Текст книги "Вид с Лубянки"

Автор книги: Олег Калугин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Калугин Олег
Вид с Лубянки

«Дело» бывшего генерала КГБ. Месяц первый

Корреспондент: Вы рискуете продолжить противоборство?

О. КАЛУГИН: Рискует тот; кто, по пословице, складывает все яйца в одну корзину. Я так не поступаю. И в КГБ это знают.

СОБЕСЕДНИК, № 29. 1990.

Олег Данилович Калугин родился в 1934 году в Ленинграде. После окончания университета в 1958 году по собственному желанию пришел работать в КГБ. В 1959-м по первой программе студенческого обмена между СССР и США стажировался в Колумбийском университете. В 25 лет стал корреспондентом советского радио в Нью-Йорке. В 1965–1970 годах работал сначала вторым, а затем первым секретарем советского посольства в Вашингтоне. По возвращении из США через 2 года стал начальником управления внешней контрразведки. В 40 лет получил генеральские погоны. В 1980 году Андропов перевел его в Ленинград первым заместителем начальника КГБ. В 1987 году в результате обострения отношений с ленинградским руководством, приостановившим реализацию дел о взяточничестве, возвращен в Москву в резерв комитета. В этом же году он написал письмо Михаилу Горбачеву с конкретными предложениями коренных изменений в системе органов госбезопасности. В 1989 году, когда Калугину исполнилось 55 лет, ему было предложено уйти на пенсию.

ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА

Предлагаемая вниманию читателей книга не задумывалась ни автором, ни издательством, а сложилась в считанные недели и как бы сама собой. Сразу после резко срезонировавшего в общественном мнении выступления генерал-майора в отставке О. Калугина на конференции « Демократической платформы в КПСС» мы предложили ему написать статью для первого номера журнала « ПИК – дайджест». И через несколько дней получили рукопись. Однако стремительное развитие событий, где одну из главных ролей сыграла пресса, внесло поправки в наши планы. В контексте интервью Калугина, «оценок», данных его выступлениям «компетентными органами», Указа Президента о лишении О. Д. Калугина наград (и подобных «оргвыводов» Совета Министров СССР и КГБ), газетных и журнальных комментариев, читательских откликов, депутатских заявлений и запросов статья Калугина прямо-таки напрашивалась стать центром естественно возникающей книги. Не пытаясь, разумеется, объять необъятное и ничего не комментируя (за единственным исключением – просто нельзя не отмстить, что одна из статей, написанных от имени КГБ, заимствует заголовок… у известного и не так давно слывшего «крамольным» открытого письма Александра Солженицына «Жить не по лжи»), мы ограничились хронологическими публикациями из нескольких периодических изданий, на наш взгляд, наиболее оперативных и решительных, – и одним месяцем: первым месяцем «дела» генерала Калугина. Месяцем, уже ставшим историей…

КГБ БЕЗ ГРИМА

(«Аргументы и факты»,  №26, 1990 г.)

16 июня на конференции «Демократической платформы в КПСС» выступил бывший начальник управления внешней контрразведки КГБ СССР (1973–1980 гг.), бывший первый заместитель начальника УКГБ по Ленинградской области (1980–1987 гг.), ныне уволенный в запас (февраль 1990 г.), почетный чекист, кавалер 22 правительственных и ведомственных наград, генерал КГБ О. Калугин (р. 1934 г.). По многочисленным просьбам читателей приводим его выступление (с некоторыми сокращениями).

Хочу поблагодарить организационный комитет конференции за возможность выступить в этой аудитории. Для того, чтобы у вас не закралось сомнение относительно цели моего присутствия здесь, чтобы вы не подумали, что я вскочил на подножку "Демократической платформы" из каких-то неблаговидных соображений, сделаю очень краткий экскурс в недавнюю историю.

В 1979 г., будучи начальником внешней контрразведки в КГБ, я заступился за одного арестованного гражданина, ученого, который по сфабрикованному обвинению был осужден на 7 лет и томился в наших лагерях и за которого я нес моральную ответственность, ибо его нахождение в Советском Союзе было связано с моей предыдущей деятельностью. Этим же вопросом, кстати, из благородных побуждений занялся тогда и Евгений Примаков, но вовремя остановился. Для справки: этот гражданин был осужден по сфабрикованному обвинению в спекуляции антиквариатом. На самом деле он долгие годы "разрабатывался" как шпион ЦРУ, но, поскольку подтверждения не нашлось, решили взять не мытьем, так катаньем, что в общем-то достаточно характерно для бывшей моей организации.

