Текст книги "Композитный призрак замка Мальборк (СИ)"
Автор книги: Октавия Колотилина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)
– Над ансамблем древних зданий возвышается Главная Башня. Многие встречали там призрак княгини. Она появляется в монашеской рясе, ищет своего погибшего возлюбленного. Идём дальше. Обратите внимание на этот участок стены. Думаете, реставраторы про него забыли? Отнюдь, он сохранён специально. Видите вот эти выбоины? Они оставлены неизвестным орудием: слишком лёгкие повреждения для ядра, и слишком широкие для копья или пищали.
Самое интересное, согласно новейшим исследованиям, появились выбоины в совершенно разное время, в период с тринадцатого по двадцатый век. Посмотрите, на верхней остались следы древнего раствора – предполагают, что вмятины неоднократно заделывали, но они возникали снова…
Тут пани Лидия осеклась. Позвякивая о плиты дорожки, со стороны моста шагал рыцарь в плаще с чёрными крестами и в латной броне. Фестиваль же давно прошёл! Или фильм снимают? Вроде не предупреждали…
Ряженый подошёл к пенсионерке, бесцеремонно сцапал с её груди фотокамеру, повертел – и рыкнул:
– Цифровая? Опять, что ли, двадцать первый век?
Дальше последовала грохочущая фраза на немецком. Кулак в латной перчатке врезал по раритетной штукатурке, из стены выпал серый кусок не менее чем на полтыщи долларов.
Пузатый дядька ещё больше надулся, недовольно скривил губу:
– И вы это называете историческим костюмом? Тевтонцы на самом деле не носили шлемы с дланью. Тоже мне, реконструкторы!
– Ты там был? – железный палец смотрел чуть выше круглого живота. Узкая щель шлема, казалось, светилась злобой.
– Я в Википедии читал, – веско ответил знаток. – И уж связка отмычек у пояса – точно лишняя.
Рыцарь резко развернулся и протопал в арку, к Зимнему рефектарию, потом свернул направо, смахнув по пути полосатую ленту.
– Молодой человек, подождите, – кинулась следом пани Лидия. – Туда нельзя, закрыто!
Она обогнула угол – и упёрлась в тупик. Крохотный закуток между стен заполонили куски плит и доски, на полукруглой двери висел наглухо ржавый засов.
Никакого рыцаря!
Лишь земля на газоне чуть заметно шевелилась, как будто силясь произнести немецкое ругательство.
От заиндевелых полей веяло безысходностью. Кругом блистали инеем кирпичи, фиолетовые листья плюща ещё не успели опасть. Мариенбург – нет, сейчас Мальборк – отстроенный, новый. Не то, что в прошлое посещение, когда все стены источила война. Только собор без крыши, хотя и там уже ставят леса.
«Не наступай на собственную тень». Грейн раз за разом заходила в Древо, настойчиво настраивалась на время осады после битвы при Танненберге, но самое близкое, куда удалось попасть – тысяча пятисотый год, когда всюду здесь уже звучала польская речь.
Ещё один раз выбросило в период мейстерства Винриха фон Книпроде, судя по недостроенной башне Нижнего замка и запуганным обитателям. Ни у одного из конных рыцарей не пестрела чеканка на броне, не вился узор на ножнах. Мимо прошли в ногу кнехты, никто не разговаривал. Густав рассказывал, в те времена за лишнее слово могли и четвертовать.
Братья знали о Грете целый год, однако комтуру ни один не открыл. А она собирала грешки за всеми, хотела стать идеальным рыцарем Ордена. Стала ли? Древо приняло Испытание. Считает, значит: стала.
Да что оно может понимать, деревяшка эдакая.
Где братья? Где кони? Старые кирпичи, вот и всё, большего не осталось. А вдруг, тьма забвения – не проклятие, а благословенный дар, который Грета совершенно напрасно отказалась принять?
Грейн – не Грета. Если взяла на себя Путь, обязана его пройти.
И пройду. Когда отыщу братьев.
