355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Норман Сеймон » Шаман » Текст книги (страница 3)
Шаман
  • Текст добавлен: 4 октября 2016, 01:18

Текст книги "Шаман"


Автор книги: Норман Сеймон



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

Зная, что девушка в полном порядке, он все равно должен был немедленно бежать к ней. Паук просто не мог, не умел поступать иначе. Слишком много человеческого…

Он изо всех сил помчался обратно – Элоиз встревожилась его неожиданно ранним возвращением. «Все хорошо, маленькая?» «Все хорошо, Анза. Что с тобой?» «Я… волновался».

Паук вошел в шатер, опустился рядом с девушкой и по молчаливому согласию они стали «близко-близко». Детское название, еще девочкой Элли данное этому состоянию, как нельзя лучше отражало его суть: восьмилапый вошел в сознание человека и слил его со своим. Память и даже частично способность мыслить каждый индивидуум сохранял отдельно от другого, но вот восприятие мира становилось общим.

Сколько себя помнила девушка, и она и Анза любили эту игру, не находя никакого сочувствия среди окружающих. Люди не вполне понимали, в чем прелесть такого странного состояния. Пауки, по всей видимости, занимали ту же позицию. Вероятно, сказалось то, что девочка слишком рано осиротела и воспитывал ее так кстати оказавшийся рядом добрый восьмилапый…

Родители Элоиз погибли во время землетрясения, и ее саму, едва живую от голода, откопали пауки. Хоть в этом она могла быть уверена – ей рассказывали об этом люди.

«Прости меня, Анза, я не права, но я очень рассердилась. А ты хороший, прости, завтра я пойду к людям». «Завтра, маленькая, прости и ты меня, я больше никогда так не сделаю, а все дела завтра».

Больше они не могли уже выражать мысли отдельно друг от друга и надолго замолчали, просто сияя в Степи чистой и сильной эмоцией счастья. Счастья нечеловеческого и непаучиного.


ГЛАВА 3

К нему никто не подошел, к нему просто некому было подойти: мужчин всецело занимала битва с Гусеницей, а женщины пока не приближались к месту охоты, собирая съедобные травы к предстоящему пиршеству. Клас позже был уверен, что умер тогда на некоторое время. Был уверен совершенно твердо – потому что видел богов. Видел, но не мог рассмотреть, хотя и точно знал: это именно они, те самые боги Степи, о которых рассказывала Ма и о которых не терпел никаких разговоров Турн.

Пожиратели Гусениц никогда не смотрели на небожителей, пролетающих в вышине. Летучие хозяева равнины всегда убивали тех, кто пытался их увидеть, мгновенно подавляя своим Гневом. Лечь в густую траву лицом вниз, закрыть глаза и не думать – они любят, чтобы их почитали именно так. Если племя сделает все как нужно, то строгие высшие существа никого не тронут, пролетят мимо, видя под собой лишь море зелени.

Но если хотя бы один из степняков начнет думать, то боги наполнят его сердце тем самым ужасом, который называется Гнев с Неба, и тогда охотник начнет бояться великих созданий и невольно думать о них – а это еще хуже, чем посмотреть. Тогда великие спустятся и убьют всех, кого найдут, а найдут они тех, кто испугается и тоже направит на них свои мысли. Заслышав же поблизости страшных мстителей, невозможно о них не думать, нельзя не испугаться, поэтому в траву надо ложиться как можно дальше друг от друга. Именно потому мужская цепь идет отдельно от женской и детской, а беременные женщины со своими мужьями обязаны держаться отдельной группой, потому что дети даже в утробе могут начать думать, и тогда гневливые боги спустятся к ним…

Раньше, говорила Ма, беременную женщину с мужем изгоняли из племени на год, но пришло время, когда никто из ушедших не вернулся и охотников осталось слишком мало – едва-едва хватало для настоящей охоты. Тогда женщинам стали разрешать идти по следам племени и даже завели обычай оставлять им еды. Вот и с Гусеницы Класа они получили бы по хорошему куску -да сейчас у Пожирателей нет беременных.

