Текст книги "Дипломаты, шпионы и другие уважаемые люди"
Автор книги: Олег Агранянц
Жанр:
Политические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
68. Бухгалтер пляшет вокруг костра
Бухгалтер Виктор Иванович ходил вокруг костра и причитал:
– Посадят. Нас непременно посадят!
Этому столь зрелищному событию предшествовала ревизия имущества, выдаваемого слушателям нашей школы.
Обнаружилась нехватка 45 зимних пальто. Слушатели из Африки умудрялись их продавать, никакого уголовного дела на мужественных борцов с колониализмом заводить было нельзя. Кроме того, наша школа была зоной, свободной от милиции. После обнаружения каждой пропажи наш эконом Леня Кривовяз должен был списывать пропажу по одной единице. Но Леня был вольным художником, иногда мог исчезнуть на несколько дней, жизнь вел, как бы теперь сказали, гламурную и пропавшие пальто не списывал.
Лето, большинство слушателей разъехались, и Леня не объявлялся на работе десять дней.
По настоянию бухгалтера за ним дважды посылали шофера, и дважды его не было дома. Наконец он появился веселый и беззаботный.
– Что будем делать? – вопрошал бухгалтер.
– Ничего страшного. Все улажу. Сейчас пойду пообедаю, потом улажу.
Через час Леня появился в сопровождении двух механиков из гаража, и они принялись стаскивать на лужайку перед учебным корпусом оставшиеся на складе пальто, штук 100–150.
Виктор Иванович с опаской следил за происходящим. Затем Леня приказал облить все пальто бензином и, к ужасу бухгалтера, поджег.
– Посадят. Нас всех посадят, – причитал бухгалтер.
– Ничего не посадят, – спокойно парировал Леня и показал бумажку из медчасти, где указывалось, что у одного слушателя, прибывшего из Африки, обнаружены симптомы… оспы.
Через час был составлен протокол комиссии, присутствовавшей при сжигании одежды, которая может стать источником распространения эпидемии. Членом комиссии значился бухгалтер. В число сожженных пальто были включены и недостающие 45.
– Посадят, – вздыхал Виктор Иванович. Но протокол комиссии подписал.
Все обошлось. Дело было закрыто.
69. Брежнев вылетает спецрейсом. Встречайте
Очень часто нелегалы возвращались домой через Прагу. Представитель ЦК ВЛКСМ в Праге Саша Лебедев (там он занимал пост в Международном союзе студентов) встречал их и направлял дальше. Чтобы послать ему телеграмму о вылете, надо было ехать в Особый отдел ЦК партии, терять полдня. И мы с ним договорились, что каждой стране будет соответствовать футбольная или хоккейная команда, и обменялись списками слушателей. Скажем, вылетает Родригес из Чили, я смотрю: Чили – это «Спартак», Родригес у меня пятый по списку, а в «Спартаке» пятым значится Старшинов, и по открытой почте я посылаю телеграмму: «Такого-то числа таким-то рейсом вылетает Старшинов».
Все было бы хорошо, но в списке ЦСКА значился защитник Брежнев. И однажды я должен был послать телеграмму: «Такого-то числа рейсом «Аэрофлота» вылетает Брежнев. Встречайте».
Я вышел из положения, добавив: «Брежнев – однофамилец». В 1993 году Саша Лебедев снова вернулся в Прагу, но уже в должности посла.
70. Футбол как транквилизатор
Как-то мы с Виктором Якуниным получили серьезный разгон в ЦК комсомола. Сейчас уже не помню, за что. Говорилось даже о «несоответствии должности» и «необходимости кадрового решения».
Из ЦК я поехал прямо на футбол. Болел я за ЦДСА, поэтому, когда в метро услышал: «Бей конюшню», разозлился, и все служебные несчастья отодвинулись на второй план. Потом был футбол и счет 3:0 в нашу пользу. Счастливый я поехал домой. По дороге встретил друзей, поехали омывать победу.
На следующее утро я явился на работу с больной головой и в отличном настроении. Там встретил бледного Виктора:
– Я не спал всю ночь.
Через полчаса позвонили из ЦК. Выяснилось, что дело ограничится предупреждением. Я отправился в столовую, а Виктор – домой: у него возникли проблемы с сердцем.