Оранжевый комбинезон был ужасно неприличным, как только на глаза попалась бесхозная монашеская ряса, натянула её сверху. Сойдёт, пусть влажная. Однако на шестом перемещении в Древе что-то замкнуло, и вместо тела Тирейн оно выдало прежнее, в броне. Ура. Правда, одно неудобство: сколько эту броню не снимай, она появлялась снова при следующем шаге в портал.
Глюк. Так можно однажды и хорьком каким-нибудь оказаться. Или мухой. Древо живое, у него свои законы, своя логика, может быть и разум тоже. Эх, если бы корабль НАВИ мог залетать в прошлое дальше двадцатого столетия! С техникой проще – от неё хотя бы знаешь, чего ждать.
Марта оживилась:
– Летучий корабль? Про такой сказка есть. Всех, кого встретишь, надо туда сажать, хоть обжору, хоть на одной ноге, хоть сумасшедшего или злого волка. И как там столько народу помещается? Видимо, он внутри больше.
– Ещё какой летучий! – улыбнулась Грейн. – Разработка пятьдесят второго века, лети куда пожелаешь. Можно в любую точку Вселенной попасть, даже в пятимиллионный год. Правда, после каждого перемещения во времени он должен четыре земных года вертеться на близкой к Солнцу орбите, я его обычно оставляю и пользуюсь Древом, чтобы взять заряженный. Человека три в кабину влезет, но с трудом – маленький. А будь он побольше, пришлось бы ещё дольше заряжать.
Монашке надоело сидеть, она выскользнула из-за стола и прошлась, делая вид, что разминает ноги. На самом деле ей не давал покоя рисунок под гобеленом. Почему его завесили?
Лениво миновав камин, Марта не глядя протянула руку, чтобы приподнять край… И наткнулась пальцами на нечто гладкое и холодное. Сталь нагрудника! Каким образом Грейн оказалась здесь так быстро?!
Смутившись, гостья прошла на своё место и спросила:
– Так ты нашла своих братьев?
– В прошлом – не смогла. Поэтому решила искать в будущем.
– Как это?
– Вспомнила про стеклянных тёток. Если у них в базе хранятся все когда-либо жившие люди – значит, и Бриан с Одо там есть? Только на станцию Свидетельства (1) сложно проникнуть, наставили трансдукционных барьеров. Сколько я не подбиралась вплотную, одолеть защиту не удалось. От Древа тоже толку мало, ростки не проклюнутся в открытом космосе.
– Но ты туда всё же проникла?
– Разумеется. Можно сравнить взлом информационной системы со штурмом замка. Представь, что замок обнесён не тремя могучими стенами, как Мариенбург, а восемью. Если штурмовать напрямую, никаких сил не хватит. Надо высылать лазутчиков, которые пробираются за стены, обманывают стражей, вербуют сторонников и открывают ворота.
Зал Свидетельства наполняли обречённые на смерть. Арочные ниши уходили спиралью вверх и терялись в сиянии. Девочка двенадцати лет сжимала прялку, её голубое платье с пышным кринолином едва пролезло в проход телепортатора. Она не казалась грустной или растерянной, как остальные – скорее всего, ещё не понимала, что случилось.
Хелен подошла к ней, качая прозрачными бёдрами, произнесла обычное «приветствую вас в зале мёртвых», и положила на рыжие волосы ободок-сканер.
Но девочка сорвала прибор, зацепила на нём свою прялку. Хелен не успела среагировать: прялка раскрылась вдоль, выпустила металлические штыри-пальцы со множеством суставов. Штыри вонзились в провода.
Сначала погас нижний ряд фигур слева, потом в верхних ячейках стеклянные люди стали исчезать один за одним.
– Система безопасности, вы спите?! – закричала в панике Хелен.
– Они отключились первыми, – невинно ответила девочка. Глаза у неё были не голубые, как показалось в начале, а цвета ртути. – Хороший вирус, правда? Специально под вас разрабатывала.
– Что?! – Хелен уставилась на хакершу, которая скучающе улыбалась. – Это вирус? Сейчас каждую секунду гибнут десятки людей, ты хоть отдаёшь себе отчёт, что убиваешь их?!
– Нет, всего лишь стираю информацию, – парировала девочка и подмигнула. – Украденную вами память. Но могу прекратить.
– Если?
– Если вы предоставите мне вот этих людей.
