Текст книги "Адепт Источника"

Автор книги: Олег Авраменко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

Я выпрямился и в сердцах произнес:

– Проклятье!

– А ты уверен в правильности асимптотических условий? – спросила Бренда.

Вот тут-то, друзья, я и попался. Я вообще сглупил, что согласился принять ее помощь, если еще не решил, в какой мере довериться ей. Но с другой стороны, что мне оставалось делать, когда она вошла? Прогнать ее? Выключить компьютер и самому уйти?

– Выведи исходные посылки, – сказал я.

Бренда так и сделала.

Конечно же, асимптотические условия были поставлены неверно. В корне неверно. Ведь Диана не знала того, что знаю теперь я...

Я крепко призадумался. Мне очень не хотелось раскрывать Бренде все свои карты, равно как и не хотелось выказывать ей свое недоверие, но я сам поставил себя в такое положение, когда приходилось выбирать одно из двух либо то, либо другое.

Сестра сама разрешила мои сомнения. Она повернулась ко мне и сказала:

– Я могу уйти, Артур. Честное слово, я не обижусь.

Разумеется, она могла схитрить, но я предпочел ей поверить. А вернее, я был сражен наповал ангельски-невинным взглядом ее прекрасных голубых глаз. Обладатель такого взгляда, по моему убеждению, был физически неспособен замышлять какую-нибудь гадость. Возможно, вы сочтете меня наивным, доверчивым и крайне сентиментальным человеком – ну что ж, пусть будет так. Как ни странно, мне нравятся эти черты моего характера.

Я повернул кресло с Брендой к компьютеру и начал диктовать ей исходные данные. Она проворно вводила их в память, ее пальцы порхали над клавиатурой, словно мотыльки, а с губ то и дело срывались комментарии: "Ужасно!", "Невероятно!", "Нет, это каким же извращенным умом нужно обладать, чтобы придумать такую жуткую асимптотику!" Последнее ее замечание, как мне думается, было сделано в адрес творца всего сущего.

Закончив ввод данных, Бренда произвела еще несколько манипуляций, затем повернулась ко мне и заявила:

– Я подключилась к одному крупному вычислительному центру на Земле Хиросимы. Это позволит нам значительно сэкономить время, достигнув вместе с тем высокой точности приближения.

– А что это за Земля Хиросимы? – поинтересовался я.

– Мир, в котором мы с Брендоном живем. Tellus 0073-BAT по каталогу. Назван в честь... вернее, в память о городе, который полвека назад был подвергнут ядерной бомбардировке.

– Да, да, что-то припоминаю. Раньше это была Земля Проигравшего Наполеона Четыре, а до этого – Земля Юлия Цезаря Сто Тринадцать. Громоздкие были названия.

– Вот их и сменили, – сказала Бренда. – Правда, после твоего исчезновения были сброшены бомбы еще на одну Хиросиму, в другом мире, и там это сделали не русские, а американцы. Но название закрепилось за этим.

– Понятненько, – сказал я.

С обозначением миров всегда были проблемы, и еще никто не нашел их лучшего решения, чем неудобочитаемые, но точные каталожные наименования типа Tellus такой-то, Umbra такая-то и так далее. Беда состояла в том, что в каждом языке название мира напрямую сопряжено со словом, обозначающим почву под ногами; то есть по большому счету, все миры носят одно и то же имя – Земля. Даже если заимствовать названия из местных языков, все равно путаница неизбежна, потому как количество населенных миров бесконечно, а разнообразие языков ограничено, пусть и в довольно широких пределах. Так что общее число слов, которые в переводе значат Земля, хоть и велико, но конечно, причем значительную их часть составляют вариации на заданную тему – Зямля, Семла, Жемя и прочее в том же духе. Яркий пример тому – обширная группа Теллурианских миров, которые в Экваторе контролируются сразу несколькими Домами. К этой группе по всем основным признакам принадлежит, кстати, и мир, где я провел последние двадцать лет своей жизни. Я решил назвать его Землей Артура. В честь моего прадеда, конечно, не поймите меня превратно.

Бренда запустила программу на исполнение и поднялась с кресла.

– Готово. Теперь остается только ждать.

