Текст книги "Формула счастья"

Автор книги: Олег Коряков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

СЛЕДЫ ВЕДУТ НА ВОСТОК

Уже около часа Иван слонялся по саду возле отцовского кабинета.

Парнишка ждал Ярослава, своего племянника. Было немножко удивительно, что отец разговаривает со своим внуком в это время. Обычно до обеда Юрий Игоревич занимался только работой.

Кабинет у него был просторный и светлый. Два стола – письменный и лабораторный – стояли у прозрачной пластмассовой стены, обращенной в сад. Вдоль других стен выстроились стеллажи с повседневно необходимой справочной литературой, картотекой и фонограммами. Дед не любил работать в служебном помещении, он работал дома.

Когда Ярослав зашел в кабинет, Юрий Игоревич, прохаживаясь, диктовал самописцу какую-то статью. Записывались оба варианта – звуковой и печатный. Сделав предостерегающий жест: «подожди, не мешай», – старик произнес ещё несколько коротких отточенных фраз, затем выключил механизм.

– Ну, здравствуй, архивариус, – повернулся он к внуку. – Как дела?

– Не очень…

Юрий Игоревич ещё прошелся по комнате, глянул на Ярослава из-под густых седеющих бровей:

– Никаких следов?

– Кое-какие есть.

– Ну, рассказывай. Лациса вконец измучили?

Лациса? Ну, скорей он сам кого-нибудь измучит, этот упрямый и дотошный старикан. Находку и заботы ребят хранитель архива принял близко к сердцу – как свои. Он тоже прочёл тетради дневника и тоже загорелся мыслью отыскать дальнейшие следы этих двух молодых людей из прошлого века.

Поиски, однако, были безрезультатными. Ни в основном фонде, ни во вспомогательных больше не нашлось никаких документов, которые касались бы Инги Холмовой или Даниила Седых. Правда, Лацису удалось найти кое-что иным путём. В старом библиографическом каталоге оп обнаружил упоминание трудов Д.П. Седых по океанографии. Это было издание 1987 года.

– Так и написано: «Д.П.»? – обрадовался Ярослав. – Даниил Павлович?

– «Д.П.», – кивнул Лацис. – Профессор Д.П. Седых.

– А Инга Холмова… В том каталоге…

– …о ней, разумеется, ничего нет, – закончил за него Лацис. – И «Д.П.» может означать: Дмитрий Петрович, Денис Порфирьевич, Дормидонт Поликарпович, Пантелеевич, Пантелеймонович…

– Не может быть! – испуганно воскликнул Ярослав. Они решили обратиться в Центральное архивное управление. Ответ оттуда не был особенно утешительным, но всё же оставлял какую-то надежду. Москва рекомендовала обратиться в Дальневосточный морской архив.

– Ну и что ответили вам дальневосточники? – поинтересовался Юрий Игоревич.

– Ничего… Мы и не запрашивали.

Дед непонимающе вскинул брови.

– Я думаю лететь туда. Ты как на это посмотришь?

– Это во Владивостоке?

– Да. И ещё где-то есть филиал. Дед задумался.

– Что ж, – молвил он наконец, – отправляйся. Кстати, и наши там недалеко, может, повидаешься с ними.

– Если бы папа взял меня на глубоководную станцию!.. – Это была давняя мечта Ярослава.

Юрий Игоревич был настроен более деловито.

– Когда летишь?

– Наверное, завтра. А Рано и Анд – на Памир. Мне тоже очень хотелось туда, но архив важнее, верно?

– Смотри сам, – небрежно бросил дед; он был бы недоволен, если бы Яр отступил от задуманного.

– На Восток, уже решено, – весело сказал Ярослав: он и без слов бы понял деда.

– Ну ладно. – Юрий Игоревич задвинул самописец в стенную нишу и уселся в своё любимое кресло. – Поболтаем? Все равно заканчивать сейчас статью я не буду. Пообедаем – и я повезу тебя в гости. Ярослав взглянул вопросительно.

– Позднее узнаешь, – успокоил дед, – не бойся.

– Я не боюсь, – усмехнулся внук, – я ведь весь в тебя.

Они были большие друзья, эти два человека. И напрасно Иван поджидал своего племянника. Ярослав с дедом настолько увлеклись разговором, что не заметили даже, как мимо, приветственно помахав им, по садовой тропке прошла Анна Александровна.

Дед любил разговаривать с внуком. С ним он мог толковать на любую тему. Но чаще всего они рассуждали об истории человечества, и мудрая, неприметная снисходительность деда к чересчур категоричным, от незнания, высказываниям внука вполне уживалась с почти мальчишеской страстностью, с которой Юрий Игоревич мог доказывать свои полуфантастические гипотезы. В кабинет заглянула Анна Александровна. – Даже питекантропы старались обедать каждый день, – напомнила она.

Дед крякнул и смешливо почесал затылок… За обедом Иван поглядывал на отца и племянника хмуро: ему так и не удалось показать Ярославу свою коллекцию бабочек. А Юрий Игоревич, поддразнивая жену, толковал о возможностях регуляции состава земной атмосферы. Поддразнивая – потому что это было близко к предмету их постоянных споров на тему, заводить ли в доме установку для кондиционирования воздуха. Юрий Игоревич был против.

Он вообще был одним из наиболее ярых и последовательных сторонников всего естественного. Громадное наслаждение доставлял ему дом, в котором они жили, – его сухие просмоленные стены из сосны, не тронутой ни краской, ни штукатуркой, источали, казалось, все ароматы девственного леса. Тут, впрочем, Крылов не открывал Америки: недавно Высший совет гигиены и здоровья рекомендовал строительство всего жилья в стране, за исключением необходимости, вести из дерева. Накопление лесных ресурсов и полная замена дерева в промышленности искусственными материалами позволяли то, что ещё несколько десятилетий назад считалось роскошью…

– Да, Анна, – вдруг вспомнил дед, – Яр летит на Восток.

– К родителям? – живо повернулась Анна Александровна к Ярославу.

Он объяснил ей цель поездки.

– Мы не можем не искать, – сказал он. – Теперь это важно не только для Андрея – для всех нас… И ещё у нас спор… – Ярослав взглянул на бабушку смущенно. – Рано говорит; их дружба, Инги и Даниила, порвалась окончательно. Она говорит, у неё интуиция. А я не верю в это. Я считаю, юношеская дружба самая прочная.

– Ну, уж это выясняйте друг с другом, – усмехнулся дед.

И Ярослав покраснел.

Анна Александровна взглянула на внука светло и грустно.

Ярослав сказал сердито:

– А этот чудик Анд говорит: «Давайте я заложу все данные об Инге и Данииле в анализатор – он даст ответ».

– Для этого в анализатор надо заложить человеческие сердца, – улыбнулась Анна Александровна.

После обеда, полюбовавшись бабочками Ивана, они приготовили посылку на океан – ту удивительную водоросль, жарким из которого угощала их однажды Анна Александровна.

– В море их, на простор! – сказал Юрий Игоревич. – Только копию дневника наблюдений пусть высылают мне. Мы эту штуку ещё улучшим, есть кое-какие мысли…

Солнце уже покатилось на закат, когда Ярослав с дедом подъезжали к городскому центру. К удивлению Ярослава Юрий Игоревич свернул к их дому.

– Недогадливый ты парень. – Дед смешно сморщил нос.

– К Рано? – вспыхнул Ярослав.

Она ждала их: с Юрием Игоревичем была договоренность – он хотел познакомиться с её новыми музыкальными миниатюрами. Рано принарядилась: тонкая нитка старинного ожерелья матово переливалась на шее. Высокая ваза на столе была наполнена фруктами.

– Будете слушать? – робко спросила Рано у Крылова. Он кивнул. Она нажала кнопку – широкое, во всю стену, окно зашторилось, комната погрузилась в полумрак.

– Так лучше, – сказала Рано и подсела к электроле.

Она казалась поникшей, взгляд её тихо блуждал по клавиатуре.

Потом возникли первые, неуверенные, какие-то встопорщенные звуки. Экран над электролой дрогнул и отозвался неровными всплесками густо-сиреневого цвета. Музыка, казалось, нащупывала русло. Звуки становились более плавными и быстрыми, сквозь синкопические аккорды пробивалась мелодия; на экране заструилась бегучая волна цветовых гамм. Теперь от него уже трудно было оторвать взгляд. Казалось, цвет пел. Смутное беспокойство и грусть завладели Ярославом.

Рано преобразилась, она уже вся отдалась музыке и жила в том, своем мире.

Ярославу что-то мешало, комната стала тесной. Меж стен громоздились и рушились то исступленно-горячие, то нежно-озорные, то нежданно меланхолические звуки. Цветовой каскад на экране кричал и пел. Что-то грозное грянуло вдруг; экран взвихрился. Тяжкой поступью грохотало неведомое. Звуки стали багрово-черными. Лишь слабая трепетная струйка голубого чуть слышно звенела и билась. Но постепенно она ширилась и наливалась силой. Грохот откатывался все дальше, как гроза в изменчивом июльском небе. Величаво-раздольная мелодия раздвинула стены. Ярославу стало легко, словно птице. Светлый прозрачный аккорд завершил всё.

Они долго молчали.

– Что это? – тихо спросил Юрий Игоревич.

– Не знаю, – сказала Рано. – Просто так – этюд. Что-то о жизни.

И они снова замолчали.

– Сыграй это… ну… ты знаешь.

Все повернулись на голос. Оказывается, Андрей был тут же. Он стоял, прислонившись к стене у двери.

– Ты растерял слова? – прищурилась Рано и передразнила: «Это, ну, знаешь».

– Играй, играй, – миролюбиво сказал Андрей.

Рано опять замерла над клавиатурой, потом начала. Теперь Ярослав не спускал глаз с неё. Она была по-настоящему прекрасна. Движения рук, едва уловимые повороты тела, взгляд – все было исполнено мысли и чувств, все было одухотворено. И это её состояние неведомыми путями передалось Ярославу, весь он словно бы пронизался торжеством духа, воплощенным в музыку…

Таким, чуточку отрешенным от окружающего, он вслед за дедом вышел через час на улицу. Рано пошла с ним. Андрей остался дома – колдовать над своими любимыми математическими формулами.

Город уже отдыхал. На улицах было пустынно; светло-шоколадный лоснящийся каупласт на движущихся тротуарах бежал привольно и освобожденно, без людей. Зато ожили и стали многолюдными парковые секции и открытые эстрадные павильоны. У фонтанов уже включили вечернюю подсветку, и они вспыхивали и горели, словно громадные неземные цветы.

– Двинемся на Озеро? – сказала Рано. Ярослав взглянул на неё и рассмеялся:

– Я только что подумал об этом.

Из электролета они вышли в парке.

Невесомые волнешки умиротворенно плескались о берег. Скрытая от солнца прибрежная вода казалась синей, а вдали, убегая к невысоким пологим горам на том берегу, была белесой и искрилась.

Они присели возле самой воды.

Рано задумчиво склонила голову.

– Теперь я, как только приду сюда, всегда вспоминаю их. А ты?

– А я их просто не забываю, – сказал Ярослав.

– Ну ещё бы! Ты же влюбился в Ингу.

– Ага… Как в сестру.

– А я в Даниила – нет. И правильно, что они поссорились.

– Ты мне это уже говорила…

– Постой. Вслушайся… Тише дыши!.. Слышишь, какой многотонный перезвон в шуршании волн? У них какой-то свой разговор.

«Это у тебя свой разговор с ними», – ласково подумал Ярослав.

– Ты знаешь, – Рано осторожно прикоснулась к его руке, – я несколько дней билась… Мне захотелось написать что-то о будущем. И ничего не получается. Совершенно ничего.

Ярослав смотрел на неё выжидательно.

– Я думала, это от моей тупости. А потом решила, что нет… Вот ты как представляешь людей будущего?

– Я о них думал, – сказал Ярослав. – Они будут лучше нас. Светлее душой. Умнее. Сильней духом… И все, конечно, будут музыкальны.

Она улыбнулась его самокритичной шутке, но тут же досадливо махнула рукой:

– А! Это слова. Общие понятия. Логика. Для музыки этого мало. Изобразить будущее в музыке я не могу, потому что передаю свои, сегодняшние эмоции и мысли. А какие они будут потом, у людей будущего? Светлее, гармоничнее – да, это я тоже понимаю. Но понимать – недостаточно, надо чувствовать.

– Ничего, Ранетка, вырастешь – поумнеешь, поумнеешь – напишешь.

– Ох ты! – В её глазах запрыгали веселые бесенята. – Хочешь, я тебя сейчас окуну в воду? – Она вскочила.

– А может, верно, искупаться? – нерешительно сказал Ярослав.

Но тут неожиданно зазуммерил радик в кармане куртки. Ярослав вынул его, включил.

Вызывал Юрий Игоревич. Лицо его было прихмуренным.

– Яр, есть не очень приятная новость. Что-то произошло там… у твоего батьки. Повреждение скафандра.

К горлу Ярослава подкатил тошнотный комок. Глубоководный скафандр… Ярослав знал, что это такое.

– Где, – он трудно проглотил ставшую тягучей слюну, – где скафандр повредил? На глубине?

– Не нервничай… Деталей я не знаю, очень плохая слышимость: сильная магнитная буря… Но я понял, что Борис жив.

Он назвал его по имени. Он думал не только об отце внука – он думал о сыне.

– Я сегодня лететь не могу, Яр. Тебе оставлено место на вечернем дальневосточном лайнере. Отлёт через час. Успеешь?..

СХВАТКА НА ДНЕ ОКЕАНА

День был как день, и кто мог подумать, что именно сегодня произойдет этот страшный случай?..

После завтрака в кают-компании Борис Юрьевич вместе с женой прошел на «палубу». Так все обитатели подводной базы называли верхнюю галерею с большими иллюминаторами.

Мощнейшие наружные светильники отбрасывали, отодвигали густой глубинный мрак. Прямо перед иллюминаторами смутно виднелись настороженно-угрюмые каменные громады. База, недавно сменившая стоянку, была заякорена на отрогах тихоокеанского хребта Вирского.

– Ты сегодня на каротаж? – спросила Ольга Андреевна, поглядывая на двух акул, вертевшихся перед иллюминаторами.

– Да.

– К вечеру нам должны прислать записи нового концерта Гартаковича. Ты ведь любишь этого «звёздного романтика».

Борис Юрьевич промолчал. Потом сказал совсем о другом:

– Скверновато на душе. Боюсь, что я вчера обидел Сурэна.

И в тот же момент сам Сурэн Плавнин задорно окликнул их,

– Крыловы! – Он выходил из лифта. – Всё уединяетесь?.. Борис, ты очень сердишься на меня за вчерашнее?

Ольга Андреевна смотрела на них с любопытством.

– Что ты, Сурэн! – Борис Юрьевич был смущен; он неловко поворошил свои густые русые волосы, пробасил: – Наоборот, это я чувствовал себя виноватым. Вчера я был как мальчишка. Извини.

– Очень мило! – Плавнин взглянул на кающегося богатыря и рассмеялся. – Но ведь разозлил-то тебя я… Мы с ним вчера поругались, Оленька, – весело сообщил он. – Очень горячий был спор. А теперь, как видишь, помирились. Да? – Он опять повернулся к Борису Юрьевичу. – Через полчаса выход. Идём?

– Двинулись, – повеселел и Крылов.

Они пошли, положив руки друг другу на плечи. Ольга Андреевна улыбалась. Она-то хорошо знала характер мужа…

Из шлюзовой камеры они вышли двумя группами – энергетики и Крылов со своими гидрогеологами – и сразу же направились в разные стороны. Борис Юрьевич призывно махнул Сурэну и остальным, включил двигатель на вторую скорость и поплыл в направлении к главной вершине хребта. Здесь предполагалась закладка подводного железомарганцевого рудника. Геологи заканчивали разведку месторождения.

В привычном плотном мраке, вспарывая его желтыми лучами прожекторов, быстро скользили люди в казавшихся неуклюжими тяжёлых скафандрах. Посверкивая, как мелкий снег, косо проносились ярко-белесые точки почти микроскопических существ – планктон.

Борис Юрьевич думал о Сурэне, о себе, о людях. Думы были светлыми, но примешивалась к ним не то что горечь – досада. «Когда же, в конце концов, мы научимся обращаться друг с другом по-человечески? Конечно, вчера я вел себя свински, бестактно и тупо. Не хватало ещё повысить голос – очень солидный аргумент в споре!» Он бы, наверное, опять расстроился, но группа уже приближалась к рабочему участку.

Один из помощников Крылова запустил осветительную установку: миниатюрные автоматические ракеты, прорезая толщу воды, начали разбрасывать в ней сильно фосфоресцирующие вещества. Голубоватое сияние осветило мрачные склоны подводной горы.

Борис Юрьевич огляделся – его товарищи уже работали. Нежное и гордое чувство охватило Крылова. Сколько их, неутомимых и упорных, трудится сейчас в океане под голубыми шапками искусственных зарев! На подводных плантациях, на рудниках, химических заводах, электростанциях…

Крылову предстояло прощупать гамма-объективом небольшой участок ущелья. Подплыв к нему, Борис Юрьевич обнаружил, что широкий козырек нависшей скалы загораживает путь светящемуся веществу; в ущелье властвовала тьма. Следовало бы перенести установку сюда, но Крылов решил, что обойдется собственными источниками света. Лавируя между скальными нагромождениями, он двинулся в ущелье.

Совсем неподалеку откуда-то скользнула вверх, ритмично сжимаясь и расправляясь, спиральная медуза – длинная пружина из прозрачного студня с оранжевыми полосами. Встревожился и жутким раскоряченным шагом заспешил куда-то в сторону гигантский, с полуметровым панцирем, мохнатый краб. Взмутился на дне тонкий слой детрита – ила, смешанного с истёртым песком и глиной. Плотная тьма окружала Бориса Юрьевича, и не сразу можно было разобрать – стена ли это воды или горная громада. Лишь сзади, там, где работали товарищи, тускло мерцало голубое сияние. Борис Юрьевич приготовил прибор, включил дополнительный прожектор и вдруг ощутил, как упруго колыхнулась водная масса вокруг него, и тут же его отбросил сильнейший удар.

Один из прожекторов, видимо, разбитый, потух. ещё не понимая, в чем дело, Крылов круто повернулся, готовый, если надо, выскользнуть из ущелья – и опять был могуче и жестоко отброшен на каменный выступ.

Он успел заметить чудище, напавшее на него. Громадное, все в роговом покрове, со скрюченными лапами-плавниками, оно метнулось к выходу из ущелья, на голубой свет, туда, где работали геологи. Включив двигатель на полную мощность, Крылов ринулся за ним, сигналя товарищам об опасности. Настигая чудовище, он выхватил пистолет Кланга и разрядил его в тяжелое бронированное туловище. Свирепое животное, мгновенно обернувшись, снова кинулось на него.

Крылов не понял, в голове у него или в скафандре что-то скрежетнуло, ему показалось – он проваливается куда-то; теряя сознание, он вялым движением головы успел надавить аварийную кнопку…

ОСТРОВ, УПЛЫВАЮЩИЙ В ОКЕАН

Гигантский стратосферный лайнер взмыл ввысь легко и стремительно. Выйдя на прямую, он пронзал небо подобно громадному болиду. Небо было чёрное и звёздное. Земля прыгнула вниз на тридцать километров.

Земной шар крутился на восток. Но стратоплан летел навстречу солнцу ещё быстрее. В три с половиной раза. Каждую минуту позади оставалось сто километров.

На видеоэкране проплывала земная поверхность. В сплошняковых лесах виднелись реки, широко разливались искусственные водохранилища, наплывали и убегали назад заводы, поселки и города. Монотонно бежала ниточка широкой, пятиметровой, колеи старой грузовой атомовозной дороги.

Ярослав смотрел на экран рассеянно. Хотя это было очень привычно и понятно, он не переставал почти первобытно удивляться сверхзвуковому полету многотонной махины. В этом всегда ему чудилось нечто волшебное, и казалось, что, нарушив все законы, могучая машина вдруг сомнёт земное притяжение и вот так, как летит, стремительно и легко уйдет в заполненное чёрным сиянием межзвездное пространство. Чувство освобождённости и силы наполняло тело. Таинственно-неясно и светло, идя откуда-то из бездны, звучала некая ликующая мелодия. И отступала перед ней гнетущая тревога за отца.

Это продолжалось недолго. Разгон прекратился. Чуть тормозя, самолет входил в тропосферу. Впереди блеснула в утреннем солнце полоска Татарского пролива. В северной части его, у берегов пролива Невельского, виднелась плотина. Вдали туманно горбатился Западно-Сахалинский хребет.

На карте Сахалин представлялся Ярославу рыбиной с острым спинным плавником – мысом Терпения и четко вырисованным хвостом, кончающимся у Анивского залива. Ещё он походил на корабль, отходящий из гавани – Охотского моря; найтовы отданы, корма уже отвалила от причала, отходит нос, сейчас корабль развернется могуче и, вспенивая океан, уйдет в гремящие волной просторы…

Он и в самом деле оторвался от материка совсем недавно – какой-то миллион лет назад. Уже бродили по диким, необжитым лесам стада странных двуногих существ – людей, когда шумно и грозно шевельнулась земная утроба на восточном краю земли и столкнула в океан громадный длинный кусок суши. Правда, сразу же она поставила ему заслон, подняв с морского дна гряду Курильских островов. С тех пор замер в нерешительности остров Сахалин, не зная, вырвется ли он в зыбкую голубую стихию или вернет его к своему берегу суровая прародительница…

Плавно скользнув над невысокими округлыми сопками в широкую зеленую долину, стратоплан приземлился на бетоне главного сахалинского аэродрома.

Посадочная площадка электролетов располагалась на крыше аэропорта. Но Ярослав поднимался туда напрасно. Отсюда электролёты шли только в город, а ему надо было лететь к Анивскому заливу, в посёлок океанологов.

– Минутку, – сказала какая-то девушка, работница аэропорта. – Видишь, там, у локаторов, стоит маленький «эл»? Он как раз летит к океанологам. Беги, а я скажу, чтобы они тебя подождали. – Из кармана куртки она достала радик.

Пассажиры анивской машины – их было всего двое – поджидали Ярослава у трапа в кабину, о чем-то оживленно разговаривая.

– Это ты с нами? – спросил молодой человек со свежим шрамом на лице. (Во втором, уже седеющем человеке Ярослав узнал своего соседа по самолету.) – Полезай на первое кресло, оттуда лучше все видно.

Они вошли в машину следом за Ярославом. Электролёт круто взял небольшую высоту и пошел над долиной на юг.

Ярослав не успел оглядеться, как понял, что будет подслушивать беседу попутчиков. Они говорили о недавно случившемся в океане.

– Выходит, пострадал один Крылов? – спросил, продолжая разговор, старший.

– Да… А это чудовище – мы его пока так и называем: «монстр Крылова» – после выстрелов Бориса Юрьевича или сбежало, или уплыло умирать. Пока что мы его не нашли. Готовим специальную экспедицию. Ну, этим наши биологи занимаются и, кстати, жена Крылова.

– А сам-то он – что?

– С ним получилось неладно. Этот гад сорвал у него запасные баллоны, основательно повредил оболочку, чуть-чуть не разодрал скафандр. От последних ударов Крылов потерял сознание. А двигатель включен… Так, в бессознательном состоянии, его и подобрали на поверхности. Сработали аварийные автоматы, повернули вверх… Но в общем-то, Крылов отделался легко. Он уже на суше, только врачи не выпускают из-под своего контроля.

Ярославу хотелось не то что запеть – заорать что-нибудь блаженно-радостное и расцеловать этого парня со шрамом.

– Н-да, – задумчиво произнес пожилой, – если Борис Юрьевич не отогнал бы это чудище от товарищей, могло бы получиться худо.

– Могло, – коротко и убежденно подтвердил молодой. Они замолчали. Только сейчас Ярослав ощутил нервный озноб. О каком чудище речь? Что же там случилось, в океанской глуби?.. Отец, отец! Ведь ты мог и не выплыть…

– Но каково открытие! – с воодушевлением сказал молодой.

– Пока никакого открытия, Сурэн, нет, – суховато ответил его спутник.

– Но это же какой-то совершенно неизвестный вид глубоководных!

– Вот именно, – пожилой иронически усмехнулся, – совершенно неизвестный…

Электролет снижался. Из-за густой зелени виднелась стайка аккуратных домиков. За ней расстилалось море.

Ничего в поселке с прошлого года не изменилось. Впрочем, Ярослав не очень и приглядывался – спешил.

Солнце было по-южному щедрым. Бриз с моря нес солоноватую прохладу.

От дома навстречу Ярославу шла мать, тоненькая, стройная, совсем девчонка. Ярослав припустился бегом:

– Ма-ам!

– О, да ты ещё подрос, мальчишка! – Закинув руки, она ласково ерошила его волосы.

– Как папа? Где он?

– Через час будет дома. Пойди выкупайся, вернешься как раз к завтраку.

– Он что, уже здоров?

– Ну, не совсем. – Родным раздумчивым жестом она поправила свои светлые, чуть вьющиеся волосы, – Но будет совсем. – И улыбнулась укоризненно. – Паникеры. Я уже отчитала деда. Мы с ним разговаривали час назад.

– А ты надолго здесь?

– Через несколько дней снова на базу. Вместе с тобой.

– Да?! – Ярослав крепко обнял ее; она расхохоталась. – Я слышал, ты будешь заниматься поисками этого монстра?

– Ого, откуда такая осведомленность?

– А меня ты на поиски возьмёшь?

– Ну как же! Без тебя его, конечно, не сыскать.

Ярослав понял, что не возьмёт. Но все же надо добиваться. Не сейчас. Постепенно. Нужно продумать все подходы. Может быть, ещё удастся завербовать отца в сторонники.

– Но что же все-таки произошло с папой?

– Он сам тебе расскажет, потерпи.

– Ну, тогда я на море…

Она кивнула, с улыбкой продолжая рассматривать сына.

В доме была специальная кладовая для подводного снаряжения. Ярослав выбрал простенькие ласты и легкую дыхательную маску. Неподалеку у него была любимая бухточка. К ней он и пошел.

Лаперузов пролив был спокоен. Лишь у берегов тяжело и медленно плескались волны. Вдали не столько виднелись, сколько угадывались очертания острова Хоккайдо. Триста лет назад провел здесь паруса своей экспедиции неугомонный граф Лаперуз, мореплаватель и ученый, нашедший могилу в просторах Тихого океана. И триста лет назад вот так же, наверное, ярилось солнце, дул солоноватый бриз, и волны мерно и глухо плескались о берег. И триста, и тысячу лет назад…

Ярослав вошел в воду по грудь и нырнул. Мягкая, пронизанная солнцем синева тихо проплывала мимо. На плоских серо-зеленых камнях темнели кругляшки морских ежей. Ярослав ухватился за один камень; тотчас же оттуда выскочил небольшой краб и бочком, бочком прытко побежал по дну. Медленно и плавно скользнула к мидии ярко-синяя морская звезда. Она показалась Ярославу крупной, но он знал, что под водой все предметы кажутся увеличенными. Он поплыл в глубину. Здесь зеленоватый сумрак сгущался, делаясь мутным и таинственным. Что-то большое и лохматое шевельнулось в стороне. Невольный холодок окатил сердце. Однако это был, наверное, просто пук водорослей.

Стайка рыбешек лениво проплыла возле самого лица Ярослава. Глянув вслед им, он заметил небольшого, сантиметров пятнадцати в длину, кальмара. Тот, подобрав щупальца и чуть заметно шевеля хвостовым плавником, уставил неподвижно вытаращенный круглый зрачок на добычу. Ярослав направился к нему – кальмар выбрызнул чернильную струйку и, став бесцветным, исчез в толще водяной темени.

«Как близко подошел к берегу», – подумал Ярослав, сразу же вспомнив гигантских глубинных кальмаров, достигающих в длину двадцати метров. И тут же представил отца в черной миллиарднотонной глуби, недвижной и грозной, скалистое осклизлое дно и неведомое чудище с таким же страшным, как у кальмара, глазом… Ярослав резко взмахнул руками и ринулся вверх, к солнцу…

Отец был уже дома. Он совсем не походил на больного. Они обнялись, двое сероглазых русых мужчин, почти одинаково широкоплечих и рослых. Ольга Андреевна смотрела на них, и глаза её влажнели.

– А завтраком мы тебя угостим морским, – весело пробасил отец. – Вы там, на Урале, сухопутные крысы, видите лишь объедки океанских даров. Идем, сын, на кухню.

«Вот совпадение», – подумал Ярослав, увидя заготовку к завтраку – очищенные мантии мелких кальмаров. Отец подсолил кипяток и, ловко подхватывая, бросал в него сочные полупрозрачные куски. Они розовели и свертывались в трубочки.

Мясо кальмаров оказалось вкусным и нежным, чем-то оно напоминало крабье. Соус, приготовленный из водорослей припахивал морем и… сметаной.

– О, совсем забыл! Я должен был привезти вам посылку. – Ярослав принялся рассказывать о том, какое чудо вывел в бассейне дед.

– Стоп, – остановил отец. – Так ты начнешь прыгать с пятого на десятое. Позавтракаем – будем допрашивать друг друга строго систематически, а мама, – он скосил взгляд на жену, – привнесёт необходимую эмоциональность.

Ольга Андреевна усмехнулась: ещё неизвестно, кого победят эмоции…

В Ярославе всё пело. Так легко и отрадно было ему рядом с этими самыми близкими, самыми родными людьми.

Они проговорили, наверное, часа три. Всё, вплоть до самых незначительных деталей, было интересно каждому. Самым подробным образом расспрашивал Ярослав о схватке на дне океана, и его решимость добиться участия в поисках чудовища всё росла.

Отца очень заинтересовал рассказ о найденном дневнике.

– Вполне может быть, что этот паренёк Седых – тот знаменитый в своё время ученый, на трудах которого, в общем-то, выросли все мы. Он долгое время работал здесь, на Сахалине, потом – в Заполярье. Там он и погиб в конце прошлого века. Я был на его могиле… – Отец прихмурил брови, потом вскинул взгляд на сына. – Так, говоришь, владивостокские архивы? Но в нашем филиале музея, по-моему, тоже хранятся кое-какие материалы о Седых. – Отец потянулся к пульту видеофона.

Хранительница музея, неожиданно юная, ответила, что она с удовольствием познакомит их со всеми документами, но нельзя ли завтра? Отец посмотрел на Ярослава вопросительно, тот ответил умоляющим взглядом.

– А если все же сегодня? – попросил отец. – Причина, впрочем, чисто психологическая.

– Это немаловажно, – улыбнулась хранительница и, чуть помедлив, разрешила: – Приходите.

Но идти в музей Ярославу пришлось одному. Ольга Андреевна просто-напросто не отпустила мужа и возражать ей было бесполезно: на её стороне стояла сама Медицина.

Хранительница встретила Ярослава у входа в музей. Они назвали себя друг другу; её имя было Нина Леонидовна. Она спросила, почему Ярослава привлекают бумаги старого профессора. Он объяснил. Нину Леонидовну его рассказ обрадовал. Она живо заинтересовалась найденным дневником и сказала, что обязательно свяжется с уральским архивом.

– Из Владивостока все материалы о Седых тоже передали нам, – сказала Нина Леонидовна.

Потом она провела Ярослава в светлый просторный зал. К высокому потолку сплошной стеной уходили закрытые пластмассовые стеллажи.

Хранительница нажала какую-то кнопку, одна из секций стеллажей поползла вниз, и вскоре табличка с надписью «Д.П. Седых» остановилась на уровне полутора метров от пола.

– Пожалуйста, – сказала Нина Леонидовна. – Подкатывай стол и работай. Я часа на два должна уйти из музея. Если закончишь без меня, оставь всё на месте. Я вернусь и уберу. А потом мы с тобой ещё побеседуем. – И улыбнулась. – Ты пришел не зря, тебе будет интересно.

Архив профессора состоял в основном из черновых рукописей, специальных справочников, каталогов и книг с многочисленными пометками на полях. Бумага была старой, пожелтевшей, ломкой. В рукописях речь шла об океане и его освоении. Стиль профессора был чётким, суховатым, лишь местами проглядывала сдерживаемая страстность. Должно быть, он был смелый, весёлый и вместе с тем рассудительный человек, этот Д.П. Седых, бросивший вызов одной из самых грозных и таинственных стихий – океану.

Почти с нежностью и каким-то томлением перебирал Ярослав старые бумаги. Правда, их оставил уже взрослый, умудренный жизнью ученый, в них ничего не осталось от тех близких Ярославу лет, о которых писала Инга Холмова…

Среди чуть помятых, заполненных машинописью листов Ярослав увидел старинную записную книжку и пачку конвертов. Они вместе были стянуты тонким резиновым обручем. Резина высохла, ломалась. Ярослав приоткрыл обложку и чуть не ахнул, увидев цифры: «1962–1963». То были дневниковые записи. Того же времени, что и записи Инги. Дневник не Даниила Павловича, а Дани Седых.