Текст книги "Любовь и «каннибалы»"
Автор книги: Норма Клейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)
6
Ровно в одиннадцать прозвучал зуммер домофона, и Эйджи чертыхнулась. Застегивая сережку, она нажала кнопку.
– Стивенсон?
– Вы задыхаетесь от волнения, голубушка. Приятно слышать.
– Поднимайтесь,– коротко бросила она.– И не зовите меня «голубушка».
Выключив домофон, она открыла три замка с дистанционным управлением и посмотрелась в зеркало. Так и есть, куда-то пропала вторая серьга! Проклиная все на свете, она принялась за поиски и вскоре обнаружила ее на кухонном столе, рядом с пустой чашкой из-под кофе.
Вот и настал этот проклятый выходной. Люди отдыхают, а ей предстоит работать! Нет, дело не в том, что его придется провести со Стивенсоном. Это полбеды. К тому же она давно не выбиралась ни в музей, ни в картинную галерею, но... Тут постучали в дверь, и жалобный монолог прервался.
– Входите, открыто!
– Вы беспокоились? – спросил Олаф, проходя в комнату. Потом он умолк и уставился на нее. Она босиком стояла посреди комнаты, тоненькая и прелестная, в замшевой куртке, такой же короткой юбке цвета бронзы и шелковой ярко-голубой блузке, напоминающей мужскую рубашку. У него сердце зашлось от восторга, когда он застал ее за удивительно женственным занятием: она продевала в ухо блестящую золотую сережку.
– Вы прекрасно выглядите.
– Спасибо. Вы тоже.– Не то слово, подумала она. В узких, облегающих черных джинсах, темно-синем свитере и сногсшибательной куртке из мягкой черной кожи он выглядит сексуально, просто чертовски сексуально! Но ведь так прямо не скажешь...– Послушайте, Олаф, я звонила в бар, но вы уже ушли.
– Что-нибудь случилось? – Он следил за тем, как она всовывает ногу в лакированную туфельку бронзового цвета. Когда она надела вторую туфельку, у него взмокли ладони. Только тут он спохватился, что не слушает ее.– Простите, что вы сказали?
– Я сказала, что полчаса назад позвонил босс. Мне предстоит вести дело о покушении на убийство.
На него как будто вылили ушат холодной воды. Мечты разлетелись вдребезги.
– Что?
– Покушение на убийство. Это участок Джона. Может быть, удастся квалифицировать это как вооруженное нападение с угрозой для жизни, но мне надо именно сегодня увидеться с обвиняемым, потому что завтра с утра придется поговорить с окружным прокурором.– Она развела руками.– Мне очень жаль, что я не успела перехватить вас до ухода.
– Нет проблемы. Я пойду с вами.
– Со мной? – Эта мысль пришлась ей по вкусу.– Зачем вам портить себе выходной, торча в полицейском участке?
– Я взял выходной, чтобы побыть с вами,– напомнил он и подобрал ее пальто, брошенное на спинку дивана.– А потом... Это ведь не на целый день, правда?
– Да нет, не больше часа, но...
– Тогда выходим.– Он обошел ее кругом, галантно подал пальто и, не удержавшись, прикоснулся губами к ее шее.– Вы надушились для преступника или все-таки для меня?
– Для себя.– Подняв чемоданчик, она заслонилась им как щитом.– Сначала мы зайдем ко мне в контору. Туча передали дело. Это неподалеку.
– О'кей.– Он отнял чемоданчик и взял ее за руку.– Пошли, советник.
* * *
Джон столкнулся с сестрой у входа в участок. И хотя ему тоже не улыбалось работать в воскресенье, он искренне обрадовался. Один вид Эйджи поднял его настроение.
Улыбнувшись, он двинулся к ней навстречу, но при виде сопровождавшего ее мужчины радость сменилась подозрительностью.
– Эйдж...
Прикалывая к лацкану карточку посетителя, она удивленно уставилась на него.
– Джон... Тебя тоже вызвали, да?
– Похоже на то. Стивенсон, если не ошибаюсь?
– Он самый.– Олаф обернулся и встретил его взгляд не моргнув глазом.– Рад видеть вас, господин офицер.
– Детектив,– поправил Джон.– Я что-то не слышал, что Кеннеди опять попался.
