Текст книги "Дипломаты, шпионы и другие уважаемые люди"

Автор книги: Олег Агранянц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Однажды, когда я уже сидел в кабинете секретаря райкома, мне позвонила секретарша:

– Павел Иванович хочет с тобой побеседовать.

Сначала общие слова, потом Павел Иванович спросил:

– Как у тебя на работе? Нет препятствий?

А препятствия были. Мой непосредственный начальник Н. Бушмарин вел себя непорядочно. В лицо говорил одно, за глаза другое. Ставил палки в колеса по мелочам. Я все и рассказал.

По мере моего рассказа и реакции собеседника я понял, что беседую не с Павлом Ивановичем Груздовым, а с самим Аброскиным, тоже Павлом Ивановичем.

Реакция Аброскина была мгновенной и жесткой. После разговора со мной он сразу же вызвал Бушмарина. И вернулся тот только через несколько месяцев. Прямо из кабинета Аброскина его увезла скорая помощь. Вряд ли у него остались обо мне хорошие воспоминания.

До работы в комитете Аброскин был директором Новочеркасского электровозостроительного завода. После его ухода там в 1962 году произошло легендарное восстание рабочих. Одним из требований восставших было возвращение на завод Аброскина. И Аброскина немедленно вернули в Новочеркасск.

А в том кабинете, из которого я с ним разговаривал по телефону, через полтора десятка лет заседал секретарь райкома Михаил Ходорковский.

41. Память о человеке

Одним из заместителей председателя комитета был некто Борис Николаевич Попов (отчество, может быть, путаю). Человек он был не просто крутого, а очень крутого нрава. И глуп. Что в сочетании с крутым нравом делало работу с ним трудной. До комитета он работал председателем совнархоза (при Хрущеве были такие) в Волгограде.

Когда я однажды оказался в Волгограде, то с удивлением узнал, что там его еще помнят, хотя он уже пять лет работал в Москве. Более того, каждый год празднуют день, когда он был переведен в Москву.

42. Спасительный идиотизм

В Адлер делегация ООН должна была лететь на самолете. Переводчица Лида Ганина летела первый раз в жизни и очень боялась. Когда мы начали рассаживаться по креслам, мимо нас провели совершенно пьяного, еле державшегося на ногах моряка, капитана второго ранга.

– Смотри-ка, – сказал я Лиде, – абсолютно пьяный! Как он будет вести самолет!

Лида, естественно, приняла моряка за пилота, от страха начала трястись и попросила у переводчицы Наташи лекарство от сердца.

Чтобы исправить положение, переводчик Юра Серегин отправился к пилотам и заявил, что, так как среди пассажиров много армян, он готов переводить объявления на армянский, которого он, естественно, не знал. Когда он принялся на весь самолет нести абракадабру, да еще с карикатурным акцентом, Лида начала смеяться:

– Это же идиотизм!

– Тебе нужно лекарство от сердца? – спросила Наташа.

– Нет, – отвечала Лида. – Полегчало.

43. Берта Львовна

За месяц до свадьбы у меня разболелись зубы. Сразу два. Справа и слева. Мое твердое решение рвать и не мучиться, врач, полная пожилая дама по имени Берта Львовна, категорически отвергла и начала лечить. И я целых две недели через день ходил на лечение, которое безболезненным назвать нельзя. Иногда у меня были поползновения встать и уйти куда глаза глядят.

Потом мне приходилось ставить пломбы у французских, американских, канадских врачей. У них были прекрасная техника, высокоскоростные машины, обезболивающие мази.

Сейчас мне больше 80 лет. Все пломбы, которые мне ставили эти врачи, вылетали – и мне ставили новые. Но пломбы, которые мне поставила Берта Львовна, стоят. Стоят вот уже более 50 лет.

44. Мальчишник, которого я не помню

Наша с Ларисой свадьба была назначена на 1 февраля, а в конце января меня отправили в командировку в Киев. Вернуться я должен был только утром в день свадьбы.

Когда днем 31 января я рассказал ребятам из Совмина Украины, что завтра у меня свадьба, они никак не отреагировали, но в семь часов явились ко мне в номер с провиантом:

– Надо организовать мальчишник.

Я отказывался: завтра улетать, вещи еще не собраны…

Они меня не слушали.

Я пришел в себя, только когда меня растолкала стюардесса:

– Москва.

Дома будущая супруга, открыв мой чемодан, порадовалась:

– Молодец. Так аккуратно сложил все вещи.

Я не стал ей говорить, что понятия не имею, кто складывал вещи, и оказавшиеся в чемодане подарки я не покупал.

Это была не последняя веселая история перед свадьбой. Шофер такси, который вез нас из загса в ресторан, ошибся и вместо «Праги» повез в «Советский». А когда понял ошибку и поехал в сторону «Праги», у него кончился бензин. Мы долго голосовали, пока не поймали новую машину. Опоздали мы на свадьбу прилично. Но ничего. Живем дружно уже больше пятидесяти лет.

45. Легендарный случай

Не могу не рассказать о таком веселом и трудном хлебе, как работа переводчика. И конечно же, несть числа веселым историям об ошибках переводчиков.

Однажды во время встречи рабочих делегаций в подмосковном санатории русские узнали, что среди французов есть молодожены, и потребовали, чтобы те по русскому обычаю поцеловались, а все кричали «Горько!».

Все было бы неплохо, но, как это ни покажется странным, в современном французском языке нет глагола «целоваться», старые словари приводят глагол baiser, который на жаргоне означает только «трахаться», причем это самый грубый синоним данного слова. Молодая переводчица этого не знала и перевела: «По русскому обычаю вам надо потрахаться, а мы будем кричать «Горько!». А дальше игра слов: amer и à mère. И получилось: «Вы будете трахаться, а мы – кричать «Стань матерью».

– Где трахаться? – уточнили любознательные французы.

– Здесь, – отвечали русские товарищи.

– Прямо здесь?

– Прямо здесь.

– Неудобно, – засомневались было французы.

Но их успокоили:

– Это до свадьбы было неудобно. Ведь дома же вы трахаетесь.

Французы к тому времени уже основательно выпили:

– Русский обычай. Нельзя обижать хозяев.

Молодой супруг начал было сдаваться, но молодая жена ни в какую. К счастью, в зал вошел старший переводчик, и все закончилось тостом за молодоженов.

2.2. На нефтегазовом фронте

46. Руководитель старой школы

В 1964 году я перешел работать в только что созданный Государственный комитет СССР по нефтедобывающей и газовой промышленности. Трудился я в должности начальника протокольного отдела Управления внешних сношений. Мне еще не было 30-ти лет, в то время такое случалось нередко.

Председателем комитета был Николай Константинович Байбаков. Каждый праздник мы, работавшие на первом этаже, завидовали тем, кто работал на верхних этажах. Ибо каждого сотрудника он поздравлял с праздником лично и начинал сверху, а мы ждали, когда он спустится к нам, пожмет руку и пожелает успехов.

Однажды мне позвонила его секретарь:

– У Николая Константиновича какой-то посетитель. Он нетрезв, ведет себя шумно.

Я вошел в кабинет Байбакова. Действительно, посетитель вел себя «активно». Я взял его за плечи и выпроводил.

На следующий день мне позвонили из секретариата Байбакова и попросили зайти. Я шел за благодарностью.

– Вчера вы меня очень огорчили, Олег! – встретил он меня. – Вы очень грубо поступили с посетителем. Человек приехал к министру издалека. А вы его…

Через год Байбаков был назначен председателем Госплана.

47. Руководитель очень старой школы

Позже, работая в МИДе и в ЦК партии, я часто встречал Байбакова на совещаниях. Иногда в перерыве он сам подходил ко мне. Бывало, вспоминал инцидент с посетителем.

Последний раз я видел его в 1985 году. Совещание в ЦК партии длилось неделю. В первый день он поздоровался со мной, спросил, где я работаю. На следующий день он меня не узнал. Потом опять узнал.

– С ним это бывает. Возраст! – объяснил мне секретарь парткома Госплана.

