Текст книги "Сценарий для третьей мировой войны: Как Израиль чуть не стал ее причиной"
Автор книги: Олег Гриневский
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)
Глава третья
Как начинается война
Тем временем обстановка на Ближнем Востоке накалялась все больше и больше. Причем эпицентр событий постепенно перемещался в Ливан.
Когда-то эта маленькая страна слыла ближневосточной Швейцарией. Она процветала, а Бейрут стал банковским центром Средиземноморья, славился своими курортами, казино и веселой ночной жизнью.
Но подспудно росло напряжение. Все главные должности в стране занимали христиане и мусульмане-сунниты, а шииты, составлявшие большинство населения Ливана, бедные и необразованные сельские жители, были отодвинуты на задний план. Однако до поры до времени христианские и мусульманские кланы тихо и мирно сосуществовали там друг с другом.
Все поменялось в начале 70-х годов, когда король Хусейн изгнал из Иордании вооруженные отряды палестинцев и они осели на юге Ливана, а палестинское руководство обосновалось в Западном Бейруте – мусульманской части столицы. Под напором новых пришельцев хрупкая государственная структура Ливана треснула по всем швам и в стране началась гражданская война, в которой все воевали против всех: левые, правые, христиане, мусульмане, палестинцы и просто бандиты. Причем воевали с небывалой жестокостью.
Летом 1976 года в Ливан вошли сирийские войска – под предлогом наведения порядка и защиты христиан. Но они так и не смогли стабилизировать обстановку – междоусобица продолжалась. А в это время палестинцы, обосновавшиеся на юге, стали использовать ливанскую территорию в качестве плацдарма для нападений на Израиль. На все их вылазки Израиль отвечал сразу же и жестко. В результате гибли мирные жители, в основном ливанцы. Так в эту гражданскую войну постепенно втягивался Израиль, и назревало его столкновение с Сирией.
Еще в феврале 1981 года советский посол в Сирии В. И. Юхин сообщил в Москву, что президент Хафез Асад предвидит новую войну в Ливане, ибо решить кризис мирным путем невозможно.
Случайно или нет, но именно в то время, когда высокие американские эмиссары появились на Ближнем Востоке, в Ливане вновь вспыхнула война. В конце марта ливанские фалангисты Башира Жмаеля напали на сирийские войска около города Захле в долине Бекаа и попытались овладеть этим важным стратегическим центром на магистрали, соединяющей Бейрут и Дамаск. Почти одновременно начались столкновения в Бейруте вдоль «зеленой линии», разделявшей христиан и мусульман в ливанской столице, а войска израильского протеже майора Хаддада начали обстрел сирийских позиций в районе Набатии, Сайды и Тира.
Ответ Асада был жестким. Сирийские войска нанесли массированный удар по фалангистам, а к югу от Захле были демонстративно оборудованы 4 позиции для размещения ракет ПВО «Квадрат» (САМ-6) советского производства. Однако сами ракеты там пока не размещались. Воевать с Израилем Асад не хотел, но предупреждал: в случае его вмешательства в ливанский конфликт, на этих позициях сразу же появятся ракеты только с одним предназначением – сбивать израильские самолеты.
Наступила томительная пауза. Бегин взвешивал обстановку. Но после визитов Хейга и Кейси на Ближний Восток израильский премьер определился. 28 апреля правительство Израиля, правда, с большими колебаниями, приняло решение сбивать сирийские вертолеты, наносившие удары по фалангистам в районе Захле.
Министры еще не успели разойтись, как начальник Генерального штаба Рафаэль Эйтан доложил, что два сирийских вертолета уже сбиты, а израильские самолеты нанесли удары по сирийским войскам в Ливане. Ссылаясь на «моральное право», Бегин заявил, что Израиль не позволит Сирии ликвидировать христианскую общину в Ливане.
В тот же день сирийцы ввели в Бекаа 3 дивизиона ракет «Квадрат». Ответ Бегина не заставил себя ждать. 30 апреля 1981 года он отдал приказ нанести удар по позициям сирийских ракет, и только непогода помешала этому.