Девочка вытащила из бисерного мешочка на поясе миниатюрную брошь-розу. Роза выпустила белый луч, сфокусировалась голограмма: смуглый рыцарь с оспинами на носу, коротышка наглого вида, бородатый толстяк, плутоватый дрыщ с подкрученными усами, пьянчуга.
Хелен – компьютерный интерфейс, соединённый с полиморфной базой данных, – устало закатила глаза и простонала:
– Всё, что тебе нужно? А просто попросить, не обрушивая систему – нельзя было?!
– Не в моём стиле.
Прозрачная дама, абсолютно лысенькая и голая, уставилась перед собой. Приплюснутый нос блестел, по широким губам бегали синие искры. Наконец, она произнесла:
– Ответ отрицательный. Запрошенные люди не занесены в Свидетельство, поскольку перед возможным сканированием их охватила киберзараза, подобные данные опасны для нас. Сожалею.
Девочка сжала кулаки и выдала любопытную фразу на немецком, потом ещё и ещё.
Хелен сначала молча слушала, следя за окнами. Они исчезали по витку спирали в секунду. Потом не выдержала:
– Так у тебя есть антивирус?
Поток ругательств оборвался. Девочка провела кончиками пальцев по «прялке», штыри вздрогнули, заизвивались – и отдёрнулись. Армагеддон на борту станции прекратился.
В зал влетел челнок НАВИ на автоматическом управлении, поднял панель. Девчонка скинула кринолин, запрыгнула прямо на ходу в кабину, выдала «до скорых встреч», и миниатюрный корабль спокойненько убрался со станции.
– Проверить целостность трандукционных барьеров! – завопила Хелен.
– Трандукционные барьеры отключались под воздействием вируса, сейчас восстанавливаются, – сообщила система безопасности. – Отследить перемещение челнока не представляется возможным.
Хелен исчезла – какая теперь работа, нужно провести тотальную диагностику. Ох и не к добру это «до скорых встреч!»
Комментарий к 4. Замок Мальборк
(1) «Свидетельство» во главе с Хелен Клэй появляется в серии Доктора Кто «Дважды во времени».
========== 5. Ад ==========
В сводчатом зале потрескивал огонь, вдоль потолка шла фреска, она изображала батальную сцену. Кони, копья и люди перемешались и слиплись в один пёстрый комок, непонятно, режут воины друг друга – или обнимаются.
– Какая жалость! – воскликнула Марта. – Значит, ты не нашла там своих друзей?
Грейн схватилась за голову, дёрнула волосы, с досадой отвернулась. Ветер свистел всё громче. С полки над камином свалилась чугунная фигурка рыцаря и разлетелась, словно была из хрусталя.
– Да толку, если бы и нашла, – проговорила хозяйка. – Всё равно Свидетельство хранит лишь копии памяти, а не живых людей. Ни рая, ни ада, Марта. Ни рая, ни ада.
Надолго повисло молчание. В щели сильнее и сильнее задувал ветер, словно снаружи начиналась гроза. Но через окно не разглядеть ничего, кроме стеклянного шара, зажатого между лиан. Наконец, Марта решилась спросить:
– А потом? Ты продолжила их искать?
Грейн воззрилась на собеседницу, как будто первый раз заметила. Покачала головой:
– Я поняла, что слишком мало понимаю в окружающем, умею недостаточно. И принялась учиться. Первым делом разложила по полочкам знания, доставшиеся от прошлой хозяйки. Добивалась полного порядка, однако вдруг вылезало неизвестно откуда новое и принималось метаться, круша шкафчики. Не сразу я поняла, что так ведут себя озарения – проявляется талант Тирейн.
К тому же, её Путь постоянно звал меня: стоило увидеть систему маскировки каких-нибудь тонсинианских летучих мышей, тут же руки тянулись к чертежам. Как исполнить подобное в технике? Этот вопрос не отпускал, пока не получится, зудел и затмевал солнце.
Открылась способность видеть будущее. Нет, не ахай – передо мной лишь разворачиваются возможные варианты, могу определить наиболее вероятный, а что точно случится, не знаю. К тому же, у меня оказалось слишком много ненужных качеств: миролюбие, усидчивость, сродство к лошадям и прочее. Они рвали мозг на части. Пришлось отдать это всё обратно в Древо.
