Текст книги "Маргарита Наваррская"

Автор книги: Олег Авраменко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

"Ты смотри, – подумал герцог. – Наши желания в точности совпадают. Такой невестки, как Анна, я тоже не хочу упускать".

– Кроме того, – продолжал император, – твой сын явно нуждается в более твердых гарантиях, нежели мое приватное обещание. Ведь поверив мне на слово, он будет лишен возможности жениться на Маргарите Наваррской – мы же не сарацины какие-нибудь, чья неугодная Богу вера позволяет им иметь по нескольку жен сразу.

– Твоя правда, Цезарь, – согласился герцог.

– В таком случае ничто не мешает нам объявить о предстоящей помолвке... – Вдруг император усмехнулся и добавил: – А ведь нас, чего доброго, сочтут плохими родителями, если узнают, с какой неподобающей поспешностью мы распорядились судьбой наших детей. Впрочем, насчет этого у меня есть идея.

Он встал с кресла и поднял руку, призывая всех присутствующих к вниманию.

– Господа! Я рад сообщить вам приятную для меня и, возможно, небезынтересную для вас новость. После продолжительных консультаций с достопочтенным герцогом Аквитанским мы, наконец, пришли к обоюдному согласию по всем принципиальным моментам, и с чувством глубокого удовлетворения я сообщаю, что отдаю дочь мою Анну в жены высокородному принцу Филиппу, сыну герцога и наследнику Гаскони.

Вельможи в зале одобрительно зашумели – правда, не все. Король Наварры обалдело взглянул на герцога и императора, расточавших в ответ на поздравления лучезарные улыбки: потом украдкой ущипнул себя за руку и, убедившись, что не бредит, мысленно выругался. Дурные предчувствия, овладевшие им, когда Филипп избрал королевой любви и красоты Анну Юлию Римскую, оказались не напрасными. А ведь еще накануне дочь уверяла его, что ее брак с Филиппом Аквитанским дело решенное, – и на тебе!.. А он-то так надеялся...

"Ну, все! – злобно подумал король, не в силах сдержать зубовный скрежет. – Хватит мне панькаться с нею! Терпение мое лопнуло... Да, да, лопнуло! – в бессильной ярости храбрился он.

Остались Оска, Шампань, племянники Педро и Рикард – и вот с одним из них она непременно поженится. Если надо будет, силой приволоку ее к алтарю..."

А тем временем император, усаживаясь в свое кресло, сказал герцогу:

– Мне кажется, достопочтенный, что такая гарантия удовлетворит всех нас – и тебя, и меня, и твоего сына.

– Безусловно, – кивнул тот.

16. МАРГАРИТА ИЗБАВЛЯЕТСЯ ОТ НАВАЖДЕНИЯ,

А ФИЛИПП ВИДИТ СЛАДКИЕ СНЫ

Теперь, после этого небольшого, но крайне важного отступления, вернемся к Филиппу и Маргарите. Как мы уже знаем, Филипп, оставшись наедине с принцессой, сказал:

– Итак, сударыня, не соблаговолите ли объяснить, что привело вас ко мне в столь поздний час?

Маргарита резко вскочила на ноги.

– Извольте хотя бы не лежать в присутствии дамы! – в голосе ее прозвучали истерические нотки. – Ишь как развалились! Как... как ленивая свинья – вот как!

Филипп вздохнул и принял сидячее положение.

– Это даму удовлетворит? Или дама желает, чтобы я упал перед ней на колени? – утомленно, а потому со злостью произнес он.

Лицо Маргариты вспыхнуло ярким румянцем негодования.

– Что за тон, милостивый государь?! Нет, каков нахал, подумать только! А вырядился – тоже мне римский сенатор!

– Галльский, – машинально уточнил Филипп. – Вы меня поражаете, любезная кузина. Я не понимаю, что вам от меня надо.

Вдруг Маргарита вся как-то сникла, опустилась рядом с ним на диван, положила голову на его плечо и тихонько заплакала.

– Ну, это уже никуда не годится, – растерянно пробормотал Филипп. Прекрати, слышишь!

– Помолчи, Филипп, – сквозь слезы взмолилась Маргарита. – Прошу тебя, молчи... Жестокий ты, бездушный!..

Так они и сидели: она плакала, а Филипп, превозмогая сон, думал о том, сможет ли он когда-нибудь постичь иррациональную сущность этих удивительных и загадочных созданий – женщин.

Наконец Филипп поднял тяжелые, точно налитые свинцом веки.

– Хочешь остаться со мной? – вяло спросил он.

Маргарита вытерла влажное от слез лицо о его тогу и утвердительно кивнула:

– Да, милый, хочу.

– Ну, так пойдем. Только прихвати свечу, не то споткнемся.

– Умгу.

В спальне Филипп скинул с себя тогу и нижнее белье и забрался в постель.

– Раздевайся сама, – сказал он Маргарите. – У меня нет сил помогать тебе.

Маргарита быстренько разделась донага и спросила:

– Свечу гасить?

– Нет, пожалуй, не надо, – ответил Филипп, восхищенно глядя на нее. Боже, ты такая хорошенькая! Я никак не могу налюбоваться тобой... Иди ко мне, милочка. Скорее!

Маргарита юркнула под одеяло, крепко прижалась к Филиппу и покрыла его лицо жаркими поцелуями. Ее поцелуи были столь страстны, что Филипп, мигом позабыв об усталости, с таким пылом принялся осыпать ласками ее тело, будто бы в нем через края расплескивалась энергия и, вдобавок, он не занимался любовью, по меньшей мере, месяца два.

Впрочем, хватило его ненадолго. Вскоре Филипп вконец выдохся и бессильно уронил голову на ее прелестный животик.

– Что с тобой, милый? – обеспокоено спросила Маргарита.

– Прости, дорогая, не могу. Я слишком устал... Как собака устал... Прости.

Маргарита удрученно вздохнула:

– Что ж, на нет и суда нет... Только вот так и лежи.

– Нравится?

– Очень.

– Хорошо. Я усну у тебя на коленях, – сонно пробормотал Филипп и умолк.

Спустя некоторое время Маргарита прошептала:

– Ты еще не спишь, Филипп?

– Нет.

– Почему?

– Думаю.

– О чем?

– О турнирах. О том, что они делают с людьми. Ведь это противоестественно – лежать в постели с такой аппетитной крошкой и ничего с ней не делать.

– Пожалуй, ты прав, – согласилась Маргарита. – Ненавижу турниры!

В спальне опять воцарилось молчание, и вновь первой его нарушила Маргарита:

– Филипп.

– Да?

– Вот что я тебе скажу...

– Что?

– Ничего у нас не выйдет, милый.

– О чем ты?

– О нашем браке.

Филипп подтянулся к подушке и изумленно спросил:

– Как! Ты уже знаешь?

– Знаю, давно знаю. Просто до сих пор я боялась посмотреть правде в глаза.

– Не понял.

– Мы не созданы друг для друга, Филипп. Более того, мы несовместимы.

– Несовместимы, говоришь? А мне казалось, что напротив – у нас много общего.

– Да, слишком уж много. И как раз поэтому мы несовместимы. Между нами нет настоящей любви, есть только безумная страсть; мы способны заниматься любовью дни и ночи напролет, но никогда не станем друзьями, соратниками, единомышленниками. С самого начала каждый из нас стремился подавить другого подчинить его своей воле – ты оказался сильнее и победил. Я не могу, не хочу мириться с этим.

– Стало быть, та даешь мне отставку?

Этот невинный вопрос вызвал совершенно неожиданную реакцию. Маргарита уткнулась лицом в подушку и горько зарыдала. Филипп поднялся на локте и тронул ее за плечо.

– Что с тобой, любимая?.. Прекрати реветь-то... Ч-черт! – Он всхлипнул: плач Маргариты был очень заразителен. – Хоть скажи, почему плачешь – быть может, я тоже всплакну.

– Н-не м-могу... Н-не м-могу...

– Что ты не можешь?

– Дать тебе отставку не могу. Я... я хочу тебя, хочу всегда быть с тобой... Это какое-то наваждение. Ведь я не люблю тебя, ведь я... я... я... О-о, как я тебя ненавижу!!!

Маргарита подхватилась, опрокинула Филиппа навзничь и уселась на него сверху, стиснув коленями его бока.

– Прошу тебя, умоляю, откажись от меня. Будь великодушным, дорогой... Будь безжалостным, непреклонным, ни за что не женись на мне. Даже если я на коленях буду пресмыкаться перед тобой – не соглашайся, не губи меня, дай мне жить по-человечески... Ну! Ну! Ну! – и в исступлении она принялась наотмашь хлестать его по щекам.

Налицо были явные признаки истерического состояния, поэтому Филипп, не долго думая, влепил ей две сильные пощечины и резко оттолкнул ее от себя. Упав на бок, Маргарита мигом успокоилась и, свернувшись калачиком, тихонько захныкала.

– Я буду великодушным, жестоким и непреклонным, – заявил он. – Я не позволю тебе губить свою жизнь. Ты свободна.

Маргарита перестала хныкать и недоверчиво посмотрела на него.

– Правда?

– Клянусь хвостом Вельзевула, как говаривает Эрнан. Теперь уже ничто не заставит меня жениться на тебе.

– Ты в самом деле отказываешься от меня? – с робкой надеждой и немалой долей горечи в голосе переспросила она.

– Наотрез. Я не хочу прослыть деспотом и эгоистом, единолично присвоившим себе такое бесценное сокровище, как ты. Ведь никто в здравом уме не поверит, что ты не изменяешь мне по собственной воле, и обо мне будут рассказывать ужасные истории, что якобы я регулярно подвергаю тебя жесточайшим пыткам, чтобы принудить к супружеской верности. Постепенно вокруг тебя возникнет ореол мученицы... Черт возьми! Снова плачешь?

– Это я от радости, дорогой... И самую чуточку – от грусти. Когда ты уедешь, мне будет очень не хватать тебя. А ты? Ты будешь хоть изредка вспоминать обо мне?

– Ах, милочка, – сонно пробормотал Филипп. – Я никогда не забуду тебя. У тебя такое прекрасное тело, ты такая страстная, такая нежная, такая сладкая...

– А как же галльская корона? – всполошилась Маргарита. – Ведь мы с тобой... Впрочем, мне это ни к чему, с тобой я не буду даже правительницей Наварры – лишь номинальной королевой, женой короля. Но ты... Неужели ты откажешься от своих претензий? Не верю. Не могу поверить. Нет, определенно, ты что-то затеваешь – но что?

Филипп не ответил. Усталость, наконец, одолела его, и он уснул мертвым сном. Маргарита нежно коснулась губами его лба, затем осторожно, стараясь не производить лишнего шума, сосклользнула с кровати и не спеша оделась. Вынув из подсвечника зажженную свечу, она в последний раз взглянула на спящего Филиппа – и в тот же момент лицо его озарила счастливая и безмятежная улыбка.

"Интересно, что ему снится? – думала Маргарита, направляясь к двери. – Или кто?.. Может быть, Бланка?.. Теперь это неважно. Между нами все кончено. Навсегда. Бесповоротно... Да, да, да! – убеждала она себя. Бесповоротно! Он мой злой гений. Я не могу его любить... Я не должна любить его! Благодарю тебя, Господи, что ты избавил меня от этого чудовища. Ты дал мне силы, дал мне мужество, и это я, я отвергла его! И пусть теперь ему снится кто угодно – но только не я..."

А Филиппу снились Перигор, Руэрг и Готия. В его вещем сне они представлялись ему в виде трех ступеней к возвышению перед главным алтарем собора святого Павла в Тулузе, где по традиции происходит коронация королей Галлии. И видел он усыпанную драгоценными камнями золотую корону королевства Галльского, которую возлагает на его чело Марк де Филипп, архиепископ Тулузский, милостью божьей венчая своего побочного брата на царство в одном из могущественнейших европейских государств...

17. БРАТ И СЕСТРА

Дверь тихо отворилась, и в спальню, освещенную двумя коптящими огарками свечей, вошла стройная рыжеволосая девушка, одетая в платье из темно-коричневого бархата, схваченное вокруг талии широким, шитым серебряными нитями поясом.

Она осмотрелась вокруг и удрученно покачала головой. В комнате царил полнейший бардак; на полу была беспорядочно разбросана одежды, а ее владелец, юноша лет двадцати со всклокоченными светло-русыми волосами, лежал в разобранной постели, уткнувшись лицом в подушку. Он даже не шелохнулся на звук открывшейся и закрывшейся двери, по-видимому, не расслышав ее тихого скрипа.

– Ты еще не спишь, Рикард? – шепотом спросила девушка.

Юноша повернул голову и уставился на нее отсутствующим взглядом. Темные круги под глазами – то ли от недосыпания, то ли от частых попоек, делали его похожим на енота.

– Привет, сестренка, – вымученно улыбнулся он. – Как видишь, бодрствую.

Тяжело вздохнув, Елена присела на край кровати и взяла брата за руку.

– Да уж, вижу. Чего-чего, а бодрости и жизнелюбия тебе в последнее время не занимать.

– Все насмехаешься?

– Отнюдь. Я лишь пытаюсь вразумить тебя, непутевого, но, боюсь, только попусту время трачу. А вот другие впрямь над тобой смеются. И громче всех Маргарита... Кстати, ты разговаривал с отцом?

– Когда?

– Та-ак, понятно. Стало быть, он не захотел даже повидаться с тобой перед отъездом. Про маму я уж и не говорю, она...

Рикард мигом спохватился, сел в постели и растерянно заморгал:

– Как?! Они уехали?

– Да, – кивнула Елена. – В Калаорру.

– Когда?

– Сегодня утром. Они решили не оставаться на празднества. Забрали обеих сестренок и уехали.

– Но почему, черт возьми?

– А ты не догадываешься?

– Неужели из-за меня?

– Из-за кого же еще! Пойми, наконец, что им стыдно за тебя, за твое поведение. Мама ужасно злится, а отец... Да что и говорить! Ты всегда был его любимцем, он так гордился тобой, но теперь... Теперь ему так стыдно!

– Ну так пусть он отречется от меня, если стыдится. Пусть лишит меня наследства – тогда и по моим долгам будет вправе не платить.

– Да что ты такое несешь?! – в отчаянии воскликнула Елена. – Ты в своем уме? Опомнись, братишка!

Какое-то мгновение Рикард непонимающе глядел на сестру, затем резко привлек ее к себе и уткнулся лицом в ее плечо.

– Прости, родная, прости. Я сам не знаю, что говорю... Это безумие! Я спятил, я сумасшедший...

Елена нежно терлась щекой о его волосы. Красивое лицо ее расплылось в гримасе мучительного наслаждения, а глаза томно блестели.

"Вот дура, – думала она о Маргарите. – Это же надо иметь такой извращенный вкус, чтобы променять его на Красавчика... И поделом ей!"

– Рикард, – спустя некоторое время отозвалась Елена. – Не знаю, к добру ли это, но час назад произошло событие, которое должно немного утешить тебя.

Рикард отстранился. В глазах его вспыхнула робкая надежда.

– Неужели Маргарита так обиделась на Красавчика, что расторгла помолвку с ним?

– Нет, помолвку она не расторгла...

– Ну вот, – понурился Рикард. – А ты...

– Да погоди сокрушаться, экий ты нетерпеливый! Маргарита не расторгла помолвку прежде всего потому, что никакой помолвки и в помине не было.

– Так будет.

– А вот и не будет! Это все досужие домыслы – от начала до самого конца. В действительности Красавчик женится на нашем племянничке.

– На каком еще племянничке? – ошарашено спросил Рикард.

– Тю ты ну ты! – поморщилась Елена. – Вот недотепа! Пить надо меньше, братишка, так соображать будешь быстрее. Я имею в виду нашего племянника женского пола или же, если тебе так больше нравится, племянницу пола мужеска.

– Красавчик женится на Анне Римской?! – наконец дошло до Рикарда. Врешь!

– А вот и не вру. Оказывается, кузен Август Юлий и герцог Аквитанский уже давно ведут переговоры на сей счет, а сегодня на банкете они объявили, что вскоре будет подписан брачный контракт. Поэтому Красавчик и избрал королевой любви и красоты Анну – как свою невесту. А с Маргаритой он, стало быть, просто развлекался; нечего сказать, ловко водил ее за нос. И если она поверила, что он вправду намерен жениться на ней, то так ей и надо... Рикард! Что с тобой?

Она ожидала от него какой угодно реакции – от буйного веселья с танцами и плясками до полного недоверия, – но только не того, что случилось на самом деле: он бухнулся ничком на постель и безудержно зарыдал.

Елена пододвинулась к брату и, положив его голову себе на колени, терпеливо дожидалась, пока он успокоится. Выплакавшись, Рикард вытер влажное от слез лицо о юбку сестры, затем поднялся и сжал ее руки в своих.

– Ты вернула меня к жизни, родная. Я... я будто очнулся после кошмарного сна. Теперь у меня есть цель; я снова хочу жить. Я так хочу жить!.. Но мне нужна Маргарита...

