Текст книги "Любовь и ревность. Хроники"

Автор книги: Олег Быстров

Соавторы: Кай Каренин,Михаил Акимов,Юргин Слатвинский,Орли Элькис,Рене Маори,Ольга Воликова,Ирина Редькина,Леонид Старцев,Владимир Аникин,Геннадий Лагутин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

– Подойди ближе, сын! Скажи мне как успехи нашей девочки? Многому ты её научил? Я вижу, что твои уроки ей в радость. Отчего же она второй день из сакли не выходит? Ты её не обидел?

– Что ты, отец, как я могу её обидеть?

– Может, ей не понравилась Шхагуаше?

В голове у Аюба завертелась чехарда мыслей: «Он знает! Он все знает! Кто рассказал? Что ему ответить?»

– Аюб, спрошу прямо как мужчина мужчину – ты её тронул?

«Боже мой! Я сейчас сгорю от стыда! Сказать правду? Соврать? Я не смогу!»

Мудрый Чак заметил мытарства сына и дал ему совет:

– Язык говорящий неправду на время успокаивает душу, пока правда сама не найдёт выход!

Уже в следующий миг Аюб стоял на коленях перед отцом.

– Прости! Я коснулся её руки!

Их взгляды встретились, и Асерет Чак все понял:

– А она коснулась твоего сердца…

– Да! От тебя, отец, нет у меня секретов – я полюбил Бэлу, как только увидел её! Долго я сдерживал огонь в своей груди, но нет больше мочи! Что мне делать? Не вижу я впредь дороги, по которой мне дальше идти.

Асерет Чак тяжело вздохнул и, пригладив седую бороду, продолжил:

– Ты мужчина, сын, не кори себя за то, что сердце впускает женщину. Две дороги тебе на выбор. Сердце говорит идти тебе дорогой любви: взять свою горлицу, усадить на коня и умчаться, куда глаза глядят! А разум говорит идти дорогой чести: оставить всё как есть, вспомнить свои мечты и цели, законы предков, уважение к своей семье и взятые перед людьми обязательства. Ты не мальчик, и не мне тебе объяснять какое зло на какой дороге тебя ждет. Помолись ещё своему Богу и прими решение. Завтра скажешь мне о нём.

В своих мыслях Бэла лепила из своих грез прекрасный цветок, символ их любви. Да вот только рос он в сухменной земле. Всё было против! Гнев Даха пугал её: что он сделает со своим братом, что сотворит с ней? Да и вся семья Асерет хлебнёт горькую чашу позора. «Милая Тлетенай плачет над её свадебным платьем, в чём она виновата? Добрая Гошемаф не переживёт этого. «Ну, а в чём виновата я? – стенала Бэла, – В чём моя вина? В том, что меня силой похитили из дома? В том, что я полюбила не того, кого хотят они? Нет, я не смогу быть женой Даха! Дай, Господи, силы рабу твоему Михаилу, дабы не отрекся он от твоего дара!»

Ни завтра, ни на следующий день не смог Аюб принять решения.

– Права твоя мать! Всё зашло слишком далеко! – Асерет Чак был недоволен собой и своим младшим сыном. – Решение, которое ты не способен принять сам, примут другие! Завтра к полудню вернется Дах! Подумай над тем, что ты скажешь своему брату! А пока я запрещаю вам видеться. Бэла будет сидеть в сакле до самой свадьбы!

Ранним утром Бэла проснулась от солнечных лучей, игриво покалывающих её глаза. Они врывались в душное помещение через узкое глубокое отверстие у потолка. Она сразу обратила внимание на букетик цветов, который распространял в воздухе приятный сладковатый аромат, точь-в-точь как придуманный ею цветок – символ её любви. Букет висел на тонкой бечевке из конского волоса, убегавшей в то самое отверстие. Бэла сразу поняла от кого он, вскочила и, взяв цветы, потянула за бечевку. Что-то покрытое мехом высочило из отверстия, и она невольно вскрикнула. Тут же в комнату заскочила Тлетенай.

– Что случилось?

Бэла уже немного понимала и говорила на абадзехском. Растерявшись, она всё так же сжимала букет. Тлетенай подняла меховой предмет и развернула его. Это оказалась заячья шкурка. Бэла подошла ближе и, увидев греческие буквы, выведенные углём на коже, стала читать: «Отец всё знает. От слов своих не отрекусь. Люблю тебя больше жизни». Горячим пламенем пронеслось по всему телу счастье. Она прижала к груди цветы и послание, закрывая глаза.