– А разве душевные качества можно брать и отдавать?
– Можно, Марта. Для нас с тобой. Я хватила лишку, пока искала способ проникнуть в Свидетельство. Надо было найти девочку, которая умирает перед первым попаданием в Древо, ещё до Испытания. Открыла подходящий фонарь, скопировала такую себе, выспросила подробности смерти – и уничтожила. Тогда-то ко мне и перешли потрясающая способность к вышиванию объёмной гладью и заразительный смех.
– Уничтожила?!
– Совсем не то, что ты думаешь! Стёрла мнемокопию личности, забрав навыки. Вернулась к моменту гибели вышивальщицы, пораньше отправила её в Древо и заняла место перед пяльцами. С прибором маскировки, который изобрела Тирейн, это оказалось легко. Ворвались революционеры, проткнули шпагой. Я надеялась, что меня тут же возьмут к себе стеклянные тётки, но просчиталась: оказывается, им не каждый нужен. Потом корни утащили, вылечили. Пришлось проделать всю тягомотину с допросом и уничтожением ещё шесть раз, и на седьмой – получилось! Я очнулась на корабле Свидетельства.
Марта прикрыла рот ладонью. Она наконец-то поняла, почему тевтонка жаждала отпущения. Уняв трепет, монашка проговорила:
– Ты убила восемь девочек? Просто чтобы пройти, куда тебе надо? И ещё Тирейн…
– Не убила. Их личности хранятся в Древе, я уничтожала лишние копии. Кроме Тирейн, конечно. Но сотворенное во имя целей Ордена не может быть греховно.
– Ты это сотворила для целей ордена? Или для своих?
– Да какая разница?!
– Вот именно – никакой.
Грейн откинулась на спинку лавки и процедила:
– Кто ты вообще – послушница при лагере? Что сама сделала выдающегося?
– Я просто носила воду. Очень много воды требуется, знаешь ли, до полусотни вёдер в день. И всё время в гору, носила и носила. Больше – ничего. Отпускаю грехи твои, сестра, во имя Господа, Аве. Или ты в чём-то ещё собираешься покаяться?
Серые глаза сузились.
– Ещё я должна покаяться в уничтожении послушницы Марты.
– Неужели ты, – испуганно проговорила та и сжалась, – хочешь меня убить?
Грейн устало вздохнула:
– Это не убийство, сколько раз объяснять. Древо не даёт убивать. Ты – мнемокопия. Всего лишь сотру тебя из своего мозга.
– Так значит…
Марта вскочила, запнулась об лавку и чуть не свалилась. Монашка с изумлением осматривала зал с тонкими колоннами и сводчатым потолком. Она в ужасе прошептала:
– Всё вокруг – твоё сознание? И я – всего лишь отпечаток? И ты сотрёшь меня, как след на песке?
Грейн медленно поднялась, вышла из-за стола и попыталась улыбнуться, но юное лицо перекосилось жуткой гримасой. Гобелены колыхались, ходили волнами. И вдруг ветер завизжал, взревел, и полотнище с апостолами сорвалось, полетело и врезалось в стол, опрокинув его. Стало видно рисунок на стене…
Не рисунок.
Серая штукатурка кое-где ещё оставалась, из-под неё скалились кирпичи. Позеленевшие, скользкие. Их посекли снаряды, скололи ядра, слизали потоки воды. И на кирпичах, и на штукатурке темнели кляксы – пятна крови.
Марта сделала шаг назад. Из-под ноги выкатилось нечто гулкое, болотного цвета…
Голова! На обтянутом кожей черепе сохранился один усик. Посреди лба мумии зиял пролом. Она открыла рот с выбитыми зубами и беззвучно закричала.
Из горла Марты вырвался странный звук, среднее между стоном и мяуканьем.
– Прости, – поморщилась Грейн. – Мне не следовало брать тебя из Древа вот так вот, личность целиком. Но я должна была кому-то исповедаться. А ни одно существо во всей Множественной Вселенной для этого не подходит лучше, чем ты, моя сестра по вере. Я сама.
