Текст книги "Лучший экипаж Солнечной. Саботажник. У Билли есть хреновина"

Автор книги: Олег Дивов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 47 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

Впереди замаячила дверь боевой рубки. На двери было крупно написано синим вкривь и вкось: «Essex is Asshole». Знаменитая формула, когда–то открытая Рашеном. Эссексу как раз дали контр–адмирала, и Рашен вдруг начал хохотать. Его спросили, в чем дело, и он объяснил, что английское «rear admiral» очень смешно звучит в русском контексте – «задний адмирал». Просто англоязычная публика тут юмора не видит, она привыкла. А у Эссекса еще и фамилия созвучна с «эсхолл», так что, выходит, звание это как раз для него. Задница, он и есть Задница.

– Это ж надо так надругаться над хорошим кораблем! – возмутился Боровский. – Мало того, что разворовали все…

– Вы кабель–то достали? – вспомнил Эндрю.

– И достал, и на прокладки махнул. А ходовой процессор не успел. Когда я пришел, от него только корпус и остался. Ничего, мы тут еще пошуруем. Ни грамма родного железа врагу! Вообще, хорошенький подарочек мы Рабиновичу везем… Тут ремонта будет миллионов на десять.

– Подорвем экономику полицейских сил! – расхохотался Фокс, вытащил из кармана сигару и принялся ее раскуривать.

– Вообще–то, сейчас это мой корабль, – заметил Боровский, унюхав дым. – Но поскольку ты у меня вроде бы старпом, пусть и временно… Так что травись. Знай мою доброту. Учись грамотному обращению с подчиненными.

– Угу… – промычал Фокс, упоенно дымя.

– Спасибо вам, Жан–Поль, – неожиданно сказал Эндрю.

– Пожалуйста, – улыбнулся Боровский. – А за что?

– За «Декард». Вы заставили меня вспомнить, и я вдруг почувствовал, что мне уже не так больно. Понимаете, я много лет прячу в себе этот ужас, а сейчас вот… Кажется, все перегорело. Меня ведь там здорово покалечило. И это я катапультировал реактор.

– Я так и думал, – кивнул Боровский. – Поэтому ты и здесь. Ты, Майк, Иветта… Не хватает только Алекса и Задницы. И Абрам бы нам сгодился.

– Твою мать, до чего же нас мало! – воскликнул Фокс.

* * *

Когда «Гордон» и «Тушканчик» завершили торможение у границы Пояса, Боровский тут же развил на вверенном ему борту нездорово бурную деятельность. Рашен специально оставил день свободного полета до встречи с полицейской эскадрой, чтобы все детально обдумать и заодно дать людям привести себя в порядок. Боровский решил из этого дня выжать все, что можно.

Первым делом он затребовал на «Гордон» дневальных с «Тушканчика», чтобы организовали челночные рейсы с награбленным барахлом. Невероятных размеров куча всякой дряни уже забила доверху грузовой шлюз и проявила тенденцию к расползанию в глубь корабля. Прибывшие дневальные, отворив люк, уперлись в эту груду металлолома и замерли в тихом ужасе. Просочиться внутрь «Гордона» и попрятаться они не могли. Сымитировать какой–нибудь отказ техники и улететь обратно, бросив все так, как есть, – тоже. На этот случай их в шлюзе поджидал Боровский.

– Ну что же, – раздался его приглушенный расстоянием голос с противоположной стороны кучи. – Там с краю ящики лежат, вот с них и начинайте. Дюжина ящиков с эмблемой «Маузерверке».

– Господин коммандер, сэр! – крикнули ему. – Вы эту посудину совсем выпотрошили или у вас там внутри хоть что–то осталось?

– Пока не увижу ваши рожи, отдыхать не дам, – предупредил Боровский, игнорируя шутки. – И если хоть раз задержитесь на «Тушканчике» дольше пятнадцати минут – пеняйте на себя.

– Значит, сверху надо брать, – заметил один из дневальных, обреченно поднимая глаза туда, где куча смыкалась с потолком.

Катер начал сновать между кораблями. Боровский со своей стороны придирчиво допрашивал, что именно взяли, и ставил пометки в импровизированной накладной. Через час он сорвал голос и догадался общаться с грузчиками по интеркому. Еще часом позже откуда–то сверху просунулась красная от натуги сержантская физиономия и сказала:

– Здрасте, господин коммандер, сэр. Что–то вы с лица спали. Плохо кормят тут?

