Текст книги "Угроза вторжения"

Автор книги: Олег Маркеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 48 страниц)

Крылья Орла

Чаще всего твоими противниками будут ослепленные ненавистью и отравленные презрением. И то, и другое губительно, Олаф. Научись любви и сочувствию, и ты будешь побеждать в ста схватках из ста. Любовь и сочувствие не есть слабость, если они делают тебя непобедимым. Любить – это растворяться в другом. Так ты станешь невидимым и неуязвимым. Сочувствовать – значит чувствовать вместе. Так ты сможешь упредить удар, лишь почувствовав желание его нанести. Сочувствуя противника, ты сможешь управлять его чувствами, как управляешь своими. Он будет видеть, слышать, ощущать то, что захочешь ты. Не сопротивляясь, потому что сам будет хотеть того, что захочешь ты. Да, Олаф, воин должен уметь превращать Любовь и Сочувствие в оружие. Но применять его следует лишь против ослепленных ненавистью и презрением.

Их было семеро. Шестеро были готовы его убить. Один смертельно боялся и был готов предать при первой же угрозе. Нервы у всех были взведены до предела затянувшимся ожиданием.

Их состояние начало передаваться ему, но, выровняв дыхание, он заставил себя улыбнуться, через секунду внутри разлилось спокойствие, а потом теплая волна тихой радости затопила сознание…

* * *

…Человек, контролировавший Ашкенази, прислушался к голосам за соседним столиком. Внутри разливалось приятное тепло, как от выпитой рюмки хорошего коньяка. Он поднес к губам чашечку кофе, нет, коньячного привкуса он не почувствовал. А тепло и спокойствие уже растекались по всему телу. Толстяк, за которым ему было приказано наблюдать, все еще сидел за своим столиком. Человеку вдруг безудержно захотелось оглянуться и посмотреть на тех, за соседним столиком, так громко о чем-то спорящих. Он был уверен, что сейчас услышит что-то важное, самое важное, не зная об этом, просто глупо жить дальше. Он бросил короткий взгляд на Ашкенази… и повернулся к нему спиной.

…Ашкенази вытер взмокший лоб и вдруг почувствовал, как разом ослабла невидимая рука, весь вечер теребящая измученное сердце. Странно, страх куда-то исчез. Он прислушался к себе. Впервые в жизни он ничего не боялся. Господи, до чего же легко и вольно стало на душе! Внутри звучала тихая мелодия, напоминающая вальс, услышанный давным-давно, еще, наверное, в детстве. Захотелось встать и выйти из прокуренного кафе на воздух. Он посмотрел на часы. Тот, кого он ждал, опаздывал уже на десять минут. Мелодия, звучащая внутри, стала громче, настойчивее. Ашкенази глупо хмыкнул, взял плащ, брошенный на соседний стул, и пошел к выходу…

…Его пост был у киоска, торгующего никому не нужными безделушками, альбомами по искусству и наборами импортных красок. Отсюда просматривался весь холл и вход в кафе. Он еще раз обвел взглядом снующих у гардероба, прихорашивающихся перед зеркалами и сбивающихся в пары и группки перед широкой лестницей, ведущей на верхние этажи. На местную публику смотреть ему уже опротивело. Он отвернулся к витрине. В глаза бросилась толстая, мощная авторучка с острым язычком золотого пера. Он вздохнул… и больше не мог оторвать взгляд. Этот злой, расщепленный, как у змеи, язычок дразнил, манил к себе, угрожал ужалить и в то же время сам просился в руки. Он попытался отвести глаза, но от этого желание обладать этой ручкой стало жгучим, непреодолимым.

Он оттолкнул возмущенно закудахтавшую бабульку, наклонился к окошку.

– Вон ту ручку. Черную, – выдохнул он.

– Ой, а она дорогая… – протянула девочка.

– Ручку. Черную. – Он нетерпеливо сжал пальцы.

– Сто семьдесят пять, – с сомнением в голосе сказала девица.

Он распахнул бумажник, бросил в тарелочку две сотенные бумажки.

Ручка легла сверху. Он сразу же схватил ее. Снял колпачок. Острый золотой лучик ударил в глаза.

– Сдачу возьмите. Молодой человек, сдачу забыли!

