Текст книги "Краткая история белковых тел.(СИ)"

Автор книги: Олег Красин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

Подъезжаем к зданию банка. Здесь, словно по заказу, на крыльце нам попадается Кравчук. Он, как всегда, красуется в лучах женского внимания – несколько девушек окружают его, смеются, улыбаются. В воздухе витает веселая болтовня. Увидев нас в подъезжавшей машине, Иван подходит к дверце со стороны Сосниной и галантно её открывает, помогая коллеге выйти.

"Чего он так её обхаживает? – удивляюсь я, – ведь между ними уже всё случилось. Нет смысла изображать из себя романтичных влюбленных".

Елизавета выходит, они ненадолго остаются перед машиной. Оба высокие, красивые – блестящая пара и мне, конечно, с ними не сравниться. Скрипя сердцем, я вынужден это признать. Кстати, муж Сосниной, Степан, тоже внешне проигрывает Кравчуку. Она, действительно права – я туплю, стильно туплю! Лиза и Иван выглядят настоящими хищниками, любителями белка и вообще глупых белковых туловищ.

Кравчук покровительственно машет водителю, "Форд" отъезжает. В это время из здания выходит Алёна.

– Приехали уже? – обращается она ко мне и в её словах чудится затаенный намек, типа, уже переспали после презентации? Так быстро?

Она смотрит серьезно, без улыбки, что настораживает меня и наводит на определенные мысли. Каким боком здесь замешана Василькевич? Уж не ревнует ли? Неужели между ними пресловутый треугольник, а мы с мужем Сосниной здесь только наблюдатели любовной драмы, посторонние зрители на чужом спектакле? За меня отвечает невозмутимая Лиза:

– Да, мы везде успеваем. Учись! – на её лице опять появляется усмешка, которая выглядит достаточно цинично.

Действительно, о чем она? Мы везде успеваем? То есть успеваем и на презентацию, и в постель? Так можно понять её слова.

Пока мы с Аленой топчемся в замешательстве, не зная, как реагировать, Лиза уже идет с Иваном к входу в банк. Короткая юбка едва прикрывает красивые ноги, звонко стучат каблучки её черных туфель, поднимая стройное тело по каменному крыльцу. В руке она небрежно держит папку с документами.

Я невольно застываю, созерцая эту картину. Да, она красива – тут ничего не скажешь! Стильная, обращающая на себя внимание, девушка с великолепной фигурой. На полпути Соснина останавливается что-то вспомнив.

– Даник, ты забрал буклеты из машины?

Её вопрос выводит меня из ступора. Черт побери, засада! За своими переживаниями я забыл, что на заднем сиденье осталась стопка буклетов. Теперь надо ехать в гараж, искать водителя...

Но, как ни странно, меня выручает Кравчук. Он неторопливо, исполненный собственной важности, достает мобильник и кому-то звонит, затем говорит, обращаясь ко мне:

– Водила сейчас вернется, а ты Данила не зевай! А то в другой раз попрешься в гараж самоходом, – и, посмотрев в глаза Лизы, шутливо бормочет, – только ради вас!

В офисе сажусь за свой стол. Чувствую себя разбитым и утомленным, хотя и ничего особенного не делал, так, прокатился за компанию. Внутри закипает обида на Лизу – она использовала меня как последнего лошару, как аксессуар презентации, довесок к буклетам. Наверное, и перед Кравчуком пыталась что-то изобразить, вызвать ревность. Хотя нет. Я припомнил лицо Ивана, когда он встретился нам на крыльце, вспомнил, как потом себя вел этот тип. Нет! Он не ревновал – Кравчук слишком самоуверен, чтобы допускать мысль, что его кто-то может кинуть.

На экране компьютера появилось извещение об электронном письме – Евгений Иванович выкатил своё предложение. Я прочел сообщение, посмотрел прайсы и понял, что расценки меня удовлетворяют. За своими переживаниями совсем позабыл о нем, о Евгении Ивановиче, человеке с гелевой головой. Его виртуальное появление в офисе посредством электронной почты чуточку приподняло мне настроение, и я решил, что поездка с Лизой оказалась не пустой – договор на рекламу мы заключим, значит, я сделал свою работу. Не знаю, как получится у Лизы, насколько успешным будет сотрудничество в целом, но то, что сделал я – меня устраивало. Договор будет подписан.

