Текст книги "Французский легион на службе Гитлеру. 1941-1944 гг."

Автор книги: Олег Бэйда

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

638-й ПОЛК В БОЯХ НА РЕКЕ БОБР И РАСФОРМИРОВАНИЕ ЛФД (июнь – сентябрь 1944 г.)

22 июня, в третью годовщину начала войны между Третьим рейхом и СССР, советская сторона начала операцию «Багратион». Четырем фронтам РККА противостояли четыре армии вермахта из ГА «Центр» (до 28 июня ей командовал генерал Эрнст Буш): 3-я танковая и 4-я армии, которые занимали междуречье Березины и Днепра, плюс плацдарм от Быхова и до района северо-восточнее Орши; 2-я армия, державшая район Припяти и Пинска, выступавшая на 300 км восточнее линии фронта; и 9-я армия, оборонявшая сектор по обе стороны Березины, юго-восточнее Бобруйска. Всего немецкая сторона смогла выставить 42 дивизии. Красная армия превосходила своего противника численно: по немецким данным, им противостояло 196 дивизий и 45 бронетанковых дивизий.

Решение по французским легионерам уже было принято 18 июня: 638-й полк должен был вернуться во Францию. Связано это было не в последнюю очередь с тем, что

6 июня в Европе высадились союзники, и теперь французское правительство хотело иметь свое войско в полном распоряжении и, видимо, смогло как-то «продавить» это решение. Первая партия легионеров успела уехать с Восточного фронта и уже прибыла в Сен-Жермен-ан-Лайе, точку сбора для легиона^{580}.

Несмотря на то, что принятое решение не очень соответствовало общему настроению французов, они уже оставили часть своих военных баз и начали готовиться к переброске. Оставленные позиции планировалось заменить иными подразделениями вермахта. Подобные перестановки, с заменой образовавшихся «дар» иными частями (которых не хватало), усугубили и без того нелегкую ситуацию: партизаны, почувствовав, что противник готовится отступить, не затаились (до прихода РККА), а, наоборот, усилили собственные действия по дестабилизации тыла.

Французский полк получил приказ: занять позиции, заранее подготовленные членами Организации Тодта и находившиеся на реке (и около одноименной деревни) Бобр. В этом месте проходило шоссе, которое необходимо было удержать.

Наспех сколоченная боевая группа под командованием майора Бриду прибыла на позиции у Бобринского моста 22 июня. Их численность составляла примерно 600 человек (по другим данным – до 800 бойцов). Группа состояла из трех рот I батальона, двух рот III батальона и 13-й роты из не закончившею формирование IV батальона. На вооружении у французов было шесть 37-мм пушек.

25 июня прибыла «маршевая рота» (примерно 200 немцев): одни пишут, что это были бойцы войск СС, другие упоминают, что это был обычный вермахт. Вместе с ними прибыли и «мощные аргументы» в виде четырех танков «Тигр» из 505-го тяжелого танкового батальона. Сверху худели самолеты; в ближайшие дни эти Ю-87 иногда будут бомбить красноармейские подразделения^{581}.

Как себя чувствовали легионеры? Несмотря на снизившуюся за последние полгода из-за постоянных партизанских налетов мораль, был даже некий «скачок» в другую сторону. Французам не нравилось сражаться против партизан, они желали выступить против РККА на фронте. Наконец-то их чаяния сбылись. Так, Ростэн вспоминал о реакции после объявления приказа: «Наконец-то! Мы забываем об отдыхе в тылу, мы ощущаем радость от того, что скоро померяемся силами с регулярными армиями товарища Сталина. Как один человек, ЛФД, с грудью колесом, шел на Восток. Теперь роли поменялись. В 1940 г., во Франции, мы “улепетывали как зайцы” от наступающего вермахта, теперь, когда он обращен в бегство, мы попытаемся оказать сопротивление. Мы хотим получить свой реванш»^{582}.

Какие именно части и подразделения РККА противостояли французам и немцам на этом участке? Скорее всего, это были подразделения 3-й, 18-й и 19-й Гвардейских танковых бригад 3-го Гвардейского танкового корпуса 5-й Гвардейской танковой армии 3-го Белорусского фронта. 3-м Гвардейским танковым корпусом командовал генерал И.А. Вовченко.

