Текст книги "Тотальная война"

Автор книги: Олег Маркеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 40 страниц)

Представитель местного министерства культуры, надзиравший за раскопками, потребовал перевезти находки в столицу для обеспечения безопасности. Профессор поспорил для вида, а потом согласился. Держать золотые украшения в голом поле – глупость самоубийственная. С конвоем поехала Юко как доверенное лицо профессора. Вчера, придя в музей, где работала над описью находок, она узнала, что коллекцию вывезли в неизвестном направлении, как заявили, «для экспертизы». А тем же вечером с лагерем оборвалась связь.

Спасло ли ее то, что из Москвы нагрянули гости – журналист и посланник самого профессора Арсеньева, а Юко развила такую бурную деятельность по организации встречи, что не заметить этого не могли, спасло ли ее это – судить сложно. Скорее всего, просто отсрочило приговор.

«Тихо прикончить нас могут прямо в городе, и не одна собака не тявкнет. Но, скорее, решили накрыть в горах. Свидетелей меньше и возможностей замести следы больше. Через пару дней кости растащат звери и птицы, концов не найдешь. М-да, попали! К кладу еще даже не подобрались, а уже трупы стопроцентные».

Он вырвал из блокнота три листка: исписанный и два следующих за ним. Свернул в трубочку. Вышел на балкон. Поджег. Присел на порог и стал ждать, когда огонь сожрет бумагу.

Юко встала за спиной. Ее коленки приблизились настолько близко, что он кожей ощутил их фарфоровый холодок.

– Мне страшно, Максим. Я не хочу умирать, – едва слышно прошептала Юко.

– Да и я как-то не планировал. Черт, как все хорошо начиналось! – Он смел легкий комок пепла в щель под щитом,

Зашуршал шелк. Пахнуло цветочным запахом духов.

Юко опустилась на колени. Положила руки на плечи Максимова.

Он повернулся. Тонкие, птичьи ключицы Юко оказались прямо перед глазами. На матово-коричневой коже острой пунктирной линией искрилась золотая цепочка.

Максимов подцепил ее пальцем и выудил из-за выреза платья медальон.

Четыре змейки выползали из центра, сворачиваясь влево, образовывали свастику.

Золотой кругляшок качнулся, поймав нервный удар, прошедший сквозь пальцы.

– Откуда у тебя это?

– Профессор Миядзаки приказал хранить у себя и не передавать местным экспертам. Сказал, что это самое ценное, что он нашел в раскопе.

– Очень интересно, – обронил Максимов. Он почувствовал ее ладонь на своем бедре. Лицо Юко осталось бесстрастным, глаза – непроницаемыми. Лишь вздрагивали тонкие крылья носа.

«Возможно, сексуальное возбуждение – самая здоровая реакция на страх», – Максимов решил отнестись к происходящему и предстоящему с философским спокойствием.

Стал прикидывать в уме, стоит ли провести сеанс психотерапии прямо сейчас или лучше отложить до окончания ужина.

Размышление прервал настойчивый стук в дверь.

Глава тридцать третья. «То ли девочка, то ли виденье»

Странник

Максимов распахнул дверь. Сначала обмер. Потом зашелся нервным смехом.

На пороге стояла Карина. Платье в горошек. Тонкий ремешок сумочки через плечо. Рюкзак у ног.

– Удивлен? – со скрытым вызовом спросила она.

Подавив приступ истерического смеха, Максимов покачал головой.

– Знаешь, чего-то в этом роде я и ожидал. – Голос осип от спазма в горле. Максимов откашлялся. – Уф, так и помереть недолго!

«Кстати, недолго ждать осталось», – мелькнула мысль, и он сразу же нахмурился.

– Входи.

Карина пинком втолкнула рюкзак, переступила через него и прошла в комнату.

– Опаньки! – протянула она, увидев Юко.

