Текст книги "Конец эпохи"

Автор книги: Олег Платонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

Все славянофилы сходились на том, что только христианское мировоззрение и Православная Церковь способны вывести человечество на путь спасения, а все беды в мире происходят от того, что люди отошли от истинной веры и не построили истинной Церкви.

Из догматов Православной Церкви вытекает другое важное понятие в учении славянофилов – соборность, понимаемая ими в христианской традиции единения в любви, вере и жизни. Соборность в учении славянофилов – целостное сочетание свободы и единства на основе их общей любви к одним и тем же абсолютным ценностям. Идея соборности наиболее глубоко разработана в трудах А. С. Хомякова.

Православие и соборное единение в любви, вере и жизни неизбежно ведут к целостности духа, служащей обязательным условием полнокровной деятельности людей, их воспитания и познания окружающего мира. Только через Церковь и соборность дух в его живой цельности способен вместить истину во всей ее полноте.

Как отмечал прот. В. Зеньковский, у славянофилов с особой силой развиваются идеи о целостности в человеке. Руководящей мыслью здесь было построение цельного мировоззрения на основе церковного сознания, как оно сложилось в Православии. Целостность в человеке есть иерархическая структура души: существуют «центральные силы нашего богообразного разума», вокруг которого должны располагаться все силы нашего духа. Эта иерархическая структура неустойчива: тут есть противоборство центральных и периферических сил души; особенное значение Хомяков придает уходу от свободы, который обусловливает тот парадокс, что, будучи призваны к свободе,

будучи одарены этой силой, люди вольно ищут строя жизни, строя мысли, в котором царит необходимость. В этом весь трагизм человеческой жизни – нам дано лишь в Церкви находить себя, но мы постоянно уходим из Церкви, чтобы стать рабами природной или социальной необходимости. Дело здесь не в «страстях», как обычно думают, а в извращении разума. «Разумом все управляется, – обронил однажды в письме мысль Хомяков, – но страстью все живет». Беда поэтому не в страстях, а в утере «внутренней устроенности» в разуме и неизбежной потере здоровой цельности в духе (В. Зеньковский).

Цельность в человеке позволяет преодолеть отвлеченную рассудочность, присущую западной мысли. Собрав в неделимую цельность все силы тела, души и духа, разум возвышается до сочувственного согласия с верой. Рассудок и чувство согласуются с требованиями духа и подчиняются открываемому в душе «внутреннему корню разумения, где все отдельные силы сливаются в одно живое и цельное знание ума» (И. Киреевский).

Славянофилы верили в высокое предназначение, особую миссию русского народа в борьбе с мировым злом. Большинство из них считали, что русским суждено заложить новые основы духовного просвещения, опирающегося на Православие. Именно в Православии, сохранившем в чистоте святоотеческое предание, возможно проявление высших потенций человека – любви, добротолюбия, соборности, свободной стихии духа, устремленности к творчеству. Высокие потенции духовного развития русского народа славянофилы противопоставляли духовному упадку Запада. Они справедливо считали, что преобладание на Западе материальных интересов жизни над духовными неизбежно ведет к потере веры, социальной разобщенности, индивидуализму, противостоянию человека человеку. Чтобы спасти мир от духовной катастрофы, Россия должна встать в центре мировой цивилизации и на основе Православия принести свет истины западным народам. Однако это сможет произойти только тогда, когда сам русский народ проявит свои духовные силы, очистится от наносного псевдопросвещения и построит в своей стране жизнь по учению Нового Завета. Хомяков считал, что Православие через Россию может привести к перестройке всей мировой культуры. История, говорил он, призывает Россию встать впереди всемирного просвещения – история дает ей право на это за всесторонность и полноту ее начал. «Логика истории, – писал он, – произносит свой приговор над духовной жизнью Западной Европы». К подобному же выводу приходит и И. В. Киреевский. Гибель западной цивилизации, пораженной язвой рационализма, неизбежна, ее может спасти только восприятие православно-славянской цивилизации, наиболее полно раскрывающейся в духе русского народа.

Впрочем, не все славянофилы разделяли идею о великой миссии русского народа. Данилевский, напр., в соответствии со своей теорией культурноисторических типов считал, что русским, как и всем другим народам, не «суждено разрешить общечеловеческую задачу» в силу того, что одна замкнутая цивилизация не способна конструктивно повлиять на другую замкнутую цивилизацию.

