Текст книги "Интриги двуликих (СИ)"

Автор книги: Олег Чудинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

– Если потребуется что-то еще, приходи и бери, даже если меня не будет в комнате. Дверь всегда открыта.

– Спасибо.

***********************

Не нужно было рассказывать ей о себе.

Не то чтобы это было тайной.

В свое время зверская расправа над семьей эмигрантов наделала много шума.

Но Лиза была еще слишком мала, чтобы слышать об этом, даже если на тот момент ее родители уже приехали в Канаду. Я не знал этого точно.

Просто, может, если бы это рассказал кто-то другой, то сделал бы не так грубо и жестоко, как сделал это я.

Правда жизни редко бывала приятной.

Особенно о таких вещах.

Но сколько бы Лизе ни пришлось пережить здесь, а ее сердце не стало жестче к чужой боли.

Она была сильная даже в этом.

Даже в этом упрямая и несгибаемая.

Даже в этом восхитительная.

Несмотря на целый воз собственных проблем и глобальную безвыходную ситуацию, она снова не думала о себе. Ни капли.

И я не знал, хотел ли покачать сокрушенно головой и выругаться. Или восхищенно выдохнуть ее несгибаемой слишком отзывчивой натуре.

– Жизнь никогда ее не научит, – только пробормотал я себе под нос, почти допив водку с прошлого раза, пока слушал, как девчонка рыдает, закрывшись в ванной.

Это был не просто плач.

Душераздирающий вой человека, который заставлял себя насильно смириться.

Который рвал свою душу на части, чтобы умереть и возродиться.

Я видел, что даже один из парней, которые приносят ужин и затем забирают подносы, замер в коридоре, прислушиваясь к рыданиям Лизы. И поморщился, видимо, оттого, что искренне переживал за нее.

А я пока не знал, как реагировать на то, что викинги прониклись к девушке и теперь, кажется, были готовы стоять за нее горой, словно за свою, несмотря даже на то, что она сбежала и покалечила одного из них.

Первым порывом было пойти за ней и успокоить.

Почему я не сделал этого, а продолжил сидеть в кабинете, плюнув на кровь и допивая водку?

Знал, что в такие моменты лучше быть одному. Не трогать.

Дать этой боли и осознанию беспомощности заполнить тебя всего и спалить дотла изнутри. Позволить себе захлебнуться в горечи и умереть.

Спалить все краски радости и счастья, чтобы мир стал черно-белым.

Жестоким, но настоящим.

Такой, каким он был, без прикрас.

Лиза была сильной, и я знал, что она выйдет из ванной уже другой.

Несломленной, но сильной.

Если она захочет, то научится разукрашивать свой мир заново.

Не сразу, постепенно.

Находя в каждом дне что-то яркое и трогающее ее сердце.

Как я не смог, оставшись навсегда в мире черного и белого.

Эту боль нужно было пережить, переждать, дать ей пройти через себя.

Да и потом, я совершенно не умел успокаивать и поддерживать.

Что я мог сделать, чтобы Лизе стало легче?

В моей жалости и поддержке мало кто нуждался, и своим появлением я чаще всего делал только хуже.

У меня были только Бьёрн и Ромка.

С ними было проще.

Бьёрну не нужны были никакие слова.

Достаточно было сесть рядом и сжать его плечо.

Мы могли просто сидеть и молчать часами, думая о боли и горе, которые становились общими, что бы с нами ни происходило по отдельности.

Ромке же и вовсе не нужно было людское присутствие рядом.

Весь его странный и не познанный нами мир был глубоко внутри, куда не мог забраться никто из врачей.

Как не мог сделать это и я.

Когда дверь кабинета распахнулась, я мог даже не поднимать глаз, чтобы понять, что это, конечно же, Бьёрн, потому что только он мог входить ко мне без стука, начиная говорить, как правило, прямо с порога.

– Это из ресторана передали. Сказали, что начались какие-то проблемы с одним из поставщиков. Совсем мужик берега перепутал!

Друг положил передо мной новую стопку бумаг, покосившись быстро на водку: ее осталось уже на дне.

Но вместо того, чтобы возмутиться распитием спиртных напитков на рабочем месте, неожиданно схватил бутылку и выпил залпом то, что там еще было.