И в таком состоянии он еще пять лет руководил Госпланом! Важнейшим органом, координирующим всю хозяйственную жизнь страны.

48. Великовозрастный помощник

– Олег Сергеевич, Николай Константинович просит вас зайти.

В кабинете сидит вальяжный субъект лет сорока. Байбаков его представил:

– Гук Юрий Иванович.

Мы раскланялись.

– Я знаю, Олег, что у вас очень много работы… – начал Байбаков.

Я согласился, хотя, по правде говоря, работы у меня практически никакой не было. Комитет был организован всего полгода назад, и за это время к нам приезжали всего две делегации.

– Поэтому я думаю укрепить ваш отдел. Вы не будете возражать, если я назначу Юрия Ивановича вашим помощником?

Я крайне удивился, но изобразил радость:

– Теперь будет легче работать.

Мы вышли из кабинета.

– Надо бы это отметить, – предложил мой новоиспеченный помощник.

Я согласился, но выразил сожаление по поводу отсутствия достаточных материальных средств.

– Неважно, – парировал Гук. – Беру все на себя. Поедем в «Балчуг».

Мы спустились вниз, подошли к огромному белому форду. На таких машинах я никогда не ездил:

– Прекрасная машина.

Гук не согласился:

– Очень заметная. Жене обязательно докладывают, где я.

Уже в первый день я узнал причину его появления у нас.

– Я зашел в кабинет полковником и членом партии, а через десять минут вышел рядовым и беспартийным.

Он работал в Швейцарии, вместе с Носенко. Когда тот сбежал, Гука наказали. К счастью, его жена была дочерью бывшего министра, знакомого Байбакова, и тот принял его на работу.

Жизнь моя с появлением Гука изменилась. Деньги у него были. И именитые знакомые тоже. Наиболее памятными были походы в пельменную с А. Аджубеем. Бывший главный редактор «Известий» был остроумным собеседником. Но спиртного заметно перебирал.

Через несколько месяцев я перешел на работу в ЦК ВЛКСМ, с нефтяной промышленностью расстался и с Гуком больше не встречался.

49. Замятин

Однажды Гуку поручили организовать лекцию по международному положению, и он пригласил заведующего отделом печати МИДа Леонида Замятина.

После лекции Гук предложил:

– Поедем выпьем.

Замятин согласился. Взяли меня.

– Это мой начальник, – представил меня Гук.

На белом форде мы доехали до Столешникова переулка, купили бутылку водки.

– Где будем пить? – забеспокоился дипломат.

– В подъезде, – спокойно ответил Гук. – Олег, найди стакан.

Это было нетрудно. Рядом стоял автомат с газированной водой. Я взял стакан, и мы направились в подъезд ближайшего дома.

Замятин нервничал, предлагал пойти в кафе. Но Гук был непреклонен:

– Леня, ты оторвался от народа. Но я тебя знаю. Ты простой парень. Иди с нами.

Мы зашли в подъезд. Гук не торопясь налил водку в стакан, протянул стакан Замятину:

– За Россию и ее обычаи.

Тот быстро выпил одним глотком.

Потом Гук налил мне; последним, по-прежнему не торопясь, выпил сам.

Когда мы вышли из подъезда, Замятин был в восторге:

– Юра, ты молодец. Спасибо вам, ребята. Действительно, я оторвался от народа. А я такой же, как все.

– Вот пойди и поставь стакан на место.

50. Встреча в Алжире

Через пять лет я встретил Замятина в Алжире. Он приехал в составе делегации вместе с Н. Подгорным. Я к тому времени был вторым секретарем посольства.

– Помните, как мы выпивали в подъезде?

– Конечно, помню. Это было здорово.

Когда-то он служил вместе с моим тестем в посольстве в Вашингтоне и несколько раз привозил Ларисе подарки от родителей. Я передал ему привет от Ларисы.

– Ты что, женат на Ивановой дочке?

– Да.

– Так она же несовершеннолетняя.

Увы. Ларисе было уже 29 лет.

– Как быстро мы стареем! – сокрушался он.

Позже я часто видел его в ЦК партии. Карьера его развивалась стремительно: генеральный директор ТАСС, заведующий отделом международной информации ЦК партии, посол в Англии.