Говорят, хобби – самое лучшее средство от стрессов на работе. Разве не так?
71. Все равны, как на подбор
Летом на территории нашей школы тренировалась сборная СССР по футболу. У нас были прекрасное футбольное поле, бассейн, комбинат питания. Тренировал команду Михаил Якушин. Имена футболистов той сборной звучат теперь, как страницы из истории футбола: Э. Стрельцов, В. Воронин, А. Шестернев, И. Численко. По вечерам они пили кофе в баре и мирно ухаживали за слушательницами.
В одно из воскресений к ним приехали жены и подруги. Они вышли из небольшого автобуса и направились к главному корпусу. Все маленького роста и все блондинки! Впереди вышагивала супруга Альберта Шестернева фигуристка Татьяна Жук, яркая блондинка ростом не больше метра шестидесяти пяти.
– Это артистки? – спросил меня слушатель из Чили.
– Нет, – ответил я. – Это группа сопровождения.
72. Почетный ритуал
Каждый год мы разбивали слушателей по группам и на две недели отправляли в какую-нибудь область или республику для «знакомства с работой областной или республиканской комсомольской организации». Я два раза выезжал с группой в десять человек в Киргизию. Принимали нас на самом высоком уровне, возили по заводам, колхозам и в каждом месте кормили обедом. Однажды во время одного из обедов в совхозе мне предложили выпить глаз барана. Отказаться было нельзя, ибо это был почетный ритуал.
– Что мне делать? – спросил я у сидящего рядом секретаря ЦК партии республики.
– Быстро выпей и тут же запей фужером коньяка, – посоветовал он.
Что я и сделал. До сих пор вспоминаю с содроганием.
73. Вокал не гарантирует безопасность
Обеды в Киргизии, особенно в сельской местности, продолжались долго, так долго, что иногда объявлялся перерыв. Однажды во время такого перерыва девчонки-переводчицы расположились на каком-то бугорке и начали петь. К ним подошел местный аксакал и посоветовал:
– Не надо петь. Она не боится, когда поют. Надо разговаривать. Громко разговаривать.
– Кто она? – весело поинтересовались переводчицы.
– Гюрза, – спокойно ответил он.
– И много их здесь?
– Много. Много…
Девиц как ветром сдуло.
74. Иван Кузьмич и обезьяны
– Подпиши, – убеждал я заместителя директора школы по хозяйственным вопросам.
Речь шла о ремонте флигеля, и Иван Кузьмич – так звали заместителя директора – наотрез отказывался ставить подпись.
– Тогда я тебя погублю, – пригрозил я. – Я скажу уезжающим африканцам, что лучшим подарком для комсомола будет обезьяна.
– Ну и что? – насторожился Иван Кузьмич.
– А то, что осенью они привезут обезьяну и подарят ее ЦК ВЛКСМ. А те, естественно, передадут на хранение нам, ибо только у нас есть возможность ее содержать. И ты, Иван Кузьмич, будешь возиться с обезьяной.
– Давай твою бумагу, – вздохнул Иван Кузьмич. – Подпишу.
75. По старой дружбе
Как-то, когда я уже работал в МИДе, мы с женой ехали по проспекту Вернадского, и я обратил внимание на новое современное здание.
– Было бы здорово устроить тебя сюда работать, – сказал я Ларисе.
Мы только что приехали из-за границы и Лариса подыскивала работу.
Действительно, место было удобное, по дороге из дома в МИД. По утрам я мог бы подвозить ее на работу.
Я подрулил к зданию и прочел: «Водоканалпроект при Госстрое СССР».
При Госстрое – это интересно. Мой старый знакомый Иван Кузьмич работал там в должности управляющего делами.
На следующий день я ему позвонил. После пяти минут о том, кто где и «почему не звонишь» я попросил помочь устроить Ларису на работу. Он уточнил адрес и сказал:
– Пусть завтра выходит на работу.
Я поблагодарил. На прощание он сказал:
– Ты уж, пожалуйста, в Госстрой обезьян не привози. Здесь их и так много.
На следующий день Лариса пришла в этот «Водоканалпроект». Ее уже ждали. Проработала она там до следующего нашего отъезда за границу.