Вместе с тем и Данилевский, и многие другие славянофилы верили в возможность и необходимость создания Всеславянского союза или Всеславянской федерации – добровольного объединения всех славянских государств и народов. Объединение славян должно осуществляться вокруг России, государства, обладавшего мощной государственностью. Однако цель федерации не поглощение славян Россией, а союз, учитывающий интересы всех народов. По мнению некоторых славянофилов, столицей федерации должен стать не Петербург, не Москва, не Прага, не Белград, не софия, а бывшая столица Византийской империи – Константинополь, «пророчески именуемый славянами Царьградом».

Несмотря на огромный вклад в развитие русского самосознания, славянофилы не смогли выработать целостного мировоззрения, что в значительной степени объяснялось характером той космополитической среды, из которой многие из них вышли и которая толкала их в сторону либерализма.

Как писал русский мыслитель, митр. С.-Петербургский и Ладожский Иоанн (Снычев): «Несмотря на стремление вернуться в лоно чистой русской церковности, слиться с истоками народной жизни, основами бытия России – ясного понимания сущности русского пути, русского служения славянофильство в целом так и не достигло. По-разному понимали члены кружка природу и цель самодержавия, по-разному оценивали современные события. Эта разноголосица мешала движению, а с кончиной его основоположников оно окончательно утеряло мировоззренческое единство, распавшись на несколько самостоятельных, весьма различных между собой течений, частично выродившись в чистый либерализм».

Тем не менее все, что было создано славянофилами в 1840—1850-е, до сих пор продолжает оставаться важным фактором русской национальной жизни и мысли, оплодотворяя все новые и новые ее течения. Именно славянофильская мысль дала миру учение о цивилизациях Н. Я. Данилевского, изучению которого я посвятил много времени в свете впервые введенного мною в личный духовный оборот понятия русской цивилизации. Без этих старых книг, приобретенных мною у сына политкаторжанина, я мог бы заблудиться и пойти неверной дорогой.

ГЛАВА 14

«ПРОХИНДИАДА» АКАДЕМИЧЕСКИХ ИНСТИТУТОВ. -ГНЕЗДА ИЗМЕНЫ И ПРЕДАТЕЛЬСТВА. – АРБАТОВ И ИНСТИТУТ США И КАНАДЫ. – АГЕНТЫ ВЛИЯНИЯ И ШПИОНЫ. – ДОКЛАД О СОИ В ПОДДЕРЖКУ АМЕРИКИ

Семидесятые – начало 80-х годов – время, когда в стране ткалась паутина измены и предательства. Люди, которые очень скоро погубят и ограбят страну вместе с Горбачевым и Ельциным, жили среди нас. Они ходили рядом, мы встречались с ними на работе, в магазине, на отдыхе. Как правило, внешне они ничем не выделялись, свои мысли не раскрывали, более того, они, как шпионы в чужой стране, старались вести себя очень лояльно и не выделяться – разве что громче всех восхваляли коммунистическую систему и были самыми ревностными ее служителями. Работая в Институте труда, занимаясь изучением экономики США и западных стран, я по долгу службы довольно часто общался со специалистами академических институтов, прежде всего Института США и Канады (ИСКАН) и Института мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО). Религиозный талмудизм и сионизм, менталитетом которых были пронизаны большинство сотрудников этих институтов, перешагнули границы иудейского вероучения, превратив догму об избранном народе в политическую программу подпольной политической партии, отстаивающей корыстные интересы евреев. Форма, в которой организованно существовала подавляющая часть сотрудников этих институтов, представляла нечто среднее между еврейской общиной и масонской ложей, а ее содержание – местечковый дух исключительности и русофобии. Именно поэтому в годы перестройки эти институты дали самое большое количество агентов влияния, да и просто шпионов¹⁹. Вспоминая сейчас «дух» этих институтов, сожалею, что слишком поздно понял, почему я всегда с таким предубеждением относился к этим научным учреждениям. Во многих сотрудниках этих институтов я тогда еще не видел предателей и изменников, а всего лишь прохиндеев, паразитов, живших по понятиям: где бы больше урвать, организовать загранпоездку, «престижно потусоваться». В основном это была серая, безликая масса отпрысков партийных и советских работников, преимущественно евреев, далеких от настоящей науки и занятых «продавливанием» своих корыстных интересов. В этих институтах я довольно часто бывал на защитах диссертаций, разных обсуждениях, конференциях и т.п. Вспоминаю свои первые ощущения от контактов с этими институтами – разочарование. Система паразитизма, созданная в этих учреждениях, мешала продвижению по-настоящему талантливых, способных ученых. В стенах этих институтов были закрыты все пути для русских, руководство их состояло преимущественно из евреев или женатых на еврейках. Та небольшая часть русских, которые допускались на руководящие должности, неукоснительно следовала правилам еврейской партии, восторженно «принимая доминирующую роль евреев» (выражение одного из сотрудников Института США и Канады), и с готовностью проводила еврейскую линию. При этом самую трудоемкую и требующую знаний работу выполняли русские и другие неевреи, а плодами ее, выражаемыми в диссертациях, степенях, выпущенных книгах, пользовались преимущественно евреи и приближенные к ним лица.