Теперь в племени так и будут говорить: до Гусеницы Класа, после Гусеницы Класа – так степняки ведут счет времени. Прежде были Гусеницы Маалса, Сторка, опять Маалса, Лила… Довольно давно уже была Гусеница Эля – тогда брат его был совсем мальчиком, а Кора, их мать, жива. А уж кто из охотников отличался прежде, юноша и не помнил, ему это было совершенно не нужно. Пусть Ма и Турну известны десятки десятков отрезков времени, но какой в этом смысл? Ну вот, опять проклятый вопрос «Зачем?»…

Хотя теперь, наверное, уже все равно, мертвому можно и подумать, и бестолковые вопросы позадавать. Узрев богов воочию, Клас осознал, что терять ему совершенно нечего, он определенно умер, и теперь властители жизни и смерти пожрут его, как они поступают рано или поздно со всеми. Охотник решил, что перед трапезой боги вполне могут и ответить хоть на один его вопрос, это было бы вежливо. Вот только какой? Попросить их рассказать о себе?.. Или о том, откуда взялись Пожиратели Гусениц и другие люди? Тогда он вспомнил зеленый листочек Жизни в пустоте и спросил, глядя прямо на неясные в полумраке силуэты: «Зачем?!».

Боги удивились, но не вопросу. Вопроса они просто не поняли: небожители не задают и даже не знают таких глупых вопросов, это Клас почувствовал сразу. Сверхсущества удивились тому, что охотник их увидел. Они заворчали и тут же наслали на него Гнев с Неба, но юноша-то уже умер и потому не испугался, а даже развеселился немного: он не знал, что боги умеют удивляться и раздражаться.

Все с тем же ощущением безнаказанности мертвеца Клас повторил вопрос погромче. Гнев богов тут же ударил с такой силой, что подхватил юношу и понес куда-то прочь, но не испугав, а лишь насмешив, как смешит ребенка подбрасывание на руках. Хозяева грозно засверкали множеством глаз и загомонили хором: «Кто он? Кто он?» на таком странном языке, что и языком-то охотник не мог бы это назвать. И вдруг один бог с трудом приблизился к юноше, как будто преодолевая чье-то сопротивление, и посмотрел на него. Клас чуть не вскрикнул от удивления -подошедший оказался пауком! Но потом его ждало еще более странное открытие: паук оказался вовсе не богом. На этом месте Клас совершенно запутался и стал медленно уплывать куда-то туда, где с ним вдруг заговорила мать, причем ее он понял не сразу, зато когда понял, то догадался, что именно это и есть настоящий язык, а вовсе не тот, на котором разговаривают Пожиратели Гусениц. Юноше стало очень хорошо, но тут за ним пришел тот самый, особенно любопытный паук, аккуратно скатал сильными лапами в клубок и пустил куда-то катиться. Охотник закувыркался вниз, вниз, больно ушибаясь обо что-то головой…


***

Устав от переживаний, Элоиз незаметно уснула, свернувшись калачиком на сильных лапах. Паук легонько покачивал девушку, освободив сознание и размышляя о происходящем. Мысли восьмилапого не похожи на человеческие, они стремительнее, точнее и емче – но при этом, или скорее из-за этого, не столь последовательны. Некоторые люди могли бы сказать, что Анзе не хватает логики, но тут же бы и замолчали, потрясенные этим открытием. Холодное, всегда трезвое и рассудительное существо – менее логично, чем человек?..

Однако это предположение одновременно и верно, и не совсем. Смертоносцы выстраивают безупречные логические цепочки и совсем не умеют от них отступать, но количество звеньев в них крайне ограничено: два, три, иногда четыре. Анза владел нешуточным интеллектом, он, пожалуй, мог бы оперировать даже пятью последовательными звеньями – но не более. Поэтому у пауков все гораздо проще, чем у людей: провинившихся – наказать, провинившихся второй раз -убить через одного, провинившихся в третий раз – уничтожить. Восьмилапые жестоки оттого, что не видят других способов решения проблем, кроме самых простых. Ведь провинившийся должен быть наказан?