– Бэла? – Тлетенай пришла в ужас. Даха нет, а невеста тает как воск от чьих-то подарков. Неужели то, о чём говорил отец с матерью – правда? – Бэла? А Дах?

Бэла, открыв глаза, отрицательно покачала головой и, приложив руку к сердцу, как смогла сказала на абадзехском:

– Нет Даха здесь! Аюб здесь! Аюб любит Бэлу!

– О, Ахын! Это плохо! – мурашки пробежали по спине Тлетенай. – Как же Дах? Он любит тебя!

– Бэла не любит Даха! – её глаза сверкнули. – Дах много боли!

Тлетенай притянула Бэлу к себе, и та зарыдала на её плече.

Долго ещё она успокаивала девочку, гладила её по волосам, жалела. Наконец-то, Бэла смогла поделиться с живой душой своей любовью. Ей стало легче. Невольно Тлетенай стала перед выбором, о котором Асерет Чак говорил Аюбу, слушать своё сердце или разум. Чью сторону, какого брата принять? Она так любила и так сочувствовала этой хрупкой девушке, что не могла просто сказать ей: «Дах твой жених – смирись с этим». К тому же волю судеб она знала о том, что от Бэлы жестоко скрывают правду о её отце и сестре.

Тлетенай нашла Аюба в конюшне. Он кормил своего коня дикими яблоками, о чём-то говоря с ним. Она окликнула его и позвала к себе. Подойдя, Аюб спросил:

– Что тебе, сестра?

– Это правда? – она протянула ему заячью шкуру. – Ты любишь Бэлу?

Щёки его покраснели. Он взял под руку Тлетенай, прошептав:

– Тише! Тише, сестра! Нас могут услышать!

– Как ты посмел ей признаться в этом! Как ты посмел предать своего брата!

– Прости! Я был не в силах сдерживаться! С первого дня нашей встречи я полюбил её! Долго боролся, долго лгал саму себе! Но я не могу!..

– Меня страшит не наш разговор, Аюб, не твоё откровение, а то, что сделает Дах с тобой! Он имеет на неё больше прав, чем ты! Он любит её!

– Ложь! Она для него трофей! Очередной источник славы!..

– Замолчи! Ты слеп! Он любит её! Я вижу это в его глазах, словах и поступках!

– Но она любит меня!

– И это правда! – выдохнула Тлетенай. – Именно поэтому я помогу тебе… вам!

– О чём ты, сестра?

– Я скажу тебе то, о чём не стоит говорить! Поклянись, что ты не выдашь меня!

– Конечно, сестра. – Аюб перекрестился. – Слово моё твёрже камня!

– Отец Бэлы мертв! Слухи о его здравии ложь! А сестру Бэлы держат в Хачецоко-хабле. Она станет свадебным подарком от Даха или предметом торга… ты понимаешь?

– Шакал! – глаза Аюба сверкнули гневом. – Он использовал меня! Веру Бэлы моим словам!

– Пойми, Аюб, у вас только один выход – бежать! Но она не бросит свою сестру…

– Что же мне делать?

– Сядь на коня и скачи в Хачецоко-хабль к дому Есхота. Хитростью забери её сестру и возвращайся. Прикрепи эту заячью шкуру на ветке груши, под которой мы в детстве вешали качели, так я буду знать, что вы вернулись, и выведу на рассвете Бэлу. А потом вы исчезните. Скажи только место встречи, я передам ей.

– Скажи, что буду ждать у Шхагуаше – она поймёт! Спасибо, сестра!

Разговор с отцом после своего возвращения Дах воспринял очень тяжело. В его голове выли голодные волки, чёрные вороны драли горло: «Как он мог! Брат! Высмеял его перед всей семьёй! Унизил! Плюнул прямо в лицо!» Отец молча наблюдал, как его сын крушил кунацкую, срывая шкуры со стен, переворачивая столы и скамейки. Наконец он выпустил пар и сел рядом.

– Ты дал мне клятву, сын, помни о ней! – Асерет Чак похлопал по бедру сына, – Твой кинжал останется в ножнах?

– Да, отец! – Дах ревел как медведь. – Я не стану убивать его…

– Пойми, это ещё больший позор для нас.

