемную со столом у окна, пишущей машинкой на столе, укрытой чехлом, и металлической вращающейся вешалкой у двери, на которой висело несколько пальто.

Справа от входа была еще одна дверь, ведущая, очевидно, в кабинет. Оттуда доносились приглушенные мужские голоса.

Лидочка и Володя разделись и вошли в кабинет. В просторной, метров сорок квадратных комнате, находилось несколько человек – капитан Гринько, Соселия, двое незнакомых молодых мужчин, сидевших за длинным полированным столом, и сбоку у двери Владимир Сергеевич со Стуловым. Последнее неприятно удивило Лидочку.

С какой стати здесь этот прохвост? "Пролез-таки", – негромко сказал Володя, тоже увидевший Стулова.

Все шестеро повернулись к вошедшим. Маленький Соселия быстрым шагом подошел к ним и, как показалось Лидочке, демонстративно пожал Володе руку. Лидочке он просто сказал: "Здравствуйте!" "Спасибо за Гончарова",-шепнула ему Лидочка. Соселия вернулся на свое место и сел рядом с капитаном. Тот поздоровался кивком, не вставая, и указал Лидочке и Володе на свободные кресла.

– Присаживайтесь...

Стулов что-то сказал на ухо Владимиру Сергеевичу, а мужчины за столом принялись с интересом разглядывать двойников. Один из них был курчавый добродушного вида брюнет в больших очках. Лидочка узнала в нем ассистента с выставки, который показывал робота, другой – сухонький шатен с широким гипсово-белым лицом в щербинках, опоясанным снизу короткой шкиперской бородкой. Нос у него был острый с маленьким набалдашничком на конце, губы тонкие, прямые. Брюнет Лидочке понравился, а шатен вызвал неприязнь, и не столько внешностью, сколько своим холодным и, как показалось Лидочке, подозрительным взглядом, которым он окинул Володю. "Наверное, считает нас авантюристами", – с неприязнью подумала Лидочка.

Ждали, как выяснилось, профессора Иконникова, который должен был явиться с минуты на минуту.

Профессор был григорьевской знаменитостью. Лидочка вспомнила, что незадолго до поездки в Москву они с Владимиром Сергеевичем слушали о нем местную радиопередачу. Муж со вниманием, Лидочка просто так, чтобы не скучно было гладить белье. И хотя тема передачи не входила в круг интересов Лидочки, кое-что она все-таки запомнила. Говорили, что Иконников из местных, григорьевских, кажется даже из села, что он сравнительно молод, но благодаря таланту и трудолюбию сумел высоко подняться, что он лауреат Государственной премии, почетный член каких-то зарубежных академий и обществ.

Говорили также, что он не только выдающийся ученый, но также хороший семьянин и вообще разносторонний человек – рисует, свободно владеет двумя или тремя иностранными языками, имеет спортивную квалификацию не то по теннису, не то по волейболу, и, кажется, высокую – чуть ли не мастер спорта. Выступал и сам профессор.

Лидочке запомнился его голос – молодой, высокий и чуточку приглушенный. Говорил профессор очень непринужденно, чувствовалось, что без бумажки и, может быть, даже без подготовки, – рассказывал о кибернетике, о своих зарубежных встречах, шутил, смеялся. В общем, показал себя личностью.

В кабинете, принадлежавшем, очевидно, профессору Иконникову, было просторно. Всю стену напротив двери занимал стеллаж с книгами. Перед стеллажом стоял довольно большой письменный стол с тремя разноцветными телефонами и пепельницей, а перпендикулярно к нему был приставлен другой стол – длинный, полированный, с двумя рядами мягких стульев по обеим сторонам. Вдоль стен стояли кресла, над ними висели портреты известных ученых. Еще в кабинете имелся платяной шкаф, на окнах висели кремового цвета шторы из синтетики.