Юко уже стояла, скромно сложив руки крестиком на груди. У японцев бесстрастность считается верхом воспитанности. В этом смысле Юко оказалась выше всяких похвал. На лице не отразилось ничего, кроме робкого смущения, полагающегося приличной девушке при встрече с незнакомцем. Выражения ее глаз поймать не удалось, они скрылись за полуопущенными веками.

Но Максимов почувствовал, как между девушками замкнулась вольтова дуга и в воздухе отчетливо запахло грозовым озоном. Счел за благо занять место рефери на ринге, встав между двумя застывшими фуриями.

– Знакомься. Это Юко-сан, секретарь профессора Миядзаки. – Максимов указал на другой угол ринга. – Карина Дымова, дочь известного фотографа, родственница спонсора моей поездки. Девочки, знакомьтесь и сразу начинайте дружить.

Карина шумно втянула носом воздух. Сделав над собой усилие, улыбнулась.

– Аригато! О дэнки дэс ка? – по-японски приветствовала она новоприобретенную соперницу.

– Аригато, о дэнки дэс, – ответила Яко. Прижала ладошку ко рту, по-детски хихикнув. – Извините, лучше перейти на английский. Вы, иностранцы, становитесь такими смешными, когда говорите на нашем языке.

– Как угодно, – дернула плечиком Карина. – Я не помешала? – обратилась она к Максимову.

– Что ты! Ты лишь внесла толику разнообразия в мою скучную, приземленную жизнь, – парировал удар Максимов.

Леон вошел весь в белом. Льняная рубашка с закатанными по локоть рукавами, свободные парусиновые штаны, мягкие тряпичные тапочки, по последней моде – на босу ногу. Крупный гасконский нос украшали круглые очки-велосипеды. Денди вышел погулять, одним словом.

Увидев Карину, он опешил. Брови выстрелили из-под очков и предприняли попытку двумя мохнатыми гусеницами забраться по голому черепу на затылок. Он накрыл их ладонью, заодно спасая мозг от закипания. Розовые после бритья щеки сделались пунцовыми.

– Леон, водки хочешь? – Максимов подкинул идею, как спасательный круг.

– Хочу! – выдохнул Леон.

– Тогда пошли с нами.

Шествие гостей к лифту произвело на дежурную по этажу неизгладимое впечатление. Первым шел Максимов, ведя под руки двух очаровательных юных дам, похожих, как сестры. И как у всяких сестер-погодков, между ними пробежала жирная черная кошка. Девушки натянуто улыбались и недобро косились друг на друга.

Мужчина, весь элегантно белый, как Киркоров на гастролях в Сочи, брел следом с понурым видом. От всенародного чернобрового Зайки он отличался габаритами: походил на метателя молота, дисквалифицированного на закате карьеры, – и совершенным отсутствием какой-либо растительности на голове. Мужчина был явно чем-то всерьез озабочен. Он морщил лоб, отчего из-за круглых очков то и дело выползали две мохнатые гусеницы.

«Ох, москвичи!» – мечтательно вздохнула дежурная им вслед, десятым женским чутьем определив, что оба мужика не обременены семьями и явно в ближайшее время кардинальных шагов в этом направлении предпринимать не намерены. – Вот сучки! – прошипела она, вспомнив о спутницах убежденных холостяков.

Дежурная была второй раз замужем, имела троих детей, но с вековой ревностью самки к самке справиться не могла.

Как научно доказал профессор Преображенский, лучший аперитив – это водка под горячую закуску.

Доедая остатки жульена, Максимов прислушался к ощущениям внутри себя и пришел к выводу, что жизнь, конечно, далеко не прекрасна, но вполне терпима.

Культурно-массовое мероприятие в ресторане медленно набирало обороты. В разных концах зала уже наметились столики, лидирующие по количеству выпитого и степени веселья. Площадка для оркестра еще пустовала, из невидимого репродуктора лилась музыка, перекричать которую не составляло никакого труда, что многие с удовольствием и делали. Аборигены не отставали от русскоязычных в поглощении водки под легкую закуску.