– А? – Он недоуменно посмотрел на ворох разноцветных бумажек на блюдце. Наваждение исчезло. Внутри осталась только пустота, медленно заполняемая тревогой. Он, не пересчитывая, сунул деньги в карман. Настороженно огляделся.

…Сидевший за рулем «мерседеса» уткнулся остановившимся взглядом в черное стекло. По нему гибкими змейками вились струйки дождя. Азарт предстоящей травли куда-то пропал. Он вспомнил, что приехав почти на час раньше срока, успел заскочить в казино. До ночного столпотворения было еще далеко, но чтобы ранняя публика не скучала, на сцену выпустили девочку-стриптизерку. Он успел досмотреть номер до конца. И теперь в пляске струй на стекле вдруг вновь увидел ее тело. Медленно, завороживающе, по-змеиному гибко изгибающееся в такт едва слышной мелодии…

…В джипе старший группы поморщился от боли в спине. Она шла откуда-то из поясницы вверх, к затекшим плечам, и тугими ударами била в затылок. Он попробовал сесть поудобнее, боль кнутом хлестнула по спине.

– Ты чего? – встревожено спросил водитель.

– Не знаю. В спину вступило. Аж дышать больно.

– Перекачался, наверно. У меня такое было, – произнес голос за спиной.

Он посмотрел на ярко освещенный фасад. Под колоннами сновали темные фигурки. Двое, контролировавшие углы здания, были на своих местах. Условных знаков не подавали. Просто стояли, как истуканы.

А боль была уже нестерпимой. Тупой и ноющей, словно по спине плашмя приложились доской.

– Ох, не могу, – выдохнул он, упав лицом на панель. – Слышь, разотри!

Водитель сел вполоборота к нему и жесткими пальцами стал разминать мышцы…

* * *

Он вышел из темноты на ярко освещенную лестницу. У ближней колонны стоял тот, кто был наиболее опасен. Ашкенази, на ходу кутаясь в плащ, уже вышел из стеклянных дверей.

Он бесшумно подошел сзади к тому, кого заставил сосредоточенно разглядывать лужу, пузырящуюся от крупных капель, срывающихся с крыши. Этого было мало, человек все равно среагировал бы на проходящего мимо Ашкенази.

Не отрывая взгляда от стриженого затылка, вытащил руку из кармана и хлопнул этого человека ладонью по переносице. Тот покачнулся… и остался стоять, закрыв глаза. Лицо сразу же сделалось расслабленным, как у спящего…

* * *

…Ашкенази задохнулся от влажного ветра, несколько капель ударили в лицо, он поморщился и беспомощно посмотрел по сторонам. Неожиданно мелодия вальса, звучавшая внутри, сменилась тягучим нервным звуком, словно лопнула перетянутая струна. Он становился все громче и громче, пока в резонанс не задрожало сердце. Ашкенази, сам не зная почему, вместо того чтобы сбежать по лестнице к припаркованной на стоянке машине, развернулся и быстро засеменил между колоннами вправо. Он почти бегом пронесся мимо человека в черном плаще, на ходу отметив, что стоит тот, почему-то закрыв глаза. Мерзкий звук, разрывающий на части нутро, стал гаснуть, когда он увидел блестящий от дождя бок машины. Спасение было там, за приоткрытой дверцей…

Когти Орла

Он специально поставил машину правым боком к зданию. Лишние секунды, пока Ашкенази обходил бы машину, могли стоить жизни. Как только тот тяжело плюхнулся на сиденье, Максимов до боли вдавил себе палец в углубление на затылке. Пора было отключаться. Магия кончилась, начиналась жизнь.

– Пристегните ремень, – как можно спокойнее приказал он недоуменно уставившемуся на него Ашкенази.

Услышав характерный щелчок, он ударил по рычагу скоростей и до отказа вжал педаль. Машина, взвыв шинами на мокром асфальте, задом вырвалась под яркий свет, юзом пошла в бок, развернулась и, разметав лужу, понеслась мимо стоянки.

Максимов краем глаза заметил двоих крепышей, выскочивших из стеклянных дверей. Мог поклясться, что у одного в кармане лежит сейчас ручка с золотым пером. Одной рукой удерживая вырывающийся руль, другой опустил стекло. Сбросил скорость и, поравнявшись с «девяткой», в салоне которой уже начиналась тихая паника, аккуратно всадил пулю в ее переднее колесо. На стоянке с большим опозданием взревел мощный мотор джипа.