«Научные исследования», которые якобы проводились в этих институтах, в подавляющем числе случаев являлись просто профанацией науки, способом удовлетворения еврейских амбиций. Научные звания и степени, получаемые в них, чаще всего были липовыми, так как давались не за реальный научный вклад, а за умение создать видимость научности, – впрочем, этому способствовала возникшая еще в 20-е годы советская система гуманитарных исследований. Уровень многих «корифеев» ИСКАН и ИМЭМО в лучшем случае не превышал планку бойких журналистов-международников, из среды которых они все поголовно вышли. Таковы, например, Н. Иноземцев, Г. Арбатов, Е. Примаков, В. Журкин, подавляющая часть публикаций которых написана для газет и журналов. Перечисленные «корифеи» не имели ни одного настоящего научного труда, а только сборники журналистских статей, многие из которых составлялись их референтами²⁰.

Подавляющая масса книг и публикаций ИСКАН и ИМЭМО годилась только в макулатуру. За десятилетия их существования из многих сотен книг и сборников, выпущенных ИСКАН и ИМЭМО, в лучшем случае только десяток добротных (и ни одного выдающегося) стали сколько-нибудь значимым вкладом в науку. У многих работников этих институтов были покровители в высших эшелонах советской системы, прикрываясь которыми они были неуязвимы. Финансировали ИСКАН и ИМЭМО по первому разряду. По сравнению с другими научными институтами, они ни в чем не нуждались.

Дух прохиндейства, пронизывавший эти институты, видимо, стал главным фактором интереса к ним

ЦРУ, «Моссада» и др. подобных организаций. Западные спецслужбы понимали, что именно в этой среде им проще всего находить объекты для разработки. Позднее один из моих зарубежных информаторов, с которым я познакомился в 1996 году, рассказывал мне, что решение поработать с «академиками» (т.е. сотрудниками академических институтов) было принято руководством ЦРУ в конце 60-х²¹.

Решение поработать с «академиками» из ИСКАН приняли на волне эйфории руководства ЦРУ от успешно проведенной операции ЦРУ в Италии, не допустившей коммунистов к власти на выборах 1963-го. среди некоторых сотрудников ЦРУ бытуют воспоминания о поездках по Италии с чемоданами денег для подкупа и поддержки «нужных» кандидатов. В ходе той операции была создана широкая агентурная сеть из настоящих шпионов и агентов влияния. По данным моего информатора, с помощью масонских лож и католической церкви, широко втянутой в сотрудничество с ЦРУ, американской разведке удалось создать агентов влияния среди разных общественных течений и влиятельных политических деятелей. Тот же самый информатор рассказывал, что именно тогда в число «друзей ЦРУ» попал Берлускони. Начиная с 1960-х годов американское правительство выделяет сотни миллионов долларов на поддержку агентов влияния и подкуп государственных деятелей по всему миру. Инициатор этой политики, глава масонско-еврейской ложи «Бнай-Брит» Г. Киссинджер в своем кругу неоднократно говорил, что «гораздо выгоднее заплатить предателям, чем тратить деньги на сложные дипломатические игры и военные операции». Президент США имеет особый секретный фонд, из которого через особые представительства Госдепартамента и специальные, преимущественно общественные, организации под патронатом ЦРУ осуществлялись операции по подкупу. Один из моих информаторов, с которым я был связан во второй половине 90-х годов, свидетельствовал о том, как его начальник по ЦРУ в досаде на высшее руководство проговорился о такой операции в отношении В. Гавела. Из контекста брошенных им фраз было ясно, что одновременно с «помощью» Гавелу подобные операции производились в Польше и Венгрии. Этот же информатор считал, что обработка директора вновь созданного Института США Г. Арбатова²² началась с подачи Г. Киссинджера. Подтверждение этих сведений я получил и из другого источника. Рассказывают, что Киссинджер ужасно гордился тем, что по его инициативе было создано гнездо «друзей сША» (точнее, «друзей ЦРУ»). «Вторая русская революция (имеется в виду развал СССР. – О. П.), – признавал позднее государственный секретарь США М. Шульман, – стала возможна благодаря таким людям, как Г. Арбатов. Они работали на разрушение системы. И преуспели в этом больше, чем Сахаров и другие диссиденты»²³. Советчиками Арбатова в вопросах разрушения СССР были, кроме Киссинджера (встречались в 1969-м, 1972-м и другие руководители мирового тайного правительства) Д. Рокфеллер (1969-й, 1976-й), Р Макнамара (1969-й), Д. Буш-старший (1972-й, 1985-й), З. Бжезинский и т.п.²⁴.