«Н-да, где русские прошли, там исламу делать нечего», – с усмешкой отметил Максимов.

– Абдулло, дружище, начал ты неплохо, продолжай в том же духе. Только не торопись, мы здесь надолго.

Официант для близиру сверился – как бы для уточнения – с заказом, каракулями записанным в блокноте. Сноровисто собрал использованные формочки и удалился.

– Итак, дорогие мои, – обратился он к сидящим за столом. – Сразу же внесем ясность. Слово предоставляется Карине, чье внезапное появление так нас всех обрадовало, я бы сказал – шокировало. И хватит дуться, Леон. Юко свидетель – Карина появилась в моем номере пять минут назад.

– Я не дуюсь, а думаю, – ответил хмурый Леон. Выпитая рюмка его настроения не улучшила.

– Думать не возбраняется. – Максимов повернулся к Карине. – Ну?

– Если я не вовремя или всем мешаю, могу уйти.

– Нет уж, сиди. – Максимов сделал строгое лицо. – И расскажи, каким ковром-самолетом тебя сюда принесло. Желательно, с самого начала.

Карина вертела вилку в пальцах. Бросила взгляд исподлобья на сидевшую напротив Юко.

– Хорошо. Если с самого начала, то должна сказать, что ты, Максимов, большая сволочь.

Карина говорило по-английски, но поняли все. На фарфоровых щечках Юко проступил легкий румянец, а Леон громко хмыкнул. Чужое горе сразу же улучшило его настроение.

– Поясню. – Карина решила игнорировать Максимова и обратилась к Леону, сидевшему по левую руку. – Ты в курсе, где Макс нашел деньги на экспедицию?

Леон счел нужным промолчать, чтобы не быть зачисленным в подельники.

– Мой отчим предложил отступные! И этот… Не за столом будет сказано, их взял! – Карина с трудом перевела дух. – Пятнадцать тысяч на руки, не считая спецрейса самолета. Радует одно – не продешевил. Мог бы и за три рубля продать.

Максимов поковырял вилкой салат.

– Откуда сведения, галчонок?

– Отчим сам и сказал.

– Я был о нем лучшего мнения. Коммерческая тайна все-таки.

– Насчет мнений о личностях помолчал бы, – бросила Карина через плечо и вновь отвернулась к Леону. – Отчим сболтнул в воспитательных целях. Думал, я разобижусь и назло всем поеду в Сорбонну.

– О? – оживился Леон. – Надолго?

– Планировалось, что навсегда. – Карина криво усмехнулась. – Ага, разбежалась! Я позвонила Артуру Борисовичу – это второй пилот на самолете отчима. Спросила, когда и во сколько вылет. Он, наверное, подумал, что звоню по поручению отчима. Время и дату я узнала, оставалось только перехватить вас.

– На истребителе летела? – поинтересовался Максимов.

– Нет, истребитель достать не удалось. – Карина откинулась на спинку, чтобы видеть всех. – Я позвонила своему жениху. Что ты. Макс, так смотришь? Не слышал про династические браки? Есть у меня суженый, отчимом подобранный, мамочкой одобренный. Мальчик Массачусетский университет закончил, сейчас опыта в нефтебизнесе набирается. Если не взорвется вместе с «мерсом», имеет шанс меня дождаться. Короче, звоню я будущему супругу и открытым текстом заявляю: «Если ты меня любишь, срочно организуй самолет в Душанбе».

– Сразу видно, любит, – не удержавшись от улыбки, вставил Максимов.

– Не то слово! Он на радостях сразу два самолета организовал. Бизнес-класс на регулярном рейсе по брони президентской администрации и газпромовский борт. Он вылетал раньше, я его и выбрала. – Карина закатила глаза. – Бог мой, сколько же я страху натерпелась! Оказалось, что это ИЛ-76, везли какие-то трубы. Сопровождающие начали квасить спирт, как только движки запустили. Предлагали всем: мне, экипажу, трубам и чертикам зеленым. Они этих чертей до сих пор по самолету ловят. Экипаж в город поехал, а нефтяников в белой горячке внутри запер. Сказали, что так хоть не потеряются.