– Я здесь не из-за Майкла.– Эйджи не обращала внимания на недружелюбный, агрессивный тон Джона. Он разговаривал так с любым ее знакомым парнем или мужчиной с тех пор, как ей исполнилось пятнадцать лет.– Я по делу Льюиса Пертуччи.
– А, этого подонка...– Но Джон все равно не мог взять в толк, какое отношение к клиенту Эйджи имеет здоровенный швед, несущий ее чемоданчик.– Вы что, столкнулись здесь случайно?
– Нет, Джон.– Эйджи реквизировала у брата стаканчик с кофе и предостерегающе посмотрела на него, хотя и заранее знала, что это бесполезно.– У нас с Олафом были планы на сегодня.
– Какие планы?
– Не твоего ума дело.– Эйджи поцеловала Джона в щеку и прошептала ему на ухо: – Кончай шпионить.– Потом она отстранилась и улыбнулась Олафу.– Стивенсон, раздобудьте где-нибудь стул и стаканчик этого жуткого кофе. Я уже сказала, это ненадолго.
– У меня впереди целый день,– бросил он вдогонку Эйджи, отправившейся в комнату для свиданий. Потом он обернулся к Джону и иронически спросил: – Кажется, вы не прочь снять с меня показания.
Не смешно, подумал Джон, но отрицательно покачал головой.
– Всему свое время.– Ему доставляло тайное удовольствие, что он сидит за своим столом, а Олаф занимает место, на котором обычно допрашивают преступников.– Что скажете. Стивенсон?
Олаф полез за сигаретами. Он протянул пачку Джону, но тот жестом отказался.
– Вы хотите знать, какого черта я кручусь возле вашей сестры? – Олаф выдохнул струю дыма и принялся терпеливо объяснять.– Раз вы детектив, то должны понимать, что она собой представляет. Она прекрасна, она умна. У нее доброе сердце и пленительная фигура.– Он затянулся и насмешливо посмотрел на гневно прищурившегося Джона.– Слушайте, хотите начистоту? Или вам больше нравится думать, будто она интересует меня только как адвокат?
– Следите за своими поступками.
Поняв, что Джоном движет стремление не дать в обиду дорогого им обоим человека, Олаф дружески наклонился к нему.
– Гайд, если вы хоть чуть-чуть знаете Эйджи, то знаете и то, что именно она следит за моими поступками. Она определяет правила игры, и никто не в состоянии заставить ее делать то, чего она не хочет.
– Вы хотите сказать, что уже пробовали подбивать под нее клинья?
– А вы что, маленький? – Олаф поспешил дружески улыбнуться, и Джон расслабил напрягшиеся было мускулы.– Ни один мужчина на свете не в состоянии понять женщину. Особенно умную.– Олаф заметил, что Джон смотрит ему за спину, и инстинктивно оглянулся. Он увидел, как полицейский в форме сопровождает в комнату для свиданий коротенького, жилистого человечка с жирной кожей.– Это он?
– Ага, это Пертуччи.
Олаф выдохнул дым сквозь стиснутые зубы и замысловато выругался. Джон был с ним полностью согласен.
Сидя за столом, Эйджи рылась в бумагах. Хоть она и помнила Пертуччи по предыдущим делам, надо было еще раз просмотреть его досье.
– Что, Пертуччи, вы опять за свое?
– А вы по-прежнему тратите время, чтобы торчать в этой дыре?
Он плюхнулся на стул, не обращая внимания на крутящегося рядом копа. Но он был в испарине. Попав в тюрьму, Пертуччи потерял связь с поставщиками. Он не принимал наркотиков уже четырнадцать часов.
– Не дадите закурить?
– Нет. Спасибо, офицер.– Эйджи подождала, пока они останутся наедине, а затем сложила руки на папке с его делом.– Что ж, вам крупно повезло. Женщине, на которую вы напали, шестьдесят три года. Утром я звонила в больницу. Вас, наверно, обрадует, что врачи, вначале оценившие ее состояние как критическое, теперь заявляют, что она вне опасности.
Пертуччи пожал плечами, но черные глазки так и уставились на Эйджи. Руки его непрерывно двигались. Кончиками пальцев он начал барабанить по крышке стола, ноги выбивали чечетку, а тело сотрясал какой-то дикий внутренний ритм.
– Ну, если бы она отдала кошелек, как я велел ей, мне не пришлось бы быть таким грубым, верно?
О Боже, меня тошнит от него, подумала Эйджи, тщетно напоминая себе, что она служит обществу. А Пертуччи, как бы там ни было, часть этого общества.
– Угрожать старикам ножом не только подло, но и глупо. Это так же верно, как то, что в аду для вас уже давно готово местечко. Черт побери, Пертуччи, там и было-то всего двенадцать долларов!
У него пересохло во рту и похолодело в животе.
– Тогда чего ж она цеплялась за такую мелочь? Вытащите меня отсюда! Это ваша работа! – Ему нужно было выйти отсюда на минутку, чтобы кое с кем рассчитаться.– Мне пришлось всю ночь провести в этой вонючей камере!
– Вы обвиняетесь в покушении на убийство? – сухо сказала Эйджи.
Теперь Пертуччи барабанил влажными пальцами по бедрам. Казалось, это скрипят его кости.
– Я не убивал эту старую суку.
Жаль, что кофе кончился. Было бы чем перебить горечь во рту.
– Вы трижды ударили ее ножом. Полицейский показал, что вы были схвачены с ножом и кошельком жертвы в руках при попытке к бегству с места преступления. Вас взяли тепленьким, Пертуччи, а ваши предыдущие дела не позволяют судье проявить снисходительность. За вами числятся ограбление, ограбление с угрозой физического насилия, кража со взломом и два покушения на ограбление.
– Мне нужен не перечень моих преступлений, а освобождение под залог!
– Очень сомневаюсь, что окружной прокурор согласится выпустить вас. Даже если бы он и согласился, на данную категорию правонарушений это не распространяется. Единственное, что я могу сделать, это попросить его снять обвинение в покушении на убийство. Вы будете признаны виновным в...
– Виновным? Да пошли они в задницу!
– В задницу пойдете вы,– спокойно ответила она.– И не рассчитывайте быстро выйти оттуда, Пертуччи. Какие бы чудеса я ни делала, на этот раз вам так легко не отделаться. Даже если мне удастся повлиять на судью, признание вас виновным в вооруженном нападении с угрозой для жизни означает от семи до десяти лет.
Холодный пот тек по его лбу, заливал губы.
– Черт с ним!
Терпение Эйджи быстро подходило к концу. Изо всех сил пытаясь сдержаться, она захлопнула его дело.
– Здесь нет никаких смягчающих обстоятельств. По совокупности вы заслужили двенадцать лет тюрьмы.
Он пронзительно вскрикнул, затем перепрыгнул через стол и ударил ее кулаком в лицо. Все произошло так быстро, что она не успела опомниться, как оказалась на полу. Он упал на нее и схватил за горло.
– Вытащи меня отсюда! – Запястья Пертуччи были такими волосатыми, что даже не ощущали боли от ее ногтей.– Сука, вытащи меня отсюда, или я убью тебя!
Сначала она видела его лицо, искаженное слепой яростью. Потом у нее перед глазами поплыли красные пятна. Теряя последние силы, она ударила его кулаком в нос. На нее закапала кровь, однако рук он не разжал.
У нее зазвенело в ушах, но только не от его диких криков. Красные пятна сменились серыми, а она все продолжала сопротивляться.
Внезапно ее горло освободилось, и она почувствовала, как воздух просочился сквозь перехваченную судорогой гортань. Кто-то отчаянно позвал ее по имени, потом крепко обнял и поднял на руки. Последнее, что она ощутила перед тем, как потерять сознание, был запах моря.
* * *
Холодные пальцы на ее лице. Чудесно. Сильные руки, крепко обнимающие ее. Удобно. Вздох перед пробуждением. Очень больно.
Эйджи открыла глаза и несколько раз мигнула. Над ней склонились два суровых лица и четыре глаза, полные гнева и страха одновременно. Она медленно подняла руку и потрепала по щеке сначала Олафа, а потом Джона.
– Со мной все в порядке...
Голос у нее был сиплый, на шее уже проступили синяки.
– Лежи спокойно,– пробормотал Джон по-литовски, гладя ее по голове рукой, которая еще ныла от соприкосновения с челюстью Пертуччи.– Выпьешь воды?
Она кивнула.
– Хочу сесть.– Обведя взглядом комнату, она поняла, что лежит на мягком диване в кабинете капитана. Прошептав слова благодарности, она отпила из бумажного стаканчика, который брат держал у ее губ.– Пертуччи?
– В своей камере.– Пытаясь справиться с дрожью, Джон нагнулся к ней. Он говорил по-литовски, целовал в лоб, в щеки, потом присел на корточки, продолжая держать за руку.– Теперь отдохни. «Скорая помощь» сейчас приедет.
– Не нужна мне никакая «скорая помощь».– Поняв по глазам, что брат не уверен в этом, она покачала головой.– Не нужна.– Эйджи оглядела себя, проверяя, не расстегнута ли блузка, и с грустью убедилась, что она не только порвана в клочья, но и залита кровью. Как, впрочем, и замшевая юбка.– Это его кровь, не моя,– на всякий случай уточнила она.
– Ты сломала его сопливый, грязный нос! – довольно произнес Джон.
– Рада, что занятия самообороной не прошли даром.– Он снова выругался, и Эйджи сжала его руку.– Джон,– с жаром начала она.– Ты понимаешь, чего мне стоило согласиться на то, чтобы ты каждый день, каждую ночь рисковал жизнью? Ты понимаешь, почему я согласилась, несмотря на то, что очень люблю тебя?
– Сейчас не обо мне речь,– сердито ответил он.– Этот ублюдок чуть не убил тебя. Он вошел в такой раж, что нам втроем пришлось оттаскивать его.
Она не хотела думать о том, что они с ним сделали после. Просто не могла.
– Я сама виновата. Не сумела справиться с собой. Позволила ненависти взять вверх над состраданием. И получила поделом. Впредь наука.
– Ты...
– Да,– подтвердила она.– Я опять за свое. Горбатого могила исправит. Я не смогла бы измениться даже ради тебя. А теперь отмени вызов «скорой» и сделай для меня что-нибудь.
Он коротко выругался по-литовски, но Эйджи только улыбнулась в ответ.
– Сам пошел в ж... кобылью! Нужно позвонить в мою контору и объяснить, что при данных обстоятельствах я не могу защищать Пертуччи в суде...
– Черт побери, конечно, не можешь! – Слабое удовлетворение, но он и на это не рассчитывал. Джон осторожно потрогал синяк у нее на скуле.– Он поплатится за это, Эйджи. Будь я проклят, если не зарою гада! И ни ты, ни кто-нибудь другой ему не помогут.
– Это будет решать суд.– Она с трудом поднялась на ноги.– Ты ничего не скажешь маме с папой.– Джон промолчал, и она подняла бровь.– Только попробуй, и я расскажу им о твоем последнем задании, когда тебя попросили выйти вон... через окно второго этажа!
– Поеду домой,– сказал Джон, махнув рукой.– Надо отдохнуть.– Он отвернулся от нее и посмотрел на Олафа. Его мнение о нем сильно изменилось, когда они втроем оттаскивали Пертуччи от Эйджи. Джон был достаточно опытным полицейским, чтобы по глазам распознать человека, готового на убийство. Именно такими были темные глаза Олафа. Он безошибочно понял, что Олаф предпочел бы разделаться с Пертуччи один на один, без всяких копов, но... на руках у него была Эйджи.– Вы останетесь с ней.– Это был не вопрос, а утверждение.
– Можете быть уверенным.– Пока Джон не вышел, Олаф не проронил ни слова.
Эйджи попыталась улыбнуться, но улыбка вышла слабой и неуверенной.
– Ничего себе денек, верно?
Он покосился на ее забрызганную кровью блузку, и по его скулам заходили желваки.
– Вы можете идти?
– Конечно, могу.– Она надеялась на это. Нотка раздражения, прозвучавшая в его вопросе, помогла ей сделать несколько шагов по комнате.– Простите, что я доставила вам неприятности. Вы не должны...
– Сделайте одолжение, помолчите, пожалуйста,– сказал он, взял ее под руку и вывел на улицу.