Разрыв порочного круга через прощение, пусть даже временное и мнимое по сути, уговаривание восставших, задабривание возможных вожаков – все это слишком сложно для подавляющего большинства восьмилапых. Ведь для этого надо понять хотя бы людскую логику, составляющую лишь некоторую часть сущности человека. Ограниченность пауков являлась одной из главных причин трудности их мирного сосуществования с людьми, и за долгую жизнь Анза имел много возможностей в этом убедиться. Бесконечная цепь больших и малых восстаний людей, чередующаяся с неминуемыми подавлениями, все более и более кровавыми, – вот и вся история взаимоотношений двух видов разумных существ. Вторая причина лежала в глубинном неприятии людьми насекомых, и прежде всего почему-то именно пауков. При этом двуногими всегда приводились доводы в пользу якобы более сложной человеческой организации – единственно достойной занимать место на троне властителя планеты. Анза, принимая без спора все особенности людей, не мог согласиться с их превосходством просто как ученый: вид, владевший планетой и потерявший ее, пусть и в результате катастрофы, не может считаться более приспособленным, чем другие. В то же время, довольно долго и тесно общаясь со многими людьми, он убедился, что причина ненависти имеет таинственный психологический характер. Некоторое время восьмилапый ученый исповедовал гипотезу о том, что на еще более раннем этапе развития планеты пауки уже были властителями, после чего ужас перед ними вошел в плоть и кровь человека – но подтверждений своей идеи обнаружить не смог.

Так или иначе, именно люди и пауки являлись главными соперниками в борьбе за власть, и именно их противоборство должно было определить выжившего победителя, которому достанется все. Анзе был неприятен такой итог затяжного противостояния: уничтожение одного из противников виделось ему слишком убогим и недостойным исходом. Совсем по-другому выглядела бы ситуация, если бы два вида добровольно объединили свои усилия. Такой союз не имел бы конкурентов в этом мире. Люди и пауки вместе могли бы навести порядок на планете и сообща благоустраивать ее друг для друга. Но как этого добиться?

Вся научная карьера Анзы была посвящена попытке найти решение этой проблемы. Именно поэтому он много лет назад подобрал и выходил, подражая людям, человеческого детеныша. И вот результат – он, кажется, стал в какой-то части человеком. Радоваться ли этому? Восьмилапому и в голову не приходило очеловечивать пауков или изменять людей, он хотел лишь найти пути к взаимному компромиссу. Однако сдвиг, который произошел в нем из-за отношений с Элоиз, возможно, зашел слишком далеко.

Паук вдруг поймал себя на мысли, что после смерти человеческой самки станет необычайно одинок. В то же время оценить в полной мере происходящие с девушкой возрастные изменения Анза не мог. Ну что ж, завтра это, может быть, станет возможно – Элоиз пойдет к племени степных людей, совершенно темных и не ведающих жизни в городах.

Грядущий эксперимент преследовал и другую цель, не менее интересную восьмилапому: он хотел найти самца для Элоиз, не испорченного ни рабством, ни расовой ненавистью. У нее будут дети, которые, как и она, вырастут в любви к паукам, или хотя бы к одному смертоносцу. Возможно, будет и муж… Если он окажется достаточно восприимчив к переменам или хотя бы будет обладать склонностью к компромиссам.

И третья причина для похода Элоиз возникла только теперь: странный и мощный импульс именно с той стороны, где, по его предположениям, и должны были находиться степные люди. И вот снова странное ощущение, как будто где-то прямо над этим местом идут сильнейшие сигналы в сторону гор. Что это было и что происходит сейчас? Кто появился там, за линией горизонта? Новый дикарь-сверхчеловек, подобный обитающему в далеком пустынном городе Посланнику Богини? Или что-то иное, но не менее опасное? Анзе когда-то уже приходило в голову, что наследственные изменения не обязательно должны были коснуться только насекомых. Учитывая, что местами эти мутации происходят и до сих пор, вполне можно предположить, что им подвергнутся и люди…

Что тогда? Новый феномен должен быть изучен как можно скорее, и сделать это быстро и незаметно мог только оказавшийся поблизости ученый – с помощью своей питомицы. Но это завтра… А сегодня он обещал угостить подружку мясом из клешней скорпиона. Продолжая баюкать девушку, паук начал выпускать нить. Если положить Элоиз в мягкий гамак аккуратно, она не проснется. Шатер вполне безопасен, да и Анза не будет слишком удаляться.


***

Клас осторожно открыл глаза. Голова его кружилась и болела, как будто он до сих пор скакал беспомощным мячиком с никому не известной в этом мире горы. Прямо перед ним было небо, в которое не надо лишний раз смотреть, потому что там… Охотник помотал головой, пытаясь прогнать опять нахлынувшие видения. Вокруг трава, он снова в Степи. Клас сел, и его тут же стошнило. Потом, с трудом ворочая непослушными зрачками, осмотрелся.

Охота завершилась, племя вовсю готовилось к пиршеству. Женщины командовали охотниками, которые разделывали мертвую Гусеницу. Скоро Ма разведет огонь – после охоты она всегда разводит огонь – и кинет туда первые кусочки добытой плоти, чтобы задобрить богов. При мысли о жареном мясе, его любимом лакомстве, Класа снова вырвало. Боги – пауки, а пауки – не боги… Каша в голове, а ведь ничего особенного вроде бы и не случилось: и сам жив, и все кости целы.

Клас сел и рассмотрел ногу – ничего, почти в порядке, просто перетрудил во время охоты. Встал, покачнулся и, уняв приступ головокружения, двинулся к туше Гусеницы. Навстречу брату, отделившись от кучки деловито орудующих копьями соплеменников, тут же, широко улыбаясь, зашагал Эль.

– Все хорошо? – опередил Клас вопрос охотника. – Я немного ударился. Головой. Словно куда-то провалился.

Эль приостановился, что-то спросил, на лице его медленно появилось недоуменное выражение.

– Что? – не понял Клас. – Что ты говоришь? Эль решительно подошел ближе и, внимательно вглядываясь в лицо пострадавшего, быстро заговорил какую-то тарабарщину. Клас невольно улыбнулся.

– Да что с тобой, брат? Эль обернулся к охотникам и что-то закричал им, но Клас разобрал только свое имя. Стало досадно: шутки между двумя, пусть и взрослыми, братьями – это одно, а вот позориться перед всем племенем – этого делать не стоило. Охотник решительно положил руку на плечо неуемного весельчака, но тот, обернувшись, снова затараторил свою скороговорку. – Эль, прекрати! Ты с ума сошел, Эль?!

К ним уже спешили несколько охотников. Впереди всех, конечно же, Турн. Торопится, в глазах беспокойство, редкая длинная бороденка трясется… Вот сейчас старейшина узнает, как ведет себя Эль, и тогда кое-кому не поздоровится! Но разошедшийся не в меру шутник вдруг снова обратился к подошедшим со своей дурацкой бессмыслицей и вдруг… Турн ответил точно такой же скороговоркой. Клас опять почувствовал сильное головокружение. – Да что с вами! Вы же охотники, а не дети! – закричал он в гневе.

Пожиратели Гусениц озадаченно переглянулись и окружили дрожащего от возмущения юношу плотной толпой. Турн крепко взял его голову обеими руками и, пристально глядя в глаза, медленно стал выговаривать непонятные звуки.

Клас снова услышал свое имя, сказанное на незнакомый манер, но больше не смог разобрать ничего. Все стало словно в тумане, он беспомощно кивнул и тихо повторил: -Клас…

Старик мягко улыбнулся, кто-то радостно крикнул, Эль облегченно похлопал брата по плечу, все наперебой принялись говорить Класу что-то успокаивающее. Тот не понимал ничего. Ровным счетом ничего. – Что-то случилось?.. Я болен?.. – обреченно спросил охотник и не удивился, когда улыбки разом сползли с окружавших его лиц.