В 60-70-е годы, по признанию кадрового американского разведчика Тэлбота, работавшего под прикрытием Госдепартамента США, Арбатов был «самой близкой фигурой для американской политики».

Американцы, работавшие с Арбатовым и его сотрудниками, называли их «своими парнями из Хлебного переулка»²⁵.

Довольно часто посещая здание Института США и Канады в Хлебном переулке рядом с Арбатом, я не мог тогда представить, какие зловещие механизмы мировой закулисной политики движутся в этих стенах. Первое впечатление – тишина и малолюдность, вроде как в цэковских коридорах, у входа охранник, придирчиво проверяющий документы. Даже в библиотеку института нельзя было попасть без специального разрешения. Закрытость была полная. Каждый контакт с сотрудником мог осуществляться только с разрешения руководства, то есть Арбатова или его заместителя. Что же хотели засекретить в институте? Участвуя в защитах, обсуждениях и конференциях, я понял, что никакой реальной научной работы почти не велось. Только редкие исследования представляли интерес. В основном это были переводы из американских источников, без своего анализа, но с добавлением цитат из классиков марксизма-ленинизма и руководителей КПСС. Вся статистика шла без корректировок – согласно советской методологии, и не могла быть сопоставлена с советскими показателями. Энергия руководства института уходила на интриги. сам Арбатов приезжал в институт нечасто, при его появлении тишина и малолюдность сменялись бурным искусственным оживлением. Некоторые сотрудники, с которыми у меня сложились доверительные отношения, рассказывали мне, как Арбатов, усевшись у себя в кабинете, сначала запирался со своими замами, а затем начинал разбирать склоки между сотрудниками, представлявшими разных влиятельных руководителей, например, между протеже Андропова, Громыко, помощника Л. Брежнева Цуканова, детьми и женами разных советских деятелей, ревниво следящими за тем, чтобы блага распределялись согласно «табели о рангах». Дожидаясь приема, я не раз был случайным свидетелем таких разборок. Все неприличия советской руководящей системы выплескивались наружу. Люди, не представлявшие ничего для науки, в большинстве своем полные ничтожества, требовали себе благ соразмерно должности своих родителей или покровителей. В Институте США в разное время работали дети Громыко, Андропова, Примакова, секретаря ЦК Азербайджана Мамедова, председателя КГБ СССР Федорчука, первого зам. министра иностранных дел Комплектова, дети руководителей крупнейших издательств «Наука» (Г. Д. Комкова), «Политическая литература» (Сванидзе), жена зам. министра иностранных дел СССР В. Ф. Петровского, зять Н. С. Хрущева Н. П. Шмелев. И здесь я привожу лишь небольшую часть устроившихся на «теплом месте» деток и родственников важных лиц советской системы.