Между тем, внимательно глянув на оффер Евгения Ивановича, я понял, что бюджет рекламы придется немножко скорректировать, добавить пару-тройку лимонов рубликов. Ничего страшного! Пойду к начальнику и выбью – я уже делал так несколько раз. Вот только... Что скажет Кравчук? Он ведь хотел меня свести со своим приятелем, чтобы мы заключили именно с ним договор.

Смотрю по сторонам, но через стеклянные перегородки не вижу высокой фигуры Кравчука. Возможно наш заместитель директора опять уединился с Лизой? Нет, она сидит за столом, что-то печатает.

Экран компьютера вновь оживает. Упало приглашение от секретаря на общее совещание в переговорной комнате номер двести тринадцать. Текст сообщает, что совещание состоится через десять минут, и моя явка обязательна. Вот всегда так! Явка для меня обязательна, хотя кейсы, которые обычно обсуждаются, вне моего функционала.

– Ты идешь? – интересуется Алёна, подошедшая к моему столу – на такие совещания нас обычно приглашали вместе как начальников групп. Я был начальником рекламной группы, состоящей из одного человека – из меня, а она возглавляла группу поддержки продаж из трех человек.

Поднявшись с большой неохотой, я взял телефон и отправился следом за Василькевич, на ходу убавляя звук, чтобы во время наших посиделок посторонние звонки не отвлекали от суперважного обсуждения.

5.

В переговорку уже набились разные мелкие начальнички, связанные между собой только одними обстоятельством – все отвечали за работу с клиентами. В центре восседал Иван Кравчук. Возле него уселся один из главных специалистов, мониторящих качество кредитного портфеля – большелобый с ранними залысинами молодой человек. В отличие от ласково-вальяжного Кравчука, Юра Рыбалкин, имел лицо наглое, усмешливое, скользкое и в силу этого неприятное. В нем сразу чувствовался опытный продажник – человек, умеющий впарить покупателю ненужную вещь и принести прибыль фирме. Ну и себе немного на карман заработать.

Вокруг этих двух важных лиц разместились все остальные, всякая прочая шушера, в том числе и я. Алена пристроилась рядом со мной.

– Смотри, как я загорала на Бали! – Алена показала экран смартфона, где она стояла в купальнике на фоне голубых волн.

– Одна ездила?

– Нет, с бойфрендом, – сообщила моя соседка и громко хихикнула.

– Итак, коллеги, – начал Иван, грозно поглядев в нашу сторону, – сегодня рассмотрим жалобы клиентов на автосалоны.

Он произнес еще несколько вводных фраз, но я их не запомнил, отвлекшись на свои мысли.

Все-таки, зачем я понадобился Лизе, этой девушке с изумрудными глазами? Может быть, она чего-то ждала от меня? Какого-нибудь смелого жеста? Может, это не она должна была гладить меня по коленке, а я её? Схватить, прижать, поцеловать там, на удобном заднем сиденье автомобильного салона. Может она ждала, что у меня снесет крышу, и я превращусь в неконтролируемого безумного самца, получившего доступ к телу девушки? А её постоянная усмешечка, колкие слова, могли быть всего лишь активной защитой ранимой души, которая не ждала проявлений хамства от окружающих, а сама наносила упреждающий удар. И меня, лояльного к ней человека, не должно было это касаться.

Я вдруг сильно пожалел, что не смог сказать прямо о своих желаниях, сидел как истукан, глядя в окно машины. Короче, ступил! И мне вспомнился сон, тот самый, где у меня были связаны руки. Чем он был: символом, угрозой или предостережением? А может, подталкивал к чему-то серьезному?

Сон хорош тем, что ты всегда просыпаешься. Неважно, какие кошмары тебе снились, но наяву ты жив и здоров. Так и с тем сном. Я проснулся живым, спасшимся из плена, но с неподъемной и больной головой. Казалось, она была огромной, гудящей медным звоном на всю округу и мне хотелось схватиться за неё, зажать ладонями, чтобы унять этот безумный звон, отдающий резонансом в мозгу.