Еще некоторое время соплеменники по очереди тормошили его и даже били по щекам, потом все постепенно разошлись. Люди Степи редко попадают в ситуации, когда с детства приобретенные рефлексы не в силах подсказать им, как поступить. Другие на их месте, возможно, обратились бы за помощью к разуму, но не охотники – думать им запрещали с рождения. Последним ушел Эль, выглядя при этом крайне несчастным и потерянным. Напоследок он похлопал рукой по земле и жестами показал, что советует брату хорошенько выспаться. Но спать совершенно не хотелось. Клас медленно пошел вокруг Гусеницы, машинально отыскивая выпавшее из рук копье.

А вокруг уже кипела жизнь: женщины показывали охотникам, какие куски следует вырезать первыми, и те, осторожно обламывая ядовитые шипы, залезали на тушу. Уже потянуло дымком от костра Ма, скоро первые кусочки мяса будут принесены богам, тем самым, которые пауки… Которые вовсе не боги… Клас никак не мог понять, что с ним случилось. От сильного удара каким-то образом в голову забралась всякая ерунда – но почему же она сидит там так крепко? И откуда этот странный язык? Пошатываясь, охотник вскоре нашел свое копье, переломленное почти пополам, и снял с пояса моточек веревки из паутины шатровика – пока не найдется подходящее древко, сойдет и такая починка. Связывая две половины, снова вслушался в разговор случившихся рядом соплеменников: нет, ничего понять невозможно, только изредка проскакивают имена. Тихо, ни к кому не обращаясь, заговорил сам, пытаясь вслушаться в свою речь, и почувствовал чужое. Да, ошибки быть не может, он разговаривает на чужом языке, об этом ему сказали язык и губы, явно непривычные к таким движениям. – Я болен, – сказал сам себе Клас. – Я очень болен. Мне нужно поспать.


***

Анза резко оборвал свой размеренный бег и застыл, как бы прислушиваясь. Охота на скорпиона, принимая во внимание способность паука воспринимать эмоциональные импульсы, исходящие от всех оказавшихся поблизости живых существ, казалась ему прежде более простым делом. Уже довольно много времени восьмилапый описывал круги вокруг шатра со спящей там Элоиз, отходя от нее все дальше и дальше, и только сейчас впервые почувствовал слабый сигнал. Не переусердствовал ли он, очищая этот участок Степи от хищников?

Постояв немного, паук наконец смог определить приблизительное направление и нерешительно двинулся в сторону, еще более удаляясь от девушки. Ну что же, это ненадолго, зато обещание будет исполнено. Восьмилапым трудно, почти невозможно не выполнить обещанное, но люди не хотят в это верить, им приятно видеть в пауках одни только чудовищные, с их точки зрения, конечно, черты.

Импульс становился все сильнее, все отчетливее, Анза побежал быстрее. Стремительно приближаясь к добыче, он определил, что скорпионов на самом деле двое.

Это плохо. В другое время он вообще предпочел бы не связываться с парой хищников, но рассчитывать, что поблизости окажется еще один обладатель могучих клешней, не приходилось. Восьмилапый последний раз прислушался к девушке, но уже едва различил ее мысленное поле.

Кажется, все еще спит. Ну что же, это хорошо, пусть выспится, ночью ей предстоит узнать, а точнее – почувствовать кое-что новое для себя. Так нужно.

Охотнику за редкостным деликатесом повезло – скорпионы находились на порядочном расстоянии друг от друга, хотя и на одной линии, что усиливало импульсы их разума. Анза осторожно приблизился к первому из хищников и застал его за трапезой – расчлененные останки какого-то жука усеивали порядочный участок с утоптанной травой. Паук не стал прятаться: уж лучше быть уверенным, что противник тебя видит и готов защищаться, чем пребывать в заблуждении относительно собственной безопасности.

Скорпион немедленно разжал челюсти, уронив при этом кусок плоти, и угрожающе приподнял клешни. Анза в ответ, примериваясь, побежал вокруг хищника. План охоты у паука имелся, но с повадками предполагаемой добычи он был знаком плохо. Насколько ловко степные экземпляры управляются со своим хвостом, какова их подвижность?..

Передвигалось бронированное насекомое неплохо – восьмилапый сделал вокруг него несколько десятков кругов, время от времени круто меняя направление, прежде чем скорпион перестал вертеться и застыл, покачивая жалом и злобно сверкая маленькими глазками. Людям бы паучью скорость – насколько легче жилось бы им в Степи! Анза все продолжал бегать, без устали перебирая мощными лапами, при этом он сузил круги до минимально безопасного расстояния. Обескураженный хищник не двигался и, похоже, не замечал, что, обходя его сзади, паук с каждым разом оказывался чуть ближе.

Наконец, решив, что расстояние уже подходит для броска, смертоносец приблизился к скорпиону сзади еще ближе и, без видимых усилий сменив направление бега, стремительно двинулся к жертве боком. Прежде чем атакуемый успел что-либо заметить, хелицеры подпрыгнувшего паука сомкнулись на его хвосте – настолько близко к жалу, что враг уже не мог им воспользоваться.

Скорпион мощно рванулся, закрутился, дернул хвостом, пытаясь перебросить Анзу через себя, прямо под чудовищные клешни, но охотник крепко зацепился когтями четырех лап за сочленения хитинового панциря в толстом основании хвоста хищника.

Однако и восьмилапый столкнулся с неожиданными трудностями: хитин на утончавшейся части хвоста, подходящей к жалу, оказался гораздо прочнее и плотнее, чем ожидал Анза. Раз за разом он сжимал хелицеры в страшном усилии, и все бесполезно – обезумевший от ярости скорпион давил на него все сильнее, заставляя паука нервничать. Да сколько же мощи в этой степной твари?

Смертоносец уже подумывал прервать первую атаку, для чего требовалось улучить момент и стремительно спрыгнуть с жертвы, когда сзади раздался громкий треск, и прежде, чем Анза успел понять, что происходит, лап у него стало на две меньше. Второй скорпион! Восьмилапый, теперь, увы, бывший, совершенно позабыл о нем! Но ведь пауки не умеют забывать…

Анза не повернулся ко второму хищнику, не ослабил хватку, и без того теперь непрочную, не поддался боли и ужасу – и это его спасло. В отчаянном усилии он снова сжал хелицеры, и правый нижний клык наконец проник-таки через сочленения хитина, проник, чтобы тут же вспрыснуть в скорпиона яд, от которого нет спасения. Но торжество, охватившее было смертоносца, было коротким – все тело хищника от укуса содрогнулось и одновременно раздался оглушительный хруст сломанного почти у основания страшного оружия восьмилапых, по счастью, успевшего выполнить свое предназначение. Скорпион тяжело завалился на бок, чем помог Анзе спастись от второго хищника, неловко отползти в сторону. Шестилапый паук со сломанным клыком, истекающий голубой кровью и ослепленный болью, смотрел, как приближается второй враг – кипящая яростью самка.


***

Не зная, что же еще можно предпринять, Клас лег прямо на след Гусеницы, устроившись поудобнее на короткой колкой подстилке, которая осталась после острых челюстей травоядного насекомого.

Небо. Клас даже и не сразу понял, что лег лицом вверх, а ведь за это его били еще крохотным ребенком. Степные люди никогда не спят лицом вверх. Никогда, даже ночью, когда небо над ними закрыто перевязанной травой. Юноша хотел было перевернуться, но раздумал, бессмысленно поднял руки, выставив их между собой и высью. Руки были его, это уж точно, он мог бы рассказать про каждый шрам: вот давний травяной порез, а это укус мухи… Ладони были его, и пальцы, и ноги были его, и даже губы были его, и язык, а вот говорил охотник чужими, никому не понятными словами. Что же случилось? Клас заметил краем глаза, что многие посматривают на него, удивленные смелой позой соплеменника. Пожиратели Гусениц не смотрят в небо. Никогда.