Елена печально вздохнула:

– У тебя лишь одно на уме – Маргарита. Ты просто зациклился на ней. И чем она тебя околдовала, вот уж не пойму.

– Я тоже не пойму, сестренка. Но она для меня все, альфа и омега, смысл всей моей жизни... Боже, какой я глупец! Зачем я так страдаю из-за нее?..

– Вот именно – зачем? Она не стоит того, чтобы ты так изводился, выставлял себя на всеобщее посмешище, пытался покончить с собой... Слава богу, кузен Бискайский поверил, что это из-за долгов и не раззвонил по всему дворцу о том инциденте.

Рикард мрачно усмехнулся:

– Вернее сказать, слава богу, что он не поверил правде, иначе наверняка раззвонил бы.

– Что ты говоришь? – озадаченно произнесла Елена.

– Сначала я рассказал ему правду, – объяснил Рикард. – Не знаю, что на меня нашло – я был просто не в состоянии лгать и выкручиваться. Но кузен не поверил мне, что, впрочем, не удивительно. У него только две страсти в жизни – деньги и власть, а все прочее ерунда. Он так и сказал мне: ерунда, чушь собачья. Тогда-то я и вспомнил о долгах, да еще приплел, что отец якобы намерен лишить меня наследства. Вот этому Александр охотно поверил и... – Тут он обхватил голову руками и протяжно застонал. Господи боже мой! Как это мерзко, отвратительно!.. Вот что, Елена, мне надо срочно поговорить с Маргаритой. Сейчас же, немедленно.

– Сейчас? – переспросила удивленная Елена. – Да ты спятил! Сейчас уже далеко за полночь, и Маргарита, скорее всего, спит. А если не спит, то наверняка знает все и злая, как сто гадюк. Не нарывайся на не приятности, это не лучший способ восстановить с ней хорошие отношения.

– Дело безотлагательное, сестренка, – настаивал Рикард. Государственной важности.

– Какой бы важности оно ни было, – возразила Елена, – до утра, думаю, подождет.

– Нет, не подождет. Я не подожду. Я не могу жить ни минуты с этой тяжестью на сердце.

– Так поделись со мной. Расскажи, что тебя мучит, облегчи свою душу. Ведь никто не понимает тебя лучше, чем я.

– Нет. Я расскажу только Маргарите.

Елене так и не удалось урезонить брата. Обычно Рикард был предельно откровенен со старшей и самой любимой из своих сестер – но на этот раз он заупрямился, и в конце концов, ей пришлось уступить.

– Ладно, – со вздохом согласилась она, – попытаюсь устроить тебе эту встречу, коли так настаиваешь. Вот только сперва приоденься, умойся, а то вид у тебя уж очень неряшливый.

Рикард на мгновение замешкался, затем как-то виновато глянул на сестру и нерешительно, будто оправдываясь, произнес:

– Тогда выйди на минутку... Или отвернись.

Елена грустно улыбнулась и отошла к окну.

– Кстати, – отозвался Рикард, надевая чистое белье. – Ты все еще путаешься с графом Альбре?

– Да нет, он уже увлекся Изабеллой Арагонской. У меня ему ничего не светило, и он, видимо, решил попытать счастья у другой. Впрочем, выбор его нельзя назвать удачным – помяни мое слово, она его быстро отошьет.

– Это правда?

– Так мне кажется. Говорят, кузина Изабелла донельзя добродетельна и ни разу не изменяла своему мужу. Хотя, по моему мнению, Филипп де Пуатье нисколько не заслуживает ее верности.

– Я не о том спрашиваю, сестренка.

– А о чем?

– Это правда, что Гастону Альбре у тебя ничего не светило?

– Само собой разумеется. Ведь тебе известно, для кого я берегу свою невинность.

Слова эти были произнесены вполне будничным тоном, как бы между прочим, но на сей счет Рикард не питал никаких иллюзий: начиналась старая песенка. Он мысленно выругал себя за несдержанность и тут же совершил еще одну ошибку, выпалив сгоряча:

– Прекрати, Елена! Сейчас же прекрати! Я не допущу, чтобы ты стала второй Жоанной.

Она резко повернулась к нему. В ее глазах застыло изумление.

– Ты-то откуда знаешь?!

– А ты?

Несколько долгих, как вечность, секунд они молча глядели друг на друга; затем Елена отошла от окна и присела на кровать рядом с братом. Ее красивые брови сдвинулись и между ними залегли морщинки.

– Это я узнала от Бланки. Как-то мне не спалось, и я пошла к ней – а она как раз поссорилась с Монтини? Мы чуточку выпили... гм... ну: не совсем чуточку – в самую пору для того, чтобы мы начали плакаться и поверять друг дружке свои девичьи тайны. Стыдно вспомнить, что я тогда наговорила... Ах да, я же рассказывала тебе.

– Рассказывала, – подтвердил Рикард, довольный тем, что ему удалось избежать очередного, вернее, дежурного объяснения в любви. – Как вы обе, пьяные в стельку, рыдали навзрыд, жалуясь на свою жизнь.

– Что было, то было, – сказала Елена. – Ох, и разоткровенничались же мы! Так разоткровенничались, что у нас просто не было иного выхода, как стать близкими подругами. В противном случае мы бы возненавидели друг друга.

– То-то я и смотрю, что в последнее время вы неразлейвода. Даже Маргарита как-то отошла на второй план.

– В этом нет ничего удивительного, – пожала плечами Елена. – У нас с Бланкой много общего, гораздо больше, чем у меня или, скажем, у нее с Маргаритой. Не это удивительно – а то, что поначалу мы друг друга на вид не переносили.

– Понятненько, – сказал Рикард. – И когда вы поженитесь?

Елена звонко рассмеялась.

– У тебя и Маргариты мыслишки вертятся в одном направлении – что правда, то правда. Увы, это так же невозможно, как и наш брак с тобой... Она мгновенно оборвала свой смех и помрачнела. – Ну почему я твоя сестра?

Рикард вздохнул:

– Думаю, Господь Бог порой не прочь зло подшутить над людьми... Ах, если бы вместо тебя моей сестрой была Маргарита!

– Зачем? Чтобы ты не мог любить ее? Или чтобы смог полюбить меня?

– И то, и другое, родная, – ответил Рикард. Он быстро застегнул камзол и обул башмаки. – Ладно, пойдем. Вот потолкую с Маргаритой и только тогда окончательно решу, стоило ли мне вообще рождаться в этом дурацком мире, где обе женщины, с каждой из которых я был бы счастлив, равным образом, хоть и по разным причинам, недоступны для меня.

18. ПРОШЛОГО НЕ ВЕРНЕШЬ

Почти четверть часа пришлось простоять Рикарду в приемной принцессиных апартаментов, дожидаясь возвращения сестры. Наконец, Елена явилась; вид у нее был встревоженный.

– Маргарита еще не спит, – сказала она, – и согласна поговорить с тобой. Только недолго.

– Где она сейчас?

– В библиотеке.

– И как выглядит?

– Очень худо. Слишком уж спокойная, и это не к добру. Боюсь, я сглупила, согласившись помочь тебе. Надо было...

– Все в порядке, сестренка. Не беспокойся.

– Тебе легко сказать – не беспокойся... Ну, да ладно, ступай. – Она поцеловала его в губы и добавила: – И будь умницей... безумец ты этакий!..

Маргарита в самом деле выглядела очень худо. Она сидела в широком кресле в дальнем от двери углу библиотеки, неподвижная, как статуя, и даже не шелохнулась, когда в комнату вошел Рикард, лишь устремила на него тяжелый взгляд своих прекрасных голубых глаз. Свет, исходивший от трех горевших в настенном канделябре свечей, придавал ее бледному лицу зловещий багровый оттенок.

– Прошу садиться, кузен, – сухо произнесла Маргарита. – Надеюсь, ваша сестра передала вам, что я не расположена к продолжительной беседе?

– Да, кузина, – ответил Рикард, устраиваясь в соседнем кресле, развернутом под прямым углом к тому, в котором сидела принцесса. Сердце его ухнуло в холодную пустоту: обращение на вы в личном разговоре и подчеркнутая официальность тона не сулили ему ничего хорошего. Более того, это было дурным предзнаменованием.

– Итак, – продолжала Маргарита, глядя мимо Рикарда, – если я правильно поняла вашу сестру, вы намерены сообщить мне нечто весьма важное.

– Чрезвычайно важное, кузина. Но, прежде всего...

– Ага! Значит, ты выдвигаешь предварительные условия?

– Нет, не условия. Всего лишь несколько вопросов.

– Хорошо, – снизошла Маргарита, – я отвечу на твои вопросы. В том случае, разумеется, если они не будут слишком дерзкими. Спрашивай.

Рикард сделал глубокий вдох, набираясь смелости.

– Маргарита, ты уже знаешь о помолвке Кра... Филиппа Аквитанского с Анной Римской?

Маргарита поджала губы, Профиль ее заострился, глаза потемнели. Она резко повернулась к нему лицом.

– Да, знаю. А тебе-то какое дело?

– Для меня это очень важно, Маргарита. И ты знаешь почему – потому что я люблю тебя.

– Ну и что? Мне-то какое дело?

Рикард криво усмехнулся.

– О, насчет этого я не питаю никаких иллюзий, ваше королевское высочество. Вы никого не любите; вы просто неспособны полюбить. Любовь для вас пустой звук... Впрочем, нет, ошибаюсь. В вашем лексиконе это эвфемизм, обозначающий состояние возбуждения перед и во время физической близости. Ведь сколько раз вы говорили мне в постели, что любите меня...

Маргарита вскочила на ноги. К лицу ее прихлынула кровь, а пальцы судорожно сжимались и разжимались, словно она собиралась вцепиться ими в Рикарда.

– Замолчи, негодяй! Ты ничего не понимаешь. Я... я люблю...

– Ах да, совсем забыл! – саркастически произнес Рикард. – Вы же любите Красавчика!.. Гм... Однако здорово он отблагодарил вас за столь нежную и преданную любовь.

Маргарита упала обратно в кресло и закрыла лицо руками. На глаза ей навернулись слезы.

– Ты такой же бессердечный ублюдок, как и все остальные. Вы, мужчины, все на один пошиб. И ты... ты тоже... У тебя нет ни капли сочувствия, ни толики соучастия. А я-то считала тебя самым чутким, самым отзывчивым из мужчин... Но ты... ты оказался...

Тут она не выдержала и горько зарыдала.

Растроганный до глубины души, Рикард мигом бросился ей в ноги.

– Прости меня, милая, прости. Я сказал так сгоряча, не подумав... Ну, пожалуйста, не плачь. Бей меня, мучь – только не надо плакать, родная.

Наконец Маргарита успокоилась и, то и дело всхлипывая, заговорила:

– Ты не представляешь, Рикард, какой он подлец, какая бессовестная скотина, этот... этот подонок! Сегодня я ходила к нему... когда еще не знала о его помолвке. Я пришла сказать ему, что передумала выходить за него замуж, а он... Вместо того чтобы честно признаться, что у него появились другие планы и наши желания полностью совпадают, он заставил меня... он это умеет, проклятый!.. заставил меня унижаться перед ним, просить, умолять... О, как я ненавижу его!..

Она крепко прижалась к Рикарду, зарылась лицом в его волосах и спросила:

– Ты по-прежнему любишь меня, дорогой?

– Еще больше, чем прежде, – пылко ответил Рикард. – За это время я понял, как дорога ты мне, ЧТО ты для меня значишь. Ты стала смыслом всей моей жизни, неотъемлемой частью меня самого. Помимо тебя, Маргарита, я не вижу, ради чего еще мне стоит жить. Теперь я знаю, что только любовь к тебе и тайная надежда когда-нибудь добиться взаимности обуздывали во мне самые дурные наклонности, не позволяли им взять верх над тем добрым и чистым, что есть в каждом человеке... Но стоило мне потерять тебя – и я оказался способным на такую гадость, на такую мерзость...

– Ты имеешь в виду попытку самоубийства?

– Нет, не только. Но об этом позже, а сейчас...

– Да, ты прав, – согласилась Маргарита, понимая его лицо к себе. – О делах мы поговорим утром, а сейчас... – Она наклонила голову и нежно поцеловала его в губы. – Знаешь, милый, у меня такое чувство, будто вернулось лето, Наше с тобой лето... Я тоже многое поняла за это время, Я не люблю и никогда не любила Красавчика. Я люблю тебя.

Рикард схватил ее за плечи.

– Это правда? – с дрожью в голосе переспросил он. – Это не почудилось мне? Я не ослышался? Ты... ты любишь меня?

– Да, люблю. Может быть, я превратно понимаю значение этого слова, может быть, то чувство, которое я питаю к тебе, на самом деле не является любовью... Но если я и люблю кого-то, если я вообще способна кого-нибудь любить, так это только тебя. До нашей размолвки я даже представить себе не могла, как ты стал мне дорог, как мне будет не хватать тебя. Возможно, это всего лишь привычка – ну что ж, пусть будет так, мне нравится такая привычка. Я хочу, чтобы ты был рядом со мной, хочу снова и снова слышать твои заверения в любви, хочу заниматься с тобой любовью, хочу засыпать и просыпаться в твоих объятиях. В постели ты прекрасный любовник, но что гораздо важнее, ты замечательный друг, лучший из друзей, и я очень нуждаюсь в тебе, нуждаюсь в твоей ласке, в твоей заботе, в твоем понимании и участии. И если это не любовь, тем хуже для любви.

Рикард слушал ее со смешанным чувством удивления, недоверия и какого-то радостного потрясения. Он уже привык к резким перепадам в настроении Маргариты, но в таком взвинченном состоянии видел ее впервые. В ее искренности сомневаться не приходилось, она была слишком возбуждена, чтобы сознательно кривить душой, однако вопрос состоял в том, было ли это правдой или просто попыткой самообмана, стремлением оскорбленной женщины выдать желаемое за действительное.

– Ты это серьезно, дорогая? Ты не разыгрываешь меня?

– Клянусь, милый, я люблю тебя. Прости за ту нашу ссору, прости за все, что я наговорила тебе в тот день... и на следующий тоже... Господи, как я была слепа! Ты на целую голову выше Красавчика – и не только ростом, но и во всех других отношениях. Он подлый обманщик, грязный, отвратительный негодяй, а ты... Ты хороший, ты честный, ты порядочный, ты так любишь меня, так мне предан. Ты самый лучший, самый прекрасный человек из всех, кого я знаю... Да что там! На всем белом свете не сыщешь лучше и прекраснее тебя. Я так соскучилась по тебе, любимый, я так тебя хочу. Ведь ты останешься со мной, правда? Ведь ты не уйдешь? Мы снова будем вместе, снова будем любить друг друга, и все у нас будет по-прежнему...

Чем больше лестных слов сыпалось в его адрес, тем больше Рикард хмурился. Все это было явно неспроста. Вне всякого сомнения, Маргарита говорила, что думала, но при всем том она явно что-то не договаривала, что-то скрывала, пытаясь оттянуть неизбежное объяснение, и тем временем подслащивала горькую пилюлю, которую ему рано или поздно все же придется проглотить.

– Нет, дорогая, – оборвал он ее, – по-прежнему ничего у нас не выйдет.

– Почему? – удивилась Маргарита. – Разве мы не любим друг друга? Разве мы не будем счастливы вместе? Ну, скажи: что теперь мешает нашему счастью?

– Неопределенность в наших отношениях, вот что. Я чертовски устал, Маргарита. У меня больше нет сил жить в постоянном страхе перед грядущим днем, ежеминутно, ежесекундно дрожать при одной мысли о том, что я могу потерять тебя, потерять навсегда. Если это вернется, я не выдержу, я сойду с ума.

– О нет, милый, нет! Я никогда не разлюблю тебя, верь мне.

– И ты согласна освятить нашу любовь узами законного брака? Ты станешь моей женой?

Маргарита вздохнула и высвободилась из его объятий.

– Это невозможно, Рикард. Все, что угодно, только не это. Брак всегда был камнем преткновения в наших отношениях, он был причиной всех наших ссор. Пожалуйста, не надо об этом, я не хочу ссориться с тобой, я не хочу снова потерять тебя. Я очень тебя люблю, и ты мне очень, очень нужен.

– И это все, чего стоит твоя любовь? – с горькой улыбкой, больше похожей на гримасу боли, произнес Рикард. – Да-а, не сказал бы что много. Несмотря на столь пылкие заверения, твоей любви ко мне явно чего-то недостает; а именно, готовности разделить со мной не только постель, но и всю свою жизнь.

– Не говори так, дорогой! – воскликнула Маргарита и тут же в смущении опустила глаза. – Да, это правда, у меня будет муж... Но любить-то я буду тебя!

– Весьма тронут, сударыня. Ваши слова делают мне честь... А в мужья, стало быть, я вам не гожусь? Недостоин, наверное?