Текст книги "Кешмарики от Иннокентия"

Автор книги: Олег Готко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Он: У тебя вся спина белая.

Она: Впрочем, невозможно забыть то, чего никогда не слышала. С тобой, дорогой, трудно подхватить склероз. А какая чудная болезнь – ничего не болит и каждый день новости.

Он: Что? Какие новости?

Она: Официант, говорю, возвращается с заказом.

Он: Какой шустрый!  Неловко разворачивается. На него натыкается официант и нечто жидкое льется на плечо посетителя Мой пиджак!!!  струйка бежит вниз Мои брюки!!! Мои носки!!!

Оф: возмущенный не меньше Наш соус!!!

Он: встает Какой к черту соус?!! Мой костюм!

Оф: От Кардена он у тебя, что ли? Ходят тут всякие в ширпотребе от Версаччи и соус разливают!!!

Он: слегка растерянно Да что за соус такой?

Оф: ставит поднос на стол и закатывает глаза О-о, соус! Оригинальный рецепт, дошедший из глубины веков. Этой смесью египетские жрецы бальзамировали фараонов!!! А ты, пиджак, штаны, эх...

Он: приходит в себя и краснеет от злости Хватит мне здесь лапшу на уши вешать! Тоже мне, ёма-ё, фирменное блюдо! Зови сюда метрдотеля!

Оф: безучастно Это невозможно. Он отравился грибами у конкурентов.

Он: возмущенно К черту твою саморекламу! Директора!

Оф: тихо улыбаясь В творческой командировке. Но есть шеф-повар. Он подтвердит.

Он: берет себя в руки под укоризненным взглядом жены и присаживается Зови.

Официант брезгливо трет пятно салфеткой и исчезает.

Она: давясь от смеха Ты – настоящий мужчина!

Он: воспринимает все на полном серьезе Окончательно охамел этот сервис! С ними по-другому нельзя! Сейчас я устрою им веселую жизнь! Всем этим жрецам и фараонам!

Возвращается официант. За ним неуклюже лавирует между столиками длинная фигура с зеленоватым лицом.

Он: Ну?!

Оф: Прошу любить и жаловать.

Он: с отвращением разглядывая приближающегося повара, который в танцевальном ритме огибает сидящих посетителей Голубой какой-то!

Оф: Никак нет. Гей у нас швейцар, а у повара просто язва желудка. У конкурентов, кстати, работал.

Он: Тьфу на твою саморекламу еще раз!

Она: Так вот почему у них теперь не подают кефир!

Он: Не глядя на супругу, обращается к прибывшему язвеннику Ну?!

Повар: вытягиваясь с деревянным выражением лица Наш соус соответствует лучшим стандартам разработок в области приправ. В него входят чистые в экологическом отношении ингредиенты, доставляемые из Египта, Ливии, Туниса в обмен на автоматы Калашникова для бедуинов на основании договора, подписанного с Ясером Арафатом лично.

Он: заинтересованно О-о!  В сторону жены А ты говоришь – костюм!  По– ворачивается к повару Если тут у вас все под таким соусом, то есть чудные бронежилетики!

Повар: отрицательно качает головой Бронежилетики есть у всех. Вот если бы бронечалму им предложить...

Он: О-о, а это совсем уж идея!

Завязывается узкоспециализированный разговор, а официант тем временем сервирует стол. Супруга торговца оружием с трудом удерживается от того, чтобы не строить ему глазки. Ей мешает сознание того, что официант на нее не смотрит .

Она: щелкая пальцами около его носа Я тут краем уха слышала, что вашим соусом бальзамировали фараонов... Не можете ли вы рассказать об этом подробнее?

Оф: нерешительно Боюсь, что это слегка испортит вам аппетит.

Она: Да что вы! Какой уж тут аппетит при живом-то муже!

Оф: Вы – оригинальная женщина!

Она: Все женщины оригинальны в силу своих пропорций и наличия мужей. Кстати, я где-то читала, что в рецепт жидкости, вернее, соуса для бальзамирования должен входить мышьяк. Правда ли это?

Оф: Боюсь, что это коммерческая тайна.

Она: заразительно смеясь Что вы, я клянусь рогами моего благоверного, что не работаю на ваших конкурентов! Меня интересует, достаточно ли оригинален ваш рецепт?