Почему всё так скверно? Ведь я всего лишь белковое тело, примитивно устроенное, простое как одноклеточная амеба, а у белковых тел, как известно, голова не болит. У них вообще ничего не болит, тем более душа.

Я окинул задумчивым взглядом сидящих коллег, горячо обсуждающих проблему тупых клиентов, углубленный в себя, в свои размышления.

– А ты что думаешь, Данила? – вдруг поинтересовался Иван, вернув меня к действительности.

Сквозь свои размышления я вполуха слушал проходящие дебаты. Речь шла о возможном использовании жалобщиков на автосалоны в рекламных целях банка. Этот хитроумный план предложил Рыбалкин, а Кравчук его поддержал. Дело в том, что многие заемщики по программам автокредитования постоянно предъявляли претензии на завышение цен, неукомплектованность машин и другие косяки автосалонов, с которыми работал Банк.

Рыбалкин взялся за урегулирование спорных ситуаций, но при этом просил клиентов писать на сайте банка благодарственные письма или заметки – чего не сделаешь ради рекламы!

Один из таких заемщиков по фамилии Семизвонкин недавно вывесил на сайте письмо. Благодарственное. Вроде как выражал признательность банку за оказание помощи при возврате денег из автосалона, которые он переплатил из-за фактического обмана. Как выяснилось, салон мутил воду при помощи нашего менеджера, работавшего на местной площадке.

– Так что думаешь? – повторил вопрос Кравчук, с ожиданием поглядывая на меня.

– По-моему, это все чепуха! – пожимаю я плечами, – что за реклама? Клиент нас благодарит за то, что мы вернули часть бабок, забранных у него с нашей же помощью.

– Ну почему? – загорячился Рыбалкин, – я сам там разруливал и если бы не я, то...

– Надо было нормально с автосалонами работать! А то набрали всяких "серых", где одни Джамшуты и Вахи, – я говорил со знанием дела и Юра замялся.

– Окей, окей! – примирительно пробурчал Иван и сказал мне: – Ты Изотов не лезь не в свое дело! Занимаешься рекламой – вот и занимайся! Но... – тут Кравчук обратился ко всем, – я согласен с Данилой, нам надо избирательно подходить к таким кейсам. Получается, не рекламная, а антирекламная акция. И еще, Алена, свяжись с айтишниками, пусть снимут с сайта письмо Семизвонкина, а то над нами будут остальные банки смеяться.

– Да, умора! – опять захихикала Василькевич. У неё сегодня было хорошее настроение.

После совещания, все двинулись на свои места. Шел и я, мысленно возвращаясь к вопросу о душе белковых тел. Может всё-таки у меня есть зачатки души, совсем немного, всего лишь граммулька?

С другой стороны, зачем она, эта душа? С ней ведь некомфортно, беспокойно, ответственно. А мы как дети, за которых отвечают родители, и поэтому легки и бесполезны, порхаем по жизни бестолковыми мотыльками.

6.

В кофе-пойнте меня поймал Кравчук. Он подошел – высокий, элегантный, из темно-серого пиджака выглядывали манжеты белоснежной рубашки с запонками. По сравнению с ним мой костюм выглядел убогой тряпкой, купленной на дешевом вещевом рынке. Да, не случайно на него табунами западали девчонки!

– Слушай, Даниэль, – он отчего-то назвал меня так, словно разговаривал с иностранцем, – с моим знакомым, помнишь, я тебе говорил о рекламщике, так вот, с этим чувачком не срастается. У него свои заморочки, в общем, ему некогда и вообще он свалил на Мальдивы. Так что ты забей, не бери в голову. Окей?

У Кравчука опять неприятно пахнет изо рта, и я невольно отстраняюсь.

– Кстати, хотел тебе тоже коммуницировать, – сообщаю, испытывая смутную гордость собой, своей ловкостью, – когда мы ездили с Лизой на презентацию директор компании Евгений Иванович предложил сотрудничество. Он уже сбросил прайс.

– Окей! Тогда работай с ним.

