Текст книги "Тотальная война"

Автор книги: Олег Маркеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 40 страниц)

Хиршбург попытался встать, когда Винер, обойдя стол, подошел к его креслу.

– Сидите, сидите, Вальтер, – остановил его Винер. Протянул коробочку, обшитую черным бархатом. Сам уселся в кресло напротив. – А теперь откройте.

Коробочка была вроде тех, в которые элитные ювелирные фирмы упаковывают свои лучшие изделия. Хиршбург осторожно приподнял крышку. Пальцы заметно дрогнули.

– Да, да, – усмехнулся Винер. – Десять каратов плохого золота ценой в целое состояние. Реликвия храма в Ретре дорого стоит. Хотя кто может определить цену мира и войны?

– Что я должен с ним сделать? – спросил Хиршбург, справившись с волнением.

– Немедленно перешлите брактеат Сакуре. Я хочу, чтобы Мангуст увидел его на Сакуре. Клюнув раз на нашу приманку, Мангуст заглотит ее еще раз. Уверен, за брактеатом он пойдет до конца. – Винер изменил тон. Саркастической иронии как ни бывало, теперь в голосе звучали стальные нотки. – Как видите, Вальтер, ради победы я не постою в цене.

Внутри коробочки золотые змейки свили свои чешуйчатые тела, образовав на черном бархате свастику.

Хиршбург с трудом оторвал взгляд и осторожно захлопнул крышку.

Глава двадцать седьмая. Дороги богов

Странник

В окно смотрело хмурое и унылое, как невыспавшийся москвич, утро.

Карина на заплетающихся ногах прошла через комнату. Глаз не открывала. Двигалась на ощупь, как ходят дети, поднятые с постели, но еще не проснувшиеся

– В ванне не спать, – предупредил Максимов. – У нас весь день расписан по минутам.

– Изверг, – донесся слабый голос из коридора.

Максимов повернулся к компьютеру.

Он встал на рассвете, если считать таковым мутную хмарь, сменившую ночную темень. И успел многое. Пора было собираться в дорогу. Как учили, только дурак, наскоро побросав пожитки в вещмешок, считает, что готов. Умный человек перед рейдом большую часть времени уделит разведке. Собрать, проанализировать и перепроверить информацию – значит снизить риск до разумных пределов. Известно, что дуракам везет. Но только дурак лезет в воду, не зная броду, и норовит сунуть голову туда, куда явно не влезет остальное. Оставшиеся в живых после таких экспериментов потом жутко гордятся своей смелостью и удачливостью. Умные скромно молчат. Они просто никогда не сделают лишнего шага, не зная заранее, куда поставить другую ногу.

Максимов из собственного архива и через Интернет собрал всю возможную информацию о месте предстоящей операции. Теперь он мог с закрытыми глазами пройтись по Душанбе и его окрестностям. Проехать любым транспортом и скрытно пробраться пешком в сопредельные республики.

«Легенда бы еще получилось, – подумал он, расслабленно откинувшись на спинку стула. – Дед бурчать будет, конечно, но быстро успокоится. Не для себя одного стараюсь».

Модем издал короткий зуммер, замигал красной лампочкой.

Максимов вызвал на экран пришедшее по компьютерной почте письмо.

– Есть! – хлопнул кулаком по ладони Максимов. Неожиданно быстро профессор Миядзаки, возглавлявший международную экспедицию, согласился принять сотрудника профессора Арсеньева в качестве гостя. Авторитет деда, как уже не раз убеждался Максимов, в профессиональной среде был чрезвычайно высок. Три человека, сопровождающие посланника профессора Арсеньева, будут приняты при условии их готовности самим нести все расходы. Так было указано в примечании к письму.

– А куда они денутся! – вслух произнес Максимов. Без Эрики и Леона экспедиция не состоится. Карина? Максимов прислушался к шуму льющейся воды.

– Поживем – увидим, – решил он.

Карина вошла, кутаясь в его рубашку, доходящую ей до колен.