Ворота он проскочил, едва не зацепив прижавшихся друг к другу под зонтом девчонок. Ударил по тормозам, развернув машину почти на месте. Успел увидеть, что, набирая скорость, от казино уже несется «мерседес».

Скоростных возможностей своего «опеля» он не знал. Но и устраивать ралли по улицам Москвы в планы не входило. Входя в поворот на набережную, он специально сбросил скорость, они обязательно должны были сесть ему «на хвост».

Удерживая стрелку спидометра на ста, он внимательно следил за картинкой в зеркале заднего вида. Фары «мерседеса» становились все ярче и ярче. Сзади их нагонял вздрагивающий сноп света – более мощный, но и более тяжелый джип наконец начал разгон.

– У вас под ногами две упаковки бутылок, – сказал он Ашкенази. – Без суеты и ненужной возни положите одну мне на колени. Вторую держите в руках. Выполняйте! – уже резче добавил он, и Ашкенази тут же нырнул головой вниз.

Теперь свет нагоняющих машин заливал салон. Максимов дождался, когда джип, рявкнув сигналом, вспугнет «мерседес», требуя уступить дорогу. Убрал ногу с педали газа, чуть вильнул влево, схватил упаковку, высунул руку в окно и резко подбросил ее вверх.

– Вторую! – Он рванул руль вправо, подхватил едва коснувшуюся колен упаковку и точно таким же броском вышвырнул ее за окно.

Шесть бутылок, упав на асфальт, взорвались, как бомба, разметав вокруг пену и осколки. «Мерседес», уступая дорогу отчаянно сигналившему сзади джипу, всеми колесами влетел в белый круг. Машина сразу же просела, из-под днища вырвался сноп искр. Лобовое стекло вздыбилось, покрылось сеткой, потом в искрящемся облаке осколков из кабины вырвалось человеческое, тело. Джип всем своим мощным, как у мастодонта, телом рванул влево, зацепив никелированными дугами бампер «мерседеса», обогнул его, заставив завертеться волчком, и, едва выровнявшись, влетел в еще одно белое пятно, вскипевшее на черном асфальте. Машина завалилась на левый бок, отчаянно завыла тормозами, но инерция гнала ее вперед, прямо на парапет набережной. Чудовищный удар вышиб гранитный блок, джип на секунду замер, свесившись в проломе, а потом тяжело рухнул вниз. «Мерседес» в шлейфе рвущихся из-под днища ярких, как сварка, искр задними колесами зацепился за бордюр, трижды перевернулся и остановился. Раздался хлопок, и вспыхнул огненный шар. Он лопнул, пробитый языком пламени, вырвавшимся в черное небо из разбитого чрева машины.

* * *

Максимов заглушил мотор и повернулся к Ашкенази:

– Концерт окончен. У вас есть валидол?

– А? Да, конечно, конечно. – Ашкенази захлопал себя по карманам. – Где же он, черт возьми! А, вот. – Он протянул Максимову стеклянный цилиндрик.

– Вот и пожуйте, а то на вас смотреть страшно. Отстраняя руку Ашкенази, он успел почувствовать, что она липкая и дрожащая, как лапка только что пойманной лягушки. Тот послушно вытряс на ладонь таблетку, слизнул языком и захрумкал, бестолково вращая глазами. В воздухе поплыли острые волны ментола.

Максимов распахнул дверь, выбрался из машины. Постоял, подставив лицо дождю. Двор был тихий, запущенный, как все старые московские дворики. Мирно светились несколько окошек. Рядом с исходящим жаром капотом «опеля» стоял горбатый остов «Победы». В открытый всем ветрам салон нанесло мокрую листву.

– Кто вы? – едва ворочая языком, прошептал Ашкенази.

– Глупый вопрос. – Максимов не оглянулся. Он дал себе три минуты на отдых и твердо решил использовать их до последней секунды. – Тот, кого вы ждали.

– А эти… Ну, которые…

– Те, кто ждал меня. Возьмите на заднем сиденье кейс и откройте.

В салоне послышалась возня, потом щелкнул замок.

– А где?… – испуганно охнул Ашкенази.

– У меня, не беспокойтесь. – Максимов последний раз вздохнул полной грудью и вернулся на свое место. – Где и кому вы должны передать векселя?