В общем, конфликт назревал серьезный. Но тут быстро вмешались американцы. Их призыв одновременно к Дамаску и Тель-Авиву остановить эскалацию конфликта несколько разрядил обстановку. Посол Юхин сообщил в Москву, что военные действия сирийских войск в Ливане по существу приостановлены и Дамаск теперь делает акцент на политические контакты со всеми противоборствующими ливанскими сторонами. А Бегин сетовал, что просьба госсекретаря Хейга вынудила его отложить нанесение удара по сирийским ракетам в Бекаа.
Короче говоря, Вашингтон действовал, а Москва заняла выжидательную позицию. Правда, Устинов шумел, что негоже сидеть сложа руки, когда обижают союзников. Как раз в эти дни сирийцы передали по военным каналам в Москву согласие на создание советских военных баз в районе Латакии и только просили разместить советские ЗРК с шестью тысячами советских военнослужащих для их защиты. Военные на Арбате были склонны согласиться с этим. Но Громыко и Андропов решили повременить и посмотреть, что предпримут сирийцы.
Однако 2 мая американцы предприняли новый демарш – только на этот раз в Дамаске.
«Израильтяне сообщили нам, – говорилось в их обращении, – что в течение по крайней мере нескольких дней они решили не предпринимать военных действий, направленных на эскалацию обстановки в тех районах Ливана, которые заняты сирийскими войсками, с тем чтобы создать благоприятные возможности для дипломатической работы».
А далее, по сути дела, следовал ультиматум: нынешний кризис в Ливане может разрядить вывод сирийских войск с высот на горном хребте Санин и их зенитных комплексов САМ-6, размещенных в долине Бекаа.
В Дамаске были явно растеряны, и Юхину было передано срочное обращение президента Асада к советскому руководству:
«Американский ультиматум от 2 мая сирийское руководство рассматривает как весьма серьезный. Если Сирия отвергнет его, это будет означать войну. Если мы примем его, это будет фактически означать установление израильского контроля над Ливаном, подрыв позиций Палестинского движения сопротивления и ливанских национально-патриотических сил, ощутимый удар по Сирии, а в конечном итоге установление через Израиль и другие страны американского господства, прямого или косвенного, над всем районом Ближнего Востока. Поэтому мы просим, чтобы советское руководство со всей серьезностью изучило этот вопрос, и рассчитываем, что Советский Союз займет эффективную позицию и примет соответствующие меры с учетом того, что вероятность войны стала весьма значительной».
Срок – два часа
Теперь отсидеться уже было нельзя, и 4 мая Громыко вызвал своих ближневосточников. Встретил он их угрюмым выражением лица и, едва поздоровавшись, начал со своего любимого риторического вопроса: «Что все это значит?» На него можно было не отвечать, так как он тут же сам и ответил:
– Обстановка опасная, и к чему она приведет – одному Аллаху известно!
Но по тому, как уверенно он стал излагать задание, чувствовалось, что он уже обговорил его если не с самим Аллахом, то с Андроповым и Устиновым:
– Сирийцам дать ответ, но в нем не давать невыполнимых обещаний.
Это звучало слишком общо, и его первый заместитель Г. М. Корниенко, – человек основательный и въедливый, спросил:
– Андрей Андреевич, какова все-таки наша цель: не допустить этой войны или ждать, когда она разразится, и потом уже тушить пожар, используя это для укрепления наших позиций в регионе?
Громыко посмотрел на него с явным неудовольствием:
– Война эта нам не нужна. Это однозначно. Наши друзья понесут урон и наши позиции на Ближнем Востоке от этого не окрепнут. Это и ребенку должно быть ясно. Но вопрос в другом. Можем ли мы не допустить эту войну? Есть ли у нас для этого рычаги давления? И как нам себя вести, чтобы не потерять лицо и не взять на себя ответственности за неудачи друзей?
Наступила тишина, и тут кто-то подсказал:
– Может быть, стоит предложить сирийцам созвать общеарабский форум для рассмотрения ливанского кризиса и таким путем переложить на арабов ответственность за его решение?
– Вот-вот, – откликнулся министр, – стоит в виде вопроса сформулировать: не считают ли сирийцы целесообразным использовать для обсуждения ливанской проблемы общеарабский форум?
Американцам сказать: мы предпринимали все возможное, чтобы погасить страсти и способствовать смягчению обстановки. В таком духе мы предпринимаем шаги, в том числе и в последние дни. Мы хотели бы рассчитывать, что американская сторона окажет более эффективное влияние на Израиль. Мы считаем, что осложнение обстановки и столкновения в Ливане не послужат ни соседним с Ливаном странам, ни обстановке на Ближнем Востоке, да и в мире в целом.
После этого он сел на своего любимого конька и стал говорить, что с американцами надо обсудить еще и ближневосточное урегулирование. Хотя это и не задача сегодняшнего дня, а перспектива, но перспективу терять нельзя.
Но, пожалуй, самым интересным было его высказывание насчет создания советской военной базы в районе Латакии:
– Возражение вызывает размещение там 6 тысяч советских военнослужащих для прикрытия этой базы, как теперь предлагают наши военные. Это поведет к тому, что американцы тут же появятся и в таких странах Ближнего Востока, как Египет и другие. Лучше поставить вопрос иначе: если американцы создадут там свои базы, то тогда и мы. Пусть это выглядит как ответ на действия американцев. Ну и, конечно, не называть все это базой.
Дипломаты переглянулись. Стало ясно, что ведущая тройка в советском руководстве – Андропов, Устинов и Громыко – определилась: военную базу в Сирии создавать, но советских солдат для ее защиты посылать не следует.
Министр так подытожил встречу с экспертами:
– Нужно срочно подготовить Записку в ЦК с указаниями для послов в Дамаск и Вашингтон. – Громыко пожевал губами и добавил: – Срок – два часа.
Знает ли Бегин феню?
Не успели дипломаты покинуть кабинет министра, как из Дамаска поступил тревожный сигнал. Посол Юхин сообщил, что президент Асад получил конфиденциальное послание от короля Саудовской Аравии Халеда с предупреждением:
«Из нескольких источников поступают данные, о намерении Израиля совершить широкую вооруженную агрессию в течение ближайших 24 часов».
Пришлось разрываться: срочно писать документы в ЦК, как велел Громыко, и одновременно сидеть на «вертушке», отслеживая ситуацию вокруг Ливана. А она выглядела весьма противоречиво.
«Ближние соседи»[13]13
«Ближние соседи» – так на мидовском жаргоне именовались работники КГБ. Повелось это с той поры, когда МИД находился на площади Воровского по соседству с КГБ на Лубянке. Соответственно работники ГРУ назывались «дальними соседями».
[Закрыть] сообщали, что из израильского посольства в Каире им стало известно о существовании секретного плана «Аккордеон» – с двух сторон клещами ударить по сирийским войскам и ПДС в Ливане. Однако ни у «ближних», ни у «дальних» соседей не было данных о мобилизации войск в Израиле или переброске их войск к границе. А сообщение палестинцев о нахождении 150 танков в анклаве у Марджаюна нашими данными не подтверждалось.
Пока таким образом прояснялась обстановка, курьеры специальной правительственной связи уже развозили подготовленную Громыко Записку в ЦК членам Политбюро «на голосование». Увидев под ней еще и подписи Андропова и Устинова, они тут же голосовали «за» без обсуждения.
А Брежнев подписал эту бумагу, вообще не читая. Только спросил своего верного помощника А. М. Александрова:
– Кто заварил там эту кашу? Бегин? А что он за птица такая, что смеет нападать на наших друзей?
Александров тут же позвонил в МИД и переадресовал этот вопрос заведующему отделом стран Ближнего Востока, предупредив, что Леонид Ильич ждет ответа немедленно. Что было делать? Времени на размышления не было, и Александрову зачитали краткую характеристику на М. Бегина. Видимо это было то, что надо, и помощник доложил генсеку, что Бегин родился в 1913 году в Брест-Литовске (ныне г. Брест) на территории Западной Украины. В 1939 году, когда немцы оккупировали Польшу, он бежал в Литву, а там был арестован советскими властями и приговорен к 8 годам лишения свободы. Но просидел Бегин в лагерях всего два года и в 1941 году был освобожден. Он вступил в армию польского генерала В. Андерса, которая формировалась в Советском Союзе, и таким путем попал в Палестину.
– Так, – прервал Брежнев доклад своего помощника, – значит, этот Бегин наш человек. В лагерях сидел и, уж конечно, по фене ботает.[14]14
На лагерном жаргоне это означает: говорить на воровском языке.
[Закрыть] Пусть Громыко ему передаст, чтобы не рыпался, а то опять в лагерь сядет и уж оттуда не выйдет!
Это надо было понимать так, что Генеральный находился в хорошем настроении и изволил шутить. В отделе стран Ближнего Востока перевели дух.
Но шутки шутками, а за всей этой суетой разошлись по домам уже поздней ночью, а рано с утра снова перезвон по телефонам. В целом обстановка выглядела спокойной, хотя специалисты предупреждали, что от Израиля всего можно ожидать. В Тель-Авиве требуют от Сирии односторонних уступок, подчеркивая, что лишь шаги с ее стороны, а именно: отвод сирийских ракет, причем не только из Ливана, но и с позиций на Голанских высотах вдоль всей израильско-сирийской границы, – могут удержать Израиль от удара. Там готовы ждать какое-то время, но недолго, опасаясь укрепления сирийского зенитно-ракетного потенциала. При этом Израиль ни в коем случае не откажется от действий своих ВВС над Ливаном, поскольку для его безопасности необходим ежедневный сбор информации.
Около 10 часов утра позвонил начальник Генерального штаба Н. В. Огарков. Поинтересовавшись последними новостями, он сказал:
– На данном этапе скорее всего можно ожидать не израильского вторжения в Ливан, а воздушного удара по позициям сирийцев и палестинцев.
Пожарники
Но на следующий день наступила пауза. Почти в одно и то же время на Ближний Восток тушить разгорающийся пожар прилетели заместитель госсекретаря США Филипп Хабиб и заместитель министра иностранных дел СССР Георгий Корниенко. Трудно представить двух столь непохожих людей, и внешне, и по характеру, как Хабиб и Корниенко.
Невысокого роста, коренастый, на удивление спокойный и ровный Корниенко никогда не повышал голос. Он казался медлительным, и даже взгляд у него был какой-то сонный. Но это было чисто внешнее впечатление. Мыслил Георгий Маркович четко и глубоко, в делах отличался цепкостью, а о работоспособности его ходили легенды. Работать с ним было легко и трудно было найти лучшего начальника, чем он.
А Филипп Хабиб никак не походил на того изощренного дипломата, которого рисовали подготовленные характеристики. Это был американец ливанского происхождения, энергичный, живой, как ртуть. Он много говорил и громко смеялся своим же незамысловатым шуткам.
Однако миссия обоим выпала нелегкая. Особенно тяжело было Корниенко, прежде всего потому, что не имел он четких указаний, куда и как вести дело. Сама поездка его в Сирию была запланирована давно для продвижения инициатив недавнего XXVI съезда партии о созыве конференции по ближневосточному урегулированию. И только в самый последний момент Громыко дал такие указания:
– Пусть Корниенко не уклоняется от обсуждения ливанского кризиса и руководствуется нашими обращениями к сирийцам и американцам.
А руководствоваться там было нечем, если не считать идеи о срочном созыве совещания Лиги арабских государств по Ливану. Поэтому в беседах с Асадом и его министром иностранных дел Хаддамом вынужден был Корниенко повторять общие слова о кознях империалистов и поддержке Советским Союзом справедливой борьбы народов за национальное освобождение.
Однако президент Асад к тому времени уже видимо оправился от шока и занял жесткую позицию. Корниенко так подытожил свои беседы в Дамаске:
«Сирийские руководители заявили, что они твердо намерены не поддаваться давлению американцев и Израиля. В противном случае израильтяне еще больше обнаглеют, и дело кончится разгромом ПДС и ПНС, а также вытеснением сирийцев из Ливана, расчленением Ливана или созданием там произраильского режима.
Сирийские руководители вполне допускают, что проявляемая ими твердость приведет к тому, что израильтяне пойдут на нанесение сильных ударов по группировке сирийских войск в районе Захле, в том числе и в первую очередь для подавления ЗРК. К такой возможности сирийское руководство относится, как к чему-то неизбежному и в общем приемлемому. Создается впечатление, что не видя путей к отступлению, оно в то же время рассчитывает даже на получение в этом случае определенных выгод, ради которых оно готово понести кое-какие жертвы. Главную выгоду сирийцы усматривают в том, что расширение агрессивных действий Израиля должно будет привести вновь к сплочению большинства арабских стран в поддержку Сирии».
В отличие от Корниенко, который провел два дня в Дамаске, американский представитель совершал челночные операции в треугольнике Тель-Авив – Дамаск – Бейрут. В Москве имели довольно полное представление о них, так как сирийцы передавали через советское посольство в Дамаске записи своих переговоров с Хабибом. Правда, они оговаривали, что в них опущены протокольные и второстепенные вопросы.
Из этих записей было видно, что Хабиб не касался высоких материй борьбы за мир, а сразу приступил к делу. Смысл его предложений сводился к тому, чтобы восстановить положение, существовавшее в Ливане до апрельских событий. При этом он назвал районы Захле и Санина и прежде всего вывод из долины Бекаа сирийских ракет «земля – воздух». В общем, получалось так, что отступать должны были именно сирийцы.
Асад был тоже весьма конкретен. Хабибу он твердо заявил, что район Захле никогда не контролировался фалангистами. Поэтому присутствие там Межарабских сил сдерживания – МСС (так именовались сирийские войска в Ливане) не подлежит обсуждению. Они находятся в Ливане по решению законных ливанских властей, а также арабских стран, и имеют различные виды вооружений, которые необходимы для выполнения их миссии.
«Вывод наших ракет ПВО из Ливана не восстановит существовавшего там положения, – подчеркнул Асад. – Это означает, что Израиль получит все и ничего не даст взамен. Мы ввели в долину Бекаа ракетные комплексы, являющиеся оборонительным оружием, в результате израильской агрессии против наших войск. Мы не подчинимся ни одному требованию Израиля. Мы не желаем войны в этом регионе, но если Израиль хочет воевать или навязать нам войну, мы, не колеблясь, готовы ее вести».
Внешне то, что говорилось Хабибу в Дамаске, выглядело не менее жестко по сравнению с тем, что говорилось там Корниенко. За исключением, пожалуй, одного небольшого на первый взгляд нюанса, который и был ключом к сирийской позиции. Хабибу в ответ на выдвинутые им условия Асад сказал: «Это означает, что Израиль получит все и ничего не даст взамен». Иными словами, здесь был сигнал: Сирия готова к дипломатическому торгу. Она может уступить, но и Израиль должен сделать встречные шаги.
Такого сигнала Асад в Москву не передавал и своих условий для торга не обозначал. Это, естественно, вызвало недоумение: не ведут ли сирийцы двойную игру, подталкивая нас выступать с воинственными заявлениями, чтобы самим, используя их как таран, договариваться с израильтянами?
Переполох в Москве
В Дамаске, сравнивая два подхода – активный американский и пассивный советский, – тоже не могли не бить тревогу. 11 мая в час ночи посол Юхин был поднят с постели и срочно приглашен к заместителю министра Каддуру. Тот сообщил ошарашенному послу, что ввиду сложившейся обстановки президент Асад решил вылететь 11 или 12 мая в Москву с секретным визитом для встречи с Брежневым.
Телеграмма Юхина вызвала в Москве переполох. Хафез Асад являл собой фигуру неординарную. Даже для Ближнего Востока. Выходец из немногочисленной, гонимой и презираемой в арабском мире секты алавитов, которая представляет экзотическую смесь ислама, христианства и астральных культов, он сумел подчинить себе всю Сирию. О его хитрости и коварстве ходили легенды. Это был умный и безжалостный диктатор, который отлично ориентировался в хитросплетениях ближневосточной политики и жестко проводил свою линию.
Поэтому в Москве гадали: что кроется за этим внезапным ходом сирийского президента? Не готовит ли он нам очередную ловушку – напасть на Израиль под прикрытием своего визита в Москву, который будет выглядеть так, будто Советский Союз благославил Сирию на войну. Тем более что Асад уже проделывал подобный трюк во время визита в Дамаск Председателя Совета Министров СССР А. Н. Косыгина летом 1976 года, когда ввел войска в Ливан, даже не проинформировав нас об этом. И вот опять сирийские вооруженные силы полностью отмобилизованы и только ждут команды к началу боевых операций.
Правда, срочные доклады с мест от резидентур КГБ и ГРУ несколько разрядили напряженность: какие-либо внезапные военные действия со стороны Сирии в Ливане не просматриваются. То же и на Голанских высотах – концентрации сирийских войск там не происходит.
Однако в самый канун визита тревожное сообщение пришло из Иордании: израильские вооруженные силы приведены в состояние боеготовности № 1 и к ливанской границе переброшена бронетанковая дивизия спецназначения. Туда переброшена также бригада десантников. Израильские ВВС тоже находятся в состоянии повышенной боеготовности и команды им поступают минуя радио, чтобы избежать перехвата.
Вот такая непростая ситуация складывалась перед этим тайным визитом сирийского президента. Нужно было определяться, что делать. Причем главным был вопрос о создании советских военных баз в Сирии, который в условиях разгорающегося конфликта с Израилем приобретал особую чувствительность. А согласия в советских верхах по этому вопросу не было.
По военным каналам поступила информация, что Асад поставит в Москве во главу угла именно этот вопрос. Он готов теперь пойти на создание базы ВМФ СССР в Тартусе и на базирование самолетов ВМФ на аэродроме в Тифоре. Но просит в качестве платы разместить на территории Сирии советскую авиабригаду и три зенитно-ракетные бригады, которые находились бы в подчинении сирийцев и размещались бы по их усмотрению.
Устинов доказывал, что в наших интересах создать не только базы в Сирии, но и разместить там для их защиты советские войска и боевые самолеты. Это самым надежным образом остудит воинственный пыл Израиля и продемонстрирует всему миру, что Советский Союз не бросает друзей в беде.
Однако возражал Громыко. Не вдаваясь в конкретику, он высказывался в том духе, что посылать наших солдат в Сирию никак нельзя. У нас нет возможностей обеспечить им поддержку в случае чрезвычайных обстоятельств и они могут превратиться в заложников. А это грозит втянуть Советский Союз в глобальный конфликт. Слово «авантюризм» не употреблялось, но подразумевалось.
Примирять эти две нестыкующиеся позиции пришлось Андропову. Под его личным наблюдением была срочно составлена Записка в ЦК, в которой указывалось, что нельзя соглашаться с сирийскими условиями. Это был реверанс в сторону Громыко. Но далее следовала почти дословно позиция военных: дать согласие на размещение пункта материально-технического обеспечения (ПМТО) в Тартусе и для его прикрытия разместить зенитно-ракетный полк (всего 2 тысячи военнослужащих). На втором этапе, начиная с 1983 года, разместить дополнительно истребительный авиаполк, смешанный полк авиации ВМФ и развернуть зенитный ракетный полк в бригаду. Численность советских военнослужащих довести до 6 тысяч человек.