Максимов выразительно посмотрел на Леона, тот, видно, вспомнив их собственный полет, потупился.

– В общем, проклятая родней, обманув жениха, три раза чуть не разбившись и уставшая отбиваться от лап прорабов, прилетела я сюда. И что я вижу?

Карина метнула взгляд в Юко. Но та перенесла это, не потеряв вежливо-заинтересованного выражения лица.

– Да, и что ты видишь? – Максимов вызвал огонь на себя.

– Вижу, что не опоздала. – Карина повернула к нему раскрасневшееся лицо.

– За это надо выпить, – подвел итог Максимов. – Дамы продолжают пить вино? Тогда, Леон, позаботься о дамах. А мы с тобой – по водочке.

Максимов поднял, запотевший лафитник с водкой, целясь в рюмку Леона, и чуть не выронил склянку из рук. Чьи-то острые ногти впились в мякоть над его коленом.

Карина мило улыбалась.

– Выпорю, – шепотом пообещал Максимов. Пальцы упорхнули с колена, оставив после себя пять горящих точек.

«Обязательно выпорю», – решил Максимов.

* * *

К десяти часам вечера градус веселья достиг точки кипения. Ресторан бурлил, как мутная Амударья в половодье. Настала пора утрамбовать съеденное танцем и в нем же сжечь энергию выпитого. Бальных классов, само собой, никто не посещал, поэтому посетители наяривали кто во что горазд с азартом и самоотдачей самодеятельного ансамбля песни и пляски. Осыпанные денежным дождем, музыканты старались вовсю. На квадратном гектаре танцевального пятачка торжествовала нерушимая дружба народов. Публика погрузилась в экстаз после затяжного попурри из этнических мелодий: начиная с лезгинки и заканчивая вечной, как сам Израиль, «семь-сорок».

После заключительного аккорда, вызвавшего всеобщий вздох облегчения, вспотевшие танцоры потянулись к столикам. На сцене возникло какое-то движение, и усталый баритон объявил:

– Для офицеров мотоманевренной группы Хорогского погранотряда звучит эта песня.

Объявление было встречено дружным «ура» за столиком у двери.

– Да, вот теперь все только начинается, – вполголоса обронил Максимов.

– Что он сказал? – спросил Леон.

– Предупредил, что военные спустились с гор и сейчас гулять начнут, – объяснил Максимов.

Леон завертел головой.

. – Да не бойся ты! Ничего из ряда вон выходящего не предвидится, – успокоил его Максимов. – Или забыл, как сам в Легионе гулял?

– О! Так когда это было! – Леон расплылся в улыбке.

Приступ подозрительности у Леона быстро прошел. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы просчитать, что явление Карины просто невозможно было организовать заранее. А значит, упрекнуть Максимова в нарушении партнерских отношений нельзя. Леон успокоился.

«Делает вид, что все в порядке. А глаза тревожные», – подумал Максимов.

Его не мог не радовать сложившийся расклад. Получалось, что из трех человек за столом он был самым осведомленным. Юко не знала об их планах, а Леон не подозревал, что стартовой точки их маршрута и основной легенды больше не существует. Лагерь профессора Миядзаки почти сутки не выходит на связь. Юко прекрасно владеет собой, еще ничем не выдала гложущую ее тревогу. Возможно, надеется на чудо. Максимов, оставил на чудо один процент, девяносто девять было за то, что никого нет в живых. Но говорить этого, конечно, не собирался. Возможность контролировать и манипулировать информацией дорого стоит. Если точнее – жизни.

Оставалась Карина. Знала меньше всех. Но активность развила обратно пропорциональную!

«Как честный человек я обязан жениться. – Максимов улыбнулся. – Но как здравомыслящий исчезну утром, не прощаясь».

Музыканты, долго подбиравшие аккорды, наконец вывели первые такты медленной мелодии.