– Весь в заботах, – миролюбиво объяснил Боровский. – Ну, как там наш «Махди»?

– Летает потихоньку. То есть за время вашего отсутствия никаких происшествий не случилось.

– Ну–ну. Вернусь – проверю. А прокладки новые как, держат?

– Давление в норме, сэр.

– Что господин адмирал?

– Да вроде ничего. Ругается.

– В чем дело? – тут же насупился Боровский.

– Говорит, без вас на борту непорядок, господин коммандер, сэр! Бардак, говорит.

– Наверное, опять в коридоре на голую бабу наткнулся, – пробормотал Боровский себе под нос.

– Да вы что, сэр! Какие могут быть голые бабы, мы же под ускорением шли…

– Голая баба это такая вещь, друг мой, – сообщил Боровский глубокомысленно, – которая всегда может быть…

Сержант на всякий случай подался назад.

– Ну хорошо, – сказал Боровский. – Спасибо за новости. Продолжайте разгрузку. Много там еще?

– Ужас. А дежурный по складам говорит, что уже класть некуда.

– Дежурному я потом объясню, как пользоваться складскими помещениями. Будет ерепениться, скажите – Боровский приказал, и все тут. Ладно, ступайте работать.

– Простите, сэр, но вы говорили, что когда…

– Работайте, молодой человек. Отдыхать на том свете будем.

Расстроенный сержант выполз задом из кучи, начал спускаться, зацепился за какой–то ящик и грохнулся вниз.

– Ну? – спросили его.

Сержант вместо ответа покрутил у виска пальцем.

– Разделимся пополам, – сказал он. – Половина грузит, половина лежит. А то ведь так и надорваться недолго.

– Ты бы сначала микрофон выключил, кретин! – раздался из динамика голос Боровского. – Ну сколько вас учить можно, остолопов, таким элементарным вещам?! Совершенно не умеете нести службу. Прямо стыдно мне за вас…

* * *

Эндрю сидел на краю бассейна, почесывая отмытую до красноты голую задницу, и наблюдал, как поднимается вода. Бассейн на «Гордоне» был двадцати пяти метров в длину, прямо как в пятизвездочном отеле на Земле.

Ива вышла из душевой и прикрыла за собой дверь.

– Может, запереть? – спросил Эндрю.

– Да никто не придет, – ответила она. – Спят все. Один Боровский в грузовом шлюзе, никак от своего барахла оторваться не может.

– Ну, тогда иди ко мне.

– А вот не подойду.

– Это почему же?

– Ты меня сначала поймай.

– А если не поймаю?

– Как это – не поймаешь? – удивилась Ива. Она тоже была сейчас, как и Эндрю, вся розовая и с ног до головы в мелких капельках воды. Кто не ходил неделями в спецкостюме, не знает, какой это кайф – раздеться и встать под душ. – Еще как поймаешь, – сказала Ива, заглядывая издали Эндрю между ног.

– Как раз теперь вряд ли. Бегать неудобно.

– А я поближе к тебе подойду. Вот так.

– А можно еще?

– У–у, противный! Вот тебе за это! – Ива рассмеялась и кувыркнулась с бортика головой вниз, подняв радужный фонтан брызг.

– Ах, так! – закричал Эндрю. – Ловите глубинную бомбу, капитан! – и тоже бросился в воду.

Ива плавала неплохо, но Эндрю еще лучше. Несколько минут он гонял ее от бортика к бортику, а потом зажал в углу, возле лестницы, повернул лицом к себе и крепко обнял.

– Сейчас вы будете торпедированы, капи… – Договорить он не успел, потому что его уже целовали, страстно и даже где–то взахлеб. Через мгновение влюбленные от полноты чувств с головой ушли в глубину.

Сначала они делали это в воде, что оказалось для обоих ново и интересно. Потом выяснилось, что все–таки нужно за что–то держаться, а держаться уже не было сил, и они перебрались на бортик. И там, на бортике, на пластиковом матрасе, который забыл оприходовать Боровский, произошло нечто волшебное, во что Ива раньше отказывалась верить. Эндрю сделал ей так безумно хорошо, что Ива громко кричала и под конец даже на миг потеряла сознание.