3-й Гвардейской танковой бригадой командовал подполковник К.А. Гриценко, 18-й – подполковник В.И. Есипенко, а 19-й – полковник Г.А. Походзеев.

Почему именно они? «Главное направление удара – Борисов – Минск. 3-я бригада шла в центре. 19-я слева, а справа – 18-я. В зависимости от обстановки бригады действовали в непосредственной близости одна от другой. Командиром передового танкового отряда, в составе которого основной силой была 3-я бригада тяжелых танков, был назначен мой заместитель генерал-майор Громагин. Эта бригада направляла удар на Борисов через реку Бобр. […] Дмитриевский и Кулаков подползли к вражеским позициям. На этом участке враг создал мощные укрепления. Дмитриевский и Кулаков заметили артиллерийскую батарею немцев. Поползли дальше. Дмитриевский тихо говорит, показывая рукой:– Тяжелые танки.– Пять “тигров”, – уточняет Кулаков»^{583}.

Скорее всего, красноармейцы-разведчики из 3-й танковой бригады заметили пушки французов и несколько «Тигров» (их, правда, было 4, а не 5), стоявших на указанных позициях. Рядом встали подразделения 18-й танковой бригады; им-то и предстояло столкнуться с этими «Тиграми» и пушками.

Уже 27 июня произошла замена второй части (вероятно, потому что предыдущие силы были сильно потрепаны): «Битва за Белоруссию в разгаре. В 6.00 27 июля передовой танковый отряд 3-й гвардейской бригады сменил части 18-й танковой бригады, ведшей бои на подступах к реке Бобр. Это была первая серьезная водная преграда на пути наших танкистов в Белоруссии. В этом районе гитлеровцы построили укрепления и сосредоточили на восточном берегу пять «тигров» [вновь «Тигры». – О.Б.], семь орудий [правильно – шесть. – О.Б.] и до полка пехоты […] В боях на реке Бобр погиб гвардии старший лейтенант Василий Чеботарев, уполномоченный отдела контрразведки “Смерш”

19-й танковой бригады»^{584}. Похоронили Чеботарева там же: на правой стороне шоссе Орша – Борисов, в 200 метрах от Бобринского моста (как раз рядом находились французы). Посмертно Чеботареву присвоили звание Героя Советского Союза; на месте гибели у Бобра стоит памятник советскому бойцу.

В другой книге есть следующая информация о 27 июня: «Наибольшее сопротивление противник оказывал в полосе наступления 3-го гвардейского танкового корпуса. […] Освобождая один за другим населенные пункты, корпус в первой половине дня вышел к р. Бобр. На этом рубеже враг рассчитывал задержать дальнейшее наступление наших войск. На правом берегу реки были отрыты траншеи, прикрытые проволочными заграждениями, имелись доты и дзоты. Большую надежду враг возлагал и на трудности форсирования реки с заболоченными берегами. Отходившие части 286-й и 299-й пехотных дивизий противника успели занять заранее подготовленные позиции. Преодолеть р. Бобр с ходу передовой отряд не смог – началась подготовка к форсированию с привлечением главных сил корпуса. Захват плацдарма возлагался на мотострелковые части. […] Еще при подходе передового отряда к р. Бобр для удара в тыл противостоящей группировке противника был направлен 3-й батальон 19-й гвардейской танковой бригады. Воины храбро сражались с врагом. В этом бою особенно отличился лейтенант В.М. Чеботарев»^{585}.

Таким образом, в основном против французов выступили бойцы 3-й и 18-й Гвардейских танковых бригад. По всей видимости, большую часть боев на себе вынесли все-таки танкисты 18-й бригады, т.к. им (к утру 27 июня) потребовалась помощь их соседей из 3-й бригады, которые ранее провели разведку.

Каким же был этот бой? Ночью 25 июня два советских танка подошли к позициям французов. Это был разведдозор.

Утром 26 июня началась первая атака. Советские части обрушились на позиции ЛФД всей своей мощью: вначале артиллерия и «Катюши» обработали позиции. За ней последовала атака: вперед пошли Т-34 и даже один «Шерман». Их судьбу определили «Тигры», подбившие все три танка, следовавшие один за другим. За битвой наблюдали бойцы «охотничьего взвода» Сево, которые ждали удобного момента, чтобы провести диверсию. Как ни в чем не бывало, советские танки продолжали идти друг за другом; и точно так же «Тигры» продолжали пополнять свой счет. Руско пишет, что в такой манере «избиения» удалось сжечь 11 танков; по его словам, в конце боя дорога оказалась запружена остовами сгоревших советских машин, поэтому это зрелище в его книге удостоилось фразы «массовое самоубийство». Потрясенный увиденным, Сево произнес: «Это невообразимо!» Таким образом, первую атаку с легкостью отбили без потерь. Видимо, это был тот самый передовой отряд.

Командующий боевой группой Бриду попросил «спецназовцев» Сево провести разведку, сходив в тыл к противнику; заодно требовалось истребить несколько танковых экипажей, устроить диверсию в советских частях. Рейд оказывается удачным для французов: они нашли группу бойцов РККА, с которыми вступили в огневой контакт. Красноармейцы потеряли трех человек и начали отступать. С помощью обходного маневра «охотникам» удалось их быстро окружить (они попали под перекрестный огонь), после чего, потеряв еще несколько человек убитыми, советские бойцы побросали оружие и сдались в плен. По словам Руско, эти 20 пленных солдат были очень молоды, 17 или 18 лет. Завершилась эта диверсия тем, что французы побросали гранаты внутрь танков, которые стояли рядом и были «на ходу»^{586}.

Всего за эти 36 часов боя у Бобра французы пережили пять больших атак. Потери были в основном от артиллерии и снайперов. За танками шла пехота, которая тоже активно стреляла. Несмотря на то, что немцы и французы продолжали наносить потери наступающей РККА, силы последней казались неисчислимыми, а вот силы ее противника как раз быстро таяли. К утру 27 июня наступил критический момент: сил обороняться больше не было.

Цифры потерь французов и красноармейцев расходятся. Так, Руско утверждал, что они сожгли 57 советских танков, но потеряли больше половины своих бойцов убитыми или пропавшими без вести^{587}. На наш взгляд, это очень сильно преувеличенные данные. Более рациональными выглядят цифры, что французы потеряли 41 бойца убитыми и 24 были серьезно ранены^{588}.

Цифры по подбитым танкам расходятся в диапазоне от 30 до 57. Более-менее похожей на правду выглядит цифра в 40 сожженных советских танков: из них 26 – «Тиграми», 13 – с помощью противотанковых пушек, еще 1 танк взорвал французский пулеметчик. Потери пехотинцев РККА оцениваются в несколько сотен, по точной цифры нет^{589}. Сложно утверждать, насколько эти цифры коррелируют с реальными потерями РККА на том участке. Анализ советских документов в будущем поможет разобраться в этой ситуации. Интересно и то, что, по некоторым данным, советская сторона утверждала, что у Бобра против них стояло «2 французские дивизии»^{590}, однако достоверность подобных утверждений вызывает у нас сомнение.

Так или иначе, легионеры и немцы свою задачу выполнили: задержали наступавшего противника и выиграли драгоценное время, позволившее отойти другим частям, а также нанесла Красной армии чувствительные удары в этом секторе. Пюо за действия своих подчиненных был приставлен к Железному кресту I класса^{591}.

Теперь они отступили; их заменила рота вермахта. Разрозненные части ЛФД собирались в лагере Моритц, в 10 км от Минска. По пути эти части потеряли немало бойцов, как от партизанских засад, так и от столкновения с регулярны ми советскими частями. Выросло и количество дезертиров. В лагере ко 2 июля собралось примерно 600 человек из I и III батальонов ЛФД.

Полковник Пюо отдал приказ всем частям легиона добраться до Грайфенберга (Померания). Теперь там располагалось повое место сбора для ЛФД. Достигшие предместий Минска легионеры сели на поезд; отставшие должны были выбираться сами, разделившись на маленькие группы, и выходить самостоятельно, достигнув Вильно (Литва), а оттуда уже добираться до Грайфенберга.

Каждый теперь был сам за себя. К 9 июля остатки «колонны Бриду» достигли Грайфенберга, куда прибывали разрозненные части, возвращающиеся с фронта. К концу июля прибывшие на тот момент подразделения ЛФД покинули Грайфенберг и были переброшены в Альтварп, а в августе их перевели в тренировочный лагерь Заалеш, около Брусс (ныне Залесье, Польша)^{592}.

Можно сказать, что в лагере собралась лишь какая-то небольшая часть ЛФД. По сути, общего понятия «легион» после Белоруссии больше не было: были мелкие разрозненные группы. Кто-то не добрался даже до Минска, сгинув в последних боях с партизанами и красноармейцами, кто-то пропал без вести, как тот же Сево (некоторые из этого числа банально дезертировали), кто-то еще добирался через Литву, какая-то часть присоединилась к сражавшимся германским частям и растворилась в них. Скорее всего, мы уже никогда не узнаем точной судьбы всех этих «осколков» некогда единого легиона.

Сложно сказать и то, сколько человек потерял легион во время своего отступления из Белоруссии; во всяком случае, точных данных об этом найти не удалось. Не стоит записывать все потери легионеров на счет РККА (т.е. считать их убитыми или взятыми в плен). Многие на тот момент еще продолжали пробираться через Европу к сборной точке, а некоторые, начав это продвижение, попросту остались за линией фронта, дезертировали или отправились по своим делам. Кто-то действительно сгинул в водовороте отступления, но цифрами (хочется надеяться, что только пока) мы не располагаем.

Единственно, стоит сказать, что есть примерная цифра собравшихся французов – это 1200–1300 человек^{593}.

Каковы же итоги трехгодичного пребывания ЛФД в Белоруссии? Из всего контингента ЛФД, бывшего в Белоруссии в разное время (2,5–3 тысячи человек), убиты были 496, ранены – 107, пленены – 16 (пленных больше, часто их расстреливали после допроса); в 1942 г. французы не менее 12 раз столкнулись с партизанами, в 1943 г. – 17 раз, в 1944 г. – 22 раза. Всего между легионерами и партизанами произошло 59 зафиксированных боев (в т.ч. 8 минных подрывов)^{594}. Интересно, что уже в 1944 г. потери были подсчитаны достаточно точно: так, убитыми числятся примерно 500 легионеров^{595}. Около 120 французских легионеров получили Железные кресты^{596}.

Французам было ясно, что скоро их судьба решится. По лагерю потянулись слухи. Кто-то утверждал, что легион скоро переформируют и перебросят сражаться с партизанами у себя дома. Был и другой слух: будто легион собирались вливать во французскую штурмовую бригаду СС. Первые сомнения подтвердились, когда в Заалеш прибыла рота зенитчиков из состава штурмовой бригады СС.

Легионер Лаба оставил такие воспоминания о своей дискуссии с членом НФП по вопросу слияния ЛФД и СС:

«– Можно быть уверенным, что ЛФД приказал долго жить. Мы поможем каждому из его членов, кто захочет покинуть ряды, но как организация мы останемся до самого конца, если так будет нужно, потому что мы ответственны за его создание; пока хотя бы один человек участвует во всем этом и подвергается риску, все наши кадры будут помогать ему изо всех сил. Мы несем ответственность за души, и ни один из наших офицеров не оставит своих бойцов и своих товарищей.– Далее если для этого ему нужно будет стать членом СС?– Даже если для этого ему нужно будет сойти в пламя ада. А СС на сегодняшний день не очень похоже на ад. Но все эти различия имеют в сегодняшней ситуации крайне малое значение! Поверь мне, лучше окончить свой путь, сохранив лицо, нежели хитро выйти из игры»^{597}.

10 августа ЛФД был передал в войска СС^{598}. В другом документе дата этого перевода обозначена как 18 октября^{599}. Мы придерживаемся первой версии, с датировкой в августе. Это решение вызвало различную реакцию внутри легиона: от неприятия до одобрения. По мнению историка Форбса, это решение о слиянии ЛФД и французских эсэсовцев в единое формирование было личным решением рсйхсфюрера СС Гиммлера.

Большинство историков пишут, что ЛФД прекратил свое существование 1 сентября 1944 г. Так ли это?

Действительно, можно сказать, что к 1 сентября 1944 г. ЛФД более не существовал как отдельная единица, будучи переведенным в СС, однако тогда дата должна быть 10 августа. Эту ошибку с неверной датировкой 1 сентября отмечал и Форбс.

На наш взгляд, этот огрех связан с тем, что именно 1 сентября Пюо получил звание оберфюрера СС. В качестве «прощального жеста» 127 французов и немцев из ЛФД были награждены Крестом за военные заслуги II класса. Сами награды легионеры получат только через три месяца^{600}.

Большая часть теперь уже бывших легионеров стала основой для 58-го ваффен-гренадерского полка СС формировавшейся 33-й ваффен-гренадерской дивизии СС «Шарлемань». Однако в СС перевели не всех: малая часть отказалась продолжать службу (по разным причинам). Так, например, Форбс утверждает, что от 15 до 20 офицеров и 75 прочих чинов отказались переводиться в СС, а французский специалист Трап пишет, что из ЛФД в СС попало 1200 бойцов^{601}.

Официально ЛФД был распущен лишь 20 ноября 1944 г.^{602}

В истории легиона была поставлена точка.

До последней битвы в Берлине оставалось меньше года.

ПРЕСТУПЛЕНИЯ ЛФД

Одной из самых сложных тем во всей истории ЛФД является вопрос участия легионеров в военных преступлениях на оккупированной территории. Существуют конкретные случаи нарушения «законов войны» (насколько этот термин вообще применим к тому, что творилось в Белоруссии в 1941–1944 гг.) именно бойцами 638-го пехотного полка.

Преступления чаще представляли собой убийства мирного населения во время проведения антипартизанских операций; были и грабежи, и изнасилования. В какой-то момент легионеры даже придумали специальный термин, обозначающий уничтожение, – «zabralize» («забрализировать», производное от глагола «забрать»). Так, французский журналист Люсьен Ребатэ вспоминал о своей встрече с одним из добровольцев, который находился в отпуске:

«– Я тоже француз, журналист, мы на одной стороне. Так ты приехал или отправляешься назад? – Я приехал. Только позавчера в Крушине от вшей прожаривали.– Помимо вшей, очень тяжело? Мороз?– Да, мороз. 35 на прошлой неделе. Но это кажется весной по сравнению с декабрем 41-го, под Москвой. Так что ничего.– Вы проводите операции против партизан, не так ли? Как это происходит?– Каждый раз, когда они закапчивают бой, они теряются на местности. Там огромные пространства. Леса… Тогда мы сжигаем деревни, откуда они пришли и куда они могут вернуться, чтобы пополнить продовольствие. Горит хорошо, все из дерева.– А жители этих деревень?– Мы их забрализируем…– Как ты сказал?

– Да убиваем, как!– Всех?– Весь набор.– А детей?– Детей тоже. Не оставлять же их лежать на снегу в одиночестве. Мы человечные!

Он громко рассмеялся тем смехом, который нельзя описать даже как садистский, сардонический: человек был слишком малоразвит.– В целом, – заключил он, – это довольно забавная работа.

Он засмеялся еще громче. Я испытал отвращение. Отталкивающая закулиса эпопеи. Но, быть может, этот тип просто хвастал…»^{603}

Впервые сложности на почве преступлений возникли у французов в конце 1942 г., когда немецкое руководство внезапно выразило свое недовольство касательно политики, проводимой ЛФД по отношению к мирному населению. Несколько легионеров, по приказу немцев, было отдано под суд, т.к. они «убивали детей, насиловали женщин и воровали лошадей»; четверо легионеров было расстреляло, несмотря на бесплодные протесты французских офицеров, которые утверждали, что поведение их подчиненных совершенно не отличалось от поведения большинства немецких военнослужащих^{604}.

Один из последующих преступных эпизодов касался I батальона Симони. После отставки в мае 1943 г. и возврата в Париж от майора затребовали подробный отчет. Всего рапортов на имя генерала Эжена Бриду (его сын, Жан Бриду, впоследствии занимал пост командира I батальона ЛФД), секретаря правительства Виши на время военных действий, Симони подал два, 24 и 29 июня. Интересно и то, что, согласно внутренней переписке, рапорты Симони читал не только Бриду, но и другие функционеры вишистской Франции^{605}.

Второй документ, от 29 июня 1943 г., содержит в себе краткую «сумму» проведенных «зачисток», с описанием действий, предпринятых против партизан и «подозреваемых», в период с 22 декабря 1942 по 11 мая 1943 г. По словам К. Бенэ, сам Симони внутри ЛФД имел репутацию плохого командира, а как личность был склонен к садизму и пыткам^{606}. Отсюда неудивительно, что он пытается оправдать свои действия, ведь на кону стояла его карьера, решался вопрос, будет он продолжать службу в легионе или же нет.

Разбираемый ниже эпизод произошел в деревнях Сыч и Черневичи, во время краткой «зачистки», проведенной с 8 по 10 января 1943 г. Вот как Симони описал один из населенных пунктов: «Большинство мужского населения (от 18 до 45 лет) сами являлись партизанами, а их женщины были такими же фанатичками. Главой деревни [староста] была женщина-большевичка. У детей было специальное задание на случай прибытия войск в деревню, предупреждать другие деревни и членов лагеря. В этом регионе все являются врагами. Там не было и нет никаких нейтралов, а тем более тех, кто испытывает симпатии к немцам»^{607}.

Симони также даст выдержку из указаний, полученных в Крушине, которыми он и руководствовался при проведении акции (отметим, что эти указания полностью коррелируют с другими директивами по борьбе с партизанами):

«Поведение в подозрительной деревне.

Проникнув в подозрительную деревню, вызвать старосту, быть готовым брать заложников. Собрать мужское и женское население вместе с детьми, под угрозой применения пулеметов. Не колебаться и расстрелять старосту, если есть подозрение, что он лжет. Заместитель сразу же заговорит. Отношение к захваченным партизанам или их пособникам: после допроса, повесить равным образом, как женщин, так и мужчин (мотив: избежать растраты боеприпасов). Осужденные пусть заранее сами себе выроют могилу. Повешенных оставить висеть 24 часа, после чего захоронить».

Описал майор и методы борьбы с партизанским движением в исполнении иных частей: «Подразделения СС, которые участвовали в очищении территории в районе Борисова в сентябре – октябре 1942 г. полностью сжигали вражеские или подозрительные деревни, а также расстреливали все подозрительное население»^{608}. Речь, скорее всего, идет об одном из двух: либо о спецбатальоне СС Дирлевангера, либо о 1-й пехотной бригаде СС (моторизованной).

Итак, целью Симони было подавление крупных партизанских сил в указанном районе. В операции участвовали самые сильные подразделения батальона: два взвода из

1-й роты, взвод из 2-й роты, два взвода из 3-й роты, группа всадников Барбары, плюс 20 местных полицейских; всего 200 бойцов. Симони запасся тяжелым оружием: 21 пулемет, пять 50-мм и три 80-мм миномета. Их начали собирать 3 января.

Симони планировал пройти в зону юго-западнее Оздятичей; поход должен был состояться ночью, через Осово к Сычу, который он считал центром партизанского движения в данном районе. Температура ночью опускалась до -20 – -25 градусов, а снег в некоторых местах доходил до метра и больше.

3 и 6 января Симони лично провел разведку, присматриваясь к точным условиям маршрута будущей карательной экспедиции и ища место перехода (предстояло преодолеть Березину). 7 января дата выдвижения группы была назначена на час ночи. Из-за недисциплинированности выдвижение состоялось на два часа позже, что разозлило Симони. Когда французы прибыли к реке (Березине), с левого берега была выпущена ракета, означавшая лишь то, что их заметили. Симони свернул операцию, французы вернулись. 8 января вновь выдвижение было назначено на час ночи; в этот раз вышли по расписанию. Симони и капитан Иванжин из группы всадников Барбары в совершенной темноте искали брод. Под весом Иванжина лед треснул, и он ушел под воду; его достали. Он отказался эвакуироваться и сказал, что продолжит операцию в таком состоянии. К лесу, укрывавшему Сыч с востока, французы прибыли в 5:30 утра. Они нашли проводника, местную женщину.

Симони разделил войска на две колонны, планируя взять Сыч в «клещи»: 1-я колонна шла бы непосредственно к деревне, «зачищая» примыкающий лес, с флангов ее прикрывали бы всадники Барбары, которые позже «прочесали» бы еще пару соседних населенных пунктов.

Легионеры вошли в лес. В 6:30 произошел боевой контакт с партизанами. В 7:30 Симони отдал приказ атаковать партизанский лагерь: лейтенант Ноэль Пике возглавил атаку. В итоге 1 француз (сержант-шеф) был убит, захвачен 1 советский пистолет-пулемет. В это время левое крыло, под командованием капитана Бассомпьера, наступало на Асаков (нс удалось найти деревню на карте); правое крыло, всадники Барбары, заняли Сыч к 8:00, после чего устремились в две соседние деревни, где разгорелся тяжелый бой с партизанами, преимущество было на стороне последних. По всей видимости, всадники отступили. Один легионер был убит, еще один тяжело ранен из сигнальной ракетницы^{609}.

Вечером того же дня началась экзекуция. Слово самому командиру: «Вечером поведение некоторых мужчин (примерно двадцати, в возрасте от 18 до 40 лет), оставшихся на месте, было достаточно понятным, чтобы я без колебаний применил инструкции, полученные в Крушине. После сожжения двух изб в целях безопасности, которые к тому же были пусты, взрывы гранат и треск патронов, которые там хранились, были слышны больше часа. Я отдал приказ расстрелять всех мужчин, и приказ был выполнен».

По словам Симони, за день операции было выведено из строя (убито, ранено) около 50 бойцов.

9 января: «На следующий день я поджег деревню… Взрывы гранат, мин и патронов, которые хранились в избах, свидетельствовали, что в Сыче хранился настоящий арсенал. Я знал, что то же самое было в соседней деревне (два километра) Черневичи, которая была намоем обратном пути. Я ее сжег, и также разрывы гранат и мин, треск патронов раздавались на протяжении всего горения. Здесь я тоже приказал расстрелять мужчин. Вполне возможно, что в процессе легионеры, недисциплинированные по своей сути и, к тому же, в большинстве своем крайне импульсивные, убили женщин и детей. Все, что тут можно сказать, так это то, что женщины были также фанатичны и уверенны, как и мужчины».

10 января легионеры вернулись на исходные позиции.

Симони подвел в отчете черту под операцией: «Убитые или раненые в бою большевики: пятьдесят (минимальная оценка). Последующие свидетельства местных жителей говорят о сотнеубитых или раненых русских.– Расстрелянные последователи и симпатизанты: тридцать.– Захваченное оружие: пистолет-пулемет с амуницией и круглым магазином.– Деревни (уничтоженные логова и арсеналы): две больших, две маленьких.

Лагерь в Сыче (в лесу) полностью уничтожен»^{610}.

Вопрос вызывает момент с сожженными деревнями: видимо, Симони также спалил те две деревни, где всадники Барбары вели бой, но напрямую оп почему-то об этом в отчете не пишет.

Трупы убитых в Сыче были обнаружены бойцами отряда «Коммунист» под командованием В.К. Деруги. Сохранился документ, который свидетельствует, что всего легионерами и полицией было убито и сожжено 52 человека, в т.ч.

24 мужчины, 12 женщин и 16 детей. Также было сожжено 65 домов. Жители были захоронены отрядом «Коммунист»^{611}. В декабре 1942 г. отряд «Коммунист» вошел в состав партизанской бригады имени Н.А. Щорса^{612}.

Второй преступный эпизод, нашедший свое отражение в переписке и документах, получил название «дело Дагостини». Речь идет о лейтенанте I батальона ЛФД Рауле Дагостини, который был обвинен в военных преступлениях. Во время проведения антипартизанской операции «Майская гроза» подразделение Дагостини 22 мая 1943 г. попало в засаду в деревне Котово и понесло потери в количестве 7 убитых и 20 тяжелораненых; их пришлось оставить на поле боя. Французам противостояла крупная группа партизан, силы которых оценивались в диапазоне от 150 до 1000 человек, при 12 пулеметах и 6 минометах. Легионеры попали в «огневой мешок» и вынуждены были быстро выходить из окружения. При прорыве французы подожгли деревню; прорыв удался. Через 10 дней легионеры вновь пришли на место недавнего боя, чтобы забрать тела своих сослуживцев, но, не обнаружив их, в качестве репрессии подчиненные Дагостини расстреляли трех мирных жителей.

За это противоправное действие лейтенант предстал перед германским военным трибуналом в Борисове. В судейской «тройке» председательствовал немецкий полковник, в качестве помощников ему дали капитана вермахта и французского лейтенанта. Рауль Дагостини в суде строил свою линию защиты следующим образом. Он утверждал, что не поджигал деревню намеренно, и что это было лишь случайным стечением обстоятельств: во время прорыва французы использовали минометы для создания «бреши», поэтому снаряды якобы зажгли деревенские хаты. Что касается расстрела мирных крестьян, то Дагостини не помнил точно, сколько расстрелял (хотя и назвал цифру в 2–3 человека). Мотивировал это он тем, что якобы в попытке найти тела своих товарищей он не смог добиться от крестьян какой– либо информации и применил репрессии.

Помимо Дагостини, был допрошен один младший офицер, участвовавший в карательной экспедиции. Так он вспоминал о той казни: «Мы собрали всех трудоспособных мужчин в избе. Лейтенант сидел напротив печки, за столом, рядом с ним стоял переводчик. Двое вооруженных часовых заводили русских, одного за другим. Переводчик спросил: “Скажи нам, где захоронены французские солдаты?” Человек ответил: “Я не знаю”. Мы вывели его на улицу, и сержант выстрелил ему в затылок»^{613}. Так было убито трое крестьян; четвертый указал на могилы легионеров в лесу.

Трибунал оправдал Дагостини, хотя его и отправили назад во Францию. В качестве «утешения» за то, что лейтенант попал под суд, его наградили Железным крестом II класса^{614}.

Своего поста лишился также и Симони. Полковник Пюо

7 июня писал генералу Эжену Бриду: «Майор Симони, освобожденный от занимаемого им поста и исключенный из ЛФД за зверства (я еще вернусь к расследованию), заменен капитаном Пуассоном…»^{615}

Вернувшийся во Францию Симони был крайне недоволен и в своем отчете от 24 июня 1943 г. подверг ЛФД разгромной критике. По его мнению, следовало отправить легионеров в тренировочный лагерь; очистить легион от всех нежелательных лиц (прежде всего, офицеров); тренировки должны продолжаться не менее 2 месяцев, после чего ЛФД должен быть отправлен на регулярный фронт^{616}.

Однако история с Котово на этом не закончилась. Отставка Симони «переплелась» с судом над Дагостини.

Спустя несколько недель после своей отставки и возвращения во Францию Симони получил странное письмо, как утверждают, от одного из своих бывших лейтенантов. В письме теперь уже бывший офицер очень удивлялся потере своей должности и говорил о том, за что его хвалили в прошлые разы. Вот этот текст: «Работа была проделана на славу! Я полностью, до оград, разделяющих избы, уничтожил деревни Астовок, обе Демишковки, две Куясовки и Котово. Небольшое количество жителей, которых мы обнаружили там, было нами “забрализировано“ [вновь этот термин. – О.Б.] за шпионаж в пользу врага. Есть одна вещь, которая меня разозлила. В Котово я приказал запереть одну славную женщину в сундук, она раздражала меня своими криками; в момент нашего отхода я поджег деревню и забыл, что запер ее там! Ай-ай-ай, паночки! В тот раз, дивизия посчитала, что все прошло нормально, и меня похвалили за то, что я устроил пожары и поджоги, это просто непонятно»^{617}.