Иван как бы дружески хлопает меня по плечу и отходит. Однако мне кажется, что в его жесте нет ничего дружеского, скорее, этот жест выглядит покровительственно. А может, так только кажется?

Я ставлю стакан остывшего кофе на столик, настроения допивать уже нет.

Ох уж эта моя подозрительность? Она выглядит так плебейски, как мнительность маленького человека, перманентно готового к обидам.

Через пару дней говорю со своим непосредственным начальником о предложении Евгения Ивановича. Мне нужно еще около десяти тысяч долларов, чтобы осуществить новый проект. Деньги для банка небольшие и я знаю, что заполучить их можно, но Арсений Павлович, мой начальник, прижимист.

– Тебе зачем? – бурчит он, перебирая маленькими неуклюжими руками с короткими пальцами, бумажки, валяющиеся на столе. Я всегда удивлялся, как он с такими детскими пальцами умудрялся быстро печатать на клавиатуре.

– Понимаете, Арсений Павлович, клиент неплохой подвернулся. Предлагает печатать банковскую рекламу на постерах, и размещать их в метро. Но надо чуть-чуть увеличить бюджет.

– Ты же знаешь, нам нельзя превышать лимиты, – недоволен начальник. – Нам на год отпустили тридцать тысяч долларов. Ты уже спустил почти двадцать, а впереди еще полгода.

Арсений Павлович замолчал, равномерно постукивая короткими пальцами по столу. Этот стук напоминает звук метронома, который использует настройщик роялей. Тук-тук, кап-кап. Словно на стол кладут монеты, а Арсений Павлович медленно, со знанием дела, их отсчитывает. По одной.

– Но мы можем попросить директора добавить бабок! На крайний случай! – не сдаюсь я.

– Тридцать тысяч! Ты меня слышишь? Ни центом больше! И потом, зачем нам постеры в метро? Может, еще прикажешь биллборды на Красной площади развесить? С такими темпами мы банк пустим по миру.

– Я на эту тему разговаривал с Кравчуком, – покривил я душой.

– И что он сказал?

– Поддержал. Сказал, что метро – оригинальная идея, что её надо использовать.

– Н-да... – задумчиво ворчит Арсений Павлович.

Ему определенно хочется мне отказать, и я вижу это невооруженным глазом. Но с Кравчуком Арсению Павловичу ссориться не с руки. Из Кравчука может получиться могущественный враг, а зачем эта беда моему начальнику? Он осколок старой управленческой команды, оставшейся после корпоративной бури, пустившей ко дну старый банк. Поддержки у Арсения Павловича никакой, и я не понимаю, кто и зачем его держит. Может, о нем просто забыли?

– Ладно, попробую что-нибудь сделать, – нехотя выдавливает начальник, – запрошу "Голову", но ты не сильно надейся. Там сейчас экономят.

– Могу намекнуть Ивану, чтобы позвонил в головной офис. Для ускорения.

– Не надо!

Сижу, зарывшись в бумаги. Работа рекламщика скучна и однообразна, в ней нет ничего героического и романтического, никакого драйва. Нашел клиента, заключил договор, оформил выплаты и получил продукцию. Затем, разместил её в масс-медиа среди homo sapiens, и опять начинаешь сначала. Всё как на конвейере. Да это и есть конвейер пиарщиков.

Услышав непонятное шуршание, поднимаю голову и обнаруживаю, что рядом на стул присел Степан Соснин, муж Лизы. У него заговорщицкое лицо. Он делает вид, что пьет кофе, утащив пластиковый стаканчик из помещения кофе-пойнта. Впрочем, кофе уже в стаканчике нет. Легкая пластиковая оболочка вырывается, норовит вылететь из его неловких пальцев и залить оставшимися в нем каплями коричневой жидкости мои бумаги с очередным договором, разложенные на столе. Я с опаской смотрю на руку Степы, на его пальцы, которые могут в любой момент разжаться из-за одного неудачного движения.

Невольно загораживаю свое сокровище локтем, как если бы под моей рукой лежали ценные предметы, например, купюры долларов, евро или пачки рублей, а не простые бумажки, которые можно восстановить в случае порчи. Однако мой жест собственника вызывает у Степана непонимание, и он еще ближе двигается к столу вместе со стулом.

