Текст книги "Михайлов или Михась? (СИ)"

Автор книги: Олег Якубов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 29 страниц)

– Расходитесь, господа, расходитесь, ведь все уже закончилось, – увещевали полицейские. А мне вдруг вспомнились слова:

«Дело закончено. Можно расходиться». Именно этой фразой заканчивался в Древнем Риме каждый судебный процесс.

Не самая длинная ночь

Женева, полицейское управление, тюрьма Шан-Долон, полицейское управление, аэропорт Куантрэн. 11—12 декабря. Ночь – утро – день. Москва, аэропорт Шереметьево-2. Вечер.

Документы уголовного дела № Р998096

Господину Зекшену, судебному следователю

Сегодня организация ОССО передала нам, что она получила сообщение из двух совершенно разных следственных органов России, в которых говорится о том, что в самое ближайшее время официальная просьба о выдаче Михайлова Сергея будет передана министрам Российской Федерации. Один источник информации отмечает, что после выдачи Сергей Михайлов будет убит.

Предписание-сопровождение, выданное Сергею Михайлову в женевском аэропорту Куантрэн за несколько минут до его отправки в Москву 12 декабря 1998 года:

«Полиция кантона Женева Полиция безопасности Секция IV

У. Амакер 4878103 СРОЧНО

Относительно: Сергея Михайлова

Мы подтверждаем, что г-н Михайлов Сергей, дата рождения

07.02.58 г., должен быть выслан сегодня в Москву на борту рейса Су-272 по требованию генерального прокурора Швейцарии.

12 декабря 1998 года Полиция безопасности Секция IV

У. Амакре».

После завершения суда тележурналисты ожидали адвокатов Сергея Михайлова у входа во Дворец правосудия. Собственно, интервью были короткими. Решение присяжных говорило само за себя. На скорую руку поужинав, Паскаль Маурер оставил своих коллег допивать кофе, а сам отправился в полицейское управление. Ничего нового ему там не сообщили, лишь подтвердили тот факт, что из зала суда Михайлова снова увезли в Шан-Долон. Утром выяснились кое-какие подробности. Адвокатам, правда, неофициально, сообщили, что в деле Михайлова отсутствуют какие-либо документы, удостоверяющие его личность. Вероятнее всего, они находятся либо у Зекшена, а скорее всего – у прокурора.

– Крючок пытается вдогонку вставлять палки в колеса, – так прокомментировал эту новость Андрей Хазов. – Боюсь, что до понедельника Сергею из тюрьмы не выбраться. Правда, один полицейский шепнул Мауреру по секрету, что Михайлова, возможно, еще сегодня отправят в Москву, но это маловероятно. Во-первых, российского паспорта тоже найти не удается, а, во-вторых, на протяжении всех двух лет следователь утверждал, что в России на Сергея готовится покушение, его там убьют, и на этом основании Зекшен предпринимал невиданные меры безопасности – потребовал себе личную охрану, бронированный автомобиль, ну и все прочее. На это были затрачены огромные деньги, и отправить сейчас Михайлова в Россию – значит расписаться в том, что все это было блефом.

Не могу точно сказать, почему именно, но сообщение Хазова о том, что Сергея Михайлова могут отправить в Россию, заинтересовало меня больше всего. Скорее всего, просто сработала репортерская интуиция. Выяснив по телефону расписание самолетов и наскоро собрав чемодан, я отправился в аэропорт Куантрэн.

От первого лица

Сергей МИХАЙЛОВ:

После суда меня снова привезли в тюрьму, и я опять оказался в своей камере. Конечно, я понимал, что находиться здесь мне теперь осталось недолго. Ну что ж, решил я, потерплю еще. Меня разбудили в четыре часа утра и велели собираться. Собственно, в самой камере собирать мне было особенно нечего, разве что документы, которыми я пользовался при подготовке к суду. А все мои личные вещи по су-ществующей в Шан-Долоне инструкции собирали надзиратели. После коротких сборов меня усадили в машину и куда-то повезли. Через полчаса я оказался в той же самой комнате аэропорта, куда меня доставили после задержания два года назад. Здесь мне заявили, что я буду отправлен в Москву. Я потребовал выдать мне паспорт, сопроводительные документы, но полицейский строго заметил, что полиция сама знает, как поступать.