– Где он? Я хочу поговорить с ним! Весь аул как улей уже жужжит, какой плохой Дах, заставляет девочку силой жениться, какой хороший Аюб, как они друг другу подходят!..

– Тебе лучше остыть. Горячий язык смертелен для чести. К тому же твой брат пропал, его нигде не могут найти…

– Трус! Сидит где-нибудь в кустах!

– Он признался в своих чувствах перед Бэлой и передо мной. Трус не смог бы этого сделать! Наверное, он решил на время покинуть нас, чтобы всё стало на свои места.

– Лучше бы это было правдой!

– Тебе это на руку. Если он не появится до свадьбы, Бэлу будет легко убедить, что он бросил её, и она вынуждено согласиться.

– Тогда свадьбу надо ускорить!

В тусклом свете очага Тлетенай продолжала возиться над свадебным нарядом Бэлы, которая не отрывала глаз от подаренных Аюбом цветов, летала в своих мечтах.

– Дах очень зол! – стараясь тихо говорить, пробубнила Тлетенай. – Слава Ахын, отец вразумил его и взял клятву не убивать Аюба.

– Аюб когда дом? – Бэла многого не понимала из её слов, зачастую улавливая только смысл. Да и сама говорила с трудом.

– Знак! Когда будет знак! Тогда я тебя к нему отпущу. К Шхагуаше. Только тсссс! Никому!

– Спасибо! Я тебя люблю! – Бэла потянулась, чтобы обнять Тлетенай.

– Осторожно, осторожно! Иголка!

Запыхавшийся пшитль Мос осторожно прокрался к кунацкой, где ночевал Асерет Дах. И негромко, постучав три раза в дубовую дверь, прохрипел:

– Хозяин! Хозяин!

– Чего тебе? – показался на пороге Дах.

– Есть! Кажется, объявился! Конь – точно его!

– Подожди, сейчас оденусь…

Через пару мгновений Дах вышел из кунацкой в полном снаряжении, поправляя на плече толстый, смотанный аркан из конского волоса.

– Ты один? – прошептал он.

– Заур и Челеш спрятались у сарая.

– Так теперь тихо идём к ним. Кляп есть?

– Найдётся!

– Если возьмёте его дам по три козы каждому, а тебе волю, в азат!

– Не уйдёт! Даю слово!

Спустя четыре дня Аюб вернулся в Асерет-хабль за полночь. Ему удалось забрать Квели у Есхота. Он спрятал её в тайном месте в гроте за урочищем трёх ключей, обещав с рассветом вернуться. А сейчас, оставив недалеко от родного дома коня, крался среди кривых стволов диких яблонь. Ночь была пасмурная. Изредка на пару мгновений из-за туч показывалась луна, заливая все неверным светом. Дул резкий ветер, шелестя тысячами листьев. Ухали совы. Вот, наконец, он добрался до груши, на ветке которой привязал заячью шкуру, как договаривались с Тлетенай. Скоро начнёт светать. Он поспешил обратно к своему скакуну.

– А вот и наш беглец! – Дах отчетливо разглядел сгорбленный силуэт.– Только не спугните!

– Далеко не уйдет! – снимая с плеча аркан, прошептал Мос.

– Кляп не забудь, Заур! Что бы пикнуть не успел! Мос, закончите, свиснешь, Челеш подгонит коней. Вперед!

Аюб растворился в теплых мыслях о встрече с Бэлой. Он вспрыгнул на коня, как вдруг что-то, просвистев в прохладном воздухе, обхватило его и вырвало из седла. Падение на землю было болезненно, если бы не папаха, удар головой был бы страшен. Не успел он прийти в себя, как две тени с пыхтением набросились на него, затолкали кляп и связали сзади руки. Раздался короткий свист. Застучали по земле копыта коней. Кто-то спешился и подошёл к лежащему Аюбу. Его рука, сбив с него папаху, схватила за волосы и задрала голову.

– Что, брат, добегался? – спросил Дах. – На коня его! Едем к сосне Шхагуаше!

Бэле плохо спалось. Она ворочалась, и ей было ужасно душно. Ей снился отец, лежащий в чёлне, медленно плывущий по молочной реке. «Здравствуй, доченька! – улыбка не сходила с его синих уст: Смотри как мне хорошо!» Затем из реки вышла красивая обнаженная дева.

– Ты кто? – спросила Бэла.

– Шхагуаше. Пойдем со мной! В реке так спокойно. – Манила она тонкой бледной рукой.