В этой связи в 1980 г. тов. Андропов, тогда еще председатель КГБ, направил меня в Ленинград, считая, что я наделал много шума и, пока все осядет, мне надо пересидеть в Ленинграде. Но чтобы я не обижался, меня сделали первым заместителем начальника У КГБ, дали номенклатурное депутатство в Ленинградском областном Совете, кандидата в члены обкома КПСС Ленинграда.

В 1986 г., насмотревшись на то, что творилось' в Ленинграде, ознакомившись с деятельностью Романова, Зайкова, Соловьева, видя, как органы КГБ, которые призваны обеспечивать безопасность, по сути дела, замазывали многие процессы, происходившие в городе, я написал письмо в ЦК КПСС, веря в то, что там разберутся и примут соответствующие меры.

Была прислана комиссия ЦК КПСС, которая "не нашла" подтверждения изложенным мною фактам. И тогда в феврале 1987 г., когда меня срочно откомандировали из Ленинграда в Москву, я направил письмо тов. Горбачеву, в котором высказал свои соображения после 30 лет работы в органах – о роли КГБ в нашем обществе. Я высказался в том смысле, что мы не можем, если хотим всерьез заняться перестройкой, действовать рука об руку с организацией, которая проникла во все поры нашей жизни, которая вмешивается по воле партии или с ее ведома в любые дела государственной и общественной жизни – в экономику, культуру, науку, спорт, религию. Короче, нет ни одной сферы жизни в нашей стране, в которой бы не присутствовала рука или тень КГБ. Я писал о том, что наша страна переживает до сих пор – а это был 1987 г. – патологическое пристрастие к секретности, что наши граждане живут в огромном концлагере, который охраняется десятками тысяч пограничников, что наши органы государственной безопасности по численности превышают все органы, вместе взятые, Европы, Америки и Азии (без Китая).

Прошло несколько лет. Сейчас у КГБ появился в некотором смысле новый облик, некоторые проблемы, связанные с режимом секретности, с выездом советских граждан, значительно облегчились. Но если мы говорим о новом облике КГБ, то речь идет скорее о косметике, о наведении румян на весьма жухлое лицо старой сталинско-брежневской школы. Основы, методы, практика – остались старыми. Это вербовка агентуры в рядах политических противников и организаций; это засылка своей агентуры, это дискредитация активистов движений; это нейтрализация организаций, их разложение как конечная цель.

Все это делается, разумеется, при неустанном внимании КПСС, а если точнее – под руководством се Политбюро и отдельных секторов ЦК, которые всю жизнь, несмотря на смену поколений, ведут эту деятельность. Причем все – от Ежова до Крючкова – выходцы из аппарата, были и остаются частью системы, которую наша современная идеологическая мысль назвала командно-бюрократической системой. Ничего подобного! Это партийно-полицейская система! И первичные партийные органы есть не что иное, как поставщики дани для содержания партийного аппарата. И первым пособником, правой рукой высшего руководства ЦК является Комитет государственной безопасности.

70 лет партия бросала лозунг – борьба с международным империализмом. НКВД, КГБ расшифровывал это так: борьба с иностранными спецслужбами, враждебной эмиграцией, с "Радио Свобода", троцкистами, маоистами, представителями других организаций и социальных групп – в зависимости от капризов, причуд и грамотности наших партийных руководителей.

Сегодня, как вы знаете, партия отбросила многие лозунги, связанные с международным империализмом и классовой борьбой, и провозгласила общечеловеческие ценности. Так что же делать в этой ситуации организации, которая десятилетиями занималась определенными объектами и манипулировала огромным контингентом внутри страны и за границей? Чем ей теперь заниматься? Радио "Свобода", которое мы приглашаем сюда сегодня? Ватиканом, куда мы послали посла? Контршпионажем? Но ведь господин Колби, бывший директор ЦРУ, сейчас присутствует в Москве на заседаниях и обсуждает проблемы взаимодействия между спецслужбами СССР и Соединенных Штатов.

Кстати, я совершенно не против, чтобы такое сотрудничество было. Но хочу сказать, что это неизбежно привело к определенным расслоениям и деморализации внутри аппарата, который не привык мыслить, который обучен борьбе со всяким инакомыслием, со всякими противниками партийной власти.

В этой ситуации часть работников КГБ заняла левые позиции, отслоилась, хотя многие из них молчат. А еще большая часть ушла вправо, стала опорой консервативных сил в нашей стране, и прежде всего в партийном аппарате.

Вы посмотрите на события сегодняшнего дня через призму государственной безопасности. Да, органы КГБ подключились к работе с организованной преступностью. Где-то в Караганде вместе с милицией арестовали самогонщиков, при аресте изъяли 264 бутылки водки. Да, чекисты работают против местных фарцовщиков в Москве и против проституции в Ленинграде. Но где же были органы КГБ во время событий в Сумгаите, Фрунзе, Тбилиси? Где их роль в обеспечении безопасности жизни граждан в прямом смысле этого слова? Почему на первом плане у нас органы МВД и армия, несчастная армия, которая вынуждена бороться с собственным народом?

Те, кто полагает, что органы обессилели, глубоко ошибаются. Все, кто "не хочет поступаться принципами", могут спать спокойно: органы полностью сохранили свой потенциал, они в состоянии пустить оружие – свою агентуру, аппарат помощников, которые имеются сегодня в любых сферах и эшелонах нашего общества, начиная от академиков и кончая милиционерами, от Священного Синода Русской православной церкви до спортсменов, от военачальников до музыкантов и литературных критиков. При таком аппарате попробуйте развернуть наше общество и нашу партию в том направлении, о котором говорилось в рамках "Демократической платформы".

КГБ сегодня по-прежнему остается самой закрытой организацией в стране. Хотя и там есть мошенники, вымогатели, убийцы, контрабандисты, преступники всякого рода, и об этом должно знать наше общество, потому что любая элитная организация, будь то ЦК КПСС или КГБ, должна быть поставлена на равные начала с любой другой организацией.

Я бы сказал еще о том, что иезуитство, которое характерно для наших высших кругов, как в зеркале, отражается и в деятельности КГБ. Сколько было сказано слов с трибуны, причем руководителями Комитета госбезопасности, о том, что у нас нет никаких досье на советских граждан, что у нас нет никакого подслушивания советских граждан! Тем не менее смотрите: Верховный Совет рассматривает вопрос о подслушивании. Какое подслушивание? О чем речь-то идет? Ведь, если верить руководству КГБ, нет никакого подслушивания!

А возьмите недавнее сообщение Прокуратуры СССР. Это же посмешище для тех, кто знает, что это такое! Когда товарищей Гдляна, Иванова и примкнувшую к ним Корягину обвиняют в том, что они распространяют слухи о пороках и негативных действиях руководства и лично Горбачева. И, как сообщается, проверкой, проведенной в Прокуратуре, КГБ и МВД, ничего подобного не обнаружено.

Уважаемые товарищи! Ничего подобного обнаружить невозможно, потому что этого не может быть никогда! По инструкции ЦК КПСС ни один правоохранительный орган не имеет права держать, собирать, накапливать какую-либо негативную информацию о номенклатурных лицах в партийных и советских органах. Поэтому любое появление такой информации исключается. Откуда могут возникнуть, извините, какие-, либо материалы на этих и каких-то других лиц в архивах КГБ, МВД или Прокуратуры?

Я недавно был у одного из заместителей председателя КГБ, он же начальник контрразведки СССР. Правда, пришел он на эту должность в шестьдесят с лишним лет, никогда не работая в контрразведке, но, я думаю, время еще есть – научится. Я его предупредил, что, коль скоро мои высказывания и соображения не получают выхода на общественность, я использую другие каналы. А он мне в ответ с улыбкой, очень вежливой и симпатичной, говорит: "Олег, а ты не боишься, что подумают, что у тебя с головкой не все в порядке?" Вот она, психология сегодняшних, руководителей, готовых распространять любую ложь, дискредитировать любого, в том числе и народных депутатов, которые ведут себя не так, как кому-то хотелось бы, которые не устраивают либо партийную верхушку, либо аппарат КГБ.

Андрей Дмитриевич Сахаров как-то сказал, что КГБ – единственная организация, которую почти не затронула коррупция. И действительно, если брать масштабы взяточничества и прочего, КГБ – относительно здоровая организация. Хотя я упомянул, что и там есть и воры, и убийцы, и вымогатели, и рэкетиры современного типа. Но гораздо страшнее, что нынешний КГБ за последние 10–12 лет породил целую "плеяду" предателей и изменников, подпадающих в любой цивилизованной стране под соответствующие уголовные статьи, изменивших Родине, ставших перебежчиками за границей либо арестованных в Москве за шпионаж в пользу ЦРУ и других разведорганов. За все предыдущие 50 лет в истории чекистских органов такого не было. Так что же это, как не разложение?

Конечно, в происшедшем отразились реалии нашего общества. Но это отражение и той системы анкетного, блатного и "позвоночного" права набора в органы. И партийный аппарат, начиная с самой верхушки и вплоть до среднего звена, сегодня пронизывает всю структуру КГБ. Налицо взаимопроникновение, сращивание партийного аппарата с КГБ.

Никто в нашей стране не несет ответственности ни за развал экономики, ни за конфликты на межнациональной почве, ни за хаос, ни за другие безобразия. Также не несет ее и КГБ.

Более того, процветают лица, которые были непосредственными руководителями предателей и изменников. Они сегодня пошли резко вверх, стали заместителями председателя, начальниками контрразведки и разведки. Эта система круговой поруки, всепрощенчества и партийной ласки до сих пор царит в КГБ, особенно в руководящем звене. Это же свои бывшие партийцы, как их можно обидеть?!

Я хочу напомнить вам фразу из песни, которую– наши отцы-основатели пели с большим энтузиазмом, песни о том, что они умрут за власть Советов. Прекрасный лозунг – умереть за идею! Это свободный выбор свободного человека. Но мы этот лозунг трансформировали не в "умереть за идею", а "убить за идею". Вот во что превратилось в конце концов наше общество, которое за идею стало отправлять и. в ссылку, и на каторгу, и под расстрел миллионы и миллионы собственных граждан. Пока мы не объявим античеловечной любую практику расправы (я уж не говорю об убийстве) за идеи, до тех пор ни наше общество, ни какое-либо другое не могут быть здоровыми.

Я предлагаю деполитизацию органов КГБ, подчинение их органам Советской власти; полную реорганизацию и сокращение минимум на 50 %; ликвидацию системы политического сыска; отказ от платных осведомителей, особенно в процессе политической борьбы; политическая полиция не должна заниматься ничем, кроме борьбы со шпионами и теми организациями, которые проповедуют насилие против конституционного строя. Я предлагаю ликвидировать незаконную практику подслушивания, перлюстрации корреспонденции, негласного вторжения (кстати, об этом до сих пор никто не говорил) в жилища граждан для совершения тех или иных акций. Наконец, расформирование структур, которые занимаются подготовкой дезинформации внутри страны и за границей, ликвидацию потенциала (а такой потенциал имеется в КГБ), наносящего ущерб здоровью и жизни граждан.

В заключение хотел бы сказать следующее. Когда-то императрица Екатерина Вторая заметила: доверяйте только тем людям, кто имеет мужество вам перечить. К сожалению, наши руководители больше, видимо, оглядываются на "Краткий курс", чем на историю. И в этом, считаю, их трагедия.

Недавнее выступление Лигачева на Крестьянском съезде есть отражение того, что ХХУШ съезд может повернуться в сторону Лигачева, и тогда Михаил Сергеевич может оказаться в изоляции. Мне кажется, что, отвергая протянутую ему руку со стороны демократических сил, он рискует не только личным будущим, но и будущим нашей страны.

Вот, в сущности, то, что я хотел сказать вам о своей позиции, кстати, разделяемой некоторыми работниками КГБ.

О. Д. Калугин ПЕРЕРОЖДЕНИЕ

Кажется, Наполеону приписывают хлесткие, как пощечина, слова: «Революцию замышляют герои, делают дураки, а плодами ее пользуются сволочи».

Эта эпатирующая характеристика глубинного среза революционного процесса не выглядит старомодной, с какой бы исторической колокольни мы ее ни рассматривали.

Независимо от нашего отношения к Ленину сегодня многие согласятся, что он и его когорта принадлежали к числу героев, озаренных великой мечтой о всемирном братстве. Бессребреники, они были разными людьми, но их объединяла искренняя вера в посюсторонний рай, страстное желание сделать сказку былью. Их коммунистический идеал – царство свободы, справедливости и разума, – вырос на почве европейской философии, но он же нес на себе глубокую печать библейских пророчеств о неминуемом пришествии Спасителя и грядущем Избавлении. Этот сплав футурологической мысли и сокровенных чаяний народа стал мощным катализатором в мобилизации масс на разрыв со старым миром бесправия и унижения, он же обеспечил их поддержку на многие годы, пока был жив мессианский дух социальных преобразований, пока плоды революции были очевидны, пока партия, которая взяла на себя обязательство привести народ к вратам рая, пользовалась доверием.

На пути к светлому будущему ленинская гвардия не раз оступалась, и не всегда ее поступки совпадали с намерениями, но история едва ли вправе отказать большевикам в честности и нравственном максимализме.

Трагической фигурой представляется сегодня Дзержинский, выделявшийся своей суровой непреклонностью и в то же время обостренным чувством справедливости. "Железный" Феликс вошел в народную память как гроза контрреволюции, но он же был и защитником обиженных и обездоленных. Чекисты старшего поколения, многие из которых сложили свои головы на плахе сталинской бойни, и молодежь, пришедшая в органы на волне XX съезда партии, жили и работали по завету своего первого руководителя: "Кто из вас очерствел, чье сердце уже не может чутко и внимательно относиться к людям, уходите из этого учреждения. Тут больше, чем где бы то ни было, надо иметь доброе и чуткое к страданиям других сердце".

В 1918 г., когда возглавлявшаяся им ВЧК в условиях хозяйственной разрухи и накала классового противостояния ставила на первое место "самую живую отзывчивость к каждому делу, где попрана справедливость", она демонстрировала не столько свою приверженность провозглашенным партией лозунгам, сколько понимание настроений и надежд, с которыми народ связывал революцию.

Как и Ленин, Дзержинский был подчас жесток в своей решимости подавить сопротивление противников новой власти, но даже в самое суровое время он говорил о недопустимости "разрастания" чрезвычайных комиссий и выходил в ЦИК с предложением о роспуске их низовых звеньев.

В январе 1920 года ВЧК постановила прекратить применение высшей меры наказания к врагам Советской власти ввиду" …разгрома контрреволюции внутри и вовне". Позже, в письме к Уншлихту Дзержинский писал: "Высшая мера наказания – это исключительная мера, а поэтому введение се как постоянного института пролетарского государства вредно и даже пагубно".

В 1921 г. в приказе ВЧК за подписью Дзержинского указывалось: "Массовыми арестами и репрессиями, вполне понятными в боевой обстановке, при изменившейся обстановке Чека будет только лить воду на контрреволюционную мельницу, увеличивая массу недовольных".

Мало кто знает, что в 1918 г. в центральном аппарате ВЧК работало всего 120 сотрудников, включая технический персонал, а в 1919 г. – около 500. Тяжелый меч диктатуры опустился на Россию лишь тогда, когда в стране был развязан кровавый террор. К концу гражданской войны ВЧК насчитывала десятки тысяч бойцов в центре и на периферии. 27 % ее составляли рабочие, почти половину – служащие и учащаяся молодежь. 436 сотрудников были выходцами из дворян, 112 – из священнослужителей.

Резкое увеличение штатов ВЧК, обусловленное реальными потребностями того времени, не могло не привести к их засорению псевдореволюционными элементами, приспособленцами, карьеристами и просто мерзавцами.

Из опубликованных недавно в нашей печати документов видно, что уже в начале 20-х годов в недрах чекистских органов зарождалась темная, страшная сила, превратившаяся десятилетия спустя в "бронированный кулак" диктатора. Уже тогда наиболее совестливые сотрудники ВЧК предупреждали, во что может выродиться карательный орган, в котором коммунист, лишенный права не только свободно говорить, но и свободно, индивидуально мыслить, перестает быть человеком.

Беспокойство по поводу возможного перерождения ВЧК в охранку разделяли и некоторые руководители революции, лучше других осведомленные о негативных аспектах ее деятельности.

Очевидно, по этой причине их голоса становились все слышнее по мере того, как вырисовывалась перспектива стабилизации положения в стране. Не полагаясь полностью на способность ВЧК самостоятельно справиться со своими проблемами, Ленин в 1921 году рекомендовал "возложить ответственность за недонесение дефектов и неправильностей ВЧК на Наркомюст". В том же году, несмотря на труднейшую международную и внутреннюю обстановку, когда вопрос о том, кто кого, еще не был снят с повестки дня, когда реставрация прежнего режима путем заговоров и мятежей еще оставалась ощутимой реальностью, Ленин, выступая на IX Всероссийском съезде Советов и отмечая заслуги ВЧК перед революцией, заявил: "Чем больше мы входим в условия, которые являются условиями прочной и твердой власти…, тем уже становится сфера учреждения, которое ответным ударом отвечает на всякий удар заговорщиков".

В резолюции, принятой по этому вопросу, съезд поручил пересмотреть Положение о ВЧК и его органах в "направлении сужения их полномочий и усиления начал революционной законности". В той же резолюции подчеркивалось, что "укрепление Советской власти вовне и – внутри позволяют сузить круг деятельности ВЧК и его органов".

Ленинским указаниям не суждена была долгая жизнь.

Чудовищные репрессии, обрушившиеся на наш народ в 30-е годы, стали одновременно и причиной и следствием резкого увеличения карательного аппарата: подготовка к массовым репрессиям вела к росту его численности, который, в свою очередь, приближал бедствия и беззакония – пружина стремилась разжаться. Вместе с системой ГУЛАГ органы НКВД в предвоенные годы превратились в империю беззакония и страха, не имеющую параллелей в истории. Они подмяли под себя все учреждения и ведомства, вооруженные силы, общественные организации и саму партию, оруженосцем которой они номинально являлись.

После Ленина только Хрущев осмелился поднять руку на жандармскую касту, возрождённую системой произвола и личной власти, только Хрущев, какими бы соображениями он ни руководствовался, решился раскрыть преступления бериевских подручных. По его инициативе аппарат госбезопасности был существенно сокращен, функции его ограничены или переданы другим правоохранительным органам. Эти новации дорого обошлись Никите Сергеевичу, но они стали прецедентом, приоткрывшим путь к созданию подлинно правового, демократического государства.

Временщики, поставившие у руля Брежнева, быстро забаррикадировали щель, образовавшуюся в цитадели казарменного социализма по вине легкомысленного Хрущева. Достойные продолжатели дела Иосифа Виссарионовича, они поспешили соорудить пьедестал для культа нового вождя, пусть не столь кровожадного, обставить его, как и в былые времена, всеми аксессуарами тоталитарной власти. Признательность зодчего застоя своему медоточивому окружению была безмерной. Щедрой рукой, запушенной в народный карман, он одаривал номенклатурную челядь всем, чего она только желала. Так постепенно образовался порочный круг оторванных от народа, ни перед кем не ответственных, попустительствующих друг другу руководителей, приведших страну на грань катастрофы.

В конце 70-х годов на одном ведомственном юбилейном торжестве при весьма узком составе участников Ю.Андропов выступил с речью, в которой, в частности, сказал: "Это великое счастье, товарищи, что партию нашу и государство возглавляет Леонид Ильич Брежнев". Слова эти не предназначались для публикации, и, вполне возможно, председатель КГБ был искренен в своем откровенном признании в любви к увядавшему лидеру, тем более что уже после его смерти на Пленуме ЦК Андропов славословил усопшего в не менее красочных выражениях.

Думается, Андропову было за что хвалить Леонида Ильича: при нем, с его благословения органы госбезопасности полностью отреставрировали механизм подавления, частично демонтированный Хрущевым; при нем они не только восстановили утраченные после XX съезда позиции, но и набрали огромную силу и влияние, выходившие за рамки их официального статуса; при нем КГБ получил щедрые ассигнования, позволившие перевооружить и заново оснастить технические службы, возвести десятки новых административных зданий в Москве и на периферии. Как из рога изобилия, на сотрудников КГБ посыпались ордена и медали, сотни полковников стали генералами, а четверо из них даже генералами армии – прецедент, не имеющий себе равных в истории полицейских служб мира.