И я уже было хотел вскинуть нахально брови и напомнить, что его смена только-только начинается и вся ночь впереди, как он выдохнул:

– Не нравится мне это всё, Варг.

Шутить перехотелось моментально.

Я только всматривался в напряженное серьезное лицо друга и ощущал то, как он взволнован.

– Что не так?

– Всё не так! – пробухтел Бьёрн и прошагал порывисто и резко до моего личного мини-бара, о котором знали только избранные, чтобы достать еще одну бутылку элитной дорогой водки.

– Хотя бы рюмку возьми.

– Обойдусь!

То, что дело полная дрянь, я понимал уже по поведению друга, который в принципе не слишком жаловал алкоголь и в последний раз напивался в прошлом году на годовщину смерти своих девочек.

Но не торопил его и ничего не говорил, терпеливо ожидая продолжения.

– Слухи про этого Психопата дошли и до нас. Знаешь, что заявил этот придурок поставщик сегодня утром, когда приволок овощи не самой первой свежести? Что больше он не боится викинга, потому что после того, как Псих тебя грохнет, ресторан станет его!

Я только дернул бровью, не выражая никаких эмоций по привычке, хотя внутри трепыхнулась злость.

Рано танцевать на моих костях и делить мое добро, пока я еще жив.

– Приведешь этого поставщика ко мне потолковать о жизни?

Я расслабленно откинулся назад в кресле, ощутив, как кровь снова потекла из раны.

– Приволоку за ноги, привязав к бамперу! – рявкнул Бьёрн, который, как всегда, на эмоции не скупился, сдобрив свою фразу еще двумя десятками шведских матов, на что я только сухо улыбнулся в ответ.

– Нехорошо это всё, брат. Псих к нам подбирается всё ближе. С этим нужно что-то делать!

– Не пыли. Придет наше время, тогда будем разбираться. Кто с мечом к нам придет…

– …Тот от меча и погибнет, это я знаю.

Бьёрн снова отпил водки, в этот раз закрыл бутылку и протяжно выдохнул.

Его бы воля – Бьёрн бы уже собрал своих верных и обученных парней, чтобы напасть на этого Психа первым и срубить на корню все его задумки в отношении нас.

Причем неважно, были ли они в принципе или нет.

– Он уже грохнул одного из банды Салиха.

– Я слышал, – кивнул я в ответ, заранее зная, что именно скажет Бьёрн сейчас.

– Между арабами и нами остались только русские и азиаты.

– Значит, пока мы живем.

Бьёрн замолчал, но в конце концов кивнул.

Потому что и меня знал хорошо, явно догадываясь, что кое-какие мысли в отношении этого ненормального у меня были.

Просто нужно было быть уверенным, что всё пройдет так, как нужно именно нам.

А на это мне нужно было еще немного времени.

Помолчав, друг заглянул в монитор ноутбука, чуть вскинув брови, потому что на изображении Лиза рисовала.

– У Лизки снова забастовка? Видел, как принесли ее поднос с нетронутой едой.

– Нет, не думаю, что дело в этом.

– Что она делает?

– Рисует рыб.

Лиза действительно рисовала их.

– Узнала про Ромку?

– Да.

– Ты рассказал?

– Да.

Бьёрн криво хмыкнул, но решил промолчать, потому что знал, что эта тема слишком болезненна для меня, сколько бы лет ни прошло.

И я понимал, почему она делает это, снова думая о том, что девушка просто неисправима: она не жалела себя и своего состояния, но вставала горой и отдавала все свои силы Алексе и вот теперь Ромке.

Она искренне хотела помочь им, совершенно не ожидая ничего взамен.

– Может, Лизку к доку на помощь отправим? Раз у нее такая маниакальная тяга помогать всем.

В этот раз пришла моя очередь криво усмехаться и качать головой, потому что, несмотря на то что я был согласен с другом, а понимал еще и то, что девушка не выдержит ежедневной боли, которую ей придется увидеть.

Мы молча наблюдали за девушкой, пока Бьёрн не выдохнул:

– Ладно, пойду проверю, что там в баре. И расставлю парней так, чтобы мимо Чертога ни одна крыса не смогла пробежать незамеченной!