Громыко поворчал, но Записку в ЦК подписал. Она была утверждена членами Политбюро ЦК КПСС 12 мая путем опроса без обсуждения. А в Дамаск пошел краткий ответ, что ввиду конголезского визита на высшем уровне мы готовы принять президента Асада 14–15 мая.[15]15
Решение Политбюро П 10/43 от 12 мая 1981 г.
[Закрыть]
Ездят тут всякие…
Москва, вечер 14 мая 1981 года. Киевское шоссе перекрыто, и по нему к правительственному аэродрому Внуково-2 мчится кавалькада черных ЗИЛов. Это тайно в Москву для встречи с Брежневым прилетел президент Сирии Асад. Аэродром пустой – ни толп встречающих, ни оркестра с почетным караулом, ни гимнов – визит сугубо секретный. Даже сирийское посольство в Москве не знает о прибытии своего президента.
Асад выходит из самолета стройный, подтянутый, с выправкой кадрового военного и внимательно оглядывает встречающих. Их немного – Брежнев, Устинов, Громыко и в стороне, на подхвате, группа сотрудников Отдела стран Ближнего Востока МИДа. Вожди пожимают друг другу руки, обнимаются, целуются почти взасос, а потом Генсек и президент садятся в машину и кавалькада мчится назад в Москву.
По дороге у них состоялся обстоятельный разговор. Леонид Ильич то ли подзабыл, кто с ним едет, и решил, что это наш человек, то ли посчитал, что раз Асад учился когда-то в Советском Союзе в летном училище, то он почти наш, и потому начал сетовать на свою горькую жизнь:
– Вот ездят тут всякие, а мне встречать и провожать по два раза в день. Говорят, социализм строят, а у самих денег нет. Все оружие им подавай, а сделать ничего не могут, и все у меня просят.
Мудрый сириец внимательно посмотрел на Брежнева и ответил:
– В этом и есть логика национально-освободительной борьбы против империализма.
На следующий день в 11 часов в кабинете Генсека в Кремле состоялись переговоры с Асадом в узком составе. В этом кабинете сирийский президент впервые и потому с интересом его рассматривал, удивляясь скромности обстановки, столь несозвучной ближневосточным представлениям о власти. Ему показали зал заседаний Политбюро, который находился рядом, и он стал расспрашивать, кто где сидит, видимо, таким путем вычисляя, каким реальным влиянием пользуются его члены.
А на самих переговорах, в отличие от прошлых встреч, Асад не стал вдаваться в ближневосточную эпопею «от Адама до Бегина», и был весьма конкретен. «Израиль ведет дело к войне, – говорил он, – и его требование о выводе сирийских ракетных комплексов из Ливана только предлог. Сирия не хочет этой войны, но не намерена подчиняться израильским требованиям. И если израильтяне нападут, они получат ее в полном объеме».
Он просил поддержать Сирию политически и поставками современного оружия – ракет, самолетов, танков. К такой постановке вопроса в Москве были готовы и оружия в общей сложности на один миллиард рублей дать обещали, в том числе ускорить поставки самолетов, вертолетов, зенитных ракет, авиационных ракет «воздух – воздух», а также 500 танков и БТР.[16]16
Это обещание было выполнено. В 1981 году Сирия заняла первое место по поставкам советского оружия.
[Закрыть]
Но главным, конечно же, был вопрос о создании советских военных баз в Сирии. Здесь президент тоже не сказал ничего нового и повторил условия, которые были уже известны из контактов по военной линии.
Леонид Ильич в тот день был явно не в духе и подготовленную ему памятку читал запинаясь, медленно, по слогам, и оттого, по-видимому, еще больше раздражаясь. Дойдя до странички, где говорилось о нашей готовности дать согласие на размещение ПМТО в Тартусе, он запнулся, отбросил памятку и стал ворчать:
– П-М-Т-О, чушь какая-то… Ты-то хоть понимаешь, что переводишь? – обратился он вдруг к переводчику. Тот смешался и ошалело смотрел то на рассерженного Генсека, то на непроницаемо спокойного Громыко, не зная, что ему делать.
– Это пункт материально-технического обеспечения, военная база, иными словами, – пролепетал он, наконец, почти шепотом.
– Громче, – хриплым голосом приказал Брежнев. Он к тому же теперь плохо слышал. Напуганный переводчик прокричал ему эту фразу, но Генсек не успокоился:
– Иными словами, иными словами… А почему не сказать нормальным человеческим языком, что согласны создать у вас в стране нашу военную базу, а то ШМТО, ПМТО всякие…
– Леонид Ильич, – ворвался, наконец, в этот монолог Громыко. – Мы же условились не говорить публично, что будем создавать в Сирии наши военные базы, чтобы не провоцировать американцев создавать свои базы на Ближнем Востоке. Поэтому и ввели этот термин ПМТО.
– Не знаю, не знаю, где вы там и с кем уславливаетесь, – продолжал ворчать Генсек. Только почему вы эту лапшу не американцам, а мне на уши вешаете…
Переводчик, разумеется, не переводил эту дискуссию, но Асад, который хорошо понимал по-русски, слушал ее с явным интересом.
Несколько успокоясь, Брежнев дочитал злосчастную памятку про этот ПМТО, который он упорно называл базой, и подтвердил, что для ее прикрытия Советский Союз готов разместить в Сирии зенитный ракетный полк с двумя тысячами советских военнослужащих. А на втором этапе, начиная с 1983 года, там будут дополнительно размещены еще два авиаполка, а общая численность советских военнослужащих в Сирии будет доведена до 6 тысяч человек.
Асад выслушал это с явным удовольствием, но пустился в долгие рассуждения, что Сирия должна иметь возможность контролировать размещение и использование этих баз. В итоге условились, что в скором времени Сирию вновь посетит адмирал Смирнов для более предметного разговора по всем затронутым вопросам.
После этого Брежнев продолжил чтение памятки, где говорилось, что надо мирным путем урегулировать ливанский кризис. Для этого Сирия могла бы выступить с важной политической инициативой, заявив, что выведет свои зенитно-ракетные комплексы из Ливана, если Израиль прекратит все агрессивные акции против этой страны с суши, с воздуха и с моря. Израилю будет трудно отвергнуть это предложение. Если он решится на это, то окажется в международной изоляции, разоблачив себя перед всем миром как агрессор.
Тут Асад насторожился и спросил:
– Имеется ли в виду, что израильские самолеты не будут совершать даже разведывательные полеты над территорией Ливана?
Брежнев посмотрел на Громыко и тот сказал «да».
– Да, – повторил Генсек.
– В этом случае, – торжественно заявил сирийский президент, – мы полностью поддерживаем Ваше предложение.
Ближневосточники перевели дух. Вписывая этот пассаж в памятку к беседе с Асадом, они полагали, что действуют наверняка – сирийцы согласятся. Из посольства в Дамаске поступила шифровка, что перед отлетом в Москву Асад встретился с американским послом Хабибом и сказал ему доверительно: «Вопрос о ракетах может быть решен, если Израиль прекратит агрессивные акции против Ливана».
После беседы, которая продолжалась около двух часов, перешли в соседнюю Ореховую комнату, где был накрыт стол для ланча. Там уже о Ливане и кознях империализма не вспоминали. Леонид Ильич совсем оправился от чтения скучных памяток и теперь расспрашивал гостя, какая погода стоит в Сирии, идут ли дожди и как в стране готовятся к посевной кампании. Это был дежурный набор тем и Асад, зная кремлевские обычаи, подробно отвечал и даже пытался шутить.
А в три часа дня сирийский президент улетел домой «довольный, как никогда», записал я в своем дневнике. Все, что хотел, он получил, ничем не связав себе руки.
Брежнев тоже был доволен: его миссия миротворца, которую он так любил осуществлять в мечтах, теперь вроде бы состоялась. Гость высоко отзывался о мудрой политике Советского Союза и никаких проблем, как это было со своенравным Каддафи, здесь не возникало.