– Послушайте, почему…

– А потому. – Максимов до хруста сжал трясущуюся кисть Ашкенази. – Потому, Александр Исаакович, что мне приказано называть вас именно так. И потому, что я стоял за вашей спиной, когда Кротов пообещал, что иначе вас называть не будут. И был готов окончательно отправить вас на тот свет по первому же приказу Кротова. И потому, что сегодня я сделаю все, чтобы назначенная встреча состоялась. – Он разжал пальцы. – В этом вы только что убедились.

Ашкенази тяжело засопел. Полуоткрытый кейс все еще держал на коленях.

– Но вы не назвали пароль, – выдавил он. Максимов от смеха упал лицом на руки, лежавшие на руле. Смеялся до слез и нервной икоты. Едва взяв себя в руки, услышал, что забулькал, заворочался круглый живот Ашкенази, – и того проняло.

– Ну и дурдом! – Максимов кулаком вытер слезы. – Короче, Исаакович, говори адрес.

– Большой театр.

– А почему не мавзолей?

– Нет, я серьезно! Служебный вход. Меня… Нас там встретят.

Максимов достал сигарету, раскурил, сделал пару затяжек и выбросил в окно. Достал из внутреннего кармана радиотелефон.

– Номер Самвела Сигуа, только быстро!

– 969-77-15, – по инерции ответил Ашкенази. – А зачем вам?

– Сейчас узнаешь, – ответил Максимов, тыкая пальцем в кнопки.

Глава тридцать седьмая. Улыбка змеи

Цель оправдывает средства

Самвел Сигуа, грациозно изогнув кисть, плавно поднимал бутылку вверх, не давая прерваться тонкому жгутику струи. Вино медленно заполняло бокал, красная струйка пробивалась до дна, взбивая вокруг себя колечко весело переливающихся пузырьков.

– Смотри, Наташа, оно оживает! Долго спало, а мы открыли бутылку и разбудили его. Сейчас вино заиграет, как в тот день, когда добрые руки выдавили сок из горячих от солнца ягод. Прошло десять лет, а оно помнит себя молодым, представляешь? На! – Он придвинул бокал к сидевшей рядом девушке. Так же медленно налил себе. – Запомни, Наташа, кто пьет вино, тот никогда не забудет себя молодым. Водка что? Спирт с водой! Ее пьют, чтобы забыться, состариться и умереть. А вино пьют, чтобы помнить все, оставаться молодым и жить долго. – Он поднял бокал, посмотрел на свет сквозь рубиновое вино. – Я пью, Наташа, за твою молодость. Живи долго и не забывай Самвела, который, несмотря на седую голову, хотел быть молодым!

«Умница! – с удовлетворением подумал он. – Кукла безмозглая сразу же полезла бы с комплиментами. А эта промолчала, только глазами повела. Ух и баба! Пить, правда, не умеет, клюет, как цыпленок». – Он посмотрел на бокал Наташи. Помада у нее была необычная – следов губ на кромке не осталось. И это ему тоже понравилось. Терпеть не мог кроваво-красных ободков на сигаретных окурках и бокалах.

С Наташей он познакомился случайно. Гога Осташвили создал целый гарем из «мисс», «моделей», «красавиц» и прочих длинноногих дешевок. Время от времени менял состав, для чего экстренно устраивал очередной конкурс красоты. Иногда, не выдержав нудной процедуры награждения победительниц, сам забирался на сцену, вытягивал из шеренги купальников приглянувшихся девиц, щедро одаривал ключами от автомобилей, турпоездками и шубами. Победительницы, заранее повязанные контрактами с агентствами, продолжали вышагивать по подиумам всех стран, зарабатывая хозяевам, себе и обнищавшей стране валюту. Обласканных вниманием Гоги ждал трудный марафон номеров отелей, кают круизных лайнеров, саун и загородных вилл. До финиша и благополучного сожительства с богатеньким дядей доходили не все, большинство терялось где-то по дороге. Но поредевшие ряды искательниц быстрого и бесхлопотного счастья моментально заполнялись новыми длинноногими куклами.