– Пойдем потанцуем. – Карина взяла его за руку. В полумраке будуарно-красного цвета, лавируя между столиками, они прошли к площадке. Там уже покачивались в сомнамбулическом трансе с десяток пар.

Карина, глубоко вздохнув, прижалась к его груди.

Сердце обмерло, когда под пальцами ощутил ее острые лопатки.

– Макс, ты на меня очень злишься?

– Без комментариев.

– И на том спасибо. А я до сих пор не верю, что смогла тебя догнать. Когда все узнала, сначала места себе не находила. Если честно, хотела тебя разорвать. А потом успокоилась. Представляешь, даже не надеялась, что получится. Все произошло само собой, как во сне.

– Нет, это судьба. Просто у тебя больше возможностей следовать за ней, чем у твоих ровесниц.

– На отчима намекаешь? – с вызовом спросила Карина.

– На жениха из Газпрома.

Карина победно улыбнулась.

– Железный Макс ревнует?

«Надо рвать когти, – решил Максимов, борясь с головокружением. – Выпороть и бежать».

– Максим, а почему Леон наголо постригся? – неожиданно спросила Карина.

– Сеня, срочно ответь Лене, почему Коля сбрил усы, – процитировал Максимов из «Бриллиантовой руки». – Откуда я знаю?

– Да еще очки нацепил. Я его сразу не узнала.

– Значит, решил замаскироваться.

– От кого?

Максимов пожал плечами.

– Давай убежим, – предложила Карина, заглядывая ему в глаза.

– Нет, галчонок. Нельзя оставлять Леона и Юко без присмотра.

С текстом песни у лабухов были нелады, или так задумывалось сначала, но вместо привычного баритона штатного солиста вдруг раздался другой, хриплый, с характерными командирским медным отливом. Пел мужик, что называется, с душой. Неумело, но искренне.

Максимов машинально стал прислушиваться к словам, что делал крайне редко. Подумал, не может же мужик так рвать сердце без всякого смысла в словах.

 
– Волки уходят в небеса.
Горят холодные глаза.
Приказа верить в чудеса
Не поступало.
 
 
И каждый день другая цель.
То стены гор, то горы стен,
И ждет отчаянных гостей
Чужая стая, —
 

певец захлебнулся на вздохе.

Припев проиграли без слов.

От тягучей мелодии и неожиданно оборвавшегося голоса на душе у Максимова вдруг сделалось тяжело и муторно. Как перед бедой.

Рядом возник гибкий низкорослый субъект. Саид, как требовал этикет, успел переодеться к ужину. Теперь на нем были свободные штаны, не стесняющие движений при ударе, и распахнутая косоворотка черносотенского цвета, в дань местным вкусам густо усыпанная блестками.

– Слышь, москвич, разговор есть, – растягивая слова, произнес он. Черные кроличьи глазки жадно скользнули по Карине.

– У тебя ко мне?

Максимов непроизвольно улыбнулся. Ничего хорошего это Саиду не обещало, но он этого не знал и тоже оскалился.

– Али-Большой говорить хочет.

– А ты тут при чем? Саид больше не улыбался.

– Он меня послал…

– Вот считай, что я тоже тебя послал, – перебил его Максимов.

Саид зло прищурился, так что глаза превратились в две узкие щелочки.

– Ты на меня не зыркай, шестерка, – ровным голосом предупредил Максимов. – Пойди и передай, если я нужен, он знает, где мой стол. Все, свободен.

Максимов взял Карину под локоть и увел с площадки.

– Кто это? – на ходу спросила Карина.

– Абориген, от рук отбившийся, – ответил Максимов. Леон в их отсутствие обольщал Юко. Дело двигалось с трудом. Сказывалась разница в темпераментах и языковый барьер. Леон, у которого было два состояния: или бурная общительность, или паранойяльный уход в себя, никак не мог пробиться сквозь вежливое отчуждение японки. Она кивала каждой его фразе, поддакивала, как требуют японские правила хорошего тона, но не было никаких признаков, что исковерканные английские слова и выразительные гасконские взгляды Леона возымели хоть какое-то действие.