Оф: подмигивая Ну-у, тут все зависит от желания клиентов.

Она: Надеюсь, совсем не обязательно быть женой фараона, чтобы упечь мужа в пирамиду, а?

Оф: Абсолютно правильно подмечено. Справедливо будет также добавить, что не нужно быть фараоном...

Она: Это угроза или...

Оф: Или прикажете подавать чай?

Она: А он у вас не менее оригинален? Настоян, наверное, на листьях лотоса?

Оф: Чай понятие растяжимое и символическое.

Она: Тогда вернемся к соусу. Надеюсь, мы договорились?

Оф: Согласно статье уголовного кодекса за номером... Черт, никак номер не запомню. В общем, я становлюсь соучастником.

Она: весело Соучастник богатой вдовы называется совсем другим словом. Я умею ценить услуги.

Оф: Это не может не радовать. Более, чем энергично удаляется на кухню, откуда доносятся стоны дегустатора, который в прошлой жизни был жрецом Сета

Тем временем высокие договаривающиеся стороны заканчивают разговор и повар снова вытягивается во весь свой рост.

Он: Привет Ясеру Арафату! Надеюсь, что наше сотрудничество на этом не закончится. Намекните там, что есть разработки броненамордников для верблюдов. Броненосцы пустыни – это же звучит!

Повар: Обязательно. Рад был познакомиться. Приятного аппетита!

Он: потирая руки Ну-с, дорогая, ты была права. Какая жалость, что мы не были здесь целых семь лет!

Она: Шесть.

Он: Один черт, никогда не знаешь, где найдешь, а где потеряешь...

Она: мечтательно Как верно подмечено!

Появляется подмигивающий официант с соусницей. Она подмигивает в ответ. Он кладет прибор на стол и исчезает. Чувствуется, что это у него уже давно вошло в привычку.

Он: поднимает наполненный бокал Итак, я предлагаю тост...

Она: поднимаясь Подожди, дорогой. Мне нужно поправить прическу.

Он: подозрительно Кто тебе её успел растрепать?

Она: Сквозняк, ветер, легкий бриз, вечер на берегу. Тихо шелестят пальмы и бедуин в бронечалме раскачивает бронегамак. Шуршат галькой волны Нила...

Он: морщится Крокодилы, пальмовые крысы... Боже, опять эта лирика. Когда же это кончится?!

Она: Скоро, дорогой, очень скоро. Я сейчас.

Он остается один. Через какое-то время к его столику подходит, виляя бедрами, темная фигура. Она нагибается к его уху и что-то шепчет.

Он: Что? Говори громче.

Фигура: томно Я говорю, есть славное средство.

Он: Какое средство и, вообще, ты кто такой?

Фигура: закатывая глаза Я – швейцар.

Он: И что ты хочешь предложить?

Швейцар: обольстительно улыбаясь О чем договоримся, шалунишка.

Он: шарахаясь Только не надо этих фокусов!

Ш: надувая губы Ой мы какие! Ну ладно. Так вот, есть средство от твоих проблем.

Он: У меня нет проблем!

Ш: поучительно Проблемы есть у всех. Для начала хочу предложить тебе славный отбеливатель. Ко мне тут тетка давеча приехала. Два ящика привезла.

Он: Мелкий опт меня не интересует.

Ш: Я тебе не опт предлагаю, а избавиться... от пятна на костюме.

Он: подозрительно И часто здесь соусом обливают?

Ш: Ну, соусом не часто. А вот после перестрелки кровь застирывать ведь чем-то надо, правда? Тетя Ася у меня отнюдь не дура, как может показаться.

Он: очень подозрительно И часто здесь бывают перестрелки?

Ш: О-о, милашка, да ты здорово отстал от жизни. Поди, лет пять здесь не был?

Он: Шесть.

Ш: Тем более. Идем, что ли?  Они встают и удаляются в сторону туалета. В зале вовремя начинается перестрелка. А я что говорил!

Когда пальба начинает затихать, в зале появляются официант и будущая вдова. Галантно поддерживая её под руку, он помогает ей короткими перебежками добраться до столика, около которого, воспользовавшись отсутствием на входе любимого швейцара, уже вертится неопознанное лицо, не совместимое с понятием о прописке.