Вообще Степан часто заходит к нам. Он здесь, практически, свой человек, хотя и без постоянного пропуска.

– Слушай Дэник,– по-свойски обращается ко мне Соснин, едва наклонившись вперед, – ты ничего не засек?

– Что засек? Что именно?

– Ну, Лизку. Ни с кем не видел?

– Нет. А что с ней?

– Понимаешь, чувак, есть у меня мысли... подозрения...

– Какие? – я притворяюсь непонятливым, хотя роман Кравчука с Лизой – это секрет полишинеля нашего офиса.

– Мне кажется, она с кем-то встречается. И я не знаю... Короче, можешь за ней присмотреть?

– Шпионить что ли?

– Нет, не шпионить, а так...

Простодушный Степан замолкает, не в силах подобрать подходящего слова. Конечно, в своем автосалоне он имеет дело только с железками. Им не нужно доходчиво объяснять, что к чему, подбирать слова, убеждать. Еще проще с легковерными лохами, которым надо впарить очередное детище российского автопрома. Подведи их к авто, ткни в ценник и увидишь горящие от безумия глаза. Глаза голодной мыши, лезущей за недорогим сыром в мышеловку. Кстати, мышеловке всё равно, какой по цене сыр в ней лежит – главное щелкнуть пружиной по башке.

– Ты хочешь, чтобы я приглядывал бесплатно? – небрежно бросаю я, и Соснин удивленно смотрит в мои непроницаемые глаза.

– Да, ладно! – бормочет он. – У тебя же тачка есть. Давай я зимней резиной отдам. Какая у тебя машина, я забыл?

– "Шевроле Круз". А ими тоже торгуете? У вас же только "Лады Приоры".

– Через знакомых достану, не парься! Лады?

– Лады! – неуверенно соглашаюсь я, не очень понимая, как и где я буду следить за Лизой. А самое главное, зачем мне это надо?

– А ты вообще, как сам? – вдруг интересуется Степа, отодвигаясь и посчитав, что самая важная часть разговора позади.

– Нормально! Работаю.

– А в личной жизни как? Тёлки есть?

– А у кого их нет? – спрашиваю в ответ и надеюсь, что Соснину надоест изображать великосветский разговор, и он отстанет, наконец, даст спокойно поработать.

– Да-а, – глубокомысленно мычит Степан, как бы соглашаясь со мной. Он замолкает, однако длительный умственный процесс для него непривычен: – Не хочешь на футбол сходить?

– А кто играет?

– Спартак с ЦСКА.

– А ты за кого болеешь? – интересуюсь между прочим, сам-то я никудышный болельщик.

Степан ни секунды не медлит.

– За Спартак, конечно.

– И шарфик красно-белый есть?

– Да всё, что нужно. Присоединяйся сегодня! Жаль, что пиво запретили проносить на стадион, но мы с пацанами после отрываемся.

Пожимаю плечами как бы в раздумье, хотя, разумеется, ни на какой стадион не собираюсь. Не моё это: сидеть, горланить кричалки, цепляться к фанатам другой команды, получив по морде между делом, а потом засесть в пивбаре и гоготать, вспоминая стычку. Нет, не моё!

– Короче, ты это самое, звони, если что! – предлагает Степан, заметив мою нерешительность.

– Позвоню!

Вместо Степана звоню спустя несколько дней Евгению Ивановичу.

– Евгений Иванович, это Данила Изотов. Я по поводу наших договоренностей. Смету мне утвердили, деньги выделили, так что можно заключать договор.

Голос директора рекламно-издательской фирмы звучит расслабленно.

– Данила, добрый день! Подъезжай в офис, оформим бумаги. Как только деньги упадут на мой счет, сразу приступим к работе. Обещаю, что через три, ну, максимум четыре дня постеры будут расклеены.

– Меня это устраивает! – немедленно соглашаюсь я, хотя некоторые нотки в голосе Евгения Ивановича настораживают. Эти нотки звучат так, словно его голосом отвечает Иван со своими вальяжно-ласковыми интонациями: "Только ради Вас!", "Будьте любезны!".

"Окей!" – добавляю про себя для уверенности.