Самвел был вынужден, следуя в свите Гоги, время от времени оказываться на этих ярмарках несозревшей красоты. Всякий раз чувствовал себя оплеванным, настолько явной была купля-продажа живых кукол. Хотя после стольких лет лагерей от целомудрия не осталось и следа, горская кровь давала себя знать: не мог он спокойно смотреть на предлагающих себя вчерашних школьниц и пускающих слюни покупателей, годящихся им в отцы и деды.

В тот вечер в клубе, открытом на деньги Гоги, шел показ мод. Выйдя вслед за Гогой в зал, Самвел брезгливо поморщился. Воздух пропах сигаретным дымом и духами. В полумраке сновали какие-то тени, сбиваясь в многоголовую темную массу у подиума. По нему, поскрипывая наканифоленными туфельками, фланировали худые девицы. Их тела, высвеченные прожектором, казались полупрозрачными, как у призраков. Лица – обильно напудренные по последней «кокаиновой» моде, с темными провалами теней вокруг глаз.

– В гроб краше кладут, – проворчал Самвел, провожая взглядом тощий зад очередной модели, дерганой походкой спешащей к черной арке, где уже поджидало своей очереди еще одно заморенное существо. Он уже хотел незаметно вернуться в кабинет, но поехавший в сторону луч выхватил из толпы женское лицо. Самвел невольно вздрогнул – такой строгой красоты ему встречать не доводилось. Он прошел ближе, мелкая полублатная шушера, набившаяся сегодня в зал, узнавала его и уступала дорогу.

Девушка стояла у самого начала подиума. Покусывая губы, она провожала взглядом каждую выпархивающую из темной арки модель. Показалось, что суета и возбуждение, царящие вокруг, не имеют к ней никакого отношения. Большинство девиц на подиуме и в зале сотворили со своими волосами черт знает что: прически являли нечто среднее между модой периода НЭПа и гладко зализанными, рассеченными резким пробором немудреными прическами первых чекисток, расстрелявших в подвалах этот самый НЭП. А у этой тяжелая русая коса опускалась ниже пояса. Самвел даже цокнул языком.

«Очередной гениальный модельер без гроша в кармане», – зло подумал Самвел, но интерес к девушке все равно не пропал. Словно почувствовав его пристальный взгляд, она медленно повернула голову. У Самвела сперло дыхание, когда она отыскала его в толпе и несколько секунд не сводила с него глаз, а потом так же медленно отвернулась к подиуму.

Наконец, дали полный свет, и на подиум высыпали все модели, участвовавшие в показе, закружились в показном веселье вокруг невзрачной девицы в черном полупрозрачном балахоне. Самвел понял, что ошибся: хозяйкой коллекции его незнакомка не была. Он подозвал Давида, кивнул в сторону незнакомки и коротко бросил: «Кто?».

Давид на минуту пропал в толпе, вернувшись, выложил полную информацию. Звали незнакомку Наташей, модельер, содержателя нет, женщинами не интересуется, держит в ежовых рукавицах официальную хозяйку, так «подсевшую на иглу», что уже не в состоянии вдеть нитку в иголку, салон мод тихо и уверенно прибрала к рукам, спонсоры и деловые партнеры предпочитают иметь дело только с ней, показанную коллекцию разработала и отшила сама, но авторство предпочла не афишировать.

Самвел удовлетворенно кивнул и направился к Наташе, что-то выговаривающей двум высоченным девицам в одинаковых канареечного цвета маечках и черных обтягивающих брючках.

– Здравствуйте, Наташа. – Самвел чуть склонил голову, как это делали гангстеры в американских фильмах, когда хотели сойти за порядочных людей.

– Добрый вечер. – В ее глазах не было ни капли удивления, словно так оно и должно было произойти: увидел, ошалел, приплелся на задних лапках.

– Мне понравилась ваша коллекция. – Информация, как и деньги, – основа власти, и Самвел решил сразу же произвести впечатление. – А у вас, оказывается, красивые глаза.

В комплиментах Самвел особо не изощрялся, действовал по принципу: «Не знаешь, что хвалить, похвали глазки, даже лупоглазая лягушка примет как должное». Глаза у нее, действительно, были необыкновенные, глубокого серого цвета. Она улыбнулась, и он невольно дрогнул веками, таким ощутимо теплым стал ее взгляд.

