Текст книги "Свадебный переполох в Медусельде (СИ)"

Автор книги: Оксана Шамрук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

========== Глава 1 ==========

Тэйодред спешился у самого въезда в Эдорас, хотя обычно отдавал коня уже у ворот Медусельда. Сейчас ему хотелось пройти по городу, посмотреть, как чеканно и слаженно восстанавливают старое и строят новое, как поднимаются дома, как шумят дети, быстро забывающие горе и войну, как иногда снова улыбаются рохиррим, ещё не привыкшие к миру. И гостей много: вот там что-то «загибает» на нерадивых работников гном, выгружают саженцы двое эльфов. Сердце чуть болезненно сжалось: забыть ту эллет не получалось ни в бою, ни на пирах. Но сегодня было не до воспоминаний, отец редко отрывал его от дел, на границе Марки каждый меч был на счету, а он так и вовсе бесценен, особенно когда Эйомера, братишку, друга и самого надёжного из командиров Рохана, оставили в Гондоре. Обучиться дипломатии ему было нужно, тем более, что кому как не брату наследовать теперь трон. Но без него было тяжело.

Услышав топот, Тэйодред оглянулся, и на лице засияла радостная улыбка, тут же сменившаяся тревогой: Эйомер здесь? Вызвали двоих? Всё ли с отцом в порядке?

– Тэйодред! – хлопнув по плечу, Третий Сенешаль на мгновенье сдавил его плечи в недюжем объятии, а затем, отступив на шаг, окинул оценивающим взглядом. – Ты всё хорошеешь! Эльфийское лечение на пользу пошло? Гляди-ка румяный да холёный как наливное яблоко. Никто по ночам спать не мешает приглашениями там всякими? Ума не мог приложить, зачем меня так спешно вызвали, теперь вижу – тебя охранять.

– На Рубеже воздух свежий, – отшутился витязь, вглядываясь в лицо братишки. – Зато тебя пора из Гондора забирать. Совсем измучили, вон и тени под глазами. Кто спать не даёт? Союзники или союзницы?

– Какие там союзницы? Ты бы попробовал уследить за речами Боромира когда тот послов принимает, да записать что важно. Мы с Арагорном скоро спать перестанем. Как мальчишки – то пишем, то летописи читаем, то опись имущества проводить заставляет чтобы не расслаблялись.

– Заняться ему больше нечем, что ли… Жена, сын, что ещё надо, – вздохнул Тэйодред. Мысли о том, почему могли вызвать двоих сразу, не давали покоя, хотелось едва ли не бежать во дворец. А если отец болен? – Ничего. Поговорю с отцом, может, разрешит тебя заменить. С орками всяко легче, чем с бумажками. Мечом по проблеме – и проблема уже списана.

– Хорошо бы, а то первый советник уже замаял предлагать жениться на каждой вельможной дочери, – сняв с головы шлем, Эйомер с удовольствием размял пальцами затёкшую шею. – То ли рождаемость поднимать вознамерился не только собственными усилиями, то ли папаши невест барыш за выгодных женихов сулят, да только все эти разговоры поперёк горла уже стоят.

– И не одна не глянулась? – улыбнувшись, Тэйодред растрепал брату волосы. – Какую ищешь?

– Родную, – прикрыв на мгновение глаза, сын Эйомунда в который уж раз вспомнил золотистые косы, простой наряд и радостный заливистый смех той, что была дороже любой высокородной девицы. Той женитьба на которой была невозможна. – А ты?

– Не будем, Эйомер, – Тэйодред вздрогнул, отводя взгляд. – Уже говорил отцу и тебе повторюсь – стар я для женщин. Да и ты, как наследник, меня устраиваешь. Лучшего конунга Рохану и не надо.

– У тебя жар что ли? – возмутился Эйомер, прикладывая ладонь к его высокому лбу. – Стар? Да за тобой бабы в очередь как на ярмарке за гномьим золотом выстраиваются. Выбирай любую – ни одна не откажет, а на меня не рассчитывай, не хочу я ничего наследовать. Мне бы в Альдбруге хоть пару лет спокойно пожить.

– Давай пока не будем о бабах, очередях и твоём отказе. Вот случись что на границе – придётся, а там у нас пока неспокойно. А что касается пары лет в Альдбруге… Так найди себе родную – и никто тебя от жены точно пару лет не оторвёт. Год на зачать-выносить, год на выкормить, а муж всё это время рядом нужен. Мало ли девушек, что ты сам всё не выберешь?