Однако все они были лишь ширмой, подкладкой для Арбатова и его соратников. Дух и значение института выражали не «блатные», а сплотившиеся вокруг директора представители «избранного народа» – Б. Мильнер, В. Лукин, А. Кокошин, В. Журкин, М. Мильштейн, И. Малашенко, А. Кислов. со многими из этих людей мне приходилось общаться. Все они были далеки от науки, но изрядно искусны в интриганстве. В институте сложилась атмосфера подпольной организации «избранного народа» с ее масонским духом псевдоэлитарности, за которым стоят обман и пустота. Иногда мне казалось, что в этом доме живет сам сатана. Доходило даже до мистических галлюцинаций. Однажды в конце 80-х, проходя по коридорам этого заведения, я отчетливо ощутил запах серы, казалось, вот сейчас из-за угла появится сам князь Тьмы, но вместо него мне навстречу шел Арбатов, злой и потный, под ручку с С. А. Карагановым, будущим видным деятелем масонского движения в России. В 80-90-х годах Арбатов и его соратники входили в состав масонских лож. В институте поговаривали, что «главный» и его ближайшее окружение организовали в институте ячейку «Бнай-Брит».

Арбатов начинал политическую карьеру при поддержке члена Политбюро М. Суслова, курировавшего тогда идеологию. с его помощью он стал сначала консультантом, а затем руководителем группы консультантов ЦК КПСС (1964—1967), обслуживающей Брежнева. Именно в это время у него завязываются связи с А. Яковлевым, Андроповым и Громыко, помощником Брежнева Александровым-Агентовым и Цукановым. Тщательно скрываемая ненависть Арбатова к Русскому государству, стремление нанести ему ущерб любой ценой²⁶ сделали его единомышленником А. Яковлева, Иноземцева, Бовина, Примакова. Именно с ними в дальнейшем у Арбатова устанавливаются особо тесные связи, сделавшие их своего рода подпольной антирусской организацией. Подавляющая часть документов и материалов, подготавливаемых в институте, носила антирусский характер, во многих случаях свидетельствуя по сути своей о государственной измене. В 1978 году Г. А. Арбатов лоббировал для США выгодный американский проект «Северное сияние», который предусматривал постройку крупного газопровода из Западной Сибири до Архангельска и Мурманска, где предполагалось соорудить заводы по сжижению газа и отправке его в специальных танкерах в США. Российские специалисты доказывали, что в условиях агрессивной среды Севера основные сооружения планировавшегося газопровода должны были прийти в полную негодность как раз к тому времени, когда стоимость газопровода была бы оплачена поставками газа в сША. России в наследство остались бы только разрушенная экология трассы, опасно изношенные трубы и компрессорные станции на грани остановки. К счастью, тогда этот проект удалось отклонить. Органы госбезопасности неоднократно сигнализировали высшему руководству о преступной деятельности, проводимой в Институте США директором и его соратниками, однако впавший в маразм генсек Брежнев и близкие к нему типы вроде Александрова-Агентова отметали все обвинения и прикрывали своего советника.

Звездный час Арбатова настал с приходом к власти Горбачева. Он становится одним из ведущих внешнеполитических советников преступного генсека, наряду с Шеварднадзе²⁷ и Яковлевым, сопровождая его на всех переговорах, где шаг за шагом сдавались позиции СССР и предавались национальные интересы России: в Женеве (1985), Рейкьявике (1986), Вашингтоне (1987), Нью-Йорке (1988) и, наконец, на Мальте в декабре 1989-го.

В осуществление антирусских планов Горбачева Арбатов подготовил в ряды его черной рати целую когорту изменников Родины, воинствующих сионистов и масонов, патологических ненавистников России.

Вот несколько примеров, известных мне.

Игорь Малашенко работал в ИСКАН в 1980—1989 годы, одно время я видел его на месте ученого секретаря института. скользкий прохиндеистый тип, он был нужным человеком для всех, кто стремился «обтяпать» свои делишки закулисно. Многие его презирали и ненавидели, но боялись с ним ссориться, зная его злопамятность. В начале 90-х он стал одним из ближайших подельников Гусинского, который хотя и не очень доверял ему, но высоко ценил его умение находить людей для разных закулисных манипуляций. Гусинский сделал Малашенко генеральным директором самой антирусской в то время телекомпании НТВ, делегировал его от Еврейского конгресса в качестве своего представителя в Наблюдательный совет подрывной антирусской организации – Института Сороса.