76. От «а» до «я»
В школе было четыре факультета: для советских слушателей, слушателей из соцстран, слушателей из капиталистических стран и африканцев. Я был деканом факультета слушателей из капстран, Виктор Якунин – деканом факультета африканцев. Я первый по алфавиту, он – последний. Это давало основание директору школы созывать все руководство от «а» до «я».
С Виктором мы дружили и, естественно, писали друг другу самые радужные характеристики.
Однажды заместитель директора Маша Гаркуша посмотрела характеристику, которую мне написал Виктор, и сказала:
– Не хватает одного слова.
– Какого? – спросил Виктор.
– Светоч, – ответила Маша.
77. Братская помощь
В школу к нам часто приезжали генсеки компартий. Я встречался с аскетичным португальцем Алвару Куньялом, много было выпито с веселым венесуэльцем Хесусом Фарией.
Однажды в моем кабинете после второй бутылки коньяка разговорился секретарь французской компартии Рене Пике:
– Вам, скорее всего, живется не так, как вы бы хотели. Но нам без вашей помощи было бы плохо. Да, вы содержите и контролируете наши профсоюзы. Но это замечательно. Они свободны от патроната. Их никто не может купить! И мы многого добились. А ради уступок со стороны хозяев на митингах можно говорить все, о чем вы попросите.
Я часто вспоминаю эти слова теперь, когда профсоюзы западных стран освободились от опеки Суслова…
78. Ключ от сейфа, коньяк и чача
Катастрофа!
Выходя из дома, я по привычке похлопал себя по заднему карману брюк, где всегда лежал ключ от сейфа. Но теперь ключа там не было.
Я вернулся домой, обыскал все. Ключа нет.
Чтобы открыть сейф, придется вызывать бригаду из ЦК партии. Но, открыв сейф, кроме паспортов слушателей-нелегалов, бригада обнаружит… литровую бутыль чачи, которую неделю назад привез из Грузии наш переводчик Э. Пилия. А это уже пахнет серьезными санкциями по партийной линии.
Но ничего не поделаешь, и я отправился на работу навстречу неприятностям. По дороге заехал в кафе «Шоколадница», заказал две рюмки марочного коньяка и кофе. Расплатился, встал и невольно прикоснулся к заднему карману брюк. О чудо! Там лежал ключ!
Я вынул его и, к удивлению официантки, долго рассматривал.
Позже я понял: ключ как-то завернулся, попал под ремень, и я его не заметил.
Отсюда вывод: если неприятности, выпей пару рюмок марочного коньяка.
3.2. Переводчики
79. Дипломат скрывается в ночи
Однажды после совещания переводчиков мы решили пойти пешком к метро через парк. Шел снег, было уже темно. Вдруг из-за стены снега появилась машина с дипломатическими номерами. Подъехав к нам, она остановилась. Мужчина открыл дверь и начал что-то спрашивать.
К нему подошла Лия Лунькова.
Он осмотрел засыпанную снегом настоящую русскую деревенскую бабу в платке и с надеждой спросил, не понимает ли кто-нибудь из компании по-английски. Лия по-английски понимала. Она была синхронной переводчицей и неоднократно работала с первыми лицами по линии ЦК КПСС.
Страшно удивленный, что русская деревенская баба свободно говорит по-английски, он сбивчиво на плохом английском стал объяснять, что они с женой возвращаются из кусковского музея и заблудились.
– Может быть, вы знаете какой-нибудь язык лучше, чем английский? – поинтересовалась Лия.
– Французский.
– Саша, – позвала она.
И к машине подошел весь облепленный снегом настоящий русский мужик в меховой шапке, блистательный синхронник Саша Платов. Саша начал объяснять дипломату, как проехать, а потом спросил:
– Я чувствую: французский у вас – не родной язык. Какой язык у вас родной?
– Португальский.
– Бразильский диалект или португальский?
– Мы с женой португальцы, – промолвил ошалевший дипломат.
– Галя, – позвал Саша. – Они португальцы.
И из толпы выделилась еще одна «деревенская баба» в платке, Галя Вершковская, одна из лучших в стране переводчиц с португальского языка.
Дипломат почти лишился дара речи: ночью в лесу, в деревне, русские мужики и бабы – и такое… Едва дослушав Галину, он включил газ и скрылся в ночи.
80. Доплата за язык
Как-то к нам в ЦКШ пожаловала дама, отвечающая в Московском управлении МВД за борьбу с проституцией.
– Какие они, эти проститутки? – простодушно спросила заместитель директора Маша Гаркуша.
– Обыкновенные, – отвечала дама. – Меня тут встречали две девушки. Они похожи.
Две эти девушки, наши переводчицы Нина Сергеева и Лена Хмельницкая, узнав о таком, обиделись:
– Безобразие! Нас принять за проституток! Из-за того, что мы модно одеты!
Одевались они действительно ярко, и юбки – тогда была такая мода – носили очень короткие.
– Она даже стоимость назвала, – подзуживал я. – Десять рублей.
– Ну это уж слишком! – возмутились переводчицы. – Так дешево!
Я их успокоил:
– Я думаю, за язык вам бы добавили.
Переводчики получали 5 % надбавки за знание иностранного языка, называлось это «надбавка за язык».
Хохотали потом целый день.
81. Военные и штатские
С приездом группы из Португалии у нас добавилась ставка одного переводчика с португальского языка, и я принял на работу девушку, только что окончившую Ленинградский университет. Звали ее Люда, фамилию не помню. Работы у нее было немного, и она попросила разрешение на преподавание по совместительству. Преподавателей португальского языка тогда в Москве не хватало. Я не возражал. Она взяла две группы: одну в Военном институте иностранных языков, другую – на филфаке в МГУ.
От мальчиков в Военном институте она была в восторге: дисциплинированные, вежливые, много работают.
– Такие хорошие ребята. Я вхожу в аудиторию – все встают, дежурный мне докладывает, они стоят не шелохнувшись.
Однажды она пришла ко мне:
– Я ужасно переживаю. В пятницу моих ребят выстраивают, каждый по очереди строевым шагом подходит ко мне, а я спрашиваю двадцать слов. Если он не знает перевод пяти, его не отпускают в увольнение. Я смотрю ему в глаза, хочу помочь… Понимаешь, из-за меня, девчонки старше его года на три-четыре, он должен будет сидеть все выходные в казарме. Как он меня должен ненавидеть!
А вот студентов университета она не любила: бездельники, прогульщики, учиться не хотят.
– Заданий никто не делает. Я вхожу в аудиторию, а они сидят развалившись. Говорю – меня не слушают.
Прошел год.
– Как твои студенты? – спросил я.
– Ты понимаешь, что странно… – ответила она. – Эти бездельники из университета начали говорить. Они встречаются с какими-то бразильцами, португальцами, где-то достают кассеты, книжки, даже порнографические. Вчера мы с ними целый час пели песни по-португальски.
– А твои любимцы из Военного института?
– Слова знают, а говорить не могут. У них все какое-то казенное. Все от и до. Ходят строем и зубрят. Читают только то, что я приношу. На следующий год мне предлагают еще одну группу в университете, я откажусь от военных.
82. Люся, которая дерет с солдат три шкуры
Была у нас в Центральной комсомольской школе переводчица. Звали ее Люся, фамилию не помню. Такая неуклюжая восторженная девица, любительница туристских песен и походов.
Свой очередной отпуск Люся проводила с друзьями на севере, далеко от железной дороги. Питалась рыбой, которую ловили ребята, и по вечерам пела у костра песни Визбора. Однажды в небе появился вертолет. Он приземлился около палатки, оттуда вышли двое военных, спросили, здесь ли такая-то, и назвали Люсину фамилию.
– Здесь, – робко ответила Люся.
– Забирай вещи и с нами, – приказали ей.
Насмерть перепуганная Люся залезла в вертолет. На вопрос: «Куда вы меня везете?» – ей ответили: «Куда надо». Она совсем испугалась и больше ни о чем не спрашивала. Через час вертолет приземлился на аэродроме, и ее пересадили в самолет. Летели несколько часов, а когда приземлились, то снова посадили в вертолет. И за все это время никто ей не объяснил, что происходит и куда ее везут, а спрашивать сама она боялась.
Наконец прибыли в какую-то воинскую часть. Сначала у нее отобрали приемник, потом выдали офицерскую форму и забрали одежду.
Ее привели в палатку и сказали, что она будет здесь жить. Потом подвели трех солдат и объяснили, что теперь она их командир.
– Что я должна делать? – робко поинтересовалась Люся.
– Драть с них три шкуры, если что не так.
Люся не имела ни малейшего представления, что означает «если что не так», но спрашивать побоялась.
И началась ее жизнь в палатке. Солдаты, с которых она должна была драть три шкуры, с утра до вечера гоняли с другими солдатами в футбол, общались к ней через «товарищ лейтенант, разрешите обратиться» и три раза в день приносили довольно сносную еду, а она сидела в палатке и тряслась от страха.
После двух недель ей вернули ее вещи, забрали форму и на бронетранспортере отвезли на железнодорожную станцию. Там ей дали билет до Москвы.
Дело происходило в августе 1968 года, а Люся была переводчицей с чешского языка.
83. Страх в умеренных дозах
Энри Пилия попал к нам с четвертого курса МГИМО. Прекрасный переводчик с испанского языка, он быстро окунулся в нашу шальную жизнь, да так, что стал реже бывать в институте, а потом вообще перестал туда ходить. Это было обидно, потому что оставались ему всего полтора семестра и защита диплома. Читать нотации я не стал и начал действовать окольным путем.
Прекрасная английская переводчица Лия Лунькова, в отличие от других девушек, окончила переводческий факультет иняза и получила воинское звание.
И я начал атаковать Энри:
– Летом всех отправят на военную переподготовку. Ты диплом не получил, стало быть, будешь солдатом. А командиром у тебя может быть Лия, она офицер. Она будет жить в гостинице, ты – в палатке. Утром она будет приходить, проверять, все ли у тебя в порядке. Плохо застелил постель – два часа строевой подготовки.
Через пару дней Энри подошел ко мне:
– Скажи, а Галя Вершковская тоже окончила переводческий?
Я сразу все понял. Он, конечно, был уверен, что тишайшая и добрейшая Лия никогда не позволит себе никакой гадости, но вот Галя, с которой он постоянно ссорился…
Галя не окончила переводческий факультет, но я решил в воспитательных целях допустить неправду.
– Окончила. Зря ты с ней ссоришься. Там ты должен будешь звать ее на «Вы» и по имени-отчеству. Она тебе: «Здравствуй, Энри». А ты: «Здравия желаю, Галина Михайловна». Нешустро встанешь, когда войдет, – сорок метров по-пластунски.
Когда же я принялся описывать, как он будет ползти, а она идти рядом и следить, чтобы он не отрывал от земли филейную часть, то, взглянув на него, понял, что достаточно.
На следующий день он поехал восстанавливаться в институте.
84. Юные художники и майор Стебунова
Я замечал, что идея оказаться в армии под началом женщины повергала некоторых представителей сильного пола в уныние.
Однажды я оказался в компании, где два студента Суриковского училища вели себя высокомерно, девушкам просто хамили. Я спросил их, на каком они курсе. Они ответили: на третьем.
– Может, и пронесет, – заметил я как будто мимоходом.
Они, естественно, заинтересовались, что именно пронесет.
– В Бресте будет установлена огромная картина в честь защитников крепости. Для этого студентов целого курса вашего училища призовут на год. Вы будете рисовать эту картину. Жить будете, естественно, на казарменном положении.
– Откуда ты знаешь? – спросили они.
– Вашим командиром будет майор Стебунова. Ей по этому случаю присвоили внеочередное звание.
Я говорил авторитетно, и мне верили.
– Кто она такая? – заволновались художники. – Художник?
– Не думаю, – ответил я. – Просто командир. Красивая девушка. Молодая, но строгая. У нее не забалуешь. Чуть что не так, сто приседаний.
Художники притихли. Стали вести себя прилично.
А майор Стебунова действительно существовала. Она работала на одной из кафедр академии, где я когда-то учился. Это была тихая мирная тетя, одна из тех, про которых говорят: «И мухи не обидит».
85. Нужное слово в нужный момент
Работала в школе дама по фамилии Горюнова, сестра посла Д. П. Горюнова. Ей почему-то не давала покоя преподавательница русского языка Таня Конева, молодая и красивая, всегда модно одетая женщина.
– Она просто следит за мной, – жаловалась мне Татьяна. – Все ей надо. «А куда вы идете? А вы там уже вчера были…» Достала.
Причины быть недовольной у Тани были. Она, как бы сказать мягче, «дружила» с венгерскими слушателями. И часто к ним ходила.
Однажды зимой Татьяна направилась по тропинке к корпусу, где жили венгры. Горюнова ее догнала:
– Куда это вы, Танюша, торопитесь?
– Вот в тот корпус.
– Зачем?
– У меня там знакомые.
– А кто?
– Венгры.
– А зачем вы к ним идете?
Татьяна не выдержала и спокойно ответила:
– Совокупляться.
Употребила она более грубое слово на «е».
Горюнова остолбенела, остановилась. Татьяна пошла дальше.
– Таня, ты не боишься, что она поднимет скандал? – спросил я ее на следующий день.
– Нисколько. Во-первых, она побоится произнести это слово. А во-вторых, кто же ей поверит, что такая интеллигентная дама, как я, может сказать подобное!
С тех пор Горюнова стала обходить Татьяну стороной, не здоровалась. Татьяна была счастлива.
Как важно в нужный момент найти нужное слово!
86. Почасовик Морозов и египетский коньяк
Был у нас прекрасный переводчик с португальского языка Володя Морозов. Он работал почасовиком. Когда зачитывали список переводчиков, в конце добавляли: «И почасовик Морозов». Поэтому его и стали звать «почасовик Морозов». И сам он так представлялся.
Если всем зарплату выдавали в положенные дни два раза в месяц, то почасовик получал деньги сразу после подписания мною ведомости. И, чего греха таить, иногда я подписывал липовую ведомость, почасовик отправлялся в бухгалтерию, а оттуда – прямо в магазин.
Когда речь шла о футболе, он почему-то переходил на очень плохой немецкий. Если он говорил: «Wollen sie Fußball spielen gehen sehen?», это означало «Не пойти ли нам на футбол?».
Однажды он принес на футбол литровую бутылку египетского коньяка. Отпив глоток, дальше пить мы отказались и отдали бутылку какому-то пьянчуге. Тот попробовал и замахал руками:
– Такое я не буду.
87. Как бороться с замерзанием стекол
Однажды переводчик с испанского языка Энри Пилия привез из дома бутыль чачи и с почасовиком Морозовым распил ее в комнате студенческого общежития МГИМО. И они, как бы сказать поприличнее, испачкали окно.
На следующий день Пилия и почасовик решили окно помыть, принесли тазик с теплой водой, открыли окно и начали мыть. Все бы хорошо, но на улице был январь и мороз градусов под двадцать. Удивленным прохожим Пилия объяснял:
– Окно замерзло. Ничего не видно. Решили помыть.
Говорил он это с кавказским акцентом, а обалдевшие прохожие замечали:
– Оно у тебя опять замерзнет.
На что Энри отвечал:
– Опять помою.
Прохожие приставляли палец ко лбу.
88. Тамара с ремнем
Был у нас переводчик с испанского языка Володя Пелевин, блондин с голубыми глазами. Считал он себя неотразимо красивым и на женщин смотрел свысока.
Он почему-то очень боялся почасовика Морозова. Тот при встрече сурово смотрел на него и говорил:
– Смотрите, Пелевин.
Однажды ко мне пришла преподавательница политэкономии Тамара Тхоржевская, молодая и красивая женщина:
– Олег, поговори с Пелевиным. Он мне вчера сказал на семинаре: «Если слушатели отвечают правильно, я тебе не буду переводить их ответы. Я тоже политэкономию изучал».
Замечу только, что Тамара была кандидатом экономических наук, а Володя окончил институт иностранных языков.
Я обещал Тамаре, что поговорю. Действительно, поговорил. Но…
Через неделю ко мне в кабинет влетает Тамара:
– Что ты сделал с Пелевиным! Когда я вхожу в аудиторию, он вскакивает и стоит смирно как солдат. Обращается ко мне на «Вы» и по имени-отчеству.
Я понял, в чем дело. Вызвал почасовика Морозова:
– Что ты сделал с Пелевиным?
– А ничего. Я ему сказал, что если он будет продолжать грубить Тамаре, то мы его выпорем.
– Как? – удивился я.
– Он тоже удивился. Я объяснил: «Положим тебя на диван и выпорем. На твое счастье, Тамара пока не дала согласия, но смотри…».
89. Упорство не всегда поощряется
В те годы в Москве перешли с шестизначных номеров телефона на семизначные. Если кто-то ошибался и набирал шестизначный номер, автомат ему отвечал:
– Вы забыли набрать цифру «2» перед нужным вам шестизначным номером.
Однажды ко мне в кабинет ворвались две переводчицы:
– Иди послушай.
Я вошел в переводческую комнату и увидел слушателя, который разговаривал с автоответчиком:
– Я понял, что надо набрать цифру «2», но скажи, если я наберу… – он называл номер – это будет правильно?
Было особенно смешно еще и потому, что он говорил с явным кавказским акцентом.
– Я не прошу тебя объяснять, я хочу, чтобы ты сказала, правильно или нет. Ну что ты заладила! Я все понимаю, я прошу только ответить. Нет, ты ответь. Почему не хочешь нормально ответить?
Я ушел. Девчонки рассказывали, что их терпению скоро настал предел и они объяснили ему, в чем дело.
90. «Гудок» зовет
Однажды мы с Виктором Якуниным решили посмеяться над экономом нашей школы Леней Кривовязом и подписали его на совершенно ненужную ему газету железнодорожного транспорта «Гудок». Причем на два экземпляра: один домой, другой на работу, чтобы «утром не ждал газету и ехал на работу» и чтобы в субботу и воскресенье «не ездил на работу только для того, чтобы почитать газету».
Получив первые три экземпляра, Леня отправился на почту в отдел доставки корреспонденции и попросил отменить доставку. Ему ответили, что для этого надо предъявить квитанции о подписке, которые мы с Виктором, естественно, уничтожили.
Через пару дней к Лене домой наведалась его старшая сестра, балерина Большого театра, которая постоянно наблюдала за младшим братом. Увидав в почтовом ящике два экземпляра «Гудка», она спросила, зачем он выписывает эту газету. Леня, чтобы отделаться, сказал, что его очень интересует жизнь железнодорожников.
Сестра уехала, а через два часа пожаловала мама. Поговорив сначала о том о сем, она стала интересоваться его здоровьем:
– Как ты себя чувствуешь? Ты выглядишь утомленным…
– Да здоров я, здоров, – успокаивал он мать.
– Я вижу, что здоров, но… Леня, это правда, что ты выписываешь «Гудок»?
– Правда.
– Зачем?
– Меня разыграли.
– Почему тебя разыграли? Леня, скажи мне правду.
Кончилось это тем, что сестра купила Лене путевку в пансионат, вернувшись из которого, он нашел у себя в почтовом ящике десять последних экземпляров «Гудка».
91. Об умении заказывать в ресторане
Проводив в Шереметьево на родину очередную партию слушателей, я, Витя Якунин и Леня Кривовяз отправились в тамошний ресторан. Заказали бутылку коньяка, отбивные.
– И по порции черной икры, – попросил Леня.
– Икры нет, – ответила официантка.
– Галочка, я тебя прошу.
– Правда, нет.
– Позови метра.
Подошел метр. Мы много раз бывали в этом ресторане и хорошо знали его.
– Николай Михайлович, – начал упрашивать Леня. – Мы сегодня устали, намучались, 50 человек пропускали через таможню. Нам бы икорки…
– Ленечка, – отбивался метр. – Для тебя все сделаю. Но икры нет.
– Хорошо, – согласился Леня. – Подзовите Галочку и скажите: «Галя, принеси Лене и его друзьям три порции черной икры».
– Так ведь икры нет, – не сдавался метр.
– Тогда что вам терять! Она вам скажет: «Николай Михайлович, вы же знаете, что икры у нас нет». Попросите.
Метр махнул рукой:
– Две порции. Больше, правда, нет.
На том и поладили.
92. Старость и молодость
Все переводчики у нас были молодые, не старше тридцати, за исключением переводчика с венгерского языка Юры Герта. Ему было тридцать пять.
Как-то девчонки начали подшучивать над ним:
– Ты, Герт, старый.
На что тот ответил:
– Да, мне тридцать пять. Это означает, что я дожил до тридцати пяти. А вот доживете ли вы до тридцати пяти, никто не знает.
– Он испортил нам настроение на целый день, – жаловались они мне потом.
Так получилось, что одна из них, Инна Седько, попала в автомобильную аварию и до тридцати пяти не дожила.