Оф: Брысь, противный!

Бомж уходит со словами: "Так всегда!" Вслед ему летит шальная пуля и щелкает по образцу опытной модели бронерубища. Он падает с теми же словами, затем начинает ползти обратно к столику. Роль есть роль.

Она: продолжая разговор Я уже давно не испытываю с ним ничего, кроме апатии.

Оф: О, апатия. Понимаю, отношение к сношению после сношения. Как это нас роднит!

Она: О, дорогой!

Оф: О, дорогая! Кстати, а где наш вдовец?

Она: Ты что? С ума сошел?! Я же живая!

Оф: отстраняясь Я тебя не понимаю. Ведь вдовец – это муж вдовы, разве не так?

Она: всем своим видом доказывая обратное Кажется, ты что-то путаешь...

Оф: Ладно, не суть важно. Его все равно нет за столом.

Она: нагибается и видит чьи-то ноги под столом. Сдавленно Неужели уже свершилось? Как это романтично! Правда, ты уволишься и мы будем приходить сюда каждую субботу?

Оф: тоже нагибается Сколько раз тебе можно повторять! Брысь!

Бомж со вздохом и не балуя их разнообразием словарного запаса удаляется из-под стола. Официант тоже уходит вслед за ним, время от времени пиная жертву паспортного режима Со стороны туалета появляется без пяти минут покойник. На его лице бродит блудливая улыбка. Швейцар выглядит откровенно удовлетворенным. Его рука покоится на талии клиента. Привычно наклонясь к уху, шепчет.

Ш: Есть еще одно хорошее средство.

Он: От чего?

Ш: Уточняю, милашка. Не от чего, а от кого. Воспользуйся и мы с тобой так заживем!

Он: Звучит неплохо.

Ш: Звучит восхитительно! Держи таблетку. Бросишь в шампанское и сделаешь мне знак.

Он: Какой еще знак?

Ш: Ну-у, дернешь себя за ухо, например, и я вызову нашу частную службу скорой помощи. "Пирамида" называется. Кстати, мне её и так придется вызывать. Что ж, пойду займусь рутиной. Он: присаживаясь за столик и роняя в бокал супруги таблетку Ну вот, дорогая, мы снова вместе! Предлагаю выпить по этому поводу.

Она: цедит сквозь зубы С удовольствием.

Берет бокал и цедит сквозь зубы вино. На жертвах кариеса вязнет полурастворившаяся таблетка. Выплюнуть она её не успевает, так как наступает паралич дыхательных путей. Женская головка глухо падает в блюдо с соусом, разбрызгивая снадобье. Муж дергает себя за ухо и радостно улыбается во весь рот, когда большой комок отравы влетает ему в рот. Прожевать свою радость до конца он не успевает и валится со стула в страшных судорогах. Появляются стройные девочки в балетных пачках со стилизованным рисунком пирамиды на груди и тащат тела к урчащему за кулисами мотором катафалку. За ними, обнявшись, уходят швейцар и официант. По их спинам чувствуется, что горе заставляет людей не только сближаться, но и менять свою сексуальную ориентацию. Гремя приборами, публика продолжает ужин.

Официант и швейцар: хором Только у нас самый надежный соус! Добро пожаловать в "Тутанхамон Х???" ! Занавес.

ИЗНУТРИ И СНАРУЖИ

– Все будет хорошо...

– Когда?!

– Все уладится...

– Когда же, черт побери?!!

– Навсегда...

Зудящий голос в телефонной трубке шептал одно и то же, сменяясь комариным писком. Одни и те же слова сочились оттуда. Бессмысленные, как шелест опадающей листвы, как завывания прошлогоднего ветра.

Это был его голос. Там, в трубке. И это он говорил себе эти слова... И этого не могло быть.

Телефон зазвонил поздно вечером, когда в комнате царил полумрак. Он уже много дней не зажигал свет. Тот заставлял зрачки превращаться в точки и визгом бензопилы коверкал хрупкую гармонию сумерек, царившую между ним и всем остальным миром. Лампочка, от которой зависела его жизнь, не горела.

– Алло? – сказал он.

– Это я, – прозвучало в трубке узнаваемо. Этот голос ему часто доводилось слушать из динамика диктофона, уже давно ставшим постоянным и единственным собеседником.

