Текст книги "Дойти до ада"

Автор книги: Олег Игнатьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

27

Не зря Климов сразу инстинктивно почувствовал в ней друга.

Порывисто прижав ее к себе, Климов шепнул: «Умница», погладил по спине и высвободил пистолет из ее пальцев.

От Юли ничего нельзя было добиться. Все лицо ее было залито слезами. Ее била нервная икота. Единственное, что она еще могла, так это смотреть на Климова своими прекрасными глазами да еще нервно покусывать побледневшие губы.

Отшвырнув пистолет Чистого под стол, Климов поднял с пола свой «Макаров», схватил Юлю за руку и бросился к сейфу.

– Скорей.

Юля с отвращением переступила через Слакогуза и, поддаваясь воле Климова, устремилась вслед за ним.

– Держи фонарь. Свети.

Распахнув дверцу шкафа с остывающей фиолетово-огненной окалиной – термит прожег дыру величиной с кулак, и замка, по сути дела, уже не было, – он обнаружил вместо фотопленки горстку пепла.

Сработанный Слакогузом компромат был уничтожен. «Уже легче», – решил Климов и попросил Юлю держать фонарь правее. Ее губы и пальцы все еще вздрагивали от жестокого озноба. Луч фонаря плясал на стенке сейфа.

– Вот он, – сказал Климов и показал на узкую пластину из металла, которая была прикручена к боковой стенке. – Код от камеры газгольдеров.

Слепо повинуясь Климову, Юля даже не раскрыла рта. Только склонила набок голову.

– Шестнадцать. Сорок. Сорок восемь. Двадцать. Тридцать…

Капля металла застыла на последней цифре, и Климов отковырнул окалину клинком.

– Тридцать три, – прочел вслух и тотчас усомнился. – А может, тридцать восемь… – Посмотри, – сказал он Юле, – что здесь выбито, какая цифра?

Он взял из ее рук фонарь и высветил пластинку с кодом.

Юля всмотрелась в цифры, прошептала: «Я не знаю», зачем-то провела по цифрам пальцем, как слепая. Легкая тень, скользнувшая по ее лицу, на какое-то мгновение дала почувствовать глубину ее раскрытых глаз. Ту глубину, в которой можно было утонуть. Ее приоткрытые губы, вздрагивавшие от озноба, казалось, ждали поцелуя, благодарного и утешительного поцелуя, а не разговоров, не разглядывания цифр. Неукротимая стремнина чувств влекуще потянула Климова к трепетным губам…

– Бежим, – шепнул он Юле и повлек ее к двери. От дыма в комнате уже кружилась голова. Глаза слезились.

Выглянув в коридор и убедившись, что он пуст, Климов с Юлей побежали к лестнице. В застрявшем лифте кто-то колотил ногами в двери. Слышались проклятия и ругань.

Юля не отпускала руку Климова, да он и не позволил бы ей это сделать. Слишком темно, слишком опасно было в шахтоуправлении.

Добравшись до цокольного этажа, до вестибюля, а затем до узкого туннеля, ведущего, как понял Климов, прямо в бункер, они с Юлей обнаружили в стене обитую железом дверь. Ни он, ни Юля не имели представления, что там находится. Замок был навесной, и Климов без труда сорвал его. Открыв дверь, Климов включил фонарь, увидел дворницкий совок, тряпки, ведра, обтрепанные метлы и втолкнул Юлю в каморку.

– Спрячься здесь.

– А вы? – оцепенело испугалась Юля.

– Никому не открывай. Не выходи. Я за тобой вернусь.

Юля кивнула:

– Да, конечно.

Климов увидел в углу крепкий черенок лопаты и сказал, чтоб Юля изнутри закрылась с его помощью, использовала черенок вместо засова.

Убедившись, что запор держит надежно, Климов вырвал из косяка дверной рамы болтавшийся на петле замок, подумал-погадал, куда бы его деть, и, обнаружив трубы отопления, идущие над головой, швырнул на них замок. Теперь дверь дворницкой казалась нерабочей, заколоченной навеки.

Только теперь Климов дотронулся до поцарапанной пулей щеки, коснулся мочки уха. Кровь запеклась и больше не текла по шее.