– Молодец. Одевайся, завтрак на столе.

Максимов отключил компьютер.

– Эй, небожитель, – окликнула его Карина. – Ты хоть понял, что сказал?

– Сказал – одевайся. Время не ждет. Самолет отбывает в три часа. А нам еще надо к деду заскочить на работу.

– Тем более. – Карина плюхнулась в кресло. – Как ты считаешь, могу я показаться в таком виде пред строгим взором твоего великого предка?

– В рубашке – нет.

– А больше не в чем. – Карина рассмеялась. – Нет, я поражаюсь твоей сообразительности! Вещи мои в гостинице остались, так? А тут только джинсы и рубашка. Совершенно позорного вида. В них только на грузовике разъезжать.

– Тоже мне проблемы. Заскочим по дороге, купишь что-нибудь.

Карина встряхнула мокрыми прядками. Состроила забавную мордашку.

– Как у тебя все просто, аж завидно. Во-первых, заскочить в магазин – это минимум часа два, чтобы ты знал. Во-вторых, ты же не хочешь, чтобы перед Эрикой я выглядела бомжинкой? Значит, надо добавить еще час времени и потратить чуть больше денег.

– А в фитнес-центр заскочить не надо? – спросил Максимов. – Часика на три?

– Нет, не надо. – Карина встала, сладко потянувшись.

– Потому что ты этого не переживешь.

– И на том спасибо.

Карина подскочила, в секунду оказалась у него на коленях. Прижалась, обдав ароматом чистого молодого тела.

– А когда ты злишься, у тебя вот тут морщинка появляется. – Она погладила переносицу Максимову.

Он невольно зажмурился.

– Галчонок. Не задумываясь, с ходу процитируй первую пришедшую на ум фразу о Дороге или Пути. Неважно, откуда.

Карина прищурила правый глаз.

– Та-а-ак… Пожалуйста. «Для меня существует только Путь, которым я странствую, любой Путь, который имеет сердце или может иметь сердце». Так говорил Дон Хуан Матус в книге Кастанеды. Это что, тест какой-то?

– Имя Карлоса Кастанеды в определенных кругах звучит, как пароль, – уклончиво ответил Максимов.

«Девчонка вышла на Дорогу», – подумал он, отвернув от нее лицо, чтобы не смогла прочесть тревоги.

* * *

Максимов невольно замер на пороге кабинета деда.

Профессор Арсеньев за несколько суток сильно постарел. Осанка все еще была, как он ее называл, кавалергардской, льдистые глаза смотрели твердо и сурово. Только в глубине их затаилась боль. Резче стали морщины, потемнели, как старые шрамы, а лицо приобрело нездоровый восковой цвет.

– Заходи, Максим! – Дед погладил раздвоенную бороду, укладывая ее по обе стороны галстука. – Знаю, что в гроб краше кладут. Но вовсе не обязательно так жалостливо на меня смотреть! – проворчал дед.

– Тебе бы больничный взять, – начал Максимов, сев в кресло.

– Не дождутся! – отрубил Арсеньев. – С чем пожаловал?

Он произнес это так, словно Максимов все время со дня последней встречи безвылазно просидел в своем подвале.

У них давно было заведено правило: в местах, где могли подслушать (а рабочий кабинет был одним из них) тему беседы, ее тон выбирал старший и более осведомленный – сам Арсеньев. Дед не упомянул о поездке Максимова, ее результатах и о том, что произошло в его отсутствие, значит, не посчитал нужным.

– В командировку хочу съездить, – принял правила игры Максимов.

– Максим, ты же знаешь, в каком мы положении. Выписать бумажку с печатью я могу тебе хоть на Луну. Но лететь придется за свой счет.

– На Луне мне делать нечего. А в Душанбе слетать надо. Ты бы черкнул письмецо профессору Миядзаки. Он как раз в Таджикистане что-то копает. Посещу его экспедицию, от тебя привет передам.

Дед насупил брови.

– Судя по твоим блудливым глазкам, ты уже с ним связался?

– Утром послал письмо по Интернету. Он сразу подтвердил согласие. Вот. – Максимов положил на стол лист компьютерной распечатки. – Его сотрудница готова встретить нас в Душанбе и отвезти в лагерь экспедиции. Барышню зовут Юко Митоши. Наверное, красивая, как гейша.

– И когда ты угомонишься, – беззлобно проворчал дед, прищурившись, пробежал глазами текст. – Ну и лети себе на здоровье, коль скоро сам с усам. Поставил в известность, и слава богу.

– Дед, это же Восток! Сам знаешь, дело тонкое. Мне бы письмишко какому-нибудь визирю по культуре. За твоей подписью, конечно.

Арсеньев на секунду задумался, потом кивнул.

– Заместитель министра культуры – мой хороший знакомый. Если не сняли, конечно. Пойдет?

– Беру, – улыбнулся Максимов.

Арсеньев перевернул листок, задумавшись, стал рисовать кривые линии.

Максимов присмотрелся. И сразу же поймал острый взгляд деда.

На листке появилась дугообразная свастика. Рядом вырос вопросительный знак.

«Да», – глазами ответил Максимов.

Арсеньев тщательно заштриховал свастику, превратив ее в черный квадрат. Рядом нарисовал круг и перечеркнул его крест-накрест двойными линиями.

– Что это? – спросил он вслух.

– Славянская руна Дажь. Символизирует животворящую силу солнца. Знак вечной жизни, – как на экзамене ответил Максимов.

– А как назывались русские витязи в «Слове о полку Игореве»?

– Дажьбожьи внуки.

– Не безнадежен, – выставил оценку профессор Арсеньев. – И третий, последний вопрос. Известен малоазиатский бог Тадж. Созвучье «дажь» – «тадж» очевидно. Арийский народ – таджики – «отюрчен» лишь в седьмом веке нашей эры. Так куда ты купил билет?

– Еще не купил… В Душанбе. – Максимов попробовал слово на вкус, покатал, как камешек во рту. – Дажьбог. Получается – город Дажьбога. Город Солнца.

– А почему так неуверенно? – усмехнулся в бороду Арсеньев. – Профессор Миядзаки абсолютно уверен, что именно в этих местах находился духовный центр протославян. Один из центров, если быть точным.

– Ему не дают покоя лавры Щербакова? – спросил Максимов.

– Да какие там лавры! Одни тернии. Не Трою же человек открыл, а всего лишь Асгард, – со сдержанной болью, едва прикрытой иронией, произнес дед, обреченно махнув рукой.

Открытие города богов – мифического Асгарда, описанного в скандинавском эпосе, не вызвало никакого ажиотажа в общественном сознании. Даже научная общественность сохранила олимпийское спокойствие. Шлимана, поверившего Гомеру и откопавшего Трою, знает любой мало-мальски образованный человек. Но мало кому что скажет имя нашего современника Владимира Щербакова.[55]55
  См. подробнее: В.Щербаков. Асгард – город богов. М.: Молодая гвардия,1991.


[Закрыть] Хотя научный подвиг его равноценен шлимановскому. По «Старшей Эдде» он нашел город асов и дворец Одина, до открытия считавшегося всего лишь божеством из мифов полудиких скотопасов, живших черт знает когда до рождества Христова и Октябрьской революции. Он же доказал, что ту самую Трою основали «трояновы дети» – народ ванов, предков славян.

– Кого интересует прародина своего народа, когда нынешнюю родину предают и продают, – печально вздохнул дед.

– А японцу, выходит, наша история интересна? – Максимов тоже заразился благородным гневом.

– Традиционная культура, что же ты хочешь. Уважают свои корни и изучают чужие. – Арсеньев чиркнул спичкой, прикурил, зло запыхтел сигаретой. – Он ко мне обращался за консультацией, переписываемся с ним не один год. Поэтому так легко откликнулся. Он, бедолага, еще не знает, что за внук у меня уродился. Ладно, ладно, не делай вид, что обиделся.

Дед стал по очереди открывать ящики стола, ворошил бумаги в них, потом махнул рукой.

– Ну их к лешему! И так помню. Миядзаки работал в Тибете. Там ему монахи показали некий манускрипт. Он мне копию послал, да я, как видишь, задевал ее куда-то. Короче, как ты знаешь, китайские источники упоминают о рыжеволосых и светловолосых дьяволах, живших к северу от Поднебесной и постоянно устраивавших набеги. В пустыне Гоби обнаружены барельефы крылатых колесниц, явно индоевропейского происхождения. В тибетском манускрипте упоминается о некоем сражении между двумя народами, приведшем к разрушению города богов. Очень напоминает войну асов с ванами, описанную в «Эдде». После заключения мира они обменялись заложниками, в знак нерушимости договора. Это тоже соответствует эддическому мифу. Отличие лишь в том, что сказания описывают дальнейшее смешение асов и ванов и их движение на северо-запад. А в манускрипте указано, что треть племен, заключивших союз, двинулась через Копетдаг и Припамирье в противоположную сторону – на юго-восток.

– В Индию и Тибет?

– Естественно, иначе кому было писать «Махабхарату»? – вопросом на вопрос ответил Арсеньев. – Миядзаки прежде всего заинтересовало, что в манускрипте упоминается о смерти вождя переселенцев, случившейся сразу же после закладки им города. Звали вождя Дай-цу. Транскрипция, естественно, исказила первооснову. А звучало имя… Как?

– Дадзу – Дазбу – Даждбу, – начал выводить цепочку Максимов. – Короче – Дажьбог. Солнцеподобный, если перевести на русский.

– М-да, не безнадежен, – кивнул Арсеньев. – Город, конечно, назвали в его честь. И где-то вблизи современного Душанбе и следует искать его могилу. Чем Миядзаки и занят.

– Спасибо за лекцию.

Арсеньев, бросив настороженный взгляд из-под бровей на дверь кабинета, подтянул к себе листок и вновь стал выводить на нем дугообразные линии.

– В манускрипте говорится, что вождю было доверено хранить знак мира, заключенного между асами и ванами. Носил он его на груди. Есть вероятность, что этот знак положили в его могилу вместе с другими сокровищами, Миядзаки, если найдет захоронение, имеет шанс прославиться. Еще никому не удавалось так детально связать миф с археологической находкой. У японца есть изображение этого знака. Печать Договора, как он ее назвал. Жаль, что не могу тебе показать копию с манускрипта. Задевал куда-то.

Арсеньев придвинул к Максимову пепельницу, вместе с ней как бы сам собой переместился листок бумаги.

Сигарета замерла в руке Максимова: с тщательностью рисовальщика академической школы рукой деда был выполнен рисунок: четыре змейки, свившиеся в свастику.

– Пути богов, – упредил профессор вопрос, готовый сорваться с губ Максимова.

«Действительно, нам неведомо, куда ведут Пути богов, – подумал Максимов. – Брактеат, ставший символом договора о мире между двумя племенами, породившими все древо народов индоевропейской расы, кочует одному ему ведомыми путями. От разрушенных стен Асгарда к отрогам Памира. Из усыпальницы Дажьбога в храм Ретры. Из руин храма полабских славян в сокровищницу тевтонского ордена. Оттуда – в кладовые властителей рейха. В качестве трофея приходит в коллекцию лорда, чтобы спустя два десятилетия быть похищенным ирландскими боевиками по заданию палестинских партизан. Пропадает в сейфах спецхрана, чтобы закатиться в тайную казну азиатского царька, а вынырнуть на свет божий в Берлине. И закатиться вновь черт знает куда».

Арсеньев внимательно следил за выражением лица внука. Максимов был уверен, что дед читает его мысли.

– Ты теперь знаешь достаточно, чтобы отправиться в дорогу, – произнес Арсеньев, тщательно заштриховывая рисунок. – Остальное поймешь позже, уже в пути. Всего не знаю даже я. – Дед отбросил ручку. – Как убеждаюсь, история никого и ничему не учит! Один безумец попытался переиграть историю и столкнул германских асов с «внуками Дажьбога». В школе Гитлер учился плохо, а венские масоны не объяснили художнику-недоучке, что асы, русы и ваны давным-давно породнились и перемешались в неразрывное целое. И Москва основана их сыновьями, как и Берлин, между прочим. А он напялил на белокурых бестий черные мундиры и повязки со свастикой – и «драг нах остен»! Обрати внимание, что в низовьях Дона и Волги, где и происходила та война асов с ванами, ему хребет и сломали. История не только не любит сослагательного наклонения, она жестоко карает переписчиков истории. Я не науку имею в виду. Боги не терпят, когда их волю пытаются изменить смертные.

– Именно так следует толковать манипуляции с… – Максимов осекся, подбирая слово, чуть не вылетело «брактеатом из Ретры». – С символами.

– Ну, любой символ есть отражения неких инвариантов реальности. В психологии – это архетипы, введенные Юнгом. В филологии – сюжеты, встречающиеся буквально у всех народов и в различные эпохи. Всякие злые мачехи, мальчики-с-пальчики и спящие царевны. В истории – повторяющиеся сценарии событий. Графические символы также без изменений кочуют из культуры в культуру, из эпохи в эпоху с древнейших времен до наших дней. Как правило, они ассоциируются с одними и теми же принципами и проявленностями бытия. У всех народов круг – солнце, цикл жизни. Крест – конец, завершение. Крест в круге – год, четыре сезона, четыре фазы жизни. Ну и так далее. Безусловно, символы несут большую смысловую нагрузку, чем мы себе представляем. Частично они являются частью нашей реальности, частично принадлежат другим мирам. И попытка манипулировать, как ты выразился, символами есть магия чистой воды. – Арсеньев вскинул узловатый палец. – Но я тебе этого не говорил! Тут в Академии наук создали комиссию по борьбе с лженаукой, а я еще поработать хочу. На костер за такие слова, конечно, не потащат, не та инквизиция нынче, но выпрут с должности в два счета.

– Дед, за какие слова? – сыграл непонимание Максимов. – Мы ни о чем предосудительном вроде не говорили.

Они переглянулись и убедились, что один сказал все, что посчитал нужным, а второй усвоил каждое слово. Настал момент, когда слово становится делом, а знания толкают к поступку.

Арсеньев раздавил окурок в пепельнице.

– Все, Максим! Иди. Иначе у меня сейчас опять давление подскочит. Максимов встал.

– Погоди, провожу!

Арсеньев обошел стол. Встал напротив. Обнял за плечи.

Троекратно, со староверческой степенностью поцеловал.

Успев шепнуть в ухо:

– Храни тебя господь, Максимка, – и повел к двери. Неожиданно блеснув хитрыми глазами, подмигнул.

– А с невестой что не знакомишь? – спросил он.

– Какой такой невестой? – удивился Максимов.

– А мне сарафанное радио уже доложило, с кем ты прибыл. Рост, вес и прочие внешние данные. Коллектив же женский, слухи как пули летят.

– И как низко я пал в глазах родного коллектива?

– Лучше тебе не знать, – рассмеялся дед. – Поезжай в Таджикистан, спрячься в горах от греха подальше. Пусть паника уляжется. А то так и до самосуда дело дойти может.

Через приемную они вышли в зал.

Карина склонилась над стендом.

– Афродита Каллипига.[56]56
  Афродита Прекраснозадая, известная статуя работы греческого скульптора Праксителя.


[Закрыть] – Профессор Арсеньев погладил бороду, крякнув.

– Ее зовут Карина, дед, – прошептал Максимов.

– Да, а я как сказал?

Максимов не стал повторять.

Услышав шаги, Карина повернулась на звук. Двинулась вперед, но остановилась, увидев, что Максимов не один. Арсеньев приосанился и решительно направился прямо к Карине.

– Добрый день, сударыня. Позвольте представиться, Арсеньев Святослав Игоревич. Имею счастье доводиться дедом Максиму.

– Очень приятно. Карина. – Она вежливо улыбнулась и добавила: – Имею счастье быть подругой вашего внука.

Арсеньев пошевелил кустистыми бровями и неожиданно громко расхохотался.

* * *

В некогда элитном Шереметьеве витал запах ночлежки.

Холл первого этажа был густо заселен никуда не спешащими людьми, по всем признакам, живущими в аэропорту не одни сутки. Расположились они всерьез и надолго, как цыгане табором, выгородив себе спальные места чемоданами и неподъемными баулами.

До прибытия венского рейса оставалось полчаса, и Максимов с Кариной решили, что успеют выпить по чашечке кофе.

На балконе обнаружили кафе, отпугивающее вокзальную цыганщину стерильным видом и запредельными ценами. Для неумеющих читать и считать к услугам был накачанный детина, замаскированный под официанта. Смерив новых посетителей взглядом и определив платежеспособность, официант со скучающим видом продолжил терзать зубами зубочистку.

К столику подлетела дама с повадками бывшей стюардессы, скороговоркой прорекламировав все, что было на прилавке. Выдержала паузу, выдала дежурную улыбку и подозвала молоденькую официанточку.

– Прими заказ, Зоя, – устало распорядилась она. Ушла, явно проклиная в душе менеджера, внедрившего эту никому не нужную процедуру.

Карина принялась за мороженое. Максимов тянул невкусный кофе.

– А мне твой дед понравился. Классный дед. Он всегда такой обворожительный?

– Нет, только с молоденькими курсистками. Я закурю, ты не против?

Карина кивнула.

– Слушай, Макс, все хочу спросить. Сразу говорю, не хочешь – не отвечай. Почему ты до сих пор не женился?

– Тебя ждал.

– Врешь, но приятно, не скрою. Но все-таки – почему?

Максимов давно сформулировал ответ, но сейчас впервые произнес его вслух.

– Были женщины, с которыми можно было прожить жизнь. Но не ту жизнь, которую хочу прожить я.

– Сам придумал или вычитал где-то?

– Сам.

– Тяжелый случай, – вздохнула Карина. – Консервативному лечению не поддается. Только резать, как говорят хирурги. И какую жизнь ты хотел бы прожить?

– Не знаю. Но отлично чувствую, что – мое, а что – нет. У тебя разве не так?

– А с чего бы я тогда с родней воевала? – грустно усмехнулась Карина. – Как они живут, мне не то что не хочется, а до колик отвратно. Слишком уж все прилизано.

– Вернешься, вдруг понравится. Не боишься?

– Не боюсь, потому что не вернусь.

– Не зарекайся. – Максимов постарался быть максимально серьезным. – В самое ближайшее время тебе обязательно представится шанс все изменить. Выбрать одну жизнь или другую. Так бывает, по себе знаю.

Карина задумалась.

– А если я выберу, обратной дороги не будет?

– Нет. Но каждый раз искушение вернуться к нормальной жизни будет возникать вновь и вновь. И каждый раз придется делать выбор.

Он посмотрел на табло, на котором зажглась зеленая лампочка напротив рейса из Вены.

«Произвел посадку рейс компании „Аустрия эйр-лайнз“ из Вены. Встречающих просим пройти в левое крыло зала прилета», – объявил механический женский голос.

– Я могу заказать еще один кофе. Выкурить сигарету. Встать и уйти. – Максимов не отрываясь смотрел в глаза Карине. – Или спуститься вниз, изобразить радость и долго обнимать Леона и жать ручку Эрике. И отправиться к черту на рога с малознакомыми мне людьми. Которые уже один раз подставили меня под пули. Искать клад, без которого мне прекрасно жилось.

– Можно я скажу…

– Нет, – остановил ее Максимов. – Сейчас решаю я. Ты свой выбор сделаешь позже.

– И что же ты решил?

Максимов медленно затушил сигарету.