– Не может быть!.. – выдохнул он. Никто очень давно не набирал этот номер.

– Все не так плохо...

Это были первые слова, сказанные им поздней ночью прошлого года, когда в приступе оптимизма набрал собственный номер и, вопреки электронной логике коммутаторов, ему ответили. Тогда его состояние было далеко не трезвым. Та ночь была последней ночью, когда был пьян. Разговор по телефону с самим собой – это бред. Еще тогда он знал это, но ничего не мог с собой поделать. Впрочем, как и сейчас с этими мыслями о лампочке. Жизнь не может зависеть от накала спирали, так же, как и наоборот. Лампочка когда-нибудь загорится независимо от того, будет ли он жив или мертв.

Он положил трубку. Темнота потоком, густеющим с каждой минутой, вливалась в окно из мира сумасшедших компьютеров и сводящих с ума коммутаторов, которые нужно благодарить за этот звонок. Тьма затапливала дом и душу. Бессмысленный взгляд уже давно сфокусировался в мутной точке пространства, которая была всего лишь точкой в необъятном Пространстве Вселенной, порожденной его мозгом...

В этой Вселенной не было места остальным людям. В ней не было места даже для него самого. Мысль посетила его и мгновенно очаровала своей простотой. Ему нет места. Жизнь никчемна и пуста, как Пространство, Создателем которого был... Трупным червем шевельнулась уверенность в том, что со смертью ничего не измениться. Абсолютно ничего. В конце концов, звонок уже прозвучал.

Когда-то он пришел в мир, чтобы создать пустое Пространство и теперь ему черед уходить. Уйти, оставив еще одну брешь, черный провал безнадежности пропасть, где уже лежат кости предшественников.

Красный алмазный дым заклубился в бесконечно одинокой точке. То была его душа. И она, так же, как давеча голос, шептала умоляла, пророчествовала, доводя до бешенства, но не умолкала ни на секунду. В такую душу хотелось плюнуть. Она лишь портила бездонную красоту созданного. Прелесть ночи необходимая составная его Пространства, венца творения.

Так прошла ночь. Еще одно темное время суток, когда не сомкнул глаз. А потом прозвучал дверной звонок. Кнопка нажалась и пыльные контакты замкнулись, чтобы он удивленно повернул голову на звук. Предрассветные сумерки, поглотившие блестящий дым, и усталость превратили окружающее в нечто совсем на себя непохожее. Предметы колебались и расплывались в колдовской дымке. Лишь ночью они были верными союзниками, готовыми исполнять желания, а по утрам их охватывало игривое настроение. Он ненавидел их за готовность меняться контурами, сущностью и местами. Они норовили подлезть под ноги, недружелюбно толкнуть в плечо и тут же, едва не строя глазки, затаиться в уголке, невинно поблескивая полировкой или же пуская солнечные зайчики зеркалами, от которых зрачки тоже сужались...

Он сдвинулся с места. Тело оказалось неестественно легким и ему пришлось двигать его к двери, отвечая злобной взаимностью на шалости мебели. Теперь от былого царства не осталось и следа и квартира принадлежала предметам. "Такова судьба всех царств, – подумал он тускло, – но иногда побежденные не сдаются в плен..."

Бесконечно долго плыл он по коридору к далекой двери, иногда останавливаясь, чтобы снова услышать манящий звонок. Ему отчаянно хотелось, чтобы это было неисправностью. Звонка, кнопки или его головы.

Оказавшись вплотную к двери, он приник к глазку. Там была сияющая пустота. Слишком яркая, чтобы тот, кто был всю жизнь неуверен в себе, теряясь перед захлопывающимися перед носом дверьми, мог попытаться уступить её настойчивости. Он отпрянул и, вжавшись в стену, оказался перед выбором не из легких. Допустит ли тьма, лелеемая внутри, чтобы это ворвалось в его Вселенную или нет?

Дрожь рук передалась телу. Сможет ли он этими руками сделать это?..

В мире, который существовал вне его, до сих пор принято считать, что харакири следует делать по зрелом размышлении. Вполне возможно, что он до сих стоит перед дверью, перед выбором, перед ножом...