– Из каких семей мне выбирать положено ты не хуже моего знаешь. Нет у меня воли в выборе. И родной там нет, – стараясь скрыть подступившую горечь, Сенешаль отвернулся к мраморной террасе Медусельда. – Так что могу и я на рубеже службу нести, а ты пока озаботься рождением наследника, чтобы не искать его во мне.

Тэйодред внимательно посмотрел на брата, но ничего не сказал. Положено ему, как же. Что же ты сник, Третий Всадник? Ничего, про себя решил витязь, сейчас узнаем, зачем отцу нужны, а там объясню я тебе, что на все традиции «положено».

– Пойдём. Ещё время на разговоры будет.

– Ты, верно, тоже не знаешь, по какому случаю нас так спешно вызвали? Я уж было подумал: стряслось чего, но от гонца ничего не допытаешься.

– Нет, – Тэйодред открыл дверь в тронный зал и с облегчением вздохнул: отец, живой, и насколько можно судить, здоровый, сидел за столом, заваленным бумагами, из-за которого вскочил, чтобы обнять вошедших, крепко и коротко:

– Явились. Я думал, не раньше, чем послезавтра ждать. Садитесь. Приказать подать чего-то?

– Да как же послезавтра, если в послании чётко сказано: явиться не медля ни минуты с момента получения, – обрадовавшись бодрому виду Конунга, Эйомер обвёл взглядом чертоги. – Гобелены, гляжу, новые повесили, пир намечается?

– И пир, и гостей ждём. Вы садитесь, – Конунг коротко распорядился слугам принести эль, закуски и оставить его с сыновьями наедине. Когда же приказ был выполнен, Тэйоден лично налил всем по полной кружке:

– За мир и за союзников. Новых и старых.

– Отец, ты решил нас любопытством извести, – сделав глоток, Тэйодред отставил кружку в сторону. Рохиррим ещё и усы оттирали, да с этим наследнику эльфийская кровь помешала – ни усов, ни бороды и в сорок два – как другие в двадцать выглядел. – Случилось что-то?

– Да уж, хотелось бы знать чему мне быть благодарным за временное избавление от Боромировой науки дипломатии, – отломив кусок сдобной лепёшки, Эйомер щедро намазал её маслом. – Не поверите, была бы его воля он бы всех переженил, до кого руки дотягиваются, как будто дел в Гондоре поважнее нет.

– Зря смеёшься. Брачными союзами крепче политика держится. Вот и мы с князем Имрахилем недавно говорили. Дочь его вы оба на свадьбе видели, Лотириэль уже в возраст вошла, но отец решил, что девочку негоже с сильно большой разницей замуж выдавать, так что мы ее обручили с тобой, Эйомер.

Тэйодред вскочил. Да кто ж отца просил говорить, когда братишка ещё и не прожевал! Легко стукнув Эйомера по спине и подождав, пока тот откашляется, воин протянул ему свою кружку.

– Отец, не стоило бы…

– Это необходимо, пойми. Эйовин хоть и замужем за Фарамиром, а с Дол-Амротом союз нам нужен крепче дружеского. Да и девушка красива, как раз Эйомеру в пару, раз уж ты упёрся… – Тэйоден едва не договорил «в свою эльфийку», но вовремя осекся.

– Кгм… – промычал Третий Витязь Марки жадно осушая предложенный кубок. – Разве традициями не предполагается, чтобы я сам принимал подобное решение? Меня же даже в известность не поставили. Или, как Эйовин в своё время, решили не спрашивая сосватать? Я что – на девицу шибко похож, что ли?

– Если о традициях говорить, так против воли родителей или государя идти – тоже нет такого обычая! И не за каргу старую сватаю. Да и о сватовстве речь не идёт, мы уже документы о помолвке подписали. Имрахиль – за дочь, я – за тебя. Так что послезавтра она к нам уже не на смотрины – невестой приедет, только кольцами обменяетесь, – Конунг едва сдерживал гнев. Чем эта ему не хороша! Носится бобылем, ну с Тэйодредом ясно, там сердце не склеить, а отдавать девочку за того, кто другую во сне зовёт… – Слюбится! Ни у нее никого в мыслях нет, ни ты пока меня о позволении на брак не просил.