– Почему? – спросил у них Клас и резко сел. Никто не понимает его, а тогда какая разница, что говорить? Какая разница, как лежать? Что думать и думать ли вообще…

Окончательно поняв, что заснуть не удастся, и в то же время отчего-то не в силах присоединиться к занятым разделкой туши соплеменникам, Клас нехотя продолжил свой путь вокруг Гусеницы, пройдя теперь от хвоста к голове. Там часть шкуры уже отодрали от мяса и завернули в сторону. В глаза сразу бросился Эль, который, пыхтя, вырезал из бока огромный кусок мяса. Остро пахло кровью. Юноша, почувствовав голод, впился глазами в мясо. Получит ли он свой кусок сегодня?.. Это его зверь, но после всего, что случилось с незадачливым охотником… – Эль… – Клас тронул брата за плечо и ткнул пальцем в бок Гусеницы.

Эль посмотрел оторопело, подумал, морща лоб, потом сказал какое-то слово и глупо улыбнулся. Клас повторил свой жест, веснушчатый весельчак ответил теми же звуками. Юноше ничего не оставалось, как улыбнуться и отойти в сторону, не мешая брату. Он продолжил свой путь, повторяя сказанное братом слово, стараясь запомнить его накрепко. Звуки казались родными, губы принимали их, отдыхали, произнося. Вот только, что это слово обозначает? Гусеница, мясо, бок?.. Онемевший охотник обернулся, почувствовав на себе сей-то пристальный взгляд. Турн, конечно же. Видимо, старик не спускал с Класа глаз все это время. Правильно, кому же еще позаботиться о спятившем охотнике…

Несчастный прошел еще немного и неожиданно для самого себя взялся помогать нарезать мясо с боков крупными кусками. Его сразу приняла занимавшаяся этим группа соплеменников, охотники что-то говорили, смеялись женщины, но Клас мог только улыбаться. Впрочем, руки свое дело помнили, и слова были не нужны, хотя еще несколько понятий юноша попытался тут же запомнить. Немного мешала беспрестанно болевшая голова. Немного?.. Сильно, очень сильно мешала! Но что поделать, если не можешь даже высказать жалобу на родном языке…

Очень скоро раздались громкие крики, и все дружно потянулись к костру: Ма посчитала, что на сегодня мяса уже достаточно, можно начинать пир. Клас подхватил большущий кусок плоти и отправился вместе со всеми, стараясь ничем не выделяться среди других охотников. Краем глаза он заметил, как Турн, оглядываясь на него, выставил вдоль туши несколько невезучих охотников для охраны от приблудных хищников, и поспешил присоединиться к соплеменникам. Костер, сложенный из сухого кустарника, которого в Степи всегда хватало, горел уже вовсю, жадно потрескивая и отправляя высоко в небо толстый столб дыма, видимый наверняка на огромное расстояние. Но сегодня Пожиратели Гусениц не боялись богов, сегодня им есть что принести небожителям в жертву, лучшие куски мяса уже отправились в костер. Завтра охотники доберутся до внутренностей, и тогда высокие получат много новых угощений…

Мясо поджаривали женщины, только женщины. Они аккуратно нарезали его ломтями и заворачивали в широкие листья, которые потом клали на угли.

Многие нетерпеливые охотники насадили куски на копья и протянули их через головы женщин к самому огню, но Ма с криком прогнала наглецов: стыдно так вести себя в первый же день праздника. Впрочем, так случалось каждый раз… Клас, стиснутый в образовавшейся толпе, неожиданно встретился глазами с Сойлой, торопливо сглотнул набежавшую от запаха жареного слюну и улыбнулся ей. Сойла нравилась охотнику больше всех в племени, всегда, еще в детской цепи… Если подумать, совсем недавно он шагал с ней рядом день за днем, нес ее вещи и предполагал когда-нибудь стать отцом ее детей… Отчего теперь это кажется детскими мечтами? Он и теперь еще надеется на их общее будущее! Если после всего случившегося у него есть будущее. Если у него еще что-то есть, кроме этого вечера…

Сойла с улыбкой протянула парню мясо без всякой очереди, произнеся при этом его имя и несколько незнакомых охотнику слов. Вокруг никто не стал спорить, все заулыбались – наверное, Сойла сказала что-то вроде: «Ведь это Гусеница Класа!» Смущенный избранник принял пищу, сказав неуверенно то самое, недавно заученное слово, означавшее то ли «Гусеница», то ли «мясо», и это, кажется, сошло за шутку: женщины рассмеялись. А вот охотники нет, только улыбались жестко, настороженно.