Друг ушел, а я еще долго смотрел на Лизу, до тех пор, пока не понял, что она уснула прямо за столом с карандашом в руках.

В этот раз я решил, что всё-таки моя помощь в этой ситуации может пригодиться, чтобы Лиза не проснулась с жуткой ноющей болью в затекшей шее и окаменевшей спине, что с ее ранением было не самым приятным бонусом.

Я даже кофту не накинул.

Так и пошел с голым окровавленным торсом, заставляя глазеть на себя шмыгающих мимо викингов, которые не решились ничего сказать, молча проносясь мимо.

Оказавшись на пороге каюты с распахнутой низкой дверью, я полной грудью втянул аромат, витающий здесь.

Ее аромат.

Он всё так же будоражил.

Подогревал мою кровь, разнося по телу кусающие искры, от которых становилось жарко.

Хотелось окунуться в него с головой, почувствовать, как всё внутри сжалось от адреналина.

И возбуждения.

Ничего не менялось. Что бы эта девчонка ни натворила, кого бы ни пришибла, что бы ни сказала, а я хотел ее всё так же сильно, как полгода назад.

Даже еще сильнее, когда увидел и познал ее храбрость, отвагу и этот несгибаемый характер, который шел наперекор даже мне, как бы она ни боялась.

Сдерживаться было всё тяжелее.

Спасало только то, что я не приемлю насилия.

Только не такого.

Поэтому, что бы ни испытывал сейчас, а вошел в каюту собранным, хоть и максимально напряженным, чтобы осторожно поднять Лизу на руки, стараясь как можно меньше тревожить раненую руку.

Девушка глухо застонала от боли, но всё-таки не проснулась.

Только уткнулась мне в плечо лицом, неожиданно выдохнув.

Протяжно, но словно облегченно.

А я застыл, всматриваясь в ее лицо, и думал о том, что не о такой встрече мечтал всё это время.

Хоть и не позволял себе приблизиться к ней, но не мог устоять перед тем, чтобы не думать, как однажды я приду и смогу заинтересовать ее.

А Лиза будет улыбаться, глядя мне в глаза, как улыбалась тому сопляку…

Но всё перевернулось с ног на голову, сделав меня ее мучителем и врагом.

Сможет ли она улыбаться мне? Когда-нибудь…

Я осторожно опустил девушку на кровать, укрыв теплым одеялом, и вышел, тихо прикрыв за собой дверь, чтобы вернуться в кабинет и смотреть на то, как она спит.

Бьёрн снова был здесь.

На этот раз явно из кабинета дока, потому что теперь на моем столе, помимо водки, стояла железная подложка с бинтами и прочей медицинской ерундой.

– Приземляй свой зад, пока весь Чертог не уделал кровью.

– Да брось ты, и страшнее раны были, – только морщился я, пока не затрезвонил мой телефон, заставляя меня снова сесть в кресло, отмахиваясь от руки Бьёрна, которая потянулась к салфеткам на краю стола.

Это был Лекс.

И я нахмурился, покосившись на часы, потому что обычно в это время он уже вовсю гулял и предавался беспробудному блядству, а потому обо мне не должен был вспоминать.

– Лекс? – вместо приветствия выдохнул я в трубку, как только принял вызов, слыша на другом конце голос, в котором едва узнал своего друга:

– Варг, отца больше нет… Папу убили…

3 глава

Я не поняла, почему проснулась.

Просто подскочила с каким-то странным щемящим чувством, с удивлением обнаружив себя на кровати, укутанной в одеяло, словно в кокон.

Странно, но последнее, что я помнила, – как рисовала за столом.

А вот как оказалась в кровати, оставалось большой загадкой, покрытой мраком.

Соскочив с кровати, я подошла к столу, где лежали все те рисунки, что я старательно выводила для Ромы.

Здесь всё осталось так, как я положила.

Листы лежали строго по порядку и были почти готовы отправиться на помощь, и я надеялась, что хоть какое-то развлечение, одному большому ребенку.

Отдать их Варгу я бы не решилась… Просто не хотела лишний раз бередить эту рану, даже если и понимала, что ему всё равно всё покажут и расскажут.