Леонид Митрофанович жив, недавно я слышал его на «Эхо Москвы».

51. Наталья Щучьевна

Вновь созданный Государственный комитет по нефтедобывающий и газовой промышленности первые три месяца располагался в здании в Орликовом переулке.

Мы с сотрудниками управления внешних сношений сидели в огромном зале. Моему отделу выделили стол. За ним должны были работать я и моя секретарша. Она была в отпуске, сдавала экзамены. Я знал только, что ее зовут Наташа, а фамилия Егурнова.

Нужно было готовить список на еженедельное получение продуктов в спецбуфете. Отчество Наташи я не знал и написал: «Н. Щ.».

Через день пришла счастливая Наташа, сдавшая зачеты. И сразу же недоуменный вопрос какой-то дамы:

– Наташа, какое у вас странное отчество!

– Ничего странного, – бойко ответила Наталья. – Щучьевна. Я Наталья Щучьевна.

Я обрадовался: девчонка понимает юмор. А начальник управления Н. Шилин одобрительно кивнул головой:

– Сработаемся.

52. Советы опытной дамы

В тот же день Наташа поведала нам о том, что мать держит ее в строгости. Ей запрещено носить шелковое белье.

– Это напрасно, – среагировала дама, которая интересовалась Наташиным отчеством. – Женщина всегда должна носить красивое белье. Никогда не знаешь, где придется раздеваться.

Было бы понятно, если бы мы услышали такое от иной женщины, но дама, говорившая это, была очень немолода и крайне непривлекательна.

А потом она добавила:

– И никогда не знаешь, случится ли это завтра, а может быть, даже сегодня.

На что начальник управления скептик Шилин тихо заметил:

– Кому-то сегодня может крупно не повезти.

53. Как проверить нравственность

Другая дама как-то сказала Наташе:

– Ваш Олег – очень развращенный человек.

Наташа не согласилась:

– Что вы! Он очень скромный.

– Нет, нет, Наташа, поверьте мне. Я вам докажу.

И доказала.

Когда через несколько дней я сидел в буфете, она привела туда Наталью:

– Посмотрите, Наташа, как он выдавливает молоко из пакета.

Наталья потом целый день смеялась, а Шилин говорил неприличные вещи.

54. О необходимости сохранять инкогнито

Лет через десять я встретил обеих дам на похоронах моего дяди. Они обалдели:

– Ты племянник Рубена?

Я подтвердил.

– Что же ты раньше не сказал! – убивались они. – Мы бы тебя на руках носили.

Иногда лучше сохранять инкогнито.

55. Наталья чистит пол

Летом 1964 года Госкомитет по нефтедобыче и газу переехал в новое здание на Софийской набережной. И началась битва за кабинеты и мебель.

Кабинет протокольному отделу выделили приличный, но вот мебель нас не устраивала, особенно стулья. Мы заметили на складе отличные стулья и решили украсть шесть штук.

У входа в склад сидел парень и зорко следил, чтобы без надлежащей записки никто ничего не выносил. И мы мобилизовали Наталью.

В здании был только что проведен ремонт, и сотрудницы с бритвами в руках очищали пол от краски. Наталья подошла к складу, стала на четвереньки и начала скрести пол. Картина сторожу представилась необычная: молодая, красивая, с обворожительными формами девица на четвереньках, а если учесть, что дело было летом и Наталья всегда носила короткие юбки…

От чудесной картины парень не мог оторвать глаз. Наталья поворачивалась. Парень поворачивался на стуле тоже. А мы с Гуком выносили стулья. Когда Гук вынес последний, то сказал Наташе:

– Все.

Она повернулась, грозно посмотрела на сторожа:

– Что вы себе позволяете! Я не могу так работать.

И гордо удалилась.

Веселая и скромная девушка, Наташа быстро вписалась в коллектив. О ее семье мы ничего не знали. Домой к себе она не приглашала. Только через сорок лет я узнал, что отец у нее был легендарной личностью – генералом КГБ.

56. Как писать характеристики

Мне предложили перейти на работу в ЦК ВЛКСМ. Нужно было представить характеристику с места работы.