«Женщины еще не все знают, – подумал Клас. – И Сойла еще, наверное, не знает…» Он поспешно отошел с мясом чуть в сторону и принялся жадно кусать – голоду охотника не мешали грустные мысли, так же как и неуемно болевшая голова. Вдруг юноша понял, что к этой боли что-то добавилось, как будто до больного зуба осторожно дотронулись чем-то мягким, совсем чуть-чуть. Клас даже обернулся и тут же увидел.

Почти на самом горизонте в небе проплывали несколько черных точек. Странное ощущение в его голове мгновенно пропало, будто кто-то испуганно отдернул протянутое щупальце: высшие поняли, что Клас их заметил. Кусок застрял в горле у охотника – племя было не готово к появлению небожителей, да и не должны были боги прийти сегодня, когда им пожертвовали свежее, душистое мясо! Впрочем, точки не приближались, они медленно плыли над Степью куда-то в сторону… Прошло некоторое время, и юноша облегченно вздохнул: Гнев с Небес их миновал.

Клас снова стал пережевывать мясо, почти не чувствуя вкуса, бесцельно глазами провожая уже едва различимые точки. Там боги, которые пауки. Или пауки, которые вовсе не боги… Но как же они тогда летают? Охотник попробовал представить себе восьминогое насекомое с крыльями, но картинка не сложилась. Он одернул себя: «Да с чего я взял, что это твари вроде шатровиков или верблюдов-бегунов? Привиделось мне, болен я, вот и все. Нужно просить снадобье у Ма, принять позор возвращения в женскую цепь, вот и все. Может быть, когда-нибудь…»

Класу очень хотелось снова стать охотником. Как же много свалилось на юношу за этот день, куда больше, чем за всю предыдущую размеренную жизнь. Как выдержать?

Племя не заметило черных точек над Степью – Пожиратели Гусениц не смотрят в небо, это их первая заповедь. Вторая и последняя: не думай. Не выпускай демона, у которого множество обличий и одна цель – погубить тебя. Клас с грустью, хотя и с не меньшим аппетитом доел остывающее мясо вместе с листком, взял, стараясь не выделяться, вторую порцию, присел среди охотников. Не зная, чем заняться, юноша стал просто наблюдать, желая слиться с соплеменниками, пытаясь не думать. А люди на глазах пьянели от сытости, они поедали кусок за куском и вскоре начинали петь, неловко приплясывать, мужчины и женщины улыбались друг другу. И вот раздался оглушительный визг: это подошла маленькая детская группа. Тут только и начался настоящий праздник – женщины наперебой угощали своих и чужих детей, то же самое пытались делать утолившие первый голод охотники… Турну пришлось напрягать все свое скрипучее горло, чтобы сменить охранников Гусеницы, но и тогда на его лице сохранялось благодушное выражение. Увы, так только казалось юному охотнику, чье детство и первая, а возможно, и последняя охота, остались уже безнадежно позади.


***

Анзе неоткуда было ждать помощи. Окажись поблизости хоть кто-то из смертоносцев, они примчались бы к нему на помощь со всех ног, в этом не было никаких сомнений, но никто не появлялся, а значит – он совершенно один. Самка скорпиона наступала, выставив вперед клешни и чуть отведя за спину жало, паук медленно отползал.

Нет, он не потерял подвижности. Смертоносец – не человек. Лапы отрастут снова, после ближайшей линьки он опять станет восьмилапым. Во-вторых, шесть лап хоть и хуже, чем восемь, но не настолько, чтобы паук почувствовал себя уязвимым. По крайней мере, в возможности скрыться от скорпиона бегством Анза не сомневался. Проблема была в другом: паук не знал, как самка поступит со своим погибшим другом. Что, если ей вздумается его просто съесть, а начать именно с клешней? А ведь они обещаны Элоиз.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю