Текст книги "Молодые и сильные выживут (= Закон фронтира)"

Автор книги: Олег Дивов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Дивов Олег
Молодые и сильные выживут (= Закон фронтира)

Олег Дивов

"Молодые и сильные выживут"

(первая публикация, ряд переизданий и допечаток

по 2002 г. включительно под назв."Закон фронтира")

роман

Эта история приснилась мне. Конечно,

не целиком, только самые яркие моменты.

Остальное я реконструировал, а имена героев

и названия городов изменил. Но в целом это

остался сон. Просто некая оформленная в

слова и визуальные образы знаковая система,

расшифровывать которую можно по-разному.

Предупреждаю – сон был кошмарный.

ФРОНТИР (англ. frontier): 1) граница, 2)

граница продвижения поселенцев в США.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЭПИЛОГ. В ТРЕЗВОМ УМЕ.

Хаммер подъехал к Москве с калужского направления в ясный летний полдень. Машина у него была – черный "Хаммер" с тульскими номерами, из-за которого он, собственно, и заработал свое нынешнее имя. Черт знает какое по счету за последний месяц и как всегда, далекое от истинного.

Одет он был словно только что из салона "Мальборо Классик": брюки, куртка, сапоги-"казаки" – сплошь кожа и немного замши, добротные и удобные шмотки. Он подозревал, что это не совсем его стиль, но такая одежда ему нравилась. Кроме того, играла на имидж Хаммер ни на кого не смахивал, всюду и для всех он оказывался человек совершенно не местный. Отчасти поэтому его никто еще не принял по ошибке за родственника или знакомого. Узнать Хаммера мог лишь тот, кто вспомнил бы его лицо. Или настоящее имя.

Машина ему тоже нравилась. Конечно, дитя американской конверсии жрало бензин галлонами, да и трансмиссия у него оказалась не для чайников. В экстремальной грязи на этом танке можно было и утонуть с непривычки. Но по буеракам он старался не гонять, а вот способность машины расталкивать дорожные заторы оказалась весьма к месту. Легковушки просто улетали в кювет, а грузовики он осторожно сдвигал ровно на столько, чтобы просочиться дальше.

Кроме того, при случае диковинный экипаж можно было и обменять на что-нибудь полезное для жизни. А разбойного нападения с целью захвата машины опасаться не приходилось. Те немногие, кого он встретил на своем долгом пути в Москву, были озабочены совсем другим. Конечно, он мог постоять за себя и свое имущество. Но барахло теперь ничего не стоило. Тряпок и железа всюду было завались. А самое ценное на этот день – информацию – любой раздавал бесплатно.

Он подкатил к мосту Кольцевой дороги, под который ныряла калужская трасса, и убрал ногу с педали газа. Впереди была застава. Первая серьезная застава за всю дорогу. Блокпост. Хаммер выключил музыку и опустил дверное стекло.

– Узнаю земляков... – пробормотал он себе под нос с невеселой ухмылкой.

Под мостом расположилась монументальная баррикада из железобетонных строительных конструкций. Узкий проход справа затыкал, ни больше, ни меньше, настоящий Т-80. А наверху, на мосту, стояла зенитная установка "Шилка", и ее четыре ствола таращились прямехонько новоприбывшему в лоб. Он посмотрел по сторонам в поисках живой силы, но таковой не обнаружил. И чуть влево от "Шилки" заметил массивную башню, подозрительно знакомую.

"Гаубица-пушка сто пятьдесят пять миллиметров, – пронеслось в голове. – Ничего особенного, видел я и побольше. Самоходная база стандартная – СУ-100П... Черт побери! А я ведь, наверное, в армии служил! И похоже, на самоходках. Ну и ну! Ай да я!".

Это открытие настолько его удивило, что он начал притормаживать с некоторым опозданием – до баррикады оставалось метров пятьдесят. И чуть не оглох, когда невидимый динамик проорал на всю округу:

– Стоя-а-ать!!!

Он резко осадил машину и, показывая свои мирные намерения, развернул ее к заставе левым бортом. Он приехал домой и собирался войти. Любым доступным ненасильственным способом.

– Ну, и кто тут у вас главный? – громко спросил он, высовываясь в окно.

– Тебе что было сказано?! – рявкнул динамик. – Тебе же сказано было не появляться здесь больше! Мы же тебя застрелим к чертовой матери, козел!

– Ничего не знаю! – крикнул гость. – Ничего не помню! И сам ты козел!

Динамик озадаченно умолк. Раздалось неразборчивое бурчание видимо, у микрофона о чем-то спорили. Гость закурил и приготовился ждать.

– Ну-ка, скажи, как тебя зовут! – потребовал динамик уже нормальным голосом.

– Понятия не имею! – ответил гость.

– А приехал зачем?

– Да местный я! Москвич я был в прошлой жизни!

– Эй! Похоже, он проснулся! – крикнули из-за баррикады. – Может, вблизи посмотрим?

– Мужик, ты что, проснулся наконец? – спросил динамик.

– Да я уж больше месяца в порядке...

– Ну, слава Богу! Как же ты нас достал, мужик! Эй, ребята, идите, взгляните, что он за деятель такой. Ковбой несчастный...

– За ковбоя ответишь! – крикнул гость весело, открывая дверь и выпрыгивая из машины.

Через баррикаду ловко полезли молодые люди с автоматами, одетые в самые замысловатые комбинации уличного камуфляжа с джинсой и кожей.

Гость привычно сунул руку в салон и выволок наружу гладкоствольный охотничий карабин четвертого калибра.

Увидев оружие для стрельбы по низколетящим бегемотам, персонал заставы дружно спал с лица и посыпался обратно в укрытие.

– Пушку на землю!!! – заорал динамик. – Пушку на землю!!! Считаю до трех и огонь!!! Раз!...

Гость не спеша положил карабин на капот и на всякий случай поднял руки.

– Извините! – крикнул он. – Дурная привычка! Больше не буду!

– Ковбой... – прохрипел динамик. – Убили бы!

– Ну все, все! Да не буду я стрелять! Я домой хочу!

– Все домой хотят... Так как зовут тебя?

– Да понятия не имею! Сейчас вроде бы Хаммер. Но ты сам подумай откуда у русского человека может быть такая фамилия?

Из-под танка, непочтительно волоча за ремень тяжелую снайперку, выполз парень в черном берете набекрень.

– Я его знаю! – крикнул он наверх. – Это же Гош!

Поименованный так удивился, что даже руки опустил.

– Я что, нерусский, что ли? – спросил он обалдело.

Над баррикадой появились заинтересованные физиономии.

– Да нет же! – рассмеялся "снайпер", подходя ближе и стягивая с головы берет. Винтовку он так под танком и бросил. – А меня ты не узнаешь?

– Да знаю я тебя отлично... Ты Рэдди. Игорь Родионов. Херсонская, дом один.

– Ну!!! – обрадовался Родионов. – Ну, видишь! Слушай, Гош, ты Ленку мою не встречал, а?

– Погоди, погоди... Какую Ленку?

– Да жену мою! Во! – Родионов продемонстрировал кольцо на пальце.

– Жену... – Гош зачем-то посмотрел на свою правую руку. – Знаешь, Рэдди, если честно, мы с тобой после школы ни разу не встречались.

– Обидно, – потупился Родионов.

– Извини. Скажи пожалуйста... Что это за имя такое – Гош?

– Да ты его сам выдумал. Чуть ли не в первом классе. Ты же Георгий. Что, забыл?

– Забыл, – признался Гош. Судя по выражению лица, он сейчас примерял вновь обретенное имя на себя и, похоже, оно ему не особенно нравилось.

– Бывает и хуже, – сочувственно кивнул Родионов. – Но реже.

С баррикады потихоньку сползали все новые и новые люди, и постепенно вокруг Гоша и Родионова собралась небольшая толпа. Лица у парней оказались симпатичные и донельзя заинтересованные. Им явно хотелось с пристрастием допросить приезжего, но уж больно у него была неприветливая и удрученная физиономия.

– Уникальный случай, – сказал гордо Родионов. – Вы такое видели? Сижу, никого не трогаю, и вот на тебе – одноклассник...

– А ты ошибиться не мог? – вдруг спросил Гош.

– Чего?! – обиделся Родионов.

– Да нет, Рэдди, это я так... Я насчет имени.

– Георгий Дымов, – сказал Родионов с нажимом.

– Час от часу не легче... – пробормотал Гош.

– У тебя прадед был болгарин, – объяснил Родионов. – По фамилии Димов. А здесь его в Дымова переделали. Ты сам рассказывал.

– Родионов, – печально сказал Гош. – А расстояние от Земли до Луны ты, случаем, не помнишь?

Родионов цыкнул зубом и посмотрел на Гоша укоризненно.

– А начальную скорость пули у этой твоей... СВД? – не унимался Гош.

– Успокойся, – попросил Родионов очень мягко. – Я не помню совершенно ничего. Я дурак. Кретин. Полный идиот. Помню, что у меня жена была, Ленка. Красивая. А все остальное – забыл.

– А про меня? – спросил Гош с надеждой в голосе.

– Не обольщайся, старик. Детские воспоминания у меня все на месте. Только вот толку от них... Зато наш класс я помню очень хорошо. Ты с Лехой Романовым за одной партой сидел. А я – сразу за вами.

– Кто такой Леха Романов?... – пробормотал Гош себе под нос.

– В общем, ты – Георгий Дымов, – заключил Родионов. – Отчества не знаю, извини.

– Викторович! – ляпнул Гош и сам от удивления застыл с открытым ртом.

– Процесс идет! – обрадованно заметил кто-то в толпе. – Видите, мужики, идет же!

– Это у него идет, – хмуро сообщили оптимисту. – А у меня, например, задом пятится.

Гош поднял глаза на собравшихся вокруг молодых людей.

– Мы вспомним, – сказал он негромко. – Мы обязательно вспомним все. Но знаете, коллеги...

– Лучше бы нам и не вспоминать, – заключил все тот же хмурый голос из задних рядов.

– Боюсь, что так, – кивнул Гош.

* * *

У метро "Коньково" под ослепшим светофором прямо в центре перекрестка стоял огромный столб пыли. Даже смерч. Внутри него шла драка – кого-то там волтузили, трепали и рвали на куски. Гош сбросил газ, прижал машину к обочине и попытался разглядеть, что же впереди происходит. При всей своей нелюбви к насилию, он даже слегка обрадовался. Все-таки, это было первое реальное проявление жизни, которое он встретил в сонном полумертвом городе. Из сцепившихся на перекрестке особей никто явно не страдал амнезией и уж тем более по этому поводу не рефлексировал. Там шла яростная борьба за жизнь в лучших традициях "постхолокостной" литературы.

В центре пыльной бури здоровенная черная с белым псина, очень лохматая и явно породистая, колотила в одиночку целую стаю ободранных дворняг. Пока еще колотила. Зубами она пережевывала глотку самого крупного противника, а мощной растрепанной задницей по-хоккейному бортовала тех, что поменьше. Из кучи-малы то и дело улетал вверх тормашками очередной зашибленный. От визга и хрипа закладывало уши. В воздухе парила разноцветная шерсть.

Гош осторожно подвел машину чуть ближе, опустил стекло и нашарил правой рукой свою пушку. Лохматая собака билась насмерть, но перевес был явно на другой стороне. Разнокалиберных ее противников Гош насчитал сначала шесть, потом сбился. Наседала стая по-дворовому крепко и въедливо. Окажись на месте лохматой какой-нибудь метрового роста профессионал-кавказец из питомника "Красная Звезда", и то ему пришлось бы туго. Хотя он-то до драки бы дело не довел. Запугал бы дворняжек до нервного поноса и упадания на спину, перекусил бы для острастки пополам одного самого мелкого и назойливого, да и прошел бы сквозь эту стаю, будто ее и не было... Гош внимательно прищурился, но не для того, чтобы целиться, а вслед своим мыслям, по отработанной за последние дни привычке отслеживая важную информацию. "И о собаках я что-то знаю, кажется, больше, чем положено рядовому гражданину... Черт побери, откуда? А ведь люблю я собак. Опять-таки – кажется". Он высунул ствол из окна, упер приклад в сиденье и выстрелил.

Драку разметало во все стороны, и десяток обалделых морд уставился на непрошенного гостя. Не среагировала только лохматая зверюга. Наоборот, она поймала момент. Подмяла жертву под себя, навалилась всем весом, и в зубах у нее смачно захрустело.

Гош выпрыгнул из машины.

– Убью! – крикнул он, наводя оружие на ближайшую дворнягу, окровавленного и взмыленного отпрыска нескольких овчарок и как минимум одного спаниеля. Пес с визгом бросился наутек. Гош выстрелил поверх голов. Картечь с адским грохотом проломила стену придорожного магазинчика и вынесла ее напрочь. Собаки дружно взвыли и растворились в пространстве, только когти шваркнули по асфальту.

– Фу! – рявкнул Гош. – Фу! Фу, я сказал!

Победительница выплюнула изжеванного врага и облизнула с носа кровь. Псину откровенно трясло, лапы у нее подгибались. Помощь явилась в самый подходящий момент – еще минута, и красотка лежала бы распоротым брюхом кверху, и уже другие носы были бы в крови. Жадное чавканье, растаскивание лакомых кусочков по кустам... Что им, крыс не хватает? Гош поежился.

– Молодец, умница, – похвалил он. Лохматая хмуро посмотрела на него и разве что не кивнула.

Из шеи поверженной собаки густо хлестало красным. Она медленно отползала, давясь и захлебываясь.

Гош положил ружье на капот и не спеша направился к лохматой псине.

– Тебя бы отмыть да расчесать... – сказал он ласково. – Цены бы тебе не было, прелесть ты моя.

Псина нервно сглотнула и помотала головой, совсем по-человечески. Даже не присматриваясь, по одному только сложению и форме морды Гош определил, что это сука, лет четырех-пяти от роду, очень дорогой и глубоко несчастный зверь, остро нуждающийся в ласке, расчесывании и средстве от блох. Под растрепанными клочьями на шее виднелся тонкий кожаный ошейник. Как это холеное выставочное животное адаптировалось к самостоятельной жизни на московских улицах, Гош не представлял. Но то, что собака выжила, говорило в ее пользу.

А то, что она не боялась стрельбы и воспринимала человека как союзника, указывало на полный курс дрессировки, включая защитно-караульную службу, и отсутствие серьезных психических травм. Последнее Гоша не удивило – вряд ли на такую красивую собаку решил бы поохотиться даже самый отпетый кретин. Скорее он попытался бы ее приручить. Внутренне Гош потирал руки и пускал слюни. Судьба обворовала его по полной программе. Но она же и подбросила в утешение неплохой подарок. В том, что это именно судьба, он нисколько не сомневался.

Собака оторвалась от созерцания умирающего врага и медленно повернула голову к человеку. Хвост ее все еще висел безвольно, но кажется, животное приходило в себя.

– Здорово, красавица, – сказал Гош. – Меня зовут... Кажется, Георгий. А тебя?

Он протянул собаке руку тыльной стороной ладони вперед, сам удивляясь тому, как естественно у него это получилось. Собака обнюхала руку, душераздирающе зевнула и села. Ей было, судя по всему, нехорошо. Гош присел рядом на корточки и осторожно потрепал зверюгу по холке. Сантиметров в этой холке было не меньше семидесяти, вполне прилично даже для кобеля. Гош откопал под шерстью ошейник и подтянул к себе металлическую пластинку с мелкой гравировкой. Нагнулся, чтобы прочесть, и тут его лизнули в щеку.

– Девочка моя, – пробормотал он расстроганно, мягко оглаживая собаку по спине. – Все теперь пойдет как надо, я тебе обещаю. Так... Белла. Значит, ты у нас Белла? Белла! Привет.

Услышав имя, собака вскочила, замахала хвостом и принялась рассматривать Гоша, как будто спаситель повернулся к ней какой-то совершенно новой стороной.

– Белла, – повторил Гош, и тут на него с радостным воплем наскочили и принялись облизывать.

– Спокойно, детка, спокойно! – бормотал Гош, заслоняясь рукавом. – Это у тебя истерика. Это пройдет. Да все нормально! Да погоди ты, дура блохастая... Вот мы тебя вымоем, расчешем, подкормим слегка... Да, да, это я, твой папочка, я вернулся, теперь все будет о'кей...

От заставы послышался надвигающийся басовитый треск – словно оттуда несся на всех парах сильно охрипший "Запорожец". Белла тут же сползла с вновь обретенного хозяина и воинственно гавкнула в сторону непрошенных гостей. Гош оглянулся. По дороге летел ярко-красный "Бокстер".

– Молодцы... – одобрительно хмыкнул Гош, поднимаясь на ноги.

Вместо того, чтобы тормозить, как все нормальные люди, водитель для начала поставил свой аппарат боком и, отчаянно дымя резиной, выписал на асфальте замысловатый крендель. Белла гавкнула снова.

– Ну, ты чего?! – крикнул Родионов, осаживая машину в двух шагах от попятившегося на всякий случай Гоша.

– Да вот... Собачку из беды выручил.

– А-а... – Родионов бросил на Беллу пренебрежительный взгляд. Эта собачка кого хочешь сама выручит. Знаю я ее. Она тут весь район терроризирует.

– Что значит – терроризирует?

– Да жрет всех напропалую.

– Кого это – всех?

– Ну... Кроме людей. Странно, а чего это она одна? Их две таких было. Вторая с ней ходила такая же, правда больше раза в полтора.

– Такой же расцветки? – уточнил Гош, присаживаясь рядом с Беллой и запуская руку ей под брюхо. Белла сумрачно разглядывала Родионова.

– Один в один. А ты чего там нашарить пытаешься? Вымя?

– Идиот... – прорычал Гош. – Ну вот, сбил меня...

– Да в чем дело-то?

– Да не знаю я!

– А-а... – протянул Родионов понимающе. – Извини пожалуйста. Со мной тоже бывает. Делаешь что-то на автомате из прошлой жизни, и тут как ляпнут под руку – все, ушло. Зачем делал, чего хотел – совершенно непонятно. Правда, извини. Я не нарочно. А ты, значит, в собаках понимаешь что-то. Оч-чень ты, старик, профессионально ее трогал. Да и вообще, она ведь людей-то к себе не того... Мы ее прикормить сколько раз пробовали – ни в какую. Самостоятельная псина. И этот, здоровый, он вроде как при ней был. Слушался.

– Когда ты его видел в последний раз?

– Неделю где-то. Или две, не помню.

– Бедная ты моя девочка... – пробормотал Гош.

– Себе возьмешь? – спросил Родионов с нескрываемой завистью. – А что тут вообще было-то?

– Дралась она. Против десятерых в одиночку. Я едва-едва успел. Конечно, попробую уговорить пойти со мной.

– Счастливый, – вздохнул Родионов. – Ладно, я парням скажу, они рады будут. Мы все за нее очень переживали. Непростая ведь псина. Что за порода-то?

– Помнишь рекламу "Педигри"? Самую первую?

Несколько секунд Родионов сосредоточенно глядел куда-то в приборную доску.

– Пора мне, – сказал он вдруг. – А то они волнуются.

– Спасибо, что приехал, – кивнул Гош. – Всегда так?

– Считай, что всегда, – уклончиво ответил Родионов.

– Я хотел спросить... Чуть не забыл. На вашей заставе учет какой-нибудь ведется?

– Кого? – хмуро спросил Родионов, думая о своем.

– Прибывших.

– Ага. С сегодняшнего дня прямо и начнем.

Гош отпустил загривок Беллы, подошел вплотную к приземистому красному родстеру и сел на корточки рядом с открытым настежь окном, в котором угрюмо насупился Родионов.

– В чем дело, старина? – спросил Гош негромко. – Я какую-то глупость сморозил?

– Так что за порода? – поинтересовался Родионов, не поворачивая головы.

– Бернская овчарка.

Родионов уныло кивнул.

– Ничего я не помню, Гош, – сказал он горько. – Ни-че-го-шень-ки. Я ж тебе сказал – полный идиот. Вот зачем у меня кольцо на пальце это помню. А где она может быть сейчас...

– А я не знаю, где мое кольцо, Рэдди.

– У тебя, что, тоже?... – встрепенулся Родионов.

– Я безумно гордился этим кольцом, – сказал Гош очень тихо. Куда я его дел? Его могли снять с меня только с мертвого, понимаешь? Я не променял бы его даже на жизнь.

– Ну что за глупости, старик... Кольцо – это символ, да... Но не до такой же степени.

– До такой. Вот именно до такой. Рэдди, я проснулся тридцать пять дней назад. И каждый день я плачу, как ребенок, у которого пропала мама. А на прошлой неделе вспомнил, что у меня была жена, самая прекрасная женщина на свете. И поехал сюда. И теперь уже не знаю может, не плакать больше? Может, сразу застрелиться?

– Перестань, Гошка. Все плачут. Все хотят с собой покончить. Каждый. Каж-ж-дый. У нас вся застава по утрам ходит с красными мордами и друг на друга не смотрит. А мы-то проснулись кто в начале лета, а кто и весной... Некоторые помнят, что у них дети были... Ты, главное, ищи. Ты плачь и ищи. Мы все ищем. Каждый как может, так и ищет. Иначе нельзя. Иначе ведь никакого выхода, да?

Белла ткнулась мокрым носом в дрожащую щеку Гоша и вздохнула.

– А у нее вот мужика убили, наверное, прямо на глазах, предположил Родионов.

– Она собака, – помотал головой Гош. – Она умеет забывать.

– Мы тоже.

– Не так быстро. И потом, я не хочу забывать, понимаешь? Я фамилию свою забыл, я не помню, где был мой дом, чем я занимался, тоже не помню. Но любовь... Я не забуду. Ты не забудешь. Нам же тогда жить будет незачем, Рэдди. Окончательно незачем.

– Вот поэтому и нужно искать, – сказал Родионов твердо. – Знаешь, Гош, мне действительно пора. То есть, я уже на подходе доложил, что все нормально, когда тебя увидел, но тем более мне нужно обратно.

Гош потер ладонью глаза.

– Еще раз спасибо, что приехал. Но ты мне не сказал. Что значит "считай, всегда" и "с сегодняшнего дня"?

– Ты первый, кого мы пропустили. Единственный проснувшийся, который пришел с нашей стороны. И по-моему, двадцать пятый, кто вообще пришел. Или двадцать шестой.

– Ясно, – вздохнул Гош. – Эта антенна у тебя, это рация?

– Да. Тебе дадут. В Кремле дадут. Поезжай в Кремль прямо сейчас, там все тебе расскажут, что захочешь, и все дадут. У нас каждый человек на вес золота, ты же понимаешь. Даже такие, как я.

– Какие? – усмехнулся Гош.

– А такие, что в ноль, – не очень ясно, но вполне понятно высказался Родионов. – Зомби.

Гош закусил губу, чтобы сдержать улыбку. Уж на кого Родионов не походил, так это на зомби. Эмоции из него перли во все стороны.

– Ты, небось, заставу строил? – поинтересовался Гош, надеясь если не польстить однокласснику, то хотя бы переменить тему.

– Не-а. Понятия не имею, кто ее строил. Она была уже. И техника стояла. Откуда взялась... Тоже загадка, Гош. Все подъезды к городу закупорены. Даже наверху, на Кольцевой, все проемы в отбойнике завалены. Как будто здесь кто-то оборону держал. И не пехоту ждал, а танки. Короче, армию.

– Ты, я надеюсь, армию не ждешь? – осторожно спросил Гош.

– Почему? Вдруг припрется.

– Военные мертвы, Рэдди. Все. Поверь хотя бы на слово. Я видел. Я проехал несколько городов и везде первым делом совался в войсковые части. Кругом истлевшие трупы в погонах. И знаешь, Рэдди... Очень истлевшие. Чересчур. А оружейные комнаты вскрыты, причем грубо. И разграблены. Как ты думаешь, сколько мы проболтались без понятия о себе? И чем мы занимались в это время?

– Я не пытался считать, – вздохнул Родионов. – Но с такой информацией тебе, честное слово, обязательно нужно в Кремль. Тебя ждут давно.

– Не понял? – удивился Гош.

– Не знаю, чем занимался я, пока спал. Но чем занимался ты, я в курсе.

– Совсем не понял... – упавшим голосом повторил Гош.

– Ты несколько раз появлялся у нашего поста. Стрелял по нам из этой своей штуковины, требовал, чтоб пропустили, и крыл матом всех московских и Бориса в отдельности. Мы уже совсем было собрались тебя пристрелить, но Борис запретил. Сказал, что нужно ждать, что ты обязательно проснешься, и тогда уж выяснится, откуда ты его знаешь, и за что вообще так не любишь москвичей.

Гош ошарашенно молчал. Ему хотелось извиниться – но за что? Никогда он сюда не приезжал, ничего не просил, и никакого Бориса ведать не ведал.

– А этот... Борис, – пробормотал он наконец. – Борис меня помнит?

– Не знаю. Похоже, нет. Так что тебе прямая дорога в Кремль. Там наш Комитет, а Борис его председатель. Вот и встретитесь...

Гош помотал головой, стряхивая оцепенение.

– Хорошо. Я буду в Кремле завтра, – сказал он. – Слушай, а если крысы, или собаки те же, или еще что-нибудь?

– Ну?

– Ну, я стрельну, а вы опять на уши встанете.

– Мы не услышим. Ты отъедешь еще на пару километров, и мы просто не услышим. Да, кстати! Точнее, между прочим – так, кажется, надо говорить?

– Смотря, о чем.

– О бензине. Водопой с одиннадцати до шести у Христа Спасителя. Помнишь, там была такая ведомственная колонка напротив? Когда еще вместо храма был бассейн? Это если хочешь, чтобы тебе культурно налили. А если готов руками вычерпывать, тогда возьми карту... Родионов сунул руку в бардачок.

– Не нужно. Сам найду.

– Помнишь, гад? – оскалился Родионов. – Все помнишь, да? Ух, зараза!

– Полчаса назад я не знал своей фамилии, – напомнил Гош.

– Да зачем тебе фамилия, друг ты мой ситный? Да я бы сейчас не то, что фамилию, имя бы променял на то, чтобы помнить какую-то там рекламу столетней давности!

– А откуда бензин? – перебил его Гош.

– То есть – откуда? От верблюда. Из колонок.

– А в колонках откуда?

– В прошлой жизни налили.

– А комбинат?

– Какой?

– Нефтепре.. пере.. Ну, ты понял.

– Я понял, но я понятия не имею. А зачем нам комбинат? В городе от силы триста машин. Мы даже бэтээры, и те с колонок соляркой заправляем. У нас бензина – хоть ты в нем утопись.

– Бензин не вечный, Рэдди, – объяснил Гош.

– Выдыхается?! – прошептал Родионов с неподдельным ужасом в голосе.

– Хуже. Разлагается. Срок хранения по-моему года два. А дальше начинает падать октановое число.

Родионов повернул ключ зажигания, и двигатель басовито затарахтел.

– Детонирует, – заметил Гош. – Легонько, но детонирует.

– От тебя одно расстройство, мужик, – сказал Родионов, нажал на газ и, развернув машину почти на месте, умчался к заставе.

Гош встал, посмотрел на Беллу и невольно приоткрыл рот. Снизу вверх собака испытующе разглядывала свое новое приобретение.

– Хоть тебе-то я еще не испортил настроение? – спросил Гош. – Ну, и на том спасибо. И что у них здесь творится? Храм вместо бассейна... Зачем? Когда успели?

Собака прыгнула на заднее сиденье уверенно и без раздумий. Гош восхищенно цыкнул зубом. С каждой минутой черно-белая красотка с рыжими подпалинами нравилась ему все больше и больше.

"Хаммер" объехал стеклянный павильон метро, небрежно повалил ограждение газона, потом еще одно, и оказался среди торговых палаток, выстроившихся вдоль узкой асфальтовой дорожки. Справа в низине Гош увидел знакомый универмаг и задумчиво сморщился. Он не жил в этих краях, но что-то его с ними связывало. Бывал он здесь не раз, это точно. И отоваривался в местных "точках" неоднократно.

Нужная ему палатка стояла именно на том месте, где и должна была. Стрелять попусту Гош не хотел, и просто вышиб запертую дверь углом бампера.

– Сиди пока, – небрежно бросил он собаке, выбираясь наружу.

Внутри палатки оказалось по колено сухого корма вперемежку с крысиными экскрементами. Все коробки и пластиковые мешки были распороты и изжеваны. Самих крыс не было видно – то ли они предпочитали ночной образ жизни, то ли их спугнул шум на перекрестке.

Консервные банки оказались целы. Гош перетащил в багажник несколько ящиков из подсобки (Белла принюхалась, и глаза ее вспыхнули голодным огнем), взял набор гребней, большую пластмассовую миску, несколько баллонов собачьего шампуня и антиблошиных средств. Выбрал ошейник и поводок сообразно внушительным размерам и физической мощи Беллы. Некоторое время рассматривал карабин на поводке и решил, что он слишком прочный. Нашел другой, тоже мощный, но помягче, который собака в случае чего смогла бы разогнуть. Задумался над тем, для чего это нужно. Внутренне пожал плечами и махнул рукой. Самой верной тактикой сейчас было не перечить тому, что говорило подсознание, а наоборот, подсматривать за собой и у себя же учиться. Заново учиться жить.

– Сначала мыться, – сказал он Белле, тоскливо разглядывавшей ящики с собачьми консервами. – А то заснешь еще от удовольствия, буди тебя потом...

Следующей остановкой был универмаг. Здесь тоже не оказалось следов человеческого присутствия, только следы крысиных зубов. Крысы явно переживали трудный период – у них кардинально переменились условия обитания. Вымерший город вовсе не рай для зверя, вся жизнь которого завязана на отходы жизнедеятельности людей. Исчезли привычные места прикорма, негде согреться зимой. Недаром птиц на улице не видно.

Гош с наслаждением выкинул из машины ящик тульской водки и водрузил на его место упаковку "Смирновской". Разжился вкусными консервами, тщательно обследуя каждую банку на предмет вздутия. С тоской прошелся по отделу, торгующему электротехникой. Покопался в коробке с батарейками, зарядил ими первый попавшийся магнитофон и включил его. Застоявшийся музыкальный ящик радостно взвыл. Гош присмотрелся к сроку годности на упаковке от батареек. "Май девяносто девятого. Интересно, какой нынче год на дворе. Месяц-то август, если часы не врут. А вот летоисчисление тю-тю. Мне, наверное, уже за тридцать".

Предаваясь этим невеселым мыслям, Гош взял с полки утюг, раскокал им стекло аптечного киоска и набрал охапку дорогих таблеток от всего, чем собирался в ближайшее время болеть. В крайнем случае, лекарствами можно было и отравиться. Панадола набралось как раз столько, чтобы угробить печень. Сутки – и готов. Откуда Гош знал об этом, он понятия не имел. Временами его пугало то, насколько хорошо он разбирается в импортных товарах, коих вокруг имелось выше крыши. Гораздо труднее было найти что-нибудь родное, советское, да и на том стояла надпись "Сделано в России". А на улицах повсюду красовались иностранные рекламные щиты. Похоже, за последние лет десять-пятнадцать родина Октября совершила грандиозный скачок в загадочном направлении. То ли интегрировалась в мировое сообщество, то ли подмяла его под себя. Но в любом случае, как бы ни называлась эта страна, больше ее не существовало.

Магнитофон сладким женским голосом звал по-английски на помощь доктора Дика. Гош прислушался к тексту и чуть не расхохотался во все горло. Замечательная песня. Завести бы ее на какой-нибудь комсомольско-молодежной дискотеке году этак в восемьдесят пятом... И никому, совсем никому не объяснить, что "дик" на американском сленге член. "Черт побери, какая досада – совершенно не помнить времени, когда прилавки ломились от барахла и звучали такие лихие песенки... Но я ведь жил тогда! Нет, я обязан, просто обязан вернуть себе память. Только вот как?...".

Громкость звука вдруг ощутимо упала. Батарейки испускали дух. Гош печально кивнул своим мыслям. Разумеется, девяносто девятым на дворе и не пахло. Скорее всего, давно пора было отметить приход нового тысячелетия. А заодно и свой "тридцатник". Может, год назад, а может и два. "Все равно не застрелюсь. Не дождетесь".

В машину Гош вернулся с щемящей болью в сердце. Он миновал еще один этап на пути к родительскому дому. Можно было, конечно, оттянуть момент возвращения в юность, например, завернуть в "Охотник" и позаимствовать там нарезной карабин – при условии, что никто раньше не подсуетился. Но скорее всего, где-нибудь впереди Гоша ждал настоящий "Калашников", а не его оскопленный гражданский вариант. Да и воевать сейчас было явно не с кем и незачем. Воевать?

...внутренности тягача наполнил оглушительный звенящий рокот это по броне ударили пули...

Гош крепко зажмурился и до хруста в пальцах вцепился в руль. Он старался поймать воспоминание за хвост, но оно уже проскочило мимо. Несколько минут Гош пытался сообразить, что за ассоциации навели его на эту картинку из прошлой жизни – полумрак, какие-то механизмы, все вокруг жесткое и металлическое, и этот оглушительный звон, будто колотят молотком по кастрюле, надетой тебе на голову... Гош даже вышел из машины и сел в нее снова, пробуя воспроизвести ситуацию. Белла озадаченно следила за его священнодействием – иначе и назвать было нельзя то, что сейчас делал человек.