– Ты могла бы вернуть меня обратно, где взяла.
– Тогда ты запомнишь сегодняшнюю беседу. И не останется никого, кто мог бы меня исповедать, а Устав предписывает делать это семь раз в год. Не бойся, ты не умрёшь; твоя память навечно запечатана в Древе. Больно, да; но Господь завещал нам терпеть, страдание очищает. Где он, правда – Бог?
– Бог – он в душе! – воскликнула Марта, пятясь.
Грейн усмехнулась, обвела широким жестом зал:
– Вот она, моя душа. Ты видишь здесь кого-нибудь, кроме нас с тобой?
Тевтонка неспеша приблизилась, вглядываясь в точку чуть ниже подбородка монашки. Но ведь никакого пятна там нет, зачем?..
Марте под коленки врезался ледяной рычаг, она плюхнулась на попу – и тут же вскочила. Грейн плавно извлекла меч и спросила с живым интересом:
– А у тебя? У тебя внутри есть Бог? Давай поищем? Брат Конрад порой вытаскивал из подопечных занятные вещи. Один раз даже попался перстень с рубином.
Она скривилась и продолжала:
– У комтура была вечная проблема, жертвы слишком быстро умирали. Смертные тела хрупкие. Другое дело сознание: его не так просто уничтожить, разруби на мельчайшие куски – обрубки продолжат жить и чувствовать.
Монашка стукнулась спиной о стену. Куда бежать? В этом замке одна хозяйка, всюду найдёт, и не единого выхода, за сводчатыми арками – глухая кладка.
Марта подняла кроткие глаза с густыми ресницами. Но чёрные зрачки излучали не страх – жалость.
– Грейн, – позвала она, как кличут упавшего в колодец. – Грета. Неужели в тебе не осталось ничего человеческого?
– Человеческого? – тевтонка запрокинула голову, рассмеялась. – Ты ещё не поняла? Люди – это снежинки, они тают на ладони – и нет их. Лишь щерятся глупые болванки стеклянных тёток. Мы с тобой не люди.
– Что тогда?
– Что? Спроси у своего бога, он ведь всеведущ.
Марта грызла запястье. Что так колотится в груди у мнемокопии? Страх? Она прижала к носу ладони, зашептала «Аве Мария». Грейн ждала.
Когда шёпот стих, двинулась вперёд. Занесла меч, отчеканила «Гнад дир Готт»… Монашка закрылась рукавом:
– Христос говорил нам о милосердии!
Грейн опустила клинок, оперлась на него. И ссутулилась.
– Христос. Я искала его в прошлом, искала в будущем. На других планетах, и среди межгалактической пустоты. Я не нашла, Марта.
Послышались всхлипы. Смеётся? Плачет? Не разобрать.
За окном протянулась рука в кольчужном рукаве, распахнула фонарь:
– Иди, – тихо сказала Грейн и кивнула на круглую дверь, которая проступила в арке справа. – Мне больше не нужно исповедоваться. Никто не нужен.
И замерла, как статуя в костёле древнего замка.
Через минуту Марта набрала побольше воздуха, сделала шаг в бок, к спасению. Мелко переступая, она пробралась вдоль подоконника, затем по стене к арке, нащупала круглый косяк, развернулась, кинулась открыть – и не смогла. Что за дверь? Ровная, белая, ни ручки, ни трещинки!
Марта толкнула, налегла, ударила плечом – не получается! Она в отчаянии прислонилась затылком и ощутила гладкую, тёплую поверхность.
Грейн стояла всё так же. Спит? Или наблюдает? Сейчас очнётся, сейчас передумает. А может – специально даёт надежду, как подраненному мышонку?
Когда убивают сознание, оно не может забыться в обмороке, оно захлёбывается болью до конца.
Монашка облизнула губы и попросила чуть слышно:
– Открой? Не могу…
Рыцарь встрепенулся, поглядел строго. Пошёл к Марте. Она чувствовала себя сейчас тем комочком из снега, о котором рассказывала матушка Иветта.
Грейн приблизилась, подвинула монашку и нажала на квадратный барельеф сбоку от двери. Гладкая поверхность отъехала в сторону, освобождая проход. За ним простирался коридор, стены лучились кремовым светом.