– Напиши сам, – сказал Шилин.

Я написал. Шилин прочел, поморщился.

– Идем к Александрову.

Виктор Александрович Александров был начальником управления кадров.

Александров, знавший меня еще по Комитету по координации и пригласивший меня работу в Комитет по нефти и газу, взял характеристику, прочел и тоже поморщился.

И они с Шилиным стали характеристику править.

Вместо «после армии поступил в университет» они написали «как отличник боевой и политической подготовки по окончании службы в армии был рекомендован для учебы в университете». Вместо «работал в цирке» – «обладая артистическими данными и незаурядной физической подготовкой, был приглашен для работы в цирк» и так далее.

57. В Госплан я не попал

Когда Байбаков стал председателем Госплана, он назначил начальником отдела кадров моего знакомого по работе в двух комитетах Виктора Александровича Александрова. Я тогда работал деканом Центральной комсомольской школы. Александров вызвал меня к себе и предложил должность заместителя начальника Управления внешних сношений Госплана. Я был у Байбакова. Тот согласился. Я начал оформлять документы…

Но времена уже были другие. Во времена Сталина и Хрущева при назначении на должность решали, способен ли претендент справиться с ней. При Брежневе решали, достоин ли он назначения. И на эту должность утвердили племянника секретаря ЦК.

58. Меритарная система

– Да, времена теперь другие, – согласился тесть моего брата Александр Федорович Яковлев, доктор экономических наук, профессор. – Меритарная система подбора кадров сменилась аристократической, элитарной.

И объяснил:

– Меритарная система – это когда назначают на должность, принимая во внимание способность претендента справиться с должностью. Противоположностью является аристократическая система, когда на должность назначают, ориентируясь на принадлежность претендента к элите. Это может быть родовая, дворянская элита. Может быть государственный непотизм, когда при назначении на должность принимают во внимание родственные связи. Может быть олигархическая элита, когда должность можно просто купить.

Я начал что-то говорить о марксизме. Александр Федорович меня перебил:

– Марксизм здесь ни при чем. Меритарная система в России была при Петре Первом, при Екатерине Второй и при Сталине. Обрати внимание: первых двух назвали великими. При них государство развивалось наиболее эффективно. Теперь у нас изменилась система, и многие даже не заметили.

– И что будет? – спросил я.

– С 1928 года был подъем. Теперь начнется спад.

– И чем закончится спад?

– Спад всегда заканчивается распадом.

Как в воду глядел.

3. Школа нелегалов

3.1. На передовой идеологической войны

59. Шакал не проходит проверку

В апреле 1965 года я был утвержден в должности декана Центральной комсомольской школы ЦК ВЛКСМ и вошел в номенклатуру идеологического отдела ЦК КПСС.

Больше половины слушателей на моем факультете были нелегалами из Латинской Америки. Они прилетали в Москву в августе-сентябре. Под мое честное слово их пропускали через пограничный контроль в Шереметьево, и мы отвозили их в гостиницу «Юность».

После того как вызванный мною представитель компартии той страны, откуда прилетел новичок, подтверждал, что приехавший – тот, за которого себя выдает, я проводил с ним беседу и, если он нам подходил, давал указание оформить въездные документы. Иногда забывал. Однажды мне позвонил сам начальник погранвойск и спросил, знаю ли я, что под мое честное слово в Москве находятся 14 человек без штампа о въезде, а стало быть, нелегально.

Известного международного террориста Ильича Рамиреса Санчеса по прозвищу Шакал, в настоящее время отбывающего срок за три убийства во Франции, тогда в школу я не принял: счел недостаточно политически подготовленным и с согласия представителя венесуэльской компартии отправил на учебу в Университет имени Лумумбы.

Мне рассказывали, что он на меня обиделся.

60. Идеолог партии в женском туалете

Выступать перед слушателями Центральной комсомольской школы приглашали многих известных людей. Однажды мы ждали Валентину Терешкову.

За час до приезда Терешковой объявился Саша Дзасохов, тогда заместитель председателя Комитета молодежных организаций.

– Все готово?

– Все.

– Давай проверим. Ты знаешь, какая она! С ней можно нарваться на неприятности.

Мы осмотрели зал, заглянули в кабины переводчиков, проверили микрофоны. Вроде бы все было в порядке.

– А туалет? – неожиданно вспомнил Дзасохов. – У вас есть отдельный туалет рядом с залом заседаний?

У нас не было отдельного туалета рядом с залом заседаний.

– У нее живот болит? – поинтересовался я. – Или другая какая болезнь?

Дзасохов испугался:

– Что ты!

И тут же спросил:

– А ты женский туалет проверял?

Я признался, что до этого не додумался. Но заверил, что у нас во всех туалетах чистота, и обещал послать проверить кого-нибудь из переводчиц.

– Что ты! – замахал он руками и побежал.

Он влетел в женский туалет. Находившиеся там переводчицы и иностранные студентки шумно выразили крайнее неудовольствие.

– Девочки, спокойно, это проверка. Скоро сюда может зайти Терешкова.

И проверил слив в каждой кабинке…

При Горбачеве он стал главным идеологом партии. До него на этой должности был М. Суслов. При всем моем негативном отношении к Суслову мне трудно представить его проверяющим слив в женском туалете.

Когда случились события августа 1991-го, ни один коммунист не вышел защищать свою партию. Ни один. А ведь при приеме в партию все клялись быть верными этой партии, защищать ее идеалы.

Неужели все клятвопреступники?

Продали идеалы? Какие? У Н. Бухарина идеалы были. С ними можно соглашаться или нет. У Суслова были не идеалы, а догмы. Но были.

А какие идеалы Дзасохова можно было продать?

Позже он попал на страницы газет, когда, будучи президентом Северной Осетии, руководил штабом спасения заложников в Беслане. После этого его сняли.

61. Визит председателя КГБ

Как-то в школу приехал председатель КГБ В. Семичастный, который до этого был первым секретарем ЦК ВЛКСМ. Приехал, как он сам выразился, «с неофициальным визитом». Многие у нас знали его по комсомольской работе. Он сам когда-то учился в школе. В конце визита мы пили кофе в кабинете директора.

– У меня к тебе, Володя, просьба, – обратилась к нему заместитель директора Маша Гаркуша, еще год назад первый секретарь Курганского обкома комсомола. – Хорошо бы ввести у нас в школе пост КГБ.

Кагэбэшники тогда не имели право вмешиваться в работу комсомольских организаций, и в нашей школе их не было.

– Зачем? – удивился Семичастный.

– У нас много иностранцев, есть нелегалы, около школы иногда ошиваются подозрительные личности. А сотрудников КГБ у нас нет.

– Нет, Маша, делать этого не надо, – умерил ее пыл Семичастный. – Я знаю своих ребят. Они начнут следить не за иностранцами, а за тобой.

– Почему, Володя? – удивилась Маша.

Председатель комитета немного подумал, а потом изрек:

– Потому что это проще.

На том и порешили.

62. Монах трудолюбивый

Мой коллега Виктор, занимавшийся африканцами, как-то пожаловался мне:

– Каждое утро ко мне приходит парень из Южной Африки и по часу рассказывает, что капитализм – это плохо, а Советский Союз – друг угнетенных и тому подобное. Не знаю, что с ним делать.

– Пришли его ко мне.

На следующее утро парень появился в моем кабинете. Только он начал мне излагать свои теории о том, как надо спасать мир от капитализма, я его прервал:

– То, что ты говоришь, очень важно. Поэтому изложи все это письменно и принеси Виктору завтра утром.

И началось. Каждое утро он приносил Виктору по десять страниц, исписанных мелким почерком. Виктор завел для них специальную полку. Потом ему надоело, и он выкинул все рукописи. Парень прибежал жаловаться ко мне.

– Никому не говори об этом, – успокоил я его. – Просто твои бумаги отправили в ЦК партии. Это очень важно и секретно.

– Мне продолжать писать?

– Продолжай.

И он продолжал.

63. Как я сдал человека в КГБ

Наша школа была, пожалуй, единственным учреждением в Москве, где отмечали католическое Рождество. Официально праздник не объявляли, но слушатели «праздновали» допоздна, а мы закрывали на это глаза.

Как всегда в таких случаях, в школе на ночь оставался один из руководителей.

Однажды таким дежурным руководителям оказался я.

В три ночи мне позвонили:

– Ваш студент задержан на территории секретного завода. Сейчас он находится в помещении районного отделения КГБ.

Я немедленно выехал на встречу с арестованным.

Им оказался венесуэлец. Он сидел на диване и испуганно смотрел по сторонам.

– Что случилось? – спросил я.

Выяснилось, что он, изрядно выпив, пошел гулять, прошел почти два километра, пока не встретил группу женщин. Заговорил с ними, вместе чего-то пели, а потом он с ними прошел через проходную. Когда оказался на территории завода, все женщины разошлись, а он остался один на центральной площади.

– Сначала было много русских мама, – объяснял он. – А потом все ушли, и я остался один. Было очень холодно. Я стал кричать, но меня никто не услышал. И я нашел трубу, большую трубу, она была теплая. Я обнял ее, чтобы согреться.

– Скорее всего, так и было, – подтвердил уполномоченный. – Нам позвонили и сказали, что иностранец пытается забраться в цех по трубе.

После непродолжительных переговоров его отпустили.

А через два дня ко мне в кабинет ввалился грузный тип и радостно закричал:

– Мы нашли! Мы нашли!

– Что нашли! – вежливо поинтересовался я.

– Мы нашли то место, где иностранец выломал забор и проник на территорию завода.

Он вынул из кармана документ и представился:

– Я начальник охраны завода.

И я все понял. Ему нужно доказать, что на проходной у него порядок, а мой венесуэлец – почти диверсант.

Это не входило в мои планы. Я знал, что в этом случае венесуэлец донесет своему генсеку, а Хесус Фария – человек эмоциональный, он все изложит если не Суслову, то уж точно Пономареву. Чего-чего, а неприятности с секретарем ЦК партии мне не нужны. И я спокойно ответил:

– К сожалению, я некомпетентен разбираться в этом вопросе.

– А кто?

– Я вам дам адрес.

Я написал на бумажке адрес и протянул начальнику охраны.

– Что это? – спросил он.

– Приемная КГБ, – спокойно ответил я.

А относительно «пройти через проходную»…

Начальников безопасности обычно не любят. Мне рассказывали, как ребята из одного «почтового ящика» ночью умудрились вынести пушку, стоявшую на центральной заводской площади, за территорию завода и поставить перед самым входом. Приезжали комиссии, но так и не узнали, кто и как это сделал.

И еще.

У меня долго хранилась статья из «Московской правды», где рассказывалось, как рабочие мясокомбината выносили свиней, надевая на них тулупы и шапки. В таком виде они вместе со свиньей проходили через проходную.

64. Методы борьбы с империализмом

В кабинет вбежала переводчица Инна Седько:

– Теперь иди ты.

– Опять?

– Опять.

И я привычно направился в аудиторию № 12.

Знакомая картина: три венесуэльца в окружении трех-четырех слушателей из других стран, закрыв глаза и раскачиваясь в такт, кричат:

– Ре! Ре! Революция! Че! Че! Че Гевара! Хо! Хо! Хо Ши Мин!

Венесуэльцы эти были легендарные, они бежали из тюрьмы, прокопав подкоп из камеры в подвал лавочки на площади возле тюрьмы.

А дальше все как обычно. Немного подождав, я спрашивал:

– Что вы ели сегодня на обед?

Они замолкали, потом начали сбивчиво рассказывать.

Тогда я спрашивал:

– А что ели сегодня на обед боливийские крестьяне из деревни Толедо?

Они снова замолкали, а я продолжал:

– В то время, когда крестьяне угнетенных стран голодают, вы, сытно пообедав, забыли про международную солидарность.

После чего, не дав им опомниться, я переходил на лозунги и призывы к совместным действиям против империализма. Заканчивалось это тем, что мы начинали вместе петь «Интернационал». Потом они мирно расходились.

Переводчицы подслушивали в соседней комнате и, как только слышали «Интернационал», успокаивались:

– Пронесло.

Я несколько раз спрашивал у генсека венесуэльской компартии Хесуса Фарии, зачем он присылает таких нервных, на что веселый и быстрый на ответ Фария отвечал:

– А что с ними буду делать я?

Однажды из Аргентины приехали три юных дивы, которые между собой говорили на идише. Они начали приставать к парню из ФРГ, добродушному веселому увальню, обвиняя его в преступлениях гестапо. Кончилось это тем, что он женился на одной из них, и она уехала с ним в Мюнхен.

65. Что случилось с патриархом Евтимием

Однажды кружным путем мне пришла телеграмма такого содержания: «Срочно. Что случилось с патриархом Евтимием?». И все. Кто скрывался под кличкой «патриарх», я не знал. Позвонил в Высшую партийную школу – не знают. Поехал в школу КГБ – тоже ничего. Звонил в Лумумбу, связался с руководством курсов «Выстрел», с профшколой. Я обратился во все организации, где могли учиться нелегалы. Но патриарха Евтимия никто не знал.

И все-таки отгадка нашлась. Мне позвонили ребята из КГБ:

– Может, тебе это поможет, но в Софии есть гостиница, которая называется «Патриарх Евтимий».

Теперь все выяснить было делом техники. За три месяца до этого мы направили в Болгарию одного нелегала. К нему должен был приехать другой нелегал, но задерживался. И телеграмма означала: «Срочно. Что случилось? Жду в гостинице «Патриарх Евтимий».

66. Черный Орфей

Летом я замещал декана, занимающего африканцами.

Однажды мне позвонил А. Нето, председатель Народного движения за освобождение Анголы, будущий первый президент Анголы, и попросил по окончании школы определить одного студента куда-нибудь, где учат петь. Естественно, я пообещал, но при первой же проверке стало ясно, что слуха у парня нет совершенно.

Через неделю мне позвонили из ЦК партии:

– Почему не выполнили просьбу товарища Нето?

– У парня абсолютно нет слуха.

– А нам все равно. Делайте что хотите, но или определите учиться пению, или достаньте справку, что он неспособен к музыке.

С ЦК не поспоришь. Вся надежда была на переводчицу Машу Сеженскую, дядя которой, Ю. В. Муромцев, был тогда ректором института имени Гнесиных.

– Делай что хочешь, но принеси мне справку, что он не может быть принят по профессиональным данным.

Она позвонила дяде и через неделю отправилась на прослушивание.

– Я им говорила, что это черный Орфей, но когда он запел… А люди там ответственные. Председатель комиссии – Н. Д. Шпиллер. Он закончил, я его за руку – и на выход. А они мне: «Полагается два сольных номера». Дальше было еще хуже. Он отпел, мы вышли, но тут я вспомнила, что ты велел принести справку. Снова вошла. «Что вам еще надо?» – недовольные такие. «Мне нужна справка». – «Какая еще справка?» – «О результатах прослушивания». – «А вы сами не поняли? – «Мне нужна справка». – «Получите в дирекции». Получила. Там написано: «Не прошел по конкурсу».

А на следующий день ей позвонил дядя:

– Ты меня опозорила. Я им тоже говорил: черный Орфей, черный Орфей…

Я выдал Орфею справку и позвонил в ЦК.

Через неделю его забрали обучать живописи.

67. Высшая кавалерийская школа

Директор нашей Высшей комсомольской школы Николай Николаевич Мурашов готовился выступать на районном партактиве. Он хотел поставить вопрос о ремонте дорог. В школе часто бывают иностранцы, причем на самом высоком уровне, а дороги отвратительные.

Вернулся он мрачнее тучи. Оказалось, что ведущий заседание вместо «директор Центральной комсомольской школы» по ошибке представил его как «директора Центральной кавалерийской школы». Мурашов его поправил, и в зале начались смешки. Когда он стал говорить о дорогах, кто-то из зала спросил: «А лошади асфальт не разобьют?», что вызвало гомерический хохот. Выступление было скомкано.