– Что ты со мной делаешь? – прошептала она, с трудом приходя в себя.

– Я тебя люблю, – ответил Эндрю очень серьезно.

– Милый… – Ива провела кончиками пальцев по его изувеченной груди, потом взяла за руку и нежно поцеловала длинный белый шрам. – Это тот самый десантник? – спросила она. – «Декард»?

Эндрю кивнул.

– Ты обещал как–нибудь рассказать мне, – напомнила Ива. – Не забудь.

Эндрю откинулся на спину и провел ладонью по глазам.

– Все рассказать? – спросил он. – Как было на самом деле?

– Ты не можешь? Тебе запретили? – догадалась Ива.

– Мне запретили, – кивнул Эндрю. – Но тебе я расскажу. Наверное, ты должна это знать. Понимаешь, любимая, ты… Если можно применить к тебе это слово, ты – рыцарь. Честный вояка. Адмирал Рашен в молодые годы, с той всего лишь разницей, что ты девочка, а он мальчик.

– Наверное, – согласилась Ива. – Рашен мне как родной. Иногда мне кажется, что мой отец такой же был.

– Вы действительно очень похоже себя ведете. Мне–то видно со стороны, тем более что я старика много лет наблюдал, а ты и так вся как на ладони. И он тебя за это любит, за то, что… Как бы это сказать. Понимаешь, в его жизни всегда было место подвигу. Это у него естественная реакция на опасность – не бежать, не прятаться за других, а совершить поступок. Даже через силу, даже через «не могу». Он и меня этому учил. Правда, не вышло. Я по жизни не рыцарь совершенно. Мне для подвига нужен какой–то очень серьезный повод.

– Повод для подвига! – продекламировала Ива. – Не звучит. Мягко говоря, издевательская метафора.

– А я к этому и веду. Бывают люди, которые в нештатной ситуации борются в первую очередь за свою жизнь. Ты можешь спасать целый корабль, но делаешь это на инстинкте самосохранения. И таких людей большинство. А есть немногие, в первую очередь спасающие других, исполняющие какой–то долг, ну, ты понимаешь. Таким повода не нужно, у них серьезное решение принимается на другом уровне. По велению сердца, как принято говорить. Вот такие вы с Рашеном. А я – из тех, из большинства.

– Ну и что?

– Понятия не имею, – сказал Эндрю. – Это я просто думаю вслух.

– Ты что–то не так сделал там, на «Декарде»? – осторожно спросила Ива.

– Не знаю. Может, ты мне объяснишь, так или не так.

– Пойдем в каюту, – предложила Ива. – Ляжем, обнимемся, я буду тобой любоваться, а ты мне будешь рассказывать.

– А можно я тоже буду тобой любоваться? – спросил Эндрю, впервые улыбнувшись с того момента, как ударился в философию.

– Обязательно! – рассмеялась Ива.

* * *

Как и все десантники, «Рик Декард» был цилиндрической самоходной баржой километровой длины, густо облепленной снаружи посадочными средствами. Половину внутреннего объема «Декарда» занимали тренировочные залы и казармы на тысячу пятьсот человек, другую – ходовая часть и служебные помещения экипажа. Орудий десантнику не полагалось, его задачей было таскаться в хвосте атакующей эскадры и после артподготовки бросать на вражескую поверхность тяжеловооруженную пехоту.

Пушечное мясо, в роли которого выступал размещенный на «Декарде» усиленный десантно–штурмовой полк, мало походило на легендарный земной спецназ времен Заварухи. Диверсионные подразделения, где каждый отдельный боец стоил целого пехотного взвода, ушли в прошлое за ненадобностью. Осталось только название – «десант». Еще остались устрашающие эмблемы, гордые лозунги и разноцветные береты. Только люди были совсем другие. Земля не могла расходовать на войне ценный материал. В десант шли отходы воспроизводства. Человеческий шлак.

Вернер довольно часто бывал в казармах, проверяя работу систем жизнеобеспечения. Сначала он появлялся там с бригадой, но вскоре начал ходить один. Так ему показалось надежнее. Он предпочитал кому–нибудь из солдат дать подержать свои тестеры, на что бойцы мгновенно соглашались с почти детской гордостью. Это было полезнее для здоровья, чем телом заслонять техников, которым десантники так и норовили заехать в лоб. Профессиональные астронавты чересчур явственно выказывали десанту свое презрение. А Вернер, хоть и тоже астронавт, был не такой. Он слишком хорошо понимал, что значит считаться изгоем. Поэтому в казармах его не обижали и считали почти за своего. Он даже завел себе подружку во взводе связи – красивую, тупую, как компьютер, психопатичную и бисексуальную. Это было достижение – обычно барышня из десанта скорее дала бы астронавту в рыло, чем еще чего–нибудь.

Экипаж смотрел на Вернера косо, плевался за его спиной и объяснял такие выкрутасы тем, что Эндрю русский, человек без роду и племени, а значит, по жизни неразборчивый в контактах. Вернер молча занимался своим делом. Обстановка на «Декарде» его раздражала. Он не ходил раньше на таких кораблях, где люди делились на «наших» и «не наших». Перманентный конфликт между экипажем и его живым грузом, всегда готовый вылиться в драку, был в глазах Эндрю полной дикостью. К тому же неврастеник Фуш этот конфликт не только поддерживал, но даже и усиливал, постоянно собачась с десантным начальством.

Эндрю с удовольствием свалил бы из этой клоаки, но у него была на тот момент ограниченная годность «по психике». Старые травмы, полученные на «Фон Рее» во время нырка в Юпитер, давали себя знать, Эндрю принимал транквилизаторы и с нетерпением ждал очередной медкомиссии. В дрязгах между флотскими и пехотой старался не участвовать и вообще держался особняком. На судне было неспокойно, а в случае больших неприятностей Эндрю предпочел бы оказаться на стороне тех, кто лучше обучен рукопашному бою.

Тем более что он десантников научился жалеть.

В десант нанимались интеллектуально отсталые и бесплодные. Зачастую рейнджер страдал и тем и другим сразу. Вся система вербовки строилась на убеждении человека в том, что лет за десять он (если выживет, конечно) заработает достаточно для сложной операции или покупки донорских клеток. Некоторым из десантников на самом деле удавалось, пройдя огонь и воду, выйти на пенсию и завести детей. Но большинству из них уже сама армейская жизнь оказывалась достаточной премией. Вырваться в армию с гидропонной фермы или из литейного цеха тоже было непросто – требовались хорошие физические кондиции, выносливость и придурковатая отвага. Десантники собой гордились и искренне любили свой образ жизни. Если ты с четырнадцати лет вкалывал на хлорелловой плантации, а придя домой, вынужден был сам думать, чего тебе пожрать и на какие деньги, то, конечно, после этого четкий и размеренный казарменный быт покажется раем. Ты окружен грубоватой, но реальной заботой, всегда сыт, чисто вымыт и не страдаешь недосыпанием. Короче, вытащил счастливый билет. Тем более что помимо всего прочего десантников заставляли учиться – некоторых просто грамоте, а кого и в университетском объеме. В десанте не было элиты, точнее, ее взращивали из своих же, каждый офицер начинал сержантом, и это тоже был хороший стимул для неотесанных пролетариев. Их генералы выкарабкивались из того же дерьма и служили живым примером успеха.

На «Декарде» пехота с утра занималась боевой учебой, после обеда садилась за парту, вечером устраивала пляски и спортивные игры, а ближе к ночи трахалась попарно и группами в специально отведенных помещениях. Иногда в казармах завязывались потасовки, но жертв обычно не было – по закону убийцу ждал расстрел на месте. Для серьезных разборок служили третейские суды, на преступников имелся полноценный трибунал, вора или насильника могли загнать на каторгу или отправить в штрафбат. Десантное начальство рулило железной рукой. Флотский командир, исполнявший при десанте функции перевозчика, в его внутренние дела никогда не вмешивался.

Но в то же время командир десантного планетолета был на территории судна главным. И ключи от арсенала тоже находились не у пехотного дежурного офицера, а у старшего бодрствующей вахты. Один случайный выстрел из лазерного штурмового ружья мог натворить на борту столько дел, что ни о каких занятиях с тяжелым оружием не было и речи. Конечно, ни импульсный «вестингауз», ни даже «маузер» не продырявил бы наружную обшивку. Но порвать коммуникации было ему вполне под силу. Так что пехота тренировалась с макетами, а астронавты охраняли от нее арсенал, за что удостаивались отдельного презрения.

К началу второй марсианской кампании Вернер отслужил на «Декарде» полгода. Судно провело три учебные выброски, один ходовой тренаж, и все шло как по маслу. Два мира – десантников и астронавтов – заняли наконец–то вооруженный нейтралитет и почти не пересекались между собой. Если не считать нескольких расквашенных носов еженедельно, обстановка на борту царила почти безмятежная. Подружка Вернера говорила, что он прелесть, в казарме его всегда ждал стакан. Войны не предвиделось, пехота накачивала мускулы и повышала свой интеллектуальный уровень. Десантный полковник и коммандер Фуш принципиально общались только через адъютантов. Тупеющие от безделья навигаторы учили ходовый процессор ругаться матом. Процессор упирался, как живой.

Когда стряслась беда, «Декард» заканчивал учебный поход, болтаясь в арьергарде эскадры Баскина. Внизу был Марс.

Неприятности застигли Эндрю в патетический момент, с отрешенным взором сидящим на толчке. Вдруг загремели колокола громкого боя. Эндрю ругнулся, спустил воду, загерметизировал унитаз и, держа руками штаны, побежал к себе надевать спецкостюм. Колокола звенели, не переставая. «Это не учебная», – с удивлением подумал Эндрю и выругался крепче. Он не хотел на войну. Ему надоело участвовать в бессмысленном кровопролитии, к тому же он начинал подозревать, что его утомил космос.

Навстречу пробежал мужик с разбитой мордой и безумным взглядом – старпом. Эндрю удивился еще больше, старпому полагалось сейчас быть на вахте. Решив не делать поспешных выводов, Эндрю прыгнул в лифт, через три секунды выскочил из него на технической палубе и тут же огреб тяжелым по макушке.

Очнулся он, лежа на жестком, с туманом перед глазами и кровью на губах. Кто–то бросил ему в лицо мокрую салфетку. Эндрю машинально утерся, попробовал оторвать голову от пола – это был именно пол – и взвыл от головной боли.

– Не трепыхайся, лейтенант, – сказали ему. – Лежи, отдыхай.

– Что случилось? – пробормотал Эндрю. – В нас попали?

– Вроде того. Все узнаешь в свое время.

Эндрю подумал, что если он сейчас живой, то о нем и дальше позаботятся, и закрыл глаза. Тем более что все равно толком ничего разглядеть не мог.

Рану на голове ему почистили и залили клеем, потом сделали какую–то инъекцию, от которой Эндрю тут же начал зевать и провалился в сон. Проснувшись, он с удивлением обнаружил себя пристегнутым к креслу и с непонятными датчиками на висках. Перед креслом был стол, а за ним сидели пехотный капитан и полковой главврач. Обоих Эндрю знал в лицо, и сейчас лица эти не предвещали ничего хорошего. Главврач угрюмо смотрел на торчащий из стола монитор, а капитан стеклянно таращился Эндрю в переносицу.

– Имя, звание, квалификация, должность, – сказал капитан бесцветным голосом.

– Эндрю Вернер, лейтенант флота, мастер–техник, старший техник БДК «Декард», – тупо ответил Эндрю. Скосив глаза, он прочел маркировку на панели кондиционера. Судя по цифрам, каюта располагалась в глубине служебной палубы. Эндрю догадался – это пост контроля вещевой службы. Он здесь и был–то всего один раз, когда становился на довольствие.

– Вы марсианский шпион? – спросил капитан.

– Чего?! – опешил Эндрю.

– Вы осуществляете на корабле подрывную деятельность? – гнул свое капитан, будто не заметив удивления допрашиваемого.

– Ты что, капитан, ebnulsya? – спросил Эндрю.

Его ткнули сзади в болевую точку, и он вскрикнул от неожиданности.

– У вас есть приказ саботировать выброску десанта на Марс?

– Я ни в чем не виноват! – заявил Эндрю.

Его ткнули снова, на этот раз больнее. Эндрю с удовольствием плюнул бы в обидчика, но не мог повернуть голову – ее тоже прижимал ремень.

– Отвечать на поставленные вопросы, – сказал капитан. – Вы марсианский шпион?

– Нет, – вздохнул Эндрю. Он еще не совсем понимал, что происходит, но его уже терзали нехорошие предчувствия.