Как все мы. ВЫЛАЗКА

Был вечер выходного дня. Седой, слепой и бродячий менестрель настраивал бандуру, сидя прямо на мостовой. Из одноименного кабака вышли три богатыря. Им хотелось простых народных песен.

– Ты глянь, – толкнул Алеха, сын попа из заштатной деревеньки, Илью родом из Мурома, – калика, а туда же, в певцы!

– Так куда же им еще? К станкам, что ли? – резонно заметил Никитич, по натуре страшный добряк, пока Илья раздумывал над замечанием приятеля, которое находилось вне его компетенции, нависнув над перехожим сторожевой башней. – Али депутатом в Народное Вече?

– Там тоже инвалидов хватает, – Попович разбирался в жизни не хуже, чем в музыке. – Как скажешь, Илья?

– А может ему, это, в ухо, а? – разродился извечным вопросом Муромец.

– Да что ты, как мальчик-даун, все в ухо да в ухо! – в медицине Алеха понимал слабее.

– Так какого татарина мы здесь тогда стоим? – не желал давать слабину проходимцу Илья. Когда-то такие же, как этот, поставили его на ноги и с тех пор, благодаря своей голове, он не знал покоя.

– Слышь, братан, давай определись. Или в ухо, или послушаем песню. Добрыня был верен себе и, как всегда, последователен.

– А какая разница? – муромские брови поползли вверх, приподнимая шлем.

– Нужно делать так, чтобы одно другому не мешало, – пояснил мысль партнер. – Дадим в ухо – не услышим песни. Так уже было с Соловьем-разбойником, помнишь? А если сначала послушаем песню, а потом дадим в ухо, то это уже будет им заслужено. Понял разницу? Он уже будет не просто акын, а заслуженный артист!

Открывшаяся перед ним перспектива явно потрясла менестреля и он затянул дурным голосом:

– Богатыри – не вы...

– Эй, старче, ты чего это поешь?

– Я же говорил – в ухо! – Илья начал закатывать чешуйчатые рукава кольчуги.

– Погоди, братан. Он же все-таки слепой. – Добрыня был настроен на творческий вечер. Ему отнюдь не хотелось быть свидетелем и снова давать показания татаро-монгольской полиции, которая всегда в таких случаях появлялась незваной, как верно подметил народ.

– Сейчас дам в ухо, у него живо глаза на происходящее откроются. Муромец принялся за следующий рукав, лязгая чешуей и зубами, которые болтались у него в виде браслета как воспоминание о последней стычке на бусурманской таможне.

– Старче! Или меняй репертуар, или не забудь подставить второе ухо, быстро вставил Алеха, наклонясь к пока еще здоровым органам слуха калики. Давай что-нибудь эпическое, но только не про Тарзана. Муромец, понимаешь, он бродячих животных не сильно любит... Да и остальных тоже, кстати.

Бандурист усердно кивнул и в воздухе поплыл деревянный звук, когда лоб соприкоснулся с инструментом.

– Что это было? – начал оглядываться по сторонам Илья. – Никак снова набат?

– Да нет, – успокаивающе похлопал его по плечу Никитич и кивнул на старца.. – Это самообслуживание.

– А-а, это хорошо. Ну, бродяга, давай.

– Ой, вы геи еси, добры молодцы...

– Кто-кто мы еси?! – опешил Илья и повернулся к Добрыне.

Тот пожал плечами.

– Былина о сексуальных меньшинствах. Надо понимать, исполняется впервые.

Муромец повернулся к Поповичу:

– Никак слухом земля полнится. А ты говорил...

– А что я? Что я? – как всегда пассивно попятился от напарника Алеха. Такого шила, как у тебя, в кольчуге не утаишь.

– Это тебе не кот в мешке. – поддакнул Добрыня. – Не мешайте наслаждаться искусством.

– ...И за борт её бросает в набежавшую волну. Евнух в ужасе таращит глазки. Понял, чертов супостат, что реальность далека от сказки. А Илья берет его в объятья, рвет портки, крича победно:" Повеселимся ужо, братья!"

– Не было такого, – неуверенно пробасил Муромец, краснея в неверном свете восходящей луны.

– Из былины слова не выкинешь, – ревниво пискнул Алеха и спрятался за широкой спиной Добрыни. Никитич злобно толкнул его локтем, давая понять, что выбранная позиция не совсем удачна, а скорее, даже наоборот.