Взгляд мой скользит в сторону Алёны. Она сегодня в хорошем настроении, пришла на работу, демонстрируя татуировку в виде сине-красной розы на левой ступне. Часть лепестков прикрыта сандалией и Василькевич сняла обувь, чтобы демонстрировать это кожное художество во всей красе.

На меня она не обращает внимания. Наверное, опять переписывается по электронной почте через экспресс-сообщения. Я даже знаю с кем – со своей подружкой Лизой, которая сидит неподалеку, тоже не отрывается от компьютера. Опять перемывают косточки коллегам, сплетничают.

Вспомнив об Арсении Павловиче, изображавшем метроном, начинаю постукивать пальцем по столу. Стук-стук, стук-стук. Звук выбивается из общего шума, разносится диссонансом, раздражает. Но я добиваюсь своего: Лиза отрывается от экрана, и недовольно смотрит в мою сторону.

– Данила прекрати! – требует она.

– А что?

– Мешаешь! – она делает строгие глаза и поворачивается к компьютеру.

"Чем Лизка так занята? – лениво думается мне, – не Алена же её завлекла перепиской! Может быть, я перепутал, и она чатится с Ванькой Кравчуком? Эпистолярный электронный роман?"

От нечего делать смотрю новости в интернете. Как всегда, где-то идет война, вернее, много войн. Ближний Восток, Африка, Украина. Это всё далеко от меня, никак не касается и потому мало интересует. Какое мне дело до того, кто кому набил морду, кто кого разбомбил или изгнал с территории проживания? Юго-Восток Украины для меня не ближе, чем сектор Газа, и нет никакой разницы между ополченцами Донбасса, добровольческими батальонами, боевиками ХАМАС или группировкой ИГИЛ.

Я прокручиваю новости, читаю о фильмах, спорте, о скандалах звезд. Впрочем, они меня тоже мало интересуют. Опять посматриваю в сторону Лизы. Она достала зеркальце и помаду из сумочки, подкрашивается. По всей видимости, переписка подошла к финалу, который обычно обозначает место и время свидания. "Если посмотреть, где она собирается встретиться с Кравчуком, – фантазирую я, – то инфу можно слить Степке". Но моя задумка сложна – у Лизы стоит пароль, который я, при всех своих айтишных способностях, взломать его не смогу.

Придется прибегнуть к другому способу.

Соснина встает, берет сумочку и идет к выходу из офиса. Я, словно мне приспичило в эту самую минуту, поднимаюсь и топаю следом, делая краткую остановку возле кофе-пойнта на случай, если Лиза вдруг проявит любопытство и осведомится, куда я иду. Но Лиза никем не интересуется – она очень самоуверенна, эта замужняя девица. Наверное, как всегда, нацепила на лицо небрежную усмешку и прощупывает пространство изумрудными глазами, словно локатором, определяя цель.

Она спускается на улицу, садится в свою машину – серебристый "Ниссан Кашкай" и трогается с места. На улице жарко, Соснину не видно за тонированными стеклами. Впрочем, для чего её рассматривать, если я знаю, что она внутри?

Мой взгляд какое-то мгновение провожает "Ниссан", и признаюсь, я был бы обескуражен, если б не знал, что мой "Шевроле Круз" стоит неподалеку. Сажусь в него, постепенно нагоняю "Ниссан". Почти полдень, машин на улице много и у каждого светофора возникают пробки, что меня отчасти радует – в таком потоке легко спрятаться и не привлекать чужого внимания.

Лиза едет недолго, делает несколько поворотов, кружит по площади, затем заезжает в один из переулков и там оставляет машину. Автоматически отмечаю, что она аккуратный водитель – не гонит, не подрезает. Так же аккуратно она обращается с самой машиной – по-хозяйски осматривает её, закрывает дверь без хлопка, включает сигнализацию.

Эта медлительная аккуратность кажется мне нарочитой, как будто ей хочется потянуть дольше время, чтобы отсрочить момент неприятной встречи. Так бывает, к примеру, когда болит зуб и надо идти к стоматологу. Или, когда идешь совершенно неподготовленным на какое-нибудь дурацкое тестирование, устроенное тупыми менагерами. Или надо идти на свидание, а тебе не хочется, но и забить на это дело нельзя.