– Как долго?

– Все будет зависеть от скорости сходимости. Может быть, час, а может, и целую неделю.

– Хорошенькое дельце!

– Но я думаю, что нескольких часов будет достаточно, – добавила Бренда. – Если, конечно, искомый предел не лежит в области сильных нерегулярностей.

– Будем надеяться, что это так, – сказал я. – Очень хотелось бы верить, что все обойдется.

– Вера, надежда, любовь... – Бренда сочувственно поглядела на меня и вздохнула. – Артур, я голодна. Пойдем перекусим. Все равно в ближайшие час-полтора делать на здесь нечего.

Я безразлично пожал плечами.

– Как скажешь, сестричка.

Мы спустились вниз и прошли в кухню, где Бренда в один момент вскипятила воду в чайнике, приготовила целый кувшин горячего кофе и сделала десяток бутербродов с мясом, сыром и зеленью. Мы уселись за стол и приступили к еде.

Я быстро умял два бутерброда, запивая их кофе, потом откинулся на спинку стула и достал из кармана сигарету. Бренда ела с отменным аппетитом, а я молча курил, пил кофе и любовался ею. Без сомнений, она была самой прелестной из моих сестер, родных и сводных, даже маленький рост ничуть не портил ее, лишь выгодно подчеркивая ее красоту – хрупкую и изящную. Бренда не отличалась какой-то особенной женственностью, но у нее в избытке было то, что нравилось мне больше, чем женственность, – сила духа и жизнелюбие.

После четвертого бутерброда Бренда поумерила свой гастрономический пыл и спросила:

– Ты давно вернулся?

– Совсем недавно. Этот мир – первый из Экваториальных, который я посетил после своего отсутствия.

Сестра взяла с тарелки пятый бутерброд, с сомнением посмотрела на него, затем все же откусила небольшой кусочек.

– Стало быть, – произнесла она. – Срединные миры существуют?

– Да.

– И Истоки Формирующих – вовсе не измышления Врага?

Это был тот вопрос, которого я ожидал. До того как Бренда застала меня работающим с компьютером и предложила мне свою помощь, до того как она посмотрела на меня своими невинными голубыми глазами, я не мог решить, в какой степени ей доверять. Но ее взгляд пленил меня и развеял все мои сомнения. В детстве Бренда была моей любимицей, и спустя двадцать лет я продолжал испытывать к ней глубокую привязанность. Сердце подсказывало мне, что я могу на нее положиться, что также я могу положиться на Брендона и Пенелопу, и я был склонен прислушаться к голосу своего сердца. Если вам угодно, можете назвать это интуицией – она у меня отменная.

– Истоки есть, – ответил я. – Факт их существования содержится в той информации, что я надиктовал тебе, а ты ввела ее вместо исходных посылок Дианы.

– Я это поняла.

– Так почему же спрашиваешь?

– Хотела, чтобы ты подтвердил это прямо и недвусмысленно. Человеку вообще свойственно уточнять уже известное вследствие дурной привычки постоянно подвергать сомнению все и вся, даже собственные умозаключения. Я называю это жаждой достоверности. – Бренда обворожительно улыбнулась. – Во мне эта жажда особенно сильна; другими словами, я очень любопытна. И я не могу поверить до конца, что ты жив, пока не услышу от тебя рассказ о твоих приключениях.

– Но ведь я перед тобой, – с усмешкой заметил я.

– Ты вполне можешь оказаться призраком.

Я перегнулся через стол и чмокнул сестру в губы.

– Видишь, я реален. Призраки не целуются.

– Еще как целуются! – возразила Бренда.

Мы оба рассмеялись.

– Ну ладно, убедила, – сказал я. – Позже я обо всем расскажу, когда с нами будут Брендон и Пенелопа. Вы услышите мою историю все вместе.

Бренда кивнула и осторожно откусила от бутерброда еще кусочек.

– Не советую, – затем произнесла она.

Я вопросительно взглянул на нее.

– А?

– Не советую рассказывать ОБО ВСЕМ, – пояснила она. – Это неразумно.

– Вот как? Почему?

– Мощь, – сказала Бренда. – Там, у Истоков, таится огромная мощь. Ты дал мне информацию, я запомнила ее и при желании могу втайне от тебя рассчитать наименее опасный путь.

– По моим оценкам, – заметил я, – максимальная вероятность уцелеть на самом безопасном пути, рассчитанном со знанием всех асимптотических условий, для среднестатистического причащенного не превышает одной тысячной.

– Одна тысячная уже что-то. Это не одна стомиллионная. При такой вероятности выживания риск становится оправданным. Ставки слишком высоки, игра стоит свеч.

"Черт побери! – подумал я, с беспокойством глядя на Бренду. – Либо она дьявольски хитра, либо потрясающая душечка." Мне очень хотелось верить в последнее.

Бренда вновь поднесла ко рту бутерброд, но в последний момент остановилась, тяжело вздохнула и с видимым сожалением положила его обратно на тарелку.

– Знаешь, – сказала она. – Когда я начинаю есть, то никак не могу остановиться.

Я пожал плечами.

– Ну и кушай себе на здоровье.

– Беда в том, что у меня склонность к полноте.

– С трудом в это верится, – заметил я. – С твоей-то фигурой.

Бренда с благодарностью улыбнулась.

– Спасибо за комплимент, Артур, – сказала она. – И тем не менее это так. Я чуть что, сразу полнею, но предпочитаю поддерживать свою фигуру при помощи диеты, не прибегая лишний раз к Формирующим. Я стараюсь беречь нервы.

– Правильно делаешь, – одобрил я. – Ты выглядишь очень молодо и свежо.

– Здоровый образ жизни. К твоему сведению, я занимаюсь гимнастикой, имею несколько медалей, в том числе одну золотую мирового первенства. И, заметь, без всякого колдовства.

– От всей души поздравляю. Кстати, вы с Брендоном живете вместе?

– Да, – ответила она и тут же поспешила добавить: – Как брат и сестра.

– Не сомневаюсь, – заверил ее я. – И как ваши дела?

– Да так, неплохо.

– Чем вы занимаетесь?

– Брендон психоаналитик, и очень неплохой, между прочим, а я кибернетик.

– То есть ты не просто высококлассный программист, а ученый?

– Да, у меня степень доктора наук. Но иногда ради собственного удовольствия я составляю прикладные программы, главным образом игровые.

– Наверное, детишки от них без ума, – предположил я.

– И не только детишки, – без ложной скромности ответила Бренда. Некоторые компании готовы были платить мне бешеные деньги, лишь бы я работала на них. – Она рассмеялась, а вслед за ней рассмеялся и я. – Мне перестали докучать только после того как я, чтобы продемонстрировать свою финансовую независимость, скупила контрольный пакет акций одной из известных фирм по производству программного обеспечения.

– Гм, вижу, ты прочно обосновалась на Земле Хиросимы.

– Пожалуй, что да.

– А Брендон?

– Ну... Возможно.

– Вы покинули Солнечный Град из-за тех сплетен о ваших отношениях или потому, что Брендон поссорился с Амадисом?

Бренда помрачнела и принялась нервно постукивать костяшками пальцев по столу. Затем, спохватившись, сконфуженно глянула на меня, взяла сигарету и закурила. Сделав несколько глубоких затяжек, она наконец произнесла:

– Но ведь это одно и то же.

Я удивленно приподнял бровь.

– Прости, не понял.

– Разве Пенни тебе ничего не говорила?

– Почти ничего. Я знаю только то, что о вас начали распространяться нелепые слухи, затем Брендон не поладил с Амадисом, и вы ушли из Дома.

– Так оно и было, – подтвердила Бренда. – Но началось все гораздо раньше, пожалуй, еще до нашего рождения.

– Даже так?

– Да. Ты ведь знаешь, что отец был не в восторге от Амадиса?

– Знаю, – кивнул я. – Он считал, что Амадис слишком долго засиделся в наследниках престола, чтобы стать хорошим королем. Однажды в припадке откровенности отец пожаловался мне, что сам испортил Амадиса, внушив ему сильный комплекс неполноценности, подавив в нем свободную инициативу и самостоятельность. Дескать, Амадис настолько привык быть на побегушках и играть вторые роли, что вряд ли из него получится стоящий монарх. – Я сделал паузу и пытливо посмотрел на Бренду. – Так что, отец оказался прав?

– На все сто, – безапелляционно заявила она. – Опасения отца полностью подтвердились, причем в самом худшем их варианте. Амадис очень дурной король.

Я развел руки, одновременно пожимая плечами в жесте слепой покорности судьбе.

– Увы, ничего не попишешь. Ведь следующим за Амадисом шел Александр а он был бы еще более дурным королем.

– Александра давно сбросили со счетов, – возразила Бренда. – Да и он сам не желал иметь ничего общего с нашим Домом. Следующим был ты – но ты, к сожалению, чересчур сильно увлекся Сумерками и стал настоящим Сумеречным, что совсем не нравилось детям Света. Ты открыто исповедовал Мировое Равновесие... а не тайком, как мы с Брендоном. В общем, ты не оправдал папиных надежд, и он вычеркнул тебя из списка претендентов на трон.

Наконец до меня дошло.

– Ага! Стало быть, отец прочил Брендона в короли?

Бренда кивнула.

– Он принял это решение еще до того, как ты ушел в бесконечность.

– Вот как? Странно. А я ничего и не знал.

– В то время об этом знала только мама. – Бренда несколько секунд помолчала, значительно глядя на меня. – Она упорно настаивала на твоей кандидатуре, и из-за ее бескомпромиссной позиции отец долго не решался объявить Брендона наследником престола.

– Даже после моего исчезновения?

– Даже после твоего исчезновения, – с расстановкой произнесла сестра, видимо, в надежде, что я прочувствую свою вину. – Мама любила тебя больше, чем всех нас вместе взятых, она принимала в штыки любые разговоры о том, что ты, возможно, погиб...

– Двадцать семь лет Основного Потока – срок небольшой, – заметил я, скорее оправдываясь сам, нежели оправдывая Юнону.

– При обычных обстоятельствах да, – не стала возражать Бренда. – Но когда в последующие три года вслед за тобой отправляется три сотни человек, и все они, как один, пропадают безвести, то сам собой напрашивается вывод, что тебя уже нет в живых.

– Наверное, ты права, – вынужден был согласиться я. – И когда же меня официально признали умершим?

– Шестнадцать лет назад. Тогда в Пантеоне был установлен пустой саркофаг с твоим именем, состоялась траурная церемония, а отец произнес надгробную речь, в которой прямо заявил, что видел тебя своим преемником.

– Ловкий ход! – вырвалось у меня. – Таким образом он дал всем понять, что Амадис давно вне игры.

– Вот именно. После твоих символических похорон только об этом и говорили. И когда отец, выдержав двухнедельную паузу, издал указ о назначении Брендона наследником престола... гм, с формулировкой: "в связи с констатацией факта гибели сына нашего Артура" – это уже ни для кого не явилось неожиданностью.

– Раз так, то почему же Брендон не стал королем?

– Потому что Амадис оказался еще большим подлецом и негодяем, чем можно было подумать, – гневно ответила Бренда. – Отец рассчитывал лет через двадцать пять – тридцать возвести Брендона на престол, передать все бразды правления в его руки, а самому уйти в тень и спокойно умереть. После завершения Рагнарека он чувствовал усталость от жизни и понимал, что долго не протянет.

– Это все понимали, – заметил я.

– В том числе и Амадис, а также его мерзкие дружки и любовницы. При известии о назначении Брендона наследником они совсем озверели и сразу же начали бешеную кампанию по его дискредитации. Они активно распускали порочащие его слухи, ему приписывались все смертные грехи, в частности, что якобы он спит со мной. Это была их козырная карта. – Бренда негодующе фыркнула. – И представь себе – многие поверили. Или же сделали вид, что поверили.

– А отец?

– Он хорошо знал нас обоих и понимал, что мы на это не способны. Зато другие наши родственники... Ох уж эти родственники!

– То есть, семейный совет отказался утвердить назначение?

– Категорически, – ответила Бренда и в сердцах добавила: – Вот олухи-то! Впоследствии они горько пожалели об этом, но было уже поздно.

– А отец не пробовал оказать на них давление?

– Пробовал, но все безрезультатно. Он давил, сколько было сил... а сил у него оставалось совсем мало. Может быть, тебя удивит это, но ты очень много для него значил, по-своему он даже любил тебя, хотя говорят, что ему было чуждо такое чувство, как отцовская любовь. После твоего исчезновения отец впал в глубокую депрессию, все чаще стал замыкаться в себе, поговаривали даже, что он тайком смотрел телевизор. Представляешь!

Я содрогнулся. В моей памяти еще были свежи детские сказки-страшилки о людях, которые, днями просиживая у "дьявольского ящика", постепенно деградировали и превращались в растения. Конечно, нет ничего плохого в том, чтобы иногда посмотреть хороший фильм или узнать свежие новости из мира, который тебя интересует; в принципе, это так же невинно, как прочитать книгу или газету. Но если копнуть глубже, то подавляющее большинство телепередач призваны скрасить серые, однообразные будни простых людей, утомленных повседневными хлопотами и борьбой за существование, дать выход их неутоленной жажде новизны, позволить им хоть на время сбросить с себя оковы обыденности. Что же касается Властелинов, к услугам которых неисчислимое множество самых разнообразных миров и которые воочию могут повидать все, что захотят, будь то футбольный матч, вооруженное ограбление банка или взрыв сверхновой звезды, – им нет нужды предаваться грезам о несбыточном перед голубыми экранами. А если Властелин все же начинает смотреть телевизор – смотреть по-настоящему, увлеченно, самозабвенно, упоенно, – то это верный признак того, что им овладела апатия, безразличие ко всему на свете, что он потерял вкус к жизни и готовится умереть...

– Так вот, – продолжала Бренда. – Видя, как чахнет отец, Амадис принялся добивать его без жалости и милосердия. Сторонники нашего сводного братца начали клеветать на маму, обвиняя ее в том, что будто бы она изменяет отцу. Досталось также и всем нашим сестрам, естественно, брату Александру, и даже крошку Пенни они не обошли стороной.

– Мерзавцы! – воскликнул я, вскипая от ярости. – Что они ей сделали?

– Лично ей – ничего, – успокоила меня Бренда. – Амадис просто использовал ее, чтобы злить отца, зная, какую боль причиняет ему любое напоминание о твоем прегрешении с Дианой. Тогда Пенни была еще ребенком и ничего толком не понимала, поэтому мы с Брендоном взяли ее под свое покровительство, чтобы оградить ее от происков Амадиса и гнева отца. Вот так и началась наша дружба.

Я облокотился на стол и обхватил голову руками.

– Господи Иисусе! – простонал я. – Как это гадко!

Бренда удивленно взглянула на меня.

– Ты стал христианином? Как брат Александр?

Я тихо вздохнул, не отрывая взгляда от дымящейся в пепельнице сигареты.

– Я сам не знаю, кто я теперь, – откровенно признался я. – Но если я и христианин, то уж точно не такой, как Александр... А ты что, имеешь предубеждение против христиан?

– Вовсе нет, – сказала Бренда. – Коль скоро на то пошло, после Митры мне ближе всего Иисус. Я живу в христианском мире, мой муж был католик...

Я поднял голову и в изумлении воззрился на сестру.

– Так ты замужем?!

Не знаю, почему это так поразило меня. Наверное, потому что в моей голове никак не укладывалось, что она уже взрослая женщина, что ей сорок лет, а может, и больше. Я ведь помнил ее маленькой девчушкой и до сих пор думал о ней как о ребенке.

– Была замужем, – после короткой паузы уточнила Бренда; гневные нотки в ее голосе сменились печальными. – Мой муж погиб в авиакатастрофе. Он был простым смертным.

– Извини, – сказал я. – Без сомнения, он был замечательным человеком.

Бренда молча кивнула.

– А дети у тебя есть?

Она отрицательно покачала головой.

Я понял, что избрал не лучшее продолжение нашего разговора. Впрочем, и тема Амадиса меня не вдохновляла. В былые времена мой сводный брат хорошо ко мне относился, мы с ним дружили, а когда я был маленьким, он защищал меня от Александра, который невесть по какой причине возненавидел меня лютой ненавистью. Я был очень огорчен рассказом сестры, из которого следовало, что жажда власти, причем той самой власти, ответственности за которую он всегда боялся и всеми средствами старался избегать ее, тем не менее настолько вскружила Амадису голову, что он оказался способным – нет, не на хитрую и утонченную дворцовую интригу, – но на банальную, грязную человеческую подлость. Мне стало обидно до слез. Конечно, я не исключал и того, что Бренда передергивает, сваливая всю вину на одного только Амадиса, но даже со скидкой на ее очевидную пристрастность было ясно (увы!), что в общих чертах ее рассказ соответствует действительности.

– Стало быть, после смерти отца Амадис изгнал вас из Дома? – спросил я.

– Не совсем так, – ответила Бренда. – Мы сами ушли. Сначала я, потом Брендон. Когда погиб мой муж, я очень остро нуждалась в обществе брата, да и он не мог оставить меня одну. Некоторое время до этого мы старались жить порознь, чтобы не подливать масла в огонь злословия, но долго так продолжаться не могло – слишком уж мы привязаны друг к другу. В общем, Брендон поселился у меня, на Земле Хиросимы, а полгода спустя и вовсе решил не возвращаться в Солнечный Град. Ему было больно смотреть, как все, кому не лень, помыкают Амадисом, государство разваливается, а Дом приходит в упадок прямо на глазах. При виде творящегося беспредела его так и подмывало поднять восстание и силой захватить власть.

– Так он до сих пор метит на корону? – спросил я.

Бренда откинулась на спинку стула и смерила меня долгим взглядом.

– Боюсь, у тебя сложилось неверное представление о ситуации, сказала она.

– Возможно, – согласился я. – Поэтому я не спешу делать далеко идущие выводы. У меня слишком мало информации, чтобы судить о происходящем. Если мой вопрос чем-то задел тебя, то я прошу прощения.

– Меня задел не сам вопрос, а тон, которым он был задан. Ты, верно, подумал, что Брендон честолюбец, и ему покоя не дает мысль об утраченной короне. Это не так, нет. Видишь ли, на данный момент ситуация такова, что многие из тех, кто шестнадцать лет назад ратовал за неукоснительное соблюдение права старшинства, теперь хотят видеть Брендона королем. Сам же Брендон от этого не в восторге, ему никогда не улыбалось сидеть на троне отца, но в то же время он горячо любит наш Дом и все Царство Света. Брендон обладает всеми качествами, необходимыми хорошему монарху, и ему претит дурное управление государством. По большому счету, его желание занять престол проистекает не из стремления к власти как таковой, но из патриотизма... – Бренда умолкла, будто колеблясь: стоит об этом говорить или нет. Потом все же сказала: – Правда, с некоторых пор он отчаянно хочет выйти из игры.

– Почему?

– Он объясняет это тем, что королева Рахиль якобы благотворно влияет на Амадиса.

– А это не так?

– Нет, конечно. Тут Брендон лукавит. На самом деле он чертовски устал от борьбы за власть, ему до смерти надоели мамины интриги.

– Так это Юнона хочет посадить его на трон?

– Не только она, но и многие другие. Однако следует признать, что мама играет в этом деле ведущую роль. Выйдя замуж за короля Марса, она усилила позиции Брендона и вместе с тем – свои собственные. Дом Ареса, даром что недавно восстановлен, весьма могуществен, и его поддержка очень важна для нас. Почти так же безусловно нас поддерживает Дом Теллуса христианам не по нутру, что Светом заправляет дочь Израиля. То же самое относится и к последователям Магомета. В общей сложности девять Домов из девятнадцати ныне сущих, в том числе и милые твоему сердцу Сумерки, готовы в той или иной форме оказать Брендону содействие в борьбе за престол.

Мне стало горько и тоскливо. Минули, ушли безвозвратно те блаженные времена, когда Дома были едины в своем стремлении сохранить мир между собой, чтобы успешно противостоять экспансии Хаоса. Все возвращается в круги своя, вспоминаются былые обиды и раздоры, с новой силой вспыхивает давняя и, казалось, уже забытая вражда. Я родился и вырос в эпоху мира и согласия и думал, что так будет продолжаться вечно. Иное представлялось мне диким, ненормальным, противоестественным.

– Гражданская война, – хмуро произнес я. – Мне это не нравится.

– Брендону тоже, – сказала Бренда. – В последнее время ему так хочется послать все к чертям собачьим и зажить спокойной жизнью, уступив место вождя Эрику...

– Кому-кому? – удивленно перебил ее я.

– Ах да, ты же не знаешь. Пока ты отсутствовал, у нас появился еще один брат и две сестрички – Этне и Клара. Сейчас Эрику пятнадцать лет, он живет вместе с мамой на Истинном Марсе, где находится самая большая колония Светозарных, недовольных нынешним режимом на родине. Эрик воспитывается как настоящий сын Света, но он еще очень молод, к тому же его, в отличие от Брендона, отец не прочил себе в наследники.

– Понятно. Стало быть, теперь слухи о ваших отношениях уже не вредят Брендону?

– Они потеряли былую актуальность. Со временем люди ко всему привыкают, и многие, даже веря в то, что Брендон спит или спал со мной, уже смирились с этим. К сожалению, нашему отцу не хватило выдержки подождать лет десять-пятнадцать, пока все не утрясется само собой. Несколько секунд Бренда помолчала, что-то взвешивая в уме, потом добавила: – Впрочем, не исключено, что я упрощаю ситуацию. Многие предпочитают закрывать глаза на нашу мнимую связь, исходя из сегодняшнего опыта, но останься отец в живых, Амадису не представилось бы случая продемонстрировать свою полную несостоятельность как монарха, а Рахиль из Израиля не была бы королевой Света. Так что я, честно говоря, даже не знаю, как бы тогда к нам относились.

"Пенни, детка, – с некоторой досадой подумал я. – Ты была не до конца откровенна с папочкой. Интересно, о чем ты еще умолчала?"

И я осторожно закинул удочку:

– А Брендона не посещала мысль жениться на тебе и таким образом оттолкнуть от себя союзников, уж коль скоро он хочет выйти из игры?

Ничего не заподозрив, Бренда проглотила наживку и ответила:

– Нет, такое нам в голову не приходило. Но была другая идея, не столь радикальная, чуть помягче и поизящнее.

– Какая?

– Не далее как год назад Пенни и Брендон решили пожениться.

– Да ну! – воскликнул я, сделав вид, что поражен этим известием.

– Так оно и было. Брендон наивно полагал, что браком с незаконнорожденной дочерью своего брата и своей тетки он окончательно скомпрометирует себя, и поспешил сообщить эту радостную весть маме. Однако мама заявила, что это ничего не меняет. Дескать, дело зашло так далеко, что он уже не может выйти из игры – зато может усложнить жизнь себе и своим сторонникам.

Ну и ну! Неужто в Царстве Света царит такой бардак?

– И тогда Брендон отказался от брака с Пенелопой?

– Нет, он все равно хотел жениться на ней, потому что сентиментально влюблен в нее. – Бренда улыбнулась. – Глупенький!

– Значит, отказалась Пенелопа?

– Да, она не захотела быть втянутой в политическую борьбу. Она сама себе Дом и предпочитает оставаться нейтральной. Кроме того, Пенни склонна видеть в Брендоне друга и старшего брата, но не мужчину. И вообще, она во многом ребенок; женщина в ней все еще дремлет. Она приняла предложение Брендона только в надежде помочь ему, и я не думаю, чтобы она отчетливо представляла все последствия такого решения. Это был благородный жест с ее стороны, по-детски самоотверженный, но едва лишь стало понятно, что ее жертва будет напрасной, Пенни сразу же отступила.

Я удовлетворенно хмыкнул. Слава богу, Пенелопа не солгала мне. Она просто умолчала кое о чем, не сказала всей правды, что было вполне естественно. Тем не менее это задело меня.

Я взял начатый сестрой бутерброд, мигом слопал его и запил глотком остывшего кофе.

– Да, кстати, Бренда. Ты не прочь немного посплетничать?

– О чем?

– Об этой сенсации века, о женитьбе Амадиса на Рахиль из Дома Израилева. Пенелопа говорит, что существует несколько версий происшедшего.

– И небось, она изложила тебе ту, согласно которой Амадис убедил царя Давида отдать за него свою дочь и принять в невестки Каролину.

– Да. А разве не так?

– Так считает Брендон; вернее, хочет так считать. А Пенни во всем, что касается политики, привыкла доверять его мнению... Или делает вид, что доверяет – вот уж не пойму.

– Так что же произошло на самом деле? – нетерпеливо осведомился я.

– В действительности все было с точностью наоборот. Царь Давид сам пришел к выводу, что без притока свежей крови его Дом, понесший большие потери в Рагнареке, рано или поздно зачахнет, и уже смирился с необходимостью нарушить чистоту своей расы. Но он бы не был настоящим сыном Израиля, если бы не попытался извлечь из этого выгоду... – Бренда умолкла, так как в этот момент послышались голоса в холле, а спустя несколько секунд в кухню вошли мой брат и моя дочь, свежие и отдохнувшие после сиесты.

Пенелопа приветливо улыбнулась моей сестре, а меня, после некоторых колебаний, поцеловала в щеку.

– Привет, – сказала она. – Как спалось?

– Спасибо, – ответил я, млея от ее поцелуя. – Очень хорошо.

– А Бренда, по своему обыкновению, всю сиесту провозилась с компьютером, – заметил Брендон, усаживаясь на стул. – Мой тебе совет, Артур: ни в коем случае не поддавайся соблазну поиграть в ее игры.

– Это почему?

– Она спец в этом деле. Гений. Ее игры чертовски убедительны, они засасывают как трясина. Не в обиду сестренке будет сказано, но я как психолог со всей ответственностью заявляю, что ее фирма занимается производством и распространением компьютерных вирусов.

– Гнусная клевета! – обиженно воскликнула Бренда.

– Вирусов электронной шизофрении, – невозмутимо уточнил Брендон. Перед ними бессильна любая антивирусная программа.

Я ухмыльнулся и сказал:

– Ты меня заинтриговал, братец. Теперь я обязательно испробую эти игры. А ты подумай, не заняться ли тебе их рекламой. У тебя здорово получается.

Между тем Пенелопа взяла с тарелки один из приготовленных сестрой бутербродов и весело заявила:

– Сейчас мы слегка перекусим, а к исходу цикла закатим пир горой. Мы с Брендой сообразим что-нибудь необыкновенное по случаю возвращения блудного отца и брата.

– Хорошая мысль, – сказала Бренда. – У меня уже есть кое-какие идеи.

– Да, вот еще что, – отозвался Брендон, закуривая сигарету. – Насчет возвращения. Артур, ты не думаешь, что пора рассказать нам, где ты был и что с тобой произошло?

– Как раз это я и собираюсь сделать, – ответил я.

Пенелопа пододвинула стул и села рядом со мной, подперев голову рукой. Ее большие карие глаза смотрели на меня с любопытством и нетерпением, и тут я живо представил, как в них появляется осуждение и даже враждебность, когда я упомяну о Дейрдре. Может быть, я слишком возомнил о себе, вряд ли я значил для Пенни так много, но все же я не хотел рисковать, ставя под угрозу наши отношения, которые только начали складываться.

В общем, я решил пока что ничего не говорить о Дейрдре. Пока – а там видно будет.

5

К исходу цикла вычисления по программе Дианы застопорились. Компьютер с бешеной скоростью листал миры вдоль Тоннеля, по которому она ушла в бесконечность, но никаких намеков на сходимость ни по одному из основных параметров не было. По второстепенным, впрочем, тоже. Так что вопрос, куда ведет этот Тоннель и где он выходит в Срединных мирах (если вообще куда-нибудь ведет и где-нибудь выходит), оставался открытым. Бренда сказала, что результатов (если они вообще будут) следует ожидать не раньше чем через несколько дней. Я приуныл: ведь уже были произведены расчеты для 99,9999% собственной длины Тоннеля, а света в его конце все еще не было видно.