Ближайшим помощником Г. Арбатова в Институте США был Андрей Кокошин, считавшийся среди сотрудников человеком от КГБ (правда, некоторые полагали, что автором этих слухов был сам Кокошин). И друзья, и недруги в институте расценивали Кокошина как беззастенчивого карьериста, далекого от науки, но использовавшего ее в своих корыстных целях. По своей натуре циничный делец, он был мастером интриг. Лавируя между борющимися за влияние в институте группами, он довольно быстро занял главное место при Арбатове. Большинство сотрудников Кокошина не любили, а в середине 80-х некоторые даже стали считать его не человеком КГБ, а агентом ЦРУ. Произошло это после написания им вместе с сыном Арбатова доклада для Политбюро – о стратегической оборонной инициативе (СОИ). Доклад дезинформировал политическое руководство страны о реальных возможностях использования СОИ. Кокошин и его соавторы утверждали, что военное могущество США является непреодолимым, подводили руководство СССР к мысли о том, что с помощью СОИ Соединенные Штаты получают абсолютное военное преимущество над СССР. Из этой подсказки вытекал вывод, что СССР следует идти на уступки США. Доклад и ряд других материалов, предоставленных Институтом США Горбачеву и другим членам Политбюро, стали одним из козырей космополитических сил в вопросе отношений с США и Западом. В этих документах утверждалось, что во всех случаях у страны нет другого выхода, кроме как принимать условия, диктуемые США.

На самом деле все было иначе. Объявляя о развитии и успехах программы сОИ, президент Рейган намеренно блефовал (впоследствии он сам в этом признался). Научные изыскания в области «звездных войн» показали невозможность осуществления этого проекта. Реальной угрозы для СССР сОИ не представляла, а ее идея была чисто психологическим оружием давления на СССР. Арбатов и Кокошин способствовали упрочению позиции американцев. Большинство военных специалистов и ученых опровергли возможность осуществления сОИ, но их мнение не довели до политического руководства. А несогласных в самом институте уволили, в частности полковников Ю. В. Катасонова, Г. с. Хозина, авторов многих исследований на военные темы. Именно они рассказали, как бессовестно и подло вели себя в проталкивании этого доклада сам Арбатов с сыном и его ближайший клеврет Кокошин. Деятельность их только в этом вопросе нанесла огромный ущерб стране. Арбатов и Кокошин были ведущими экспертами, занимавшимися подготовкой договоров по разоружению между США и СССР, способствуя одностороннему разоружению нашей страны. После прихода к власти Ельцина, по рекомендации Арбатова, Кокошин стал его главным военным советником, а впоследствии членом совета обороны и даже замминистра обороны России, будучи, по мнению многих военных, ярым защитником интересов сША.

Важным звеном антирусского механизма Института США была группа деятелей, вращавшихся вокруг Бориса Мильнера, серого кардинала, «сионистского парторга», дружившего с Абрамом Милейковским из ИМЭМО. Некоторые в институте считали эту группу просто шпионским гнездом. Именно под крылом

Мильнера работал разоблаченный американский шпион В. Мальцев, предупрежденный своим шефом незадолго до ареста и оставшийся в сША. Мне рассказывали, что людьми Мильнера были сотрудник института В. Поташев и его подельник, осужденные за шпионаж в середине 80-х, а также Игорь Сутягин – американский шпион с 1998 года, получивший пятнадцать лет тюрьмы уже в 2004 году. Сын Мильнера Юрий был соратником М. Ходорковского, заместителем председателя правления банка «Менатеп».

Из числа других сотрудников Арбатова, сыгравших печальную роль в судьбе России в качестве агентов влияния США и организаторов подрывных антирусских акций и групп, следует назвать Владимира Лукина (посол в США), Николая Сванидзе (председатель Всероссийской телерадиокомпании), Сергея Караганова (один из главных «возродителей» масонского движения в России, член масонской комиссии «Большая Европа»). Называю только тех, с кем так или иначе приходилось сталкиваться в конце 70-х – 80-е годы. Ни один из этих перечисленных выше людей не имел настоящих научных заслуг, но зато все высоко котировались за умение интриговать и обделывать делишки с нужными людьми. Конечно, в этом они не были одиноки. В советской системе сложилась порочная практика достижения успеха не по реальным результатам, а по связям и родственным отношениям в высших эшелонах власти. Эта система в конечном счете и сделала возможным превращение Института США в кузницу не только агентов влияния США, но и прямых шпионов. В середине 90-х годов я присутствовал на встрече с академиком В. Афанасьевым, бывшим главным редактором газеты «Правда». Он рассказывал о том, что еще в конце 80-х располагал сведениями о шпионской деятельности Арбатова, передал эти сведения в КГБ, но ответа не получил.