Сам Андропов был мастером компромисса, талантливым выпускником аппаратной школы, умело лавировавшим между реальными потребностями общества и прихотями Суслова и Брежнева. Он остро чувствовал конъюнктуру и попеременно выступал в роли то либерала, то консерватора. Он мог поддержать товстоноговского "Балалайкина и К ^о", когда спектакль был на грани запрета, но он же выступил за лишение гражданства Ю. Любимова, когда тот не подчинился диктату надсмотрщиков от культуры. Андропов был против ввода советских войск в Афганистан, но он стал одним из главных организаторов афганской авантюры, и вклад его ведомства в затянувшуюся на многие годы трагедию не менее весом, чем боевые действия на чужой территории так называемого «ограниченного контингента». Андропов был против физического уничтожения политических оппонентов, но он довел до совершенства аппарат политического сыска, сделавшего моральный террор нормой. Именно на годы председательства Андропова в КГБ приходится расцвет диссидентства в стране и судебный произвол в отношении инакомыслящих. На то же время приходится и массовый исход интеллигенции, и изгнание из страны – это милосердие тиранов, ударившее по цвету советской культуры, и невиданные по масштабам и беспардонности злоупотребления психиатрией.

При Андропове органы КГБ проникли практически во все поры нашего общественного организма, во все сферы жизни. Без них не принималось ни одно крупное решение во внутренней и внешней политике, судьбы миллионов людей зависели от информации, которой КГБ манипулировал по своему усмотрению.

Особенно пагубную роль сыграло некомпетентное вмешательство КГБ в дела культуры, искусства, науки, религии, спорта. Под предлогом "защиты советской интеллигенции от подрывных акций спецслужб противника и находящихся на их содержании центров идеологической диверсии" органы госбезопасности проводили тотальную проверку на предмет выявления лояльности к Советской власти тысяч работников умственного труда.

Поводом для таких проверок служили доносы о критических высказываниях в адрес отдельных руководителей или порядков, царивших в наших ведомствах, сетования по поводу житейской неустроенности, ограничений на выезды, дискриминации при приеме на работу.

Сейчас некоторые историки поражаются уровнем осведомленности Сталина о состоянии дел в советской литературе.

Наивно, однако, думать, что природное дарование или любознательность были главной причиной его познаний в этой области. Как и все стремившиеся слыть просвещенными деспоты, наш "Чингисхан с телефоном" черпал обильную информацию о своих подданных из многочисленных досье своей "черной канцелярии". Бериевское ведомство аккуратно собирало все, что касалось видных деятелей советской культуры: творческие планы, встречи и беседы с друзьями, сильные и слабые стороны, политические позиции. Отчеты обо всем этом попадали на стол Сталину, получали соответствующую оценку, а затем трансформировались через партийные органы в указания и решения, имевшие далеко идущие последствия как для судеб людей, так и для культурной политики всего государства. Список лиц, находившихся под особым присмотром госбезопасности, составил бы не один десяток страниц. Были в нем и "подозрительные на причастность к агентуре иностранной разведки" Эренбург, Пастернак, Ахматова, "злостные антисоветчики" Берггольц, Эфрос, Козинцев и многие другие и поныне здравствующие знаменитости.

Не любивший читать "литератор" Брежнев ослабил железную хватку и контроль над духовной жизнью общества, но заведенный однажды механизм тайного надзора за потенциальными смутьянами продолжал по инерции безотказно действовать.

Думается, не только страх перед вольномыслием побуждал КГБ бесцеремонно вторгаться в частную жизнь многих ученых и писателей, музыкантов и художников, спортсменов и служителей церкви.

Наша печать писала о "культе посредственности", который складывался в стране в семидесятых – начале восьмидесятых годов, когда на руководящие посты выдвигались по принципу личной преданности и оттеснялись люди со способностями и собственным мнением, когда политические, деловые, моральные качества ряда руководителей, в том числе высшего ранга, формировались под влиянием и в окружении беспринципных карьеристов, разложившихся людей.

Эти "баловни судьбы" редко интересовались политическими убеждениями интеллектуальной элиты. Их раздражала независимость, отчужденность недоступной их пониманию среды, всегда сторонившейся пылких объятий аппарата. С помощью же КГБ они как бы проникали в творческую лабораторию и личную жизнь художника, приобщались к его таланту и возвышали тем самым свое "я". Они испытывали немалое удовлетворение, если "звезда" мировой величины вдруг оказывалась на уровне их представлений о порочной природе человека ("Он такой же, как все!"). Еще бы, разве не щекочут нервы подробности любовной связи знаменитого поэта с журналисткой из Мексики или роман не менее знаменитой балерины с итальянским актером! А какая досада охватывала контролеров из КГБ, когда известный академик говорил не менее известному писателю: "Пойдем, друг, побеседуем лучше на свежем воздухе!"