– Крест у ног! Камень в воде! Любовь между ними! – раздался из чёрной пустоты смех Квели, перерастая в крик. – Не трогай цветок! Знак! Пора! Проснись! Знак!

Бэла проснулась. В голове яро пульсировали последние слова сестры: «Знак!» Она вскочила и тихо пробралась к спящей Тлетенай. Растолкав её, прошептала на ухо: «Знак! Пора!» Тлетенай не стала спорить и сопротивляться, боясь, что разбудит Гошемаф. Она лишь прошептала в ответ: «Одевайся».

Его привезли на то самое место, где он мечтал воздвигнуть храм, где впервые признался Бэле в своих чувствах. Теперь брошенный на обточенные ветрами и ногами людей камни связанный он дрожал то ли от холода, то ли от страха. Ветер дул здесь намного сильнее. Небо громыхнуло раскатом грома.

– Поднимите его! – властно приказал Дах.

Кто-то схватил его под мышки и поставил на ноги, связанные в лодыжках.

– Ну что ж любимый брат Аюб, – Дах похлопал его по щеке, – приехал за Бэлой? Не зря я не поверил словам отца. Он думал, что ты уехал, избавил нас от позора. Справедливый Аюб, христианин! А на самом деле простой вор! Вор, крадущий у своего брата! Знаешь, что у нас делают с ворами? А? Узнаешь это место? Помнится, ты хотел здесь храм отстроить? Разве по вашей вере разрешено ворам строить храмы?

 Аюб замычал. Дах вырвал кляп. Младший брат слегка размял затекшую челюсть и, вскинув голову, сказал:

– Я не вор! Бэла не принадлежит тебе! Она выбрала меня!

Сильный удар кулаком в живот заставил Аюба скорчится от боли.

– Заткнись, щенок! Она моя! Ты слышишь – МОЯ!

– Она не любит тебя!

– Это не главное! Главное, что я получил её! И что скоро наша свадьба! Я, знаешь ли, тоже люблю её!

– Любовь должна быть взаимной!

– Ничего, полюбит позже! Мос, займись!

Трое джигитов начали бить лежащего Аюба. Первые крупные капли упали с чёрного неба – начинался дождь.

Уже светало. Тлетенай вернулась в дом, слегка промокнув, осторожно прокралась в комнатку Бэлы. Та уже была готова и сидела, обхватив маленький сверток с едой. Жестом Тлетенай позвала её. Так же тихо они покинули гинекей, женскую половину дома и пошли к конюшне. Дождь разошелся не на шутку, гремел гром, и сверкали молнии.

– Плохое у меня предчувствие, – залепетала Тлетенай, сжавшись от очередного раската грома, – словно Ахын против!

Бэла не поняла её слов, и продолжала надевать седло на серую кобылу в яблоках.

– Знак есть! Аюб будет ждать тебя у Шхагуаше!

– Спасибо, Тлетенай, солнышко! – Бэла обняла её и расцеловала.

– Я буду скучать по тебе! Все уезжай, а то я расплачусь.

Бэла вскочила в седло, улыбнулась своей новой сестре, сказала «прощай» и слегка натянула поводья.

Дах свистом остановил избиение брата. Из носа Аюба текла кровь. Волосы, лицо и одежда были в грязи. Дождь насквозь промочил всех и продолжал тарабанить по, испускающим пар, джигитам.

– На что ты надеялся, брат? Думал, я просто отдам Бэлу и уйду в сторону?

– Так и будет, Дах! – сплевывая кровь, прохрипел Аюб. – Она никогда не полюбит убийцу своего отца!

– Её отец жив! Ты…

– Расскажи это кому-то другому! Я всё знаю! Ты использовал меня, чтобы Бэла поверила в эту ложь! Но, как говорит наш отец, правда всегда найдет выход!

– Ну что ж, – Дах не ожидал такого поворота, – в моих планах ты был ключом к её сердцу, но, как мы все видим, ты открыл его для себя! Но у меня есть ещё один ключик!..

– Квели!

– Ты меня удивляешь! От тебя ничего не утаишь!

– Ты ещё больше удивишься, узнав, что Есхот не привезет её к свадьбе!

– Что? О чём ты?

– Её нет у Есхота! Ты проиграл!

– Шакал! – Дах схватил его за грудки. – Куда ты её дел?