– Прощай, – выдохнула Марта, скользнув прочь из зала, где под фресками темнела кровь. – Желаю тебе найти Его, Грейн.
Фигурка монахини сложила ладони в молитве, из сияния протянулись ветви и сомкнулись вокруг неё. Фонарь захлопнулся. Он горел кротко и ласково.
Рыцарь с чёрным крестом на груди ещё минуты три смотрел на тёплый шарик. Вокруг кожаных сапог копошились божьи коровки.
А потом крестоносец выпрямился, повернулся и двинулся прочь, чтобы никогда больше сюда не приходить. Он шагал с такой решимостью, что изгибы коридора спрямлялись перед ним, тупики расступались аллеями, а затянувшие проход виноградные лозы спешили всосаться в пол.
Один раз на дороге оказалась фигура в зелёном капюшоне, но она поспешно отступила и слилась со стеной.
***
Конрад всегда был хаускомтуром Мариенбурга. Сменялись великие магистры, великие маршалы, великие комтуры, а Конрад… Конрад оставался при замке. Он знал, где взять десяток боевых коней в подарок венгерскому королю, как сделать, чтобы стены стояли и пиво не кончалось. Даже при осаде.
Но паршивый заяц сильно подпортил репутацию. Вот кто разболтал Магистру, что косой когда-то мяукал? Наверняка один из поварят. Ничего, главное – вернуть в казну деньги Генриха. Погиб же и ничего так и не подписал, сукин сын. То есть дочь.
Длинноносый нотариус в лиловом платье поклонился и положил на стол пять свитков.
– Теперь всё в порядке? – спросил Конрад. – Никто не подкопается?
– Пришлось применить все связи, чтобы достать фамильную печать Таупаделей, – медово улыбнулся нотариус. – Не беспокойтесь, бумаги абсолютно законны. Всё наследство достанется Ордену, ни один эксперт не опровергнет подлинность подписи и оттиска.
Комтур грохнул на стол мешочек с золотом. Нотариус принялся пересчитывать дукаты.
***
Тевтонка неслась по Осенним покоям Древа, потолок застилала листва. Мимо виска шлёпнулось яблоко. Грейн зло пнула его и крикнула в никуда:
– Это знак, да? Ты пытаешься разговаривать со мной? Тогда скажи.
Она крутанулась, задрала лицо к сводам.
– Ты, Древо! – заметалось эхо между стволов. – Прорва бестолковых знаний и никчёмных навыков, всякого хлама – скажи, что ты знаешь о Боге? У тебя вырезано на всех дверях «не приближайся к богам», «не становись богом». Так покажи мне Его!
В грудь ударил ледяной ветер, град шибанул по забралу и латам. Спину ожгло, застучали песчинки, обкатанные в барханах. На стволах раскрылись белые цветы с жёлтыми тычинками, воздух наполнился облаками пыльцы. Пыльца серебрилась, сгущалась, ложилась в образы.
Вихрастый дядька с косматой синей бородой, палящий из обреза. Тор, бог грома. Он изменил свою Вселенную, чтобы не проиграть в войне, и теперь воюет вечно. Если перестанет стрелять – его мир растопчут.
Женщина с шестью тяжелыми грудями по кругу. Её планета должна была сотни лет назад выродиться, но Изида раз за разом исправляет историю, подкидывает своим амазонкам мужей то из других галактик, то из прошлого.
Рэндом… Скользкий тип, и братцы не лучше.
Боги держат на плечах мироздание, каждый – своё, особое. Стоит им вздохнуть свободней, прервать вечный бег по кругу – и их универсум придет к изначальному варианту. В состояние, которое бога совсем не устраивает.
– А в моей Вселенной? – настаивала Грейн. – Есть что-то похожее?
Пыльца собралась в кокон, закружилась, уплотняясь. В сердцевине её заблистали вспышки, разряды молний.
– Ну?!
Кокон изогнулся, изобразил знак вопроса.
– Не знаешь, – протянула Грейн, усмехнулась едко: – Ты – не знаешь!
Она помолчала. Потом рубанула ладонью:
– И не надо! Все это – лишь поганые божки. Смертные, которые лепят себе троны на костях.