Тэйодред посмотрел на брата, готовый при первой немой просьбе просто вывести того из зала под любым предлогом.

– И кольцо без моего ведома отлили? – ощущая удушающую тошноту от того, что оказался в ловушке, створки которой вот-вот захлопнутся, Эйомер, отставив кубок брата, взялся за свой, а перед глазами снова встала та, что вскружила голову своими тихими песнями в вересковых пустошах. – Слюбится, говорите? А я другое слово для этого знаю. Хотите скажу?

– Так, – видя, что тут и до ссоры недалеко, и отец уже тайком за сердце держится, а о том, что Эйомер не то что бледен – уже лицом на серый гранит пола похож, и говорить не стоит, Тэйодред решил вмешаться. – Братишка, пойдем. Все слова скажешь, какие в голову взбредут. Только за руку держись, – добавил он тихим шёпотом, – и не сейчас ссориться начинай. Я сам поговорю, пойдём, братишка.

– Я же баба, – наклонившись шепнул в ответ Эйомер. – Меня на руках носить положено. Видишь, уже и замуж выдают.

– Совсем плохо? – Тэйодред с тревогой посмотрел на Эйомера и встал. – Отец, мы устали с дороги, а тут ты с новостями. Я зайду к тебе попозже, а сейчас пойдем, отдохнём, поговорить ещё успеем.

– Говорите, – отмахнулся Конунг, дёрнув за шнурок зазвеневшего в коридоре колокольчика, на звук которого тут же прибежали слуги. – Вечером жду на совете.

– Тэйодред, братик, прости меня, – едва они направились к лестнице тихо попросил Сенешаль. – Сколько же я тебя изводил, девицей обзывал, а теперь судьба всё вернула сполна, каждую шутку и дерзость.

Ощущая, как тесно становится в груди от ярости, он оглянулся на распахнутые двери, сквозь которые щедро лились солнечные лучи. Там за порогом жизнь, свобода, так, может, сбежать пока не поздно?

– Так! – Тэйодред развернул брата к себе, произнося слова едва ли не по слогам. – Эйомер, пойдем ко мне в покои. Прошу, поверь мне, как всегда верил.

Крепко обняв брата, он уже и в самом деле готов был схватить того на руки, так боялся за младшего.

– Верю, – ответил тот, соглашаясь идти куда угодно, лишь бы подальше, лишь бы никто не слышал. – А что толку? Единый, да я в жизни не думал, что меня, Маршала, сосватают, принудят как девицу! И всё без ведома, без согласия! Хотя бы спросил… Я бы сказал тогда ему что давно решил не жениться. Не могу я. Неправильно это. Сможешь это отцу объяснить? Нет? Вот и я нет!

========== Глава 2. ==========

До самой двери покоев Тэйодред не отпускал руки Эйомера, да и когда завёл – усадил не в кресло, а на кровать, достал с полки уже запылившуюся бутыль с вином и, выбив пробку, протянул ему:

– А теперь на меня посмотри. Другую любишь, – в голосе не было даже тени вопроса. – Почему перед отцом молчал?

– Люблю? У меня нет на это права, – сделав глоток терпкого напитка, тот отставил бутылку на пол и спрятал лицо в широких ладонях. – Дорожу как надеждой, как светом, а если женюсь на другой – она угаснет. Уж лучше как сейчас. Конунг не поймёт, он всегда считал что брак должен нести пользу, что жениться нужно только на ровне, чтоб кровь Эйорла на воду не переводить. Представляешь, какой скандал был бы, если бы я выбрал в жёны дочь простого кузнеца? Если бы просто проявил интерес? Ни ей, ни мне жизни бы не было.

Схватившись за голову, Тэйодред едва ли не застонал от боли. За что им это? Да кто же вообще эту глупость придумал! Вот у эльфов не смотрели ни на кровь, ни на славу рода. И принц женился по любви, и сам Король… Сердце сжало до того, что и губы, наверняка, посинели. Но пугать Эйомера… Решит сейчас, что и брат против – так считай, потеряли. Не для того они прошли через огонь войны, чтобы отдавать смерти в мирное время родных.