Просто пусть это сделает кто-то, но не я.

Быстро умывшись, я вышла в коридор, остановившись у каюты Саши, чтобы прислушаться к тому, что происходит за дверью, но было тихо.

Вероятнее всего, она еще спала.

А потом прошла по коридору еще, чтобы заглянуть в распахнутую дверь каюты Джо.

Нас разделяло шесть кают, в одной из которых была Саша, и меня не оставляли мысли о том, были ли занятые остальные каюты?

Были ли в них люди, которых держали за пушечное мясо?

Все двери были заперты.

Я знала это, даже если не решилась притронуться ни к одной из них.

Только быстро дошла до каюты Джо, заглядывая в нее.

Мужчина спал, раскинувшись на кровати, словно звезда, на животе, поэтому я не стала тревожить его, только осторожно прикрыла дверь, чтобы направиться наверх.

Туда, где ходили все викинги.

И Варг.

Я не представляла, сколько было времени, но, когда едва не столкнулась с миниатюрной, но глубоко беременной девушкой, поняла, что очень рано, потому что, увидев меня, она округлила глаза, ахнув:

– Ты почему не спишь, Лиза? Рука болит?

Признаюсь, что такого я не ожидала.

Она общалась со мной так, словно давно знала и совершенно искренне переживала о том, что мне могло быть больно.

А я смотрела на нее растерянно и пока не в состоянии связать даже пару слов.

– Идем на кухню скорее! Выпьешь чай, скушаешь что-нибудь, и мы найдем тебе лекарства!

Девушка была гораздо ниже меня, но оказалась настолько бойкой, что тут же потащила ошалевшую меня по коридору, крепко держа за руку.

– Прошу прощения, я Бьёрна искала… или Эйнара, – пробормотала я, едва успевая за шустрой белокурой девушкой с косой до самых бедер, с трудом представляя, как она могла двигаться так быстро и складно, если учесть, что ее глубоко беременный животик был чуть ли не больше ее самой. Явно малыш был уже на подходе.

– Бьёрн с Варгом еще поздно вечером уехали и пока не вернулись. А Эйнар скоро встанет, – быстро и задорно отозвалась девушка, продолжая движение только вперед и по-прежнему не выпуская моей ладони, когда мы пронеслись мимо кабинета Варга и еще немного вперед, наконец остановившись у большого дверного проема, который был открыт.

Точно.

Кухня.

Большая, просторная, с одной стороны похожая на те, что обычно показывают по ТВ, когда речь заходит о ресторанах.

Но было здесь то, что создавало необычную атмосферу уюта.

Почти домашнюю.

Милейшие тонкие шторы на окнах и скатерти на нескольких столах в цвет штор.

Живые цветы на подоконнике.

А еще головокружительный аромат свежайшей, еще горячей выпечки и терпкого кофе.

Здесь уже суетилась пожилая женщина в белоснежном переднике и с косынкой на седых волосах.

Она ловко, быстро и явно привычно порхала у плиты, оборачиваясь на нас с улыбкой, отчего морщинки в уголках ее добрых глаз стали чуть заметнее.

– А вы рано, девочки!

И снова я была в шоке.

Хотелось потереть глаза и убедиться в том, что я действительно проснулась, а не продолжаю блуждать во сне в стенах Чертога, где каким-то чудесным и пока непостижимым образом оказались настолько приветливые и добрые люди.

В ледяном жестоком мире викингов и главенствующего Варга этот уголок тепла и уюта выглядел маленьким оплотом самого рая!

Ко мне здесь относились так, словно знали. Давно и хорошо.

А я понятия не имела, как себя вести и что делать дальше, неожиданно оказавшись в тепле.

Самом настоящем.

– Где у нас аптечка с лекарствами? – белокурая девушка и сейчас крепко держала меня за руку, словно боялась, что я просто убегу от нее, потянув за собой хоть и мягко, но настойчиво и буквально усаживая на один из стульев за небольшим столиком со скатертью.

А я почему-то не пыталась вырваться и сбежать.

Следовала за ней и вот теперь прилежно села, ощущая себя так странно и необычно…

После бесконечного месяца, где моими спутниками были только страх и холод, я с удивлением ощущала добро и тепло.

Пожилая женщина тут же нахмурилась, поспешно отставив в сторону широкий противень, где, видимо, и была та выпечка, от одного аромата которой в моем желудке стало так голодно, что он заурчал, а сама поспешно отошла к навесным шкафам, чтобы вернуться с увесистой коробкой, где обычным маркером был нарисован красный крест, видимо, как символ того, что здесь лекарства.

– У кого что болит?

Тревога женщины была совершенно искренней, пока она переводила взгляд с меня на белокурую девушку и наоборот.

– Встретила Лизу в коридоре! Подскочила в такую рань! Я думаю, что рука не дает покоя!

Теперь они повернулись ко мне обе, а я только и могла, что хлопать ресницами, наконец закачав головой:

– Нет-нет. Я в порядке. Просто выспалась. И решила разыскать Бьёрна.

– Еще шести нет! – белокурая девушка ловко открыла коробку, принявшись шуршать там каким-то бутылочками и стандартами явно со знанием дела. – Ты ведь поздно вчера легла!

– Откуда вы знаете?

– Эйнар сказал утром тебе принести завтрак чуть позже, чтобы он не остыл, когда ты проснешься, – женщина улыбнулась тепло и мило. – Кстати, я Хэльга, а эта неугомонная личность – Герда.

– Мне приятно, – кивнула я от души, понимая, что улыбаюсь, услышав имя этой белокурой беременной крохи.

Девушка выглядела совсем молодой, особенно с этой тугой длинной косой за спиной и полным отсутствием косметики. Хотя она была просто не нужна, потому что Герда была настолько милой и естественной, что даже мое продрогшее сердце начинало отогреваться.

– И нам, дочка! Очень рады, что ты наконец стала выходить из своей каюты. У нас здесь шумно и многолюдно, сразу будет непривычно после вынужденного одиночества, но я уверена, что тебе понравится у нас. – Хэльга, присела рядом со мной, тепло и мягко касаясь своей ладонью моей руки так, что накрыла пальцы, словно пытаясь согреть их: – Мне так жаль, что знакомство с нами у тебя началось с самого неприятного! Тебе пришлось пройти ад, чтобы выбраться к свету…

А я сжалась и замерла, боясь, что просто расплачусь, как малолетняя дурочка.

Она не понимала, что я всё еще была в этом аду.

Это был всё тот же ад, где умирали люди, а я не могла помочь им, потеряв надежду на спасение. Просто теперь он стал открываться по-иному.

Всё это было слишком неожиданно и… быстро.

Казалось, что женщина это понимала.

Поэтому не садилась ближе и, осторожно похлопав меня по руке, встала, чтобы широко улыбнуться:

– Пока не началась работа, успеем в тишине попить кофе.

– Все обезболивающие сожрали мордовороты эти! – сморщила недовольно свой миленький нос Герда, забавно подперев бока кулаками, явно имея в виду викингов, которых она отчего-то не боялась, даже если они были как минимум вдвое выше ее самой.

И по какой причине, я поняла уже спустя минуту, когда на пороге кухни появился заспанный и помятый Эйнар, первым делом обнимая Герду со словами:

– Опять ворчишь, любимая.

– Больше никого не пущу на кухню!

– Хорошо.

– И даже близко чтобы не подходили!

– Хорошо.

– Отправляй теперь кого-нибудь в аптеку, чтобы купили всё по списку!

– Хорошо, любимая, ты только не нервничай, – Эйнар расцеловал девушку, сползая на стул рядом со мной и подмигнув весело, хоть и сонно: – Она всегда такая, когда плохо спит.

А я могла только улыбаться, понимая, что Герда была той самой беременной женой, благодаря которой отважный Эйнар так спокойно входил к сумасшедшей валькирии, не боясь лишиться своих яиц.

Не думала, что смогу даже подумать о таком в отношении ненавистных викингов, но они были такой красивой и гармоничной парой, что невозможно было не любоваться ими и перестать улыбаться.

Эйнар о чем-то переговаривался с женщинами, а я притихла, наблюдая за ними и чувствуя в душе покой, потому что они так походили сейчас на обычную семью, где бывают склоки, но, несмотря ни на что, люди продолжают любить друг друга и поддерживать.

Это было странное чувство.

Позабытое… словно за этот месяц я разучилась верить в добро, как бы отчаянно ни стремилась нести именно это чувство всем, кому только могла помочь.

Скоро передо мной стояла тарелка с горячим хрустящим хлебом, который Хэльга намазала маслом и сверху не жалея положила красную икру.

И большая кружка с ароматным горячим кофе со сливками.

Просто волшебство какое-то.

– Сегодня парни привезут елку, так что готовьтесь наряжать, девочки!

Я бы даже не подумала, что речь может пойти обо мне, если бы Эйнар не пихнул меня легко плечом, отчего я сморщилась от боли, а Герда шлепнула своего большого мужа, тут же зашумев, чтобы он поднимал за уши своих парней и сейчас же отправлял их в аптеку.

– А док когда придет? – вскинул мужчина голову на Хэльгу, которая сидела за столом напротив него, допивая свой чай.

– Он сегодня с ночной смены, когда я уходила из дома, он еще даже не вернулся. Поспит немного и придет к обеду.

Из беседы я узнала, что скромный доктор был мужем Хэльги.

И что она души не чаяла в Варге и Бьёрне, как в своих сыновьях.

Скоро на кухне стало многолюднее.

Пришли еще девушки, поспешно облачаясь в передники и убирая волосы назад, чтобы приступить к приготовлению продуктов к последующей их готовке.

А еще появились сонные викинги, каждый из которых находил что-нибудь вкусное для себя в большущих холодильниках, на плите еще теплым или просто черпал из больших бочек красную или черную икру, чтобы устроить себе такой вот царский завтрак.

Как я успела заметить, икра и рыба были здесь в избытке – никто никого не гонял, потому что каждый мог есть ее, сколько хотел.

Просто какая-то неземная щедрость, если учесть, сколько стоила даже самая небольшая баночка этого продукта в маркетах!

Но самым поразительным было то, что никто не пытался прогонять меня или хотя бы словом намекнуть, что я здесь лишняя.

Потому что я была смертницей.

Каждый из входящих викингов задорно здоровался, а некоторые подмигивали и шутили насчет того, что теперь придется беречь свои яйца и глаза еще тщательнее.

 Когда всё успело так измениться?

– Приходи сюда, когда захочешь, милая, – улыбалась мне Хэльга, когда все викинги под руководством Эйнара ушли по делам, а все девушки были задействованы в приготовлении еды для мужчин. И того самого бесплатного обеда, когда любой желающий мог войти в стены Чертога и кушать столько, сколько захочет.

Викинги, смертники, Бьёрн и даже Варг – все кормились с одной кухни.

Разве это не было странным и жутко нелогичным?

Только эта идиллия в мире холода и жестокости не могла длиться вечно.

Кажется, я могла бы думать об этом бесконечно, уплетая при этом очередной кусок вкуснейшего хлеба, если бы не шум, который раздался откуда-то снизу.

Словно кто-то дрался.

И кричал.

Сильно и надрывно.

Викинги сразу кинулись по коридору, а я подскочила на своем месте, когда раздался рев Варга:

– Все вон!

Мне казалось, я слышала его голос разным: холодным. Игривым. Надменным. Лукавым. Жестоким.

Но еще никогда он не кричал вот так.

С яростью и злобой, от которой волосы вставали дыбом, потому что этот мужчина мастерски умел контролировать свои эмоции… если только дело не касалось наших странных игр.

Но сейчас он словно сломался.

Словно эмоций было слишком много, и они били через край.

Выплескивались огнем такой силы, что его сложно было даже измерить.

Я только сжалась, когда звуки борьбы и какое-то бормотание стали приближаться, и в этот раз крикнул Бьёрн:

– Уйдите все с дороги к чертям!

Нет, я бы ни за что не решилась встать и просто выглянуть из кухни.

Но в голосах отчетливо узнала Варга, Бьёрна и Лекса.

Того самого русского бандита, чей низкий раскатистый бас так сильно отличался от всех прочих, совершенно резонируя с его чертовой голливудской внешностью истинного принца.

Он и сейчас отличался от остальных тем, что кричал.

Кричал на русском о том, что убьет его.

Убьет кого-то.

Разорвет руками на части и окропит землю кровью.

Он кричал… сквозь рыдания.

И от этого волосы вставали дыбом.

Казалось, что весь Чертог вмиг замер и застыл, впитывая в себя этот крик и теряясь от боли и ужаса.

Что сделали со смешливым озорным Лексом, чье обаяние было больше самого Ванкувера?

Я замерла и вся сжалась, когда увидела, как мимо распахнутой настежь кухни прошли Варг и Бьёрн, которые буквально волокли на себе Лекса.

Он был просто в ужасном состоянии.

Вернее, все трое.

Хватило и пары секунд, чтобы понять, что мужчины бледны, сосредоточенны и просто в ужасном настроении.

– Господи боже… – прошептала Хэльга первой, выражая в данном случае общие эмоции.

И мои в том числе.

Женщина прижала руки к груди, что-то зашептав на своем языке, словно молилась.

– Плохи дела, – ввалился на кухню один из викингов, чьи глаза напоминали два блюдца, а длинные волосы были всклочены, словно он пробирался через заставу врагов, чтобы добежать до нас. – Убили главу русского квартала!

Ахнули все одновременно, а я прижала ладонь к губам, в первую секунду подумав не о Лексе… А о том, что Варг потерял того, кто стал ему вторым отцом.

Снова потерял.

**********************

В груди было месиво.

Словно мне выстрелили из дробовика, но я почему-то остался жив.

Не было ни слов, ни мыслей.

Только дышать было больно.

Эта блядская судьба никак не хотела угомониться и кидала в новый ад, когда только начинало казаться, что всё может быть не так и плохо!

Она словно проверяла меня на прочность, каждый раз что-то ломая внутри, когда отбирала тех людей, к которым я был искренне привязан.

Которых я любил, как только мог.

Алексей-старший должен был жить!

Он должен был увидеть своих внуков и правнуков и умереть тихой смертью в кругу семьи через много-много лет!

Но, черт возьми, только не сегодня!

Только не так, что от него не осталось практически ничего, что можно было бы похоронить!

– Надо бы, чтобы Лекса осмотрел док.

Я поднял глаза на Бьёрна, который вошел в кабинет и выглядел, прямо скажем, не самым лучшим образом после бессонной ночи.

И с новыми шрамами где-то глубоко внутри.

Так глубоко, что невозможно вылечить.

И забыться тоже невозможно.

Знаю, что я выглядел ничуть не лучше.

Пропахший гарью, с сажей на одежде. С адом в глазах. С дырой в груди, которая уже не зарастала.

Я тяжело потер переносицу, замечая, что мои пальцы дрожат, и встал с края стола, чтобы достать бутылку водки и рюмки, отозвавшись:

– Пусть пока спит. Дай ему пару часов на этот омут, потому что потом будет еще хуже. Сожженные руки – это ничто по сравнению с тем, что он будет чувствовать, когда проснется и поймет, что всё это паршивая реальность, а не кошмарный сон.

Я знал это по себе.

Проживал снова каждую гребаную минуту смерти собственной души во второй раз.

И если бы только была хоть одна возможность не дать Лексу пережить это, я бы сделал всё.

Не пожалел бы собственной никчемной жизни, потому что собственная смерть не так страшна, как жизнь, в которой ты будешь винить себя за то, что не успел.

Не смог.

Не защитил.

Вид Лекса стоял перед моими глазами, и я знал, что не смогу забыть страшной минуты, где мой друг раскидывал руками обгоревшие части машины в попытках отыскать собственного отца.

Хотя бы что-то, что могло остаться после чудовищного взрыва, от которого части его джипа разлетелись на несколько десятков метров, ударной волной выбив все стекла в близстоящих домах.

Он кричал до хрипоты и звал его, с безумными глазами кидаясь по черному выжженному асфальту, где не было даже крови… Надежда умирает последней. И она еще жила в Лексе, даже если сердце разрывалось и сводило с ума от боли, потому что оно понимало: отца больше нет.

Нам пришлось скручивать его вдвоем и увозить насильно, чтобы тетя Нина, его мать, не осталась в эту ночь не только без мужа, но и без сына.