– Спасибо. Вы единственный, на кого я обратила внимание. – Она чуть помедлила, еще раз прикоснувшись взглядом к его лицу. – Вы очень похожи на Джека Николсона. Такая же улыбка змеи, как у него.

– Может быть, – пробурчал Самвел. У двух моделек челюсти уже отвисли до предела, уж кто-кто, а они его узнали. Он похлопал одну из них по твердым ягодицам, для чего ему пришлось поднять ладонь чуть ли не на уровень плеча. – Не буду вам мешать, подойду позже.

Он пошел между столиками наперехват спешащему куда-то Давиду. Судя по суете в зале и замелькавшим у входа крепышам из бригады Давида, в культурную программу клуба вносились резкие изменения. Гога, – его голос уже заглушал музыку, водопадом хлещущую из динамиков, – решил выступить в полный рост, такое с ним в последнее время случалось все чаще. Обслуга как могла культурно освобождала зал от наименее крутых посетителей, для малопонятливых или совсем отмороженных предназначалась «группа обслуживания» из боевиков Давида. Что будет, когда в зале останутся только свои, Самвел представлял, но присутствовать на празднике Гогиного больного самолюбия сегодня не было ни малейшего желания.

– Давид, еще один вопрос. – Самвел ухватил парня за рукав. – Что за мужик… как его… Джек Николсон? Только быстро!

Давид сначала от удивления вытаращил глаза, потом, ничего не соображая, стал шарить взглядом по залу.

– С таким «погонялом» никого не знаю, – задумчиво протянул он. – Может, кому «погремушку» новую прилепили? А! – он радостно хлопнул себя по широкому лбу. – Дядя Самвел, так это же артист американский! Бабы от него сами из трусов вылетают и штабелями падают. Я сам читал…

– Потом расскажешь, – оборвал его Самвел. – Быстро организуй мне кабинет на втором этаже.

Давид вздохнул, приказ Самвела явно перебивал распоряжения, сделанные чуть раньше Гогой. Давид ничего не смыслил в армейской субординации, но Самвел был старший, а это по усвоенным с детства понятиям было намного выше крутизны Гоги, поэтому он развернулся и пошел в угол, где раскрасневшийся метрдотель пытался что-то втолковать развалившимся в креслах малолеткам.

Самвел усмехнулся, провожая взглядом его широкую спину борца. Давид, вынужденный крутиться в сложнейшем лабиринте авторитетов, семейных обид, старых счетов и взаимных услуг, где не знакомый с негласным горским кодексом и табелью о рангах давно бы потерял, в переносном и буквальном смысле, голову, уже чисто интуитивно принимал верные решения. В том углу зала, действительно, можно было, цыкнув на малолеток, выполнить распоряжение Гоги и одной фразой заставить метра сорваться организовывать отдельный кабинет для Самвела.

Наташа все еще стояла там, где он ее оставил. Только теперь около нее вился парень неопределенной сексуальной ориентации, одно ухо по всему периметру было увешано мелкими сережками. Через плечо сиреневого блестящего пиджака притоптывающего перед ней парня Наташа смотрела на Самвела. Она знала, что он подойдет. Он медлил, впервые в жизни не решаясь сделать первый шаг навстречу женщине. Знал, это шаг навстречу судьбе.

Она, сама того не ведая, угадала его прозвище – Змей. Давным давно, когда он вернулся в родной Зугдиди, отмотав первые в своей жизни четыре года лагерей, – на большее у прокурора не хватило доказательств – его пригласил к себе в дом старый Рустам. Он внимательно рассмотрел татуировки, сделанные Самвелу в лагере. Они, естественно, не шли ни в какое сравнение с биографией, выколотой на груди старого вора. Потом разрешил сесть, налил вина из запотевшего кувшина, придвинул тарелку с мелко нарезанным сулугуни и пучком зелени.

– Змеем, значит, окрестили, – удовлетворенно кивнул он седой головой. – У смотрящего в твоей зоне глаз наметанный был. Быть тебе, Самвел, мудрым и острожным, как змей, это я, старый Рустам, тебе говорю! По делу ты шел правильно, никого за собой не потащил. Верные люди говорили, на зоне к тебе претензий не было. Это хорошо. – Он пригубил вино, вытер губы. – Не для того тебя позвал, чтобы понятия растолковывать. О другом хочу говорить. Ты еще молодой, кровь гуляет, как это вино. Господь наш благословил человека на любое занятие: хочешь – будь купцом, хочешь – расти виноград и делай вино, хочешь – строй дома. Ты стал абреком, Самвел.

И уже не будешь никем другим. Тебе не надо строить, растить и торговать, ты сам возьмешь то, что тебе нужно. У тебя хватит денег и сил, чтобы взять любую женщину. И это главная опасность, Самвел. Они сгубят на твоих глазах не одного мужчину… Я не хочу, чтобы они погубили тебя. Поэтому слушай меня! Женщины нашего народа знают свое место. Они всегда немного сзади мужчины. Русские бабы или висят на шее, или тащат на себе мужика. У тебя будет много женщин, поверь мне. Но благослови тот день, когда господь пошлет ту, которая сможет быть рядом с тобой. Не впереди, не сзади, а рядом! Только с ней ты станешь тем, кем должен стать. – Он хитро прищурился. – Э, вряд ли ты понял мой совет, Самвел! Но если ты когда-нибудь станешь мудрым, как змей, и, дай бог, встретишь такую женщину, ты вспомнишь слова старого Рустама.

* * *

Самвел покосился на сидящую рядом Наташу. Кроме красоты – кого ею сейчас удивишь! – бог дал ей великий дар уметь быть рядом. Еще ни одна его знакомая не могла так спокойно ждать, когда сама собой оживет прерванная беседа. Говорила всегда мало и, как отметил Самвел, только о том, что было понятно и интересно ему.

В тот первый вечер, сообразив, что Наташа – штучка особая, назначившая себе высокую цену, он решил проверить ее на слом и сразу же спросил:

– Хочешь, салон будет твоим?

– А он и так мой. – Наташа пожала плечами. – Только какой в этом толк?

– Значит, что-то тебе надо? Проси, я могу очень многое. – В этот миг он был доволен собой. Он привык, что все продают, продаются и покупают, дело лишь в цене. И еще не встречал женщин, которые не пытались решить свои проблемы, используя мужчин. Это было нормально, если ты получил не меньше, чем отдал.

– Модные тряпки от местных портняжек никому не нужны. Всем подавай Версаче и Сен-Лорана. Нужен салон красоты для элитных теток. За реставрацию красоты они готовы платить любые деньги. Но суть не в бабках, главное – связи, слухи, сплетни. Понимаешь, о чем я?

– Хорошая мысль. – Самвел с интересом посмотрел на Наташу, спокойно поигрывающую кончиком косы, упавшей на грудь. – Что надо?

– У меня все давно готово. Есть помещение, оборудование привезут из Италии, косметика будет французская. Нужно вложить пятьдесят тысяч на три месяца. Прибыль делим пополам, за «крышу» плачу я из своей доли.

– Пятьдесят процентов минус тридцать за «крышу», на что ты жить будешь, девочка? – хохотнул Самвел.

– Не тридцать, а всего десять. Или в «общак» уже платят больше?

Она сказала это так, что он сразу же понял, какой хищник прячется в этом стройном теле. Змея – умное, холодное и беспощадное существо, умеющее спокойно смотреть жертве в глаза.

* * *

Наташа была с ним уже третий месяц, и Самвел не раз вспоминал слова старого Рустама. Она была рядом, умело избегая зависимости и не пытаясь подчинить.

Самвел свободной рукой погладил Наташу по теплой щеке.

«Если Кроту бог послал такую же женщину, я понимаю, почему он решил раздавить Гогу. Я бы такого не простил. Отнять данное богом – грех. За такое надо кровь выпускать по капле», – подумал он.

Она почувствовала, как напряглись его пальцы, и встревожено заглянула ему в глаза.

– Ты подумал о чем-то плохом, Самвел. Что-то случилось?

– Нет. – Он убрал руку, откинулся на диване. – Просто вспомнил… Отдыхаем, Наташа.

Он гордился своей выдержкой, мужчина должен уметь терпеть и ждать. Сейчас он цедил ожидание, как терпкое вино, наслаждаясь каждой секундой. Он мысленно похвалил себя за то, что пригласил Наташу. Соседство ее горячего тела и атмосфера покоя, которым она наполнила уютный кабинет маленького ресторанчика, делало наслаждение еще более острым.

Самвел закрыл глаза и представил, как сюда притащат трясущегося от страха Ашкенази. Нет, разговаривать он с ним будет не здесь, а в подвале, там уже все готово. Стоит выложить перед Башкой пачку векселей, как он изойдет соплями. Жаль, нельзя будет поизмываться над гадом, неровен час сдохнет от страха. Без помощи плешивого Башки на первых порах не обойтись, только это и спасает суку от ножа, его башка еще пригодится, когда не станет Гоги. Именно теперь, когда в его жизнь вошла эта женщина, он готов взять все в свои руки и стать тем, кем ему предназначено быть судьбой.

Тишину в кабинете нарушил мелодичный сигнал радиотелефона. Наташа потянулась через стол, взяла трубку, протянула ее Самвелу.

Он сначала пригубил вино, потом бросил в трубку:

– Але, слушаю! – Этот номер знали только самые близкие люди, обычные звонки шли через Артура, телохранителя и секретаря. Именно ему должен был позвонить старший бригады, захватившей Ашкенази.

– У тебя проблемы, Самвел, – произнес незнакомый голос. – Забери своих «кидал». Они в «Волге», за музеем Пушкина. Там же парочка, что их прикрывала. Поторопись, а то приедут менты и оприходуют как бесхозных. Потом придется из морга МВД выкупать. А бабок у тебя нет. Намек понял?

– Кто ты?

– Еще увидимся.

– Убью суку, – прошипел Самвел в трубку, откуда шли гудки отбоя.

Тонкая ножка бокала хрустнула в его пальцах. Самвел остановившимися глазами смотрел на растекающееся по скатерти пятно.

В кабинет без стука ворвался Артур.

– Самвел, наших у Дома художника…

– Не здесь! – оборвал его Самвел, жестом приказав убраться из кабинета. Встал, обратил внимание, что пролитое вино забрызгало платье Наташи. – Извини. Купи себе новое. – Он машинально достал из кармана пачку долларов, бросил несколько сотенных бумажек на стол. Лишь после этого сообразил, что же он сделал.

«Если она, как последняя дешевка, возьмет деньги, она мне не нужна. Если не возьмет – уйдет сама. Так или иначе, я ее потерял». – Он медлил, делая вид, что поправляет пиджак. Боялся встретиться с ней взглядом.

– Тряпок не жалко. – Она протянула руку, взяла пачку сигарет, стряхнув с нее зеленую бумажку. – Береги себя, Самвел.

Он не выдержал и посмотрел ей в глаза. В них не было ни злобы, ни обиды – лишь ровное тепло.

– Я еще побуду здесь, потом поеду домой. Освободишься, позвони обязательно, хорошо? – сказала Наташа

Самвел схватил ее руку и прижал к губам. Потом вышел из кабинета, мягко притворив за собой дверь.

* * *

Наташа докурила сигарету почти до фильтра. Аккуратно раздавила уголек в пепельнице. Достала из сумочки радиотелефон. На его корпусе по заказу Самвела прилепили золотую змейку. Наташа брезгливо наморщила носик: со вкусом у этого человека большие проблемы, все его подарки были такими – дорогими и вычурными.

Она набрала номер. Дожидаясь соединения, перебросила тугую косу на грудь, зажала в пальцах раздвоенный кончик, провела по кромке выреза платья. Невольно поджала колени, когда по-змеиному раздвоенный язычок коснулся кожи – такой острой, звериной была эта ласка.

* * *

Срочно

т. Салину

Агент «Модистка» сообщает, что неизвестный по телефону проинформировал объекта «Сом» о срыве его операции. «Сом» экстренно покинул адрес.

По характеру сообщения с большой долей вероятности можно предположить, что звонил объект «Дикарь».

Владислав

*

Срочно

т. Салину

Старший бригады обеспечения докладывает, что объект «Дикарь» предпринял насильственные действия в отношении группы объекта «Сом».

«Дикарь» вступил в контакт с объектом «Финансист». Им уничтожена группа неизвестных, попытавшихся блокировать. «Финансиста». Наше участие не потребовалось. «Дикарь» с «Финансистом» ушли от преследования, в настоящее время их машина движется по направлению к известному Вам адресу. Возможен перехват «Дикаря».

Жду дальнейших распоряжений.

Владислав

*

Владиславу

Действиям «Дикаря» не препятствовать.

Салин