– Вечно ты все путаешь! Неужто "Кама сутры" начитался?

– За кого ты меня принимаешь?

– А за кого мне тебя принимать, если из нас троих только у тебя кобыла? И, вообще, я же говорил, не мешай наслаждаться.

– Тебе бы все наслаждаться! – вздохнул Попович, потирая больное место.

– А что прикажешь делать в свободное от тебя время? – буркнул Никитич и оценивающе посмотрел на менестреля.

– ...И я там был. Мед-пиво пил и по уху получил! – распинался тот на бандуре.

– Да ты на что намекаешь? – не мог успокоиться Алеха. Невыносимый зуд призвания не давал ему найти места.

– Намекаю, когда вынимаю...

Илья исподтишка кинул взгляд на милых, которые тешились, и отвел душу, врезав певцу по уху.

– Ну, Илюха! – укоризненно покачал головой над умолкшим телом Добрыня. Наш пострел и тут поспел.

– Такая душевная была песня, а ты из него душу вытряс, – лицемерно опечалился Алеха, о призвании которого еще не скоро начнут слагать былины.

– А чего он будущее предсказывает? Талант, понимаешь. Тьфу!

– Видимость одна, – согласился ценитель искусства.

Какое-то время они молча стояли и лунный свет блестел на верхушках шлемов, а скупые огоньки сигарет выхватывали из темноты суровые неунывающие лица. Потом они бросили курить и снова зашли в кабак с одноименным названием. Вылазку надо было обмыть.

Был вечер выходного дня.

Г И Д

Я сидел на скамейке в сквере около сверхофициального здания, а вокруг падали звезды. Красота, но мое состояние не соответствовало этому факту. Скажу больше, жестокое похмелье по сравнению с ним показалось бы нирваной. Я сегодня в пух и прах рассорился со своей девчонкой, а выпитое только усугубило бездонную трещину между мной и всем остальным миром. Мрачно уставясь в вечернее небо, я злорадно размышлял об обретенной свободе. Однако, сколько о ней не думал, она меня не прельщала в угоду неведомым врагам. Ого, куда меня уже занесло. Никогда не думал, что параноики близки мне по духу!

Итак, поймав себя на этом, я постарался сменить тему для размышлений и постепенно мысли плавно перешли на рельсы раздумий о смысле жизни. От личных невеселых дел они съехали на проблемы общепланетные, а затем и метагалактические. В воображении засверкали кружащиеся спирали галактик. Впрочем, очень похожие на стальные штопоры из тех, которыми неумелые официанты открывают вина, чтобы облить тебя. Черт, мне всегда попадались официанты, у которых руки растут оттуда, где у бобра хвост, и это никогда меня не настораживало!..

Короче, я смотрел на яркие звезды до тех пор, пока не начало казаться, что медленно падаю в Созвездие Помойной Ямы. Оно манило и притягивало к себе, как желание жить со своей девчонкой...

– Извините, не мог бы я вас побеспокоить? – ворвался в грезы бесстрастный голос почти без акцента.

– Нет, – отвечал я, потому как "могли бы побеспокоить" и кого-нибудь другого.

– Но, ну... но, ну... но, ну... – обладатель голоса зациклился на противоречии между желаемым и видимым. Значит, мысли читать не умеет.

– Я не пуп Земли, – подкинул я ему задачку посложнее, по-прежнему не сводя взгляда со звезд, так сказать, не снисходя до уровня. Это были её любимые упреки: "Ты считаешь себя пупом Земли и никогда не опускаешься до уровня собеседника!" А что делать? Общаясь с черепахой, становиться раком? Одним словом, во мне буянило раскаяние, но сдаваться первому-встречному я был не намерен.

– Но, ну... но, ну... но, ну... – сменил тональность заблудший идиот.

– Баранки гну, – раззадорил я его.

– Но ведь здесь больше никого нет.

– Я в этом не виноват, – кто скажет, что это нелогично, пусть плюнет мне в глаз.

– Но вы могли бы позвать кого-нибудь.

– Сегодня я – выходной филантроп.

– Но мне нужен ксенофил2. Не могли бы вы потревожиться об этом?

Это уже было слишком. Я оторвался от неба и посмотрел на нахала. Он стоял в двух шагах слева от меня, одетый не то в простыню, не то в тогу и был прав. С одной поправкой. Ему нужен был помешанный ксеноман, то бишь, просто какой-то фанатик неземных форм жизни. На голове у него красовалась почти ярко-зеленая панама, притом в большие желтые горошины, а из-под нее выпирало лицо. И какое! Слово "морда" дало бы лишь бледное представление об этой образине. А я, как уже было сказано неоднократно, любил женщину, земную до такой степени, что у неё для меня даже имелась теща.

– А ты, случаем, не желаешь, чтобы я разделся?

– Зачем? – перехватил он инициативу задавать глупые вопросы, если, конечно, не хотел поменяться со мной одеждой.

– Не знаю, – я тоже понятия не имел, на кой черт мне голышом сидеть на скамейке.

Разговор, естественно, зашел в тупик. От неожиданности я закурил. Галактики были беспардонно абортированы в сумерки подсознания.

– А может вы не будете раздеваться?

" Ишь, ты! Находчивый какой! – скептически подумал я. – На кой черт мне твое пончо и бескозырка в придачу!" А вслух лишь согласился:

– Конечно, не буду.

– Тогда я побеспокою вас?..

– Уже.

– Что, извините?

– Побеспокоил.

– О, простите, – чучело помолчало и снова заныло. – Ну, но... но, ну вот вы не соизволили бы подсказать, где собираются участники Конференции?

Словарный запас его был небогат, но – мать моя земная женщина! – давал сто очков вперед моей скудной фантазии. Надо же было избрать местом умственных страданий сквер около Галактического Центра! Да, работа дает себя знать уже из подсознания, а всем известно, что штука это темная и с ней надо быть поосторожнее.

Вздохнув, я с усталостью в голосе ткнул пальцем в здание напротив. Заблудший идиот велеречиво поблагодарил и растаял в темноте. Телекинетик хренов. Надо же было устроить Конференцию именно на Земле! За это проголосовало большинство окольцованных рас. Экзотики им, ублюдкам. захотелось! На двуногую, блин, форму разумной жизни поглядеть, черт побери!

Я огляделся по сторонам. На полянке продолжали приземляться "тарелки" и прочая подобная рухлядь. Из нее выходили, выползали и еще как-то выдвигались им одним известным способом незнающие дороги пришельцы.

Делать было нечего. Что я там говорил про параноиков? Так вот, такое им и не снилось. Эти уроды окружали меня. Медленно, но со всех сторон. Нужно было что-то предпринимать и я плотно завернулся в эстиконовую шаль. Вы не знаете что это такое? Я тоже понятия не имел, пока не выменял её на восемь пар носков у паука родом с Сириуса. Так вот, эта штука делает меня невидимым. Будущая теща душу бы за нее заложила, но... Не планида ей!

– Не будете ли вы так добры... – вторгся в мое одиночество скрипучий голос почтенного трехметрового главы сине-зеленого семейства, выстроившегося в количестве восьми особей вокруг скамейки. Их ультрафиолетовые глаза сверлили меня с нескрываемой заинтересованностью.

"А не пошли бы вы..." – успел подумать я, как этот телепатический проходимец с готовностью заявил:

– С громадным удовольствием, только укажите, пожалуйста, более точное направление.

Очень похоже, что раса этих водорослеподобных зануд не отличается ненавязчивостью. Чтобы не подумать ничего лишнего в дипломатическом плане, я плюнул им всем под ноги и мои скорбные мысли перешли в инфракрасный диапазон вместе с вашим покорным слугой. Для этого мне потребовалось всего лишь сдвинуть набок лейстиковую треуголку. Такую необходимую шляпу может заполучить любой, кто предложит двадцать пар кроссовок "Nike" сороконожке с Гончих Псов. Приятно сознавать, что если бы не предусмотрительность, то быть бы мне причиной звездных войн..

Меня никто не трогал минут двадцать. Все это время я только и делал, что мысленно прокручивал эпизод, приведший к краху будущую семейную жизнь.

Все началось с того, что суженная объявила о дне рождения папочки. Без пяти секунд родственников нужно уважать, тут я спорить не буду. Схватив первую попавшуюся упаковку покрасочнее, которую выменял у залетного и очень волосатого жука на бронзовую и антикварную табличку: "У нас не курят", я направился в гости. И все было бы здорово, если бы не забыл, что от этих инопланетных тварей с их способностями можно ожидать любой пакости. Квазитесть развернул упаковку, вынул оттуда весьма элегантный пузырек с блондинистой жидкостью и позеленел. Нет, не от того, что хлебнул сдуру этой гадости, а потому что был лысым до чрезвычайности. Не улавливаете связи? Поясняю. В пузырьке был шампунь...

Ну, а дальше все пошло по раз и навсегда заведенному среди приматов порядку. Ссора, визг тещи, слезы ненаглядной, готовой простить меня по первому требованию, и вопли папаши в том смысле, что эту обиду я шампунем не смою. Короче, семейка возжаждала моей крови и я еле ноги унес, ухитрившись укусить мамочку за ухо всего один раз. Зубы у меня еще те! Большой специалист по белой магии делал. Покрытие у клыков из обыкновенного серебра, а под ним вставка из дерева, на котором повесился местный аналог Иуды. Да, други мои, Иуда – понятие интергуманоидное! Вот уж не знаю, на что колдун-стоматолог ухитрился её выменять, но страшная сила, я вам скажу, супротив всякой нечисти!

Итак, я прикидывал так и этак, как бы поправить положение, но тут меня снова засекли.

– Папа, папа! Вон дядя местный сидит! – недоразвитый ублюдок тыкал в меня зазубренными полутораметровыми усиками, по всей видимости с успехом заменявшими ему прибор ночного видения. Подслеповатый в этом диапазоне родитель, растерянно вертевший странной частью кузнечикоподобного тела, замер.

" Не дай бог иметь такого знакомого в роли тестя..." – только и успелось подуматься мне, как он бросился в мою сторону с вопросительным выражением на том месте, где я был склонен расположить ему лицо.

Не оставалось ничего, как только в ужасе схватиться за левое ухо, где висела радиковая серьга и нырнуть в радиоволны. Что бы я делал, если бы одна трехносая лягушка не соблазнилась тремя подлинными ритуальными кольцами с Новой Гвинеи?! За считанные секунды мое тело было битком нафаршировано точками, тире и рок-н-роллом. Со вздохом отчаяния я ретировался обратно и оказался лицом к лицу с тем местом, которое посчитал у очередного гостя Земли левой руколапой.

– Ты мне – "тарелку", я тебе – направление, – с ходу заявил я ультиматум.

– О, да! Конечно. Хорошо, отлично. Просто здорово, великолепно...

– Ключи, – потребовал я у этого полиглота-маньяка, дабы остановить словесный понос превосходных степеней, которые наверняка были у него в запасе. – Пожалуйста, будьте добры, рад услужить... – в процессе очередного словоизлияния пространство вокруг нас помутнело и он всучил мне нечто среднее между фонарным столбом и штангой.

– Вот это ключи? – я с ужасом представил звездолет в виде небольшого заводика по изготовлению спортивного инвентаря и предметов освещения.

– О, да. Это есть одновременно, в одно и то же время, я бы сказал, синхронно...

– Короче! – мне уже было наплевать на причины межгалактических конфликтов.

– И ключи, и тарелка, – существо ткнуло членистоногим органом в "ключ" и фонарный столб, раскрывшись зонтиком, превратился в малолитражную, но довольно пристойную "тарелочку".

– О-о, – восхитился я не только из вежливости и предложил, лихорадочно размышляя, что могу предложить взамен. – Махнем, а? Не глядя?

– Что есть "махнеманеглядя"?

За что люблю фанатиков своего дела, так это за их верность избранной страсти!

– Давай я тебе объясню значение этого слова, а ты подаришь мне это?

– Согласен. Да. Абсолютно. Навсегда... ***

– Эй, Дземляк! Где тут Дземля? – зажужжало у меня где-то в желудке.

...Я сидел на дне Моря Дождей и продолжал ломать голову над тем, как бы половчее загладить вину и сохранить в целости свою же кровеносную систему. С тестем было просто. Подарю ему набор бильярдных шаров и пусть смотрится в них, как в зеркало. Но вот что делать с ухом тещи?..