– Спрятал в надежном месте!

– И как я понимаю, ты мне о нём не скажешь?

Аюб попытался плюнуть, но горло пересохло и лишь брызги крови оросили гневное лицо Даха.

– Ты пожалеешь, что родился на свет! Мос, давай аркан! Что-то наш брат испачкался грязью! Надо бы его обмыть!

Тлетенай из-под крыши конюшни смотрела в след уехавшей Бэлы, радуясь за влюбленных. Вдруг, лошадиная морда уткнулась ей в спину и недовольно фыркнула. Она резко обернулась, отскочив немного назад, и сердце её оборвалось: «Не может быть! Это же конь Аюба!» Дурные предчувствия охватили ее сердце. Она бросилась к кунацкой, где ночевал Дах. Дверь была не заперта. Приоткрыв её, она окликнула брата. Никто не ответил. Подождав немного, она ещё несколько раз прокричала его имя. Тишина. Сердце её бешено заколотилось, а уста прокричали: «О, Ахын! Отец! Отец! Проснитесь! Беда!»

Аюб стоял на коленях у самого края теснины. Внизу ревела Шхагуаше. Дождь лил непроглядной стеной. Один конец аркана привязали к его ногам, другой к той самой корявой сосне, где совсем недавно он рассказывал своей любимой легенду о реке. Рядом тяжело дышал Дах.

– Последний раз спрашиваю: где Квели?

– Можешь даже убить меня, но ты её не получишь!

– Смотри не наделай в штаны! – Дах запихнул кляп в рот брата, кипя от злости.

– Дах, кто-то едет верхом! – расслышал стук копыт Мос.

Один только Аюб знал, кто это был. Сердце его заныло. Он всё испортил! Подвел Тлетенай, Бэлу и Квели. Сейчас его любимая увидит весь ужас происходящего, увидит униженного Аюба, грязного, окровавленного, подранного как собаку. Нет! Она не должна его увидеть! Привстав, он сильно оттолкнулся и прыгнул в бездну.

Бэла уже расслышала чьи-то голоса впереди. Её это насторожило. Михаил должен был быть один. Она спешилась и медленно, скользя по мокрой траве и камням, пошла к месту встречи.

– Держи его! – Бэла узнала голос Даха.

– Он прыгнул! Безумец! – кричал незнакомый голос.

– Ему конец!

Вмиг Бэла поняла, кто и куда прыгнул. Неведомая сила, подхватила её хрупкий стан и понесла вперёд. Голос, непохожий сам на себя дико кричал: «Михаил! Михаил!»

Этот крик словно шашкой рубанул по голове Даха, и остановил его попытки вытащить болтающегося на аркане брата.

– Бэла? – он не поверил своим ушам.

– Это она? – подтвердил Мос.

– Оставьте Аюба! Пусть повисит! И ни слова девчонке!

Бэла как в стену влетела в крепкое тело Даха. Он схватил её за руки и их взгляды встретились: его хитрый расчётливый полный злобы и её пронзительный жёсткий полный призрения.

– Что ты здесь делаешь? Остановись, женщина, ты унижаешь себя!

– Где Михаил? – прошипела она.

– Какой Михаил? Я твой будущий муж!

– Где Аюб?

– Он сделал свой выбор: прыгнул в реку, избавляя семью от позора!

– Ты лжешь! Убийца! Ты убил его!

– Одумайся, Бэла! Он мёртв! У тебя нет выбора!

– Убийца! Ненавижу тебя! Ты убиваешь всех, кого я люблю! Убийца! Убийца!

Эта фраза, словно кинжал вспороло сердце его ещё живой любви к этой женщине, окончательно убедив его в бессмысленности дальнейшего диалога. Он потерял её! С силой оттолкнув Бэлу от себя, Дах произнес с ненавистью, тыча пальцем в пропасть:

– Если так сильно любишь, прыгай за ним! Может, встретитесь на ваших Небесах!

Он сорвал с себя нательный крестик и бросил его к ногам Бэлы. Та рухнула на колени и, закрыв руками лицо, зарыдала.

– Уходим!

Четверо джигитов попрыгали на коней и скрылись в пелене дождя.

Дах чуть не сбил с ног своего отца, укрывшегося с головой от ливня буркой. Здесь были все от мала до велика. Кто их позвал? Как они узнали? Десятки взглядов безжалостно бурили его.