Пыльца осыпалась, легла жемчужным ковром.
В инструкции сказано – этого не делать. Ни в коем случае не сливаться со всеми реинкарнациями сразу, ведь человеческий мозг лопнет, растворится среди миров и эпох, и тут же начнётся следующее воплощение.
Но Грейн уже не боялась смерти. Не боялась сойти с ума. Она крикнула:
– Эй, миллионы жизней, прожитые зря, растраченные на пустяки, явите мне Его, давайте! Если ни одна из вас не видела Бога – чего вы стоите?!
Грейн подняла руки вверх. Зелёное пламя из её глаз ударило в один светильник, в другой, в третий. Она открывала их все, все эти пронумерованные могилы её самой. Мощные потоки мятного света искрились в ладонях, она пыталась объять то, до чего только можно и нельзя дотягиваться.
Она искала. Верования, легенды, колдовские обряды, культы. Чудеса, явления святости, встречи со сверхъестественным. На поверку ничего за рамки рационального не выходило: либо инопланетяне, либо электричество. Рай и ад? Места отличные, места ужасные, места просто потрясающие и почти нереальные – но всё по эту сторону бытия, на планетах и звёздах.
Изо всех сил Грейн тосковала и билась. Хотела верить – и видела, что это лишь очарование, что священные тексты врут.
Однако за многими легендами стояло нечто общее, вилась синяя нить. Появляется, помогает, исчезает. Волшебник, демон, воображаемый друг. Один или с друзьями.
Кто он?
Имени не было.Он не хочет, чтобы о нём знали, заметает следы. На его фигуре невозможно остановить взгляд.
Погодите-ка! Темнокожая врач рядом с потрепанной полицейской будкой. Большеротая блондинка в клешеных джинсах. Пожилая дама выгуливает металлического пса. Рыженькая, её муж, миниатюрная учительница. Они в чём-то участвовали, стояли рядом, пространство-время вокруг них расходится рябью. Девочка-Которая-Учится видит подобные вещи, даже если не отдаёт себе отчета в том, что именно видит.
Грейн лежала под яблонями, на шлем нападало уже прилично красных листьев. Встала, разметав их, и пробормотала:
– Очередной поганый божок. Найду его и потыкаю мечом.
А вдруг он знает ОТВЕТ?
– Где же мне разыскать этих странных людей? – задумалась она… И расхохоталась:
– О, ясно – где! Ну, стеклянные тётки, соскучились? Я иду к вам!
Да, конечно же. Свидетельство. Вот куда надо снова попасть.
Поднявшись, Грейн взмахом открыла люк между стволов. В проёме виднелся компактный корабль НАВИ, который как раз успел зарядиться для следующего перелёта.
Когда окно закрылось за сумасшедшей, из стены вышел друид в зелёном плаще. Голова под капюшоном была лосиная, но без рогов. Он проскрипел:
– Гх-м. Надеюсь, не вернё-ётся. Если, конечно, найдёт его. И почему подобное происхо-одит именно в мою смену?
Задумчиво почесав между ушей, друид выломал лиану, стукнул о яблоню – получилась метла. И принялся подметать осевшую пыльцу, то и дело прерываясь, чтобы развести мохнатыми руками. Длинная верхняя губа обиженно шевелилась.
========== 6. Суд ==========
Бургграф Нюрнберга Фридрих давно не испытывал такого недоумения. С того утра, когда в постели герцогини де Грандсон обнаружили барана.
С одной стороны, агнец – животное чистое, и дьявол не может им обернуться. Значит, в колдовстве герцогиню обвинить не получается.
С другой стороны – баран. В постели. С герцогиней!
Но сейчас всё оказалось ещё запутаннее: вассал Фридриха судился с самим Тевтонским орденом. Графу не хотелось пускать Орден на свои земли, не хотелось и выкупать их. Таупадели же всегда присылали отличных, верных бойцов.
Нельзя ссориться с прусскими рыцарями. А подставлять им грудь – можно? Живо заведут свои порядки. Кроме того, после поражения в битве под Танненбергом тевтонцы теряли вес, как больной сукоткой: новый король отказал Великому Магистру во встрече.