ГЛАВА 15

МОИ ПУТЕШЕСТВИЯ. – С РЮКЗАКОМ ПО СЕВЕРУ. -МЕЗЕНЬ. – ПИНЕГА. – КАРГОПОЛЬЕ. – ОНЕГА. -БЕЛОЕ МОРЕ

Со второй половины 70-х годов мое сознание постоянно будоражило стремление познать Россию. Хотелось сделать это не просто по историческим книгам, которых я к 25 годам проштудировал множество, а наяву, практически самому увидеть и оценить масштабы ее духовной и материальной культуры, поклониться православным святыням и достопамятным местам. Еще живы были люди, родившиеся в конце XIX века, часть из которых сохраняла в себе дух Русского православного царства.

Более чем на десятилетие жизнь моя превратилась в восхитительные путешествия по определенной, созданной мной программе. В зимние месяцы я подготавливался к очередному путешествию по старым книгам и путеводителям. составлял маршрут, продумывал последовательность. А летом в течение 2—2,5 месяцев шел по этому маршруту со своими спутниками, чаще всего это были моя жена и мой верный товарищ и помощник Георгий. Сначала путешествовал пешком с рюкзаком, потом появилась машина. В общей сложности прошел более 3 тыс. км пешком и более 200 тыс. (по счетчику) на машине, сам сидя за рулем²⁸.

От Каргополя по Онеге до Кий-острова и Соловков, по Мезени и Пинеге до родины св. Иоанна Кронштадтского, по Печоре и старообрядческим скитам – начав с севера, я пошел на юг, постепенно расширяя свои пути на запад и восток, не пропуская ни одной общерусской святыни, монастыря, достопамятного места.

Вся Великая Россия – от Приднестровья, Буковины, Закарпатской Руси, Малороссии, Белоруссии и Прибалтики до Урала, Сибири, среднеазиатских степей, Закавказья и Крыма – открывала мне свои просторы и исторические судьбы. Русский народ, осваивавший эти территории в течение четырех тысячелетий, вложивший в них свои подвиг и труд, кровь и пот, виделся мне в терновом венце страданий и унижений, но вместе с тем – в ореоле непостижимого духовного совершенства.

Именно эти путешествия окончательно определили мою жизнь. Не будь их, я был бы иным и вряд ли написал свои главные книги о русской цивилизации. Путешествия вдохнули в мое исследование «Россия во времени и пространстве» настоящую жизнь, наполнили его богатым фактическим материалом.

Первые большие путешествия в течение 4-х лет я провел на Север – Северная Двина, Великий Устюг, Архангельская область, Соловки и Кий-остров. Потом по бассейнам рек Онеги, Пинеги, Мезени, Печоры. Ночевали в почти заброшенных деревнях, где жило по несколько старушек, а то и вообще никого не было, лишь охотничьи сторожки с печками-времянками и сеном вместо кроватей. Шли по заброшенным, давно заглохшим дорогам, частично заросшим кустарником и даже деревьями. По старым картам начала ХХ века здесь значились густонаселенные села и деревни, стояли прекрасные деревянные храмы. Мы проходили через давно заросшие пепелища с остатками разобранных фундаментов. Надо всем этим звенели мириады комаров. От деревянных храмов, отмеченных в старых географических описаниях, осталось не более 5 процентов. Большая часть была «раскатана» большевиками на коровники или дрова, часть сгорела от запустения и недосмотра. Первое ощущение – чувство тяжелого ранения – и в теле, и в душе. Но именно здесь, на Севере, сохранилось то, что давно было потеряно в центральных областях России, – мировоззрение Святой Руси с ее культом православной веры, добротолюбия, нестяжательства, соборности и патриотизма. Его носителями были, как правило, древние старушки, перенесшие огромные испытания, но сохранившие в себе и веру, и доброту, и удивительную незлобивость к своим мучителям, поломавшим их жизнь.

«Явреев», с которыми они сталкивались в 20-е годы, бабушки жалели за злобу и зацикленность на выгоде. Было в этой жалости что-то эпическое, в тональности отношения Ильи Муромца или Добрыни Никитича к Жидовину. По Северной Двине в 20-е годы разъезжали целые отряды «жидов», закрывавшие церкви и увозившие лучших мужчин в тюрьму. Среди этих «жидов», по рассказам бабушек, были и китайцы, и латыши. Но самыми жадными были «явреи».