Я понял, что меня хотят попросту выслать из страны без всяких документов, и подозревал, что за этим может крыться какая-то провокация. Да, конечно, о том, что процесс закончен и присяжные признали меня невиновным, наверняка уже знает весь мир, но, в конце концов, они собираются отправить меня в другую страну, и какими документами я могу подтвердить, что покинул тюрьму на законных основаниях?

«Вы ошибаетесь, господа, если думаете, что меня можно вот так запросто затолкать в самолет, – сказал я как можно тверже. – Присяжные признали меня не виновным, судья объявила, что я свободный человек, и я не намерен подчиняться вашему произволу. Пока мне не выдадут сопроводительных документов, я и шагу отсюда не сделаю, а если вы захотите применить ко мне силу, то вам придется очень постараться».

Эта тирада возымела свое действие, полицейский отправился кому-то звонить, и я услышал, что он на меня жалуется, говоря, что «месье Михайлов грозится применить к нам физическую силу, если мы не выдадим ему сопроводительных документов». Он, правда, весьма вольно истолковал мои слова, но в целом меня все это устраивало, тем более что через пару часов прибыл какой-то посыльный из прокуратуры и привез, пусть в виде филькиной грамоты, но все же бумагу с подписью и печатью. Даже номер рейса был указан в до-кументе, и я понял, что меня отправляют самолетом «Аэрофлота». Что ждало меня в Москве, знают ли родные и друзья о том, что я прилетаю? Я и понятия об этом не имел. Меня снова посадили в машину, и я увидел, что мы въезжаем на летное поле. Возле самолета с надписью «Аэрофлот» трапа не было, но люк оставался открытым. Приставили какую-то хлипкую лесенку, и по ней я поднялся на борт. Самолет по-катился по полосе, и я прошел в салон. Первым, кого я там увидел, был журналист Олег Якубов, с ним я познакомился накануне в зале суда. В аэропорту меня встречали жена, друзья и тележурналисты, которых, как мне показалось, интересовали только два вопроса: буду ли я судиться с оклеветавшей меня прессой и чем собираюсь заниматься в ближайшее время?

Когда я приехал в Куантрэн, самолет швейцарской авиакомпании рейсом Женева—Москва уже улетел. Я позвонил в гостиницу. К счастью, Андрей оказался у себя в номере. Не могу сказать, что он пришел в восторг от моей просьбы, но обещал минут за пятнадцать все выяснить. Через назначенное время позвонил ему снова, и Андрей сказал, что на борту швейцарского самолета Михайлова не было – это выяснено точно.

– Старик, перестань блажить, ты все себе сам напридумывал, – увещевал меня Хазов. – Адвокаты уже подали протест на произвол прокуратуры, после обеда они собирают пресс-конференцию. Никто не имеет права отправлять человека без документов, а документов найти не могут. Как это ни прискорбно, но Сергею, видимо, надо набраться терпения до понедельника. Сегодня не просто суббота, сегодня у женевцев праздник, никто ничем заниматься не будет.

– Знаешь, Андрей, ты, видимо, прав на все сто. И все же я полечу в Москву «Аэрофлотом». Если Сергея в самолете не будет, вернусь этим же рейсом обратно в Женеву и буду вместе с тобой дожидаться понедельника. Но первое интервью я у него возьму сам. Ты это понимаешь?

– Я понимаю, что ты псих, – услышал я в ответ. Правда, голос его был не слишком сердитым.