– Эйомер. Послушай. Меня, – речь он снова чеканил, как приказы воинам. – Не знаю, что там отцу в голову ударило – то ли возрастное, то ли жидкое, но если ты сейчас прекратишь блажить и скажешь, что любишь другую… Слово тебе даю – Эйовин я не дал загубить браком, который не по душе, и ты на той, кого полюбил, женишься. Так что, братишка? Только давай без дури про право, про кровь и род. Любишь?

– А как иначе? Она такая… – Эйомер взглянул на брата, не до конца веря в то, что он может помочь, не взирая на уже скреплённый подписями союз, но нестерпимо желая хотя бы сейчас, хотя бы ему, самому близкому, выговориться, рассказать о том, что творится на сердце. – Светлая, добрая и поёт как жаворонок в лугах. Я её в первый раз так и встретил: решил прогуляться к реке, слышу: поёт кто-то, да так нежно что за душу взяло. Не сразу нашёл, это братья ростом удались, а она совсем кроха тогда была. Стирала бельё, потом домой пошла, я следом шёл, думал: не заметит, а она обернулась. Глаза синие-синие, как небо на закате, забавная. Девчонка совсем была, не испугалась меня. Говорит: братьев четверо, мать едва наготовить на всех успевает, вот она и помогает – то в доме убирает, то вещи чинит. Думал поначалу, что детской наивностью умиляюсь, а она росла и чувства менялись. Как же не полюбишь золотистую, как огонёк, да светлую, как летнее солнышко? Знал бы ты каково это: скучать, тосковать, а не сметь поехать туда, чтобы увидеться… Ведь что я ей могу дать? Добра не выйдет, а зла не желаю.

Тэйодред присел рядом, обнимая Эйомера за плечи:

– Вот и счастье, что есть по сердцу. Дашь мне время до помолвки? Если за час до начала церемонии ее не отменят – сам тебе коня подведу. А до того времени как брата, как друга и воина прошу – отцу ни слова поперёк. И про любовь свою тоже. И что бы я ни говорил и ни делал – ничему не дивись. Даже если голышом по двору бегать начну или орать, что я Саруман. Даёшь слово?

– Саруман? Не упоминай при мне имя этого изменника. Знал бы ты, как я за Ремиль переживал, пока он по сёлам хозяйничал, сколько раз тайком в Альдбруг сбегал, чтобы убедиться, что с ней худого не случилось. Хорошо, – припомнив, как ловко брат отвёл нежеланный брак от Эйовин, Сенешаль кивнул. – Только тебе и верю. И коня приму, иному всё равно не бывать.

– Не буду. Только и у тебя спрошу… Если тебе завтра скажут, что я тебе завидую, что ненавижу и хочу права на престол лишить, что ты ответишь?

– Что ложь это, в жизни не поверю. И сплетнику этому рожу начищу, чтобы неповадно было такие гнусные речи вести.

– А мне надо, чтобы кивнул, поверил и слова дурного не сказал, – Тэйодред едва не рассмеялся, глядя на лицо брата.

– Так что ж, мне его, может, ещё и вином из королевских погребов угостить прикажешь?

– Нет. Просто промолчи. У меня сейчас один выход. Только, – Тэйодред поднял неожиданно тяжёлый взгляд, – не вини меня ни в чём. И не проси рассказывать до того, как тебе разрешат помолвку с любимой. Не смогу, братишка.

– Уверен, что это не во вред тебе будет? – насторожился Эйомер. – Ведь не о забавах речь. Не хочу чтобы ты из-за меня натворил того, что не исправить.

Тэйодред улыбнулся, точнее, попытался это сделать:

– Хуже, чем есть, мне точно не будет. Да и потом… Всё можно исправить, братишка. Кроме одного. Нельзя разлучать, когда двое любят. Даже если третьему это больно.

– Ты ведь это сейчас не обо мне?

– Я о том, – Тэйодред встал, – что сейчас иду к отцу. Вино у тебя ещё осталось, там, в шкафу, ещё бутылка. Хочешь – напивайся, хочешь – так сиди. Но без меня из комнаты – разве что в уборную и обратно. Когда приду – ты мне будешь нужен. Лучше трезвым, но и пьяным пойдет, лишь бы здесь ждал.

Устало взглянув на закрывшуюся за братом дверь, Сенешаль подошёл к распахнутому настежь окну. Душный летний воздух сменяла вечерняя прохлада, на улицы Эдораса опускались сумерки, в которых только интереснее было голосить разыгравшейся ребятне. Его Ремиль, когда он только узнал её, тоже любила носиться, как оголтелая, и играть с приятелями в салки, пока голос не охрипнет, дыхание не сорвётся, да мать домой не загонит. Он часто, незамеченный, наблюдал за ней, восхищаясь детской непосредственностью и озорством, а когда подросла – понял, что нет ему места в родном городе, если не хочет натворить бед, зла, в котором придётся после горько раскаяться. Воспоминания о той, что единственная жила в сердце, затопили, словно густой мёд, и вот уже он видел, как после нескольких лет пребывания в столице вернулся в Альдбруг, как в один из осенних дней обнаружил, что непоседливая дочь кузнеца Киорхта больше не та, что он знал прежде. Маленькая щуплая девочка с копной невероятно золотых с рыжиной волос превратилась в стройную, словно степная берёзка, девушку, синий омут глаз которой смотрел, казалось, в самую душу. Земли Соединенного королевства были богаты на красавиц, но такой, какой стала его Ремиль, Эйомер прежде не видел. Знакомые тонкие черты лица наполнились удивительной нежностью, женственный стан будоражил кровь, а тихие песни не несли больше успокоения. Она всё так же убегала к реке, подолгу сидела там, накладывая ровные стежки на рубахи братьев, он же решился подойти, заговорить лишь однажды. Она тогда обрадовалась его появлению, улыбнулась так тепло, что в сердце защемило от тоски, что не может обнять, прижать к груди, как того хочется, вдохнуть запах девичьей кожи. Ремиль пыталась рассмешить его, рассказывая о клиентах отца, которые страдали самыми разнообразными причудами, когда дело касалось отделки лошадиной сбруи, а он слушал и не слышал ни слова, так желал поцелуя, что пришлось крепко сцепить пальцы рук. Когда девушка закончила штопку, он помог ей отнести к дому корзину с бельём, понимая, что прошлой дружбе конец, что рядом с ней место только тому, кто может поступить по чести, а не обмануть, унизить недостойной связью. Он ничего не мог дать Ремиль, Конунг никогда не допустил бы его свадьбы с простолюдинкой, а против его воли Третий Сенешаль пойти не мог. Да и время становилось всё более мрачным, Враг, не таясь, делал набеги на земли Рохана, так было ли время у воина для сердечных дел? Он мог погибнуть в одном из боёв и чтобы сталось тогда с невестой, даже если бы решился пойти наперекор традициям? Кто бы смог её защитить от пересудов? Оттого и ездил всё реже в родные земли, избегал встреч, а если вдруг сталкивались, жадно вбирал взглядом черты родного лица, молча кивал, а она? Ей было больно, разве не заметишь этого? Не только Сенешаль сгорал в огне любви, у которой не было будущего, которой не должно было случиться, но которая так безнадёжно жила в них обоих. Лишь иногда он приезжал, чтобы убедится что Альдбругу, его жителям, а особенно ей, ничего не грозит, и и ещё ожесточённее сходился в схватках с врагом.

Разговор с отцом был очень тяжёлым. Скажи кто-то Тэйодреду раньше, что он будет вот так, без стыда лгать в лицо самому родному – так не поверил бы. Как и в то, что сам себя чернить начнёт, что прямо вот так и заявит о том, что желает наследовать престол Медусельда, что не допустит Эйомера к правлению.

И уже точно рассчитанный прежде удар: мол, отец, ты нарочно хочешь не меня в наследники. Потому и отсылаешь меня на Рубеж, а Эйомера – в безопасный Гондор, к бумагам. Поэтому ему династический брак готовишь. Нет? Так докажи обратное! Я уговорю Имрахиля отдать дочь мне, а Эйомера, пока думает, что влюблён в какую-то селяночку, на ней быстро и женить. Чтобы потом, если решит на трон заглядываться, этим браком и попрекнуть.

Да, отец нелегко всё это перенёс. Только и сам Тэйодред был едва ли не зелёным, как трава в поле. Расскажу, папа, после свадьбы всё расскажу, тебе одному. А сейчас губы сжать и снова с надменным видом требовать писем к отцу Ремиль, разрешения на брак для Эйомера и того, что для Имрахиля это всё должно выглядеть как любовь к его дочери. Чтобы пересудов не было.