– Как дела, Макс? – Леон, казалось, был рад оставить напрасные хлопоты.

– Нормально, – ответил Максимов, усаживаясь за стол. – Что вы такие хмурые?

– Напротив, – вступила Юко. – Мне очень интересно. Леон рассказывал о французском вине. И празднике молодого вина. Божоле, правильно? – с трудом произнесла Юко. – Карина, ты в Париже была на этом празднике?

– Если это праздник, то я – китайский летчик. И вино так себе. Кислятина, хуже нашего каберне. – Карина наморщила носик. – В середине ноября, когда открывают бочки с молодым вином, весь Париж хлещет эту бормотуху. Причем полагается делать умное лицо и цокать языком. Каждый француз мнит себя тонким знатоком вин, женщин и сыра.

– А разве это не так? – вступился за честь страны Леон.

– Умными, красивыми и утонченными все быть не могут. Это противоречит законам биологии. Я же видела французов. Люди как люди, не хуже, но и не лучше наших, – осадила его Карина.

– Один ноль в нашу пользу, – подлил масла в огонь Максимов.

– Да когда такое было! – возмутился Леон. – Вы всю жизнь нам в футбол проигрываете!

– Да?! – Карина прищурилась. – Зато мы Наполеона разгромили. Это в сто раз круче.

– Хо! А он Москву перед этим спалил, – не уступил Леон.

– Тоже мне событие! Она без него чуть ли не каждый год горела. А вы свой Париж всегда без боя сдавали, – Карина в поисках поддержки повернулась к Максимову. – Я права?

– Безусловно.

Подобного приступа патриотизма он от Карины не ожидал. Подумал, что Леон попал «под раздачу» из-за усталости, раздражения и неуверенности, накопившихся в Карине. Да и сам Максимов уже чувствовал, что сил играть остается все меньше и меньше. Под перекрестными изучающими взглядами Леона и Юко расслабиться было абсолютно невозможно. Требовалось срочно объявить антракт.

«Ну вот и дождался!» – Максимов заметил, что к их столику приближается официант. Абдулло с торжественным видом нес поднос с бутылкой шампанского и фужерами. Чинно поставил на стол. Предварительно помахав над скатертью салфеткой.

– Уважаемые гости, это вам. От друга. – Абдулло выразительно посмотрел на Максимова.

– У тебя уже здесь появились друзья? – насторожился Леон.

– А у Макса везде друзья. Он общительный. Карина нанесла двойной удар. Свою порцию Максимов встретил с усмешкой, Юко, кажется, вообще не поняла, что половина кирпича полетела в ее огород.

– Пойду, поздороваюсь с другом. Леон, дамы остаются под твою ответственность. – Максимов встал. – Где Али? – тихо спросил он у официанта.

– За своим столиком, – одним губами прошептал Абдулло.

Максимов пошел в дальний, самый темный угол зала, скрытый от всех выступом эстрады.

Али-Большой сидел за столом один. Команда бойцов шумела за соседним столиком.

– Добрый вечер, Али. – Максимов, не дожидаясь приглашения, отодвинул кресло и сел напротив. – За шампанское спасибо.

Лицо Али лоснилось, блестели сальные губы. Он облизал пальцы, отодвинул поднос с пловом. Осталось не больше пригоршни риса, остальное переместилось в объемистый живот. Али отхлебнул чай из пиалы. Погонял во рту, только после этого проглотил.

«Ты еще рыгни, милый», – мысленно подсказал Максимов.

Али отвалился в кресле.

– Ты меня не обманул. Только поэтому еще жив, – сказал он.

Замолчал, дожидаясь реакции Максимова. Максимов не опустил взгляд.

– Ты приехал от большого человека в Москве, – продолжил Али. – Кстати, министра сейчас нет в городе, но его люди в курсе. Сказали, хозяин вернется завтра, тогда и приходи в гости.

Али щелкнул пальцами. Из темноты вынырнул официант, не Абдулло, другой. Разлил коньяк по рюмкам. Оставив бутылку, исчез.

– К тебе у меня претензий нет. Проблема в твоем друге. Или кто он тебе?

– Может быть, станет другом. А пока – знакомый, – ответил Максимов.

– Значит, ты за него не подпишешься. – Али задумчиво смежил толстые веки.

– А ты меня по понятиям не разводи. Не по адресу обратился.

В узких щелочках глаз Али вспыхнули злые огоньки. Но Максимов остался спокоен. Он уже решил, что при нежелательном развитии ситуации блюдо с остатками плова войдет в голову Али, как топор в арбуз. За соседним столиком возникнет легкая паника, в ходе которой можно будет обзавестись пистолетом. А потом – помогай Бог. На крайний случай Максимов планировал заорать: «Мужики, на помощь, русских погранцов бьют!» Надеялся, что славные представители мотоманевренной группы Хорогского отряда еще не упились окончательно и бросятся на выручку В суматохе можно будет прорваться, пусть даже и со стрельбой.

Если пристально смотреть в глаза хищнику, он либо бросается, либо, почувствовав силу противника, отступает. Али был мелким хищником, не ума, так чутья хватило, чтобы сообразить – лучше не связываться.

– Слух по городу пошел нехороший, – более лояльным тоном продолжил Али. – Насчет твоего друга. Кто-то его узнал, хоть он и побрился, как шар. То ли он должен кому, то ли еще чего… Но проблемы ему гарантированы, так мне сказали.

– Кто? – спросил Максимов.

Губы Али расплылись в улыбке, словно кто-то расплющил вареник.

– А я проблем не хочу, – продолжил он, игнорируя вопрос. – Гостиница – моя точка. И пока я здесь стою, все. будет шито-крыто. Ты понял меня?

– Нет.

Али придвинулся ближе, упершись животом в стол.

– Если за французом придут, я мешать не стану. И тебе не советую.

– Он – известный журналист. Отвечать придется, – предупредил Максимов.

– Перед кем? – Али небрежно махнул рукой. – Вот за тебя с меня могут спросить. Но, если что, я скажу, что беседу с тобой имел. И предъявить мне будет нечего. Короче, москвич, делаем так. Доживете до утра, иншалла, бегите в дом министра. Там не тронут. А придут ночью, значит, так тому и быть. Я предупредил.

Он взял рюмку, глазами указал Максимову на другую.

– Надеюсь, придешь не ты? – спросил Максимов, чокаясь.

– Мне резона подписываться нет, – холодно усмехнулся Али.

Выпил коньяк, смачно причмокнув влажными губами.

– Слушай, а как ты колоды заряжаешь? Научил бы. – Али дал понять, что тема закрыта.

– Научу. Через пару дней освобожусь, сядем, я все покажу. – Максимов отодвинул рюмку, из которой пригубил коньяк.

Али хохотнул, отчего стол дрогнул. В полумраке ярко вспыхнул строй золотых коронок.

– Ну, ты этот… Как его? Оптимист.

– Нет, уважаемый Али. Я, как и ты, фаталист, – серьезно ответил Максимов. – Все в руках Аллаха. Только он знает, какая пуля и когда попадет в тебя. Трус оскорбляет Аллаха неверием; А тот, кто бежит от судьбы, противится Его воле. Я прав?

Оплывшее лицо Али с трудом выражало эмоции, но взгляд сквозь узкие щелочки глаз сделался тяжелым, давящим.

– Не думал, что русский так чтит Аллаха.

– А что тут удивительного? Как сказал пророк, сколько правоверных, столько и путей к Аллаху. Я – лишь странник, ищущий свой.

Али, задумавшись, помял пальцами нижнюю губу.

– Хочешь совет, москвич? – Он понизил голос так, что из-за шума в зале и стараний оркестра расслышать его никто, кроме Максимова, не мог. – Возьми свою девчонку. Если хочешь, еще и япошку. Закройтесь в номере и до утра забудьте обо всем на свете. А утром уезжай, улетай. Исчезни. Нет здесь твоей дороги.

– Кто знает, Али? Кто знает, где они проходят и куда приведут? Но за совет спасибо.

Максимов встал. Не прощаясь, двинулся сквозь танцующую толпу к своему столику.

В его отсутствие роль хозяйки и тамады взяла на себя Карина. Ввиду временного отсутствия виновника конфликта ей даже удалось взломать отчужденность Юко. Девушки по взаимному согласию избрали в качестве мишени для шуток Леона. Француз отбивался, как усталый медведь.

Максимов остановился за его спиной, наклонился, прошептал что-то на ухо. Потом обошел стол, сел на свое место.

– Макс, ты вовремя, – сразу же придвинулась к нему Карина. – Проводишь меня носик попудрить? Я одна идти боюсь. Не кабак, а кишлак какой-то.

– Минуту. – Максимов дождался общего внимания. – Поговорить нам толком здесь не дадут. А поговорить есть о чем. Поэтому предлагаю: Леон сопровождает дам наверх. Идете в мой номер и ждете меня. Я расплачусь и догоню вас. – Максимов протянул ключи Карине. – Возражения не принимаются,

Леон встал первым. После слов Максимова, произнесенных ему на ухо, лицо его закаменело.

Когда они ушли, Максимов закурил, отрешенным взглядом стал осматривать публику. Гульба достигла апогея. Осталось только подраться на прощанье, и можно расходиться. Уже наметились две точки будущего конфликта, откуда доносились возбужденные голоса мужчин и резкие вскрики женщин. Максимов прикинул, что расстояние безопасное, – при вспышке конфликта до его столика нокаутированные тела не долетят и случайной бутылкой по голове не засветят. К тому же за спиной стекло, всегда можно стулом открыть выход и выйти на свежий воздух.

«Хорошая мысль, – одобрил Максимов. – Погулять перед сном сам бог велел».

Как из-под земли возник Абдулло.

– А, это ты дорогой. – Рука Максимова потянулась за бумажником. – Что там у нас в итоге?

– Так рано уходите. – Абдулло, казалось, был искренне опечален. – А кофе, коньяк, пироженые-мороженые, а?

– Устали после дороги. Ты уж извини. – Максимов мельком взглянул на итоговую цифру на счете. – Слушай, Абдулло, у меня столько вашими бумажками не будет. Возьми рублями. Я даю с запасом, чтобы ты на обменном курсе не нагорел. Согласен?

Абдулло радостно закивал. Из чего Максимов сделал вывод, что его рубли никогда в кассу не попадут. Как и не вызывало сомнения, что большая часть продуктов, съеденных за столом, тоже ни по каким ведомостям не проводилась.

Официант, как это умеют только работники общепита и сервиса, глядя куда-то вбок, умудрялся бдительно следить за отсчитываемыми купюрами.

Максимов положил деньги на стол, бумажки тут же исчезли, сметенные пятерней Абдулло.

– Что будете на завтрак, уважаемый? – Глазки официанта подозрительно забегали.

– Ты так накормил, что о завтраке невозможно даже подумать, – ушел от ответа Максимов. – Спасибо, дорогой, пошел-ка я спать.

Официант понимающе кивнул.

Вместо того чтобы сразу подняться на лифте на свой этаж, Максимов через холл вышел на улицу.

Стояла душная южная ночь. От разомлевших роз на клумбе исходил сладкий дурман. Небо над головой искрилось огромными, непривычно близкими звездами. Максимов прошел вдоль корпуса гостиницы по аллее. Шум ресторана сделался глуше. Максимов остановился, закурил. Постоял, прислушиваясь к звукам вокруг. Отбросив сигарету, шагнул с аллеи в тень под акацией. И пропал…