Купив на всякий случай билет Женева—Москва—Женева, я отправился на посадку и в самолет вошел последним. Сергея в салоне не было, до отправления оставалось шесть минут, так что надежды я не терял. Но едва устроился в кресле, как убрали трап. У меня были все основания полагать, что моя интуиция сыграла со мной злую шутку, но в это время на взлетном поле показалось сразу несколько легковых автомашин. Из них выскочили человек десять – все, как один, в бежевых плащах, – и они рассредоточились вокруг самолета. Больше ничего рассмотреть не удавалось – обзору мешало самолетное крыло. Прошло еще минут десять, не меньше, люки были задраены, самолет уже катился на полосу, когда в салоне наконец появился Сергей Михайлов. Вот так и состоялось мое первое с ним интервью. Потом были аэропорт Шереметьево-2, встреча с родными и друзьями, пресс-конференция…

Примерно через месяц после освобождения на московский адрес Михайлова пришло постановление суда. Оно занимает более ста страниц, и на каждой из них крупно и жирно пропечатано короткое – «НЕТ» присяжных, отвергающих вину Сергея Михайлова по каждому из эпизодов. Я процитирую лишь несколько наиболее важных пунктов из этого документа.

Республика и кантон Женева Р998096

№ АСС4698 ПОСТАНОВЛЕНИЕ,

вынесенное

Судом по уголовным делам

с жюри присяжных

Пятница, 11 декабря 1998 года По делу: Сергея Михайлова

Судья: г-жа Антуанетта Сталдер Секретарь: г-н Жиль Андрэ Моннэ

Суд и жюри присяжных принимают решение, рассмотрев заявления генерального прокурора, рассмотрев выступления защиты и заключительное слово обвиняемого, принимая во внимание статьи уголовного и уголовно-процессуального кодекса, а также Федерального закона о приобретении недвижимости иностранцами.

Присяжные выражают удивление по поводу ареста обвиняемого, который произошел после его прилета в Женеву и, согласно рапорту об аресте, был произведен на основании «общеизвестных фактов» и статьи в бельгийской газете.

Присяжные констатируют, что предварительное следствие было полностью приостановлено в течение более чем восьми месяцев, таким образом, обвиняемый не имел доступа к делу и к приобщенным к нему материалам.

Присяжные выражают удивление по поводу того, что обвиняемому не разрешено было представить документы и заслушать свидетелей до судебного процесса, что способствовало бы установлению истины.

Присяжные считают, что свидетели Упоров и Левинсон являются косвенными свидетелями, которые не в состоянии ни назвать свои источники информации, ни подтвердить их документами. Присяжные считают, что эти свидетельства недостаточно доказательны для установления виновности обвиняемого. Нет конкретных существенных доказательств причастности обвиняемого к преступной организации и того, что признаки, содержащиеся в деле и изложенные в ходе обсуждения, не являются достаточными для исключения всех разумных сомнений.

НА ОСНОВАНИИ ЭТИХ ФАКТОВ ПРИСЯЖНЫЕ СЧИТАЮТ,

что обвиняемый является виновным в нарушении статьи 4, абзац 1, пункт «Г» федерального закона о приобретении недвижимости иностранцами, однако это должно быть отнесено к правовой ошибке, так как обвиняемый обратился к адвокату и таким образом мог иметь достаточные причины, чтобы быть уверенным в том, что он имеет право действовать так, как он действовал. Эта правовая ошибка позволяет судье исключить всякое наказание по статье 4 Федерального закона о приобретении недвижимости иностранцами. Учитывая совершенно особые обстоятельства дела, подобное освобождение от наказания является оправданным.

Суд и жюри присяжных

ОСВОБОЖДАЮТ ОБВИНЯЕМОГО ОТ ЛЮБОГО ДРУГОГО НАКАЗАНИЯ.

Предварительное заключение: 2 года, 1 месяц, 26 дней. Издержки отнести на счет государства.

Председатель суда предупредила прокурора, что ему предоставляется пятидневный срок для обжалования данного решения.

Подпись – Антуанетта Сталдер, печать суда правосудия,

штамп кантона Женева.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Через несколько дней после окончания судебного процесса над Сергеем Михайловым женевские газеты выдали целый залп публикаций аналитического характера. И хотя суммы, которые выложил швейцарский налогоплательщик за ведение предварительного следствия и судебного заседания, называются разные (от двух до одиннадцати миллионов долларов), обозреватели склонны считать процесс Михайлова самым дорогим судебным делом Европы за последние десятилетия.