Она сделала одолжение и умолкла, хотя собиралась заявить, что глупо брать такси, чтобы доехать до ее дома, расположенного всего в нескольких кварталах отсюда. Действительно, лучше помолчать. И не только потому, что больно говорить. Она боялась, что ее голос начнет дрожать, а за ним и тело.
Через несколько минут она останется одна. Тогда она сможет дрожать и реветь сколько влезет. Но не при Олафе. И ни яри ком другом.
С преувеличенной осторожностью пьяного человека Эйджи вышла из такси и ступила на тротуар. Небольшой шок, догадалась она. Это пройдет. С этим она справится.
– Спасибо,– начала она.– Извините...
– Я помогу вам подняться наверх.
– Послушайте, я испортила вам утро. Совсем не нужно...
Но Олаф уже почти нес ее к двери.
– Я ведь просил вас помолчать...
Олаф открыл ее чемоданчик и принялся искать в нем ключи. Ярость сделала его пальцы неловкими. Откуда ей знать, как она бледна? Неужели она не понимает, что делается с ним, когда он слышит ее сиплый голос?
Он провел ее в двери, посадил в лифт и нажал на кнопку.
– Не понимаю, отчего вы беситесь,– прошептала она, слегка вздрагивая при попытке глотать. Да, конечно, вы потеряли два часа, но знаете, сколько я заплатила за этот костюм? И надевала я его только два раза...– Слезы наворачивались ей на глаза, и она изо всех сил сдерживала их, пока он вел ее через холл к квартире.– А жалованье у защитников совсем не роскошное.– Пока он открывал дверь, Эйджи терла друг о дружку ледяные руки.– Теперь мне придется целый месяц питаться одним йогуртом, чтобы позволить себе купить новый, даже на распродаже. А я его и не люблю, этот йогурт...
Пролилась первая слеза. Входя в комнату, она смахнула ее.
– Даже если бы его можно было отчистить, я все равно не смогла бы его надеть после того, как...– Она чувствовала себя вконец разбитой и держалась на ногах только героическим усилием воли. Господи, что она там лепечет о костюме? Может, она сошла с ума? – О'кей.– Оказывается, ей нужно дышать медленно и осторожно. Как только она начинала волноваться, в горле саднило.– Вы помогли мне подняться. Я вам признательна. А теперь уходите.
Он молча поставил чемоданчик и снял с нее пальто.
– Сядьте, Эйджи.
– Я не хочу сидеть.– Еще одна слеза. Слишком поздно пытаться удержать ее.– Я хочу остаться одна.– Ее голос сорвался, и она закрыла лицо руками.– О Боже, оставьте меня одну!
Он обнял ее, подвел к тахте и усадил к себе на колени. Девушку трясло, и он гладил ее по спине, ощущая, как ему на шею капают горячие слезы. В нем бушевали ярость и страх, но он старался остаться спокойным. Она свернулась в клубок и прижалась к нему, а он закрыл глаза и принялся бормотать бессмысленные слова, которыми всегда утешают маленьких.
Она горько плакала. Но это продолжалось недолго. Она сильно дрожала, но вскоре прошло и это. Она не пыталась вырваться. Но если бы она попробовала оттолкнуть Олафа, тот все равно не выпустил бы ее. Может, он и утешил ее. Но, держа ее в объятиях и ощущая, что она в безопасности, он и сам утешился.
– Черт побери.– Когда худшее осталось позади, она положила голову на его плечо.– Я ведь просила вас уйти.
– Забыли о своем обещании? Вы хотели провести день со мной.– На секунду у него напряглись мускулы, но он заставил себя расслабиться.– Вы жутко напугали меня.
– Я сама напугалась.
– Если бы я ушел, то вернулся бы в участок, добрался бы как-нибудь до этого сукина сына и разорвал его в клочья.
Сомневаться в реальности этой угрозы не приходилось.
– Раз так, уж лучше вам побыть здесь, пока это желание не ослабеет. Мне легче, честное слово,– сказала она, однако не торопилась выскользнуть из его объятий.– Просто у меня такая реакция на происшедшее.
А у него внутри не таяла глыба холодного бешенства. Это была его реакция на происшедшее, но до него дольше доходило.
– Эйджи, эта кровь, может, и его, но синяки ваши.
Нахмурившись, она осторожно потрогала шею.