Асерет Чак не узнал сына: пустые глаза, отсутствующий взгляд сгорбленная фигура. Он понял, что произошло непоправимое.

– Сын, как же клятва?

– Не волнуйся, отец, с трудом, но я сдержал её!

– Он висит на аркане в теснине! – вступился за Даха Мос. – Он сам прыгнул! Дах не виноват!

– Ахын! Что ты наделал! Где Бэла?

– Она там, у летящей сосны,– разъяснил Мос.

– Она прыгнет! Обязательно прыгнет! – Дах не смог смотреть в глаза отцу.

– Скорей! – махнул Чак всем рукой и бросился к теснине.

– Я потерял всё, – сам себе пробубнил Дах, – брата, любовь, честь, уважение…

С Бэлы ручьём текла дождевая вода. «Любишь, прыгай за ним!» – звучали в ушах последние слова Даха. Но пальцы с силой впились в грязь, словно не желая повиноваться этому. Она боялась посмотреть вперёд, посмотреть правде в глаза – любимый мёртв! Сознание спешило провалиться в жуткий сон. Капли замедлили свой полёт, и гробовая тишина сдавила слух, лишь слышен был стук её сердца. Обнаженная Шхагуаше вновь звала её в свои молочные воды, суля покой и радость! И в голове завертелись воспоминания с самого первого дня их встречи. А с ними осознание необратимости и безысходности. На глаза бросился деревянный крест, сорванный Дахом к её ногам. «Остановись!» – прокричала её душа, протестуя против страшного греха – самоубийства!

Вдруг яркие желтые огоньки сверкнули перед ней среди грязи и серости. Бэла пригляделась, смахивая слезы с глаз – это были те самые цветы, совсем недавно подаренные Аюбом. Они дрожали у самого края. Бэла улыбнулась, словно увидела своего Михаила. Так она себе и представляла их любовь: прекрасный цветок на камнях, побиваемый дождями и ветром, растущий вопреки всему. Бэла не помнила, как поднялась и на ватных ногах подошла к пропасти, не слышала окриков Тлетенай и Асерет Чака, бегущих к ней. Вот уже теснина открыла холодную пасть, ожидая своей жертвы.

Она присела и надломила тонкий стебель цветка. Словно из сна смех Квели раздался из пелены ливня: «Крест у ног! Камень в воде! Любовь между ними! Оставь цветок!» Как ошпаренная Бэла вскочила. Чувяки заскользили на мокром камне. Взглядом она успела разглядеть окруживших ее людей и, тянущего к ней руки Асерет Чака. Затем небо поменялось местами с землей…

Эпилог

Шхагуаше так и не вернула тело Бэлы. Аюб был убит горем. Каждую минуту он вспоминал её падение: блаженное лицо, закрытые глаза, и руки, прижимавшие желтый цветок к груди. Он выполнил свой долг перед любимой и вернул Квели обратно домой. Да так и остался в Гурджистане, уйдя в монастырь отмаливать две любящие души.

Дах в то утро навсегда покинул родной аул, боясь позора, и уехал далеко, туда, где не догонит его людская молва.

В память о Бэле Асерет Чак установил, сделанный руками сына, деревянный крест у летящей сосны на краю теснины.

Абадзехи из уст в уста, из года в год передавали эту печальную историю. Со временем она стала легендой.

Прежнее имя реки Шхагуаше по воле людской сменилось на имя – Бэла.

Павел Ремнев: Рассвет Хаоса

В предстоящем походе Климент заручился поддержкой духов огня, воздуха и хаоса. Этого должно было быть достаточно, особенно, если учесть их огромный разрушительный потенциал. Огонь и воздух призвать было легко, эти духи были знакомы ему и прикормлены, можно сказать, с детства. Но вот с духом хаоса пришлось попотеть.

Во-первых, ритуал вызова. Банальная пентаграмма, годившаяся для вызова привычных стихийных духов, тут не подходила. Долгие поиски и эксперименты дали в итоге необходимый результат, и пентаграмма, нарисованная мелом на дощатом полу хижины мага, более походила на произведение художника, чем на обычную платформу для призыва с ее грубыми рублеными линиями и осями. Ни одного острого угла, ни одной прямой – Климент строго соблюдал условия. Пентаграмма слабо светилась, оживленная первыми словами заклинания. Только в ней могла разрушаться ткань реальности, открывая врата в царства стихий.