Лекс кричал и вырывался, переколотил свою охрану, которая пыталась помочь нам затащить его в машину Бьёрна, но, когда оказался в моей спальне, разрыдался и завыл от боли настолько сильной, что охрип тут же… А я сидел рядом с ним на полу и просто молчал, потому что знал: нет таких слов, которые могли бы поддержать в этот страшный момент.

Я знал, что в этот день вместе с дядей Лёшей умер тот веселый и беспечный Лекс, которого я знал два десятка лет, и отныне его жизнь станет совсем другой.

Страшной. Одинокой. Болезненной. Серой.

Это не сможет исправить никто.

И никто не сможет помочь.

Я ушел, когда Лекс отключился, только затащил его на кровать и снял ботинки.

Пусть спит.

Это временная передышка.

Впереди его будет ждать ад, в котором он будет гореть и сходить с ума до тех пор, пока не найдет виновника этой страшной трагедии.

Потом станет легче. Немного. Но эта боль навсегда останется в нем ночными кошмарами и воспоминаниями, в которых не будет спасения.

Я протянул рюмку Бьёрну, и мы выпили молча, будучи не в состоянии говорить и рассуждать о том, что будет дальше.

Придет утро, и мы будем решать все вопросы, а пока… Пока мы прощались с человеком, который был отцом и для нас – одиноких, озлобленных волчат, которые выросли по законам улицы и не знали иной ласки, чем драка. Это он встал за нами нерушимой стеной, позволив встать твердо на ноги и возмужать.

Это он научил вести бизнес и войны, устанавливая правила и не скатываясь в каменный век, где побеждал тот, кто сильнее.

Он был мудрым. Добрым. И честным.

Именно он собрал однажды все кланы, действующие в Ванкувере, и призвал решать вопросы не силой, а диалогом. И сложно было представить, что станет в ту минуту, когда все узнают, что Алексея-старшего больше нет.

Голова пухла от мыслей. От памяти, где еще пару дней назад дядя Лёша смеялся и рассказывал очередную байку из своей жизни, а тетя Нина качала головой и говорила, что это неприлично.

Я налил водки еще. Себе и молчаливому, хмурому Бьёрну.

– Тетю Нину надо спрятать. Отправь своих парней к русским.

– Уже сделал.

Мы снова выпили и замолчали, когда в дверь осторожно постучали и в проеме показался бледный и сосредоточенный Эйнар, проговорив:

– Евгений приехал.

– Зови его.

Скоро он вошел и молча остановился посередине кабинета.

Среднего роста. Среднего телосложения, но жилистый и сильный. С рыжиной в волосах и отросшей щетиной. С серыми пронзительными глазами, в которых тяжелая жизнь отложила свой отпечаток недоверия ко всему происходящему. К любому человеку. К любому мотиву.

Евгений всегда был рядом с дядей Лёшей, сколько я его помнил, хоть и был значительно младше.

Я знал, что он был бывшим сотрудником ФСБ, а потому в свое время удивил своей физической подготовкой и навыками боя, когда по очередной пьяной затее Лекса мы как-то оказались в заварушке.

С тех пор мы стали доверять друг другу и даже подружились, хотя и виделись не очень часто.

Для Лекса Евгений был почти нянькой.

Его тенью, которая не раз спасала зад принца русской криминальной империи из всяких ситуаций, начиная от разъяренных девиц, которые не могли простить очередной измены, до серьезных случаев, когда Лекса хотели убрать с лица земли.

И сколько я себя помнил, Женя всегда был спокоен и холоден.

Но только не сейчас.

Он осунулся буквально за пару часов, потому что съедал себя изнутри мыслями, которым не было конца и края.

– Это не твоя вина, Жень, – твердо проговорил я, потому что знал это наверняка.

В окружении дяди Лёши не было никого вернее Евгения. Вдвоем они прошли через многое и всегда прикрывали друг друга со спины. Он бы умер за дядю Лёшу. Я знал это.

Когда мы приехали за Лексом, парни из охраны рассказали, как всё это случилось. Как Алексей-старший ехал со своими парнями в машине, когда на дорогу выскочил какой-то сумасшедший. Прямо под колеса. Со взрывным устройством под одеждой.