– Что, очень страшно выглядит? Несмотря на мрачное настроение, он не удержался от смешка.
– Бог мой, я и не подозревал, что вы такая тщеславная!
Она ощетинилась, отодвинулась подальше и грозно посмотрела на него.
– При чем тут тщеславие? Завтра утром у меня слушание дела, и я не хочу лишних вопросов.
Он взял ее за подбородок и заставил повернуть голову.
– Голубушка, послушайте человека, который в синяках разбирается. Лишние вопросы вам обеспечены. Но забудьте об этом до завтра.– Он очень нежно тронул губами синяк, и у нее замерло сердце.– У вас есть чай и мед?
– Наверно. А зачем?
– Раз уж вы не пожелали ехать в больницу, придется иметь дело с «неотложкой» Стивенсона.– Он опустил ее на тахту и обложил подушками. Их яркий цвет подчеркнул ее бледность.– Подождите.
У измученной Эйджи не было сил спорить. Когда Олаф пять минут спустя вернулся с чашкой чаю, наплакавшаяся девушка спала мертвым сном.
* * *
Она проснулась, чувствуя себя как с похмелья. Горло болело. В комнате было сумрачно, очень тихо, и это окончательно сбило ее с толку. Она приподнялась на локтях и только тут увидела, что занавески задернуты. Ее укрывал яркий афганский плед, много лет назад подаренный матерью.
Она тихонько застонала, отбросила плед и встала. Ничего, ноги ее пока держат, с удовлетворением подумала она. С Гайдами не так легко справиться.
Но чтобы загасить огонь в горле, понадобится не один литр воды. Протирая глаза, она прошла на кухню и вскрикнула от неожиданности, увидев склонившегося над плитой Олафа. Воспаленное горло тут же перехватило.
– Какого черта вы тут делаете? Я думала, вы давно ушли.
– И не собирался.– Он что-то помешал в кастрюле, а потом обернулся и внимательно посмотрел на нее. К ней возвратился нормальный цвет лица, и глаза немного оживились. Теперь только бы избавиться от синяков.– Я попросил Монти прислать судок с супом. Вы сможете глотать?
– Надеюсь.– Она потрогала живот и поняла, что умирает с голоду. Но полезет ли ей что-нибудь в горло, вот в чем вопрос.– Сколько времени?
– Около трех.
Значит, она проспала примерно два часа. То, что она лежала на тахте, а Олаф в это время возился на кухне, смутило и одновременно тронуло ее.
– Незачем вам было тут крутиться.
– Если вы перестанете болтать, горло пройдет быстрее. Садитесь за стол, сейчас все будет готово.
Надо отдать ему должное, запах супа был весьма аппетитным. Рот Эйджи наполнился слюной. Она вернулась в комнату, раздернула занавески и присела на низкую скамеечку у окна. С отвращением посмотрев на свою испачканную куртку, она сняла ее и отшвырнула в сторону. Надо будет отведать приготовленного Монти супу, а потом принять душ и переодеться.
Похоже, Олаф неплохо освоился у нее на кухне, подумала Эйджи, когда он внес в комнату поднос с бульонными и чайными чашками.
– Спасибо...
Она заметила, что Олаф бросил взгляд на куртку, вспыхнула, но вскоре успокоилась.
– Пока вы спали, я немного порылся в пластинках.– Он гордился своим умением небрежно сменить тему для разговора.– Можно послушать?
– Конечно.
Пока она помешивала горячий суп, он поставил на стереопроигрыватель пластинку – старый альбом «Каунт Бейси и семеро из Канзас-сити». Звучала бессмертная пьеса «Чистильщик сапог».
Поняв, что он не собирается напоминать о происшедшем, Эйджи благодарно улыбнулась.
– Это подарок Юргиса. У него очень странные музыкальные вкусы. Такая мешанина!
Олаф сидел рядом, а она осторожно глотала суп, вздыхала и уговаривала свое воспаленное горло проглотить еще ложечку, как мать уговаривает капризного ребенка.
– Потрясающе! Что за суп?
– Я никогда не спрашиваю. Монти все равно не скажет.
Она ела, что-то бормоча от удовольствия.
– Надо придумать, чем его подкупить. Моя мама обожает собирать кулинарные рецепты.
Эйджи перешла к чаю. После первого глотка у нее глаза полезли на лоб.
– Меда у вас не было,– спокойно объяснил Олаф.– Зато был бренди.
Второй глоток она сделала более осторожно.
– Это должно снизить чувствительность нервных окончаний.
– Прекрасная мысль.– Он придвинулся ближе и взял ее за руку.– Вам лучше?
– Намного. Как жаль, что я испортила вам воскресенье!
– Я должен снова просить вас помолчать? Она только улыбнулась.
– Я начинаю думать, что вы не такой уж злодей, Стивенсон!
– Из этого я делаю вывод: надо было накормить вас супом как можно раньше.
– Да, суп помог.– Она поднесла к губам чайную ложечку.– Но не заставляйте меня краснеть за то, что я кричала на вас, когда вы принимались за свои фокусы.
– Что ж, у вас был хороший повод для крика. Правда, крик не всегда означает ответ по существу.
– Зато срабатывает безотказно.– Эйджи сделала еще один глоток. Похоже, бренди в этом напитке было куда больше, чем чаю.– Я не хотела говорить при Джоне. Он и так переживает. Впрочем, вы лучше меня знаете, что испытывает человек, когда младшие заявляют ему: отстань, твои взгляды безнадежно устарели.
– Вы имеете в виду, что надо дать им возможность самим понабивать себе шишек? Ага, я понял.
– Так вот, как бы ни относился к этому Джон, я сама распоряжаюсь собственной жизнью. Пройдет немного времени, и Майк заявит вам то же самое.
– Но Майк же не похож на этого сегодняшнего придурка,– осторожно сказал Олаф.– Он никогда не смог бы...
– Конечно, нет.– Она наелась, напилась, отодвинула чашку и взяла его за руку.– Как вам такое пришло в голову? Послушайте меня. Два года я наблюдала за тем, как они приходят и уходят. Одних искалечила тюрьма. Пертуччи из их числа. Другие отчаялись и потеряли надежду. Третьих воспитала улица, хотя улицы тоже бывают разные. Работая с ними, волей-неволей начинаешь различать оттенки. Если, конечно, не выходишь из себя или, наоборот, не становишься ко всему равнодушным. Майкл чувствовал обиду и ощущал себя никем. Он пошел в банду только потому, что стремился быть кому-то нужным. Теперь у него есть вы. И не обращайте внимания на то, что он бунтует. В глубине души он знает, что вы ему необходимы.
– Может быть. Но сколько волка ни корми...– Оказывается, Олаф и не подозревал, насколько это для него важно.– Знаете, Майк никогда не рассказывал о том, как он ладил с моим отцом, пока меня не было.
– Рано или поздно расскажет.
– Эйджи, мой старик был совсем не так плох. Конечно, «отцом года» *(* Титул, присуждаемый во время Дня Отцов, ежегодного американского праздника.) его не избрали бы, но... Черт побери! – Он сердито фыркнул.– Это был носатый, попивающий сукин сын, который всю жизнь провел на море. Он гонял нас, как зеленых салаг на тонущем корабле. Крики, угрозы, подзатыльники и ни одного доброго слова.
– Да, таких семей много...
– Он никогда не помогал матери. Когда она умерла, он был в Атлантике.
Это означало, что Олаф тоже оставался один. Одинокий ребенок. Сирота. Она сжала его руку.
– Он вернулся домой злой, как черт. Ему хотелось сделать из меня мужчину. Потом появились Лайза и Майкл, а я был уже достаточно взрослым, чтобы начать жить самостоятельно. Можно сказать и так: я дезертировал с этого корабля. Тогда он принялся делать мужчину – конечно, в его понимании – из Майка.
– Вы опять мучаете себя понапрасну. Изменить это не в ваших силах. Ни сейчас, ни раньше.
– Я помню, как прошел первый год после моей демобилизации. Старик был очень плох. Он ничего не помнил, мог уйти из дому и пропасть. Черт побери, я знал, что Майк где-то бегает, но у меня не было ни сил, ни времени разыскивать его. На мне был дом, бар и старик, которого нельзя было оставлять без присмотра. А Майк бросил все и смотался!
– Но вы же нашли его...
Он попытался продолжить рассказ, но махнул рукой и сел.
– Черт, для этого понадобится куча времени...
– Ничего страшного. Я хочу понять, чтобы вам помочь...
– Да вы и так всегда помогаете. Может, хотите еще супу?
Он замкнулся в себе, поняла Эйджи. Можно было либо попытаться растормошить его, либо оставить в покое и дать ему возможность собраться с мыслями. Одно другого стоит, решила она и улыбнулась.
– Нет, спасибо, это было бы уже чересчур. Он хотел рассказать ей намного больше. Он хотел снова обнять девушку и почувствовать ее голову на своем плече. Он хотел сидеть и смотреть на нее спящую. И если бы он сделал хоть что-нибудь из этого, то никогда не смог бы уйти отсюда.
– Ну что ж, я пойду, пожалуй. Представляю, как вам хочется остаться одной...
Он удалился на кухню. Эйджи недовольно поглядела ему вслед. Верно, ей хотелось остаться одной. Так почему же она ищет предлог, чтобы задержать его, не дать ему уйти?
– Эй, подождите! – Она вышла из-за стола и направилась за ним следом. Он переливал остывший суп в судок.– Еще рано. Мы могли бы провести вместе остаток дня.
– Вам нужно отдохнуть.
– Я уже отдохнула.– Чувствуя неловкость, она пустила воду и принялась мыть чашки.– Мы могли сходить хотя бы в один музей или на дневной спектакль. Жаль! Вам пришлось потратить целый день, чтобы ухаживать за мной.
– Вы все еще переживаете из-за моего выходного? – Олаф аккуратно поставил судок на полку холодильника.– Вы забыли, что я сам себе хозяин. Я могу взять другой выходной.
– Прекрасно.– Она выключила воду.– Это означает «увидимся когда-нибудь».
«Мужик, у тебя слишком крутой запал»,– вспомнил он какой-то старый анекдот, улыбнулся и стиснул ее плечи.
– Не берите в голову, голубушка. Ей-Богу, сегодня у меня был удачный день!
Она закрыла глаза, почувствовав тепло его пальцев сквозь тонкую ткань блузки.
– Подождите немножко, Стивенсон...
Он вдохнул запах ее волос и подавил желание зарыться в них лицом. Иначе он не смог бы остановиться.
– Вы не побоитесь остаться одна? Я могу позвонить этим копам и попросить, чтобы кто-нибудь побыл с вами.
– Да нет, ничего я не боюсь.– Она прижималась спиной к буфету и видела перед собой стену.– Спасибо за первую помощь.
– Пожалуйста.– Проклятье, он задерживается вместо того, чтобы уйти сразу.– Может, когда-нибудь вместе пообедаем на этой неделе?
Она сжала губы. Он гладил ее руки, и это вызывало в ней желание разреветься.
– Конечно. Я посмотрю свое расписание. Он повернул ее лицом к себе. Он ничему не поверит, если не прикоснется к ней, не обнимет ее. Эйджи приоткрыла губы для прощального поцелуя.
– Я позвоню вам.
– О'кей.– Ее веки дрогнули и закрылись. Поцелуй становился все крепче и крепче.
– Скоро.
Она прижалась к Олафу, и у него перехватило дыхание.
– Хм-м-м...– Она попыталась вдохнуть, но не успела: его язык прервал вдох на середине.
Он оторвался от ее губ и принялся покусывать мочку уха.
– Я хочу кое-что сказать.
– Да?
– Я не уйду.
– Знаю.– Она обвила руками его шею.– Это как наркотик.
– Верно.– Стараясь не задеть синяки, он осыпал ее лицо нежными поцелуями.
– Только ничего серьезного.– Она вздрогнула и впилась губами в его шею.– Я не могу позволить себе увлечься. У меня есть свои планы.
– Ничего серьезного,– согласился он. Кровь ударила ему в голову, в поясницу, в бедра... Он пинком распахнул дверь и увидел перед собой туалет.– Где эта проклятая спальня?
– Что? – Девушка очнулась и поняла, что ее уносят с кухни.– Здесь. Тахта...– Эйджи прижалась к его уху: – Она раскладывается. Я могу...
– Плевать,– выдохнул он и опустил ее на ковер.