========== Глава 3. ==========

Тэйодред вышел из комнат отца, едва сдерживая тошноту. Воротило от самого себя, от своих речей, от того, что устроил. Держало только то, что иначе нельзя было. После помолвки поговорит, признается, попросит прощения. А сейчас… Эйорл, дай сил твоему потомку, дай мужества промолчать, не выдать, не сорваться! Легко ли перед родными выглядеть дрянью почище Гримы?

К себе в покои он даже не вошёл – едва ли не ввалился, падая в кресло возле очага и не обращая внимания на Эйомера.

– Ты там что ратовал за введение налогов для холостяков, включая самого Конунга? – поинтересовался Сенешаль глядя на его перекошенное лицо и залёгшие вокруг рта суровые складки. – Чтоб ему неповадно было сводничеством заниматься?

– Налей лучше, – воин кивнул на бутылку. – И, прошу, пока не спрашивай. Завтра приедут Имрахиль с дочкой, и Эйовин с мужем тоже. Вот ещё с князем поговорю…

– С Имрахилем? – подав брату кубок с вином, Эйомер припомнил, как князь пару раз приезжал в Минас-Анор и вёл долгие беседы с Боромиром и Арагорном. – Он всё больше любит о политике да о спорных границах потолковать. Ты ему лучше не наливай, а то беседа до утра затянется.

– Да плевал я на то, насколько беседа затянется. И на политику мне сейчас хочется то, что в штанах, возложить. Торжественно, – достаточно большой кубок рохиррим опустошил одним глотком, не чувствуя вкуса. – Вода водой. Сейчас покрепче достану.

Быстро «откопав» в шкафу бутыль с крепчайшей гномьей настойкой, Тэйодред уже сам наполнил два кубка, протянув один брату, а второй осушая так же, залпом, не глядя на то, что крепость была вдвое против выдержанной медовухи.

– Ты потише, братишка, – пригубив обжёгший горло напиток, Эйомер снова окинул его внимательным взглядом серых глаз. – Такое чувство, что это тебя, а не меня силком женить собираются.

– Никто тебя не женит. Силком – так тем более. Я пообещал, что смогу всё уладить, так вот и подожди немного, – услышав стук в дверь, Тэйодред подошёл, забрал у слуги поднос с закусками и поставил на стол, быстро нарезая копчёное мясо и сыр. – Ешь. А то развезет от выпитого.

– Ты, кажется, этого и добиваешься, во всяком случае, у меня такое ощущение, что эту ночь мы ещё не раз вспомним. Что там отец, не пытался остудить твой пыл? Или ты как всегда – с ним подход полюбезнее, а ко мне потом пар спускать? Помнишь, как мы славно напились в тот день, когда сестру от Боромира отбили? Вот только не думал, что тебе и меня отбивать придётся. И опять ветер с Юга дует.

– А ты уже так к гондорским чопорным застольям привык, что со мной и напиться чураешься? – рассмеялся Тэйодред. – Помню. И тебя отобьём. Я же разницы между вами не делал, и она, и ты – родные. За каждого из вас и жизнь положу. Не то что дипломатию вспомню. Ты лучше вспомни лицо Боромира, когда у него младший брат разрешения на брак просил. Я в бою на ногах держался, а тут думал – рухну со смеху.

– Да не чураюсь я, скажешь тоже, – залпом осушив свой кубок, Эйомер криво улыбнулся. – Знаешь, если бы Эйовин у меня мумак посватал, я бы тоже ошалел, так чего же ты ждал от Боромира? Он, небось, как представил свою раздобревшую во цвете лет наречённую, так и о дружеских отношениях с Роханом позабыл вмиг. Помнишь, как глаз дёрнулся и голос осип? Только и смог спросить, мол, уверен, братец, что такое добро любовью объять сможешь?

– А как на него Фарамир смотрел, – Тэйодред налил ещё и себе, и брату. – Такие глаза растерянные, детские – и то на нас, то на него. Перепугался, что с ним плохо. Хорошие они. Сразу видно, росли душа в душу, крепко друг за друга держались. Как я за вас. И хоть прощения сейчас просить впору. Что тогда на бродах так вышло, что ты меня погибшим считал…

– Нет в том твоей вины, а вот эльфов, что тебя спасли, я несколько раз благодарил, а они, шельмы ушастые, отнекивались «не за что, как погибающего от ран не спасти», а потом так подставили на этих свадебных гуляниях, что до сих пор стыдно вспомнить.