Прокурор Жан Луи Кроше, конечно, подал положенный протест, однако ознакомившись с материалами суда, сам же свой протест отозвал…

Начальник криминальной полиции Женевы Урс Рейнштайн дал пространное интервью, в котором заявил, что у полицейских лично к господину Михайлову не было никакой неприязни и они лишь старались добросовестно выполнять свою работу. Впрочем, главный женевский полицейский все же счел необходимым добавить, что впредь следует иметь больше оснований для того, чтобы арестовать человека. Урс Рейнштайн не стал комментировать вопрос по поводу бригады KORUS. Да и что теперь говорить, если бригада эта, созданная в полиции практически специально для расследования дела Михайлова, осталась теперь без работы. Первым угадал бесславный конец самый энергичный полицейский этой бригады – Кампиш. Незадолго до того, как материалы уголовного дела Р998096 были переданы в суд, Кампиш из полиции уволился и отбыл в неизвестном направлении. Поговаривают, что видели его на Филиппинах, где экс-детектив то ли пытается наладить какой-то мелкий бизнес, то ли просто проводит время в собственное удовольствие. Остальные члены бригады KORUS разбрелись кто куда. В другие отделы полиции их если и берут, то неохотно и на совершенно незначительные должности.

Близкие к юстиции репортеры поговаривают, что Жорж Зекшен пребывает в полном унынии, так как вряд ли может рассчитывать на то, что в ближайшем будущем ему доверят хоть сколько-нибудь серьезное дело. Вряд ли может рассчитывать на пост генерального прокурора и Кроше – затраченных на дело Михайлова миллионов ему налогоплательщики не простят, а это, безусловно, скажется на политической карьере господина Кроше. Что же касается Карлы дель Понте, то пресса резко переменила к ней свое отношение, и ее попытка списать решение присяжных по делу Михайлова на несовершенство швейцарских законов вызвала лишь волну гневного возмущения в печати.

Исключительную лояльность продемонстрировали Сергею Михайлову швейцарские банкиры. Не дожидаясь ни исков со стороны адвокатов, ни каких-либо специальных решений юридических властей, банки прислали сообщение господину Михайлову, уведомляя его о том, что все его счета в Швейцарии разморожены.

Сергей Михайлов живет в Москве, занимается бизнесом. Журналисты пообещали ему на страницах своих газет, что будут за ним тщательно следить. Поражений прощать никто не любит.

Женева—Москва

1999 г.

Часть вторая АВТОРИТЕТНЫЙ ЧЕЛОВЕК

Глава первая

«КАКОЙ Я ГЕНИАЛЬНЫЙ»

Огромная колонна стоит сама в себе,

Но встречают чемпиона по стендовой стрельбе!

В. Высоцкий

Михайлов появился в самолете, когда пассажиры стали проявлять явную обеспокоенность по поводу непонятной задержки рейса. Да и было, от чего тревожиться: трап уже давно отогнали, люк задраили, а самолет все не взлетал. И тут в иллюминатор я увидел, как на взлетное поле стремительно вылетели черные лимузины и, словно вкопанные, остановились возле самолета. Из лимузинов выбрались рослые мужчины, человек десять, никак не меньше, все как один в бесформенных бежевых плащах. Рассмотреть толком, что там, внизу, происходило, было невозможно – мешало широко распластавшееся крыло аэрофлотовской «тушки». Потом я увидел, как вместо трапа к уже вновь открытому люку подкатили узкую лесенку, по ней поднялись несколько человек, один из них, ступив в салон, и оказался Сергеем Михайловым, накануне поздним вечером признанный присяжными женевского суда полностью не виновным и освобожденный президентом суда от какого-либо наказания.

Несколько предшествующих бессонных ночей, долгие и бесполезные препирательства с упертыми швейцарскими адвокатами, нервотрепка в аэропорту, куда я чуть не опоздал на рейс Женева– Москва, – все это выплеснулось в довольно странную, должно быть, глядя со стороны, эмоцию. Я вскочил и, шлепнув себя по голове, чуть ли не закричал: «Какой я гениальный!» Впрочем, саму реплику, как мне тогда показалось, Сергей пропустил мимо ушей, он высказал лишь удивление по поводу того, как я вообще оказался в этом самолете.