– Вы состоите в половой связи с младшим сержантом Джордан?

– Ничего себе…

– Отвечать!

– Ну… Да.

– Джордан склоняла вас к предательству в пользу Марса?

Эндрю тоскливо закатил глаза. Перед его внутренним взором предстала Дженет Джордан. «Я бы хотела родить от тебя, Энди. Лет через пять, если меня починят, конечно, и если будем живы… Сделаешь?» Эндрю соврал, что сделает. Он не любил Дженни и не хотел, чтобы его дети бродили неизвестно где и росли в компании недоумков. Но и обидеть Дженни не мог, она ему ничего плохого не сделала, даже наоборот. Была в ней какая–то неожиданная чистота, может, оттого, что в казарме она спала только с девочками и не давала повода размышлять, какой ты у нее сегодня по счету мужик.

– Да чего вы от меня хотите?! – взмолился Эндрю. – Я лояльный. Я верен присяге. Что происходит?!

– Мы хотим ответов, лейтенант. Джордан склоняла вас к измене, да или нет?

– Нет, не склоняла. Слушайте, я что, арестован? Тогда предъявите обвинение!

– Кто–то из десантников склонял вас к измене?

– Нет!

– Вы знали о тайном складе оружия?

– О каком еще, мать твою, складе оружия?

На этот раз ему сделали очень больно.

– Не–е–ет! – заорал Эндрю. – Отстаньте, suki! Ничего я не знаю! Уберите вашего урода! На хрена этот полиграф?! Чтоб вас…

– Он в порядке, – сказал молчавший до этого главврач. – Он наш.

– Развяжите его, – приказал капитан. – А что такое полиграф, лейтенант?

– Детектор лжи, – объяснил Эндрю, постепенно успокаиваясь.

– А–а… Ясно. Вы хотели знать, в чем дело. У нас проблемы, лейтенант Вернер. Извините за допрос, но это была вынужденная мера.

– А прикладом по голове – тоже вынужденная мера?! – поинтересовался Эндрю сварливо. Ремни отстегнулись, он повернулся и увидел у себя за спиной какого–то громилу с нашивками капрала и автоматом под мышкой.

– Урод, – сообщил ему Эндрю, отлепляя от головы датчики и бросая их на стол. Капрал даже ухом не повел.

– Это вас не прикладом, – сказал капитан. – Это ребром ладони. И вовсе не мы. Наоборот, мы вас отбили.

– У кого?! У марсиан, что ли?

– У мятежников, лейтенант. К вашему сведению, на корабле сейчас идет бой. Некоторая часть бойцов… Разумеется, незначительная часть, поддавшись агитации марсианских шпионов, отказалась от выброски. Агентов врага мы обезвредили, но мятежники, понимая, что их теперь ждет, не хотят сдаваться и оказывают нам ожесточенное сопротивление. Несколько судов эскадры Баскина идут нам на помощь, но там нет пехоты, и мы все равно должны гасить мятеж сами. В противном случае «Декард» может быть просто расстрелян. Впрочем, мы справимся раньше. Вот такие дела, лейтенант.

– Отказались от выброски… Так что, все–таки война?

– Ну, не так масштабно. Скорее, маневр устрашения. Марсиане лезут в наши внутренние дела. Решили диктовать Земле условия.

– Н–да… И что, действительно были их агенты на борту?

– Были. Слушайте, лейтенант, мы сейчас где–то в двадцати мегаметрах от поверхности. Ускорения нет, скорость… Ну, сами посмотрите. Успеете затормозить эту баржу в пяти мегаметрах?

Эндрю обалдело вытаращился на капитана.

– Мне горько это говорить вам, – сказал капитан. – Но так получилось, что вы единственный член экипажа, оставшийся в живых.

– Yo–moyo… – пробормотал Эндрю, не веря.

– Мы обязаны затормозить, лейтенант. Мятежники отступили к третьему десантному шлюзу и закрепились там. Выкурить их оттуда дело нелегкое, может затянуться на несколько часов. К сожалению, у них лазеры, а у нас только автоматы. Если «Декард» за это время приблизится к Марсу на два–три мегаметра, предатели могут попробовать сброситься вниз и перейти на сторону красножопых. А это уже непорядок.

– Откуда у них лазеры… – задумался вслух Эндрю, смутно догадываясь откуда.

– Похоже, у них был секретный арсенал. К сожалению, мы о нем не знали.

– Ясное дело, что не знали, – невесело усмехнулся Эндрю. – Его ведь коммандер Фуш устроил.

– То есть?! – изумился капитан.

– У Фуша были не в порядке нервы. Он панически боялся мятежа. Доверял только флотским офицерам. Перетащил несколько ящиков с лазерами в один из аварийных модулей и сказал, что, если пехота начнет возникать, он нас вооружит и мы десанту устроим Полночь. Извините, конечно, но это его слова.

– Кто говорил, что умеет работать на детекторе лжи?! – окрысился капитан на главврача.

– Я не говорил, что умею. Я говорил, что попробую…

– Ну и ну… – пробормотал капитан. – Теперь все понятно. Они ведь начали с того, что захватили коммандера Фуша. Старый пердун! Капрал, вы слышали? Бегом к полковнику с докладом! Потом назад. И выясните мне, как там дела.

Капрал вышел из каюты. Капитан покачал головой и закусил губу. Эндрю с интересом посмотрел капралу вслед. Судя по всему, бравые вояки то ли разнесли вдребезги корабельный пост внутренней связи, то ли потеряли его. А где же тогда их мобильные рации? Почему они в легкой учебной форме? Что–то не похоже это на успешное подавление мятежа…

– Ну, вы даете, господа астронавты… – сказал капитан. – Прямо не знаю, Вернер. Склад оружия втайне от нас… Это же чистой воды измена. Расстрелять вас, что ли?

– Пожалуйста, – согласился Эндрю. – А кто тормозить будет? И вообще, при чем здесь я? Я этих лазеров в глаза не видел.

– Но слышали ведь! Не понимаю, почему никто из ваших не догадался прийти и доложить?..

– Десант умеет восстанавливать против себя астронавтов, – заметил Эндрю. – Ваши говенные рейнджеры…

– А вы только и умеете, что трахаться с предателями родины, – перебил его капитан. – Учтите, лейтенант, ваша связь с Джордан еще будет предметом разбирательства.

– Она с ними? – спросил Эндрю.

– Она убита, Вернер. Она пыталась сдаться нам, и за это мятежники ее пристрелили.

Эндрю провел рукой по лицу. Дженни… Это уже не имело значения. Живая или мертвая, она была сама по себе. А он, Эндрю Вернер, должен был сейчас выбирать, что делать. Но Дженни… Как жаль.

– Я вам даже не соболезную, Вернер, – заметил капитан мстительно.

«Раздавлю, – подумал Эндрю. – Мне бы только добраться до спецкостюма, и я их всех раздавлю перегрузкой. А сам уйду на десантном боте. Пусть они об Марс размажутся, все до единого, и правые и виноватые, и хорошие и плохие».

– Астронавты! – сказал капитан, словно выругался.

«Мой запасной спецкостюм в центральном стволе, – думал Эндрю. – До ближайшего лаза отсюда два шага. Аварийный ход «Декарда» восемь «же». Точно, раздавлю. Если только…»

– У мятежников есть спецкостюмы? – спросил Эндрю.

– А в чем дело? – встрепенулся капитан.

– Я спрашиваю, есть или нет?

– Есть. Штурмовая броня. И у нас есть.

«Так… Я помню, эта броня держит пятнадцать «же». Фокус с перегрузкой отпадает. Но спецкостюм мне все равно нужен, его не каждая пуля берет. Что же делать? Лезть в невесомость, в центральный ствол. В любом случае. Там я что–нибудь придумаю».

– Почему вы тогда в легкой форме? – заметил Эндрю.

– Вы много вопросов задаете, лейтенант. Между прочим, вы так и не ответили, успеем мы затормозить или нет.

– Зависит от скорости. Да вы не волнуйтесь, если Баскин в курсе, что мы потеряли управление, он подгонит сюда пару бэттлшипов и подцепит «Декард» за бустерный крепеж. Конечно, наша «баржа», как вы изволили выразиться, тяжелая, но у бэттлшипов хорошая тяга.

Главврач неожиданно встал и принялся нервно ходить туда–сюда по каюте.

– У нас нет связи с Баскиным, – признался капитан. – Мы только предполагаем, что он идет к нам. Должен идти. События на «Декарде» развиваются уже три часа. Мятеж начался почти сразу после объявления военного положения.

– Поздравляю, – сказал Эндрю. – Тогда нам pizdets.

– Что? – не понял русского слова капитан.

– Эх, пехота… Ты не на поверхности, – объяснил Эндрю. – Любой групповой маневр в пространстве идет по заранее отработанной схеме. Этих схем миллион, на любой случай жизни. Если военное положение объявлено, значит, эскадра уже отрабатывает какую–то схему. Дежурный навигатор заряжает ее в ходовой процессор, и дальше судно пилит на автопилоте. Сохраняя радиомолчание, между прочим. Конечно, другие суда активно маневрируют. Но «Декарда» это не касается. Наше дело идти к заранее намеченной точке выброски. Ясно?

– И что, вводных никаких больше не будет? – осторожно спросил капитан.

– Слушайте, капитан, вы кто такой вообще? – удивился Эндрю. – Интендант какой–нибудь? То–то я смотрю, вы к складам жметесь…

– Я начальник разведки полка!!! – заорал капитан, покрываясь красными пятнами. – Отвечать мне!!!

– Что–то капрал ваш куда–то запропастился, – заметил Эндрю самым что ни на есть мирным тоном.

– Сволочь русская! – капитан грохнул по столу кулаком. – Отвечать! Будет связь или нет?!

– В ближайшие часы точно не будет. Повторяю, мы сейчас эскадре не нужны. Мы же не дестроер, мы, как вы правильно заметили, «баржа». Нам спешить некуда, Баскин должен сначала отстреляться по поверхности.

– Но штаб эскадры должен контролировать наше положение, – заметил капитан, сбавляя тон.

– А он и контролирует. «Декард» сейчас движется? Движется. Ускорения нет? Нет. Значит, так и надо. Мы же на автопилоте. А три часа – это пустяк. Им и в голову не придет, что у нас тут нелады. Вы лучше надевайте свою броню, мужики. Ходовой процессор может в любой момент дать полную тягу.

– Вы разрешите мне уйти? – тут же спросил главврач.

– Убирайтесь! – рявкнул капитан. – И посмотрите, что там. Пришлите назад этого кретина, в конце концов!

– Вы меня собираетесь вести в ходовую рубку или как? – спросил Эндрю. – Не исключено, что у нас времени в обрез.

– Мы… – начал было капитан, но договорить не успел.

Каюту потряс мощнейший взрыв. Кресло, в котором был Эндрю, сорвалось с креплений и вместе с седоком шмякнулось о стену.

Когда Эндрю пришел в себя, первым, что он увидел сквозь застилающий глаза туман, оказалась унылая физиономия главврача.

– Здрасте, доктор, – сказал Эндрю. – А что это вы тут?..

– Лежите, не двигайтесь. Вторая контузия у вас за день…

– А когда была первая? – удивился Эндрю. – Что происходит? В нас попали?

– Попали, не сомневайтесь. В вас, лейтенант, попали точно.

– Не помню, – вздохнул Эндрю. – Война, что ли? Гадость какая…

Тут доктора отодвинули, и в поле зрения возникли какие–то полузнакомые ухмыляющиеся морды.

– Ну, ты везунчик, лейтенант! Поздравляем с днем рождения! Считай, у тебя жизнь заново начинается…

– Я знаю, что у меня начинается, – сказал Эндрю сварливо. – Динамическая невралгия на почве серьезной подрывной контузии, вот что у меня начинается. Вы лучше, мужики, отойдите – а то еще сблюю…

– Похоже, он совсем не рад нас видеть, – заметила одна из морд.

– А от этой, как ее… нервалгии – что, на самом деле блевать тянет?

– Меня от твоей рожи блевать тянет. Пойди умойся, подрывник хренов. Эй, лейтенант, гляди, сколько пальцев?

– Восемь, – сказал Эндрю. Зрение нормализовалось, но чувствовал он себя по–прежнему хуже некуда. Кроме того, он совершенно не понимал, где находится и что творится вокруг. Особенно его беспокоило присутствие вооруженных десантников, возбужденных и с ног до головы вымазанных в саже. А у сержанта, который разговаривал с Эндрю, на щеке запеклась кровь.