Хотя я, наверное, ошибаюсь, девушки подобные Лизе обычно не встречаются с неприятными типами, они сами выбирают круг общения.

Следую её примеру и встаю чуть подальше, но из машины не выхожу, наблюдаю в зеркало заднего вида, смотрю безучастно, даже несколько отстраненно. Сам не знаю, зачем мне это надо? Ну, встречается она с Кравчуком. Что с того? Для меня это не новость.

Между тем светло-голубое платье Лизы изредка мелькает среди прохожих на тротуаре, выныривая время от времени из толпы как поплавок из воды. Она подходит к одному из зданий вдоль улицы, открывает дверь, входит. Теперь я тороплюсь выйти, чтобы не упустить девушку, а не то все мои потуги сыщика могут оказаться напрасными.

Тротуар дышит зноем, и кажется, что он специально сделался вязким, будто глина или пластилин, что он специально пытается меня притормозить. И точно, я правильно делаю, что не спешу. Не успеваю пройти несколько шагов к заветной двери интересующего меня здания, как рядом с этим домом останавливается серый джиповый "Лексус". Из машины появляется известная личность – это Евгений Иванович, сибарит с блестящей гелевой головой. Он тоже направляется к уже знакомой двери.

"И что там, медом намазано?" – с любопытством думаю я.

Здание, неожиданным образом привлекшее наше обоюдное внимание, как и всё, что находилось в историческом центре города, оказалось невысоким, трехэтажным, с арками и маленькими колоннами. Наверное, принадлежало до революции какому-нибудь князю или графу, председателю дворянского собрания. Сейчас здесь разместилась гостиница "Смоленская Плаза", по крайней мере, так гласила вывеска, висевшая у входа.

Я пытаюсь разобраться что к чему. Значит, Лиза встречается с Евгением Ивановичем? Не с Иваном? Выходит, не зря у неё блестели глаза при виде директора во время презентации, а я не придал тогда этому значения, думал о себе, о Кравчуке. Самовлюбленный идиот!

Солнце припекает, нагревая затылок. Глупо топчусь у входа, не решаясь что-нибудь предпринять – заходить внутрь не имеет смысла. Звонить Степе? Я нащупываю мобильник в кармане, но пальцы разжимаются, и снова чувствую себя так, точно у меня связаны руки. Позвоню Соснину, настучу на Лизку и что? Что будет взамен? Автомобильная резина?

Повернувшись, вяло бреду по расплавленному асфальту назад к машине. Степан нормальный парень, но звонить ему я не буду, ибо подглядывать в чужую замочную скважину – работа не для меня. Ни бесплатно, ни за плату.

7.

Дни летят за днями, недели сменяют одна другую. На Лизу не обращаю никакого внимания. После моего случайного открытия я исподтишка наблюдаю за ней. Мне хочется понять: не изменилось ли что-то в этой девушке, а если изменилось, то в какую сторону – лучшую или худшую. Однако она ведет себя как обычно: любезничает с Кравчуком, ездит на презентации, курит в перерывах с неизменной усмешкой на лице. Рядом с ней всегда её подруга Алена, как верный оруженосец или преданная дуэнья. Временами мне кажется, что Василькевич специально научилась курить, чтобы составлять Лизе компанию.

Со мной Лиза держится ровно. Я ничем не привлекаю её внимания, да и чем могу? Мне не составить конкуренцию Евгению Ивановичу или тому же Кравчуку. Я примитивное существо. Белковое тело.

Тем не менее, кое-что приятное случается и в моей жизни. В частности, довольный собой, заключаю договор с Евгением Ивановичем на печатание и распространение в метро постеров, хотя наш банк выглядит на них не лучшем образом. По крайней мере, мне так кажется.

Некие улыбчивые люди – молодой человек с девушкой, призывают воспользоваться вкладами под высокий процент. Молодой человек и девушка белоснежно улыбаются, демонстрируя хорошие зубы и мне издалека кажется, что это реклама не банка, а клиники-стоматологии. Их ровные и красивые зубы, будто прошедшие процедуру отбеливания, отвлекают, заставляют вспомнить меня о неизбежных походах к зубному врачу, а не о пользе вкладов.