– Я тебя вычислил, – беспечно отозвался я и тут же стал усаживать Сергея в соседнее кресло, против чего немедленно запротестовала стюардесса.

– У этого пассажира место в последнем ряду, мне выдано специальное предписание, – заявила она.

– Но самолет уже заполнен, место рядом со мной свободно, какая вам разница, в каком ряду он будет лететь, – попытался я возразить.

Но «стройная, как Ту», стюардесса оставалась непреклонной:

– Пассажир, я же вам ясно сказала: у меня предписание.

– Да чье предписание?!

– Швейцарской полиции, – ответила она и издали показала какой-то листок.

– Послушайте, девушка, как вас, кстати, зовут? Так вот, Рита, послушайте. У вас предписание швейцарской полиции – отлично. Но самолет «Аэрофлота» является суверенной территорией России, и на борту вашего воздушного судна действуют законы Российской Федерации, но никак не Швейцарской Конфедерации. Ваша задача довезти данного пассажира до Москвы, а то, что он, сидя на этом месте, а не в последнем ряду, не выпрыгнет где-нибудь над Германией или над Польшей – можете не сомневаться. И потом, в конце концов, бумажки бумажками, но должно же у вас быть чисто женское сострадание, – продолжал я увещевать неприступную Риту. – Человек за два года и так намыкался, что хотя бы домой на родном, российском самолете может лететь с комфортом.

– А кто это? – взыграло все же женское любопытство стюардессы. – Вроде лицо знакомое…

– Помилуйте, да кому же это лицо сегодня не знакомо?! Это – Сергей Михайлов, последние дни его только и показывают по телевизору в связи с судом в Женеве.

– Ой! – как-то совсем по-детски пискнула Рита и скороговоркой, но почему-то шепотом (моторы Ту-154, готового наконец к взлету, в этот момент ревели так, что она могла даже кричать без всякого риска быть услышанной хоть кем-то) затараторила: – Ну, хорошо, хорошо, пусть он остается в этом салоне. Только никому ни слова.

– Буду молчать даже перед облаками, – торжественно пообещал я и соблюдал обет молчания целых пятнадцать (!) лет.

Почти вконец обессиленный этим препирательством, я наконец плюхнулся рядом с Сергеем и, едва переведя дух, нетерпеливо затормошил его.

– Рассказывай, рассказывай, как сам ты на этом рейсе оказался и почему в самый последний момент, я уж думал, без тебя улетим…

* * *

По существующему закону кантона Женева ни один из заключенных, даже после оправдательного приговора, не освобождается из зала суда, а только из того места, где был задержан, арестован или находился под стражей. Именно поэтому поздней ночью 11 декабря 1998 года, после окончательного завершения двухнедельного судебного процесса, Сергея Михайлова вновь водворили в камеру-одиночку тюрьмы Шан-Долон. И хотя он понимал, что оставаться здесь ему уже недолго, чувство все равно было не из приятных. Не знаю, как повел бы себя в этой обстановке любой иной человек, но Михайлов есть Михайлов – он отправился спать. Его разбудили незадолго до рассвета, часов около пяти. Вероятно, даже в этом был некий расчет на психологическое воздействие. Особо собирать ему было нечего, по инструкции, существующей в Шан-Долон, все вещи заключенного собирали надзиратели. Он лишь тщательно просмотрел и сложил в папку те бумаги, что готовил к суду, положив сверху документ, который, не сомневался, ему непременно понадобится. Вот, что было сказано в этом поистине уникальном донесении:

«Господину Зекшену, Судебному следователю

Сегодня организация ОССО передала нам, что она получила сообщение из двух совершенно разных следственных органов России, в которых говорится о том, что в самое ближайшее время официальная просьба о выдаче МИХАЙЛОВА СЕРГЕЯ будет передана министерствам Российской Федерации. Один источник информации отмечает, что после выдачи Сергей Михайлов БУДЕТ УБИТ (выделено мной. – О.Я.)».