«Все хорошо, все просто замечательно, – подумал Климов и двинулся в сторону бункера. – Медик там, если уже не в штольне».

Чтобы удостовериться в своих предположениях, Климов включил рацию.

– Медик! Я Чистый, направляюсь в бункер.

– Я Медик, – услыхал Климов голос санитара Сережи. – Как наверху?

– Спокойно.

– Зато у рудника убито пятеро. – В тоне Медика звучал укор. – Похоже, Могильщик не один.

– Один, – запротестовал Климов. – Могильщик один. Его уже загнали в угол, скоро доберутся.

– Ладно, я на месте, – сказал Медик. – Жду тебя с Мишаней. Кстати, где он? Рация молчит, его не слышно.

– С девкой возится, – ответил Климов. – Наверху.

– А ты где?

– В вестибюле.

– Подходи.

– Иду, – сказал Климов и выключил рацию.

Климов поспешно побежал.

«Шестнадцать. Сорок. Сорок восемь. Двадцать. Тридцать девять, – считал он про себя, – а может, тридцать три, а может, все же восемь». Последняя цифра была в голове у Медика.

И это раздражало.

Террор – тонкая кухня, на которую не всякого пускают. Кто-то «наверху» руководил, подсказывал и направлял ход акции. Хитрую придумал рецептуру.

Климов постоянно открывал в слаженном механизме террора что-то новое. Поражала дисциплина, боевая выучка, профессионализм. И – никакого мародерства. Магазины не грабили, по домам не шныряли, шмон не устраивали.

Прикидывая в уме, как лучше провести захват Медика, Климов перешел на шаг, осторожно свернул вправо, выключил фонарь.

Он понимал, что где-то здесь, в ближайшем переходе, – бункер, возможно, перед бункером есть что-то вроде тамбура. Своеобразный фильтр, через который посторонний в бункер не проскочит, не пролезет и не просочится. Значит, с Медиком придется повозиться. Ни один уголовник не сдастся добровольно, без сопротивления, если ему уготована смерть, и торг, как говорится, неуместен. Климов это знал прекрасно. Имел опыт. Осознавал, что схватка может быть смертельной. Жизнь настолько хрупка сама по себе, что надеяться в кровавой заварухе на гладкий исход дела просто глупо. Может быть, придется завершать дело Петру…

Автомат был за спиной, «магнум» за поясом, «Макаров» – в кобуре под мышкой, клинок в ножнах, а руки свободны. Главное, это руки и ясная голова.

«Они обязательно запаникуют, – подумал Климов об охранниках в бункере и осторожно двинулся вперед. – Нет ничего страшнее неопределенности. Выматывает нервы до предела…»

– Стой! – В грудь Климова уперся автомат. Из-за угла бесшумно появился охранник. – Назад и на пол!

Климов стремительно нырнул под автомат. Охранник отлетел к стене, ударился затылком, сполз по стене – Климов бил расчетливо и сильно. Вырвал автомат. Огляделся, никого. Ударил ногой в челюсть, ткнул прикладом в пах.

– Ни звука, парень! – И еще раз точно, резко рубанул ботинком шею. – Отдыхай.

Охранник застонал:

– Хватит, сука…

– Тихо! – выдернул клинок из ножен Климов, поднес к горлу охранника. – Кто на стреме?

– Гойда и Лисак.

– Твоя кликуха?

– Пластырь.

– Где пахан?

– Который?

– Медик, – сказал Климов и посмотрел на парня.

– Медик в яме, – сказал тот и сразу пояснил: – С охраной в бункере.

– Сколько их там?

– Осталось двое.

– А где третий?

– Дуба врезал.

Только теперь до Климова дошло, что третьего он отравил вместо Медика, совсем сбился со счета.

– Лисак и Гойда в бункере или в предбаннике? – засунул клинок в ножны Климов и прижал коленом дернувшееся бедро Пластыря. – Спокойно.

Тот рычаще схаркнул кровь и высморкался на стену.

– В предбаннике.

– Пароль.

– Гасить любого.

– И Чистого и Слакогуза? – спросил Климов.

– Нет, – ответил Пластырь. – Этих приказано пропускать.

Климов еще раз надавил локтем на горло захрипевшего охранника. Тот булькающе засипел, и ноги его судорожно-дробно застучали пятками по полу. Через несколько секунд все было кончено.

Климов поднялся.

– Это справедливо, – вполголоса сказал он. Хмыкнул, поймав себя на том, что разговаривает сам с собой. А вслух сами с собой обычно разговаривают старики и чокнутые. – Никакой я не старик, – уже нарочно, внятно сказал Климов и остался доволен услышанным.

«Лучше стать зверем, чем гнидой. Самое главное сейчас – спасти людей», – думал Климов. Затаив дыхание, на цыпочках он подкрался к тамбуру бункера и приложил ухо к двери.

Голоса были глухими, но кое-что расслышать было можно. Судя по интонациям и фразам, говоривших было много. Человека три-четыре, не меньше.

«Или Пластырь обманул, или Медик сидит в тамбуре, – подумал Климов и постарался уловить смысл разговора. – Одно из двух, скорее всего, первое».

В чистосердечности ответов Пластыря он сомневался. Естественно, и Медик никому не верит, держит свою охрану рядом с собой. Заодно хочет иметь перед глазами Чистого и Слакогуза. Знает, что они ему не верят так же, как и он не верит им.

«Если Медик в тамбуре, прикинусь валенком, а если нет, прикинусь сапогом», – подбодрил себя Климов и услышал чей-то хриплый голос, донесшийся из-за двери:

– Интересно, у мартышек бляди есть?

Климов вскинул брови, подумал, что вопрос, конечно, интересный, и с размаху влетел в тамбур, сжимая автомат:

– Атас! В городе «Альфа»!

Панического крика не вышло. Скорее, получился громкий сип. Словно за те несколько минут, пока он возился с сейфом в дымной комнате, ему опалило горло.

Медика в тамбуре не было. Лишь четверо мордоворотов. Их освещал фонарь, привязанный под потолок к шнуру электролампы.

Слева на стене – пожарный щит, багор, топор, ведро. А справа металлическая дверь в бункер. Громадный вентиль вместо ручки.

Очередь из автомата срезала бы его мгновенно, если бы он вовремя не выстрелил в фонарь и не нырнул на пол. Свет фонаря погас. В глаза хлынула тьма. Но он уже привык к ней, приспособился, в отличие от тех, кто сидел в тамбуре.

Стрелявший в него рухнул. Получил по шее. Приподнялся и опять упал, задавленный огромной тушей застреленного дружка.

– Братухи! – завизжал слева от Климова бугай и выпустил из автомата очередь. – Линяем!

– Куда? – шепнул ему на ухо Климов и отправил в ближайший угол.

Нет ничего приятнее работать в темноте. Особенно, возле пожарного щита. Четвертого Климов проткнул багром и добил прикладом.

Как только тяжелая дверь бункера пошла ему навстречу, выпустил в щель очередь, ворвался внутрь. Упал на пол и выпустил все пули из рожка.

В бункере горела лампа, работавшая от аккумулятора.

Медик был на мушке.

– В угол, – сказал Климов и глазами показал на пистолет. Дождавшись, когда «люгер» упал на пол, вскочил на ноги. – На землю.

Медик молча лег. Даже раскинул руки.

Климов похвалил его и поднял с пола новое для себя оружие.

Обшарил Медика, достал из заднего кармана брюк никелированный пистолет Коровина. Из наплечной кобуры вынул «Макаров».

«Арсенал, – подумал Климов и поморщился: возле двери протяжно застонал тяжелораненый. – Может, еще выживет», – решил он и отвернулся.

Перехватив взгляд Медика, брошенный в сторону стонущего, Климов оттащил охранника подальше от двери, почти на середину бункера, внимательно и быстро обыскал его, пощупал пульс, оттянул веки, заглянул в зрачки, удостоверился, что пули зацепили парня крепко, и усадил на него Медика.

– Посиди на нем, а то я беспокоюсь, геморрой простудишь на полу, – сказал Климов и озабоченно прикрыл дверь в бункер и несколько раз до упора провернул вентиль. – Так оно вернее.

Когда Медик сел на своего охранника, стало заметно несоответствие его коротких ног и длинного туловища. Зато темная волна волос, нависшая над крупным лбом, была такой же безупречной и ровной, как несколько часов назад.

«Хоть рассмотрю его внимательно, – подумал Климов и заткнул за пояс пистолет. – А то все некогда».

Медик покачал головой, пропустил темные пряди сквозь полусогнутые пальцы и сказал:

– Ты псих. Ты в самом деле псих.

По-видимому, желчи в его печени поубавилось, зато вся она оказалась в крови. Скулы пошли пятнами.

– Весьма польщен, – ответил Климов, внимательно следя за лицом Медика, в глазах которого была та настороженность, которую легко принять за проницательность. – Тебе виднее.

– Как сказать, – сокрушенно сказал Медик и попытался сменить позу.

Климов предупреждающе поднял палец.

– Сиди прямо. Отвечай внятно. Где Зиновий? Кто он? И не три бузу. Иначе… – Климов вытащил из-за пояса «люгер» и постарался, чтобы угроза как можно скорее дошла до Медика.

Медик люто глянул на Климова и отвернулся.

– Зиновий. Всем руководит Зиновий.

– Это кличка?

– Имя.

«Странно, – подумал Климов. – Ну, да ладно».

– А фамилия?

– Твои расходы, мои труды, – неожиданной присказкой ответил Медик. – Чего ты вязнешь? Ты же влип. Тебе – каюк. Ушел бы в горы, как нормальный человек, а так ты – в заднице. Хоть это бы усек! Все уже схвачено и решено без нас.

– Ты меня с собой не путай, – возмутился Климов и с размаху влепил Медику затрещину. – Жуй свои сопли сам.

Голова Медика дернулась, и он процедил:

– Падла!

Климова это нисколько не задело. Он и не собирался выглядеть в его глазах пай-мальчиком. Падла так падла.

От удара ногой Медик свалился на пол. Жилы на его шее вздулись. Лицо стало багрово-синим. Глаза выпучились.

– Фамилию Зиновия! – заорал Климов и, вздернув Медика, вновь усадил его на замолчавшего охранника. – Живее!

Медик застонал. Его обморочно-тусклые глаза вернулись к жизни, и он твердо сказал:

– Плахотин.

При упоминании этой фамилии на Климова пахнуло то ли чердачной пыльной паутиной и летучими мышами, то ли затхлой подвальной плесенью. На душе стало погано и мерзко. Он сразу вспомнил и свой сон, и давний бой с любимчиком Ростова.

– Бывший чемпион по боксу?

– Да.

Спокойно посмотрев на Климова, Медик достал носовой платок, встряхнул его и вытер кровь под носом. Через мгновение он снова чувствовал себя самим собой.

Эта разительная, но уже знакомая перемена в его лице на секунду возвратила Климова в мужское отделение психиатрической лечебницы, швырнула на больничную койку и сжала на его горле пальцы Шевкопляс.

«Теперь она мне долго будет сниться», – помотал головой Климов и посмотрел на Медика словно впервые. Террор не характерен для воров, он характерен для политиков. Только они спокойно могут отправлять на смерть десятки, сотни, тысячи людей, ставя свои жуткие спектакли.

– Поднимайся, – сказал Климов. – Поведешь к Зиновию.

Медик закряхтел и встал. И в это время у него включилась рация:

– Медик, Медик, я на связи.

Климов моментально вырвал рацию, повел стволом крупнокалиберного «люгера», направил его в переносье Медика.

– Где он?

Замешательство, промелькнувшее в глазах Медика, заставило Климова оскалить рот:

– Стреляю.

– Медик, Медик… – Рация не умолкала. Голос у Плахотина был глуховатый, но довольно четкий.

– За Ястребиным Когтем, – сказал Медик. – В вертолете.

Климов так и думал. Главарь не будет совать голову в петлю. Для черновой работы есть другие люди и другие службы.

– Где взрыватель?

– У Зиновия.

Высокомерие на лице Медика сменилось полным равнодушием.

– У Зиновия дистанционник, – догадался Климов, – а мне нужно знать, где сам взрыватель?

– Под вторым газгольдером.

– Пошли.

– Куда? – заартачился Медик.

– В штольню! – гаркнул Климов. – Быстро!

Рацию он отключил и сделал шаг назад.

– Туда нельзя, – возразил Медик. – Там люди Зиновия.

– Где? Сколько?

Медик поморщился.

– Живо! – взбеленился Климов. – Я спешу.

– Два на входе, – с изменившимся лицом ответил Медик. – Нас не пропустят.

– Прикажешь, – с беспощадной суровостью в тоне сказал Климов и подтолкнул Медика к боковому ходу, ведущему в штольню.

Медик повиновался, но не преминул съязвить:

– Вязкость мышления – привилегия шизиков, а ты вроде мужик нормальный.

– А еще недавно говорил, что псих.

– Считай, что я тебя хвалил.

– Вот и хвали. Зачем ругаться? – сказал Климов и подумал, что в туннеле Медик попытается бежать. – Иначе завалю.

Перед уходом из бункера Климов оглянулся. Охранник уже не стонал, а судорожно хрипел, намертво вцепившись в ножку стула. Лампа освещала стены ровным белым светом. «Тяжело придется в темноте, – подумал Климов. – Особенно стрелять».

– Послушай, Климов, – прислонился к стене Медик. – Давай поговорим.

– О чем?

– О нас с тобой, – сбиваясь на скороговорку, зачастил Медик, и вся его довольно длинная тирада свелась к неутешительному выводу, а именно: при таком уме, как у Климова, благородный характер – погибель. Благородство ценится только тогда, когда мужчина холоден, бесстрастен и расчетливо-рискован. Словом, безрассудному в мире истинных хозяев жизни делать нечего. Любая попытка утвердиться среди них обречена на провал; можно не то что остаться без порток, а и собственную голову подставить.

– Ты меня вербуешь? – спросил Климов и с наивно-постным выражением лица взглянул на Медика.

– Нет, – ответил тот. – Предупреждаю.

– Зря, – отрезал Климов. – Я дебил. Я начисто лишен инстинкта самосохранения. И сделаю то, что задумал. Вот смотри, – он показал на вход в туннель, перед которым задержался. – Там вход к жизни, для меня и для тебя, когда ты скажешь код, а там, – он чуточку отвел ствол пистолета, – крышка гроба. Еще секунда, и я сам пойду к газгольдерам. Решай. – Ствол «люгера» уткнулся в ухо Медика. – Секунда.

Сведенное судорогой страха бледное лицо Медика мелко задергалось.

– Шестнадцать… Сорок… Сорок восемь… Двадцать… Тридцать…

– Девять, – сказал Климов.

– …три, – закончил Медик. «Значит, восемь», – понял Климов.

Губы Медика сначала складывались в трубку, и он начал говорить «во…»

– Если код не наберется, я тебя прикончу.

Осмотрительность и недоверие давно наложили отпечаток на его характер.

Когда вошли в туннель, Климову захотелось стать тенью, полностью раствориться во тьме.

28

– Ты сам сунул голову в петлю, – предупреждающе сказал Медик, когда они вошли в бетонный переход. —

Люди Зиновия – бывшие гэбисты, но это их не портит.

– Даже украшает, – шагая следом, сказал Климов и засунул полевой телефон во внутренний карман десантного комбинезона.

– Тебе говорю вполне серьезно.

Климов не ответил. Он взял в левую руку свой «Макаров», а правой вынул из-за пояса крупнокалиберный «люгер». Подержав на весу, несколько раз резко махнул рукой, как будто отбиваясь, вновь пружинисто поднялся во весь рост и выбросил руки вперед, поймав в прицелы контур Медика.

«Осечки бы не вышло», – озабоченно подумал Климов о механизме «люгера» и вернул за пояс оба пистолета.

– Идти долго?

– Минут десять, – сказал Медик и споткнулся в темноте.

Климов успел схватить его и поддержать.

– Все время прямо?

– Нет. Еще два поворота.

– От последнего до входа в штольню сколько метров?

– Я всего два раза был. Не помню.

– Приблизительно.

– Тогда свет был, а в темноте… – Медик помедлил, – думаю, не больше двадцати…

– Хорошо, – ответил Климов, хотя в общем-то не видел ничего хорошего. – Связь с Зиновием у них прямая?

– Да.

– Они тебе не подчиняются?

– Нисколько.

– Пароль тебе известен?

– Нет.

– А как же вы хотели взорвать газгольдеры?

– Я этого хотел? – В тоне звучало удивление. – Не помню.

– Да ты многого не помнишь, – сказал Климов и спросил, как часто должен Медик с Зиновием говорить по телефону.

– В принципе, все время. Связь прерываться не должна.

– А если телефон забарахлит?

– Такого быть не может.

– Ну, а все же. Мало ли чего: бежал, споткнулся, разбил корпус.

– Он же полевой, военный. Ничего с ним не случится.

– А с тобой?

Медик подумал, помолчал, потом ответил:

– Если бы со мною что произошло, на связи был бы Чистый.

– Позывной Зиновия какой?

– Гюрза.

– А твой?

– Мой – Цмос.

– Цель оправдывает средства? – спросил Климов, хотя и так уже понял расшифровку позывного.

– Да, оправдывает, – вяло сказал Медик и внезапно перешел на шепот: – Климов, слушай, – он замедлил шаг, – если мы пройдем к газгольдерам и ты найдешь взрыватель, отпусти меня! Совсем! Я уйду в горы.

– Нет, – прямо ответил Климов. – Пока нет.

– А если я тебя отсюда поведу к Зиновию? За Ястребиный Коготь? По туннелю?

«Все, собаки, знают, – удивился Климов. – Подготовились отлично».

Известие о том, что бетонный переход из бункера в восьмую штольню имеет тайный выход к «каменному столу», к вертолетной площадке, и что этот путь уже испробован, говорило о том, что механизм террора запущен опытной рукой.

– А что, такой туннель имеется?

– Конечно.

– И Зиновий о нем знает?

Медик горделиво хмыкнул:

– Нет.

«Возможно, туннель заминирован, – подумал Климов, – вполне вероятно. Но и выбора у меня нет. Если взрыватель будет у меня, а дистанционное управление в руках Зиновия, я так и так превращаюсь в ходячую мину. Почувствовав неладное, Зиновий нажмет кнопку, и я…» Что будет с ним после того, как произойдет взрыв, представилось так явственно, анатомически-кроваво, что Климов не решился даже мысленно закончить оборванную фразу.

– Если выведешь меня наверх и я увижу вертолет Зиновия, – помедлив, сказал Климов, – гуляй на все четыре стороны.

– Честное слово? – В голосе Медика просквозило недоверие и ликование одновременно. – Увидишь и отпустишь?

– Слово офицера.

– Тогда дай телефон, – заговорщицким тоном потребовал Медик, – я свяжусь с Зиновием, скажу, что все о'кей.

Согласные всегда ликуют, а недовольные ропщут.

Трудно сказать почему, но Климов достал телефон.

– Пошли, – сказал он Медику. – За последним поворотом свяжешься с Зиновием. Старайся говорить отчетливо и громко. Охранники тебя узнают и подпустят. Дальше мое дело.

Глаза уже привыкли к темноте, и Климов с Медиком ускорили шаги.

Никогда еще в жизни Климов так отчаянно не рисковал, никогда еще не смотрел так близко смерти в глаза.

«Оскорбление действием действительно оскорбление», – вспомнилась глупая фраза, услышанная неизвестно когда и неизвестно по какому поводу, и Климов подумал, что умные стараются не рисковать, что умные…

– Последний поворот, – шепнул Медик и протянул руку за телефоном. Пальцы его дрожали.

Климов протянул ему телефон и фонарик.

– Постарайся ослепить хотя бы одного.

– Там очень узко.

– Вот и хорошо.

Медик был крупнее Климова, шире в плечах и выше на полголовы. Шел он скованно, едва передвигая ноги, но и торопить его было нельзя, он тоже рисковал собственной шкурой.

Как только свернули за угол, послышался суровый окрик:

– На пол! – и одновременно с этой командой вспыхнул в руках Медика фонарь.

Включился телефон:

– Гюрза! Я Цмос! Зиновий! Слышишь?

Краем глаза Климов уловил стоявших впереди охранников и моментально выпалил из двух стволов в их силуэты. Стрелял в головы. Навскидку. Словно в тире. Громкий стон заставил пальнуть снова.

– Гюрза!

Медик присел и оглушенно замотал башкой. Фонарь он выронил, и тот сразу потух.

– Я Медик…

– Хватит! – крикнул Климов и рванул вперед, стреляя на бегу сразу из обоих пистолетов.

Ответа он не слышал.

Для верности Климов в упор добил живучего охранника, схватившегося вдруг за автомат.

Выдернув из его пальцев мощный фонарь, Климов включил его и осветил убитых.

У одного остекленевшие глаза смотрели в потолок. Другой лежал ничком, рядом с автоматом, до которого так и не успел дотянуться.

Две лужи крови подтекли к ногам Климова и медленно соединились. Можно было проходить в восьмую штольню.

Поджидая приближавшегося Медика, Климов перезарядил пистолеты, сунул «Макаров» в кобуру под мышку, перекинул «люгер» в левую руку и забрал у подошедшего Медика молчавший телефон.

– Он слышал выстрелы? – спросил о Зиновии Климов и услышал:

– Конечно.

– Что ты сказал?

– Сказал, что Чистый расстреливает мародеров.

– А он?

Медик пожал плечами:

– Ему что? Трупом больше, трупом меньше… не имеет значения. Наоборот, благодарил. Сказал, что наша доля гонорара будет больше.

– Выходит, ультиматум принят? Ваши требования удовлетворяют?

– Посмотрим, – уклончиво ответил Медик. – Еще крутят.

– Ладно, – сказал Климов и, отобрав телефон, снял с пояса лежавшего ничком охранника наручники. – Давай свою культю.

Приковав Медика к себе, Климов потянул его к решетке входа в штольню. Луч фонаря направил в подлые глаза.

– Код не забыл? Какая там последняя цифирь?

Медик зажмурился и отвернул лицо:

– Тридцать восемь.

– То-то, – удовлетворенно произнес Климов и, нашарив в одном из карманов убитых связку ключей, стал подбирать нужный к замку. Теперь он действовал спокойно и уверенно.

Отворив решетку, Климов потянул Медика дальше, и вскоре они оказались перед входом в бомбоубежище, о чем гласила соответствующая надпись. К этому же входу вел еще один туннель, только намного шире, с узкоколейной рельсовой дорогой, уводящей в темень, туда, где был центральный вход в рудник и где шел неравный бой Петра с охраной. С той стороны все время доносились выстрелы.

«Найду взрыватель и пойду к нему на помощь», – решил Климов и потянул на себя дверь бомбоубежища.

Спертый воздух и гул голосов в кромешной темноте напомнили об участи заложников. Кое-где, в глубине штольни, чадили слабенькие огоньки. Никто не догадался взять с собою фонари или свечи.

Войдя в бомбоубежище, Климов уже знал, что будет делать.

– Федор Дерюгин, на выход! – как можно спокойнее и вместе с тем довольно громко крикнул Климов, и тотчас эхом его зова покатилась волна окликов: – Дерюгина! На выход! Федора… Зовут. Ау, Дерюгин!

Климов осветил дверь седьмой штольни, показывая, куда должен подойти Дерюгин, и сразу отошел в сторону, выключив фонарь. Нельзя было стоять на одном месте.

– Вот это Кукрыниксы! – раздался в темноте громкий голос Федора.

Климов вновь включил фонарь, направил на себя.

– Двигай сюда.

Кратко объяснив ему, в чем дело, он отдал ему свой автомат, сказал, где можно взять еще, и попросил лишь об одном:

– Ни звука. Никому. Начнется паника, и все взлетят на воздух. Понял?

– Всесторонне.

– Тогда вперед. Налево и на выход. Помоги Петру, а я тут похимичу. Только помни, он в «камуфляже», как и я.

– Нештяк. Прорвемся.

– Сперва узнай, потом стреляй. Да плащ мой сними, он светлый.

– Ну, якорная цепь! – беззлобно возмутился Федор. – Это ясно.

– Тогда с Богом!

Было видно, что Федор быстро разобрался в ситуации. К тому же, несмотря на крупное телосложение и видимую безалаберность, двигался он мягко, точно и неслышно.

Медик стоял молча, делая вид, что его нет.

– Теперь в восьмую, – шепнул Климов и, скользнув по каменной стене бомбоубежища лучом, вновь выключил фонарь. – Пошли на ощупь.

– Скажите, что там на земле? – раздался женский голос.

– Правда, что там? – сразу же заволновались в темноте.

– Где все те, которых увели?

– Уже идет эвакуация?

– А почему нет света?

– И воды!

– Воды! У нас здесь дети!

Климов придал голосу сочувственно-начальническую интонацию и успокоил всех одним четким ответом:

– Утром будет все. Я обещаю.

Кто-то еще что-то выкрикивал, но Климов не слушал. Надо было пробираться к восьмой штольне.

Идя вдоль стены, Климов неожиданно нащупал металлические поручни какой-то крепкой лесенки, ведущей строго вверх, остановился, попробовал, надежно ли приварена она к ребристой арматуре, и, сняв браслет наручника со своего запястья, примкнул его к скобе одной из перемычек.

– Подожди немного, – шепнул Климов и, ничего не объясняя, ударил Медика рукояткой пистолета ниже уха. Тело того обмякло, точно тряпичная кукла. Пришлось подхватить и уложить на пол.

Пренебрегая своей безопасностью, он прежде всего пренебрегал жизнью людей. А этого он допустить никак не мог.

Освободившись на время от ненужного соглядатая, Климов двинулся дальше, ежесекундно ожидая нападения или же выстрела. Особенно опасность возросла, когда он свернул за угол. Стал приближаться к входу в восьмую штольню.

Умудренное опытом тысячелетий человечество наложило запрет на убийство и порабощение себе подобных, но, как избавиться от страха смерти, не придумало. Опыт чужой смерти – чужой опыт. Сознавая гибельность всего живого, люди не умеют умирать. И Климов не был исключением. Он был один из тысяч, один из смертных.

Климов присел, закрыл глаза. Прислушался. Полная тишина, только громко стучит сердце.

Климов нащупал впереди себя холодный лист металла, понял, что находится у цели. Перед ним был вход в восьмую штольню, в камеру газгольдеров. Осталось набрать код.

«Сейчас включу фонарь и ринусь в сторону», – сказал он сам себе и снова прислушался: до него донесся легкий шорох, кто-то шел за ним, тихо подкрадывался.

Климов включил фонарь, направил луч на кодовый замок и резко ушел вправо, когда отчетливо скрипнуло у него за спиной.

Сзади него стояла девчушка лет восьми, не больше. Испугавшись его выпада, она закрыла в ужасе лицо руками.

– А-а-а!

«Дурак слабоумный», – облегченно перевел дыхание Климов.

– Чья ты, кроха? – спросил он у ребенка.

Климов включил фонарь, и девочка отняла руки от лица. Пугливо вздрогнула:

– Дерюгина Оксана.

«Вот ты какая, – присел на корточки Климов и постарался успокоить девочку. – Имя красивое. Как у моей жены».

– Не плачь, не бойся. Ты, наверное, заблудилась?

– Нет, я ищу папу. Он пошел сюда. Под глазами у девчушки залегли темные круги.

– Его вызвали по делу. Он ведь тракторист. Причем хороший.

– Да, папа – хороший, – сразу согласилась девочка и подняла глаза. – Можно я здесь посижу? Мне страшно возвращаться.

«Этого мне только не хватало», – подумал Климов, но позволил девочке остаться.

– Только тихо, – он прижал палец к губам, – и чтоб нас никто не слышал.

Повернувшись к двери, он осветил кодовую панель замка и начал набирать цифры.