Фридрих должен заступиться за вассала. Правда, молодой Таупадель вызывал брезгливость. Весь оплывший, словно догорающая свеча, в ярком модном костюме, левая половина которого лоснится розовым, правая – голубым. Его отец сокрушал сарацин, покорял ристалища, а это что?
Решение барона фон Зайда, разбиравшего дело до того, Орден не устроило. Отдавать же вопросы о разделе своих земель на откуп епископа Фридрих не хотел.
Молодой Таупадель, в зелёной шляпе с пером до пояса, бубнил:
– Уважаемый суд, Грета мне даже не родная сестра. Отец нашёл её ночью у часовни, когда молился о моей покойной матери, и привёл в замок. Он говорил, что двоюродная тётка просила приютить своего отпрыска. Так ли это? Никакого письма от тётки я не видел, возможно, его и не было. Однако отец дал Грете свою фамилию и растил как родную, во многом ущемляя законного сына, то есть меня.
– Расскажите о вашем вступлении в Тевтонский орден, – перебил помощник Фридриха, солтыс.
В зал Нюрнбергского замка обычно вмещалось не больше двадцати человек, а сейчас набилось больше сотни. Сидел только суд, остальные толпились кругом. Генрих промокнул лоб кружевным платком, всхлипнул и сообщил:
– В ту злополучную ночь мне пришлось отлучиться по важному делу, отец же никогда не выпускал мои бумаги из-под контроля. Он вручил грамоты моей, с позволения сказать, сестрёнке, и отправил её в Пруссию. Я, настоящий наследник Таупаделей, никогда не вступал в Орден. Ваша светлость, претензии ответчика на наследство не обоснованы.
Хаускомтур Мариенбурга Конрад невзначай распахнул полу своего белого плаща и провёл рукой по туго набитому мешочку. До заседания посланец Магистра подходил, ластился, болтал о щедрости и вечной дружбе. Фридрих сделал вид, что не замечает кокетливого взгляда.
– Кто может подтвердить вашу личность? – спросил солтыс.
Из толпы протиснулись вперёд шестеро – ключница, приодевшаяся по такому случаю, монах и четверо слуг старого Эштеля фон Таупаделя.
Солтыс отрицательно покачал головой:
– Кто-нибудь из благородных?
Генрих развёл руками, широкие рукава чуть не волочились по полу:
– Отец вёл жизнь аскета, к сожалению. Мы никуда не выезжали и не звали к себе.
Конрад усмехнулся и подбоченился. Сейчас он выиграет процесс, и Магистр отменит наказание. Может быть, даже великим комтуром назначит. Давно пора.
Фридрих сделал знак двумя пальцами. Поднялся старик – нотариус бургграфа и кинул на пол несколько свитков:
– Бумаги, предоставленные Орденом, поддельные. Здесь не печать фон Таупаделя, слово чести.
Это «слово чести» прекрасно заменило протоколы испытаний, аттестат аккредитации лаборатории и ещё три тома бумаг, так что окрестные дубовые рощи вздохнули с облегчением. Правда, их потом всё равно свели на выплавку стали для заводов Нового времени, но тут уж – извините.
Брат Конрад смял свою шапочку в кулаке и вцепился в жидкие патлы. Солтыс мерно читал вердикт, признающий право Генриха на наследство.
Именно таким образом молодой фон Таупадель выиграл иск против Тевтонского ордена, и стал первым в истории, кому это удалось. Полученные земли, мастерские и замок он тем же вечером заложит некому Ульриху Брауцеру. Через тридцать семь лет сеть маслобоен Брауцера прославится по всей Священной Римской Империи. И в двадцатом веке экономическая мощь Третьего рейха окажется настолько велика, что сил Советского Союза не хватит. Фашизм захлестнёт Европейский континент, а за ним и Америку.
В результате к 2154 году Земля будет выжжена дотла центаврианами как всегалактический агрессор.
А пока довольный Генрих вышел с площадки суда, на ходу отдавая распоряжения слугам. Дзинь! Над его головой раздался тонкий звон, как будто лопнула нить паутины.
Но тот, кто мог бы его услышать, находился сейчас совсем в другом месте.