Во внутреннем дворе тюрьмы Сергея усадили в машину с наглухо зашторенными стеклами и куда-то повезли. Через полчаса он оказался в той самой камере аэропорта Куантрэн, куда был доставлен после задержания 16 октября 1996 года. С тех пор прошло два года и два месяца, точнее – 778 дней. Без лишних обиняков Михайлову заявили, что сегодня же он будет отправлен в Москву. Уже понимая, что происходит, но сохраняя внешнюю невозмутимость, Сергей потребовал выдать ему его личные документы и со-проводительные бумаги. На что полицейский офицер в достаточно резких выражениях и с явным апломбом заметил, что никто ничего не вправе требовать у швейцарских полицейских. Полиция-де сама ведает, что ей надлежит делать. Из этой фразы Сергею стало окончательно ясно, что его попросту хотят выслать из страны без всяких документов.

К тому моменту Михайлов, конечно, не мог знать, что утром его адвокатам в порядке конфиденциальной информации и, так сказать, из чувства глубочайшего уважения и расположения именно к ним сообщили, что в деле Михайлова отсутствуют какие-либо личные документы. Скорее всего, они находятся либо в сейфе следственного судьи Зекшена, либо, что еще вероятнее, хранятся у прокурора Кроше. Ни того, ни другого разыскать не удается.

«Вы же понимаете, господа, выходные дни – для швейцарцев это святое», – лицемерно вздохнул информатор. Адвокаты тем ни менее восприняли столь тревожное для их подзащитного сообщение весьма благодушно, решив, что Кроше и Зекшен такой вот мелкой местью сводят счеты за свое поражение и Михайлову теперь придется еще двое суток, до понедельника, пробыть в своей тюремной камере, ожидая полного освобождения. Испытывая вполне объяснимую эйфорию после ошеломляющей победы, читая и перечитывая по многу раз свои фамилии во всех печатных изданиях, мэтры швейцарской адвокатуры полагали, что ничего страшного не произошло – ну подумаешь, что такое двое суток после столь блестящего вердикта!

Не зная, повторюсь, этих нюансов, Сергей с присущей ему остротой мгновенно проанализировал ситуацию и уже не сомневался, что против него готовится некая провокация.

– Послушайте, господа, – обратился он к полицейским. – Как вы себе представляете мое появление в России или в каком-либо ином государстве? Человек два года отсидел под следствием в женевской тюрьме и теперь прилетает не то что без паспорта, а вообще – без всяких документов. Да меня тут же обвинят в побеге из тюрьмы, а также в нелегальном пересечении государственных границ. И каким образом я смогу доказать, что покинул вашу страну легитимным порядком? Присяжные признали меня не виновным. Не далее, как вчера вечером судья объявила меня свободным человеком и я не намерен подчи-няться вашему произволу. Вы напрасно думаете, что вот так запросто сумеете затолкать меня в самолет. Пока мне не выдадут сопроводительных документов, я и шагу отсюда не сделаю. А если вы захотите применить ко мне силу, то вам придется очень постараться. Советую не терять времени и вызвать сюда подразделение спецназа, да пусть ребят отберут покрепче. Я прекрасно владею восточными единоборствами, так что уступать вашим парням я не намерен и за себя сумею постоять. Они смогут занести меня в самолет лишь на носилках, предварительно переломав мне все кости. Заодно продемонстрируете всему миру свою хваленую швейцарскую демократию.

Привыкшие к безропотному и бессловесному подчинению, женевские полицейские попросту оторопели – тирада, произнесенная вчерашним заключенным тюрьмы Шан-Долон, явно возымела на них действие. Полицейский офицер стремглав бросился к телефону, сбивчиво передавая требования Михайлова, то и дело повторяя, что «месье Микайлоф» в случае невыполнения его требований грозится применить физическую силу. Трактование было, конечно, весьма вольным, но Сергея и такая интерпретация его слов вполне устраивала. Тем более, что неповоротливая чиновничья машина мгновенно пришла в движение. Уже через несколько минут оснащенные по последнему слову современных средств связи полицейские аэропорта строчили кому-то донесения и отправляли их по портативному факсу, вмонтированному в кейс, а вскоре и ответ, заверенный всеми необходимыми подписями и печатями, был по тому же факсу получен. Документ сей можно использовать в качестве эксклюзивного образца правового цинизма и кощунства, граничащих с беспределом, а место ему не иначе как в международном музее Фемиды, если таковой когда-нибудь создадут. И та самая Карла дель Понте, дни которой на посту генерального прокурора Швейцарии были уже сочтены, именно она, поправ все законы и до суда предрекая Михайлову долгое тюремное заключение, к этому кощунственному документу свою руку приложила непосредственно:

«Полиция кантона Женева Полиция безопасности Секция! V

Относительно: СЕРГЕЯ МИХАЙЛОВА

Мы подтверждаем, что господин Михайлов Сергей, дата рождения 07.02.1958 г., должен быть выслан в Москву на борту рейса Ту-272 по требованию генерального прокурора Швейцарии.

12 декабря 1998 года. Полиция безопасности Секция! V»

– Все это заняло довольно много времени, и, когда мы подъехали к самолету, трапа уже не было, так что мне пришлось взбираться по какой-то шаткой лесенке, – завершил свой рассказ Сергей. – Кстати, оба документа – и о вероятности моего убийства в Москве, и о предписании генерального прокурора Швейцарии отправить меня в Россию я бы хотел, чтобы пока находились у тебя.

– Но ведь это такие важные бумаги, они в любой момент могут тебе и самому понадобиться, – удивился я его решению.

– Именно потому, что они действительно чрезвычайно важные, я бы и хотел, чтобы с ними ничего не случилось, – возразил Сергей. – Дело в том, что я готов к любым провокациям. Впрочем, если ты боишься… Мы ведь, по сути, с тобой едва знакомы.

– Вот еще! – фыркнул я. – Чем мне, журналисту, который два года официально освещал этот процесс, могут повредить бумаги, имеющие непосредственное отношение к делу? И потом, если бы я был таким боязливым и осмотрительным, я бы не летел сломя голову в этот самолет.

– Это точно, – широко улыбнулся Михайлов. – Кстати, ты обещал рассказать, как здесь очутился. Ну, насчет твоей гениальности я уже понял, а к чему относится «я тебя вычислил»?

– Да это просто с языка сорвалась фраза из старого анекдота.

Если захочешь, потом расскажу.

– Нет уж, рассказывай сразу, я люблю анекдоты.

– Ладно, анекдот такой. Рано утром по микрорайону идет мужчина, а ему навстречу – другой. Мужчина рассуждает: «Откуда может так рано утром идти такой элегантный молодой человек? Конечно, от женщины. В нашем районе три достойные женщины: Маня, Рая и моя любовница Роза. От Розы я иду сам. Маня лечится от болезни, которую в приличном обществе называть нельзя. У Раи новый любовник, которого я не видел, но знаю, что его зовут Григорий Маркович». В этот момент они поравнялись. Мужчина галантно приподнимает шляпу и приветствует: «Доброе утречко, Григорий Маркович». Тот удивлен:

– Откуда вы меня знаете?

– Я вас таки да вичислил!

Отсмеявшись, Сергей потребовал и от меня подробного, так сказать, без анекдотных хохмочек рассказа. А я и не возражал.

Утром, после того как адвокаты получили информацию о том, что документы Михайлова хранятся либо у Зекшена, либо у Кроше, они решили, что и им не грех провести славно уик-энд. Меня же свербила какая-то неосознанная мысль, скорее интуитивная, нежели осмысленная. Со своими сомнениями я отправился к переводчику Андрею Хазову. Выслушав мои сомнения, Андрей высмеивать меня не стал, но заметил, что мне не хватает знания ментальности швейцарцев.

– В выходные дни здесь не происходит и не может произойти ничего, что помешает отдыху швейцарца, – увещевал Хазов. – Никто делами Сергея заниматься не будет, все решения примут не раньше понедельника.

– Тогда и я тебе возражу, – огрызался я нахально. – Ты ведь знаешь поговорку о небывалой скупости швейцарцев: «Ни один швейцарец не ляжет спать до тех пор, пока десять раз не пересчитает тот единственный франк, который в этот день заработал».

– Это ты к чему?

– Да к тому, что если решение о высылке из страны уже принято, то его осуществят именно сегодня, в субботу, не дожидаясь начала недели. К тому же отправлять будут только рейсом «Аэрофлота», а не швейцарской авиакомпании, дабы не выкладывать собственные денежки. Ты лучше позвони в аэропорт и узнай, есть ли сегодня аэрофлотовский рейс из Женевы, а если есть, то в котором часу.

Выяснилось, что именно сегодня в Москву летит самолет «Аэрофлота» и до конца регистрации остается чуть менее часа. Я стремглав бросился в свой гостиничный номер за чемоданом, Андрей плелся за мной и уныло бубнил, что не понимает, мне-то для чего лететь именно этим самолетом.

– Эксклюзивное интервью на борту самолета с человеком, которого два года кряду обвиняли в мыслимых и немыслимых преступлениях, а затем полностью признали невиновным, – это же вершина репортерской удачи, – на ходу объяснял я Хазову, беспорядочно запихивая в чемодан вещи и упаковывая компьютер.

В аэропорт я примчался, когда регистрация только-только закончилась. И все же меня зарегистрировали – свободные места были, это в итоге и решило дело.

Закончив свой рассказ, я подозвал все ту же стюардессу Риту, сменившую теперь гнев на милость, и предложил Сергею выпить за его освобождение. Он отрицательно покачал головой и заметил, что в Москву ему лучше прилететь абсолютно трезвым, так как неизвестно, какие сюрпризы там его могут ждать.

– Ну тогда позволь мне одному выпить за твою свободу, —

упрямо заартачился я.

Сергей посмотрел на меня долгим взглядом, едва заметно улыбнулся и произнес:

– В таком случае позволь тебе этого не позволить. – Он плеснул водки на донышко рюмки, а доверху – кубики льда.

Самолет мерно гудел моторами, и хотя Михайлов постоянно думал о чем-то своем, на вопросы мои отвечал охотно. Так что задуманное эксклюзивное интервью шло как по маслу. Но потом затрещало, что называется, по швам. Дело в том, что этим же рейсом в Москву возвращались несколько свидетелей защиты, из тех, что в последний день заседания выступали в суде. Сарафанное радио, как известно, вообще самое оперативное, а уж в замкнутом пространстве самолета оно сработало безотказно – о том, что в самолете летит Сергей Михайлов, уже вскоре стало известно всем. В наш салон началось настоящее паломничество. С Натальей Са-ранкиной, Владимиром Кизяковским, Василием Зиминым Михайлов проработал много лет, не виделись они давно, а во время суда да и после оглашения вердикта присяжных им, понятное дело, пообщаться не удалось. Так что теперь, в самолете, торопились наговориться. Кончилось тем, что стюардесса непререкаемым тоном попросила прекратить хождение по салону и приказным тоном велела всем занять свои места, тем более, что вскоре и посадку объявили.

В международном аэропорту Шереметьево гремела музыка, довольно оживленная и многочисленная группа людей ликовала, поднимая поверх голов какие-то транспаранты и выкрикивая то и дело невнятные приветствия. Это встречали спортсменов, которые, совершив, видимо, поистине гражданский подвиг, умудрились на норвежской лыжне не отстать от каких-то африканцев. Правда, внимание телевидения, представленного вездесущим каналом НТВ, было все-таки обращено к Михайлову. Надо полагать, энтэвэшники получили информацию непосредственно из Швейцарии, от тамошнего своего корреспондента, который накануне днем поторопился «присудить» Михайлову семь с половиной лет тюрьмы (наслушался, видать, доверчивый, Карлу дель Понте), а теперь вот заглаживал собственный промах. Довольно лаконично ответив на вопросы телевизионщиков, Сергей высоко над головой поднял руку с разомкнутыми указательным и средним пальцами – Виктория! И проследовал к выходу. А здесь его уже ждали не менее предусмотрительные друзья, которые, как выяснилось позже, на всякий случай прихватив теплую одежду, встречали в этот день все рейсы из Женевы.