– Да ладно тебе, – витязь улыбнулся, заново наполняя кубки и приобнимая брата. – Всем тогда досталось. Тебе ещё ничего так, а вспомни, что Арагорн эльфийской Владычице учудил? Я думал, отец государыни Арвен там и все своё самообладание потеряет, он едва ли не под стол полез, чтобы улыбку сдержать.

Вот только воспоминания о тех днях ничего хорошего не принесли: снова перед глазами стояло милое лицо, звучал её голос, её песни. Ту, про Рохан, сейчас пели едва ли не на всех праздниках – как клинком в сердце, до боли. Что же ты, тело спасла, а разум вот так загубила, чародейка.

– Что-то не шибко тебя радует это пойло, – заметив, как потемнели, словно грозовое небо, глаза брата, Эйомер нахмурился и попытался отодвинуть подальше бутылку с гномьей зажигательной, тем более, что развозило от неё как от бочки эля в одно рыло, не меньше. – Не грусти вот отстроим заново порушенные деревни, тогда столько праздников будет, что трезветь не будешь успевать.

– Вообще лучше бы не трезветь. Отстроим, братишка, всё ещё вернётся. И мир, и смех, и твоих сыновей буду на коня сажать, – остановив руку Эйомера, Тэйодред разлил остаток по кубкам. – Давай за твою любовь выпьем. Чтобы я на вашей помолвке так же кубок поднял.

– Не спейся раньше, – покачал головой Сенешаль допивая напиток, от которого уже гудело в голове. Сыновья. Свадьба. Да у него и помыслов таких не было прежде, а вот теперь поди же ты – размечтался о том, как введёт в свой дом в Альдбруге Ремиль, как она наполнит звонким смехом эти старые стены. Простая человеческая радость, неужели она и впрямь поселится в его жизни после долгих лет одиночества и сражений? – Только свадьба пусть простой будет, без гондорских шуток.

– По нашим обычаям, по старым! – согласно кивнул Тэйодред, доставая из сундука ещё одну бутылку. – Только не надо говорить, что в моих покоях выпивки больше, чем в погребе. Меньше даже, чем у отца в тронном зале спрятано. А ты первенца сына хочешь? Или сперва няньку, после – ляльку?

– На девчонку бы посмотреть, чтоб как мать смешливая да озорная, – улыбнувшись, Сенешаль только покачал головой на замечание брата о растыканных по Медусельду заначках спиртного. – Она же, знаешь, какая? Однажды слышу крик на улице, визг, дети смеются, вышел разузнать в чём дело и вижу картину: Ремиль верхом на свинье здоровенной сидит, а та несётся, дороги не разбирая. Оказалось, животина сбежала от хозяина, а она её поймать вызвалась. Ну и поймала.

Тейодред рассмеялся:

– Так, уже понятно, что на лошади малыши усидят! Эйомер, ты не засыпаешь? Вон, глаза то и дело жмуришь? Ложись, я ещё посижу.

Снова будто холодом обдало. Завтра ещё один разговор. Лгать в лицо, а хуже того – сломать бы только себе жизнь, не тронуть Лотириэль. Не вина девочки, что сдуру влюбилась, не обидеть бы…

– Неплохо бы, – взглянув на кровать, Эйомер потёр виски и отрицательно качнул головой. – Но лучше не стоит, а то начнёшь, как засну, приключения себе на задницу искать, а потом что отцу говорить? Были трезвые, ни разу ни в одном глазу?

– Ложись. Отсюда ни шагу не сделаю. А тут приключений всего-то три бутылки осталось. Надо разобраться, чтобы завтра обновить весь запас.

– Смотри, ты мне обещал.