От вида и сложности рисунка зависело, какого духа можно призвать. Также, только в нем можно было заключить с духом договор. Вне пентаграммы неприрученный дух моментально таял, возвращался в свое измерение. Именно в этом заключалась работа мага. Иметь доступ к духам, уметь с ними договорится, «прикормить» их так, чтобы они узнавали волшебника. Знать склонности стихийных созданий. У каждого духа есть свои предпочтения, свои склонности. К примеру, духи воды предпочитают в качестве даров утопленных животных определенных пород, или редкие водоросли, живущие на дне морей. Огненные повелители – пепел живых существ, желательно священников, или ожог на теле мага, призвавшего их. Это очень просто: достаточно вызвать огненного духа и предложить ему обжечь себя. В случае, если он сочтет дар достаточным, вы получаете болезненный ожог второй-третьей степени, и могущественного покровителя в придачу. К сожалению не навсегда, а лишь на ограниченный срок.

Но если дух отвергает, одно за другим, три ваших предложения, то тут выход может быть только один: бегство без надежды на спасение. Поэтому профессия мага так опасна. Поэтому никто из них не доживает до старости. Поэтому многие из них ходят изувеченные, покрытые ожогами, с выдранными волосами (дань духам природы), с неестественно бледной кожей (подарок духам разума). Казалось бы, легко затвердить, что стоит преподносить духам. По этому вопросу видимо-невидимо книг, написанных магами,. Но беда в том, что любой дух – это абсолютно непредсказуемое создание, и если подношение удачно принято в этот раз, не стоит думать, что так же будет и в следующий. Они капризны, нелогичны, противоречивы, мстительны. Еще никому не удавалось понять, от чего зависит расположение духа.

Последовательницы школы Синтии Алейской использовали косметику и макияж, утверждая, что дух «смягчается», видя перед собой красивую волшебницу. Мужчин они не допускали в свою гильдию. Одно время казалось, что их метод верен и учение процветало. Но потом, когда вместе с основательницей ордена, за год погибли десятки напудренных и наманикюренных волшебниц, магическое сообщество с разочарованием и некоторой долей злорадства, отвернулось от чародеек и их методов. Что поделать, маги – народ завистливый и не терпят конкурентов. Особенно женщин.

Климент и его покойный учитель принадлежали к традиционной школе. В основании их учения лежал грамотный, рациональный выбор даров, основанный на опыте предыдущих поколений. Впрочем, учителя Климента это не спасло. Полгода назад он погиб от огненного поцелуя сварливого духа огня, отказавшегося принимать его дары. Климент до сих пор помнил, как учитель, предложив духу третий дар и получив отказ, мгновенно превратился в горящий факел и выбежал на улицу, роняя на землю кусочки живого огня, которые проворно взбирались обратно, сжигая человека заживо. С тех пор, Климент для себя решил, что поведение и расположение духов предугадать невозможно, и, каждый раз, когда открывал ворота в стихийное царство, рассчитывал более на свою удачу, чем на внешний вид, или, к примеру, положение солнца на небосводе. Хотя дары все равно выбирал очень придирчиво.

Несмотря на свою нелогичность и непредсказуемость, духи обладают разумом, это абсолютно точно. С ними можно разговаривать, они узнают мага, постоянно вызывающего их, даже могут дать ему какие-то поблажки, например, четвертую попытку или вообще заключат договор бесплатно. Но могут и, с садистским удовольствием, отвергнуть все попытки договорится, и уничтожить заклинателя. К счастью, такое случается редко. У Климента это случилось лишь однажды – давно знакомый дух воды, не принял одно за другим все три подношения и обрушил на мага снежную бурю, со снежинками, раздирающими лицо. Потом с противным булькающим хихиканьем создал вокруг головы мага непроницаемую сферу из воды. Климент рванул с места, словно заправский спринтер. К счастью, дух не преследовал его, а, как очень редко бывает, остался на месте. Пробежав несколько десятков шагов, Климент, задыхаясь, упал на траву. Водяная сфера рассыпалась брызгами в последнюю секунду, омочив одежду. С тех пор духов воды он вызывал только в случае крайней необходимости и до сих пор непроизвольно напрягался, услышав журчание. К счастью, шрамы на лице зажили довольно быстро.

И в сегодняшний поход духов воды он не взял, опасался. Огненный дух оказался неожиданно непритязательным, принял первое, традиционно нищенское подношение – опаленную в священном огне веточку омелы. Проревев традиционную формулу договора, он, послушно уменьшившись, устроился за воротником Климента, согревая ему шею. Дух воздуха оказался намного капризнее, и, отвергнув два дара, перо грифона и пузырек с дыханием дракона, согласился на обломок небесного камня, упавшего в огненном ореоле на землю. Предлагая последний дар, Климент уже не надеялся на благополучный исход. Однако ему повезло, и дух воздуха, прошептав слова договора, обдал его пряным дыханием южных ветров.

Климент задался амбициозной целью: он хотел раз и навсегда покончить с опасным ремеслом мага, выполнив задание, которое принесет ему больше богатства и славы, чем сотни тысяч призванных духов. Королевские глашатаи давно объявили об отчаянном призыве нового короля. Климент горящими глазами уставился на пергамент, прибитый к стене его скромного жилища. На ней был изображен дракон, величественно восседавший посреди разгромленного королевского дворца. Художник, рисовавший гравюру, впоследствии размноженную королевской типографией, не изобразил множества трупов придворных, окружавших монстра. Климент прикрыл глаза. Он-то помнил появление дракона так, как будто это было вчера.

Весь Лоэрон праздновал вступление нового короля на престол. По случаю коронации были объявлены грандиозные праздники. Столичные плотники прямо на главной площади срубили длинные столы и скамьи, а королевские слуги заставили их немудреными яствами. Но главным был, конечно, фонтан в центре площади. Наняв волшебника Гильдии, король пожелал, чтобы вода, текущая в фонтане, превратилась в превосходное вино. Один удачный договор с духом природы, еще одна обширная проплешина на голове мага, и струи фонтана приобрели благородный цвет бордоского вина. Подданные веселились, славя щедрость нового монарха, и к фонтану выстраивались очереди желающих. Бдительная стража зорко следила, чтобы никто не задерживался у фонтана, наполняя лишь свой кубок. Во дворце же шел настоящий праздник. Здесь собрался весь цвет королевства. Изящные дамы с пышными прическами, молодые и блестящие повесы аристократы, строгие седовласые вояки, приобретшие не один шрам на службе короне – все были здесь, все собрались, чтобы приветствовать нового короля Лоэрона, вступающего на престол после кончины своего отца.

И в этот вечер в город прилетел дракон. Он был огромен, его распростертые крылья затмевали солнце, а пылающее дыхание несло огненную смерть. Камнем упав на заполненную дворцовую площадь, огнедышащая рептилия раздавила и перебила множество простолюдинов. Еще больше погибло в образовавшейся панике и давке. Полыхая огнем, испепеляя немногочисленных защитников, устремившихся на защиту монарха, дракон, извиваясь, вполз под высокие своды тронного зала. Тогда никто не выбрался из пылающего замка, ставшего могилой для короля, его семьи и гостей.

Через час, дракон, проломив черепичную крышу дворца, обрушил свою пламенную ярость на город, в один миг запылавшего сотней пожаров. Тысячи горожан погибли в этом огне, сотни погибли от когтей и клыков адской твари. Климент тогда был на дворцовой площади, среди простого народа. Каким-то чудом ему удалось избегнуть смерти, и он выбрался из горящего города. На опушке леса, в безопасности, он остановился и посмотрел на столицу.

Пугающее зрелище заворожило его – высокие шпили, объятые пламенем, крепостные стены, из-за которых с ревом вырывался огонь, предсмертные крики заживо сгорающих людей, слышимые даже на том расстоянии, на которое отбежал от обреченной столицы молодой маг. И над всей этой картиной разрушения и пылающей смерти царила багровая крылатая тень дракона.

Дракон так и остался в разрушенном городе, облюбовав себе королевский дворец. Прельстился большим количеством еды и богатством королевской казны. Всем известна мистическая зависимость дракона от золота. А еды ему теперь хватало на многие годы. По ночам дракон вылетал на охоту, вынуждая окрестных жителей бежать с насиженных мест. Самая богатая и плодородная область Лоэрона обезлюдела.

За последний год в столице сгинуло больше рыцарей, чем на десяти предыдущих войнах, однако убить или хотя бы изгнать огнедышащую тварь никому не удалось. С течением времени награда за голову чудовища неуклонно повышалась, но все попытки терпели неудачу. Пробовали и маги, но дракон был хорошо защищен от магии, особенно от стихийной.