Но вообще-то, это не мое дело. Лица, изображенные на плакатиках, или цвет текста, размер шрифта, общая композиция, не составляют предмет моих забот. Это дело художников-дизайнеров, тех сотрудников, кто утверждал макет постера. Вот с них пусть и спрашивают!

Как-то приехав на работу в своем "Шевроле Круз", решаю, что пора спуститься в метро и проверить, как постеры выглядят на стенках вагонов – видно ли их, не низко ли они наклеены, бросаются ли в глаза. Кто-то может посмеяться над моими опасениями, над излишней заботливостью, а кто-то может рассуждать, мол, заключил договор, а дальше хоть трава не расти – не твоё это дело. Но было нечто, что меня безотчетно тревожило – это возникшее из ниоткуда чувство реального кидалова, обыкновенной разводки.

Идти в метро никак не хочется, ведь я знаю наперед, что там ожидает любого: жара, духота и грязь. Невольно оглядываюсь на свою машину, словно она может спустить меня вниз, обдувая прохладными струями кондиционера и отгородив от пассажиров подземки стеклами салона. Но нет, такой возможности у неё нет.

С огорчением вздыхаю и отправляюсь вниз на длиннющем эскалаторе. Резиновая лента в одном месте неприятно скрипит, как будто из последних сил сопровождая движущиеся металлические ступни. Замечаю, что она потихоньку отстает, похожая на выдыхающегося перед самым финишем марафонца. Вместе с ней отстаёт и моя рука, держащая поручень чуть впереди тела. Она постепенно сползает назад, и я переношу руку вперед, опуская ладонь на теплую резинку. Ладонь снова начинает съезжать, что кажется мне дурным знаком.

Вообще я не верю в приметы, но иногда позволяю себе экспериментировать. Как, например, сегодня. Сегодня я загадал, что если ничто меня не отвлечет и не остановит на пути к вагону: ни дюжие проверяльщики у турникетов, ни дежурная по станции без головного убора, то всё будет хорошо. Только вот лента... Её я не предусмотрел.

В полупустом вагоне – часть людей уже успели доехать до работы, – висели всякие объявления, обещавшие быстрое изготовление "левых дипломов", получение кредита без справок и поручительства и другие заманухи. Опять же, заметил я и телефон стоматологии.

Вместо нашей рекламы повсюду красовался постер книги известной детективной писательницы. Шедевральная вещь называлась "Смерь в шкафу" и была, судя по подписи, её самым гениальным произведением, призванным перевернуть внутренний мир читателя, то есть мой. Но наших плакатов нигде не было: ни на стенках вагона, ни на стеклах дверей.

Случайно наталкиваюсь на одиноко стоявшую девушку возле дальней двери. Наталкиваюсь на неё не в фигуральном смысле, а взглядом. Она в белой блузке и белых джинсах, в общем, вся в белом. Одежда плотно обтягивает её выпуклости, и надо отдать должное – они выглядят привлекательно.

Заметив мое ненавязчивое внимание, девица поворачивается спиной, вроде рассматривая что-то в торце пустого вагона. Кто её знает, что она там нашла – мусор или чужие вещи? Подозреваю, что так она демонстрирует свою фигуру.

В легком замешательстве от подобных мыслей, я оглядываюсь назад – может показ прелестей предназначается вовсе не мне? Но нет, в полупустом вагоне лишь я один могу их заценить. Несколько усталых теток, сидевших с сумками и закрытыми глазами, да рабочие в униформе со среднеазиатскими лицами – это весь контент, наполняющий пространство за моей спиной.

Романтические мысли на какое-то время тормозят меня, развивают глупые фантазии, дают пищу для предположений... Но, честно говоря, мне некогда её рассматривать, эту девицу в белом, и я перемещаюсь в соседний вагон. К моему огорчению результат и там одинаков – следов нашей рекламы не обнаруживается. Взгляд сам собой скользит по стеклу и сквозь него в тот вагон, где был до этого; я вижу, что девушка стоит уже правым боком ко мне, искоса посматривает в мою сторону.