– Обещал. Не женят тебя, помню, – Тэйодред встал, достал из сундука ещё одно одеяло и шагнул к младшему, помогая тому распутать ставшие непослушными шнуровки на плаще, рубахе и поясе. Проследив, чтобы Эйомер устроился поудобнее, витязь укрыл его, провёл рукой по пшеничным волосам и снова вернулся к столу. Так и в детстве часто укладывал его, когда они только приехали, когда ещё дичились, пугались всего, ночью не могли в своих покоях спать. Днем-то никто из рохиррим и сказать не мог, что Эйомер мальчишка, как воин держался, а вот ночью… Но что вспоминать, вот и сейчас уже уснул, а старшему не до сна. И хмель не берёт, чтоб его…

Сделав шаг к двери, чтобы выйти ещё за выпивкой, Тэйодред остановился. Нет, слово ломать негоже. Да и завтра голова понадобится. Раздевшись, он лег в кровать, подвинув недовольно заворчавшего брата, и тоже уснул, хотя казалось, что и глаз не сомкнет.

========== Глава 4. ==========

Золотой чертог Медусельда сейчас был залит лучами утреннего солнца, и Эйовин снова залюбовалась им, вспоминая, сколько радости было в этих стенах. Дай волю, она бы давно спрыгнула с коня и побежала бы, да вот только Фарамир держал ее крепко, как величайшую драгоценность. Даже самой ехать не разрешал, даром что уговаривала мужа, увещевала. Всего-то пятая луна, женщины Рохана, случалось, и рожать в седле начинали. Но и на поездку едва уговорила, где лаской, где слезами. Не стала бы рисковать, трудно ей в начале беременности пришлось, да вот Лотириэль… Когда начали переговоры с дядей, Эйовин знала уже, что княжна Дол-Амрота любит Тэйодреда, что только о нем и мечтает. Казалось, сейчас сговорятся – и лучшей сестры искать не надо. А тут… Как громом с гор – обручили. Да только с Эйомером, не с Тэйодредом. И девушка извелась за считанные дни, и сама Эйовин места не находила. Как же так, кто же решил, почему никого не спросили? Вот и выпросилась в поездку, чтобы с братьями поговорить: если Эйомер попросил, так может, откажется, узнав, что не его любят, не пойдет против счастья брата.

– Свет мой, осторожнее, держись крепко, – прервал размышления княжны Фарамир, пришпоривая коня. Спрыгнув на землю, он бережно взял её на руки, да так и стоял бы, если бы приличия не требовали отпустить. – Аккуратнее вот так, становись. Долгих лет вам, Конунг, словами не описать как я рад оказаться наконец на родине моей супруги, в бескрайнем Рохане.

Тэйоден опустил голову в лёгком поклоне, перевел взгляд на Имрахиля и Лотириэль:

– Рад видеть вас! Прошу пройти и отдохнуть с дороги, – на лице правителя Марки залегли темные тени, он словно не спал всю ночь, но и гостям, и племяннице улыбался искренне, а заметив, как слегка натянулось просторное платье названной дочери, едва ли не бросился к ней. Если бы князя Дол-Амрота не было – точно бы обнял, а так – долг конунга.

– Дядя, а братья мои ещё не прибыли? – Эйовин тяжело вздохнула. Опять Фарамир с ней как с куклой…

– Вчера поздно приехали, может, и не встали ещё. Пойдем, Имрахиль, покажу покои.

– Тогда я пойду их разбужу. Сони нашлись!

Легко взбежав по мраморным ступеням и игнорируя просьбу мужа не носиться, как малое дитя, Эйовин приветственно улыбнулась стоящим на посту стражникам, а затем направилась по коридорам в покои Тэйодреда, намереваясь ему первому напомнить о том, что доблестные витязи просыпаются вместе с жаворонками, а не спят до полудня. Потом можно и до Эйомера добраться с тем же вопросом, а еще лучше – с маленьким ковшом ледяной воды. Пусть вспомнит, как еще в родительском доме однажды лягушку в постель с утра сунул. Да, больше двадцати лет назад, да, извинился, но она же обещала отомстить… Вот только едва переступив порог опочивальни девушка замерла и прижав ладошку к губам, изумлённо уставилась на спавших в обнимку братьев, которым одеяла совершенно не требовались, да и сорочки на ночь в Рохане не носили.

Фарамир застыл рядом с женой, но тут же, по запаху в покоях и по количеству пустой посуды понял, что вчера оба шурина явно не скучали.

– Вот узнать бы, – громкий голос князя Итилиэна прокатился по комнате, – кого из двоих в этой ситуации женить, а кого – замуж отдать.

Тэйодред вскочил, прикрывая все, что ниже, ладонями: